Онлайн чтение книги Одиночество Титуса Titus Alone
Глава пятьдесят шестая

Однажды он зарезал нищего побродяжку – зарезал просто, будто свинью, и нашел в его сочащемся кровью кармане тайный знак Подречья. Полицейские рыскали по соседней улице. Скорчившись, он сидел с Черной Розой у подветренной стороны статуи, и когда луна занырнула за облако, отволок женщину к реке. Там, в глухих тенях, он нашел наконец то, что искал, – вход в потаенный тоннель: сочетанье коварства и хитрости позволило ему получить в лагере обширные сведения.

Но все это было год назад. Год полумрака. Теперь же Черная Роза молча стояла посреди маленькой комнатки, выпрямившись, глядя в пустое пространство.

И наконец она повернула лицо к застывшему рядом мужчине.

– Я, пожалуй, предпочла бы новое рабство, – прошептала Черная Роза, – такой вот свободе. Зачем ты ходишь за мной? Жизнь покидает меня. Что ты нашел?

И снова он, прежде чем взглянуть на нее, обвел глазами примолкшее собрание. Ей же виден был лишь его силуэт.

– Говори, – прошептала Черная Роза. Голос ее, как всегда, оставался почти бессмысленно ровным. – Ты отыскал его? Тоннель?

Костлявый мужчина потер с наждачным скрипом ладонь о ладонь. И кивнул маленькой головой.

– В миле отсюда. Не больше. Вход зарос папоротником. Из него появился юноша. Прошел совсем близко. Мог и услышать меня, да наплевать. Ты помнишь кнут?

– Кнут? Почему ты спрашиваешь?

Прежде чем ответить, силуэт вцепился Черной Розе в плечо, и через несколько секунд оба оказались вне освещенного лампами покоя. Свернув налево и снова налево, они подошли к каменному углу, напоминавшему уличный. Полоска света падала на мокрый пол. Рука Черной Розы отвердела в пальцах, сжимающих ее, точно тисками.

– Вот тут и поговорим, – произнес Вуал.

– Отпусти мою руку, или я закричу, помоги мне боже.

– Он ни разу тебе не помог. Ты забыла?

– Что я забыла, мертвая твоя голова? Грязная кочерыжка! Я ничего не забыла. Я помню все твои гнусные приемчики. И вонь твоих пальцев.

– А кнут в Каре и голод ты помнишь? Помнишь, как я приносил тебе хлеб? Да, и кормил тебя через прутья решетки! И как ты выла, прося добавки?

– Ты слизь, слизь из отстойника!

– При всех твоих случках, при всем беспутстве, я знал – ты лучшая. Я понимал, почему ты получила такое имя. Черная Роза. Ты была знаменита. Желанна. Но когда началась революция, имя тебя не спасло. Тебя били кнутом и сломили твою гордость. Ты тощала, тощала. Руки и ноги твои стали как трубки. Голову обрили. Ты вообще не походила на женщину. Скорее на…

– Я не хочу вспоминать об этом… оставь меня.

– Помнишь, что ты мне обещала?

– Нет.

– А как я спас тебя, как помог бежать?

– Нет! Нет! Нет!

– Помнишь, как ты молила меня о жалости? На коленях. Опустив, как перед казнью, обритую голову? И я пожалел тебя, так?

– Да, о да!

– И за это ты пообещала мне твое тело.

– Нет!

– Так беги же со мной или догнивай под ламповым светом!

Он снова стиснул ее плечо, так, что она закричала от боли. И в это же время раздался звук, не услышанный ими… звук легких шагов.

– Подними голову! Не привередничай. Ты – шалава.

– Я не шалава, ты, полусгнивший, скелет. Я скорее притронусь к гнойному нарыву, чем к тебе.

Тогда мужчина с мелкой, похожей на череп головой поднял кулак и ударил ее по губам. Губам, некогда мягким и алым, желанным, взывающим к поцелую. Но теперь они, казалось, лишились очертаний, потому что кровь залила их, и глаза женщины сразу закрылись от дурноты – глаза с райками черными, как сами зеницы, которые сливались с райками, образуя колодцы, до того огромные, что в них утопал любой обращенный к ее глазам взгляд. Но прежде чем веки ее сомкнулись, в глазах словно замаячил какой-то призрак. Не отражение – нечто жуткое, скорбное… призрак нестерпимого разочарования.

При крике ее шаги замерли, но когда она начала опадать на колени, кто-то неясно различимый припустился бежать, и топот его становился с каждым мигом все громче.

Мужчина с длинными худыми конечностями склонил крохотную голову набок и прошелся по бесплотным губам языком – туда-сюда – словно правя бритву. Язык походил на язычок башмака – длинный, широкий и тонкий.

Затем, словно приняв решение, он поднял Черную Розу на руки и, сделав десяток шагов туда, где темнота была гуще всего, бросил ее, как мешок, на землю. И повернувшись назад, увидел человека, стоявшего, поджидая его.