Поэт и газета — это сопоставление чаще и чаще выныривает из газетных статей.
«Чистые» литераторы орут — газета снижает стиль, газета повседневностью оттягивает от углубленных тем.
«Газетчик», с легкой руки Тальникова*, начинает становиться в определении писательских размеров чуть не бранным словом.
В последних критических статьях* (Гроссман-Рощин в журнале «На литературном посту», Тальников в «Красной нови», Горбов в «Красной ниве» и т. д.) это эстетское высокомерие начинает становиться угрожающим, тормозящим революционную литературу фактом.
Газетчики, отгрызайтесь!
Газетчик против углубленных тем. Ерунда! Да, мы требуем литературу, основанную на факте. Мелочность темы — это мелкота собранных фактов.
Можно написать основанный на случайном событии памфлет на Чемберлена*. Давать углубленную литературу — это не значит заменить Чемберлена космосом. А это значит подобрать именно на этого Чемберлена большее число именно его касающихся фактов — типизировать, систематизировать, обрабатывать, но с единственным устремлением, если фельетон был щелчком, — углубленная литературная вещь пусть ляжет кулаком на чемберлений цилиндр.
Разница газетчика и писателя — это не целевая разница, а только разница словесной обработки.
Механическое внедрение в газету писателя со старыми литературными навыками (вчерашний лозунг Лефа) — этого уже недостаточно.
Всегдашний наш лозунг антилитературы и огазетчивания сегодня акцентируется по-новому. Мы за единственную борьбу активных агитаторов строительства коммуны против эстетов с проповедью аполитичности, против отображений задним числом и прочей архаической и мистической чуши.
Мы настолько сейчас изощрены в поэтической технике и в способах владения словом, что состязаться в этой области скучно и непродуктивно.
Было много противоречивых определений поэзии. Мы выдвигаем единственное правильное и новое, это — «поэзия — путь к социализму».
Сейчас этот путь идет между газетными полями.
Нелепо относиться к газете как к дурному обществу, принижающему поэтическую культуру. Технически газета — это 1 000 000 экз. и больше ничего.
Давай газете, пропускай через газету вещи любой литературной точенности. Злободневность вещи является результатом не наспех склеенных строк, а запасом поэтических оборотов и заготовок, делаемых поэтом загодя, но в тренировке на быстроту выполнения и отзыва по массе аналогичных фактов.
Газета не только не располагает писателя к халтуре, а, наоборот, искореняет его неряшливость и приучает его к ответственности.
Чистое поэтическое толстожурнальное произведение имеет только один критерий — «нравиться». Работа в газете вводит поэта в другие критерии — «правильно», «своевременно», «важно», «обще», «проверено» и т. д., и т. д.
Эти требования возбуждают поэтическую изобретательность. Например, в «Комс. правде» есть литературная страница. На ней часто появляются стихи. В разгар борьбы с хулиганством какой-то поэт писал в лирическом стихотворении о подстреленной им птице что-то вроде:
Разве убийство для смеха не есть лирическая апология хулиганства?
Я нарочно привожу пример наиболее близкой мне и правильно бьющей газеты, конечно, не могущей сделать такой ляпсус ни в одной публицистической заметке, привожу только как разницу подходов. Здесь вина исключительно поэта. Поэт чувствует свою полную безответственность. Из меня, мол, оргвыводов делать не будут. Прочтут и забудут.
Сегодняшний лозунг поэта — это не простое вхождение в газету. Сегодня быть поэтом-газетчиком — значит подчинить всю свою литературную деятельность публицистическим, пропагандистским, активным задачам строящегося коммунизма.
Только с этой точки зрения надо понимать лозунг, выдвигаемый нами в противовес бывшим лефовским лозунгам*, — «амнистия стихам и поэмам».
До сих пор литературные группировки боролись между собой по формальным отличиям. Стеклов* — за ямбы, а Леф — за другие размерчики.
Сейчас мы против литературных борьбишек!
Мы, газетчики, часто сами виноваты в умалении нашей работы. Мы прибедняемся, завидуя вдохновенным, и почесываем им пятки рецензиями, библиографиями, отчетами и т. п.
Нам надо пересмотреть писателей без различия родов словесного оружия — по их социальной значимости. И не придется ли, пересмотрев, натравиться «черной» литературной кости на белую?
[ 1929 ]
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления