ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Онлайн чтение книги БЕЛЫЙ РАБ The white Slave
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Раб, как и всякий человек, подвержен воздействию неблагоприятной случайности, капризу судьбы, но с той разницей, что он лишен возможности борьбы с этими случайностями. Он связан по рукам и ногам, и страдания его тем сильнее, чем острее в нем горечь сознания, что он не может ничем себе помочь, не может ничего предпринять, чтобы отвести нависшую над ним беду. Это сознание полного бессилия самая тяжкая мука из существующих на свете - она родная сестра отчаяния.

Майор Торнтон чрезмерно утомлял себя работой по благоустройству и расширению своей плантации. Не чужд он был и некоторых излишеств, которые подрывали его здоровье. Неожиданно для всех он заболел лихорадкой и слег. Болезнь, настигшая его впервые за много лет, с самого начала приняла угрожающий характер. Весть о том, что его жизнь в опасности, вызвала в Окленде не только беспокойство, но и ужас. Утром и вечером все мы сбегались к дому, спеша узнать, как он себя чувствует. Горе закрадывалось в сердце и отражалось на наших лицах, когда раздавался неизменно печальный ответ: "Улучшения нет!"

К женщинам в Окленде всегда относились бережно, щадя их слабость, чего никогда не бывало на других плантациях. И вот теперь можно было убедиться, какой благодарностью бывает полна душа женщины и как легко завоевать ее преданность и любовь. Все рабыни на плантации старались каким угодно способом облегчить страдания нашего хозяина. Все они наперебой готовы были исполнять самую неприятную работу. Вряд ли кто-либо другой был во время болезни окружен такой бережной заботой и вниманием, как майор Торнтон. Однако все наши старания, заботы и горе оказались бесплодными. Лихорадка овладела больным со всей силой и с каждым днем словно находила новый незащищенный участок в его крепком организме. Силы больного таяли. Прошло всего десять дней, и нашего хозяина не стало.

Узнав о его смерти, мы молча переглянулись. Глубокое отчаяние отразилось на всех лицах. Осиротевшая семья, которую смерть лишила последней опоры, не могла бы пережить большего горя. Мужчины плакали, женщины испускали душераздирающие вопли. Старуха-кормилица, некогда вырастившая Торнтона, не поддавалась никаким утешениям. Да и было ей о чем горевать! После смерти отца майора Торнтона она была продана, и вырученные деньги пошли на покрытие долгов покойного. Но майор Торнтон выкупил ее на первые же деньги, которые ему удалось отложить, назначил ее домоправительницей и окружил самой нежной любовью. Зато и она любила его, как собственное дитя, и оплакивала "своего дорогого сына Чарли", как она называла его, страстно рыдая, словно женщина, потерявшая единственный плод чрева своего.

Все мы участвовали в похоронах и проводили нашего господина до последнего его жилища. Глухой стук земли, ударяющийся о крышку гроба, мучительно отзывался в наших сердцах, и когда церемония закончилась, мы долго еще продолжали, плача, стоять вокруг его могилы. Горе наше было неподдельным - этому легко поверить: ведь оплакивали мы самих себя.

Майор Торнтон не был женат и не оставил детей, за которыми закон признал бы право на наследование. Не знаю, являлась ли у него мысль о необходимости составить завещание. Быстрота, с которой его настигла смерть, во всяком случае не дала ему времени осуществить это намерение, даже если оно и было. Все его владения стали достоянием целой своры дальних родственников, к которым, как мне всегда казалось, он не питал особенно нежных чувств. Мне ни разу не приходилось видеть никого из них в Окленде, и, насколько хватало памяти у остальных рабов, никто из этих "кузенов" не навещал майора Торнтона при его жизни.

И вот мы перешли в собственность людей, не имевших о нас никакого понятия и неизвестных нам.

Все эти "законные наследники" были столь же бедны, сколь и многочисленны. Поэтому они крайне торопились превратить в деньги все имущество усопшего с тем, чтобы как можно скорее произвести между собой дележ.

В самый короткий срок было получено разрешение не то суда, не то какого-то другого учреждения, и расклеенные повсюду объявления оповестили население о предстоящей распродаже рабов умершего майора Торнтона. Аукцион должен был состояться в здании окружного суда.

Все необходимые приготовления были поручены агенту, временно управлявшему поместьем по доверенности наследников.

Наследники сочли за лучшее не ставить нас в известность о предстоящих событиях, и все хранилось в строжайшей тайне из опасения, что кто-нибудь из нас решится бежать.

Накануне аукциона нам неожиданно приказали собраться. Здоровых мужчин и женщин сковали цепью и надели на них наручники. Несколько стариков и маленьких детей погрузили на тележку. Остальных - мужчин, женщин и детей - всех вперемежку, погнали вперед, как скот. Три здоровенных парня верхом на лошадях, держа в руках обычные длинные бичи, исполняли одновременно роль погонщиков и проводников.

Я не стану рассказывать о нашем горе. Мне не хочется повторять повесть, всем давно известную. Кому не приходилось слышать о торговле невольниками, происходящей на африканском побережье? Чье сердце не обливалось кровью при описании отчаяния и ужаса несчастных похищенных жертв? То же самое происходило сейчас с нами. Многие из нас родились и выросли в Окленде, и все видели в нем родной дом, нет, более того - крепкое убежище, где мы были ограждены от оскорблений и несправедливых нападок. Нас лишали этого приюта, не дав даже приготовиться к такому изгнанию, и скованными гнали на невольничий рынок, где нам предстояло быть проданными с торгов тому, кто предложит наивысшую цену.

Следует ли поэтому удивляться, что мы двигались, не проявляя особой поспешности? Если бы мы покидали Окленд по собственной воле, уходя оттуда в поисках счастья, то и тогда нам нелегко было бы порвать узы, связывавшие нас с этим домом. Каково же должно было быть нате горе, когда приходилось оставить Окленд при таких тяжелых обстоятельствах?

Но ни слезы мужчин, ни вопли женщин, ни крики несчастных, насмерть испуганных детей не могли нам помочь. Наши стражи щелкали бичами и смеялись над нашим отчаянием. Наш печальный поезд медленно продвигался вперед, и многие из нас взглядом, полным тоски, прощались с давно знакомыми местами.

Мы молчали, и наши печальные и мрачные размышления нарушали только проклятия, окрики и грубый хохот погонщиков этого людского стада.

Ночевали мы у дороги. Погонщики по очереди то спали, то несли охрану. На следующий день мы добрались до места, где. должна была происходить продажа.

Аукцион начался в назначенный час.

Народу было немного, и покупатели не проявляли особого пыла. Среди присутствующих было много соседей нашего умершего хозяина. Один из них вслух заметил, что мы, в общем, здоровенный народ, но он лично ни за что не купил бы раба с плантации Торнтона. Майор-де совершенно испортил их своим баловством: достаточно одного такого парня, чтобы посеять смуту и недовольство в целом округе. Эта речь, вызвавшая громкое одобрение присутствующих, произвела то самое действие, на которое и рассчитывал оратор.

Аукционист добросовестно выполнял свои обязанности. Не щадя красноречия, он восхвалял наше прекрасное сложение, отличное здоровье и несомненную работоспособность.

- Что же касается чрезмерно снисходительного отношения, к которому они приучены, - сказал он в заключение, - то подобающая дисциплина и добрая ременная плетка быстро приучат их к должному повиновению. Так вот, принимая во внимание, как обращается со своими невольниками только что выступавший оратор, - именно ему и следовало бы приобрести рабов майора.

Эта выходка аукциониста вызвала всеобщее веселье. Но оживления в торги она не внесла. Все мы пошли по весьма умеренным ценам. Большинство юношей, детей и женщин было приобретено специально приехавшим работорговцем. С большим трудом удалось сбыть стариков. Кормилица майора Торнтона, которая при его жизни правила всем домашним хозяйством и была в Окленде важной персоной, пошла за двадцать долларов. Ее приобрел какой-то старый негодяй, пользовавшийся печальной славой за свое бесчеловечное отношение к рабам. Когда молоток аукциониста в последний рае опустился на стол, старик многозначительно усмехнулся.

- Надеюсь, - сказал он, - что эта старуха еще в состоянии держать мотыгу. Свои двадцать долларов я из нее выколочу - одно лето она во всяком случае еще проработает.

Несчастная женщина с минуты смерти своего хозяина ни разу даже головы не подняла. Но чувство обиды за то, что ее так дешево оценили, заставило бедняжку забыть свое горе, забыть даже и о тяжкой участи, которая ей предстояла. Повернувшись к своему новому господину, она крикнула ему, что у нее еще достаточно сил и бодрости, и стала уверять его, что из всех покупателей именно он сделал самое выгодное приобретение.

Старик беззвучно рассмеялся. Легко было на его лице прочесть все, что он думал, и угадать, что он решил поймать несчастную старуху на слове.

Несколько человек, наиболее слабых и дряхлых, не могло быть продано за отсутствием покупателей. Они не стоили даже назначенной цены, и никто не надбавил ни цента. Не знаю, какая их постигла судьба.

Торговец, купивший большую часть детей, отказался от участия в торгах на матерей, которые по возрасту своему уже не были способны рожать. Расставание этих несчастных с детьми сопровождалось душераздирающими сценами. Бедные крошки, только накануне покинувшие места, где они родились и росли, а сейчас отрываемые от матерей, которые выносили их и выкормили, с жалобным криком протягивали ручонки, - мучительная картина детского горя.

Матери тоже плакали, но горе их проявлялось менее шумно. Была среди них пожилая женщина, как она говорила, мать пятнадцати детей. При ней оставалась только девочка лет десяти-двенадцати. Все другие были давно распроданы, рассеяны по всей стране, и матери ничего не было известно о них. И вот сейчас ей предстояло расстаться с последним, самым младшим ребенком. Девочка с выражением безмерного ужаса цеплялась за платье метери. От ее криков должно было, казалось, содрогнуться даже самое ожесточенное сердце.

Новый хозяин схватил ее, хлестнул плеткой и приказал "прекратить этот гнусный рев". Работорговец - даже и тогда, когда старается приобрести внешность "джентльмена", - всегда остается варваром, независимо от того, на побережье ли Гвинеи или в "старых владениях" он занимается своим ремеслом.

Покончив со своими покупками, наш новый хозяин поспешил двинуться со своим гуртом в путь. Он являлся агентом крупной фирмы по торговле рабами. Главный "склад" фирмы помещался в Вашингтоне, в том самом городе, где заседало федеральное правительство, - в столице Соединенных Штатов. Туда-то он и собирался препроводить нас. Общее количество закупленных им "голов" составляло около сорока человек - мужчины, женщины и дети, всех примерно поровну. Нас скрепили попарно, надев железные ошейники, от которых спускались такие же цепи, в свою очередь спаянные с общей тяжелой железной цепью, связывавшей вместе всю нашу колонну. Кроме того, рука каждого из нас с помощью особых наручников была прикреплена к руке соседа, и эти наручники, в свою очередь, соединялись еще общей цепью. В обычных условиях, вероятно, удовлетворились бы ошейниками и прикрепленными к ним цепочками, но наш новый хозяин столько наслышался от собравшихся на торги соседей майора Торнтона о том, что мы "опасные негодяи", что счел лучшим принять все "разумные меры" предосторожности.

Цепь качнулась, и мы двинулись в путь. Хозяева, которым помогали нанятые на этот случай надсмотрщики, ехали верхом по бокам колонны, вооруженные, как и подобает, длинными бичами.

Это было тяжелое и очень печальное путешествие. У нас не было особого желания торопиться… Несчастные дети изнемогали под тяжестью цепей и падали от усталости: они не привыкли к дальним переходам. Все мы ослабели от недостатка пищи; наш новый хозяин был человек расчетливый и старался сократить путевые издержки.

Я не стану утруждать читателя описанием однообразного и мучительного путешествия. Скажу только, что после нескольких дней ходьбы мы переправились через величественную и широкую реку Потомак и ночью достигли федеральной столицы, или, вернее, того места, где ей предстояло быть выстроенной. В те годы, о которых я рассказываю, Вашингтон был большой деревней, дома которой были разбросаны, по обширному участку и нередко отделялись друг от друга пустынными полянами, поросшими бурьяном; и все же в нем можно было предугадать величие и богатство будущего центра федерации. Не достроенный еще Капитолий белел в свете луны и обещал стать тем великолепным зданием, каким стал впоследствии. В окнах виднелся свет - возможно, что там заседал конгресс.

Вид этого здания произвел на меня сильное впечатление. "Здесь, - подумал я, - мудрость великого народа, собранная воедино, посвящает свои силы созданию законов, которые должны обеспечить благополучие всего населения страны, - законов, справедливых и равных для всех, достойных свободного народа и великой демократии…"

В ту самую минуту, когда я мысленно произносил эти слова, железный обруч, охватывавший мою шею, коснулся места, где кожа была повреждена трением ошейника. Боль, причиненная этим прикосновением, резкое движение, которое я невольно сделал, и последовавший за ним звон цепей напомнили мне, что "справедливые и равные для всех законы свободного народа и великой демократии" не могли спасти миллионы [18][18] Число рабов в Соединенных Штатах Америки ко времени первого английского издания этой книги уже равнялось трем с половиной миллионам человек. Нелишним будет отметить, что федеральное правительство, согласно конституции, лишено права вмешиваться в вопросы о рабовладении в отдельных штатах. Законодательная власть отдельных штатов одна лишь, в границах своего штата, является судьей в этих вопросах. (Примеч. автора.) людей от ужасов угнетения и рабства. Щелканье бичей наших надсмотрщиков заставило нас с особой остротой почувствовать, что даже у стен этого храма свободы, нет! - под самыми сводами этого храма не нашлось никого, кто осмелился бы осудить или потребовать отмены самой бесчеловечной, позорной и гнусной тирании! Что же это за свобода, священный храм которой служит невольничьим рынком?!

Что же это за свобода, если она в самом здании высшего законодательного собрания страны терпит дерзкие выходки представителей рабовладельческой аристократии?!

Мы проследовали вверх по улице, тянувшейся вдоль Капитолия, и добрались до "склада" фирмы "Братья Сэведж и К°". Вот эти-то господа и были нашими новыми хозяевами. Площадка в пол-акра была окружена забором высотой в двенадцать футов, щедро утыканным вверху железными остриями и осколками стекла.

Посредине площадки виднелось невысокое кирпичное строение с маленькими окнами, прикрытыми решеткой. Массивная дверь была снабжена крепкими замками и засовами.

Таков был торговый дом "Братья Сэведж и К°". Здесь, под самыми стенами Капитолия, помещался их главный "склад", сюда сгоняли рабов, которых компания скупала во всех концах страны. А когда собиралось достаточное количество рабов, их переправляли партиями или грузили на суда и сплавляли на Юг.



Фирма "Братья Сэведж и К°" имела, разумеется, возможность, на равных правах с другими работорговцами, пользоваться местной городской тюрьмой. Но, принимая во внимание широкий размах их торговых операций, городская тюрьма была слишком мала, - и они выстроили собственную тюрьму, поставленную под начало настоящего опытного тюремщика и ничем особенно не отличавшуюся от той, куда полагается сажать преступников. Рабам разрешалось днем прогуливаться по двору, но с наступлением сумерек их всех, без разбора, загоняли в тюремное помещение. Здесь ощущался острый недостаток воздуха и места: людей сюда сгоняли сотнями. Все время, что нам пришлось пробыть там, мы буквально задыхались от духоты и зловония. По утрам я выходил во двор с тяжелой головной болью, дрожа от лихорадки.

Штаты Мериленд и Виргиния гордятся тем, что первыми потребовали прекращения торговли неграми в Африке и вывоза их оттуда. Эти штаты и в самом деле были, повидимому, сторонниками этой меры. Но у них были на это свои весьма веские основания. То самое постановление конгресса, которое дало им впоследствии основание всюду ссылаться на свою "гуманность", одновременно закрепило за ними монополию на всю внутриамериканскую торговлю рабами. Эта торговля сейчас с успехом конкурирует с пользующейся столь дурной славой и преследуемой законом торговлей на африканском побережье.

Торговлю рабами с Африкой господа виргинцы называют "пиратством", зато своя, внутренняя торговля рабами процветает в самом сердце страны, где она считается вполне законной и почтенной коммерческой деятельностью.

Колумбийский округ, в котором расположен и город Вашингтон, находится между Виргинией и Мерилендом. В силу своего удачного географического положения, а также в силу разных других причин он постепенно стал центром торговли живым товаром. Честь эту, однако, ему приходится делить с Ричмондом и Балтиморой, главными городами Виргинии и Мериленда.

Земли в обоих этих штатах разорены и совершенно истощены нелепой и устарелой земледельческой системой, применяющейся всюду владельцами чрезмерно обширных плантаций, пользующимися рабским трудом.

Продукты с этих плантаций те же, что и продукты, продаваемые землевладельцами из свободных штатов на Севере и Западе, и опасность конкуренции и полного вытеснения продуктов южан продуктами, добытыми свободным трудом, растет с каждым днем.

Многим из виргинских плантаторов не удается уравновесить свой бюджет иначе, как прибегая ежегодно к продаже одного или двух негров. С "юмором", достойным рабовладельцев, это называется "съесть негра".

Значительное число землевладельцев уже не надеется на выручку за свои урожаи. Они стараются, правда, хоть отчасти покрыть текущие расходы за счет доходов с плантаций, но сколько-нибудь значительную прибыль они ожидают только от "разведения" рабов для продажи их на южных рынках. На южные рынки поэтому всегда "выводится" достаточное количество виргинских рабов, так же как лошадей и мулов из Кентукки.

Но в Америке, так же как и в Африке, торговля невольниками влечет за собой серьезное бедствие - опустошение и вымирание. Целые округа в Нижней Виргинии постепенно превращаются в пустыню, и такая же угроза нависает над первыми поселениями англо-американцев, которые постепенно возвращаются к своему первоначальному состоянию. Некогда пышные поля теперь покрыты густой и почти непроходимой порослью, которой быстро завладевают лоси и другие животные - первые обитатели этих мест.


Читать далее

РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ. БЕЛЫЙ РАБ
1 - 1 14.04.13
РОМАН РИЧАРДА ХИЛЬДРЕТА " БЕЛЫЙ РАБ" 14.04.13
I 14.04.13
II 14.04.13
III 14.04.13
IV 14.04.13
БЕЛЫЙ РАБ 14.04.13
ГЛАВА ПЕРВАЯ 14.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 14.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ШЕСТАЯ 14.04.13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОКОВАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ 14.04.13
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ 14.04.13
ОГЛАВЛЕНИЕ 14.04.13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть