Онлайн чтение книги Чайка The Sea Gull
ГЛАВА VII

На следующий день уже с утра началась суета. Приносили письма и цветы, посетители осаждали дом, телефон звонил, не умолкая. Миссис Чэттертон ожидали в четыре часа, и, хотя Жуанита уговаривала себя, что ей незачем придавать такое значение встрече с блестящей миссис Чэттертон, она не могла не ощущать некоторого волнения при мысли о ней.

Во всем доме топились камины, благоухали цветы, словно в июньском саду, тогда как на дворе стояла зима. Мисс Руссель показала Жуаните великолепные комнаты миссис Чэттертон с палевой и бледно-зеленой французской мебелью, коврами нежных тонов, большими шелковыми подушками бледно-розового и темно-зеленого цветов. Всюду пахло фиалками, на столах лежали новые книги и журналы.

– О, вы не узнаете дома, когда она будет здесь! Увидите!

После нескольких часов суеты и беспорядка наступил наконец, момент возвращения хозяйки дома.

Жуанита и Анна наблюдали с верхней площадки.

Сначала появилась девушка с мехами и лакей с одеялами, затем Билли в своем широком пальто, за ним мистер Чэттертон, сияющий, любезный, суетливый, и, наконец, – стройная, великолепно одетая дама на вид лет тридцати трех или тридцати пяти, улыбавшаяся под украшенной эгретами шляпой, живая, подвижная, покрывавшая весь шум своим звонким, немного аффектированным голосом.

– О, как это мило, право! Ужасно приятно возвратиться домой! Да, да, прекрасно… Эльза! Бетс! Миссис Мэрдок (здоровалась она со слугами), как приятно видеть опять вас всех!

Она была как раз под тем местом, где стояла Жуанита. На ходу сбросив манто на руки горничной и, подойдя вплотную к галантному, краснолицему старому супругу, она сказала, ласково смеясь:

– Кэрвуд, вы очень скучали без меня?

– О, дорогая… дорогая! – отвечал он, заикаясь от радостного смятения. – Я совсем одичал тут без вас!

– Не верю! – возразила она весело. – А, вот и вы! – Последние слова относились к Кенту, вышедшему из кабинета с какой-то бумагой в руке и пересекшему вестибюль, чтобы поздороваться с миссис Чэттертон.

– О, добро пожаловать! – сказал он. – Я не имел понятия, что вы уже приехали. Неужели уже четыре часа? Очень приятно видеть вас снова дома.

Они с минуту стояли, глядя друг на друга. Потом, когда ее супруг отошел, миссис Чэттертон сказала шутливо, с медленной снисходительной усмешкой:

– К чему притворство? Мы оба отлично знаем, что вы считали минуты!

– Что же, возможно, что и считал, – отозвался Кент, отвечая улыбкой на улыбку. И больше никто из них не сказал ни слова. Несколько секунд ее рука оставалась в руке Кента, потом шумной толпой вошли друзья и знакомые и с приветствиями и смехом окружили хозяйку. До Жуаниты доносились их веселые голоса, запах духов, фиалок, меха, обрызганного накрапывавшим дождиком.

Все двинулись в библиотеку, где топился камин и был приготовлен чай и коктейли. Горничные сновали среди гостей, разнося подносы или принимая снятые меха.

Чувствовалось, что в дом вернулась хозяйка.

Было уже около шести часов, когда она медленно поднялась наверх, слегка опираясь на сильную руку сына. Он шутил с ней, смеялся, шепча ей что-то, видимо, очень забавное. Один раз она даже остановилась на ступенях и, полусмеясь, полувозмущенно запротестовала, должно быть, против какой-то рассказанной ей выходки сына.

– Билли Чэттертон, никогда я не слышала ничего более бесстыдного!

– Честное слово…

– А ты доволен, что я снова с тобой? – вдруг перебила она с прелестной уверенностью в том, что она спрашивала.

– Дженни, старушка! – фамильярно воскликнул Билли в ответ. – Да ведь во всем мире нет никого лучше тебя!

Анна Руссель, ожидавшая с Жуанитой наверху, увидев мать с сыном, поспешно потянула Жуаниту за собой в маленькую комнату на той же площадке, где были апартаменты миссис Чэттертон.

Очутившись в темноте, они там тихо разговаривали, близко нагнувшись друг к другу, когда неожиданно миссис Четтертон открыла дверь.

– Анна! – произнес звучный и повелительный голос. – Анна, где же вы?

– О, миссис Чэттертон, – Анна засмеялась сконфуженно и зажгла свет, – мы только что были на площадке, смотрели через перила, когда вы поднимались наверх.

Яркий свет зажженной над столом лампы осветил молодое, доброе, раскрасневшееся лицо Анны Руссель. Но Жуанита, в своем черном платье, с ореолом золотых волос вокруг широкого лба, оставалась в тени.

Признание, что за ней подсматривали, видимо, не особенно рассердило хозяйку дома, потому что она сказала с легкой усмешкой:

– О, вы еще насмотритесь на меня, у нас будет очень много дела в ближайшие дни. Я привезла два сундука рождественских подарков, и ни один билетик и адрес еще не написаны, ни один пакет не перевязан. Да, мистер Чэттертон сказал мне, – прибавила она небрежно, – что вы нашли для меня секретаря, Анна. Вы, по-видимому, не изменили намерения ехать к каннибалам[2]Каннибал – людоед. на съедение?

– Нет, не изменила, – засмеялась Анна. – И мой жених начинает терять терпение.

Миссис Чэттертон повернулась уходить и только на минутку остановилась на пороге, чтобы сказать небрежно через плечо:

– Анна, я, пожалуй, не пойду вниз обедать. Я устала и ужасно грязна с дороги. Загляните ко мне через полчаса и принесите письма, какие поважнее. Да, кстати, можете привести с собой мисс… – она указала легким кивком на угол, где, как тень, стояла Жуанита.

– Надеюсь, вы предупредили ее, что от нее требуется главным образом знание испанского языка и что я намерена просить сеньора Моренас проэкзаменовать ее.

Она проплыла на свою половину, а Билли, ожидавший ее за дверью, простясь, легко взбежал этажом выше, где были его комнаты.

Жуанита, немного взволнованная, немного обеспокоенная, отмечала необычайное оживление, царившее в доме. Эта красивая, властная женщина словно осветила и расшевелила все вокруг. Хлопали двери, трещали телефоны, прислуга бегала взад и вперед. Анна нервно разбирала груду писем, приготовленных ею еще с утра.

Около семи часов вечера девушки направились в спальню миссис Чэттертон.

Она только что приняла ванну и напудренная, надушенная, переодетая во что-то воздушное из светло-зеленого шелка и желтоватых кружев, сидела перед своим туалетным столом, ожидая, пока ее горничная, француженка Жюстина, окончит возиться с ее пышными рыжевато-каштановыми волосами. Жуанита, от быстрых глаз которой не укрылась ни одна подробность, обратила внимание на холеные белые руки с розовыми ногтями, лежавшие на перилах кресла. Это были красивые руки, но не руки аристократки: немного квадратные и топорные.

У миссис Чэттертон были большие, блестящие, карие глаза, очень нежная кожа, красивый овал лица. В этой женщине вы сразу чувствовали большую жизненную энергию, сильный характер. Для себя самой Джейн Чэттертон являлась центром Вселенной, и все, кто оказывался вблизи нее, быстро улавливали это.

Как бы ни был ленив и беспечен ее тон, каждое ее обращение, даже к самому незначительному из слуг, всегда было обдумано и насквозь проникнуто сознанием собственного достоинства. Это был тип женщины, которой необходима атмосфера всеобщего поклонения. Она хвалилась, что даже матросы на ее яхте, ее дантист и доктор обожали ее.

Теперь, как всегда, она держала себя, как на сцене (как про себя определила Жуанита).

Но она делала это очаровательно, и наблюдать за ней было все равно, что следить за талантливой актрисой в ее любимой роли. Если бы изысканные дипломаты, люди с титулами, властью, громкими именами были сейчас здесь, Джейн Чэттертон кокетничала бы с ними. Но, так как их не было, она пробовала силу своего обаяния на горничных, на молодой компаньонке, на будущей ее заместительнице.

– Я все-таки пойду вниз обедать, Анна, – сказала она, когда девушки вошли. – И если мы управимся сейчас со всем этим, – она взглянула на пачку писем в руках Анны, – то мне можно будет подольше отдохнуть завтра утром.

Блестящие глаза, устремленные на тщательно обработанные ногти, которые она осторожно потирала о лежавший на ее коленях кусок шелка, на миг поднялись и встретили взгляд Жуаниты.

– Это и есть та самая молодая особа, Анна? – спросила она, открыто и пристально оглядывая девушку. – Садитесь обе. Вы, Анна, конечно, объяснили мисс, что в настоящий момент главное для меня – ее знание испанского. Сеньор Моренас будет приходить три раза в неделю. Но мне необходима ежедневная практика, и это уже будет ее задачей… Не дергайте так, Жюстина, у меня голова еще болит от тряски в поезде!

Все это было сказано неторопливым, приятным голосом.

– Мисс Эспиноза – наполовину испанка, – объяснила Анна Руссель со свойственной ей подавленной стремительностью. – Испанский язык ей – родной.

Миссис Чэттертон вдруг закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Она казалась немного бледной и усталой, но это делало ее еще красивее.

– Взгляните, кто это там стучит, Жюстина, – пробормотала она. Анна кивком головы выслала из комнаты одну из девушек, обеспокоившую миссис Чэттертон.

Жуанита, довольная, что на нее не обращают внимания, еще глубже уселась в своем кресле и перевела дух. Ожидаемая встреча с хозяйкой этого огромного дома, о которой она столько наслышалась, долго держала ее в напряжении; хотя она твердила себе, что миссис Чэттертон и не заметит этот новый маленький винтик в ее машине и опасаться ее нечего, но ей было так важно сохранить хотя бы на зиму это место и остаться в Калифорнии, что она невольно волновалась.

– Мистер Чэттертон просит узнать, – доложила с порога горничная, – не предпочтет ли мадам легкий ужин в его библиотеке наверху. Мистер Билли пообедает с ним и придет потом наверх.

– Погодите минутку! – миссис Чэттертон крепко прижала к глазам свою унизанную кольцами руку. – Передайте мистеру Четтертону, – сказала она после минутной паузы, во время которой в комнате царила мертвая тишина, – передайте, что я непременно приду вниз, и пускай он пригласит для бриджа после обеда кого ему вздумается.

И, все еще не открывая глаз, она остановила ловкие руки камеристки, пробормотав:

– Еще минутку, Жюстина!.. И погасите этот верхний свет, пожалуйста. Что у вас есть важного, Анна? – обратилась она к мисс Руссель, страдальчески морщась.

Анна порылась в пачке писем. Приглашения, повестки в клуб, разные сообщения – все это она бегло прочитывала, а миссис Чэттертон, лежа в кресле с закрытыми глазами, томно делала необходимые указания.

– К этому мы еще вернемся… Ответьте им, как можно любезнее, что я не могу сделать того, о чем они просят. Хорошо, Анна? Пошлите туда чек на небольшую сумму с пожеланием, чтобы мое имя не возглавляло списка…

Анна делала пометки карандашом на полях всех писем и просьб.

Жуанита сидела, слушала и спокойно любовалась роскошью вокруг, так как хозяйка все не открывала глаз. На фоне подушек эта неподвижная голова казалась головой мраморной статуи.

В спальне было тепло, пахло цветами и духами. Мягкий свет ламп, низкая кровать под пологом, кружева и шелк которой небрежно спускались на дорогие ковры, покрывавшие пол; на восьми окнах были спущены тяжелые занавеси, только девятое окно было открыто, и оттуда дул сырой ветерок… В прилегающей к спальне комнате, где хозяйка обыкновенно завтракала по утрам, стояла сегодня дюжина сундуков и чемоданов, откуда сыпались все чудеса арабских сказок в руки горничных, торопливо и бесшумно входивших и выходивших, раскладывавших и убиравших эти сокровища по шкафам.

Но несмотря на всю эту суету, здесь царила тишина, показавшаяся Жуаните даже странной. Она подумала с тоской о старом ранчо, где в закрытых комнатах пахло мышами и сыростью, где над низкой кровлей вздымались ветви эвкалиптов и перечников, слышался скрип мельницы, мычание коров – и все покрывал рокот моря – ее моря, где серые волны набегали, скользили снова вниз, журча, брызгая, увлекая за собой упирающиеся камешки, а над ними мелькали зигзаги белых крыльев и звучали резкие крики чаек.

– Собственно, это следовало бы делать вам, мисс Эспиноза, – сказала с улыбкой Анна, понизив голос и указывая на свои заметки, когда наступила минутная пауза.

– Я бы охотно… – начала шепотом Жуанита.

Но раньше, чем она успела взять карандаш, звучный голос миссис Чэттертон нарушил тишину.

– Как ваше имя? Эспиноза?

– Да, миссис Чэттертон, – ответила Жуанита, немного оробев, но сохраняя свою застенчиво-доверчивую манеру.

– Где вы ее нашли, Анна?

– Она прочла объявление в «Аргонавте», миссис Чэттертон, – объяснила Анна. – Мне пришлось поместить его, после того как я тщетно пыталась найти вам подходящего человека через испанского и мексиканского консулов. Вы не можете себе представить, каких старых чудачек мне присылали! И все они никогда раньше не служили за плату и смотрели на это, как на нечто их унижающее.

– Мне знаком этот тип, – перебила с некоторым нетерпением миссис Чэттертон. – Да, так вернемся к вам, мисс Эспиноза. Вы уроженка Калифорнии?

Краска залила лицо Жуаниты. Она отвечала тихо, словно через силу.

– Я родилась на ранчо в Монтерей-Каунти. Моя мать… – она прочистила горло, – моя мать умерла шесть недель тому назад.

– О, простите, я очень сожалею! – В голосе спрашивающей послышалось участие и замешательство… – Боже, моя голова раскалывается от боли! – она выпрямилась в кресле и сжала обеими руками виски.

– Мне не следовало утомлять вас сегодня! Боже, как жаль! Вы измучены и дорогой и всем этим шумом, встречей. Мы лучше уйдем, – всполошилась Анна.

– Да, пожалуй, это будет лучше, – согласилась миссис Чэттертон, улыбаясь побелевшими губами. – Итак, ваше имя Жуанита Эспиноза? – спросила она, не глядя на девушку, с таким выражением, словно каждое слово причиняло ей боль.

– Да, госпожа, – Жуанита незаметно кинула Анне удивленный и растерянный взгляд.

– Анна… Мисс Руссель, – миссис Чэттертон все еще с трудом произносила каждое слово, – должна была бы сказать вам, что к сожалению… к сожалению и только потому, что мне нужна особа постарше вас… – Она почти с мольбой смотрела на пораженную Анну.

– Вы ведь знаете, что это так, Анна?.. Но, во всяком случае, мы еще посмотрим, дело терпит, – заключила она почти с отчаянием.

– Мы потолкуем об этом завтра. Сегодня я слишком устала. Доброй ночи, мисс Эспиноза! Анна, не останетесь ли вы на минутку?

Жуанита в смятении вышла из комнаты. Тогда миссис Чэттертон снова погрузилась в свое кресло и нервно стиснула пальцы Анны.

– Где вы откопали эту девушку, Анна?

– Но ведь я говорила… Она откликнулась на объявление в «Аргонавте». Не больны ли вы? Может быть, позвать Жюстину?

– Нет, нет! Я хочу побыть одна.

– Она очень молода, – осторожно сказала Анна, – но славная девушка, и у нее было столько горя! Она великолепно говорит по-испански, – сегодня, например, я слышала, как она болтала с одним из рабочих в саду и…

– Она успела завоевать вашу дружбу, – и это говорит в ее пользу, – открывая глаза, сказала госпожа уже обычным тоном. – Она мне напомнила человека, которого я когда-то знала, и это меня на миг потрясло… при такой усталости…

– Разумеется, – подхватила Анна.

– Я не выношу поезда, вы знаете… И всю прошлую ночь я не смогла сомкнуть глаз.

– А тут еще мы вас так утомили! Это уже моя вина!

– Ничуть, моя милая, вы всегда одинаково заботливы… Ну, теперь спускайтесь вниз, пришлите ко мне Жюстину и не огорчайтесь! Я утром потолкую с мисс Эспинозой – и тогда посмотрим…

– Удивительно, как легко вы запомнили ее имя, – восхитилась Анна, уходя. – А я долго не могла… Звала ее то мисс Валенсиа, то мисс Мильфлорес, словом – всеми испанскими именами, какие когда-нибудь слышала.