АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ

Онлайн чтение книги Том 10. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1863-1893.
АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ


Хвала господу, что он создает нас всех невеждами. И я рад, что когда впоследствии мы меняем планы создателя на этот счет, нам приходится делать это на свой страх и риск. Мне радостно сознавать, что я ничего не понимаю в искусстве и ничего не понимаю в хирургии. Потому что люди, которые разбираются в живописи, находят в картинах одни только изъяны, а хирурги и анатомы всю жизнь видят в красивых женщинах только скелет из костей, носящих латинские названия, да еще сплетение нервов, мускулов и тканей, пораженных разнообразными болезнями. То самое место, которое мне нравится в картине, просвещенному художнику кажется чудовищным преступлением против законов цвета, а в румянце на миловидном лице женщины, совершенно очаровавшем меня, придирчивое око врача видит лишь вопиющий признак губительного процесса в легких. Будь оно проклято такое знание! Мне его не нужно.

Художественные критики в последние недели так усердно поносили все имеющее отношение к Академии художеств, что я уже примирился с мыслью, что посещение ее может только вконец расстроить меня. Однако сегодня я совершенно случайно забрел в Академию и пробыл там три часа. Я мог бы пробыть там и неделю. Я не настолько осведомлен, чтобы заметить ужасающие недостатки, которые другим так и бросаются в глаза. Там было выставлено сотни три картин, и тридцать или сорок из них показались мне прекрасными. Мне понравились все морские пейзажи, и горные пейзажи, и мирные лесные виды с тенистыми озерами на переднем плане, и я прямо—таки упивался бурями и штормами.

Был там один романтичный тропический пейзаж: поросший лесом остров посреди зеркально гладкого озера, окруженного со всех сторон непроходимыми джунглями, в которых все деревья оплетены лианами и увиты гирляндами цветов; в глади озера отражается вся красота его берегов, и две одинокие птички летят куда—то к дальнему берегу, — туда, где в багровом мареве дремлют заросшие травой лужайки, обомшелые скалы и бескрайние зеленые леса. Картина показалась мне прекрасной, по, вероятно, на самом деле она такой не была. Вероятно, не будь я такой невежда, я бы заметил, что лапки у этих птичек росли не так, как им положено, что цвет местами передан не совсем уверенно и что некоторые живописные «эффекты» самым вопиющим образом нарушают законы искусства.

Я знаю, что мне следовало восхищаться картиной одного из старых мастеров, на которой шесть бородатых физиономий без туловищ выглядывают прямо из кромешной тьмы и сердито таращатся на какого—то голого младенца, который телосложением не похож ни на одного из виденных мной младенцев, да и цвета совсем не такого. Хорошо, что все старые мастера уже скончались, и жаль только, что это не произошло еще раньше.

Там висели еще две картины, которые мне пришлись по вкусу, но они были такие маленькие и невидные, что и стеснялся, как бы другие посетители не заметили, что я слишком долго смотрю на них, и поэтому разглядывал их искоса, украдкой, прикидываясь, будто благоговейно созерцаю мошенничества старых мастеров. У меня не было каталога, да и на что он мне: ведь если мы, случайно забредшие сюда неучи, не можем по самой картине понять, о чем речь, мы не унижаемся до того, чтобы вычитывать это из книжки. На одной из этих картин изображены два знатных распутника, которые пристают к молодой крестьянке, весьма удрученной этим, и дразнят ее, а ее простоватый брат (а может, и возлюбленный) сидит тут же, и по его лицу видно, что ему это дело нравится все меньше и меньше. Другая картина была уж вовсе непристойна. В укромном уголке леса пушистая игривая красотка белочка отыскала опрокинутую оплетенную фляжку с коньяком и лакает с земли пролитый напиток. Лицо ее выражает восторг. А рядом, вскинув лапы, лежит на спине дородный старый самец. Оскаленные в улыбке два передних зуба и пьяный взгляд его полуприкрытых глазок являют полное блаженство, и потому совершенно ясно, что тревога и озабоченность, написанные на морде черной белочки, которая склонилась над ним и щупает у него пульс, совершенно излишни и неоправданны при данных обстоятельствах.

Большинство картин в Академии посвящено, конечно, привычным, безобидным предметам. Вы обнаружите здесь знакомую вам кучу котов, спящих в углу, и все тех же котят, играющих с клубком шерсти, и ту же возбужденную морду щенка, выглядывающего в окно, и все ту же привычную отрешенность в очах коров, бредущих через ручей на закате, и давно знакомую карикатуру на женскую наготу, с табличкой «Ева», и все тех же глуповатых девиц, которые слоняются по лесу, как полагается — в чем мать родила, и собирают цветы, — и это должно означать «Осень» или «Лето» или еще что—нибудь в этом же роде; здесь и извечные крестьяне, собирающие свои неизбежные тыквы, и «Девушка у калитки», и «Девушка, читающая книжку», и девушки, совершающие много разных подобных чудес; и, наконец, самые многочисленные и больше всего надоевшие нескончаемые ряды ваз и блюд, полных винограда, и персиков, и кусков арбуза, и прочих овощей и фруктов, и все тот же надоевший кот, который «выуживает» лапкой золотую рыбку. Однако мне следует быть осторожнее, когда речь заходит о полотнах с фруктами, потому что именно к ним прежде всего направляются молодые дамы, входя в музей, и на них они бросают прощальный взгляд, покидая его стены.

Сейчас, после четырех—пяти лет ужасной войны, в Академии выставлена только одна историческая картина – «Вступление Линкольна в Ричмонд», и она омерзительна. Нет ни одной батальной картины. Как Вы думаете, почему?

Есть там одна хорошая скульптура — Ева, но только у нее три яблока: два в левой руке и одно в правой, которое она собирается надкусить. Мне казалось, что наша праматерь сорвала одно яблоко. Если этот скульптор будет делать новую Еву, то пусть уж он лучше снабдит ее корзинкой.

Итак, я, кажется, проделал то же, что делают художественные критики: не сказал о картинах, которые мне понравились, и упомянул лишь о тех, что мне из понравились. Ну, да хватит об этом. Однако я должен еще обругать здание, в котором все это выставлено. Снаружи оно все изукрашено продольными и поперечными балками, и полосами, и прожилками, и перекладинами, и пятнами, и крапинками, и позолотой, сверху донизу испакощено всякой бестолковой мишурой, и пряничною отделкою, и ненужною резьбой до такой степени, что, увидав это в первый раз, человек потом целую педелю не может прийти в себя. Сперва он думает что это церковь, — но затем ему приходит в голову, что ни один богобоязненный христианин не станет молиться в такой церкви; потом он делает предположение, что это отель, — но его осеняет, что человек, у которого хватило ума, чтобы открыть отель, не такой дурак, чтобы построить подобное здание; а может, это огромный жилой дом, думает он затем, — но уже после минутного размышления ему приводится признать, что ни один человек не сумеет сохранить здравый рассудок, поселившись в этом архитектурном кошмаре; потом ему приходит мысль, что это лечебница для душевнобольных, сооруженная по проекту одного из ее обитателей, — но ему тут же становится стыдно, что он возводит такую клевету на беззащитных и обездоленных людей; наконец он решает, что это нелепая конюшня, построенная каким—то лишенным вкуса лошадником—спортсменом, который вдруг разбогател. Но никогда, никогда, никогда этот прохожий не падет так низко, чтобы предположить, будто эта убогая мешанина из мрамора, росписей и позолоченных листиков предназначалась для Национальной Академии художеств. Никто не опустится до столь низкого предположения. И я ничуть не преувеличу, если скажу, что здание Академии художеств — это еще большее злодеяние, чем новая церковь, построенная молодым доктором Тингом, и еще несколько новых церквей, выросших там и сям, которые каким—то чудом до сих пор еще не были разрушены молнией с небес. Джентльмены из Академии называют свое дорогостоящее нагромождение архитектурной чертовщины «мавританским стилем», как будто дух древности, поэзии и романтики, который придает очарование сооружениям этого стиля на его древней родине за океаном, можно воспроизвести здесь, среди железнодорожных путей и пароходов, среди деловой горячки и грохота, среди выстроившихся ровными бесконечными рядами домов из бурого песчаника, и как будто вырванные из своего обычного окружения дома этого стиля могут вызвать что—нибудь, кроме насмешки и отвращения. С таким же успехом можно было бы перетащить сюда вигвам, в надежде, что он будет выглядеть романтическим и живописным без всего, что ему сродни, без цветов и трав, без ручейков и торжественной тишины сумрачных древних лесов.



Читать далее

КАК ЛЕЧИТЬ ПРОСТУДУ 08.04.13
УБИЙСТВО ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ 08.04.13
К СВЕДЕНИЮ МИЛЛИОНОВ 08.04.13
ТРОГАТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ ИЗ ДЕТСТВА ДЖОРДЖА ВАШИНГТОНА 08.04.13
ЗНАМЕНИТАЯ СКАЧУЩАЯ ЛЯГУШКА ИЗ КАЛАВЕРАСА 08.04.13
РАССКАЗ О ДУРНОМ МАЛЬЧИКЕ 08.04.13
СРЕДИ ДУХОВ 08.04.13
ЖАЛОБА НА КОРРЕСПОНДЕНТОВ, НАПИСАННАЯ В САН—ФРАНЦИСКО 08.04.13
В ПОЛИЦЕЙСКОМ УЧАСТКЕ 08.04.13
АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ 08.04.13
ЧИСТИЛЬЩИКИ ОБУВИ 08.04.13
ЛЮДОЕДСТВО В ПОЕЗДЕ 08.04.13
ЧЕРНОКОЖИЙ СЛУГА ГЕНЕРАЛА ВАШИНГТОНА 08.04.13
СИАМСКИЕ БЛИЗНЕЦЫ 08.04.13
КОГДА Я СЛУЖИЛ СЕКРЕТАРЕМ 08.04.13
ИНТЕРВЬЮ С ДИКАРЕМ 08.04.13
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ СТАРИК 08.04.13
НИАГАРА 08.04.13
ЖУРНАЛИСТИКА В ТЕННЕССИ 08.04.13
ВЕНЕРА КАПИТОЛИЙСКАЯ 08.04.13
КАК ВЫВОДИТЬ КУР 08.04.13
ПОКОЙНЫЙ БЕНДЖАМЕН ФРАНКЛИН 08.04.13
ВОСПОМИНАНИЕ 08.04.13
ИСТОРИЯ ПОВТОРЯЕТСЯ 08.04.13
ОКАМЕНЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК 08.04.13
МОЕ КРОВАВОЕ ЗЛОДЕЯНИЕ 08.04.13
КАК Я РЕДАКТИРОВАЛ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННУЮ ГАЗЕТУ 08.04.13
ВОЗМУТИТЕЛЬНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ МАЛЬЧИКА 08.04.13
ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ВЕЛИКОГО ГОВЯЖЬЕГО КОНТРАКТА 08.04.13
ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ДЕЛА ДЖОРДЖА ФИШЕРА, НЫНЕ ПОКОЙНОГО 08.04.13
РАССКАЗ О ХОРОШЕМ МАЛЬЧИКЕ 08.04.13
ОТЧАЯННАЯ ЖЕНЩИНА 08.04.13
МОИ ЧАСЫ 08.04.13
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ РОМАН 08.04.13
ЗАГАДОЧНЫЙ ВИЗИТ 08.04.13
КАК МЕНЯ ВЫБИРАЛИ В ГУБЕРНАТОРЫ 08.04.13
ЭПИДЕМИЯ 08.04.13
ДЭН МЭРФИ 08.04.13
ДВА—ТРИ НЕВЕСЕЛЫХ ЖИЗНЕННЫХ НАБЛЮДЕНИЯ 08.04.13
ДРУГ ГОЛЬДСМИТА СНОВА НА ЧУЖБИНЕ 08.04.13
НАУКА ИЛИ УДАЧА 08.04.13
ПЛАН ГОРОДА ПАРИЖА 08.04.13
ОТВЕТ БУДУЩЕМУ ГЕНИЮ 08.04.13
О ПАРИКМАХЕРАХ 08.04.13
МОИ ПЕРВЫЕ ПОДВИГИ НА ГАЗЕТНОМ ПОПРИЩЕ 08.04.13
МОЯ АВТОБИОГРАФИЯ 08.04.13
МОЯ ПЕРВАЯ БЕСЕДА С АРТИМЕСОМ УОРДОМ 08.04.13
КАК МЕНЯ ПРОВЕЛИ В НЬЮАРКЕ 08.04.13
ПРИЯТНОЕ И УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ 08.04.13
ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ, ЗАПИСАННАЯ СЛОВО В СЛОВО, КАК Я ЕЕ СЛЫШАЛ 08.04.13
РАЗГОВОР С ИНТЕРВЬЮЕРОМ 08.04.13
МАК—ВИЛЬЯМСЫ И КРУП 08.04.13
НАЗОЙЛИВЫЙ ЗАВСЕГДАТАЙ 08.04.13
УЧЕНЫЕ СКАЗОЧКИ ДЛЯ ПРИМЕРНЫХ ПОЖИЛЫХ МАЛЬЧИКОВ И ДЕВОЧЕК 08.04.13
РЕЖЬТЕ, БРАТЦЫ, РЕЖЬТЕ! 08.04.13
КОЕ—КАКИЕ ФАКТЫ, ПРОЛИВАЮЩИЕ СВЕТ НА НЕДАВНИЙ РАЗГУЛ ПРЕСТУПНОСТИ В ШТАТЕ КОННЕКТИКУТ 08.04.13
РАССКАЗ КОММИВОЯЖЕРА 08.04.13
РАССКАЗ КАПИТАНА 08.04.13
РАССКАЗЫ О ВЕЛИКОДУШНЫХ ПОСТУПКАХ 08.04.13
ВЕЛИКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ПИТКЕРНЕ 08.04.13
УКРОЩЕНИЕ ВЕЛОСИПЕДА 08.04.13
ЭДВАРД МИЛЗ И ДЖОРДЖ БЕНТОН 08.04.13
МИССИС МАК—ВИЛЬЯМС И МОЛНИЯ 08.04.13
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР 08.04.13
ЛЮБОПЫТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ 08.04.13
ПОХИЩЕНИЕ БЕЛОГО СЛОНА 08.04.13
ЛЕГЕНДА О ЗАГЕНФЕЛЬДЕ, В ГЕРМАНИИ 08.04.13
МАК—ВИЛЬЯМСЫ И АВТОМАТИЧЕСКАЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ ОТ ВОРОВ 08.04.13
КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ РЕЧЕЙ 08.04.13
НЕОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ОДНОЙ НЕУДАЧНОЙ КАМПАНИИ 08.04.13
ПЕЧАТНЫХ ДЕЛ МАСТЕР 08.04.13
ПИСЬМО АНГЕЛА—ХРАНИТЕЛЯ 08.04.13
ПРОШЕНИЕ АНГЛИЙСКОЙ КОРОЛЕВЕ 08.04.13
УДАЧА 08.04.13
ОТНОСИТЕЛЬНО ТАБАКА 08.04.13
КАК Я ВЫСТУПАЛ В РОЛИ АГЕНТА ПО ОБСЛУЖИВАНИЮ ТУРИСТОВ 08.04.13
РАССКАЗ КАЛИФОРНИЙЦА 08.04.13
РОМАН ЭСКИМОССКОЙ ДЕВУШКИ 08.04.13
ЖИВ ОН ИЛИ УМЕР? 08.04.13
ДНЕВНИК АДАМА 08.04.13
БАНКОВЫЙ БИЛЕТ В 1000000 ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ 08.04.13
ВАЖНАЯ ПЕРЕПИСКА 08.04.13
ЧЕМ ЗАНИМАЕТСЯ ПОЛИЦИЯ 08.04.13
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО КОММОДОРУ ВАНДЕРБИЛЬТУ 08.04.13
О ЗАПАХАХ 08.04.13
ИСПРАВЛЕННЫЙ КАТЕХИЗИС 08.04.13
АМЕРИКАНЦЫ И АНГЛИЧАНЕ 08.04.13
РАЗНУЗДАННОСТЬ ПЕЧАТИ 08.04.13
ПИСЬМА С САНДВИЧЕВЫХ ОСТРОВОВ 08.04.13
УДИВИТЕЛЬНАЯ РЕСПУБЛИКА ГОНДУР 08.04.13
ПОСЛАНИЕ ОРДЕНУ «РЫЦАРЕЙ СВЯТОГО ПАТРИКА» 08.04.13
ПЛИМУТСКИЙ КАМЕНЬ И ОТЦЫ—ПИЛИГРИМЫ 08.04.13
"РЫЦАРИ ТРУДА" – НОВАЯ ДИНАСТИЯ 08.04.13
КОММЕНТАРИИ 08.04.13
АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть