Глава XII

Онлайн чтение книги Трое в лодке, не считая собаки Three Men in a Boat (To Say Nothing of the Dog)
Глава XII

Генрих VIII и Анна Болейн. — О неудобствах проживания в доме с влюбленной парой. — Трудные времена в истории английского народа. — Поиски красот природы в ночное время. — Бездомные и бесприютные. — Гаррис готовится к смерти. — Ангел нисходит с небес. — Действие непредвиденной благодати на Гарриса. — Легкий ужин. — Завтрак. — Полцарства за горчицу. — Страшная битва. — Мэйденхед. — Под парусом. — Три рыболова. — Нас предают проклятию.

Я сидел на берегу, воскрешая в воображении эту картину, когда Джордж обратился ко мне и заметил, что если я уже достаточно отдохнул, то не соблаговолю ли принять участие в мытье посуды. И покинув, таким образом, дни героического прошлого, я перенесся в прозаическое настоящее, со всем его ничтожеством и пороком, сполз в лодку, вычистил сковородку щепкой и пучком травы, придав ей окончательный блеск мокрой рубашкой Джорджа.

Мы отправились на остров Великой Хартии Вольностей и осмотрели камень, который хранится в домике и на котором, как говорят, Великая Хартия была подписана. Хотя была ли она подписана здесь на самом деле, или, как утверждают некоторые, на другом берегу, в Раннимиде, я установить не возьмусь. Лично я, например, склоняюсь к тому, что общепринятая островная теория более авторитетна. Будь я одним из тогдашних баронов, я, без сомнения, решительно бы указал, что такого ненадежного типа как король Джон целесообразно переправить именно на остров, где возможностей для сюрпризов и фокусов меньше.

На землях Энкервикского замка, который стоит недалеко от Мыса Пикников, находятся развалины старого монастыря; как раз в садах этого монастыря, как говорят, Генрих VIII назначал свидания Анне Болейн[30] …Генрих VIII назначал свидания Анне Болейн… и далее…когда ветреный мальчишка Генрих Восьмой ухаживал за своей крошкой Анной.  — Анна Болейн, Маркиза Пемброук (1501–1536), вторая жена Генриха Восьмого (1491–1547, король Англии и Ирландии с 1509), который обезглавил ее 19 мая 1536 г. Анна Болейн успела родить Генриху принцессу Елизавету, будущую королеву Елизавету Первую (1533–1603); вторая беременность окончилась преждевременно, и раздосадованный король, которому был нужен легитимный наследник мужского рода, обвинил супругу в прелюбодеянии, кровосмешении, колдовстве и государственной измене, чтобы затем жениться на Джейн Сеймур (1508–1537), придворной даме из свиты Анны Болейн. Отметим, что Анна Болейн пострадала не напрасно; Джейн Сеймур родила Генриху его единственного наследника, Эдуарда Шестого (1537–1553), который умер в возрасте в 16 лет (по одной из версий, от сифилиса, полученного по наследству от Генриха).. Также он встречался с ней у Хеверского дворца в Кенте и еще где-то поблизости от Сент-Олбенс. В те времена народу Англии было, вероятно, трудно подыскать уголок, где бы эти юные сумасброды не миловались.

Вам не случалось жить в доме, где есть влюбленная пара? Это совсем нелегко. Вам хочется посидеть в гостиной и вы отправляетесь в гостиную. Вы открываете дверь; до ваших ушей долетает некое восклицание, словно некто вдруг вспомнил нечто важное; когда вы входите, Эмили стоит у окна; ей крайне интересно, что происходит на противоположной стороне улицы; ваш друг Джон Эдуард находится в другом конце комнаты; он не в состоянии оторваться от фотографий чьих-то бабушек.

— Ах! — говорите вы, застывая в дверях. — Я и не знал, что тут кто-то есть.

— Вот как? — холодно отвечает Эмили тоном, который обозначает то, что она вам не верит.

Послонявшись некоторое время по комнате, вы произносите:

— Темно-то как! Почему вы не зажигаете газ?

Джон Эдуард говорит «О!», что он даже и не заметил; Эмили говорит, что папа не любит, когда газ зажигают днем.

Вы сообщаете им одну-другую новость, излагаете свою точку зрения на ирландский вопрос[31] …излагаете свою точку зрения на ирландский вопрос…  — Т. н. «ирландский вопрос», общеупотребительная в Великобритании сноска на круг вопросов, связанных с ирландским национализмом и стремлением ирландцев к независимости. Термин «ирландский вопрос» восходит к началу девятнадцатого столетия, т. к. ирландские националисты сражались за независимость еще со времен Теобальда Вулф Тона (1763–1798; «главный ирландский националист», считается «отцом» ирландских республиканцев; как утверждают, перерезал себе горло после того, как был приговорен к смерти за участие в Ирландском восстании 1798 г.). Пик напряжения ирландского вопроса приходится на Пасхальное Восстание 1916 г. и на Ирландскую Гражданскую Войну 1921 г. Последняя привела к образованию независимого государства, вначале известного как Свободное Ирландское Государство (1922–1937; включало 26 из 32 графств на о. Ирландия, с 6 декабря 1921 г. пришло на смену двум «мятежным» государствам, де юре Южной Ирландии, и де факто Северной Ирландии; сегодня собственно Ирландия, в отличие от Северной Ирландии, которая по-прежнему остается частью Соединенного Королевства)., но их, как видно, это не интересует. Замечания по любому предмету с их стороны сводятся только к следующему: «О!», «Неужели?», «Правда?», «Да?» и «Не может быть!». После десятиминутной беседы в таком стиле вы пробираетесь к двери и выскальзываете; в следующий миг дверь, странным образом хлопнув у вас за спиной, закрывается — причем вы не трогаете ее и пальцем.

Спустя полчаса вы решаете, что можно рискнуть и пойти выкурить трубку в оранжерею. Единственный стул в оранжерее занят Эмили; Джон Эдуард, насколько можно судить по костюму, явным образом сидел на полу. Они не произносят ни слова, но их взгляд выражает все что можно употребить в цивилизованном обществе вслух; вы быстренько отступаете и запираете дверь.

После этого вам просто страшно соваться в этом доме еще куда-нибудь; прогулявшись вверх-вниз по лестнице, вы отправляетесь к себе в спальню и остаетесь там. Вскоре, однако, это занятие теряет какой-либо интерес; вы надеваете шляпу и тащитесь в сад. Проходя по дорожке, вы заглядываете в беседку; в ней находятся двое тех же молодых идиотов, которые забились в угол; они вас замечают и начинают явным образом подозревать, что вы, с какой-то бесчестной целью, их преследуете.

— Завели б, что ли, специальную комнату, для такой ерунды? И сунули бы их туда, — бормочете вы, кидаетесь в холл, хватаете зонтик и убегаете вон.

Нечто совершенно подобное, должно быть, и происходило, когда ветреный мальчишка Генрих Восьмой ухаживал за своей крошкой Анной. Народ в Бэкингемшире, когда они слонялись по Виндзору или Рейсбери, то и дело натыкался на них, всякий раз восклицая: «Ах, это вы!» — на что Генрих, покраснев, ответит: «Ну да, мне тут кое-кого нужно было увидеть», а Анна заметит: «Как я рада вас видеть! Подумать только, встречаю я тут на дорожке мистера Генриха Восьмого, а нам, оказывается, по пути!».

Народ отправится прочь, думая: «Пойдем-ка мы лучше отсюда, пусть они тут целуются и воркуют. Пойдем-ка мы в Кент».

Они идут в Кент, и в Кенте первым же делом наблюдают Генри и Анну, которые болтаются вокруг замка Хевер.

— Что за дьявол! — говорят бэкингемширцы. — Куда бы нам убраться? Просто смотреть тошно уже. Вот, пойдем-ка мы в Сент-Олбенс. Сент-Олбенс — местечко просто прелестное.

Оказавшись в Сент-Олбенс, они заставали всю ту же жуткую парочку, целующуюся у стен аббатства. И тогда они уходили, и поступали в пираты, и занимались морским разбоем, и так продолжалось, пока свадьбу, наконец, не сыграли.

Участок реки между Мысом Пикников и Олд-Виндзорским шлюзом очарователен. Тенистая дорога, вдоль которой разбросаны чистые уютные домики, бежит по берегу к гостинице «Узлийские колокола», живописной как большинство гостиниц на Темзе. (Вдобавок там, по словам Гарриса, можно тяпнуть кружку превосходного эля, а в таких вопросах словом Гарриса ручаться можно.) Олд-Виндзор — по-своему знаменитое место. Здесь у Эдуарда Исповедника был дворец[32] Здесь у Эдуарда Исповедника был дворец…  — Эдуард Третий Исповедник (1003–1066, король Англии с 1042 г.), предпоследний англосаксонский король Англии, последний представитель династии Уэссексов. Правление было отмечено ослаблением королевской власти в стране, всевластием лордов, дезинтеграцией англосаксонского общества и ослаблением обороноспособности государства., и здесь же могущественный граф Годвин был, по законам своего времени, осужден и признан виновным в убийстве королевского брата[33] …и здесь же могущественный граф Годвин был, по законам своего времени, осужден и признан виновным в убийстве королевского брата.  — Годвин, граф Уэссекский (1001–1053), граф Уэссекский с 1019 г. Наиболее могущественный англосаксонский аристократ XI в., отец последнего англосаксонского короля Гарольда II Годвинсона Английского (1022–1066, король с 5 января 1066 г., тот самый, который погиб в битве при Гастингсе 14 октября 1066 г.). История, которую приводит Джером (возможно не именно в таком виде) реально имела место в Уинчестере 15 апреля 1053 г. Смерть Альфреда Этелинга, брата короля Эдуарда Исповедника, случилась в 1036/1037 г.. Граф Годвин отломил кусок хлеба и взял его в руку.

— Подавиться мне этим куском, — сказал граф, — если я виноват!

Он положил хлеб в рот, проглотил его, подавился и умер.

Дальше, за Олд-Виндзором, река какая-то неинтересная и становится похожа сама на себя только у Бовени. Мы с Джорджем тащили лодку на бечеве мимо Хоумского парка, который тянется по правому берегу от моста Альберта до моста Виктории, и когда мы проходили Дэтчет, Джордж спросил, помню ли я нашу первую речную вылазку, когда мы сошли у Дэтчета и пытались устроиться на ночлег.

Я ответил, что еще как, и забуду не сразу.

Это произошло в субботу, накануне августовских каникул. Мы, все та же троица, устали и проголодались; добравшись до Дэтчета, мы вытащили из лодки корзину, два саквояжа, пледы, пальто, всякое барахло — и отправились на поиски логова. Мы нашли чудесную маленькую гостиницу, увитую ломоносом, но там не было жимолости, а мне по какой-то причине втемяшилась в голову именно жимолость, и я сказал:

— Нет, давайте не будем сюда заходить. Давайте пройдем чуть дальше и посмотрим, может быть, там где-нибудь есть гостиница с жимолостью.

И мы двинулись дальше и вышли к другой гостинице. Эта гостиница была тоже просто чудесная, и к тому же за углом сбоку на ней была жимолость. Но здесь уже Гаррису не понравился вид человека, который стоял прислонившись к входной двери. Гаррис сказал, что этот человек не производит впечатления порядочного, и на нем некрасивые туфли. Поэтому мы пошли дальше. Мы прошли порядочное расстояние, но гостиниц нам больше не попадалось; мы увидели человека и попросили его подсказать нам пару-другую.

Он сказал:

— Да, но вы же идете в другую сторону! Поворачивайте и дуйте обратно. Придете прямо к «Оленю»!

Мы сказали:

— Знаете, мы там уже были, и нам не понравилось. Совсем нет жимолости.

— Что ж, — сказал он. — Есть еще «Мэнор-хаус», как раз напротив. Вы там не были?

Гаррис ответил, что туда нам тоже не захотелось; нам не понравился тип, который стоял у дверей. Гаррису не понравилось какого цвета у него волосы, и не понравились туфли.

— Ну я не знаю тогда, что вам делать, не знаю! — воскликнул наш информант. — У нас других гостиниц нет.

— Ни одной? — воскликнул Гаррис.

— Ни одной.

— И что нам теперь, к черту, делать?! — возопил Гаррис.

Тогда взял слово Джордж. Он сказал, что мы с Гаррисом, если нам будет угодно, можем отстроить гостиницу себе на заказ и отмуштровать постояльцев себе по вкусу. Что касается его самого, он возвращается к «Оленю».

Величайшим гениям человечества не удавалось воплотить своих идеалов никогда и ни в чем; так и мы с Гаррисом, повздыхав о бренности земных желаний, поплелись вслед за Джорджем.

Мы приволокли свои пожитки в «Олень» и сложили все в холле.

Хозяин вышел и поздоровался:

— Добрый вечер, джентльмены.

— Добрый вечер, — поздоровался Джордж. — Три места, пожалуйста.

— Весьма сожалею, сэр, — отозвался хозяин. — Боюсь, не получится.

— Ну, не беда! — сказал Джордж. — Два тоже сойдет. Двое из нас поспят на одном… Поспят? — продолжил он, обернувшись к Гаррису и ко мне.

— Разумеется, — сказал Гаррис, считая, что нам с Джорджем одной кровати хватит за глаза.

— Весьма сожалею, сэр, — повторил хозяин, — но у нас вообще нет ни одного места. Если хотите знать, у нас на каждой кровати и так уже спят по двое, а то и по трое джентльменов.

Сначала такое нас несколько обескуражило. Гаррис, однако, как путешественник стреляный, оказался на высоте положения и, весело засмеявшись, сказал:

— Ну ладно, что ж делать. Не треснем. Пристройте нас в биллиардной, как-нибудь.

— Весьма сожалею, сэр. Три джентльмена уже спят на бильярде, и двое — в столовой. Так что сегодня я вас, наверно, вряд ли смогу пристроить.

Мы забрали вещи и направились в «Мэнор-хаус». Там было очень уютно. Я сказал, что эта гостиница мне нравится даже больше чем та; Гаррис сказал, что «Не то слово!», что и хрен бы с ним, на этого рыжего можно вообще не смотреть, к тому же бедняга не виноват, что рыжий.

Гаррис был настроен вполне разумно и кротко.

В «Мэнор-хаусе» нам просто не дали раскрыть рта. Хозяйка встретила нас на пороге с приветствием, что мы уже четырнадцатая компания, которую она спроваживает за последние полтора часа. Наши робкие намеки на бильярдную, конюшни и угольный подвал она встретила презрительным смехом: все эти уютные уголки были расхватаны давным-давно.

Не знает ли она, в этих местах, где можно найти приют на ночь?

Ну-у, если мы готовы примириться с некоторыми неудобствами… Имейте в виду, она этого вовсе не рекомендует… Но в полумиле отсюда по дороге на Итон есть небольшой трактирчик…

Не дослушав, мы подхватили корзину, саквояжи, пальто, пледы, свертки и побежали. Указанная полумиля смахивала больше на милю, но мы все-таки добрались куда нужно и запыхавшись ворвались в буфет.

В трактире снами обошлись грубо. Они просто подняли нас на смех. Во всем доме было только три кровати, и на них уже спали семеро холостых джентльменов и две супружеские четы. Какой-то добросердечный лодочник, который оказался в пивной, посоветовал попытать счастья у бакалейщика по соседству с «Оленем», и мы вернулись назад.

У бакалейщика все было переполнено. Некая старушенция, которую мы встретили в лавке, сжалилась и взялась проводить нас к своей знакомой, которая жила в четверти мили от бакалейщика и иногда сдавала комнаты джентльменам.

Старушка едва переставляла ноги, и мы тащились туда двадцать минут. В пути старуха развлекала нас описанием того как, где и когда у нее ломит в спине.

У подружки комнаты оказались сданы. Оттуда нас направили в № 27. № 27 был битком и отправил нас в № 32. № 32 был набит также.

Тогда мы вернулись на большую дорогу, и Гаррис уселся на корзину и объявил, что дальше никуда не пойдет. Он сказал, что здесь вроде спокойно, и он хочет умереть здесь. Он попросил нас с Джорджем передать его матушке прощальный поцелуй и сообщить всем его родственникам, что он их простил и умер счастливым.

В этот момент нам явился ангел в образе маленького мальчишки (не могу представить себе более полноценного образа для преображения ангелов); в одной руке он держал кувшин пива, в другой — какую-то штуку, привязанную к веревочке. Эту штуку он опускал на каждый камень, который попадался ему по дороге, и дергал кверху; при этом возникал необыкновенно тошнотворный звук, наводящий на мысль о мучениях.

Мы спросили этого посланца небес (каковым он впоследствии оказался) — не ведом ли ему какой-либо уединенный кров, обитатели которого немногочисленны и убоги (желательно престарелые леди и парализованные джентльмены), которых нетрудно было бы запугать, чтобы они уступили свою постель, на одну ночь, трем доведенным до отчаяния джентльменам; или, если не ведом, не порекомендует ли он нам какой-нибудь пустой свинарник, или заброшенную печь для обжига извести, или еще что-нибудь в этом роде? Ничего такого мальчику ведомо не было — во всяком случае, ничего под рукой — но он сказал, что если мы пойдем с ним, то у его матушки есть свободная комната, и она может пустить нас переночевать.

Мы бросились ему на шею и благословили его, и луна кротко озаряла нас, и это было бы прекраснейшим зрелищем, но мальчик, перегруженный нашими чувствами, повалился под их тяжестью на дорогу, а мы рухнули на него. Гаррис так преисполнился благодати, что едва не потерял сознание, и ему пришлось схватить кувшин с пивом и наполовину осушить его, чтобы очнуться. После этого он пустился бежать, предоставив нам с Джорджем тащить вес багаж.

Мальчик жил в маленьком четырехкомнатном домике, и его матушка — добрейшее сердце! — подала нам на ужин поджаренный бекон, и мы съели его без остатка (пять фунтов), и еще пирог с вареньем, и выпили два чайника чаю, и потом отправились спать. В комнате было две кровати: раскладушка шириной два фута шесть дюймов, на которой, привязавшись простынкой друг к другу, улеглись мы с Джорджем, и собственно кровать нашего мальчика, которая поступила в распоряжение Гарриса полностью (утром мы обнаружили, как из нее торчат два фута гаррисовых голых ног, и пока умывались, вешали на них полотенца).

Когда мы в следующий раз попали в Дэтчет, носом так уже не вертели.

Но вернемся к нашему настоящему путешествию. Ничего увлекательного не происходило, и мы спокойно дотащили лодку почти до Острова Обезьянок, где вытащили наше судно на берег и сели завтракать. Мы навалились на холодную говядину, и вдруг обнаружилось, что мы забыли горчицу. Никогда в жизни, ни до этого, ни после этого мне не хотелось горчицы так страшно. Вообще-то горчицу я не люблю и почти никогда не ем. Но в тот день я бы отдал за нее целый мир.

Я не представляю, сколько во Вселенной насчитывается миров, но если в этот критический момент кто-нибудь предложил бы мне ложку горчицы — он получил бы их все. Когда я не могу раздобыть того что мне хочется, я готов даже на подобное безрассудство.

Гаррис сообщил, что также отдал бы за горчицу весь мир. Если бы в эту минуту кто-нибудь забрел к нам с банкой горчицы, он неплохо нагрел бы руки и обеспечил себя мирами на всю оставшуюся жизнь.

Впрочем нет. Боюсь, что получив горчицу, мы попытались бы сделку расторгнуть. Бывает, сгоряча человек несколько начудит, но потом, немного поразмыслив, разумеется, соображает, насколько его чудачества не соответствуют реальной ценности необходимого. Я слышал, как однажды в Швейцарии один человек, отправившись в горы, тоже наобещал миров за стакан пива. Когда же он добрался до какой-то хижины, где ему дали пива, то устроил просто ужасный скандал из-за того, что с него спросили пять франков за бутылку «Басса»[34] …что с него спросили пять франков за бутылку «Басса».  — «Басс», торговая марка английского светлого пива, выпускаемого компанией «Басс и Ко» с 1777 г. одной из первых пивоварен в г. Бертон-эпон-Трент. Ко времени Джерома и раньше, «Басс и Ко» экспортировала свою продукцию буквально по всему миру. В частности, растущая популярность марки привела к тому, что уже в 1799 г. Майкл Басс, сын Вильяма Басса, основателя компании, построил в г. Бертон-эпон-Трент второй завод. «Басс» варился на воде, которая добывалась из местных скважин и которая обеспечивала особенные вкусовые качества (во времена Джерома на этой воде готовили свою продукцию 30 пивоваренных заводов). В наши дни «Басс» — также одна из популярнейших марок пива. Производится компанией Six Continents PLC (в разные времена называлась также Bass, Mitchells and Butlers; Bass Charrington; Bass PLC).. Он кричал, что это бесстыдное вымогательство, и даже написал письмо в «Таймс».

Отсутствие горчицы повергло нашу лодку в тоску. Мы молча жевали говядину. Жизнь казалась нам пустой и безрадостной. Вздыхая, мы предавались воспоминаниям о днях счастливого детства. Перейдя к яблочному пирогу, мы несколько воспрянули духом, а когда Джордж выудил со дна корзины банку консервированных ананасов и водрузил ее в центре лодки, мы почувствовали, что жить, в общем-то, стоит.

Мы, все трое, страшно любим ананасы. Мы рассматривали картинку на этикетке. Мы представляли вкус ананасного сока. Мы улыбались друг другу, а Гаррис уже приготовил ложку.

Мы принялись искать консервный нож, чтобы открыть банку. Мы вытряхнули все из корзины. Мы вывернули наизнанку все сумки. Мы сняли доски со дна лодки. Мы вытащили все барахло на берег и перерыли его. Консервного ножа не было.

Тогда Гаррис попытался открыть банку складным ножиком, сломал ножик и сильно порезался. Потом Джордж попытался открыть ее ножницами, ножницы разлетелись и чуть не выкололи Джорджу глаз. Пока они перевязывали раны, я сделал попытку проткнуть эту штуку багром. Багор соскользнул, швырнул меня за борт, в двухфутовый слой жидкой грязи. Банка, целая и невредимая, укатилась и разбила чайную чашку.

Тогда мы все взбесились. Мы перетащили банку на берег, и Гаррис отправился в поле и разыскал здоровенный острый булыжник, а я вернулся в лодку и вытащил из нее мачту, а Джордж схватил банку, а Гаррис острым концом наставил на банку камень, а я взял мачту, воздел ее над головой, собрал все свои силы и трахнул.

В тот день Джорджу спасла жизнь соломенная шляпа. Он хранит ее до сих пор (вернее, то что он нее осталось), и в зимние вечера, когда дымят трубки и мальчишки плетут небылицы о страшных опасностях, сквозь которые им пришлось пройти, Джордж приносит ее, пускает по кругу, и волнующая история повествуется снова, всякий раз по-новому гиперболизируясь.

Гаррис отделался поверхностными ранениями.

После этого я схватил банку и молотил по ней мачтой, пока не выбился из сил и не пришел в отчаяние, после чего за нее взялся Гаррис.

Мы расплющили эту банку в лепешку; потом мы сплющили ее обратно в куб; мы наштамповали из нее всех известных на сегодня стереометрических форм, но не смогли ее даже проткнуть. Тогда на нее набросился Джордж. Он сколотил из нее нечто настолько дикое, настолько фантасмагорическое, настолько сверхъестественное в своем кошмаре — что испугался и бросил мачту. Тогда мы уселись вокруг на траве и уставились на нее.

Поперек верхнего донышка образовалась здоровенная вмятина, точно какая-то глумливая рожа; это привело нас в такую ярость, что Гаррис вскочил, схватил гадину и зашвырнул на самую середину реки; и когда она утонула, мы прохрипели ей вдогонку проклятия, бросились в лодку, схватились за весла, покинули это место и без остановки гребли до самого Мэйденхеда.

Мэйденхед слишком много из себя строит, и поэтому место малоприятное. Это притон для курортных щеголей и их расфуфыренных спутниц. Это город безвкусных отелей, которым благоволят в основном хлыщи и девицы из кордебалета. Это та дьявольская кухня, откуда расползаются злые духи реки — паровые баркасы. У всякого герцога из «Лондонского Журнала» обязательно найдется в Мэйденхеде «местечко»[35] У всякого герцога из «Лондонского Журнала» обязательно найдется в Мэйденхеде «местечко»…  — «Лондонский Журнал; еженедельные материалы по литературе, науке и искусству», выходил с 1845 по 1906. Несмотря на впечатляющий заголовок, представлял собой «солянку» из мелодраматической беллетристики, кулинарных рецептов, советов по этикету и т. д. Места, подобные Мэйденхеду, часто присутствовали на страницах еженедельника (интересно, что несмотря на издевку, Джером сам в конце концов приобрел себе дом в Мэйденхеде).; сюда же обычно являются героини трехтомных романов, чтобы покутить с чужими мужьями.

Мы быстро прошли Мэйденхед, потом притормозили и не спеша двинулись по роскошному плесу между Боултерским и Кукэмским шлюзами. Кливлендский лес по-прежнему нес свой изысканный весенний убор и склонялся к реке сплошным рядом всевозможных оттенков сказочно-зеленого цвета. В такой совей нетронутой прелести это, пожалуй, самый замечательный уголок на всей Темзе. Неохотно и медленно мы уводили свое суденышко из волшебного царства покоя.

В заводи чуть ниже Кукэма мы устроились на привал и сели пить чай. Когда мы прошли Кукэмский шлюз, уже наступил вечер. Поднялся довольно свежий ветер — как ни странно, попутный. Обычно ветер на реке остервенело дует вам навстречу, в какую сторону вы бы ни шли. Он дует вам навстречу утром, когда вы отчаливаете на целый день, и вы долго гребете, представляя, как будет здорово возвращаться назад под парусом. Затем, после обеда, ветер меняет курс, и вам приходится лезть ему наперекор вон из кожи всю дорогу обратно.

Но если вы вообще забываете взять с собой парус, ветер будет попутным в оба конца. Что поделаешь! Наш мир — всего лишь испытательный полигон, в котором люди появляются для того чтобы нести мучения, так же как искры — чтобы возноситься ввысь.

Однако на этот раз они, похоже, что-то напутали и пустили ветер нам в спину, вместо того чтобы пустить в лицо. Мы, тише воды ниже травы, поставили парус раньше чем они обнаружили свою ошибку, развалились в задумчивых позах — парус расправился, натянулся, поворчал на мачту — и мы понеслись.

На руле сидел я.

По-моему, нет ничего более захватывающего, чем ходить под парусом. Только под парусом человек пока что может летать (и еще во сне). Крылья быстрого ветра уносят вас прочь, в неизвестную даль. Вы больше не жалкая, неуклюжая, бессильная тварь, слепленная из глины, которая ползает извиваясь по грязи — вы теперь Часть Природы! Ваши сердца теперь бьются вместе! Она обвивает вас своими удивительными руками и прижимает к сердцу! Вы духовно сливаетесь с нею; ваше тело становится легким как пух! Эфир звучит для вас воздушными голосами. Земля кажется далекой и маленькой; облака, которые едва не касаются головы, — ваши братья, и вы простираете к ним свои руки.

Мы были совсем одни на реке; лишь где-то вдали чуть виднелась стоящая на якоре плоскодонка, в которой сидели три рыболова. И мы неслись над водой, и лесистые берега мчались навстречу, и мы хранили молчание.

Я по-прежнему сидел на руле.

Приблизившись, мы увидели, что рыболовы были пожилые и важные. Они сидели в плоскодонке на стульях и не отрываясь следили за удочками. Багряный закат бросал на воду таинственный свет, и озарял пламенем башни деревьев, и превращал всклокоченные облака в сверкающий золотой венец. Это был час, исполненный глубокого очарования, томления, страстной надежды. Наш маленький парус вздымался к пурпурному небу; вокруг уже опускались сумерки, окутывая мир тенями всех цветов радуги, а сзади уже кралась ночь.

Нам казалось, что мы, как будто рыцари из какой-то старинной легенды, плывем по волшебному озеру в неведомое царство сумерек, в необъятный край заходящего солнца.

Мы не попали в царство сумерек; мы вмазались со всего хода в ту самую плоскодонку, в которой удили рыбу те самые старцы-удильщики. Сначала мы даже не разобрались, что собственно произошло, потому что из-за паруса ничего не было видно; но по характеру выражений, огласивших вечерний воздух, мы пришли к выводу, что оказались по соседству с человеческими существами, и эти человеческие существа обеспокоены и недовольны.

Гаррис спустил парус, и тогда мы увидели, что случилось. Мы сшибли упомянутых джентльменов со стульев в одну общую кучу на дно лодки, и теперь они медленно и мучительно пытались распутаться и освободиться друг от друга и рыбы. В процессе работы они осыпали нас бранью — не обычной, невдумчивой, будничной поверхностной бранью, но сложными, тщательно продуманными, всеобъемлющими проклятиями, которые охватывали весь наш жизненный путь и распространялись в далекое будущее, включая при этом всех наших родственников, все предметы, явления и процессы, которые могли бы иметь к нам какое-то отношение — добротными, существенными проклятиями.

Гаррис объяснил джентльменам, что им следует испытывать благодарность за то маленькое развлечение, которое было им предоставлено после того, как они просидели здесь со своими удочками день напролет. Он также добавил, что переживает великое потрясение и испытывает глубокую скорбь при виде того, как безрассудно предаются гневу джентльмены столь почтенного возраста.

Но это не помогло.

Джордж сказал, что теперь у руля сядет он. Он сказал, что от такого нечеловеческого интеллекта как мой не следует ожидать способности всецело отдаться управлению лодкой; заботу о лодке следует поручить более заурядной личности, пока мы не пошли на дно ко всем чертям. И он отобрал у меня руль и повел лодку в Марло.

А в Марло мы оставили ее у моста и заночевали в «Короне».


Читать далее

Джером Клапка Джером. Трое в лодке, не считая собаки
1 - 1 16.04.13
Глава I 16.04.13
Глава II 16.04.13
Глава III 16.04.13
Глава IV 16.04.13
Глава V 16.04.13
Глава VI 16.04.13
Глава VII 16.04.13
Глава VIII 16.04.13
Глава IX 16.04.13
Глава X 16.04.13
Глава XI 16.04.13
Глава XII 16.04.13
Глава XIII 16.04.13
Глава XIV 16.04.13
Глава XV 16.04.13
Глава XVI 16.04.13
Глава XVII 16.04.13
Глава XVIII 16.04.13
Глава XIX 16.04.13
Глава XII

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть