Онлайн чтение книги Волки на переломе зимы The Wolves of Midwinter
5

Рано утром его разбудил звонок телефона; увидев на экране имя Селесты, он не стал отвечать. В полусне он прослушал оставленное ею сообщение: «… и, думаю, для кого-то это, может быть, и окажется хорошей новостью, – говорила она необычно ровным голосом, – но только не для меня. Я говорила об этом с Грейс и, конечно, учитываю и ее чувства. Как бы там ни было, мне нужно повидаться с тобой, потому что без тебя я не могу принять окончательное решение».

Что же все-таки она могла иметь в виду? Впрочем, его это мало интересовало, и терпения для разгадывания загадки было еще меньше. Тут ему пришла в голову совершенно неожиданная мысль: он никак не мог вспомнить, почему решил, что любил Селесту? Как он вообще мог завести и поддерживать с нею отношения? Почему он проводил так много времени в обществе человека, которому он, лично он, настолько не нравился? И она за это время сделала его настолько несчастным, что теперь один только звук ее голоса вызывал у него раздражение и даже легкую боль, несмотря даже на то, что голову его вроде бы занимали совсем другие вещи.

Возможно, Селеста захотела заручиться его согласием на свой брак с его лучшим другом Мортом. Конечно, в том-то и дело. Конечно! Его отношения с Селестой прервались всего два месяца тому назад, и ей сейчас неловко за свою спешку. И, конечно, она посоветовалась с Грейс, потому что любит Грейс. Морт и Селеста регулярно бывали в доме на Русском холме. Каждую неделю трижды обедали там. Морту очень нравился Фил. Фил любил говорить с Мортом о поэзии, и Ройбен задумался о том, что теперь эти беседы вряд ли придутся по вкусу Селесте, которая всегда смотрела на Фила свысока и считала его довольно-таки жалким человечком.

Во время умывания он пришел к выводу, что из всех, кого он знает, ему, по большому счету, хочется видеть только двоих: отца и брата Джима.

Нельзя ли найти какой-нибудь способ навести Фила на тему призраков, никоим образом не касаясь происходящего?

Да, Фил видел привидения, Фил, несомненно, должен быть знаком с многочисленными сведениями по этому вопросу, накопившимися в фольклоре, но между Ройбеном и теми, кому не суждено было знать правду о Нидек-Пойнте, возвышалась стена, за которую последние ни в коем случае не должны были заглядывать.

Что касается Джима… Ройбен опасался, что наперед знает все, что Джим мог бы сказать насчет призраков и духов. Нет, Джим не верил в дьявола, и, возможно, Джим не верил и в бога. Тем не менее он был священником и часто говорил то, что, по его мнению, полагалось говорить священнику. Ройбен отдавал себе отчет, что после появления в его жизни Почтенных джентльменов он ни разу по-настоящему не исповедовался Джиму, и ему было стыдно. А если бы время вернулось назад, Ройбен ни за что не посвятил бы Джима в тайну Волчьего дара. И это было бы просто нечестно.

Одевшись и выпив кофе, он позвонил единственному человеку в мире, с которым мог поделиться своими заботами: Лауре.

– Послушай, зачем тебе ехать так далеко? – сразу же спросила Лаура. – Давай встретимся где-нибудь не на побережье. По всей Винной стране льет дождь, но, может быть, не такой уж сильный.

Он был целиком и полностью «за».

В полдень он въехал на центральную площадь Сономы и увидел перед кафе джип Лауры. Из-за туч выглянуло солнце, но мостовые оставались мокрыми. Несмотря на холодную сырость, в центре города было многолюдно. Ройбену очень нравился и сам городок, и его площадь. Ему казалось, что в таком милом тихом калифорнийском городке просто не может случиться ничего дурного, и он надеялся выкроить после ленча несколько минут, чтобы пройтись по магазинам.

Едва увидев Лауру, которая ожидала его, сидя за столиком, он вновь изумился произошедшим с нею переменам. Да, более темной стала голубизна глаз, волосы превратились в роскошную белокурую гриву, но появилось еще что-то сверх того, какая-то потаенная жизненная сила, проявляющаяся и в выражении ее лица, и даже в ее улыбке.

Заказав самый большой сэндвич, какой только подавали в этом заведении, суп и салат, он приступил к рассказу.

Неторопливо, не упуская ни единой подробности, он изложил историю появления призрака. Ему хотелось, чтобы Лаура полностью представила себе всю картину: и покой, царивший в доме, и эффектную картинность на этом фоне появления Марчент, и выразительность ее жестов, и ее исказившееся лицо.

В кафе было многолюдно, все разговаривали, но сильного шума не было, так что они могли беседовать вполголоса. В конце концов он рассказал обо всем, включая свою беседу с Феликсом, и в обычной для себя в последнее время волчьей манере набросился на суп. Полностью позабыв о правилах хорошего тона, он выпил его прямо из тарелки. Вкусные свежие овощи, густой бульон.

– Так, ты веришь мне? – спросил он. – Веришь, что я действительно все это видел? – Он вытер губы салфеткой и взялся за салат. – Уверяю тебя, это мне не приснилось.

– Да, я думаю, что ты ее на самом деле видел, – ответила она. – И, судя по всему, Феликс тоже не считает, что ты выдумал это видение. Мне кажется – и это меня немного пугает, – что она может являться тебе и потом.

Он кивнул.

– Но веришь ли ты, что она где-то существует? Я имею в виду: истинная, настоящая Марчент. Ты веришь, что она находится где-то вроде чистилища?

– Не знаю, – честно ответила Лаура. – Ты наверняка слышал слово «привязанный». Во всяких теориях ты разбираешься неплохо и должен знать, что некоторые призраки – это духи, привязанные к определенному месту. Духи умерших людей, которые попросту не могут куда-то переместиться. Не знаю, есть ли в этом правда. Я никогда особо не верила в такое. Но умершие могут являться на свет, если случается какой-то особый непорядок или же при наличии эмоциональной привязанности особого рода.

Он пожал плечами. Подобные теории он уже слышал. Слышал рассуждения отца об «умерших, привязанных к месту смерти». Фил говорил о таких, что они претерпевают страдания, проходят нечто вроде персонального чистилища.

Тут всплыла мысль о призраке отца Гамлета и ужасающем описании огненных мук, которые тот претерпевал. Некоторые литературоведы утверждали, что этот призрак явился прямо из ада. Но это полная чушь! Ройбен не верил в чистилище. Не верил он и в ад. Откровенно говоря, разговоры об аде он всегда находил оскорбительными. Он всегда был уверен, что люди, верующие в ад, очень мало сочувствуют тем, кто, по их мнению, должен туда попасть. А то и вовсе не сочувствуют. Скорее наоборот. Те, кто верует в адский огонь, похоже, наслаждаются мыслью о том, что эта ужасная участь суждена, в конце концов, большей части человеческой расы.

– Но что именно означает эта привязка к месту? – спросил он. – Где Марчент может находиться сейчас, в этот самый момент? Что она чувствует?

К его изумлению, Лаура на самом деле ела заказанную пищу. Быстро разрезав на несколько кусков стейк по-европейски, она моментально съела их и тут же, не переводя дыхания, перешла к тарелке со скалопини. Когда же официантка поставила перед ним заказанный сэндвич с ростбифом, он, естественно, тут же вернулся к первоочередному делу.

– Не знаю, – ответила Лаура. – Если допустить, что души существуют, то, значит, они попадают в какую-то ловушку, а может быть, каким-то образом цепляются за то, что способны видеть и слышать о нас и нашем мире.

– Очень логично… – прошептал он. И снова содрогнулся. Он ничего не мог с собою поделать.

– Знаешь, что я сделала бы на твоем месте? – вдруг сказала она и, промокнув губы салфеткой, одним глотком выпила половину колы со льдом из своего стакана. – Я постаралась бы раскрыться навстречу призраку, дать ему понять, что искренне желаю разобраться, чего же он хочет. То есть если это действительно личность Марчент Нидек, если перед тобою что-то цельное, реальное и способное чувствовать – нужно открыть свою душу. Я понимаю, что в многолюдном кафе, среди веселой публики, при ярком свете дня сказать такое очень легко, тем более что я не видела призрак, но я постаралась бы вести себя именно так.

Он кивнул.

– Ее я не боюсь. Я боюсь, что она несчастна, что она, Марчент, продолжает существовать где-то – не в лучшем из миров. Я хочу облегчить ее участь, сделать все, что в моих силах, чтобы исполнить ее желание.

– Ну, конечно!

– Как, по-твоему, может быть, что она тревожится из-за дома, из-за того, что Феликс вернулся туда, а я оставил дом за собой? Завещая мне дом, она не знала, что Феликс жив.

– Вряд ли это имеет какое-то отношение к дому, – ответила Лаура. – Феликс богат. Захотел бы вернуть себе Нидек-Пойнт – предложил бы выкупить его у тебя. И поселился у тебя как гость он вовсе не потому, что у него денег не хватает. – Она говорила это, не переставая есть, и быстро очистила тарелку. – Не забывай, что ему принадлежат все земли, окружающие Нидек-Пойнт. Я слышала, как он говорил об этом Гэлтону и кому-то еще из мастеров. Это вовсе не секрет. Он совершенно спокойно обсуждал это с ними, когда нанимал их для какой-то работы. Усадьба Гамильтонов принадлежит ему уже пять лет. А участок Дрекселов, восточнее, он купил еще раньше. Сейчас люди Гэлтона работают в тех домах. Феликсу принадлежат земли южнее Нидек-Пойнта от берега до самого городка. На этой территории еще остались старые дома, хотя бы того же Гэлтона, но Феликс всерьез намерен дождаться, пока хозяева не решат продать свои участки, чтобы приобрести их.

– Значит, он намеревался вернуться, – сказал Ройбен. – И не просто намеревался, а планировал и готовил возвращение. И хочет заполучить дом. Не может не хотеть.

– Нет, Ройбен, ты все не так понял, – возразила она. – Он действительно собирался когда-нибудь вернуться. Но только после того, как дом уйдет от Марчент. После того как она стала жить в основном в Южной Америке, его агенты много раз пытались под разными именами купить этот дом, но Марчент всегда отказывалась. Об этом Феликс сказал мне сам, просто в разговоре к слову пришлось. Это тоже никакая не тайна. Он ждал, пока она совсем уедет. А случившееся оказалось для него полнейшей неожиданностью.

– Главное – хочет ли он сейчас заполучить дом, – сказал Ройбен. – Уверен, что хочет. Он же сам его выстроил.

– Если и так, то он не торопится.

– Я отдам ему этот дом. Я не потратил на него ни медяка.

– И ты полагаешь, что призраку все это известно? – спросила Лаура. – И его это как-то тревожит и задевает?

– Нет, – ответил он. Покачал головой. Он вспомнил перекошенное лицо, вспомнил ее руки, протянутые так, будто она пыталась дотянуться до него сквозь стекло. – Может быть, конечно, я иду по ложному следу. Может быть, ее дух возмущен приготовлениями к Рождеству – тем, что мы устраиваем праздник так скоро после ее смерти. А может быть, дело в чем-то совсем другом.

Он снова испытал сильное ощущение присутствия Марчент, как будто явление ее призрака породило между ними новую, жутковатую близость, и та скорбь, которую он постоянно испытывал, казалось, бесконечно глубже укоренилась в той Марчент, которую он знал.

– Нет, задуманный праздник никак не должен был оскорбить ее. Во всяком случае, его не хватило бы для того, чтобы заставить ее вернуться оттуда, где она оказалась, и явиться тебе.

Ройбену было нечего сказать. Он пребывал в полном замешательстве. Было ясно только, что ему удастся что-либо узнать лишь в том случае, если дух снова явится ему.

– В зимний Солнцеворот духи являются чаще, чем в другое время, так ведь? – спросила Лаура. – Взять хотя бы бесчисленные истории о рождественских привидениях, которые рассказывают во всех странах, говорящих по-английски. Появление призраков в это время года стало чуть ли не традицией, в это время они сильны, как будто преграда, разделяющая живых и мертвых, делается хрупкой.

– Да, Фил не раз говорил то же самое, – ответил Ройбен. – Потому-то «Рождественская песнь» Диккенса так сильно действует на читателей. Из-за стародавних преданий о духах, которые являются именно в это время года.

– Вернись, пожалуйста, ко мне, – сказала Лаура и взяла его за руку. – Выброси эти мысли из головы – хотя бы ненадолго. – Она жестом потребовала принести чек. – Здесь поблизости имеется очаровательная маленькая гостиница. – Она улыбнулась ему обжигающей, призывной, всезнающей улыбкой. – Знаешь, как приятно оказаться в незнакомой кровати, с незнакомыми балками над головой…

– Пойдем, – согласился он.

Они занимались любовью в находившемся за два квартала от площади укрытом в саду очаровательном коттедже в сельском стиле, на старомодной бронзовой кровати, под низко нависшим скошенным потолком. Желтые цветы на обоях. Свеча в старинном кованом железном канделябре. Розовые лепестки на простынях.

Лаура была груба, настойчива и воспламеняла его своим желанием. Но вдруг она застыла и отодвинулась.

– Ты можешь сейчас трансформироваться? – прошептала она. – Очень тебя прошу. Стань Человеком-волком, ради меня.

В тихой комнате стоял полумрак; белые жалюзи надежно защищали ее от послеполуденного солнца.

Он не успел даже ответить: трансформация началась сама собой.

Опомнившись, он обнаружил, что стоит перед кроватью; тело уже покрыто волчьей шерстью, когти, в удлинившихся суставах рук и ног замирает пульсация. Он чуть ли не слышал, как отрастает грива, как шелковистые волосы покрывают его лицо. Новыми глазами он осмотрел хрупкую старомодную меблировку помещения.

– Вы этого хотели, мадам? – спросил он обычным для этого состояния глубоким баритоном Человека-волка, который звучал намного богаче и гуще, чем его прежний голос. – Нас могут обнаружить, но ведь мы готовы рискнуть ради хорошего дела, так ведь?

Она улыбнулась.

Она разглядывала его, как никогда прежде. Пригладила ладонью шерсть на его лбу, пробежала пальцами сквозь длинные, более грубые волосы на его голове.

Он притянул ее к себе и опустился на голые доски пола. Она прижималась к нему и вырывалась, будто хотела спровоцировать его на какую-то резкую вспышку, колотила его кулачками в грудь, одновременно целуя его и крепко прижимая язык к его клыкам.