Онлайн чтение книги БЕЛЫЙ РАБ The white Slave
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Мы вырыли неглубокую яму и опустили в нее тело управляющего, а затем принесли сюда же убитого пса и уложили его рядом с хозяином. Оба они были достойны друг друга.

И тогда мы снова пустились в путь. Пусть не думают, что мы бежали от этих мест с поспешностью убийц, которых гонит прочь голос их совести, - нет, мы были исполнены сознания, что отомстили за свое поруганное достоинство и справедливо покарали насильника и тирана.

Для нас не было ни ущелий, ни гор, суливших, как Вильгельму Теллю, [20][20] Вильгельм Телль - герой одноименной драмы Шиллера, смело боровшийся против чужеземного гнета в Швейцарии. надежное убежище; но мы бежали по пустыням и болотам Каролины, движимые твердой решимостью оставить за собой как можно больше миль и скрыться из окрестностей Лузахачи.

Уже более суток, как мы ничего не ели, но возбуждение, владевшее нами, было так велико, что мы не ощущали ни усталости, ни упадка сил.

Мы держали путь на северо-запад, проверяя направление по звездам, и, должно быть, прошли большое расстояние, так как ни разу не останавливались и шли быстрым шагом без перерыва всю ночь. Мы проходили по сосновым лесам, таким редким, что можно было пробираться через них почти так же свободно, как по дороге. Изредка мы натыкались на болото или на какую-нибудь плантацию, и тогда приходилось двигаться в обход, но сразу, как только становилось возможным, мы переходили к заранее намеченному направлению.

Мрак, который в последние часы ночи еще усиливался густым туманом, понемногу уступал место первым проблескам серых предрассветных сумерек. Мы шагали под соснами, по неглубокой ложбине, сейчас совершенно сухой, но в сырое время года служившей, вероятно, руслом ручья. Оглядываясь по сторонам и ища места, где бы укрыться, мы вдруг заметили в кустах человека, который, вытянувшись и положив голову на мешок маиса, казалось, спал крепким сном.

Мы сразу же узнали его. Это был невольник с плантации, расположенной поблизости от Лузахачи. Нам когда-то приходилось встречаться с ним. а месяца два или три тому назад мы узнали, что он бежал.

Томас тряхнул его за плечо, и тот проснулся в страшном испуге.

Мы постарались успокоить его, объяснив, что мы тоже беглые и крайне нуждаемся в его помощи, так как местность эта нам совершенно незнакома и мы валимся с ног от усталости и голода.

Наши объяснения были вначале встречены с некоторым недоверием. Собеседник был очень сдержан и скуп на слова. Он, повидимому, заподозрил нас в том, что мы собираемся заманить его в ловушку. Все же в конце концов нам удалось рассеять его недоверие. Поверив нашим словам и успокоившись, он предложил нам следовать за ним, обещав накормить нас. Взвалив на плечо свой мешок с маисом, он около мили продолжал брести по дну ложбины, в которой мы застали его. Наконец ложбина кончилась, и перед нами открылось не то болото, не то какой-то затянутый тиной пруд, из которого поднимались стволы деревьев.

Некоторое время мы шли вдоль берега пруда, пока наш проводник не ступил в воду, предлагая нам следовать за ним. Мы подчинились; раньше чем двинуться дальше, он положил мешок маиса на поваленный древесный ствол и, вернувшись к краю пруда, тщательно стер и засыпал ветками следы, оставленные нами на сырой прибрежной земле.

После этого он повел нас дальше. Мы брели по пояс в воде и тине еще около полумили. Гигантские деревья, среди которых мы пробирались, тянулись прямо из воды, стройные как колонны. Круглые, словно отточенные, белые стволы, лишенные ветвей, поднимались ввысь, а пышные верхушки образовывали густой шатер над нашими головами. Внизу почти не было растительности, кроме какой-то разновидности лиан. Они, будто канаты, оплетали стволы деревьев, поднимаясь до самых вершин и еще больше уплотняя навес над нашими головами. Он был почти непроницаем для солнечных лучей, а стволы деревьев стояли так тесно друг к другу, что в этом водяном лесу с трудом можно было отличить что-либо дальше, чем на несколько шагов.

Вода становилась все глубже, а лесная тень с каждым шагом сгущалась. Мы уже с тревогой задавали себе вопрос, куда ведет нас проводник, но вскоре подошли вплотную к маленькому островку, на несколько футов поднимавшемуся над уровнем воды и такой правильной формы, что он казался искусственным. Возможно, что он и в самом деле был сооружен прежними жителями этих мест и служил основой какого-нибудь укрепления.

Поверхность островка была равна приблизительно акру, и он весь порос деревьями, резко отличавшимися от тех, которые выступали из воды пруда: они были значительно ниже и не имели такого величественного вида. Берега поросли мелкими деревцами и кустарником, создававшими впечатление сплошной массы зелени.

Проводник указал нам проход, проложенный между кустами, и, пробравшись сквозь них, мы стали подниматься вверх.

По узкой извилистой тропинке, сквозь густую заросль кустарника, наш спутник привел нас к шалашу, сплетенному из веток и древесной коры. Остановившись на некотором расстоянии от этого жилья, он издал своеобразный свист. Ему ответили таким же свистом, и почти сразу из шалаша вышло несколько человек мужчин.

Наше появление, видимо, всех поразило. Я привлек их особенное внимание: должно быть, они в первую минуту приняли меня за свободного человека. Проводник наш поспешил уверить их, что мы - друзья, товарищи по несчастью, и повел нас к шалашу.

Мы были встречены очень гостеприимно. Узнав, что мы давно ничего не ели, хозяева шалаша, не задавая никаких вопросов, поспешили накормить нас. Они поставили перед нами говядину и похлебку в таком большом количестве, что мы могли наесться досыта.

Тогда только нас стали расспрашивать.

Мы рассказали обо всех наших приключениях, не упоминая, однако, об убийстве управляющего, и так как проводник, знавший нас раньше, подтвердил часть сказанного нами, наши объяснения были сочтены удовлетворительными, и мы были приняты в их компанию.

Она состояла из шести человек, не считая нас. Это были смелые ребята, которые, не стерпев деспотизма управляющих и надсмотрщиков, в разное время бежали в леса, где обрели первобытную свободу. Эта свобода, хотя и связанная с тяжелыми лишениями и опасностями, была им во сто крат милее подневольного труда и гнета, который они стряхнули с себя. Никого из них, кроме нашего проводника, нам не случалось встречать прежде.

Главарь этой ватаги бежал с одной из соседних плантаций вместе со своим товарищем. Они тогда и понятия не имели о существовании этого островка: преследуемые охотниками, они попытались спастись, перебравшись через пруд или болото, которым был окружен этот островок. Повидимому, до них никто такой попытки не предпринимал- Обоим посчастливилось: они добрались до островка, о котором никому ничего не было известно. С тех пор он служил им надежным убежищем. Постепенно к ним присоединилось еще четыре человека.

Как выяснилось, наш проводник был послан на одну из соседних плантаций с целью купить там маис. Наши друзья вели постоянную торговлю с рабами на окружающих плантациях. После того как сделка состоялась, негры, у которых был приобретен маис, принесли бутылку виски и так щедро угостили нашего приятеля, что он, не дойдя до своего убежища, свалился в том месте, где мы его нашли, и заснул мертвым сном.

Пить виски вне дома считалось тяжелым нарушением закона, установленного из предосторожности в маленькой республике на островке. Такой проступок карался тридцатью ударами ремнем, и наш проводник тут же без всякой жалости был подвергнут этому наказанию.

Надо сказать, что он принял это наказание совершенно безропотно: ведь это было выполнением закона, установленного с его согласия и защищавшего его интересы точно так же, как и интересы остальных его товарищей.

Жизнь, начавшаяся для нас с этого дня, имела, во всяком случае, всю прелесть новизны. Днем мы ели, спали, рассказывали друг другу истории, связанные с нашими побегами, или же занимались просушиванием шкур убитых животных, изготовлением одежды, засолкой мяса в запас.

Зато ночью наступало время приключений и опасных предприятий. С приближением осени мы участили наши набеги на маисовые и картофельные поля, расположенные не слишком далеко от нас. Это была своеобразная контрибуция, которой мы облагали владельцев плантаций, но продолжалось это всего каких-нибудь полтора-два месяца. Постоянным источником для пополнения нашего питания и даже доходов служили стада почти одичавшего скота, которые бродят по сосновым лесам, питаясь грубой травой, растущей в тени деревьев. Мы резали этот скот в зависимости от потребности и вялили на солнце мясо, нарезанное тонкими пластинками. В таком виде мясо составляло вкусную и сытную пищу, и мы всегда хранили значительный запас его для самих себя. Кроме того, оно служило и основным предметом нашей меновой торговли, которую мы со всякими предосторожностями, но постоянно вели с рабами нескольких соседних плантаций.

Такая первобытная жизнь в лесах сопряжена со множеством лишений, но имеет свою прелесть. Даже если принимать в расчет самые худшие ее стороны, все же она в тысячу, в десять тысяч раз привлекательнее жизни в так называемых "цивилизованных" штатах, где свободолюбивого дикаря низводят до положения жалкого раба, подобного бессловесному псу. Да что и говорить об этой "цивилизации", при которой безделье и роскошь хозяина окупаются слезами и стонами, принудительным трудом и безмерным унижением, страданием и отчаянием сотен таких же людей, как и он. О да, в вольном и смелом сердце последнего беглеца больше человечности и мужества, чем в целом народе, где власть находится в руках подлых деспотов, тогда как остальные во прахе пресмыкаются перед ними!…