Церковь Святого Антония

Онлайн чтение книги Среди овец и козлищ The Trouble with Goats and Sheep
Церковь Святого Антония

27 июня 1976 года

В воскресенье мы пошли в церковь и просили Боженьку найти миссис Кризи.

Мои родители не пошли, решили немного прилечь. Но мы с миссис Мортон уселись в первом ряду, чтоб Бог лучше нас слышал.

– Думаете, это поможет? – шепотом спросила я ее, опускаясь на колени на скользкую подушку.

– Ну, во всяком случае, не повредит, – ответила та.

Большую часть того, что говорил викарий, я не понимала, но он время от времени улыбался мне, и я изо всех сил старалась держаться так, будто совсем не грешу, а проповедь меня очень заинтересовала. В церкви пахло воском и старой бумагой, к тому же здесь мы нашли убежище от палящих лучей солнца. Деревянные балки изгибались под сводами дугой, прохладная и сухая каменная кладка впитывала в себя жару и пот. И я, одетая в ситцевое платьице, даже озябла. Мы сначала расположились на скамьях поодаль друг от друга, чтобы казалось, что народу больше, чем на самом деле, но очень скоро я придвинулась поближе к миссис Мортон и ее теплому кардигану. Она протянула мне руку, я так и вцепилась в нее, хотя была уже вполне взрослой девочкой.

Слова викария эхом отдавались от камня, и это было похоже на раскаты отдаленного грома.

– «И буду я найден вами, говорит Господь, и возвращу вас из плена».

Я следила за тем, как бусинка пота пробивает себе дорожку, ползет по виску миссис Мортон. В церкви запросто можно задремать, если устроиться поудобнее.

– «Я буду преследовать и гнать их мечом, голодом и чумой. Ибо они не прислушались к словам моим».

А вот эта фраза особенно привлекла мое внимание.

– «Тем, кто любит меня, я воздам; буду защищать тех, кто знает мое имя, и когда они воззовут ко мне, тотчас откликнусь».

Я смотрела на массивный золотой крест на алтаре. В нем отражались все мы: набожные и безбожники, грешники и праведники. У каждого из нас были свои причины зайти в эту церковь, сидеть и замирать в ожидании. Как это Бог умудрится ответить всем нам?

– Агнец Божий, – сказал викарий, – который взял на себя все грехи мира, помилуй нас.

Я так и не поняла толком: просим ли мы Бога найти миссис Кризи, или же просим Его простить ее за то, что бесследно исчезла.


Мы вышли во двор, залитый маслянистым блеском солнца. Оно окутывало жаром могилы, отбеливало камни и надгробные плиты, отчего имена усопших выделялись особенно четко. Я наблюдала за тем, как яркие лучи подползали по стене храма к витражу, фрагменты которого тут же вспыхнули и начали отбрасывать алые и пурпурные искры вверх, к безоблачному небу. Миссис Мортон обменялась рукопожатиями с важными прихожанками в шляпах. Я же принялась расхаживать по церковному двору, стараясь ступать аккуратно, чтобы случайно не потревожить чью-нибудь могилу.

Мне нравилось ощущение твердой почвы под ногами. Она была безопасная и надежная, точно все кости, зарытые здесь, заставили всю накопленную ими крепость и мудрость прорасти сквозь землю. Я проходила мимо всех этих Эрнестов, Мод и Мейбл, некогда чьих-то любимых, а ныне о них помнили лишь колокольчики, растущие у плит; и вот узенькая тропинка, аккуратно засыпанная гравием, привела меня на задний двор. Могилы здесь были очень-очень старые, камни покрыты лишайником почти до полной неузнаваемости, имена давным-давно всеми забытых людей смотрели на меня с надгробных плит, которые скособочились и склонялись к земле, точно пьяные.

Я уселась на клочок свежескошенной травы, за надгробным камнем, сплошь покрытым какими-то зелеными и синими завитками. Я знала, что дамы в шляпах склонны вести долгие беседы, а потому решила сплести венок из маргариток. И дошла до пятой маргаритки, когда задняя дверь в церковь отворилась и вышел викарий. Порыв ветра подхватил полы его облачения, ткань заполоскалась на ветру, как белье, развешенное на веревке для просушки. Я смотрела, как он прошел через двор, выбросил пустой пакетик от чипсов в мусорку, затем вернулся к двери, снял одну туфлю и начал выбивать ее о косяк, желая избавиться от попавших внутрь клочков сена.

Уж не знаю, разрешалось нечто подобное тут у них или нет.

– Почему исчезают люди? – спросила я его из-за надгробного камня. Выбивать туфлю он не перестал, просто помедлил и обернулся через плечо.

Я поняла: он меня не видит. И встала во весь рост.

– Почему исчезают люди? – повторила я вопрос.

Викарий надел туфлю и подошел ко мне. Он был выше, чем казался в церкви, и смотрел на меня очень серьезно. На лбу прорезались глубокие толстые морщины, словно этот человек провел всю жизнь, пытаясь разгадать какую-то важную загадку. Он не смотрел на меня, взгляд был устремлен на могилы.

– По многим причинам, – выдавил он наконец.

Дурацкий ответ. Я бы и сама могла сказать то же самое, и для этого не пришлось бы просить помощи у Бога.

– Ну, например?

– Они сбиваются с пути истинного. С предназначенного свыше курса. – Он смотрел на меня, я смотрела на него, задрав голову и щурясь от солнца. – Вот и пропадают.

Я снова подумала обо всех этих Эрнестах, и Мод, и Мейбл.

– Или же умирают, – вставила я.

Он нахмурился и повторил мои слова:

– Или же умирают.

От викария пахло в точности так же, как и в церкви. Вера запуталась в складках его одежды, ноздри мои наполнились запахом старинных гобеленов и свечей.

– А как сделать так, чтоб люди перестали исчезать? – спросила я.

– Надо помочь им найти Бога. – Он переступил с ноги на ногу, под подошвами захрустел гравий. – Если в общине существует Бог, никто не пропадет и не потеряется.

Я подумала о нашем городке. О чумазых ребятишках, выскакивающих из домов на улицу, о пьяных спорах и драках, отзвуки которых доносились из окон. Просто представить было невозможно, что Бог проводил здесь много времени.

– А как найти Бога? – спросила я. – Где он?

– Он везде. Везде и повсюду. – Викарий широко развел руки, словно наглядно подтверждая тем самым ответ. – Просто надо искать Его.

– Ну а если мы найдем Бога, то все будет в порядке? – спросила я.

– Разумеется.

– Даже с миссис Кризи?

– Естественно.

С крыши церкви сорвалась ворона, развернула крылья и пронеслась по воздуху со зловещим карканьем.

– Уж не знаю, как это получается у Бога, – пробормотала я. – Как это он помогает нам не исчезнуть?

– Ты ведь знаешь, что Господь – наш пастырь, Грейс. А мы всего лишь овцы. Всего лишь Его овечки. И если собьемся с пути, Господь отыщет нас и вернет домой.

Обдумывая все это, я разглядывала свои ноги. Сухие травинки застряли в носках и больно кололись, оставляя на коже красные следы.

– Почему люди обязательно должны умирать? – спросила я, но когда обернулась, увидела, что викарий уже стоит у дверей в церковь.

– Может, придешь на чаепитие в зальной церкви? – окликнул он меня.

Мне не слишком хотелось туда идти. Я предпочла бы вернуться к Тилли. Ее мама не ходила в церковь, опасаясь, что там викарий промывает всем нам мозги. Но я должна была согласиться, потому как в противном случае подвела бы Иисуса, так мне, во всяком случае, казалось.

– Ладно, – сказала я и отряхнула травинки, прилипшие к коленям.


Я шла следом за миссис Мортон по дорожке, проложенной между церковью и залом. Края дорожки густо заросли гусиной травкой, лютиками, среди них высились стебли наперстянки, ронявшей целые облака пыльцы из толстых пурпурных колокольцев. Ветер стих, оставил нас на растерзание сухой палящей жары, которая врезалась в кожу плеч и рук, из-за которой было трудно вымолвить даже одно слово. Мы шли гуськом – молчаливые пилигримы, влекомые к святилищу чая и печенья, все одетые в воскресные платья и украшенные блестящими капельками пота.

Вот мы дошли до автостоянки, и я увидела Тилли, она сидела на ограде. Кожа блестела – она была намазана кремом от загара с головы до ног. На голове у Тилли красовалась непромокаемая шапочка.

– Другой дома просто не нашлось, – пояснила она.

– Вроде бы твоя мама не хочет, чтоб ты увлеклась религией? – спросила я, протягивая ей руку.

– Мама ушла раскладывать товар по полкам в кооперативном магазине, – ответила Тилли и тяжело спрыгнула на землю с кирпичной кладки.

Зальная церковь являла собой низкое белое здание, расположившееся в самом конце дорожки. Смотрелось оно здесь как-то неуместно, словно архитектор долго раздумывал, куда бы его приткнуть, и никак не мог решить. Внутри позвякивали чашки и блюдца, приготовления были в разгаре. По паркету бодро стучали каблучки, в углу высились гигантские кипятильники из нержавеющей стали, они шипели и плевались паром.

– Я буду «Боврил»[4]«Боврил» – фирменное название пасты из говядины для приготовления бутербродов и бульонов., – сказала Тилли.

Я покосилась на миссис Мортон – она заказывала нам напитки в другом конце комнаты. Раннее вдовство заставило ее устраивать жизнь на объедках с чужих столов; она пекла, вязала, всегда была готова услужить и постепенно стала для всех незаменимой. Интересно, подумала я, какой бы была миссис Мортон, не уйди из жизни ее муж так рано. Если бы мистер Мортон, сидевший тогда за рулем, не стал бы, пригнувшись чуть ли не к самому полу у сиденья, искать радиоволну, на которой выступали «Нью Сикерс»[5]«Нью Сикерс» – австрало-английская поп-группа, образовалась в 1964 г., то не влетел бы прямиком в отбойник на трассе М4. Люди перешептывались, будто с ним была пассажирка, женщина, которая появилась на похоронах в черном платье до пят и с алой помадой на губах, и она так громко, просто до неприличия, рыдала, что служке пришлось вывести ее из церкви. Я ничего этого не помнила. Была еще слишком мала. Я знала и запомнила миссис Мортон именно такой, как сейчас: в твиде, чистенькой и аккуратной, и тарахтящей без умолку, словно морская галька, стучащая в пустой коробке, одинокой, хотя в этой жизни все устраиваются парами.

– «Боврил». – Миссис Мортон протянула чашку Тилли. Мы обе понимали, что пить она этого не будет, но делали вид, что все в порядке, даже когда Тилли поднесла чашку к губам и от пара затуманились ее очки.

– А вы верите в Бога, миссис Мортон? – спросила я.

Мы с Тилли с нетерпением ждали ответа.

Она заговорила не сразу, подняла взгляд к потолочным балкам, словно искала ответ именно там.

– Верю в то, что люди не должны задавать дурацкие вопросы воскресным утром, – ответила она наконец и пошла искать туалет.

Зал постепенно наполнялся людьми. Мне показалось, что народу здесь собралось куда больше, чем в церкви, и среди нарядных воскресных платьев мелькали джинсы. Похоже было, что Иисус может собрать куда большую аудиторию, стоит только предложить публике печенье. Были здесь и жители нашей улицы – Форбсы и мужчина, который постоянно стриг газон на своей лужайке, и женщина из углового дома, которая заявилась в сопровождении целой кучи ребятишек. Они цеплялись за ее юбку, липли к ногам, и я заметила, как она сует печенья в карман этой самой своей юбки. Все стояли с газетами, сдвинув солнечные очки на лбы, а в углу чей-то рыжий шпиц затеял свару с колли. Люди говорили о нехватке воды, о Джеймсе Каллагане[6]Джеймс Каллаган – премьер-министр Великобритании (1976–1979), представитель партии лейбористов. и о том, вернется ли домой миссис Кризи. Она так до сих пор и не вернулась.

И ни один из них ни словом не упомянул об Иисусе.

Если честно, думаю, что, если б даже Иисус в этот момент вошел в зал, никто бы его не заметил. Ну, разве что он принес бы с собой рулет-мороженое под названием «Арктический ролл».


– А ты веришь в Бога? – спросила я Тилли.

Мы с ней устроились в уголке на синих пластиковых стульях. Прохладные сиденья стерли пот с нашей кожи. Тилли все принюхивалась к своему «Боврилу», я прижала колени к животу, прикрылась ими, точно щитом. В отдалении стояла миссис Мортон, зажатая между столиком и двумя крупными женщинами в цветастых фартуках.

– Наверное, – ответила Тилли. – Думаю, это Бог меня спас, когда я лежала в больнице.

– С чего ты взяла?

– Мама просила Его об этом каждый день. – Тилли, хмурясь, уставилась в чашку с бульоном. – Ну и перестала просить, когда мне стало лучше.

– Ты никогда мне об этом не рассказывала. Всегда говорила, что была совсем маленькая и ничего не помнишь.

– Помню, – пробормотала она. – И еще помню, что тогда было Рождество и что нянечки и сестры вплели в волосы мишуру. Больше ничего не запомнила.

Она не запомнила. А ведь я спрашивала ее много раз. Детям лучше не знать всех фактов, она сама всегда так говорила, и слова эти всегда вылетали у нее изо рта курсивом.

Когда впервые сказала мне об этом, как бы между прочим, то выбросила эти слова с видом полного безразличия, точно игральную карту на стол. Прежде я никогда не встречала человека, который едва не умер, и это с самого начала дико интересовало меня. Вскоре мой интерес еще усилился. Мне хотелось знать все подробности, мельчайшие детали и хитросплетения – очевидно, чтобы выстроить защиту. Словно, узнав правду, можно спастись от смерти. Если б я сама чуть не умерла, то запомнила бы все и тут же рассказала, но Тилли почему-то помнила только какие-то мелочи и еще что у нее было что-то не так с кровью. Но этого было явно недостаточно – даже если б я связала все слова вместе, как в молитве.

После того как она мне это рассказала, я сделалась тайным союзником ее мамаши по части наблюдения за дочкой. За Тилли неотступно наблюдали, пока мы с ней бегали под безоблачным августовским небом; запыхавшись, я бросала на нее взгляд через плечо, посмотреть, поспевает ли она за мной. От палящих лучей солнца ее защищал зонт моего отца с поля для гольфа; основная задача сводилась к тому, чтобы держаться как можно дальше от обочин дороги и трещин на тротуаре. А когда сентябрь приносил с собой туман и дожди, ее усаживали так близко к газовой плите, что ноги покрывались красными пятнами.

Я наблюдала за ней постоянно, оберегала, а она ни о чем не догадывалась. С виду я ничем не выражала беспокойства; ни словом не упоминала о тайных опасениях, что единственную подругу могут отнять у меня лишь по той причине, что я не проявила должной бдительности.


Нестройный шум в зале перешел в ровный рокот голосов. Машина работала, неспешно набирала скорость на жаре, подпитывалась бесконечными сплетнями и пересудами, и мы уставились в самое сердце этого двигателя, состоящее из перегретой плоти и множества ног. Перед нами стоял мистер Форбс. Он проплыл через толпу, держа вишневый пирог над головой, и теперь собирался поделиться с нами своим мнением. Его рубашка на груди пропиталась потом.

– Он проснулся в понедельник утром, а жены и след простыл. Исчезла.

– Сказки для нищих, – заметил Эрик Лэмб. К нижней части его брюк все еще липли сухие травинки.

– Живите моментом, вот что я вам скажу, – откликнулся мистер Форбс и, словно в подтверждение своих слов, пронес тарелку с еще одним куском вишневого пирога над головами.

Миссис Форбс молчала. Шаркала подошвами сандалий по паркету в елочку и крутила чайную чашку на блюдце. Лицо у нее словно скукожилось от волнения.

Быстро расправляясь с вишневым пирогом, мистер Форбс окинул супругу критическим взглядом.

– Да прекрати ты терзаться по этому поводу, Дороти. Это не имеет к делу ни малейшего отношения.

– Все имеет к этому отношение, – возразила она. – Я просто знаю, и все тут.

Мистер Форбс покачал головой.

– Ну хоть ты скажи ей, Эрик. Она меня не слушает.

– Все это давно в прошлом. И дело тут в чем-то другом. Просто небольшая размолвка, вот и все, – сказал Эрик Лэмб. Мне показалось, голос его звучит мягко и утешительно, но миссис Форбс продолжала шаркать, пряча свои мысли за хмурой гримасой.

– Или жара всему виной, – заметил мистер Форбс, похлопывая себя по животу – Он словно желал убедиться, что вишневый пирог благополучно достиг места назначения. – В такую погоду люди порой совершают самые странные поступки.

– Точно, – кивнул Эрик Лэмб. – Это все из-за жары.

Миссис Форбс перестала крутить чашку, подняла глаза. На губах ее играла еле заметная улыбка.

– И мы сильно облажаемся, если это не так, верно? – спросила она.

Все трое замерли в молчании. Я видела, как они обменялись взглядами, затем мистер Форбс смахнул крошки с губ тыльной стороной ладони. Эрик Лэмб не говорил ни слова. Когда взгляды присутствующих обратились к нему, он уставился в пол, избегая их.

Через некоторое время миссис Форбс заметила: «В чае не хватает молока», – развернулась и исчезла в толпе.

Я похлопала Тилли по руке, отчего из голубой пластиковой чашки у нее выплеснулось немного бульона.

– Ты слышала? – спросила я. – Миссис Форбс сказала, что все они облажаются…

– Не слишком-то приличное выражение для церкви. Я права? – заметила Тилли, которая так и не сняла непромокаемую шапочку. Затем она вытерла пятно от бульона краем рукава. – Последнее время эта миссис Форбс ведет себя довольно необычно.

Что правда, то правда. Я сама накануне днем видела, как она расхаживает по садику перед домом в ночной рубашке и разговаривает о чем-то с цветочными клумбами.

Всему виной жара, так сказал мистер Форбс, уводя жену в глубину зала с недопитой чашкой чая и журналом «Радио таймс».

– Почему это люди сваливают все на жару? – спросила Тилли.

– Так проще, – ответила я.

– Проще, чем что?

– Проще, чем назвать истинные причины.


В зале появился викарий.

Мы поняли, что он вот-вот придет, еще до того, как увидели его, поскольку разговоры в помещении начали стихать, перешли в деликатное покашливание. Викарий прорезал толпу, и она снова смыкалась позади – так поверхность моря смыкается за кораблем. Он плавно перемещался в своем облачении, как бы очерчивая круг неподвижности, отчего каждый, к кому он приближался, начинал казаться излишне активным, даже истеричным. Люди выпрямлялись, когда он пожимал им руки. Я увидела, как миссис Форбс изобразила нечто вроде реверанса.

– О чем он говорил сегодня в церкви? – спросила Тилли, пока викарий обходил присутствующих.

– Сказал, что Господь гоняется за людьми с ножами, если они не слушаются его должным образом.

Тилли снова понюхала свой бульон.

– Вот уж не знала, что Бог на такое способен, – заметила она после паузы.

Порой мне стоило немалых усилий оторвать от нее взгляд. Она казалась почти прозрачной, хрупкой как стекло.

– Еще он сказал, что, если мы найдем Бога, он всегда нас защитит.

Тилли приподняла голову. На кончике носа у нее красовалась полоска от крема против загара.

– Как думаешь, Грейси, кто-нибудь еще у нас исчезнет?

Я вспомнила о надгробных плитах, и миссис Кризи, и лужайках с пожелтевшей травой в проплешинах.

– Неужели только Бог нас хранит? Разве без него мы не в безопасности? – не унималась она.

– Ну, не знаю, не уверена. Я еще толком не разобралась.

Я наблюдала за ней и перебирала все свои опасения, как бусины ожерелья.


Викарий завершил обход зала и тотчас исчез – словно помощник фокусника скрылся за занавесом сцены. Снова загудели голоса, поначалу тихие, не слишком уверенные, но постепенно они становились все громче, и вот речь снова пошла о нехватке воды и таинственном исчезновении соседки.

Наверняка все эти сплетни и домыслы продолжались бы до тех пор, пока люди не разошлись по домам, чтобы наесться брюссельской капусты, но в этот момент сквозь двойные двери в помещение вдруг ворвался мистер Кризи и промаршировал через весь зал. Тотчас воцарилась полная тишина, и единственными звуками, нарушавшими ее, было позвякиванье чашек о блюдца да приглушенный стук локтя в бок соседу.

Он остановился перед мистером Форбсом и Эриком Лэмбом, лицо его было искажено от гнева. Позже Тилли говорила: в тот момент ей показалось, что он вот-вот кого-нибудь ударит, но, на мой взгляд, запала для мордобоя у него оказалось недостаточно.

Несколько секунд он молча и вопросительно смотрел на эту пару, потом спросил:

– Это ведь вы ей рассказали, да?

То был крик души, но произнес он эти слова яростным шепотом, брызгая слюной.

Мистер Форбс отошел от толпы и отвел мистера Кризи в сторонку, к стене. Я слышала лишь отдельные его слова: «Господи», «да успокойся ты» и «ради бога», а потом вполне отчетливо уловила:

– Мы ничего ей не говорили.

– Тогда почему она вдруг сорвалась с места и ушла? – спросил мистер Кризи. Похоже, гнев обездвижил его, лишил каких-либо сил, превратил в статую, застывшую на месте. И лишь покрасневшие грудь и шея, видневшиеся из-под расстегнутой рубашки, свидетельствовали о том, что это живой человек.

– Не знаю, – пробормотал в ответ мистер Форбс. – Если она что и узнала, то точно не от нас.

– Мы не такие дураки, – подхватил Эрик Лэмб. Оглянулся через плечо на море чайных чашек и любопытных глаз. – Давай-ка выйдем отсюда, друг. Позволь нам угостить тебя выпивкой.

– Не нужна мне ваша чертова выпивка, – точно змея прошипел мистер Кризи. – Мне нужно, чтобы жена вернулась.

Но выбора у него не было. Они вывели его из зала, точно тюремные надсмотрщики.

Я взглянула на миссис Форбс.

Она долго не сводила глаз с закрывшейся за ними двери.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Церковь Святого Антония

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть