Онлайн чтение книги Тигр в дыму The Tiger in the Smoke
Глава 10. Длинная ложка

Тишина в подземелье стояла полная. Все затаили дыхание, беспомощно лежавший в своем углу Джеффри ощутил наступившую напряженность, но не сразу узнал ее истинную причину. Газеты он не видел, а из рассказа Роли понял немного. Сделав болезненное усилие, он приподнял голову, стараясь не выдать себя ни единым звуком, и увидел незнакомца, которого со всех сторон обступили обитатели подвала.

А тот отряхивался, стоя в самом центре образовавшегося круга. Действовал он явно на публику, но без театральности, без единого лишнего жеста. Все его движения были плавными, скользящими, и в то же время необыкновенно грациозными.

Он не торопился, давая всем вволю налюбоваться. Ростом он был почти шести футов, легкого сложения, с покатыми плечами. Могучая шея говорила о феноменальной физической силе, равно как и мышцы бедер, заметные даже под безупречно отглаженной довоенной одеждой. А его красота, поскольку он был весьма даже красив, заключалась прежде всего в тонких чертах лица и в форме узких кистей и аккуратных узких ступнях.

Руки у него были как у фокусника — крупные, мужественные и в то же время изящные, с длинными тонкими просвечивающими пальцами.

Лицо его невольно обращало на себя внимание. Черты казались безукоризненны и прекрасно проработаны, короткий и прямой нос, несколько коротковатая верхняя губа с глубокой впадинкой, подбородок округлый и чуть раздвоенный. Глаза его были чуть навыкате, оттененные очень длинными и густыми ресницами, казались непрозрачными, как голубой фаянс. Каштановые волосы, выбивавшиеся из-под черного берета упрямо пытались виться, несмотря на тюремную стрижку. И даже бледность, тот землистый ее оттенок, который оставляет лишь тюрьма, не портил его.

В детстве он, по-видимому, был прелестным мальчуганом. И все-таки лицо его, по всей вероятности, и тогда не было особенно приятным. Гармонию черт разрушала некая особенность, присущая даже не выражению, но всему его образу. Лицо его напоминало трагическую маску, — горе и мука, и ярость были в нем предельно обнажены. Это, хоть и возбуждало сильнейшее любопытство, но в то же время производило отталкивающее впечатление. Он выглядел тем, кем и являлся на самом деле. Было видно: вот сейчас он очень усталый, да еще тюрьма оставила на нем свой отпечаток. Костюм его, сработанный, по-видимому, портным с пламенным темпераментом, теперь на нем болтался, а на лбу, чуть пониже кромки волос, виднелись небольшие шелушащиеся пятна.

Но прежней своей хватки он совсем не утратил. Подобно Люку, он источал завораживающую магнетическую мощь.

Дождавшись момента, когда прошло первоначальное потрясение, он небрежно кивнул троим, которых узнал:

— Здорово, Роли! Привет, Билл! Привет, Том! Если разрешите, я присяду.

Он уселся на ящик, оказавшись во главе стола, на том месте, где обычно сидел Долл, и ухмыльнувшись карлику, схватил ломтик жареного картофеля с его листа пергамента и сунул себе в рот.

— А Шмотка что — все сидит?

Вопрос был задан как бы между прочим. Во всяком случае, не дожидаясь ответа, гость потянулся длинными пальцами за следующим ломтиком и рассмеялся, когда карлик, высунув язык, нервным жестом пододвинул ему целую горсть.

Однако у собравшихся за столом его вопрос вызвал суеверный ужас. Никогда еще Шмотка не казался мертвее. Бросив предостерегающий взгляд на Роли, Тидди Долл начал бочком продвигаться по направлению к Джеффри, в то время как бывший рыбак принялся сбивчиво оправдываться:

— Не, не сидит он. Шмотка сюда не придет, Бригадир. Он-то, Шмотка, в жизни тут не бывал!

— Да ну? — Хэйвок ел быстро, хотя и без малейших признаков торопливой жадности, но в то же время безостановочно, то и дело протягивая руку за очередным поджаристым ломтиком. — Вот бы не подумал! А он-то мне про вас все выкладывал! От него я и узнал, где вас искать! А тут у вас малина ничего себе!

Речь его была несколько манерной, но впрочем, значительно лучше самого рафинированного кокни, и слова он произносил хотя и не всегда правильно, но отчетливо, и казалось, сам себя с удовольствием слушал.

— Я с ним еще не виделся, — он замолчал, и его губы внезапно растянула пугающе-откровенная улыбка. — Я тут был по одному делу занят!

Шаги за его спиной были едва слышны, но он обернулся так стремительно, что Билл — а это он осторожно подкрадывался сзади, взвизгнув, отскочил в сторону.

Хэйвок рассмеялся ему в лицо:

— Билл, старый придурок, не надо так! Вот ты не знаешь, а я так долго от нервов лечился, что и сам поверил, будто у меня с ними неладно.

— Да знаем мы, Бригадир. Об чем и речь. Мы-то знаем. Когда ты появился, мы как раз про все про это читали.

Билл положил на стол мятый обрывок утренней газеты. Драная манжета вздрагивала, словно кружевная, вокруг его изящного, но грязного запястья. То, что газета уже здесь, пришедшего сильно поразило. И они это сразу же поняли, хотя внешне он себя ничем не выдал. Просто на какое-то мгновение поле его ослабло, словно ток в лампочке, и включилось снова, только и всего.

Миг спустя он снова потянулся за пригоршней картофеля, к общему пакету, и небрежно высыпал его прямо на газетные заголовки.

— Тут, что ли? — он оглядел присутствующих. — Так это я и сам читал. На самом деле у меня точно такая же газетка лежит сейчас в кармане, только моя малость почище, посанитарнее будет. Помните старину Санитарного? Капитана Миллера? Кто-нибудь встречал его? Видно, опять при муниципалитете канализацию стережет.

Билл колебался. Было видно, что отойти от Хэйвока он не в силах, но слишком робеет, чтобы сделать то, что задумал. Он суетливо замахал руками у самого уха гостя.

— Ты ее всю прочел, Бригадир?

— Я прочитал все, что меня интересует. Пошел отсюда, Билл!

— А последнюю страницу ты читал?

— Нет. Я употребил всю эту газету, я ею обтерся. Мне надо было стереть кое-что с моего костюма, а когда я управился, то бросил ее прямо в дверь полицейского участка.

Это была неправда. Никто и не поверил, и все же сказанное произвело должное впечатление.

— А стоило бы почитать, Бригадир, потому как там про старину Шмотку. Помер он. Пришили его. Так в газете и пишут. Настоящее имя и все такое. Зятек опознал!

Слова, вылетая из уст оборванца, соединялись в нечто совершенно невнятное, в то время как сам Билл стоял на цыпочках, раскачиваясь и словно играя с опасностью.

— Шмотку? — и вновь то же странное ощущение потрясения и на миг изменившей Хэйвоку мощи, на этот раз, пожалуй, более заметное: густые ресницы чуть Дрогнули. Он резко стряхнул остатки пищи с газеты и перевернул листок. Когда он снова поднял на них свой взгляд, им стало не по себе. — Боже ты мой! — воскликнул он. — Вот повезло! Свалял дурака, видно, вот и погорел! — он вскинул голову. — Ну и что?

Последнее он уже выкрикнул, и они испугались. Они поняли, что для него произошедшее — удар, а стало быть, и для них всех. Им было тем более страшно, поскольку они уже ничего не понимали. Сознание их ослабло, так как они уже попали под действие его поля и он уже успел увлечь их. Захватить, заграбастать, словно стайку восторженных девиц.

В дальнем углу склонившийся над Джеффри Тидди Долл заметил эту общую реакцию, но бушевать на сей раз не стал.

Все это время он был занят манипуляциями с лейкопластырем. Сей пыточный инструмент он носил с собой постоянно, потому что с карликом время от времени приключались довольно шумные приступы ярости, и пластырь успел зарекомендовать себя как наиболее эффективное средство в подобных случаях. Долл так навострился применять его мгновенно, что не раз заставал маленького человечка врасплох. Но Джеффри врасплох он не застал, однако тот и не протестовал: развитый инстинкт самосохранения заставлял его молчать, одновременно экономя силы. Ему прежде случалось попадать в опасные ситуации, так что его преимуществом было хотя бы умение быстро в них ориентироваться.

Услышав прозвучавший вопрос и поняв интонацию, с которой его задали, Тидди Долл еще ниже наклонился над койкой. Джеффри услышал, как его мучитель затаил дыхание, а потом, когда ответа не последовало, как издал вздох облегчения.

— Когда вы все видели Шмотку в последний раз? — новый опасный вопрос долетел до дальнего угла, и Альбинос резко обернулся.

— Видать его мы видали вчера днем, — поспешно ответил он. — На Крамб-стрит, у вокзала, ну и мы за ним, потолковать кой о чем, а он возьми да удери! — бойкое вранье так и сыпалось. — Что, не так, ребята?

Старый вожак снова пытался утвердить свою пошатнувшуюся власть, и его с готовностью поддержали, радуясь неожиданно предложенному выходу:

— Все так!

— А он дал стрекача!

— А туманище-то был — ой-ой-ой!

— Но мы никогда не говорили с ним, Бригадир! — Роли не мог утерпеть, чтобы не сообщить этой информации. — Видеть-то его видели, это было в Вест-энде, такой из себя весь расфуфыренный, но чтобы говорить так никогда не говорили!

— Он вас видел значительно чаще, — процедил Хэйвок, усталость которого делалась мало-помалу заметнее, как у боксера, одолевшего половину поединка. Глаза его казались уже воспаленными, лицо постепенно темнело от изнурения, но запас прочности еще не был исчерпан. — Между прочим, Шмотка-то на меня работал. Я сказал ведь, что получал через него новости, не напрямик, естественно, но мне известно все и про Тидди Долла, и про то, что произошло с Томом! — мелкие ровные зубы оскалились в улыбке. — И еще я слышал, вы меня ищете. «Живет как лорд!»

Хэйвок с явным удовольствием наблюдал замешательство присутствующих. Он конечно же потешался над ними, но улыбка его походила на гримасу боли.

— Ты всегда многовато болтал, Роли. А ведь у людей есть уши!

— Кто нас закладывает? — ярость Тидди Долла пересилила его осторожность, и прозвучавший вопрос показался предвестником очередной ее вспышки.

Человек, восседавший теперь на его, Долла, законном месте, с интересом разглядывал Альбиноса.

— Звать тебя Доллом, и родом ты из Саффолка, из городишки в два с половиной дома, называемого Тиддингтон, — констатировал он снисходительно. — Будучи по слабости здоровья негодным к строевой службе, ни в одной из запасный учебных частей на восточном побережье, ты тем не менее пристраиваешься, примерно с середины войны, к транзитному лагерю номер два — тире — четыре-ноль-ноль-девять в Хинтлшеме в должности вольноопределяющейся неоплачиваемой шестерки. Спустя какое-то время благодаря твоему рвению, чистоплотности и организаторским способностям тебя все же внесли в списки, одному Богу известно как, и даже дали сержанта. А кончилась война — и тебя по-быстрому поперли, прежде чем кто-нибудь успел тебя заметить. С тех пор ты изводил всех знакомых офицеров, пока на тебя не заявили в полицию и не запретили появляться в том районе. Дальше рассказывать?

Долл просто лишился дара речи. Он стоял, разинув рот от изумления. Колдовство — дома в Тиддингтоне оно почитается обычным делом, и последнее публичное сожжение за насылание порчи имело место менее ста сорока лет тому назад — не так уж и давно, по местному счету.

— А вы-то, дурачье, — повернувшись спиной к опешившему Альбиносу, Хэйвок обратился к сидевшим за столом. — Утюжите мостовые взад-вперед, да еще с таким кошмарным шумом, и полагаете, будто вас никто не видит! Да любой шустрый мальчишка может узнать про вас все, что захочет. Тоже мне великий секрет!

Вся компания хоть и была глубоко потрясена, но в общем осталась скорее довольна. То, что лужа, в которой ты плаваешь, подведена под микроскоп, может несколько обескуражить, но по крайней мере придает твоей собственной персоне известную значительность. А уязвленное самолюбие тиддингтонца утешалось тем, что это всезнающее существо все же кое-чего весьма важного и совсем-совсем свеженького о нем явно не знает. Если бы не темные очки Долла, Хэйвок бы непременно заметил, что тот подмигивает Роли.

Мгновенное превосходство придало Альбиносу безрассудную отвагу:

— А между прочим, там за дверью фараон, — заметил он беспечно.

Взгляд голубых глаз снова вонзился в него.

— Ну и что?

Долл мигом струхнул.

— Да курево ему перепадает, когда он тут дежурит, вот и все, — пробормотал он.

— А, знаю. Я сам давал ему прикурить. Но не был уверен, что у вас с ним договоренность, и пошел к вам в обход по проезду через ваш почтовый ящик.

Долл ничего не ответил, лишь облизнул губу. Но на Роли сказанное подействовало куда сильнее. Его угловатое лицо вспыхнуло восторгом, он казался тем, прежним молодым солдатом.

— Так неужто ты про нас все время и помнил, Бригадир? — добавил он, чуть понизив голос, — Том стал малость не в себе. Я не поручусь, что и он тебя признает!

Долговязый парень, все это время лежавший на койке, приподнял голову:

— Я его не позабыл, — произнес он. — Узнал я тебя, Бригадир! Вижу, как ты весь переживаешь. Ты теперь такой же, как тогда — ну знаешь, когда вернулся к лодке, уделав этих в доме.

Непосредственность, с которой было высказано это простое предположение, взвинтило и без того напряженную ситуацию до предела, и даже самые стены подвала, казалось, заходили ходуном. Хэйвок мгновенно оценил сложность создавшегося положения. Вглядевшись в газетный листок, где из-под толстого слоя жира все еще просвечивали заголовки, он вновь поднял глаза.

— Бедняга Том, — поспешно пробормотал он, но было поздно — непоправимое уже случилось. Они смотрели на него уже другими, осмысленными глазами. Непомерность его преступления постепенно разрасталась, проступая сквозь романтическое обаяние, и достигла наконец тех ужасающих размеров, когда осыпается всякая мишура. Еще миг — и эти люди потеряны для него навсегда.

Долл решил не упускать своего шанса. Усевшись за стол, он водрузил на него оба локтя.

— Слышь-ка, Бригадир, — сказал он, — я так понимаю, сюда ты явился вовсе даже не за Шмоткой. Я так понимаю, ты сюда заявился, потому как вообразил, будто мы газет не читаем и собрался тут спокойненько залечь на дно. И тут ты встречаешь своих фартовых ребят, а они-то про тебя, оказывается, знают, и знают все, и ты уверен, что они тебя не тронут. И ведь сюда ты подался потому, что больше тебе податься некуда. Мы худо-бедно, а все крыша. Ты же скумекал, что маху дал, когда ушел в бега. Ты там за решеткой припухал и знать не знал, что драчка-то кончилась. Времена теперь не те, после войны-то. Ты как поглядел, так и расстроился, и решил уйти, в натуре.

Этот безжалостный, поистине уничтожающий град попреков вместе с тем настолько точно попал в цель, что и последнему дураку все сделалось понятно.

Медленно и грациозно Хэйвок выпрямился на своем импровизированном стуле. Никакого другого движения никто не видел, но когда взгляды обитателей подвала соскользнули с его лица на поверхность стола, то все заметили появившийся у него в руке нож. Он возник словно по волшебству, словно бы сам вырос, проклюнувшись из костлявых пальцев. Это было боевое оружие с кинжальным лезвием, вполне удобное, без особых примет, не считая того, что вид у него был весьма заслуженный.

— Я повторяю, — произнес он ласково, — ну и что? На этот раз излучаемое им поле ни на миг не изменило своего напряжения, застыв на пределе собственных сил, да и их сил тоже, гость был почти что весел. Его превосходное телосложение, на фоне их убогих фигур, казалось вызывающе-великолепным, усталости как ни бывало.

— А ну-ка — кто шелохнется? Ты, Белобрысый?

Шелохнуться не смел никто. Запахло реальным насилием, реальной угрозой, этот запах щекотал ноздри, как перец — никакой актер не в состоянии сыграть подобного. Не оставалось сомнений, что слова говорившего с делом не разойдутся — такой у него был торжествующий вид.

— Может, хотите на него в работе поглядеть?

— Нет, Бригадир, Бог с тобой, не хотим мы, — Роли обезумел от ужаса.

— Нет, мы уж все поняли. Убери его, Тидди — он разве понимает, он же не знает! Он же ничего такого не хотел, Тидди-то. А мы с тобой, Бригадир, о чем речь! Только у нас на то и свои причины тоже!

Роковое признание слетело с языка помимо воли. Рыщущий взгляд тускловатых голубых глаз остановился на бывшем рыбаке, тонкие пальцы замерли.

— Ага. И что же это за причины?

Роли умоляюще посмотрел на Тидди Долла, непроницаемого в своих темных очках.

Человек из Тиддингтона старался как мог. Он сидел молча и неподвижно.

— У нас есть свои личные дела, как у всякого человека, — изрек он наконец. — Именно сейчас нам тут как-то совсем ни к чему полиция, а то будут сложности, мистер.

Сказанное прозвучало достаточно убедительно, и на сидящего во главе стола явно произвело впечатление. Он не без любопытства поглядел на Альбиноса, чуть наклонив голову набок, как сделал бы и Люк, и чуть усмехнулся:

— Ни у кого из вас еще не было серьезного привода, как мне сказали, — заметил он наконец, — и вы не хотите мараться, что ли?

— Да не в приводах дело, и вообще не в фараонах, — поспешно ответил Тидди. — Я просто сколотил себе команду из таких ребятишек, которые умеют себя вести. Но на днях было тут у нас одно дельце, так что недельку-другую надо бы поменьше отсвечивать, — он помедлил, и никто не мог знать, не глядят ли его красные глазки из-под темных стекол на лежащий на столе маленький острый предмет. — Вот мы и держимся потише, но как водится гуртом.

Хэйвок обвел подвал высокомерным взглядом.

— Мне и говорили, что ты чистоплотен, что и спешу, капрал, тебе засвидетельствовать. Не знаю уж, как тебе это удается…

Эта лесть — бессознательная, по вдохновению — совсем сбила с толку недалекого провинциала.

— Да уж, с такого-то пола и Королеве есть не зазорно, — произнес он с чувством, которого бы с лихвой хватило, чтобы произвести впечатление и на королевскую семью. — У нас свои порядки, и мы их блюдем. А еще тут у нас некоторые удобства, и жратва приличная.

Утомленный и подавленный хищник позволил своему взгляду всего на миг скользнуть на пустую койку рядом с Томом, без ущерба для своего тигриного обаяния. А Долл нащупывал ходы:

— Я зря болтать не стану, но и не из пужливых буду, — завел он издалека. — Но я не скажу, чтобы мы все были сильны чердаками, — он выразительно постучал пальцем по лбу. — Рядовые необученные — ни фамилий, ни тебе бегом с полной выкладкой. Сам видишь, Бригадир, у нас тут некоторые иногда ошибаются.

Сказано было так много очевидного, что казалось непонятным, к чему тот клонит. Никогда еще его оркестр не выглядел более коварным и жестоким. Возбужденные и напуганные, обитатели подвала сидели вокруг двоих вожаков, глядя на бесплатное представление.

С рыночной площади уже доносился шум. И хотя о настоящем дневном свете говорить не приходилось — туман пока и не думал рассеиваться, — однако своды близ решетки над сточной трубой сделались менее черными, на стене напротив «почтового ящика» слабо засветилось фосфоресцирующее пятно. Город проснулся и потягивался спросонок. Совсем скоро семьи, собравшись у накрытого стола за горячим завтраком, развернут газеты, а из всех прилегающих полицейских участков все больше и больше мужчин, хладнокровных и осведомленных, один за другим станут отправляться на дежурство.

Долл сидел, уставившись на доски стола. Нож исчез. Теперь на этом месте покоились руки Бригадира, и пальцы тихонько барабанили по дереву. Долл не смел бросить и взгляда назад, на кровать в дальнем углу, но угрожающе поднял голову, стоило Роли стрельнуть глазом в том направлении. Мучительная мысль блуждала в хитроватом деревенском мозгу, а ситуация была — хуже не придумаешь.

Спустя мгновение он кивнул в сторону лестницы:

— Единственный выход!

— Знаю, — Джек Хэйвок наблюдал за ним с интересом. — Мне сказали. Два входа, а выход один.

Тидди Долл положил подбородок на руки, возможно, чтобы просто не дать им сжаться в кулаки. В далекие давние годы, в залитой солнцем приходской школе Тиддингтона, где огромная двенадцатиместная уборная и дорожки, обсаженные резедой, боролись за лидерство в создании общей атмосферы, был один тощий угрюмый педагог, набитый поговорками, как никто другой из всех, кого Тидди мог припомнить. Одна из них никогда не выходила у него из головы.

Кто обедает с чертом, тот бери длинную ложку.

Он и сейчас словно видел эту самую ложку в своем воображении. Или по крайней мере что-то похожее на нее. Железная, она висела у кирпичной печки в доме его двоюродного деда. Он глубоко вздохнул.

— Я вот все думал тут, Бригадир, нас достаточно, чтобы еще одного среди нас спрятать, и даже на улице, ежели ему, скажем, куда надо в другое место.

— Что ж, голова у тебя варит, — Хэйвок говорил с ним снисходительно, однако дружелюбно. — Это по мне!

— Только ведь и рисково же это нам станет, даже ежели и посчитать, будто мы знать не знаем, кого прячем!

Речь эта, с ее мягким, но сильным саффолкским акцентом была как мольба о прощении. О торговле речь уже не шла. Оба находились в огромном напряжении и понимали друг друга на редкость точно.

Хэйвок потянулся и заговорил, нарочито копируя манеру британского младшего командного состава в полевых условиях.

— Считаю, нам следует обменяться мнениями, капрал. Есть возражения? И Тидди Долл, вздохнув, четко отыграл:

— Собираем офицеров, капитан!