Онлайн чтение книги Синдик The Syndic
Глава 7

Началось это, когда девушка провела его через двери комнаты для заседаний. Обычно появляются дурные предчувствия: обычно теряют дар речи. Но огромные сводчатые двери наводят ужас, распахиваясь перед вами, и еще больше ужасают, за вами закрываясь.

— Где мы? — наконец спросил он. — Кто вы?

Она ответила: — В лаборатории психологии.

На него это возымело такой же эффект, как если бы образованному молодому человеку в 1950 году сказали «отдел алхимии» или «лаборатория астрологии».

Он равнодушно повторил:

— «Лаборатория психологии». Ладно, не хотите говорить, не надо. Я и так иду добровольно.

Это должно было напомнить ей, что он был чем-то вроде героя и с ним следует обращаться с определенной долей уважения, оставив при себе ее ядовитые шуточки.

— Именно так, — сказала она, возясь с замком еще одних сводчатых дверей. — Я — психолог. Кроме всего прочего, зовут меня Ли Фалькаро, раз уж вы спросили.

— Родственница старого маф… Эдварда Фалькаро?

— Прямая, по линии Симона. Он мой дядя по отцу. Отец — на юге, в Майами, он занимается в основном бегами и игорным бизнесом.

Вторая огромная дверь вела в комнату, вся атмосфера которой свидетельствовала о зауми.

— Садитесь, — предложила она, указав на очень необычное кресло. Он сел и обнаружил, что это кресло оказалось самой удобной мебелью, на которой он когда-либо сидел. Оно настолько удобно охватывало все тело, что оно нигде не давило и не покалывало. Девушка тем временем посмотрела на табло, размещенное на спинке кресла и что-то пробормотала о его настройке.

Он запротестовал.

— Не говорите глупостей, — решительно возразила она.

Сама она села на обычный стул. Чарлз обернулся в своем кресле и обнаружил, что его кресло поворачивается вместе с ним. По-прежнему никакого давления, никаких неудобств.

— Вы удивились, — начала она, — услышав слово «психология». У нее трудная история, и люди воспринимают ее как какую-то грязную работу. Верно, что сегодня не особенно-то стремятся изучать человеческий мозг. Люди живут без забот. Все, что они хотят, они получают без видимых усилий. Говоря языком вашего дяди Фрэнка Тэйлора, Синдик — это организация соответствующей структуры с высокой нравственностью и народной поддержкой. На моем же языке Синдик — это имидж отца, хорошо выполняющего роль отцовства. Если дела идут хорошо, люди не копаются в себе, не занимаются интравертизмом. Конечно, трудно назвать причину, почему в моей семье попытались сохранить традиции экспериментальной психологии. Очень, очень давно старый Амадео Фалькаро консультировал профессора Оскара Штернвайса с факультета психологии Колумбийского университета — он не был похож на того импровизатора, каким его пытаются представить в учебниках истории. Случилось так, что одна из его дочерей вышла замуж за сына Штернвайса и унаследовала записи, библиотеку и аппаратуру профессора. У нее стало какой-то привычкой поддерживать их в порядке. Когда каждая психологическая школа пыталась доказать, что она одна права, а остальные не правы, и что психология кончилась как наука, это не затронуло семейную традицию, и она оставалась в стороне от этой перебранки.

А сейчас вы небось удивляетесь, что это имеет общего с попыткой внедрить вас в правительственные структуры?

— Да, — горячо проговорил Чарлз. Если бы она не состояла в Синдике, то несколько минут назад он бы возмутился, обозвал все это чушью и ушел. Но поскольку она не только была членом Синдика, но и принадлежала к фамилии Фалькаро, ему не оставалось ничего другого, как выслушать ее болтовню и уйти только потом. Вся эта психология — сплошной вздор. Иды, сверхсознание, интеллектуальные векторы, консультирование, психосоматия… — вздор душевнобольных стариков. Это каждый знает.

— Как мы знаем, Правительство применяет для первичного «просвечивания» новичков специальные расслабляющие наркотические вещества. Для надежного повторного «просвечивания» они применяют физиологический детектор лжи, действие которого основано на том факте, что произнесение ложных ответов вызывает определенную напряженность тела. Мы обойдем это путем создания о вас легенды как о юноше, по некоторой существенной причине ненавидящем Синдик…

— Простите, но вы только что мне сказали, что их нельзя одурачить!

— Мы не собираемся их дурачить. Вы будете на самом деле юношей, ненавидящим Синдик. Мы на некоторое время сотрем вашу настоящую личность. Мы будем каждый день в течение полугода пичкать вас секоналом. Мы похороним Чарлза Орсино под горой внушений, принуждений и наваждений, которые будут охватывать вас шестнадцать часов в сутки, а вы не сможете сопротивляться, будучи в состоянии грогги. Обычно такая искусственно созданная личность бывает невротичной, но это только еще более будет способствовать вашей миссии.

Впервые в жизни он столкнулся с метафизикой.

— Но… Но… Как мне узнать, что я — это я?

— Мы думаем, что сможем вас переключить на старую личность. Когда вы принесете присягу на верность Правительству, вы сможете вернуться к своей прежней личности.

Он не преминул заметить, что на ее лобике появилась пара маленьких морщинок, когда она произнесла мы думаем и сможем . Он знал, что в некотором смысле сейчас он ближе к смерти, чем если бы в него попала пуля Хэллорана.

— Может, этого хватит? — просто спросила она.

Здесь смешались многие факторы. Жизнь ради Синдика, как в детских исторических книжках. Этот фактор не следует слишком преувеличивать. Но если его умножить на это будет повеселее, чем самое отчаянное поло и на это здорово повысит мой престиж в этом семействе, то вы получите Уже что-то близкое к тому, что есть на самом деле. И как-то, под заинтересованным взглядом Ли Фалькаро, он отказался разделить эти факторы словами если все это сработает .

— Я согласен, — сказал он.

Она улыбнулась. — Это не будет слишком тяжело. Раньше нужно было запоминать, как ты голосовал на выборах, какой у тебя номер страховки, военный табельный номер, адрес, — все то, что они могли бы проверить, сотни всяческих мелочей. Сейчас же все, чем мы должны вас обеспечить — это имя и вымышленная жизнь.

Началось это в весенний лень и продолжалось до глубокой осени.

Колокольчик звенит.

Огоньки мигают.

Маятник раскачивается.

Ты — Макс Вайман с территории Синдика, Баффало. Ты — Макс Вайман с территории Синдика, Баффало. Ты — Макс Вайман с территории Синдика. Баффало. Ты — Макс Вайман с территории Синдика. Баффало…

Жареные сосиски по утрам, тебе ведь нравился их запах, доносившийся из булочной на Везей стрит.

Мистер Как-его-там, усатый учитель английского языка, требовавший, чтобы ты продолжал свое образование в колледже…

… но работа на складе была ближе к дому, а им был нужен человек в аварийную бригаду…

Ты — Макс Вайман с территории Синдика, Баффало. Ты…

Колокольчик звенит.

Огоньки мигают.

Маятник раскачивается.

Жареные сосиски, усатый учитель, любимое стихотворение и страница 25, параграф 3. Максимальная скорость транспортера для рогатого скота равна 3 милям в час; старые транспортеры поддерживают эту скорость с помощью специальных редукторов, пара которых образует 18-дюймовый стандартный блок. В новых конструкциях поддержание нужной скорости осуществляется непосредственно приводом от специального надежного агрегата. Это накладывает особую ответственность на лиц, занимающихся техническим обслуживанием, которые должны отличать друг от друга эти два типа конструкций, иметь два комплекта чертежей и определенное количество взаимозаменяемых деталей, хотя общий принцип проектирования сводит это количество к минимуму. Основное различие между обмоткой стандартных 18-дюймовых и низкооборотных роторов…

Конечно, Макс Вайман, теперь дела обстоят лучше, за тобой большой должок Джиму Хогану, крестному отцу Синдика в Баффало, что бился за твою свободу в добрые старые времена, и его потомкам, которые без устали работают ради твоей свободы и счастья.

А сейчас счастье — это девушка по имени Инга Кнобель, сейчас, когда ты почти мужчина…

Ты — Макс Вайман с территории Синдика. Баффало. Ты — Макс Вайман с территории Синдика, Баффало…

и именно Инга Кнобель стала той причиной, почему ты отбросил идиотские мечты о научной карьере, ради ее губ, и волос, и глаз, и ног, значивших для тебя больше, чем что-либо, больше, чем…

Более поздние фонологические изменения включают в себя палатальную ассимиляцию, то есть перед ht и hs дифтонги ео и io, возникшие от слияния гласных, становятся ie (i, у), как, например, в словах cneoht, chieht и сеох (х слышится, как hs), siex, six, syx…

Идиотская мечта о карьере ученого, о том, как отомстить Синдику и…

Колокольчик звенит.

Огоньки мигают.

Маятник раскачивается.

… отомстить Синдику и молодому Майку Хогану, оказавшемуся соседом, и Инга сказала, чтобы он остановился и сказал ему «Привет!», но он, конечно, был почти вежлив…

так что ты хорошо заучил учебники, и в один прекрасный день ты отправился по аварийному вызову, и никто из старых работников не мог сказать, почему этот насос зачихал (это был огромный насос, настоящий монстр, подававший силос на четыре мили в хранилище где-то в пригороде, а бычки мычали на бойне от голода), а ты нашел поломку, заварил дыру, и насос снова заработал, а ты получил отгул на всю вторую половину дня.

Вот тут-то они и попались.

Ли Фалькаро (отдавая неразборчивые команды через жесткий, сжимавший тело скафандр): — Адреналин, ярче картинку и громче звук!

Ассистент (раскупоривая иглу одноразового шприца, которая входит в руку, увеличивая контрастность и громкость): — Он слабеет.

Ли Фалькаро (шепотом): — Я знаю, я знаю, это как раз то, что надо.

Ассистент (почти неслышно): — Стерва хладнокровная.

Ты — Макс Вайман. Ты — Макс Вайман….. и ты не знаешь, что делать с Синдиком, который предал тебя, с девушкой, которая изменила тебе с живой шишкой из Синдика, с мечтой о научной карьере, полностью затоптанной, с любовью, уничтоженной после стольких обещаний и клятв, с верой в двадцать лет, тоже испоганенной после бог знает скольких обещаний.

Колокольчик звенит.

Огоньки мигают.

Маятник раскачивается.

И двойной виски с пивом.

Ли Фалькаро: спирт.

(Спирт капает из стерильной бутыли, медленно просачивается через пробку и попадает в руку этого что-то бормочущего, обмякшего тела, его молекулы расходятся в плазме крови: через несколько секунд они проникают через клеточные стенки в клетки мозга; эти гелевидные клеточные мембраны изменят свою структуру при соприкосновении с молекулами спирта; эта клеточная мембрана утончается, потоки ионов, курсировавшие по накатанным дорожкам из цепочек нейронов, легче находят свой путь через эти истонченные ядом мембраны. «Память», «идея», или «ценность» — это только некоторая конфигурация нейронов, связанных между собой ионными потоками, исчезающая, когда эти потоки ионов находят более простые пути. Новые «память», «идеи», «надежды» и «ценности» — это конфигурации нейронов, связанные между собой вновь возникшими потоками ионов).

Любовь и верность умирают, но не так, будто их никогда не было. Остаются их призраки, Макс Вайман, и они тебя преследуют. Они преследуют тебя от Баффало до Эри, но ни в Мексике с ее марихуаной, ни в Тампе с ее текилой, ни в Питтсбурге с его зубровкой, ни в Нью-Йорке с джином тебе не найти от них достаточно глубокого укрытия.

Ты рассказываешь случайным прохожим, зашедшим на этот уголок пропустить стаканчик и немного поболтать, что ты — самый лучший монтер; ты расскажешь им, что женщины отвратительны, ты говоришь им, что Синдик — здесь ты настораживаешься и с пьяной опаской осматриваешься вокруг, понижая голос, — ты говоришь, что Синдик тоже не так хорош, и пьяным голосом читаешь наизусть стихи, пока собутыльники не уходят, озадаченные и озабоченные.

Ли Фалькаро (проводя рукой по лбу): — Ладно, достаточно. Отключи шланги, дай ему двое суток полежать в постели и потом оставь его на улице, ведущей в Ривередж.

Ассистент: — Может ли этот аппарат проникнуть в стертую память?

Ли Фалькаро (с неуправляемой гримасой на лице): — Нет, к сожалению, нет.

Ассистент (беззвучно, вытаскивая иглу капельницы из плеча испытуемого): — Какой дурачок будет на новенького?