Онлайн чтение книги Огненный трон The Throne of Fire
3. Мороженщик замышляет погубить нас

Сейди

Даже странно, как легко забываешь, что у тебя рука охвачена огнем.

Простите, я не представилась. Это я, Сейди. Надеюсь, вы не думали, что мой братец будет вещать здесь один? Такой пытки не заслуживают даже демоны.

Итак, прилетели мы в наш бруклинский дом, и все начали прыгать вокруг меня. Вы уже догадались, что из-за свитка? Он так и прилип к моей правой руке.

– Да успокойтесь вы! – отмахивалась я. – Лучше Жас помогите!

Если честно, я не против, когда на меня обращают внимание. Однако сейчас я была не самым интересным объектом. Мы опустились на крышу особняка. Странное, надо сказать, здание: пятиэтажный куб из песчаника и стали. Помесь египетского храма с музеем. Особняк этот стоит на крыше заброшенного склада, а склад находится почти у самого берега Ист-ривер. Дом просто нашпигован магией, и простые смертные видят лишь обшарпанную коробку склада.

С крыши можно было вдоволь полюбоваться панорамой Бруклина, охваченного белым пламенем. Магический свиток успел осчастливить призрачным огнем едва ли не все бруклинские крыши по пути нашего следования из музея домой. Конечно, огонь был не настоящий. Он не обжигал и никаких пожаров не вызвал, а вот панику спровоцировал изрядную. На улицах надрывались сирены полицейских и пожарных машин. Люди стояли, задрав головы, и глазели на пылающие крыши. Никто ничего не понимал. В вечернем небе кружили полицейские вертолеты и зачем-то шарили по крышам прожекторами.

Если вам этого мало, представьте моего брата, который в тот момент отвязывал грифона от тростниковой лодки и следил, как бы чудище не слопало наших учеников.

А вот что касается Жас, тут нам было не до смеха. К счастью, она дышала, но находилась в странном состоянии, похожем на кому. Когда она открывала глаза, они сияли белым огнем. Нехороший знак.

По пути домой Хуфу пытался исцелить Жас своей знаменитой бабуинской магией: стучал ей по лбу, шумел и пытался засунуть ей в рот жевательные конфеты. Хуфу наверняка считал, что все это должно помочь Жас, но, увы, от его магии состояние девушки ничуть не изменилось.

Дома бабуин уступил место Уолту. Тот осторожно опустил Жас на носилки, укутал теплым одеялом. Сидя на корточках, Уолт гладил ее по волосам, не обращая внимания на других наших учеников. Заботливый он парень. Честное слово.

В общем-то, я совсем не обращала внимания на то, какое у него симпатичное лицо (особенно в бледном лунном свете) и какие мускулистые руки. Мне даже было все равно, что в музее они с Жас держались за руки и…

Простите. Что-то я отвлеклась от темы.

Я отошла в дальний угол крыши, ощущая себя заезженной клячей. Правая рука чесалась. Наверное, от папируса. Магическое пламя покалывало пальцы.

Я полезла в карман и достала восковую фигурку. Ту, что Жас отдала мне в музее. Это была одна из ее целительных фигурок. Ими можно лечить болезни и снимать заклятия. Обычно такие фигурки не имеют сходства с конкретным человеком, однако над этой Жас потрудилась. Фигурка как раз и предназначалась для спасения конкретного человека и охраны его от превратностей судьбы. Ради чего? Ради возможного спасения мира. Вам смешно? Раньше я бы тоже посмеялась… Ладно, продолжаю. У фигурки были курчавые волосы, узнаваемое лицо. Маленькие ручки сжимали маленький меч. На груди Жас иероглифами вывела: «КАРТЕР».

Я вспомнила ее слова. В музее Жас говорила, что фигурка мне скоро понадобится.

Предсказательницей Жас не была и заглядывать в будущее не умела. Тогда как понимать сказанное ею? И как я узнаю, когда именно мне надо воспользоваться помощью фигурки? Глядя на мини-Картера, я испытывала непонятное, пугающее чувство. Судьба брата была в буквальном смысле у меня в руках.

– Ты не пострадала? – спросил женский голос.

Я поспешно убрала фигурку.

Надо мной стояла моя давняя подруга Баст. Она слегка улыбалась. Ее желтые глаза мерцали, и трудно было понять, чего в них больше: заботы или любопытства. С богиней кошек никогда ничего не знаешь наверняка. Черные волосы Баст стянула резинкой в конский хвост. На ней было ее любимое одеяние под цвет леопардовой шкуры. Ни дать ни взять – цирковая артистка, завораживающая публику лихим сальто назад. А она, наверное, могла бы. Я же вам говорила: определенность и кошки – понятия несовместимые.

– Я великолепно себя чувствую, – соврала я. – Вот только…

Я беспомощно помахала рукой с прилипшим свитком.

– Хм… – Кажется, при виде свитка Баст стало малость не по себе. – Попробую тебе помочь.

Она присела рядом со мной и принялась напевать заклинание. (Правильнее сказать, «намурлыкивать».)

Очень странно, когда твоя бывшая киса, которую ты могла и со стола шугануть, и за хвост дернуть, произносит заклинание. Несколько лет Баст жила в теле Маффин – моей египетской кошки. Кто бы мог подумать! Каждую ночь рядом со мной на подушке спала сама богиня кошек. Что касается Баст, она появилась в нашей жизни недавно – после того взрыва в Британском музее, когда наш отец выпустил на волю целую компанию древних богов.

Оказалось, Баст целых шесть лет оберегала меня. С того самого дня, как родители освободили ее из заточения в Дуате, куда отправили на вечное сражение со змеем Апофисом – воплощением хаоса.

Конечно, в двух словах всего не расскажешь, но я попробую. Наша мама умела предвидеть будущее. Она узнала, что Апофис в конце концов сумеет выбраться из своей тюрьмы в Дуате, и тогда наступит конец света. Если бы Баст и дальше сражалась с ним одна, он бы ее уничтожил. Мама решила: надо освободить Баст, и она сыграет важную роль в грядущей битве с хаосом. Вот так мои родители вызволили Баст из Дуата. Для освобождения понадобился всего миг. Нужно было открыть и тут же закрыть «тюремную камеру» Апофиса. Однако маме это стоило жизни. Баст посчитала себя в долгу перед нашими родителями и стала моей хранительницей.

После истории с отцом Баст вышла из тела Маффин. Когда требовалось, она становилась компаньонкой в наших с Картером путешествиях (взрослые всегда подозрительно относятся к ребятам нашего возраста, путешествующим самостоятельно). Случалось, брала на себя обязанности поварихи. (Кстати, если она вам предложит какое-нибудь блюдо с «Фрискис», ни за что не соглашайтесь.)

А по Маффин я скучала. Иногда даже с трудом удерживалась, чтобы не почесать Баст за ухом. Правда, теперь никто не спит у меня на голове. При всей миниатюрности Баст это было бы… тяжеловато.

Баст окончила произносить заклинание. Пламя погасло. Мои пальцы сами собой разжались, и свиток упал мне на колени.

– Слава богу, – пробормотала я.

– Ты хотела сказать, богине, – поправила меня Баст. – Думаю, ты устала от этого огня. И потом, сила Ра – неподходящее средство для городской иллюминации.

Я огляделась. Над крышами больше не плясали языки белого пламени. Бруклин выглядел почти нормально, если не считать массы красно-синих мигалок полицейских машин и толп возбужденных жителей. Впрочем, жители тоже вели себя вполне нормально: боялись и строили разные домыслы. Им же никто ничего не объяснил.

– Как ты сказала? Сила Ра? Я думала, что свиток – всего лишь ключ. Так это… настоящая «Книга Ра»?

Конский хвост Баст встал почти вертикально и заходил взад-вперед. Совсем как у кошки, которая чем-то встревожена. Я догадалась, почему Баст так завязывает свои волосы. Иначе они бы торчали в разные стороны, а ее голова была бы похожа на морского ежа.

– Свиток… часть книги, – не слишком охотно ответила богиня кошек. – Помнишь, я тебя предупреждала. Сила Ра почти не поддается управлению. Пытаться разбудить этого бога – опасное занятие. В следующий раз его огонь может оказаться менее милосердным.

– Но ведь Ра – твой господин. Неужели ты не хочешь, чтобы он пробудился? – спросила я.

Баст опустила глаза. Я поняла, что сморозила чушь. Конечно, Ра был ее господином. В незапамятные времена он сделал Баст своей защитницей. Но потом не кто иной, как Ра, отправил ее в тюрьму, чтобы сдерживать натиск своего главного врага Апофиса. Это позволило Ра удалиться, так сказать, с чистой совестью. Эгоист он, уж если хотите знать мое мнение.

Благодаря нашим родителям Баст вышла из заточения. И одновременно… дезертировала со своего поста, нарушив приказ. Понятно, что сейчас ее обуревали смешанные чувства по поводу встречи с Ра.

– Давай отложим этот разговор до утра, – дипломатично предложила мне Баст. – Тебе нужно отдохнуть. И потом, свиток можно разворачивать лишь при свете дня, когда легче справиться с силой Ра.

От папируса все еще шел пар.

– Говоришь… легче справиться? Я снова не запылаю?

– Сейчас можешь спокойно к нему прикасаться, – заверила меня Баст. – После нескольких тысяч лет заточения свиток сделался очень восприимчивым к любой энергии: магической, электрической, эмоциональной. Я снизила порог восприимчивости. Так что больше он не вспыхнет.

Я осторожно взяла свиток. Баст оказалась права. Папирус не прилип к моим пальцам и не заставил светиться городские крыши.

– Ложись спать, – посоветовала Баст, помогая мне подняться. – Я скажу Картеру, что с тобой и со свитком все в порядке. И потом… – Она улыбнулась. – Тебе обязательно надо выспаться. У тебя завтра особый день.

«Да, – с грустью подумала я. – Особый день. О котором никто не помнит, кроме моей кисы».

Картер по-прежнему был занят дрессировкой грифона. У того из клюва торчали шнурки кроссовок брата. Похоже, грифон не собирался их отдавать.

Почти все из двух десятков наших учеников стояли возле Жас, пытаясь ее разбудить. В том числе и Уолт. Почувствовав мой взгляд, он ненадолго поднял голову и тут же снова склонился над Жас.

– Ты права. Пойду-ка я спать, – сказала я Баст. – Тут и без меня обойдутся.

Моя комната – прекрасное место, куда можно скрыться вместе со своим паршивым настроением. До этого у меня была другая комната, в мансарде лондонского дома, где живут мамины родители. Иногда я скучала по прежней жизни, по подругам Лиз и Эмме и всему остальному. Но по сравнению с той комнаткой эта казалась просто дворцом.

Начну с того, что здесь у меня был балкон, выходивший на Ист-ривер. Плюс громадная кровать, персональная ванная и гардеробная, где непостижимым образом появлялась разнообразная новая одежда. (Если что-то пачкалось, оно само стиралось и чистилось.) Добавьте к этому встроенный холодильник, стилизованный под старинный комод, а в холодильнике – приличный запас моего любимого напитка «Рибена» (в Штатах его не делают, приходится заказывать в Англии) и шоколадных конфет. (Должны же у девчонки быть маленькие радости!) Ну и конечно, крутой музыкальный центр. У стен комнаты – магическая звукоизоляция. Я могла хоть среди ночи запустить музыку на полную громкость и не бояться разбудить дражайшего братца в комнате по соседству. На комоде стоял старенький кассетник, подаренный мне бабушкой и дедом почти сразу, как я у них поселилась. Кассетник морально устарел, да и внешний вид у него оставлял желать лучшего. Спросите, зачем я тащила его сюда из Лондона? Наверное, по причине своей сентиментальности.

Я не стала запускать кассетник. Включать музыкальный центр тоже не хотелось. Ограничилась своим айподом. Пролистала папки, нашла озаглавленную «Когда грустно». Как раз под мое настроение.

Подборка начиналась с альбома молодой английской певицы Адели. Альбом назывался «19». Когда же я слушала его в последний раз?

Я стала вспоминать… и в глазах защипало. Эти песни я слушала в тот самый день, когда отец с Картером прилетели в Лондон, а потом мы отправились в Британский музей… Кто бы мне сказал тогда, что моя жизнь так круто изменится!

Адель умеет хватать за сердце. Поет так, будто у нее самой сердце разрывается. Песня была про парня, которого она любила, а тот ее почти не замечал. Ну что еще ей сделать, чтобы у него проснулась любовь к ней?.. Сейчас я воспринимала эту песню не так, как в Лондоне. А в ту пору я думала о нашей семье. О маме, которой не стало, когда я была совсем маленькой. Об отце и Картере. Они путешествовали по всему свету. Им и без меня было хорошо. Две встречи в год, а остальное время живи с дедом и бабушкой, терпи стариковское занудство и все такое.

Тогда я многого не знала. Оказалось, все гораздо сложнее. Отец не просто так оставил меня в Лондоне. Мамины родители были очень злы на него и считали именно его виновным в смерти их дочери. Однажды дед бросился на отца с лопатой. Они с бабушкой наняли юристов, задавшись целью лишить отца родительских прав. Но и это было лишь одной из причин. Главная причина крылась совсем в другом. Зная о наших с Картером магических способностях, отец не хотел, чтобы мы мешали друг другу, пока не подрастем и не научимся управлять собственной силой. Честно говоря, эти месяцы сблизили нас с братом. Мы не потеряли отца безвозвратно, хотя не могли звонить ему и слать электронные письма. Наш отец стал теперь богом Нижнего мира, мира мертвых. А мама… я видела ее призрак. Это тоже что-то значит.

Песня Адели разбудила во мне прежнюю боль и злость. Совсем как накануне Рождества. А я-то думала, что справилась со всем этим.

Мой палец застыл над кнопкой ускоренной перемотки. Нет, дослушаю до конца. Древний папирус я бросила на комод, рядом с кассетником. Туда же отправился мини-Картер и моя сумка с магическими принадлежностями. Я полезла в сумку за посохом и только сейчас вспомнила, что его уничтожил грифон.

– Поганая тварь с куриными мозгами, – пробормотала я.

Я открыла дверцу своего необъятного гардероба. С внутренней стороны она была густо обклеена фотографиями. В основном прошлогодними снимками: моими и моих подруг. С одного из них таращились три физиономии: моя собственная, а также физиономии Лиз и Эммы. Это мы кривлялись в фотоавтомате на Пикадилли. Неужели еще в прошлом году мы были такими детьми? Сейчас я бы ни за что не стала корчить рожи.

А ведь завтра я могла бы увидеться с Лиз и Эммой. Бабушка с дедушкой звали меня приехать. Я собиралась слетать в Лондон… а тут эта «бомба» Картера. «У нас остается всего пять дней, чтобы спасти мир». Куда поедешь после таких слов? И что вообще нас ждет через пять дней?

Картинок, не имевших отношения к моей лондонской жизни, было две. Одна (тоже снимок) запечатлела меня, Картера и нашего дядю Амоса накануне его отъезда в Египет на… как бы подобрать слово поточнее? Когда человек едет за помощью к магам, чтобы избавиться от последствий одержания злым богом. Отдыхом это никак не назовешь.

Вторая картинка – репродукция, изображающая Анубиса. Думаю, вы такую видели: человеческая фигура с головой шакала. Это бог похорон, смерти и всего такого. В искусстве Древнего Египта его встретишь повсюду. Вот он ведет души умерших в Зал суда. Вот склоняется над весами, на одной чаше которых лежит сердце скончавшегося, а на другой – «перо истины».

Зачем я прикрепила эту картинку на дверцу своего гардероба?

[Хорошо, Картер. Я расскажу, если ты закроешь рот. Договорились?]

В общем-то, я… немного влюбилась в Анубиса. Понимаю, это звучит глупо: современная девчонка сохнет по парню с шакальей головой, которому пять тысяч лет. Но когда я смотрю на эту картинку, то вижу Анубиса совсем другим. Таким, каким он мне встретился в Новом Орлеане. Парнем лет шестнадцати. Он был в черной кожаной куртке и черных джинсах, со спутанными темными волосами. А глаза у него были шоколадно-коричневыми. Красивые и печальные. И никакой головы шакала!

Понимаю, этим я ничего не объяснила. Если хотите, можете считать меня дурой. Я и сама иногда так думаю. Ну что между нами общего? Анубис – бог. После событий в красной пирамиде я его не видела и не получала от него никаких вестей. Тоже ничего удивительного. Правда, мне тогда показалось, что я ему понравилась. Он даже намекнул… Нет, наверное, я это сама выдумала.

С того времени, когда к нам приехал Уолт Стоун… то есть почти два месяца назад… я думала, что забуду Анубиса. Я понимаю: Уолт приехал учиться, и нечего туманить себе голову дурацкими мечтами. Но я помню, как между нами проскочила искра, когда мы впервые увидели друг друга. А потом появилась Жас, и Уолт стал от меня отдаляться. Он вел себя очень осторожно. Вот только взгляд у него всегда был какой-то виноватый.

Никакой личной жизни. А та, что есть, никуда не годится. Однажды дядя Амос сказал: «За магические способности приходится дорого платить».

Песня Адель была длинная, и я успела переодеться. Неужели все ее песни о том, что парни ее не замечают? Меня вдруг это стало доставать.

Я выключила айпод, вытащила наушники и плюхнулась в кровать.

Вместо покоя сон принес мне новые тревоги.

Наш сон в бруклинском доме окружен солидной магической защитой. Она уберегает нас от кошмаров, от вторжения духов и от внезапного желания наших душ побродить по мирам, пока тело спит. Я специально сплю на магической подушке, чтобы моя душа (или ба, как ее называли в Древнем Египте) оставалась связанной с телом.

Но магическая защита несовершенна. Я часто ощущаю, как внешняя сила пытается завладеть моим вниманием. А иногда моя душа заявляет: где-то есть потрясающе интересное место. Она быстренько туда слетает, все посмотрит и потом мне расскажет.

Едва я заснула, как началось. Чтобы вам было легче понять, сравню это с входящим звонком на мобильник. Мозг предоставляет выбор: принять этот «звонок» или отклонить. Чаще всего лучше отклонить, поскольку «номер неизвестен».

Но иногда «звонки» оказываются важными. Как-никак завтра мой день рождения. Возможно, мама с папой пытаются «дозвониться» до меня из мира мертвых. Я представила родителей в Зале суда. Отец – синекожий бог Осирис – восседает на своем троне. Рядом мама в ее призрачно-белых одеждах. Быть может, по этому случаю они надели шутовские бумажные колпаки и, взявшись за руки, поют: «С днем рожденья тебя». А Аммит-пожирательница – маленькое пакостное чудовище, что-то вроде их домашнего животного – подпрыгивает и повизгивает.

Или это Анубис. «Привет! Давай сходим на какие-нибудь похороны».

Что ж… и такое возможно.

Словом, я приняла «звонок». Выпустила своего ба из тела и позволила ему отправиться… сама не знаю куда.

Если вы никогда не путешествовали с ба, не советую пробовать, разве только вас не испугает превратиться в призрачную курицу. Но курица – еще не все. Вас подхватят потоки Дуата и понесут неизвестно куда. Пытаться управлять ими бесполезно.

Обычно ба невидим, и слава богу. Не очень-то приятно, если кто-то увидит тебя в виде громадной птицы с твоей собственной головой. Прежде я могла придавать своему фантому более приятный облик. Но с тех пор как мы с Изидой разделились, я утратила эту способность. Ну а «курица» – это что-то вроде опции «по умолчанию».

Двери балкона широко распахнулись. Магический ветер понес меня в ночь. Огни Нью-Йорка стали меркнуть, потом и вовсе пропали. Я оказалась в знакомом помещении. Это был Зал эпох в подземной штаб-квартире Дома жизни. Где он находится? Под Каиром, на приличной глубине. Представляете: наверху шумит громадный город, а внизу… внизу совсем иное измерение.

Зал был настолько просторным, что в нем могли бы устраивать марафонские забеги. Посередине тянулся голубой ковер, блестевший, как речная вода. По обеим сторонам тянулись колонны. Между колоннами ярко светились голографические изображения – картины необычайно длинной истории Египта. Их основной цвет менялся сообразно эпохам: от ярко-белого, соответствовавшего эпохе богов, до темно-красного – цвета нашего времени.

Высотой этот зал превосходил центральный зал Бруклинского музея. Его пространство освещали сияющие энергетические шары и огненные иероглифы, плавающие в воздухе. Мне почему-то вспомнился мультик про космическое путешествие. У героев порвался пакет с сухими завтраками, и кабина их корабля заполнилась десятками разноцветных сахарных загогулин, которые повисли в невесомости.

Я и себя ощущала одной из таких загогулин. Я быстро доплыла до того места, где находился трон фараона. Он стоял на особом возвышении. Трон был символом величия Египта и пустовал с момента падения египетской цивилизации. На предпоследней ступени подиума сидел верховный чтец, управитель Первого нома, глава Дома жизни Мишель Дежарден. Самый неприятный из всех магов, каких я видела за эти месяцы.

Последний раз я встречалась с «мсье Великолепным» при нашем нападении на красную пирамиду. Как же он постарел за это время! Чуть больше трех месяцев назад он занял пост верховного чтеца, но его блестящие черные волосы и раздвоенная бородка уже были изрядно тронуты сединой. Дежарден тяжело опирался на свой посох, словно мантия на его плечах была не из леопардовой шкуры, а из свинца.

Не скажу, чтобы меня это огорчило. Мы расстались далеко не друзьями. Общими усилиями (нашими и магов Дома жизни) нам удалось победить бога Сета. Однако Дежарден по-прежнему считал нас с Картером опасными «дикими» магами. На прощание он пригрозил нам: если мы продолжим изучать путь богов (этим, кстати, мы сейчас и занимались), при следующей встрече будем уничтожены. Понятное дело, у нас не возникало желания пригласить его в бруклинский дом на чашку чая.

Лицо Дежардена сильно осунулось, но глаза сохраняли знакомый злой блеск. Маг разглядывал кроваво-красные изображения между ближайшими колоннами, будто чего-то ждал.

– Est-il allé? – спросил верховный чтец.

Мои скромные школьные знания французского предлагали два варианта перевода: «Он уже ушел?» Или: «Вы уже починили остров?»

М-да… наверное, первый вариант все-таки правильнее.

Я было испугалась, что вопрос обращен ко мне. Но откуда-то из-за трона послышался хриплый мужской голос:

– Да, мой господин.

Из тени, окутывавшей трон, вышел человек. Он был весь в белом: белый костюм, белый шарф. Даже зеркальные стекла очков отливали белым. Мне сразу вспомнился комикс про злого торговца мороженым. Тот тоже одевался во все белое.

У человека в белом было круглое лицо и вьющиеся седые волосы. Он приятно улыбался. Наверное, зря я сравнила его со злодеем-мороженщиком.

В это время он снял свои зеркальные очки…

У него были серьезно повреждены глаза.

Я чуть не завопила от страха. Знаете, у меня просто пунктик насчет глаз. Если по телику показывают фильм про операцию на сетчатке, я сразу убегу из комнаты, только бы этого не видеть. Даже от мысли о контактных линзах мне становится худо.

У человека в белом были такие глаза, словно кто-то плеснул в них кислотой, а потом их сильно поцарапали острые кошачьи когти. Его веки состояли из сплошных шрамов и не закрывались полностью. Вместо бровей темнели две впадины. Вокруг глаз краснели рубцы, а сами глаза были каким-то жутким сочетанием кроваво-красного и молочно-белого. Неужели он еще мог что-то видеть?

Пугали не только его глаза. Человек в белом дышал с присвистом, от которого у меня почему-то защемило в груди. Забыла сказать: у него на шее висел амулет в виде змеи.

– Мой господин, он только что воспользовался порталом, – продолжал человек в белом. – Наконец-то он нас покинул.

Голос его был не менее жутким, чем лицо. Может, кислота попала ему и в легкие? И тем не менее этот человек в безупречном белом костюме вел себя так, словно был красавцем с рекламного постера. Он безмятежно улыбался. Казалось, ему вот-вот подвезут тележку с мороженым, которое он начнет продавать разной мелюзге.

Человек в белом костюме подошел к Дежардену. Француз по-прежнему не отводил взгляда от картинок между колоннами. «Мороженщик» посмотрел туда же. Я последовала их примеру и поняла, что так привлекало внимание верховного чтеца. Возле последней колонны, той, что возле трона, менялся цвет. Красноватый фон нашей эпохи темнел, превращаясь в пурпурный. (Кто набивал синяки, хорошо знает этот цвет.) Когда я впервые попала в Зал эпох, мне рассказали, что с каждым годом его протяженность увеличивается. Теперь я видела это собственными глазами. Пол и стены дрожали, как в мираже, и медленно, очень медленно расширялись. Расширялась и пурпурная полоса.

– Да, – сказал «мороженщик». – Становится все отчетливее.

– Новая эпоха, – произнес Дежарден. – Темнее прежней. Думаю, вы знаете, Владимир, что фон эпохи не менялся целую тысячу лет.

Значит, злого «мороженщика» зовут Владимир? Запомним на всякий случай.

– Это все из-за семейки Кейнов, – отозвался Владимир. – Вам бы стоило убить старшего, пока он находился в нашей власти.

У моего ба перья встали дыбом. Я сразу поняла: речь идет о нашем дяде Амосе.

Дежарден поморщился.

– Нельзя. Он находился под нашей защитой. Всем, кто просит об исцелении, гарантируется безопасность. Даже Кейну.

Послышался странный звук, будто кто-то включил пылесос с забитым фильтром. Это Владимир глубоко вздохнул.

– Зато теперь, когда он улизнул, мы должны действовать. Мой господин, полагаю, до вас уже дошли новости из Бруклина. Шустрые детишки нашли первый свиток. Если они найдут и два других…

– Знаю, Владимир, – отмахнулся Дежарден.

– Они опозорили Дом жизни в Аризоне. Вместо того чтобы уничтожить Сета, они, видите ли, заключили с ним «мировое соглашение». А сейчас вздумали охотиться за «Книгой Ра». Если вы мне позволите, я быстро с ними разберусь.

Верхняя часть посоха Дежардена засияла пурпурным светом.

– Кто здесь верховный чтец? – почти закричал француз.

– Разумеется, вы, мой господин, – поспешно ответил Владимир.

Улыбка сползла с его изуродованного лица.

– Придет время, и я сам разделаюсь с семейством Кейн. Сейчас для нас несравненно опаснее Апофис. Нужно собрать все имеющиеся силы и обуздать змея. Если есть хотя бы какой-то шанс, что Кейны нам в этом помогут…

– Но, мой господин! – перебил его Владимир, в чьем голосе появилась почти магическая сила. – Кейны как раз и являются частью возникших проблем. Пробудив богов, они нарушили равновесие Маата. Они изучают запретную магию. Теперь негодники собрались вернуть Ра на трон. Не мне вам напоминать, сколько тысячелетий назад оборвалось правление Ра. Кейны опасно раскачивают мир и только играют на руку хаосу.

Держарден смущенно заморгал.

– Возможно, вы правы. Я… я должен об этом подумать.

Владимир поклонился.

– Как вам будет угодно, мой господин. Я соберу наши силы и буду ждать вашего приказа, чтобы уничтожить это осиное гнездо в Бруклине.

– Уничтожить, – повторил Дежарден и нахмурился. – Да, Владимир, ждите моего приказа. Я сам выберу время атаки.

– Повинуюсь, мой господин. Но вдруг эти детишки разыщут и оставшиеся свитки «Книги Ра»? Разумеется, один вне их досягаемости, а вот другой…

– Это я целиком поручаю вам. Выбирайте наилучший способ охраны свитка.

Владимир пришел в возбуждение, отчего его глаза стали еще ужаснее. Два комочка слизи под изуродованными веками лихорадочно заблестели. Мне это напомнило любимый завтрак деда – яйца, сваренные вкрутую и политые соусом «Табаско».

[В чем дело, Картер? Я испортила тебе аппетит? Извини. В следующий раз не ешь, когда я рассказываю.]

– Ваше решение мудро, мой господин, – продолжал Владимир. – Этим детишкам не сидится на месте. Они обязательно захотят найти оставшиеся свитки. У них просто нет иного выбора. А если они покинут свою бруклинскую крепость и окажутся на моей территории…

– Разве я не говорил, что мы избавимся от них? – раздраженно спросил Дежарден. – А теперь оставьте меня одного. Мне нужно подумать.

Владимир отступил в тень. Прятаться он умел, несмотря на белый костюм.

Взгляд верховного чтеца снова переместился к картинке, менявшей цвет.

– Новая эпоха, – произнес он, размышляя вслух. – Эпоха тьмы…

Мой ба нырнул в вихри Дуата и понес меня назад, в мое спящее тело.

– Сейди! – позвал знакомый голос.

Я проснулась и села на постели. Сердце бешено колотилось. В окно струился серый утренний свет. А в ногах у меня сидел…

– Д-дядя А-амос?

Я даже заикаться стала от неожиданности.

Он улыбнулся.

– С днем рождения, дорогая. Извини, если напугал тебя. Я несколько раз стучал в дверь, но ты не отзывалась. Это меня насторожило, вот я и вошел.

Дядя выглядел вполне здоровым. В одежде он по-прежнему следовал моде. Глаза скрывались за очками в тонкой оправе. На голове красовалась шляпа-«пирожок». Черный итальянский костюм делал его чуть выше ростом и чуть менее полным. Длинные волосы дядя заплел в аккуратную косичку с вкраплением блестящих черных камешков. Обсидиана, наверное. Амос выглядел как джазмен (кем он и являлся) и как… афроамериканская версия Аль Капоне (кем он, естественно, не был).

Я хотела спросить, когда он вернулся, но тут на меня нахлынуло все, что я видела и слышала в Зале эпох.

– Я только что вернулся из Египта, – опережая мой вопрос, сказал дядя.

Я шумно, с присвистом, вздохнула. Совсем как «мороженщик» Владимир.

– И я только что оттуда. И новости совсем дрянные. Нас собираются уничтожить.