Онлайн чтение книги Толедский собор
VII.

Съ утра до вечера раздавался теперь стукъ швейной машины; вмст со стукомъ молотка изъ квартиры сапожника это были единственныя напоминанія о труд среди молитвенной тишины верхняго монастыря.

Когда Габріэль выходилъ на зар изъ своей комнаты, прокашлявъ всю ночь, онъ уже заставалъ Саграріо, приготовлявшую машину для работы. Сейчасъ же по возвращеніи изъ собора, она снимала чехолъ съ машины и принималась упорно и молчаливо за работу, чтобы какъ можно меньше показываться на глаза сосдямъ и чтобы загладить трудомъ свое прошлое. Старая садовница доставала ей работу, и стукъ машины не умолкалъ весь день, сливаясь иногда съ аккордами фисгармоніи, на которой игралъ регентъ.

Эсгабанъ не ушелъ изъ дому, но онъ проходилъ какъ тнь, уходя въ соборъ и появляясь у себя лишь тогда, когда это было неизбжно. За столомъ онъ сидлъ, опустивъ глаза, чтобы не смотрть на дочь, которая едва сдерживала рыданія въ его присутствіи. Тягостная тишина наполняла домъ и одинъ только донъ-Луисъ не измінился; онъ попрежнему оживленно болталъ съ Габріэлемъ и почти не замчалъ присутствія Саграріо. Эстабанъ уходилъ сейчасъ же посл завтрака и возвращался только вечеромъ. Посл обда онъ запирался у себя въ комнат, оставляя дочь и брата вдвоемъ въ гостиной. Машина снова начинала стучать. Донъ-Луисъ игралъ на фисгармоніи до девяти часовъ, когда донъ Антолинъ приходилъ запирать лстницу и перебиралъ ключами, напоминая всмъ о час ночного покоя.

Габріэль возмущался упрямствомъ брата, избгавшаго встрчъ съ дочерью.

– Ты ее убьешь,- говорилъ онъ;- твое поведеніе возмутительно.

– Чтожъ длать, братъ, я иначе не могу. Я не могу глядть на нее… Достаточно, что я допускаю ея присутствіе въ дом. Если бы ты зналъ, какъ я страдаю отъ взглядовъ сосдей!

На самомъ дл, однако, появленіе Саграріо вовсе не произвело такого скандала, какъ онъ думалъ. Она такъ подурнла отъ болзни и горя, что женщины перестали относиться къ ней враждебно, посл того какъ въ прежнее время он завидовали ея красот и ея блестящему жениху. Кром того, покровительство Томасы защищало ее. Даже гордая Марикита, племянница дона Антолина, съ преувеличеннымъ покровительствомъ относились къ несчастной женщин, которая прежде славилась своей красотой. Съ недлю ея появленіе возбуждало нкоторое любопытство, и вс толпились у дверей Эстабана, чтобы иоглядть на Саграріо, наклоненную надъ машиной; но потомъ любопытство стихло, и Саграріо могла безпрепятственно жить своей печальной трудовой жизнью.

Габріэль мало выходилъ изъ дому и проводилъ цлые дни съ племянницей, чтобы хоть нсколько возмстить ей отцовскую ласку. Она была такъ же одинока дома, какъ въ чужомъ город, и Габріэлю было жалко ее; иногда приходила тетка Томаса, которая старалась ободрить племянницу, но говорила, что всетаки не для чего убивать себя работой…- Хорошо, конечно,- говорила она,- много работать и не быть въ тягость упрямцу отцу. Но незачмъ изводить себя. Успокойся, будь веселой! Придутъ хорошіе дни.- He все тужить. Тетя и дядя Габріэль все уладятъ… И она оживляла мрачный домъ веселымъ смхомъ и смлыми рчами.

Иногда являлись также друзья Габріэля, собиравшіеся прежде у сапожника. Они такъ привязались къ своему новому другу, что не могли жить безъ него. Даже сапожникъ, когда у него не было спшной работы, приходилъ съ повязанной головой и садился около швейной машины слушать Габріэля.

Молодая женщина смотрла на дядю съ восхищеніемъ, оживлявшимъ ея грустный взоръ. Она съ дтства много слышала объ этомъ таинственномъ родственник, который скитался по далекимъ странамъ. А теперь онъ вернулся, преждевременно состарившійся и больной, какъ она, но покорявшій своему вліянію всхъ вокрутъ себя, восхищая ихъ своими рчами, которыя были небесной музыкой для всхъ этихъ людей, окаменвшихъ въ мысляхъ и чувствахъ. Такъ же какъ эти простые люди, которые въ своемъ стремленіи узнать новое, оставляли свои дла и шли къ Габріэлю, и Саграріо слушала его съ великой радостью. Габріэль былъ для нихъ откровеніемъ современнаго міра, который столько лтъ не проникалъ въ соборъ, жившій еще жизнью ХІ-го вка.

Появленіе Саграріо измнило жизнь Габріэля. Присутствіе женщины воспламенило въ немъ проповдническій жаръ; онъ отступился отъ прежней сдержанности, сталъ часто говорить со своими друзьями о "новыхъ идеяхъ", которыя производили переворотъ въ ихъ мысляхъ и волновали ихъ, не давая спать по ночамъ.

Они требовали у Габріэля, чтобы онъ излагалъ имъ свое ученіе, и онъ поучалъ ихъ подъ непрерывный звукъ швейной машины, который казался отголоскомъ мірового труда среди тишины соборныхъ камней.

Вс эти люди, привыкшіе къ медленному, правильному исполненію церковныхъ обязанностей и къ долгимъ промежуткамъ отдыха, удивлялись нервному трудолюбію Саграріо.

– Вы убьете себя работой,- говорилъ надувальщикъ органныхъ мховъ.- Я знаю, что посл длинной мессы, когда много органной игры, которую такъ любитъ донъ-Луисъ, я проклинаю изобртателя органа – до того я устаю.

– Работа,- возбужденно говорилъ звонарь,- кара Божія, проклятіе, которое Господь Богъ послалъ во слдъ нашимъ прародителямъ, изгнаннымъ изъ рая; это – цпи, которыя мы постоянно стремимся разбить.

– Нтъ,- возражалъ сапожникъ,- я читалъ въ газетахъ, что трудъ – мать всхъ добродтелей, а праздность – мать пороковъ… Правда вдь, донъ Габріэль?

Маленькій сапожникъ смотрлъ на учителя, ожидая его отвта, какъ жаждущій мечтаетъ о глотк воды.

– Вы вс ошибаетесь,- провозглашалъ Габріэль.- Трудъ не наказаніе и не добродтель, а тяжелый законъ; ему мы подчинены во имя сохраненія и себя, и всего рода человческаго. Безъ труда не было бы жизни…

И съ тмъ же пламеннымъ воодушевленіемъ, съ какимъ въ прежнія времена онъ проповдывалъ толпамъ слушателей на большихъ собраніяхъ, онъ объяснялъ теперь этой маленькой кучк людей великое значеніе мірового труда, который наполняетъ ежедневно всю землю изъ конца въ конецъ.

Онъ разсказывалъ о томъ, какъ армія труда разливается по всему земному шару, какъ она поднимаетъ кору земли, бороздитъ моря, проникаетъ во внутрь земли. Едва солнце показывается на горизонт, какъ фабричныя трубы выпускаютъ клубы дыма, молотъ опускается на камни, плугъ разрываетъ землю, печи разгораются, топоръ рубитъ деревья въ лсу, локомотивъ мчится вдаль, выпуская паръ, пароходы разрзаютъ волны и вздымаютъ попадавшіяся имъ на пути рыбацкія судна, волочащія за собой сти. Каменоломъ разбиваетъ ломомъ скалы и, побждая ихъ, отравляется невидимыми частицами проглоченной пыли. Каждый ударъ лома отнимаетъ у него частицу жизни. Углекопъ опускается въ адъ рудниковъ, направляемый только тусклымъ пламенемъ своей лампы и вырываетъ изъ ндръ земли обугленныя дереьья доисторическихъ временъ, подъ тнью которыхъ ходили чудовища ушедшихъ вковъ. Вдали отъ солнца, на глубин мрачнаго колодца онъ рискуетъ жизнью, какъ каменщикъ, который, не боясь головокруженія, работаетъ въ воздух, стоя на хрупкой доск и любуется птицами, удивленными видомъ птицы безъ крыльевъ. Фабричный рабочій, роковымъ образомъ ставшій рабомъ машины, работаетъ рядомъ съ ней, какъ бы превратившись въ одно изъ ея колесъ. Его стальные мускулы борятся противъ усталости и онъ съ каждымъ днемъ все боле тупетъ отъ оглушительныхъ свистковъ и стука колесъ, изготовляя безчисленные предметы, необходимые для культурной жизни. И эти милліоны людей, трудомъ которыхъ живетъ общество, которые сражаются для насъ всхъ противъ слпыхъ и жестокихъ силъ природы и ежедневно начинаютъ борьбу сызнова, видятъ въ этомъ однообразномъ самопожертвованіи единственное назначеніе своей жизни. Они образуютъ огромную семью, живущую отбросами отъ достоянія небольшого меньшинства, ревниво охраняющаго свои привилегіи.

– Это эгоистическое меньшинство – говорилъ Габріэль – исказило истину, убждая большинство, порабощенное имъ, что трудъ – добродтель, и что единственное назначеніе человка на земл – работать до изнеможенія. Сторонники этой морали, изобртенной капиталистами, прикрываются наукой, говоря, что трудъ необходимъ для сохраненія здоровья, и что бездлье пагубно. Но они сознательно умалчиваютъ, что чрезмрный трудъ еще боле убиваетъ людей, чмъ праздность. Можно сказать, что работа – необходимость, это врно. Но не слдуетъ говорить, что она – добродтель.

Соборные служители кивали головами въ знакъ сочувствія. Рчи Габріэля будили въ нихъ цлый міръ новыхъ идей; до сихъ поръ они жили, подчиняясь условіямъ своего существованія, въ полубезсознательномъ состояніи, почти какъ сомнамбулы; а неожиданное появленіе этого бглеца, побжденнаго въ общественной борьб, разбудило ихъ, толкнуло на работу мысли. Но пока они еще шли ощупью и единственнымъ ихъ свтомъ были слова учителя.

– Вы-то,- продолжалъ Габріэль,- не страдаете отъ чрезмрнаго труда, какъ рабы современной культуры. Служба церкви не утомительна. Но васъ убиваетъ голодъ. Разница между тмъ, что получаютъ каноники, поющіе въ хор, и тмъ, что вы зарабатываете трудомъ своихъ рукъ, чудовищна. Вы не погибаете отъ труда и всякій городской рабочій посмялся бы надъ легкостью вашей работы; но вы чахнете отъ нужды. Здсь дти такія же больныя, какъ въ рабочихъ кварталахъ. Я знаю, что вамъ платятъ, что вы дите. Церковь платитъ своимъ служителямъ столько же, сколько платила во времена господства вры, когда народы готовы были сооружать церкви только для спасенія души, довольствуясь кускомъ хлба и благословеніемъ епископа. И въ то время, какъ вы, живыя существа, нуждающіяся въ пищ, жалко питаетесь картофелемъ и хлбомъ, внизу деревянныя статуи покрываются жемчугомъ и золотомъ, съ безсмысленной роскошью, и вы даже не спрашиваете себя, почему статуи такъ богаты въ то время, какъ вы живете въ нужд…

Слушатели Габріэля смотрли на него съ изумленіемъ, точно прозрвая отъ долгой слпоты. Съ минуту они молчали въ недоумніи и нкоторомъ ужас, но потомъ лица ихъ озарились врой.

– Правда,- мрачно подтвердилъ звонарь.

– Правда,- сказалъ и сапожникъ, съ горечью думая о своей нищет, о своей огромной семь, которую онъ не могъ прокормить, работая съ утра до вечера и которая увеличивалась съ каждымъ годомъ.

Саграріо молчала, не вполн понимая слова дяди, но принимая ихъ на вру, и голосъ его звучалъ въ ея душ, какъ небесная музыка.

Слава Габріэля распространялась между бдными служащими храма. Вс говорили о его ум, и много разъ и священники, заинтересованные имъ, старались разговориться съ Габріэлемъ. Но онъ сохранялъ еще достаточно осторожности и былъ очень сдержанъ съ "черными рясами", боясь, чтобы его не изгнали изъ собора, узнавъ его образъ мыслей.

Одного только молодого священника, очень бднаго, служившаго духовникомъ въ одномъ изъ безчисленныхъ монастырей въ Толедо, Габріэль счелъ достойнымъ доврія. Священникъ этотъ, донъ Мартинъ, получалъ всего семь дуросовъ въ мсяцъ и на это долженъ былъ еще содержать старую мать, старую крестьянку, которая готова была голодать, лишь бы сынъ ея былъ духовнымъ лицомъ.

– Подумайте, Габріэль,- говорилъ молодой священникъ:- я принесъ столько жертвъ, а зарабатываю меньше, чмъ работникъ на ферм. Неужели для этого меня посвящали съ такимъ торжествомъ въ священническій санъ, точно, вступая въ бракъ съ церковью, я пріобщался къ ея богатству?

Нищета длала его рабомъ дона Антолина, и въ конц мсяца онъ почти ежедневно являлся въ верхній монастырь, чтобы выманить у дона Антолина нсколько пезетъ. Онъ даже льстилъ Марикит, которая не могла оставаться безучастной даже къ аббату при своихъ симпатіяхъ ко всмъ мужчинамъ, и всюду расхваливала его.

– Онъ ничего,- говорила она женщинамъ верхняго монастыря.- Пріятно смотрть на него, когда онъ разговарираетъ съ дономъ Габріэлемъ. Они кажутся оба знатными сеньорами, когда гуляютъ вдвоемъ въ саду. Мать назвала его Mapтиномъ наврное потому, что онъ похожъ на св. Мартина на картин Греко.

Но дядю ея, дона Антолина, было гораздо трудне смягчить; донъ Антолинъ очень сердился, когда онъ не возвращалъ въ срокъ взятые въ долгъ гроши; къ тому же донъ Антолинъ намренно притснялъ дона Мартина, чтобы показать жителямъ верхняго монастыря, что его власть простирается не только на мелкоту, а и на такихъ же священниковъ, какъ онъ самъ. Донъ Мартинъ былъ для него слугой въ ряс, и онъ подъ разными предпогами каждый день вызывалъ его къ себ и заставлялъ дожидаться своего прихода по долгимъ часамъ. А въ разговор съ нимъ донъ Мартинъ принужденъ былъ непремнно слушать и подтверждать вс его слова.

Габріэлю часто становилось жалко молодого священника, жившаго въ такомъ подчиненіи, и, оставляя племянницу, онъ спускался въ гаилерею, присоединяясь къ бесдамъ дона Антолина и его жертвы. Вслдъ за Габріэлемъ появлялись его друзья, звонарь, пономарь, Тато и сапожникъ. Дону Антолину пріятно было собирать вокрутъ себя всхъ ихъ; онъ былъ увренъ, что они приходятъ слушать не Габріэля, а его, проникнугые почтеніемъ къ нему, а также питая страхъ передъ его строгостью. Но, признавая равнымъ себ только Габріэля, онъ обращался исключительно къ нему, а если кто-нибудь изъ слушателей раскрывалъ ротъ, онъ длалъ видъ, что не слышитъ, и продолжалъ говорить съ Габріэлемъ.

Марикита, стоя у порога въ мантиль, не спускала съ нихъ глазъ, гордясь тмъ, что дядя ея гуляетъ, окруженный цлой свитой.

– Дядя! Донъ Габріэль!- звала она кокетливымъ тономъ.- Войдите, вамъ дома пріятне будетъ разговаривать. Хотя солнце и свтитъ, всетаки день прохладный.

Ho дядя продолжалъ ходить no солнечной сторон и говорить. Любимой темой его разговора была ныншняя бдность собора и прежнее его величіе. Онъ говорилъ о щедрости прежнихъ королей, приводя въ тсную связь блескъ прежняго времени съ величіемъ монарховъ.

– Это правда,- подтверждалъ звонарь,- то время было хорошее. Мы вдь шли воевать въ горы только для того, чтобы вернуть его. Ахъ, если бы побдилъ донъ Карлосъ… Если бы не было предателейю Правда, вдь, Габріэль? Ты можешь подтвердить это – мы вмст сражались.

– He говори вздора, Маріано!- остановилъ его съ грустной улыбкой Габріэль.- Ты самъ не зналъ въ то время, за что сражаешься; ты былъ слпъ, какъ и я. He обижайся, это правда. Ну скажи: чего ты хотлъ добиться, сражаясь за дона Карлоса?

– Какъ чего? Справедливости. Престолъ принадлежалъ семь дона Карлоса – нужно было вернуть его ему.

– И это все?- холодно спросилъ Габріэль.

– Нтъ, это самое меньшее. Я хотлъ, и теперь хочу, чтобы у насъ былъ справедливый король, добрый католикъ, который бы, помимо всякихъ кортесовъ, накормилъ насъ всхъ.досыта, не дозволялъ бы богатымъ угнетать бдныхъ и не допускалъ бы, чтобы люди умирали сь голоду, когда они готовы трудиться… Кажется, ясно?

– И ты думаешь, что все это было въ прежнее время и что твой король это возстановитъ?- Да вдь именно та эпоха, которую привыкли считать великой и благодарной, была самой ужасной и породила все зло, угнетающее насъ теперь.

– Подожди, подожди, Габріэль,- вмшивался донъ Антолинъ. Ты много знаешь, ты больше читалъ, и путешествовалъ, и видлъ, чмъ я. Но въ этомъ вопрос я свдущъ, и не допущу, чтобы ты злоупотреблялъ невжествомъ Маріано и другихъ. Какъ ты можешь обвинять во всемъ прежнее время? Напротивъ того, во всемъ виноваты либерализмъ и теперешнее безвріе. Безъ трона и алтаря Испанія не можетъ существовать, какъ хромой падаетъ, уронивъ костыли;- это ясно видно изъ всего, что длается у насъ съ тхъ поръ, какъ начались революціи. Мы играемъ жалкую роль. У насъ отбираютъ наши острова,- испанцевъ, самую храбрую націю въ мір, разбиваютъ, страна погибаетъ отъ долговъ, сколько новыхъ налоговъ не придумываютъ въ Мадрид. Разв это когда-нибудь бывало?…

– Бывало и хуже.

– Ты прямо съ ума сошелъ… Ты разсуждаешь не какъ испанецъ. Забылъ ты, что-ли, что сдлали Фердинандъ и Изабелла. Нечего хирть надъ книгами, чтобы знать это! Войди въ хоръ и ты увидишь на нижнемъ ряд креселъ вс побды, которыя они одержали съ помощью Господней. Они покорили Гренаду и прогнали нечестивцевъ, которые держали насъ подъ варварскимъ игомъ шесть вковъ. Забылъ открытіе Америки? Кто, кром насъ былъ на это способенъ? Добрая королева заложила свои драгоцнности для того, чтобы Колумбъ мотъ совершить свое путешествіе. Этого ты не станешь вдь отрицать. А побды Карла -го? Что ты можешь привести противъ него? Знаешь ли ты боле замчательнаго человка? Онъ покорилъ всхъ королей Европы; ему принадлежала половина міра и "солнце не заходило въ его царств". Испанцы были тогда властителями міра. И этого ты, надюсь, не станешь отрицать… А донъ Филиппъ II, этотъ мудрый король, по вол котораго вс иностранные короли плясали какъ маріонетки. И все это длалось во славу Испаніи и для торжества вры. О его побдахъ и о его власти я не стану и говорить. Если отецъ его былъ побдителемъ при Павіи, то онъ побдилъ враговъ въ Сенъ-Кентен… А Лепантъ ты помнишь? Въ ризниц хранятся знамена корабля, которымъ командовалъ донъ-Хуанъ австрійскій. Ты ихъ видлъ: на одномъ изображено Распятіе.- Ты прямо потерялъ голову, Габріэль, если все это отрицаешь. Когда нужно было убить мавровъ, чтобы они не захватили Европу и не угрожали бы христіанской вр, кто это сдлалъ? Испанцы… Когда турки завладли морями, кто ихъ остановилъ? Испанцы, во глав съ донъ-Хуаномъ… Новый міръ открытъ былъ испанскими мореплавателями; первое кругосвтное плаваніе свершилй испанцы съ Магеланомъ; вс славныя предпріятія совершены были нами въ эпоху благоденствія и торжества вры. А наука? Въ т времена жили величайшіе богословы, знаменитйшіе поэты, не превзойденные съ тхъ поръ. И чтобы показать, что источникъ всякаго величія – религія, знаменитйшіе поэты и писатели носили платье священниковъ…,

Ты скажешь, что потомъ наступилъ упадокъ. Я знаю, но это ничего не значитъ. Въ этомъ я вижу испытаніе Господне, желаніе унизить какъ отдльныхъ людей, такъ и цлые народы, съ тмъ, чтобы потомъ возвеличить ихъ, если они будутъ стоять на прежнемъ пути… Что объ этомъ говорить! Мы помнимъ только великое прошлое, блестящую эпоху Фердинанда и Изабеллы, дона Карлоса и двухъ Филипповъ,- и ее мы хотимъ вернуть.

– А всетаки, донъ Антолинъ,- спокойно возразилъ Габріэль,- та блестящая эпоха, которою вы восхищаетесь, представляетъ собой именно упадокъ и подготовила наше разореніе. Я не удивляюсь вашему возмущенію. Вы повторяете то, чему васъ учили. Другіе, боле образованные, чмъ вы, тоже возмущаются, если затронутъ то, что они называютъ "золотымъ вкомъ". Это происходитъ оттого, что изученіе исторіи сводится у насъ къ прославленію вншняго великолпія, а между тмъ только дикари цнятъ все no вншнему блеску, а не по внутренней польз.

Испанія, конечно, была велика и, можетъ быть, станетъ еще великой націей, благодаря качествамъ, которыхъ не могли уничтожить война и политика. Но эти качества создались въ средніе вка, когда можно было питать надежды, не оправдавшіяся посл того, какъ утвердилось національное единство. Тогда въ Испаніи жило образованное, трудолюбивое культурное населеніе; тогда создались элементы, могущіе породить великую націю. Но зданіе, поражающее васъ своимъ величіемъ, построено зодчими, явившимися извн.

Въ пылу спора Габріэль забылъ о необходимой осторожности,- такъ ему хотлось убдить дона Антолина, который слушалъ его холодно и мрачно и въ немъ вспыхнулъ прежній жаръ, прежнее желаніе обращать людей въ свою вру. Онъ переставалъ скрывать свои убжденія. Другіе слушатели внимали возбужденно, смутно чувствуя необычайность подобныхъ рчей въ стнахъ собора. Донъ Мартино, стоя за спиной своего скупого покровителя, смотрлъ на Габріэля съ нескрываемымъ восторгомъ.

Габріэль сталъ излагать, освщая факты, согласно своимъ революціоннымъ идеямъ, всю исторію иностранныхъ вторженій въ Испанію, а также изображалъ ростъ національнаго духа, который достигъ высшаго напряженія въ конц среднихъ вковъ. Царствованіе Фердинанда и Изабеллы было апогеемъ національной исторіи и,вмст съ тмъ, началомъ паденія. To, что было великаго при нихъ, было результатомъ энергіи прежнихъ вковъ. Сами же они погубили Испанію своей политикой, толкнувъ ее на путь религіознаго фанатизма и возбудивъ жажду всемірнаго цезаризма. Въ то время Испанія стояла впереди всей Европы и играла такую же роль, какъ теперь Англія. Если бы вмсто того, чтобы бросаться въ военныя авантюры, она продолжала прежнюю политику вротерпимости и сліянія расъ, земледльческаго и промышленнаго труда,- какъ бы она далеко пошла!… Возрожденіе было въ значительной степени боле испанскимъ, чмъ итальянскимъ. Въ Италіи возродилось только античное искусство, но то, что составляетъ другую сторону возрожденія – пробужденіе къ жизни новаго общества съ новой культурой и наукой – все это дло Испаніи, въ которой слилась арабская, іудейская и христіанская культура. Въ Испаніи впервые создалась современная стратегія; испанскія войска первыя стали употреблять огнестрльное оружіе. Испанія открыла Америку.

– Что-жъ, этого теб мало?- прервалъ донъ Антолинъ.- Ты вдь самъ подтверждаешь мои слова, говоря, что величіе Испаніи относится ко времени Фердинанда и Изабеллы католическихъ.

– Я признаю, что это была одна изъ самыхъ блестящихъ эпохъ нашей исторіи, послдній моментъ ея славы,- но тогда же именно началась смерть націи, въ которой смшались арабы, евреи и христіане. Изабелла установила инквизицію; начались религіозныя преслдованія. Наука загасила свой свтъ въ мечетяхъ и синагогахъ, забросила книги въ далекіе углы христіанскихъ монастырей: насталъ часъ однхъ молитвъ. Испанская мысль укрылась въ тни, дрожала отъ холода и, наконецъ, умерла. To, что осталось, направлено было на поэзію, драму и богословскіе диспуты. Знаніе стало путемъ къ костру.

Потомъ явилось новое бдствіе; изгнаны были евреи, которые такъ любили нашу страну. Они еще теперь, четыре вка спустя, разсянные по берегамъ Дуная и Босфора, оплакиваютъ на старомъ кастильскомъ нарчіи потерянную родину:

Perdimos la bella Sion

Perdimos tambien Espana,

Nido de consolacion

(Мы потеряли прекрасный Сіонъ – и Испанію – пріютъ утшительный). Они дали наук среднихъ вковъ такихъ великихъ людей, какъ Маймонидъ и служили опорой нашей промышленности. Испанія, обманутая своей жизнеспособностью, надялась, что сможетъ перенести эту утрату и открывала себ жилы въ угоду народившемуся фанатизму.

Потомъ начинается вторженіе австрійцевъ. Нація теряетъ навсегда свою самобытность и начинаетъ умирать. Истинная Испанія, чуждая посторонняго вліянія, это – та, въ которой христіанское населеніе, съ примсью арабовъ, мавровъ и евреевъ, отличалось вротерпимостью; это Испанія, въ которой процвтали земледліе и промышленность, въ которой были свободные города. Она умерла при Фердинанд и Изабелл католическихъ и смнилась Испаніей фламандской, которая сдлалась германской колоніей, истощала свои силы въ войнахъ, не имвшихъ національнаго значенія. Карлъ V и его сыновья были сильными королями, не спорю, но они убили національный духъ Испаніи, убили испано-арабскую культуру. Хуже того, они уничтожили культурную вротерпимость Испаніи, свободу древней испанской церкви, и создали жестокій церковный фанатизмъ, который – вовсе не произведеніе испанской почвы, а созданіе нмецкаго цезаризма.

Донъ Антолинъ не выдержалъ, наконецъ, кощунственныхъ рчей Габріэля и остановилъ его.

– Габріэль, сынъ мой!- воскликнулъ онъ:- да ты боле крайній, чмъ я думалъ! Подумай! гд ты все это говоришь? Мы стоимъ подъ сводами великаго испанскаго собора!…

Но ужасъ и возмущеніе стараго священника еще боле возбуждали Габріэля, и онъ продолжалъ развивать свои взгляды.

– Повторяю,- говорилъ онъ – Карлъ V былъ нмецъ до мозга костей и переносилъ несчастія Испаніи какъ иностранецъ. А посл него началось разложеніе. Филиппъ III довершилъ гибель страны, изгнавъ мавровъ; Филиппъ IV былъ порочный дегенератъ. Испанія покрылась тысячами монастырей и церквей. Число священниковъ и монаховъ все росло и росло, а численность населенія въ теченіе двухъ вковъ спустилась отъ тридцати милліоновъ до семи. Инквизиція убивала культуру, войны истощали силы, усиленная эмиграція въ Америку уносила вс лучшіе рабочіе элементы страны. И эта эпоха варварства и застоя наступила какъ разъ тогда, когда вся остальная Европа развивалась и шла влередъ. Испанія, стоявшая такъ долго впереди всхъ народовъ, очутилась въ хвост. Короли, обуреваемые гордостью, начали безумную войну для возстановленія прежняго блеска, но это привело къ новому пораженію. Испанія становилась все боле и боле католической и все боле и боле бдной и невжественной. Она хотла покорить міръ, а внутри страны все было опустошено. Исчезло множество старыхъ деревень; дороги исчезали. Никто не зналъ географическое положеніе своей родины, но вс были освдомлены о томъ, гд небо, чистилище и рай. Плодородныя мстности заняты были не фермами, а монастырями; a no дорогамъ бродили разбойники, которые могли всегда укрыться отъ преслдованій въ монастыряхъ. Невжество и нищета по всей стран, усянной монастырями и церквами, были невообразимыя, и когда кончилось владычество австрійцевъ, Испанія была такъ безсильна, что чуть не наступилъ раздлъ ея между европейскими державами; ее чуть не постигла судьба другой католической страны въ Европ – Польши. Насъ спасли только распри королей.

– Однако,- попробовалъ было возражать донъ Антолинъ,- если время это было такимъ ужаснымъ, почему испанцы терпли? Почему не было "pronuneiamentos" и такихъ возстаній, какъ въ наше время?

– Разв это было возможно? Власть католичества, поддерживавшая власть монархіи, убила народный духъ;- мы до сихъ поръ страдаемъ отъ послдствій этой болзни, длившейся цлые вка. Чтобы спасти страну отъ гибели, пришлось призвать на помощь иностранцевъ,- явились Бурбоны. Во время войны за испанское наслдство призваны были нмецкіе и англійскіе генералы и офицеры. He было испанцевъ, способныхъ командовать войскомъ. При Филипп V и Филипп VI все управленіе страны было въ рукахъ иностранцевъ. Единственное спасеніе было въ антиклерикализм, и его внесли въ Испанію иностранцы – Бурбоны. Карлъ III первый началъ борьбу противъ церковной власти,- и церковь стала плакаться на преслдованія, на то, что у нея отнимаютъ ея права и главное – ея имущества. Но для страны политика Карла III была счастьемъ; она воскресила національную жизнь. Въ политик Карла сказались отголоски англійской революціи. Но принципъ наслдственности погубилъ дло просвщеннаго короля. Слдующіе короли не продолжили его дла, а наступившая французская революція такъ напугала представителей монархической власти, что они потеряли голову уже навсегда. Страхъ передъ революціей снова обратилъ ихъ къ церкви, какъ единственной опор; опять іезуиты и монахи сдлались и остались до сихъ поръ совтчиками королей.

Наши революціи были мимолетными мятежами; въ народ слишкомъ сказалось долгое церковное рабство, и вс испанскія возстанія останавливаются у порога церкви. Вы можете быть спокойны, народъ не ворвется въ стны собора. Но вы сами знаете, что это не потому, что воскресъ религіозный духъ прежнихъ вковъ.

– Это правда,- сказалъ донъ Антолинъ. Вра исчезла. Никто не приноситъ жертвъ на пользу храма Господня. Только въ часъ смерти, когда людей одолваетъ страхъ, они иногда приходятъ намъ на помощь.

– Вы правы, и я долженъ прибавить, что и испанцы равнодушны къ вопросамъ вры по недомыслію. Они уврены, что попадутъ на небо или въ адъ, потому что имъ это внушили, но при этомъ они живутъ какъ придется, не думая о грядущемъ. Они врны традиціямъ вры, въ которой ихъ воспитали, но никогда не размышляютъ о религіи. Они – ни врующіе, ни атеисты, а принимаютъ за вру то, что принято, и живутъ въ какой-то умственной спячк. Всякій проблескъ критической мысли убивается страхомъ передъ осужденіемъ другихъ. Судъ закоснлаго въ предразсудкахъ общества замнилъ прежнюю инквизицію. Всякій человкъ, разбивающій рамки общепринятаго, возбуждаетъ общій гнвъ и осуждаетъ себя на нищету или одиночество. Нужно быть такимъ, какъ вс,- иначе нтъ возможности существовать. И вотъ почему у насъ невозможна оригинальная мысль, невозможны плодотворныя революціи. Вра умерла въ испанцахъ, но характеръ націи не измнился. Остался культъ традицій, преграждающій путь къ прогрессу. Даже революціонеры считаются съ предразсудками. Конечно, церковь бдна въ сравненіи съ ея прежними несмтными богатствами, но положеніе ея еще прочное. Пока у насъ будутъ попрежнему бояться суда людей и страшиться каждой новой идеи – до тхъ поръ вамъ нечего бояться революціи: какъ она ни будетъ бушевать, васъ она не коснется,

Донъ Антолинъ разсмялся.

– Теперь я совсмъ тебя не понимаю, Габріэль. Я возмущался твоими словами и думалъ, что ты, какъ многіе другіе, жаждешь революціи и водворенія республики, которая отниметъ у насъ все. А ты, оказывается, всмъ не доволенъ. Я радъ. Ты не страшный врагъ – ты слишкомъ многаго требуешь. Ho послушай, неужели ты дйствительно думаешь, что Испанія теперь еще въ такомъ же дикомъ состояніи, какъ въ т вка, о которыхъ ты говоришь? Я все слышу о желзныхъ дорогахъ, фабрикахъ и заводахъ, наполняющихъ города и возвышающихся высоко надъ колокольнями церквей къ радости нечестивыхъ.- Прогрессъ, конечно, есть,- пренебрежительно отвтилъ Габріэль.- Политическія революціи привели Испанію въ связь съ Европой, и потокъ захватилъ и насъ,- какъ онъ захватилъ дикія племена Азіи и Америки. Но мы идемъ слдомъ за другими, безъ всякой иниціативы, плывемъ по теченію, въ то время какъ сосди, боле сильные, плывутъ впереди насъ. Въ чемъ результаты прогресса въ Испаніи? Наши желзныя дороги, очень плохія, принадлежатъ иностранцамъ; промышленность, въ особенности самое главное – металлургія – тоже въ рукахъ иностранныхъ капиталистовъ. Національная промышленность прозябаетъ подъ гнетомъ варварскаго протекціонизма и не находитъ поддержки капитала. Въ деревняхъ деньги все еще прячутъ въ потаенномъ мст, а въ городахъ ихъ отдаютъ, какъ прежде, въ ростъ, не употребляя на живое дло. Наиболе смлые покупаютъ государственныя бумаги, а правительство продолжаетъ растрачивать государственные доходы, зная, что всегда найдетъ у кого занимать деньги и гордясь кредитомъ, какъ доказательствомъ своего богатства.

Милліоны гектаровъ земель пропадаютъ безъ правильнаго орошенія. Обработка неорошенныхъ земель – у насъ единственный родъ земледлія, и въ этомъ сказывается фанатизмъ, вра въ молитвы и небесныя воды, а не въ плодотворный трудъ рукъ человческихъ. Рки высыхаютъ лтомъ, а когда он наполняются зимой, то наступаютъ губительныя наводненія. Есть достаточно камня для построекъ церквей, но нтъ – для плотинъ и бассейновъ. Воздвигаютъ колокольни и въ тоже время истребляютъ лса, которые привлекали бы дождь.

Но самая ужасная язва нашего земледлія – рутинность крестьянъ, отвергающихъ всякіе научные пріемы во имя старыхъ традицій. "Минувшія времена – самыя благодатныя; такъ воздлывали землю мои предки – такъ буду воздлывать ее и я". Невжество возводится въ національную гордость. Въ другихъ странахъ разсадниками прогресса являются школы и университеты,- у насъ же они создаютъ интеллигентный пролетаріатъ, который гонится только за мстами и не желаютъ никакихъ реформъ. Учатся, чтобы имть дипломъ, обезпечивающій заработокъ, а не для того, чтобы пріобртать знанія. Профессора и ученые, большею частью – адвокаты или доктора, занятые своей профессіей и не интересующіеся наукой. Они читаютъ лекціи по часу въ день, повторяя, какъ фонографы, то, что читали за годъ до того, а потомъ возвращаются къ своимъ процессамъ и къ своимъ больнымъ, равнодушные къ тому, что пишется посл ихъ вступленія въ должность. Вся испанская наука – изъ вторыхъ рукъ, все переведено съ французскаго, да и эти переводы мало кто читаетъ, довольствуясь учебниками, читанными въ дтств, и знакомясь съ завоеваніями европейской мысли по газетамъ; вс заняты практическими интересами; студенты абсолютно не развиты; ихъ отрываютъ отъ дтскихъ игрушекъ, чтобы послать обучаться практическимъ знаніямъ, и посл короткаго ученья они становятся нашими управителями, законодателями и юристами. Разв это не смшно?

Габріэль не смялся, но донъ Антолинъ и другіе восторженно внимали его словамъ. Старику священнику были пріятны всякіе нападки на современность, и онъ выразилъ одобреніе Габріэлю.

– Бдовый ты!- сказалъ онъ Габріэлю.- Никому спуску не даешъ.

– Наша страна обезсилена,- сказалъ Габріэпь.- Въ другихъ странахъ сохраняютъ остатки старины, берегутъ ихъ и облегчаютъ къ нимъ доступъ, a y насъ, гд процвтали вс виды европейскаго искусства,- римское, мавританское,- все гибнетъ отъ недостаточнаго присмотра. Народъ уничтожаетъ драгоцннйшіе памятники старины. Вся Испанія – запыленный и запущенный музей со старымъ хламомъ, не привлекающимъ даже туристовъ. Даже развалины у насъ развалились!

Донъ Мартинъ, молодой священникъ, молча глядлъ въ глаза Габріэлю, и въ его глазахъ свтился восторгъ. Другіе слушали, опустивъ голову, зачарованные смлостью рчей, прозвучавшихъ въ церковныхъ стнахъ. Одинъ донъ Антолинъ улыбался; его забавляли слова Габріэля, хотя онъ былъ увренъ въ ихъ явной нелпости. Становилось уже темно, солнце зашло, и Марикита стала звать дядю домой.

– Сейчасъ, сейчасъ, иду,- сказалъ донъ Антолинъ,- я только еще долженъ ему что-то сказать.

– Послушай,- сказалъ онъ,- обращаясь къ Габріэлю:- ты вотъ все такъ осуждаешь. Испанская церковь, развалившаяся отъ старости по твоимъ словамъ, обднла; но и этого теб мало. Какое же ты предлагаешь средство, чтобы поправить дло? Скажи намъ, и потомъ пойдемъ домой. Становится холодно.

Онъ посмотрлъ на Габріэля, улыбаясь съ отеческимъ сожалніемъ, глядя на него какъ на ребенка…

– Увы,- отвтилъ Габріэль,- я не знаю средства. Насъ можетъ исцлить только научный прогрессъ. Вс народы шли одинаковымъ путемъ; сначала они властвовали мечемъ, потомъ ихъ сила опиралась на вру, а затмъ уже на науку. Нами владли воины и духовенство. Но мы остановились на порог современной жизни, не ршаясь обратиться къ наук, которая могла бы насъ спасти. Испанія слишкомъ отдалилась отъ свта науки, который доходитъ до насъ только въ холодныхъ, слабыхъ отблескахъ. Мы слишкомъ горли врой, и теперь обезсилли, какъ люди, испытавшіе серьезную болзнь въ ранней юности и навсегда оставшіеся безсильными, осужденные на преждевременную старость.

– Знаемъ мы,- сказалъ донъ Антолинъ, направляясь къ дверямъ своей квартиры.- Наука… о ней постоянно говорятъ въ такихъ случаяхъ… Нтъ, лучшая наука – это любить Бога. До свиданья.

– До свиданья, донъ Антолинъ. Но не забывайте вотъ чего: мы никогда не выходили изъ-подъ власти вры и меча. To вра, то мечъ управляли нами. А никогда не было рчи о наук. Она никогда не властвовала въ Испаніи хотя бы одн сутки.