Онлайн чтение книги Вершина холма The Top of the Hill
Глава 7

Майкл сидел в конторе, просматривая свое заключение по текстильной компании, фабрики которой находились в Южной Каролине, а штаб-квартира – в Нью-Йорке. Теперь он не вызывался ездить в другие города и после той командировки в Калифорнию уже больше года нигде не был. В бумаге он нашел фразу, написанную от руки: «Перевод всех офисов фирмы на юг позволит сэкономить за ближайшие пять лет более миллиона долларов». Майкл узнавал свой почерк, но не мог вспомнить, почему он пришел к такому выводу и когда вписал его. Провалы в памяти начались полгода назад, и поначалу он не придал им значения, но последнее время они участились. «Моей голове все это осточертело», – подумал Майкл.

Он вытер носовым платком лоб. Майкл потел, несмотря на кондиционер и рубашку с короткими рукавами. Он не раз жаловался на кондиционер, но когда техник проверил его, выяснилось, что устройство работает нормально. Майклу казалось, что агрегат, охлаждающий знойный воздух, не пропускает кислород и поэтому он задыхается, но заставить себя сказать об этом технику он не мог. Майкл предложил выключить аппарат и распахнуть окно, но техник терпеливо объяснил, что ни одно окно в здании не открывается.

Вошла секретарша с пачкой писем.

– Что это такое? – спросил он.

Исполнительная и деловитая секретарша со строгим лицом работала у него пять лет, но сейчас он не мог вспомнить, как ее зовут.

Она положила письма на стол и удивленно посмотрела на Майкла.

– Вы диктовали их сегодня утром, – ответила она, пожимая плечами. На ней был темно-коричневый жакет.

– Большое спасибо, – сказал Майкл.

Он совсем забыл про них.

Она вышла из кабинета, а Майкл уставился на хлопнувшую за ней дверь. Ее фамилия начинается на «Б», вспомнил он, это он знал точно. На улице тридцать пять градусов. Как она ходит в жакете?

Он передвинул письма и документ, над которым работал, на край стола, подошел к окну. Оно было разделено металлической планкой, которая проходила чуть выше его головы. Майкл надавил на нее руками, но она, конечно, не поддалась. Он пытался распахнуть окно уже не раз и понимал, что это бесполезно. В один прекрасный день, надеялся он, произойдет чудо, и окно откроется. Проектировщики здания не зря изолировали его обитателей от городского шума и газов. Кабинет Майкла находился на тридцать шестом этаже; если бы окно открывалось, что удержало бы от искушения броситься вниз?

Везде он видел небоскребы с множеством окон. За ними сидели мужчины и женщины, так же как и он отгороженные от улицы, все они считали деньги, которые никогда не видели собственными глазами; этим деньгам, всегда остававшимся для них цифрами в бухгалтерских книгах, столь же нереальным, как персонажи детских сказок, они отдавали свою жизнь. Неужели они принимают свою работу всерьез? Задумываются ли они хоть иногда о ее бессмысленности? Какая ему разница, сберегут ли хозяева текстильной компании этот миллион? Какая разница даже им?

Он вернулся к столу, подписал все письма, которые оставила мисс Бевелл – ну конечно, ее зовут мисс Бевелл. Когда же, подумал он, его терпение лопнет?

На уик-энд он отправился с Трейси в Хамптон. На улице похолодало, шел дождь; выходя из конторы, Майкл мог нормально дышать, обезлюдевший на два дня город казался терпимым, но Трейси настаивала на поездке, и он сказал, что охотно составит ей компанию. Майкл надеялся, что родители Трейси не затеяли очередной прием, где он не знал одних гостей и не мог вспомнить имен других. Среди приглашенных всегда отыскивался какой-нибудь подвыпивший хозяин компании или председатель правления, который донимал его разговорами об экономическом спаде или о беспорядках в Вашингтоне.

На этот раз он посадил за руль Трейси. Однажды весной Майкл заблудился, хотя ездил туда десятки раз, и автомобиль, казалось, мог проделать этот путь без помощи водителя. Они долго плутали, и на путешествие, которое обычно занимало два часа, ушло целых пять. Ему изменила выдержка, он беспрестанно чертыхался, путаясь в однообразных кварталах Куинса, называл себя идиотом и другими именами, от которых обычно воздерживался. Майкл редко ругался, и теперь побледневшая Трейси молча следила за тем, как неистово он крутит руль на поворотах, резко сдает назад, путается в скоростях, натыкается на стоящие машины, дважды оказывается на одной и той же улице.

Выбрав момент, она спокойно предложила:

– Майкл, может быть, мне сесть за руль?

– Да заткнись ты, ради Бога! – закричал он, и Трейси умолкла.

К концу поездки у Майкла тряслись руки, на лице выступили капельки пота, от усталости он валился на руль. Затормозив у дома родителей, он посидел минуту молча. Трейси тоже не торопилась выходить из машины.

– Прости меня, – шепнул он, – прости меня.

– Ну что ты, – ответила она ровным голосом, потянулась и поцеловала его.

Дома Трейси приготовила для Майкла ванну и, пока он отмокал в горячей воде, принесла ему бокал мартини.

– Видно, – сказал он, пытаясь пошутить, – мне следует чаще ругаться. Я уж и мечтать перестал о таком обхождении.

– Пей не спеша, – сказала она. – Повторения не будет. И отныне машиной управляю я.

– Идет, – согласился Майкл. – Чертовски хорош этот мартини.

– «Чертовски»?

– Беру слово назад.

Не многовато ли запретов, подумал он.

Она села на низенькую табуретку возле ванны, в которой лежал Майкл. Искрящаяся радужными пузырьками пена ласкала его тело – Трейси добавила в воду специальную жидкость.

– Майкл, – сказала она, глядя, как муж потягивает мартини. – Мне кажется, тебе следует обратиться к психоаналитику.

– О, – вырвалось у Майкла, – Маккейн на самом деле позвонил тебе в ту субботу.

– Да, он звонил, – сказала Трейси. – Он беспокоился о тебе. В священников, раввинов и гуру я не верю, но психоаналитик – разумная идея. Мне не хотелось говорить об этом, но ты давно уже ведешь себя весьма странно, тебя просто не узнать.

– Несколько часов психоанализа, и я снова тот беззаботный шалопай, за которого ты вышла замуж.

– Ты никогда не был беззаботным шалопаем, – уверенно сказала Трейси. – И я не думала так, выходя за тебя замуж. Мне кажется, ты нуждаешься в помощи. Во всяком случае, попытаться стоит.

– Помощь, – сказал он. – «Дорогой мистер Сторз, – Майкл пытался пародировать венский акцент, – вы ненавидели свою мать, чувствовали себя отвергнутым вашим отцом, потому что он умер, когда вы были ребенком. Теперь вы подсознательно отождествляете жену с матерью, успехи в учебе породили ожидание успехов в жизни, которое не реализуется в вашей нынешней работе, прыжки с парашютом и т. п. – символическая попытка освободиться от запретов и обид, что глубоко засели у вас в голове. Классический пример из учебника. Вы должны понять все это, а поняв, адаптироваться. Пятьдесят долларов, будьте любезны». Хотя теперь, наверно, из-за инфляции плата возросла.

Трейси вздохнула:

– Как всегда, твой ум тебе не впрок.

– Я читал те же книги, что и врач.

Майкл одним глотком допил мартини и опустил бокал на пол возле ванны.

Трейси механически подняла его и рассеянно повертела в руках.

– Майкл, может быть, он сумеет проникнуть глубже, и ты поймешь, почему стремишься к смерти. Обед через пятнадцать минут.

Она быстро встала и вышла из ванной, унося бокал. «Нет, милая, – подумал Майкл, – современные шаманы мне не помогут. Жизнь не любит классических примеров из учебника».

Следующий день выдался пасмурным, ненастным, но у Майкла и мистера Лоуренса на утро была запланирована прогулка на лодке, они сели в машину и поехали в гавань, где стояла двадцатифутовая яхта, названная в честь Трейси. Остальные члены семьи не любили плавать, поэтому мужчины, надев теплые свитера и непромокаемые куртки, отправились одни, а к часу обещали вернуться. Даже глубокая, защищенная, всегда спокойная гавань пенилась маленькими барашками. Майкл недоверчиво посмотрел на воду.

– Не слишком ли ветрено, Фил? – спросил он.

– Я ходил и при худшей погоде, – ответил Лоуренс. – Целую неделю жду случая спрятаться от женского общества.

Он был страстным, опытным моряком и всегда искал компаньонов для плавания.

– Ну раз так… – неуверенно сказал Майкл.

Они освободили лодку, Лоуренс ловко выкатил ее из дока, спустил на воду и на подвесном моторе отогнал от берега. Перед горловиной, которая соединяла гавань с широкими просторами залива, Лоуренс заглушил движок, они подняли грот, Майкл натянул кливер. Яхта накренилась и быстро пошла вперед. В заливе штормило, и Майкл сказал:

– Фил, не лучше ли остаться в гавани?

– Ерунда, – ответил Лоуренс. – Этой лодке и шторм нипочем.

Отец Трейси не был тщеславен от природы, и все же Лоуренса задевало, если кто-то сомневался в его способностях моряка.

– Я не из тех, кто плавает только в хорошую погоду. Стоит ли держать лодку, если ходишь только по зеркальной воде, когда паруса едва плещутся?

– Хорошо, здесь вы капитан.

Майкл видел, что старик получает огромное удовольствие – седые волосы развевались по ветру, забрызганное морской водой лицо посвежело.

Не стоит лишать его радости, подумал Майкл. Сам он был хорошим яхтсменом и никогда не страдал морской болезнью. Майкл плавал с тестем дюжину раз и всегда скучал, когда ветер едва дул и они шли медленно, пытаясь поймать в паруса его слабые, переменчивые порывы.

В заливе ветер усилился, паруса натянулись, крен увеличился, и лодка помчалась, вздымая носом внушительную волну. Яхта легла на правый бок, и Майкл для равновесия сел слева. Лоуренс всем телом навалился на румпель, выдерживая курс.

– Вот это жизнь, Майкл, а? – улыбнулся Лоуренс. – Лучше, чем прогулки в лесу. Сегодня, кроме нас, никто не вышел – вот дураки!

Майкл впервые слышал в голосе Лоуренса оттенок злорадства.

– Спустись в каюту и найди слева маленький шкафчик. Там есть бутылка хорошего виски. Только не свались по пути за борт.

Шатаясь из стороны в сторону, Майкл спустился в каюту, накрытую легким козырьком и заваленную чехлами от парусов и веревками. Он взял бутылку виски и вернулся назад, перешагнув по пути через спасательный пояс. Второго пояса он не заметил.

– Открой, – приказал Лоуренс, – и выпей глоток. Стюард, будь он неладен, забыл стаканы.

Налетел шквал.

– Ну и силища, – воскликнул Лоуренс, сражаясь с рулем. – Не пролей ни капли, моряк. Этой жидкости двенадцать лет.

Майкл поднес бутылку к губам и сделал глоток.

– Что, нравится? – спросил Лоуренс.

– В самый раз для такой погоды, – согласился Майкл, обтер горлышко и передал виски тестю.

Лоуренс приложился к бутылке, шумно перевел дух.

– Точно двадцать лет сбросил, – сказал он, возвращая бутылку. Майкл завернул крышку. – Не убирай далеко. Я думаю, мы еще не раз ее откроем.

Они немного помолчали, слушая, как трещит грот-мачта – казалось, будто рядом стреляют из пистолета.

– Майкл, – сказал Лоуренс уже другим тоном, – я давно хотел потолковать с тобой, но все не удавалось вытащить тебя из дома.

– О чем? – спросил Майкл, мгновенно собравшись.

– О тебе и Трейси.

Старик сделал глубокий вздох, словно желая запастись кислородом для серьезного разговора.

– Не очень-то вы ладите, правда?

– Нет, почему же.

– Давай еще выпьем, – предложил Лоуренс. – Эликсир искренности.

Они выпили.

– Ты мне нравишься, Майкл. Ты это знаешь.

– Да, знаю.

– Я люблю Трейси. Больше других дочерей. Она чудесная девочка.

– Да, чудесная.

– Вы оба разыгрываете спектакль перед стариками, – печально сказал Лоуренс. – Счастливая влюбленная пара, которая ведет роскошный нью-йоркский образ жизни. Только не так уж вы счастливы, и не очень-то радует вас эта жизнь.

– Да, – признался Майкл, – не очень.

– Вы держитесь друг с другом так, словно оба сделаны из хрусталя, и стоит совершить одно неловкое движение, вы рассыплетесь на тысячу осколков. Она теперь такая печальная, а ведь это не в ее характере.

– Я знаю.

– В чем же дело? У тебя кто-то есть?

– Нет.

Применительно к последнему году это было правдой.

– А у нее?

– Тоже, насколько мне известно.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь? – В голосе старика звучала мольба.

– Не думаю. Мы постараемся справиться своими силами.

– Ты полагаешь, вам это удастся?

– Не уверен, – сказал Майкл. – Она что-нибудь говорила вам или матери?

– Ни слова. – Лоуренс удрученно покачал головой. – Вечно с ней так. Делится только радостями, а горести носит в себе. Да и радостей давно нет. Душа дочери – белое пятно на карте. Давай выпьем.

Он сделал большой глоток. Майкл тоже отхлебнул виски и закрыл бутылку.

– Ты слишком часто бываешь в разъездах, Майкл, – сурово сказал Лоуренс.

– Последнее время нет.

– Только последнее.

Лоуренс тряхнул головой, его длинные мокрые волосы упали на лоб.

– А прежде?

– Наверное.

– Не наверное, – раздраженно поправил Лоуренс, – а точно.

– Дело не в этом. Не так все просто. – Он мог бы рассказать о соревнованиях по скоростному спуску, о том, как двое мужчин столкнулись в небе и погибли, как сам он, занимаясь серфингом, пару раз чуть не утонул, как едва не потерял рассудок, запутавшись в улочках Куинса. Но он не стал этого делать. Он не мог жаловаться на свою жену ее отцу, не мог признаться в том, что если бы они с Трейси знали друг друга немного лучше, свадьба не состоялась бы. Он только сказал: – Порой нам недостает взаимопонимания.

Он имел в виду свое отвращение к работе, неприятие городской жизни, их физическое отчуждение, длящееся месяцами, нежелание завести ребенка. Он не мог рассказать обо всем тестю, с которым только что пил виски, да еще в тот момент, когда старик из последних сил удерживал готовую вот-вот перевернуться лодку.

– Не знаю, утешит ли это вас, но я считаю, что во всем виноват сам.

– Через год после свадьбы, – сказал Лоуренс, – я собрался уходить от ее матери. Дело тоже было во мне. К счастью, выяснилось, что она беременна. Почему у вас нет детей?

– Об этом лучше спросить Трейси.

– Она мне тоже не скажет, – грустно возразил Лоуренс.

Налетел новый шквал, еще более сильный, чем предыдущий, лодка вздрогнула и поддела бушпритом гребень волны.

– Ветер крепчает, Майкл, – сказал Лоуренс. – Спрячь-ка лучше бутылку, пока ее не разбило, и спускай грот. Волна усиливается, так что не забывай старую мудрость – на Бога надейся, а сам не плошай.

– Хорошо.

– Раз уж идешь в каюту, – беспечным тоном сказал Лоуренс, – захвати-ка спасательные пояса. Похоже, шторма нам не миновать.

Майкл притащил из каюты спасательный пояс и положил его у ног Лоуренса.

– Там только один, – сказал он.

Лоуренс и слова вымолвить не успел, как Майкл, едва сохраняя равновесие, бросился на нос яхты. С большим трудом, далеко не сразу ему удалось спустить грот – ветер вырывал материю из рук, как свора голодных псов.

– Молодец, – сказал Лоуренс, когда Майкл вернулся на кокпит.

– Мне приходилось плавать.

– Вижу. Слава Богу. Мне доводилось ходить с такими горе-моряками, что и якоря бросить не умели, не свалившись при этом за борт.

Он покосился на лиловое грозовое небо:

– Похоже, я ошибся в погоде. Hubris[5]Высокомерие ( греч .).. Будем возвращаться. Когда я поверну, быстро переходи на другую сторону. Готов?

– Готов.

Лоуренс навалился на руль, и лодка, треща и постанывая, неохотно повернулась. Ветер свистел в снастях. Они оба бросились на другой борт, причем Лоуренс сделал это с удивительной для его возраста ловкостью. Даже с убранным гротом яхта кренилась еще сильнее, чем прежде, и Лоуренс шумно выпустил сквозь зубы воздух.

– Похоже, мы влипли, – заметил Майкл.

– Это видно невооруженным глазом. Я виноват.

Лоуренс старался обрести спокойствие.

– Наденьте спасательный пояс, – сказал Майкл.

– Я же просил тебя принести два.

– Знаю. Второго нет.

– В каюте свалка. Вечно собираюсь навести там порядок, – произнес Лоуренс. – Ты плохо искал.

– Там был только один пояс.

– Справишься с лодкой, пока я схожу и поищу?

– Справлюсь. Но вы только зря потратите время.

– На, держи руль.

Майкл пересел и ухватился за румпель. Он вырывался из рук, и Майклу пришлось навалиться на него всем телом. Старик значительно сильнее, чем кажется, подумал Майкл, глядя, как тесть рывками пробирается к каюте. Майкл пожалел, что унес бутылку виски с палубы. Скоро Лоуренс вернулся обратно.

– Дети, будь они неладны, – сказал он, беря румпель в свои руки. – Пронырливые портовые крысы. Все утащат, что попадется под руку.

– Я же вам говорил – второго нет.

– Да. Вот уж некстати. Надевай.

– Нет, – возразил Майкл, – это для вас.

– Я же сам виноват. Мне следовало проверить перед отплытием. Надевай пояс, – строго сказал Лоуренс.

Майкл посмотрел в сторону берега. До пологих холмов, которые примыкали к входу в гавань с востока, было не меньше двух миль. «Если что, доплыву. Слава Богу, если понадобится, я и до Коннектикута доплыву».

– Не выношу мальчишества. Живо надевай пояс. Это приказ капитана.

– Если вы не наденете пояс, я брошу его за борт. Что я скажу вашей семье, если приплыву один?

– Никто не собирается тонуть, – отрезал Лоуренс.

– Вы можете дать расписку?

Лоуренс сурово посмотрел на зятя, затем рот его растянулся в стариковской улыбке.

– Я и не думал, что мне удастся переспорить тебя, – сказал он.

Майкл придерживал румпель, Лоуренс надел пояс. Выл ветер, волны захлестывали судно, в кокпите плескалась вода.

– У вас есть рация? – спросил Майкл.

– Нет. В ней никогда не было нужды. Берег всегда виден.

– Он и сейчас виден. Однако рация нам бы не помешала.

– Где ты был, когда я оборудовал «Трейси»? Ты опоздал со своим советом на несколько лет.

Борясь с румпелем, Майкл смотрел на тестя, с губ которого не сходила шальная улыбка. «Господи, – подумал Майкл, – кажется, старый безумец ловит кайф».

Раздался пушечный выстрел – обломился кливер. Полотнище с треском разорвалось, лодка потеряла ход. Майкл поспешно сбросил кроссовки, штормовку, свитер и брюки. Плыть, так уж налегке.

Через несколько секунд «Трейси» перевернулась, и они оба оказались в воде. Завалившись на бок, лодка вздымалась вверх и тут же проваливалась вниз. Лоуренс то появлялся, то исчезал за очередным гребнем в нескольких футах поодаль. Майкл схватил его за спасательный пояс и, отчаянно гребя, подтащил к лодке. Когда «Трейси» опустилась вниз, они оба ухватились за леер.

– Вы в состоянии держаться? – выдохнул Майкл.

– Постараюсь, – ответил Лоуренс.

Он хлебнул воды, но не разжал рук. Некоторое время они молча покачивались на волнах.