Онлайн чтение книги Том 14. М-р Моллой и другие
Глава IX

1

Алджи сидел в «Жуке и Клене», глядя на Хай-стрит и прихлебывая виски с содовой. Нельзя сказать, чтобы цвет его решимости совсем уж захирел под бледным налетом мысли,[114] …цвет его решимости захирел под бледным налетом мысли — отсылка к монологу Гамлета: «И так решимости природный цвет хиреет под налетом мысли бледной» («Гамлет», 3, 1, пер. М.Лозинского). однако и обычное веселье несколько поумерилось. Резкий уход Билла заметно его обескуражил, показав, что самые красноречивые доводы не заставят друга приблизиться к Эшби-холлу. Человек, внявший красноречивым доводам, не идет наверх принимать ванну, он остается внизу, чтобы побеседовать о деле. Стало ясно, что остроумный план поселить Билла в Эшби-холле, дабы тот сошелся накоротке с толстосумом Стикни, осуществиться не может.

После школы Алджи уделял мало времени Святому Писанию, и большинство ветхозаветных историй выветрились из его памяти, не то бы он задумался о том, как напоминает сейчас Моисея на горе Фасга. Моисей с тоской смотрел на землю обетованную, на которую ему не суждено было ступить. Алджи с такой же тоской смотрел мысленным взором на миллионера, к которому не мог подступиться. Неудивительно, что виски и содовая обращались золой у него во рту.

Алджи с горечью думал о Генри — главном препятствии на пути к богатству. По отношению к нему владетель Эшби-холла вел себя как человек, неоднократно обжигавшийся на молоке. От прошлых встреч у Генри Парадена остался вполне обоснованный страх, что Алджи, оказавшись поблизости, немедленно выманит у него деньги. Он любил племянника и не прочь был время от времени посылать ему пять фунтов, но в решении не пускать его на порог оставался тверд, как скала.

А достичь богатства Алджи мог не иначе, как попав в дом. Он не был пессимистом, но уже чувствовал, что вожделенное богатство уплывает из рук. Невозможно одолжить денег у миллионера, к которому нельзя подойти.

Он сидел и печально сопел, как, наверное, в свое время Моисей на Фасге, и тут в гостиницу вошла Джейн.

Хотя Алджи был настолько озабочен, что предпочел бы остаться один со своими мыслями, появление сестры его скорее обрадовало. Как многие братья и сестры, верящие во взаимную искренность, они были по-настоящему привязаны друг к другу, и никакая прямота не могла этого испортить. Да, он называл Джейн микробом и шпингалетом, но ценил ее по достоинству, когда же Джейн говорила, что он напоминает ей лодыря из комиксов про морячка Попая,[115] Морячок Попай — персонаж комиксов и мультфильмов, особенно популярных в 1930-х годах. Художник Э.Сигар. то произносилось это по-доброму.

Поэтому Алджи тепло ее приветствовал и, хотя приподниматься не стал — всему есть мера, — но сердечно помахал рукой, приглашая сесть рядом.

— Привет, бацилла, — сказал он. — Откуда взялась? Джейн ответила, что недавно вернулась из короткой поездки в Лондон.

— Я ищу Билла Харди. Ты его видел?

— Мы болтали минуту назад. Он ушел принимать ванну. Зачем он тебе?

— Хочу посоветоваться.

— О чем?

— Так, одна история.

— Неприятности?

— Да.

— Тогда лучше выложи их мне. Выкручиваться из неприятностей — это по моей части. Тут я Биллу дам сто очков вперед.

Джейн задумалась. Она чувствовала, что в словах Алджи есть определенный резон. Да, у него много недостатков, но чего-чего, а изобретательности ему хватает, пусть даже проявляется она в способности увиливать от работы. Сам Генри вынужден был признать, что у этого молодого человека на все есть ответ. Джейн решила, что не вредно, а может быть, даже полезно посвятить его в суть произошедшего.

— Значит, так, — сказала она.

Алджи внимательно слушал ее рассказ. Ему пришлось довольно долго объяснять, чем отличается пресс-папье Красавчика от дешевых магазинных штамповок, но, разобравшись с этим, он легко схватил главное.

— И ты думаешь, его украл Стикни?

— А кто еще? Он собирает пресс-папье.

— Не хотел бы я, чтобы на моем надгробье написали: «Здесь лежит Алджернон Мартин в надежде на славное воскресение. Он собирал пресс-папье». Посетители кладбища решат, что я — псих. Ладно, к делу. Значит, Стикни — главный подозреваемый. При этом, будь он наполеоном преступного мира, Генри не может его разоблачить, потому что хочет продать ему Эшби-холл. Верно?

— Совершенно верно.

— Ну, тогда понятно, что делать.

— Мне — нет.

— Милый мой шпингалет, это ж ясно, как Божий день. Выкрасть эту штуку обратно.

— Выкрасть обратно?

— Верно.

— Втайне от него?

— Вот именно.

— Как? — сказала Джейн, и Алджи согласился, что это и впрямь вопрос.

— Разумеется, тут нужна крайняя деликатность. Для успеха необходим человек моего калибра, но как я могу выкрасть пресс-папье, если Генри из какого-то нелепого упрямства не пускает меня в дом? Может быть, если ты объяснишь, что я предлагаю помощь, он уступит. Мое присутствие могло бы его растрогать.

— Этого-то он и боится.

Не успел Алджи ответить, как за окном, у которого они сидели, послышалось дребезжание консервных банок. Это было такси, подъезжавшее к каждому поезду. Сейчас оно явно опаздывало, потому что поезд уже стоял на платформе и по всем признакам готовился отойти.

— Ой, это Келли, — сказала Джейн. — Опоздала на поезд.

— Келли?

— Тетушка мистера Стикни. Собиралась в Лондон нанимать ему камердинера. Я говорила, что надо выезжать заранее, потому что на станционное такси нельзя полагаться. Это один из тех лихачей… Не делай так больше, — с раздражением сказала она, потому что Алджи со всей силы грохнул кулаком об стол, а не всякие нервы такое выдержат. — В чем дело?

— Ты сказала, камердинера?

— Да. Старого он уволил.

— И она собиралась в Лондон, чтобы нанять нового?

— Да.

— Насколько хорошо вы с этой Келли знакомы? Если ты ей что-нибудь посоветуешь, она послушается?

— Возможно.

— Тогда догони ее на станции, посочувствуй, что поезд ушел, и скажи, что вообще-то оно к лучшему, потому что ты можешь избавить ее от утомительной поездки в Лондон. Если ей нужен камердинер, нечего и трудиться — по удивительному совпадению ты только что встретила камердинера своего покойного дяди Седрика…

—  Какого дяди?

— Седрика. Который был епископом Освальдтвистла. Епископ будет в самый раз. Его камердинер как раз приехал сюда на лов креветок или чем тут занимаются в этих местах, и зашел в «Жука и Клен» выпить джина с тоником. А поскольку милый старичок отошел к утренним звездам, он сейчас без работы и готов пособить на то время, пока Стикни найдет постоянного…

— Алджи!

— А?

— Что за чушь ты несешь?

— Ты хочешь сказать, до тебя еще не дошло? — изумился Алджи. — Я думал, твои шарики с роликами крутятся быстрее. Я говорю, чтобы ты посоветовала Келли взять меня на свободное место камердинером к Стикни.

— Что?!

— К Стикни. Камердинером. На свободное место. Тогда Генри не сможет выставить меня из дома, и я смогу собирать пресс-папье, сколько душе угодно.

— Но…

Джейн замолчала. Ее первое впечатление, что брат не выдержал интеллектуального натиска современной жизни, быстро рассеивалось, уступая место растущему убеждению, что он нашел гениальный выход. Без сомнения, Стикни хранит злополучную добычу у себя в комнате, а кто как не камердинер имеет неограниченный доступ к вещам своего хозяина?

Только одно омрачало ее пыл.

— А ты сможешь притвориться камердинером?

— Конечно. В Кембриджских студенческих спектаклях я всегда "играл слуг и дворецких.

— И хорошо получалось?

— Колоссально. За мои актерские способности не тревожься.

— И потом, это только на день или на два.

— Меньше. Ты помнишь, как быстро я отыскивал спрятанный шлепанец, когда мы играли в детстве? Думаю, минут за десять справлюсь. Из-за чего этот серебристый смех?

— Представляю лицо Генри, когда он тебя увидит.

— Ах, да. Сперва оно немного перекосится, но скоро вновь округлится, поскольку Генри, в сущности, славный малый. Однако нам некогда обсуждать его лицо, каким бы замечательным оно ни было. Иди догоняй Мерфи.

— Келли.

— Мерфи или Келли, сейчас не до буквоедства. Скажи, пусть едет в Эшби-холл, объяснит Стикни, что к чему, и пришлет такси обратно за нами. Она поймет, что тебе и камердинеру твоего дяди Седрика захочется немного поболтать о былом, прежде чем возвращаться к людям.

Скоро Джейн появилась снова с вестью, что все прошло, как по-писаному.

— Келли страшно рада. Говорит: «Приезжайте прямо сейчас».

— Отлично. Тогда мне нужно знать только… Да, мелкий вопрос. Как женщину могут звать Келли?

— Это девичья фамилия ее матери. Она была мисс Келли.

— Надо же, как просто, когда все объяснят! Ладно, я говорил, что не знаю, какого рода тип этот Стикни. В смысле, он из тех безжалостных магнатов, которые давят людей, как мух, или он мирный недавленец? Это существенно. В первом случае я должен быть раболепным, во втором — надменным и властным, чтобы он ходил у меня по струнке. Надо заранее войти в роль.

— Ну, я мало его знаю, но мне он показался скорее мирным. Единственное, что может быть для тебя важным, мне рассказала Келли: он не выносит, когда камердинер слишком много хлопочет. Он договорился с Кларксоном — это тот камердинер, которого уволили — что удвоит жалованье, лишь бы его оставили в покое. Не учили, какой костюм надевать, и все такое.

— Тогда зачем ему камердинер?

— Келли объяснила. У него властная сестра, и это ее требование.

Алджи выдохнул.

— Хорошо, что ты сказала. Я собирался объявить, что намерен полностью взять на себя костюмно-рубашечно-брючный вопрос вплоть до пижамного. Спасибо, кнопка, за бесценные сведения. Теперь я вижу свой путь и готов поспорить на что хочешь, что в самом скором времени я буду вить из него веревки, а он — смотреть на меня с собачьим обожанием

2

.

Первые несколько минут в такси Алджи задумчиво молчал, мысленно выстраивая тактику и стратегию. Времени на раздумья было предостаточно, поскольку шофер (он же хозяин) такси, отходил после бешеной гонки к поезду. Он не мог требовать от своего арабского скакуна второго рывка за день. Чуть раньше, когда Келли в четвертый раз спросила, не может ли эта чертова драндулетина ехать быстрее трех миль в час, шофер все-таки прибавил скорость, но сделал это, скрепя сердце. Он по горькому опыту знал, что чрезмерные нагрузки чреваты выпадением жизненно важных органов.

Мысли Алджи были приятны. Он не очень задумывался, как выкрасть пресс-папье. Это можно будет сделать в любой свободный момент. Умение отыскивать шлепанец не ржавеет. Главное, он все время будет рядом с миллионером, для которого деньги — тьфу, и если не сумеет вытянуть из него жалкие пятьсот фунтов под солидное коммерческое начинание, значит, он не тот, кем себя считает.

Если у него и были сомнения, рассказ Джейн окончательно их развеял. Теперь ясно, что Стикни — отпетый мошенник, а некая мошенническая жилка как раз и нужна, чтобы одобрить проект, который строгому ревнителю нравственности мог бы показаться сомнительным. Совесть самого Алджи была чиста. Самое благородное дело — проучить воротил с Кроксли-род. Кто дал им право уродовать прелестный зеленый оазис гнусными многоквартирными домами? Однако он не мог скрыть от себя, что задуманный план не лишен некоторого душка, и был рад, что придется иметь дело с человеком широких взглядов. Тот, кто крадет чужие пресс-папье, не вправе строго судить других.

В таком-то приподнятом расположении духа он повернулся к Джейн, рассчитывая скоротать время за приятной беседой. Припомнив, что она, по собственным словам, недавно вернулась из столицы, он решил использовать это как затравку для разговора.

— Чего тебя понесло в Лондон в такую жарищу? — спросил он, и, когда Джейн ответила, что попросила Лайонела Грина пригласить ее на ланч, бурно возмутился.

— Тебе надо проверить голову, — сказал он, далеко не первый раз. Это было лейтмотивом их бесед в последние годы. — Тоже мне способ проводить летние дни! Не понимаю, чем тебя привлекло это пятно на лондонском пейзаже? Что в нем может нравиться?

— Огромное обаяние…

— Да что ты!

— Он невероятно хорош собой.

— Тьфу!

— И голос красивый.

— Меня тошнит от твоих слов.

— И все в нем — лучше некуда, если бы не самая нижняя оконечность. Ты когда-нибудь обращал внимание на его ноги?

— Я человек занятый, мне некогда разглядывать его ноги. С ними что-то не так?

— Они из глины. Я обнаружила это совсем недавно и, обнаружив, решила не выходить за него замуж.

Во второй раз за этот вечер Алджи, подавившись, утратил дар речи, тем самым подтвердив, что нельзя на вдохе давать выход сильному чувству. В первый раз причиной был смех, сейчас — изумление. Отдышавшись, он ошалело вылупился на сестру.

— Ты не выйдешь за него замуж?

— Не выйду.

— Точно?

— Да. Колокола отменяются. Свадебный пирог не прозвенит. Тебе больше не из-за чего тревожиться.

Не часто Алджи целовал сестру — такие вещи кружат девушкам голову и заставляют их задирать нос — но на этот раз поцеловал, и вполне искренно. Она этого заслужила.

— Воистину радостная весть.

— Я рада, что ты доволен.

— Но откуда такой запоздалый проблеск рассудка?

— Неважно.

— Да, неважно, почему туман рассеялся, и ты увидела Л.П. Грина в его подлинном обличье. Главное, что увидела. Это должно было рано или поздно случиться, и хорошо, что случилось не на выходе с венчания. То-то Билл обрадуется.

— Билл?

— Он будет порхать по «Жуку и Клену», распевая, как херувимы и серафимы.

— Почему?

— Почему, ты спрашиваешь? Потому что он любит тебя, дитя мое, любит с такой страстью, что, того гляди, повредится в рассудке. Он…

— Алджи!

— А?

— Ты повредился в рассудке?

— Никогда не был разумнее.

— Тогда почему ты несешь околесицу?

— Околесицу?

— Всю эту чушь, будто Билл меня любит.

— Чушь? Ты думаешь, это чушь? Тогда позволь сказать, что я получил информацию из первых уст.

Глаза у Джейн, как всегда, когда перед ней открывалось нечто совершенно новое, стали большие и круглые.

— Да мы встречались всего раза два.

— Хватило и одного. Лишь раз он на тебя взглянул, и сердце замерло в груди. По-моему, так часто бывает. Странно, что ты не заметила. Я думал, девушкам положено сразу видеть, когда в них влюбляются. Да, Билл втюрился в тебя по уши с первого взгляда, и каково же ему было услышать, что ты обручена с Л.П. Грином! Ты бы видела его сегодня после возвращения. Ни дать ни взять утопленник, который пробыл под водой несколько дней. Не мог говорить, не мог улыбаться, просто пошел наверх принимать ванну. Не удивлюсь, если в ванне ему пришла мысль сунуть голову под воду и разом покончить с мучениями. Да, вот оно как с Биллом. Подумай о нем хорошенько и не упускай из виду, что я от всей души одобрил бы этот союз. Не забывай, что человек, за которого ты выйдешь замуж, станет моим шурином, а я в этом вопросе разборчив, даже привередлив. Билл меня вполне устраивает. Хватайся за него, такой случай может не повториться. Ах, — сказал Алджи, когда такси с лязгом остановилось у парадной двери, — вот и старая хижина, где ждет меня Стикни! Давайте его сюда. Я собран, уверен в себе. Чутье подсказывает, что это мой звездный час.

3

Дальше в программе произошла небольшая заминка. Джейн, отряженная на поиски Келли, чтобы та представила Стикни нового камердинера, вернулась с вестью, что означенный господин ушел в деревню покупать шоколад — роскошь, которую, как горько заметила Джейн, он в силах себе позволить, потому что все время крадет пресс-папье, а не покупает за свои деньги.

Алджи сказал, что, на его взгляд, это звучит обнадеживающе. Придает Стикни некую человечность, показывает его с приятной стороны.

— Даже лучше, чем твои слова о том, что он мирный. Если он ест шоколад, значит, он точно не будет жевать стекло, глотать гвозди и тиранить слуг. Молочный шоколад?

— Я покупала ему молочный.

— Значит, он будет пропитан молочным шоколадом незлобливости.[116] Пропитан молочным шоколадом (в оригинале —молоком) незлобливости — см. «Макбет», 1,5. Ладно, что нам теперь делать?

— Ждать, наверное. По крайней мере, тебе. Я пойду на озеро, искупаюсь.

— Хотел бы я пойти с тобой, но вряд ли это сейчас уместно. Нельзя выходить из роли. Где, по-твоему, может быть Генри в настоящий момент? Мне не терпится его увидеть.

— Тоже, наверное, купается, в такую жару-то.

— Моется и прихорашивается для гостей? Хвалю, — сказал Алджи. — Коли так, погуляю по лужайке. Наверняка мы здесь и встретимся.

— Хотела бы я это видеть!

— Ты обо всем услышишь во благовремении.

Джейн не ошиблась. У самого озера она встретила Генри, который возвращался домой. Они обменялись несколькими словами, после чего он двинулся к дому, распевая песню, которую пел на каждом вечернем и утреннем спектакле, когда еще играл в мюзиклах. Мысль о Келли и грядущей продаже дома наполняла его ликованием. Ласточка не могла бы заливаться беспечнее, и он, без сомнения, заливался бы еще долго, если бы некое зрелище не заставило его умолкнуть посреди арии. По лужайке гулял с сигаретой высокий молодой человек, как две капли воды похожий на его племянника Алджи.

Со второго и более пристального взгляда Генри уяснил причину этого сходства, а именно, что по лужайке действительно разгуливает его племянник, и в праведном гневе устремился вперед с видом дядюшки, который намерен потребовать объяснений.

— Алджи! Какого черта ты здесь делаешь?

Алджи обернулся с радушной улыбкой. Он любил главу семейства и сожалел, что практически лишен удовольствия его видеть.

— Ах, Генри, я все гадал, когда ты выйдешь из-за левой кулисы, или как там это называлось в твои театральные дни. Ты прекрасно выглядишь.

— Плевать, как я выгляжу.

— Мне — не плевать, — с мягкой укоризной отвечал Алджи. — Я день и ночь тревожусь о твоем здоровье. Я только что говорил себе: «Интересно, как там Генри. Надеюсь, здоров. Ни головокружений, ни потливости, ни икоты или тошноты». Рад видеть, что ты цветешь. У меня камень с души свалился.

— Сколько раз я говорил, чтобы ты не смел сюда соваться?

— Прости, не помню, Однако, боюсь, тебе придется меня пустить — по крайней мере, на то время, пока здесь гостит мистер Стикни.

— Что?!

— Как только он вернется с шоколадом, он возьмет меня к себе камердинером.

— Что?!

— Ты всегда твердил, чтобы я шел работать, вот я и пошел. Однако на самом деле все глубже. Ты видел Джейн?

— Минуту назад.

— Она тебе объяснила?

— Что?

— Наши планы, как тебе помочь. Она пришла ко мне в гостиницу и рассказала про пресс-папье.

— Что?!

— Ты все время говоришь «что». Искренне советую тебе избавиться от этой привычки. Да, насчет Стикни и украденного пресс-папье. Я выкраду его обратно, мне, как камердинеру, это раз плюнуть. Наверняка он спрятал его где-то в комнате, я буду постоянно туда заходить. Думаю вернуть Твое пресс-папье в рекордное время. Учти, для кого попало я бы это делать не стал, потому что всегда есть шанс, роясь в вещах, обнаружить его за спиной, а это, согласись, более чем неприятно, но, несмотря на твою странную привычку бегать от меня и не пускать меня в дом, я всегда был к тебе расположен и готов рискнуть.

— О, Господи! — сказал Генри. Он напряженно думал.

Меньше всего он хотел делиться тайнами с Алджи, чьей сдержанности не очень-то доверял, однако порой обстоятельства бывают сильнее нас, и сейчас был именно такой случай.

Уэнделл Стикни решительно отказывается нести пресс-папье на почту и не доверяет эту задачу Генри. Однако он наверняка согласится, чтобы посылку отнес камердинер. Лучшего выхода не придумать.

Решать надо было быстро, и Генри больше не колебался.

— Алджи! — воскликнул он. Алджи поднял руку.

— Я знаю, что ты скажешь, Генри. Хорошо бы в мире было больше таких племянников, ибо именно в них он нуждается. Так?

— Нет.

— Нет? — уязвленно ответил Алджи. — Конечно, мне благодарности не нужно, однако немного признательности не помешало бы.

— Ты можешь сохранить тайну?

— Не помню, чтобы такое случалось, но попробую.

— Тогда слушай, — сказал Генри и, предварив свои слова строгим наказом ничего не говорить Джейн, не то она на корню зарубит всю эту затею, выложил племяннику факты.

Алджи слушал дядю с новым уважением. Он никогда бы не подумал, что у Генри достанет хладнокровия и дальновидности, чтобы задумать такой план, а уж тем более — чтобы провести операцию, в которой малейший неверный шаг чреват сроком в кутузке. Его энтузиазм рос с каждым словом. Когда Генри закончил рассказ, Алджи объявил, что с искренним удовольствием поможет в столь благородном деле.

— Давай повторим основное. Слабость духа мешает Стикни самому отнести посылку.

— Да.

— И он не позволяет сделать это тебе.

— Да.

— И ты хочешь, чтобы он поручил это мне.

— В точности.

— Считай, что уже поручил. Быть может, в чем-то я не силен, но уж пакет донести до почты способен. Однако мне пришла в голову мысль, — сказал он. — Раз не надо выкрадывать пресс-папье, зачем мне идти в камердинеры? Меня совсем не увлекала эта перспектива, я согласился только ради тебя. Правда, Джейн говорила, что обязанности человека, служащего под знаменами Стикни, довольно легки, но я спрашиваю себя, достаточно ли они легки? Даже в самых благоприятных условиях работа камердинера — это труд. Чистить ботинки, гладить брюки. Лучше представь меня племянником, который приехал на несколько недель погостить за городом.

При словах «на несколько недель» у Генри по спине пробежал холодок, но поскольку он был, как сказал Алджи сестре, в сущности славный малый, испуг быстро прошел. Если повезет, подумал он, удастся избавиться от племянника задолго до названного срока. Он уже выставлял Алджи за дверь, сумеет выставить снова. Тут главное — настойчивость и воля к победе.

— Хорошо, — сказал он, — но послушай, Алджи. Как только пресс-папье будет у Стикни в банке, я получу чек на тысячу фунтов…

— Это замечательно.

— И любая попытка с твоей стороны запустить в них лапу…

— Мой дорогой Генри!

— …будет пресечена на корню. Я хочу, чтобы ты это усвоил. Тебе ничего не светит..

Алджи успокоил его взмахом мундштука.

— Конечно, конечно, конечно. У тебя нет ни малейшего повода для беспокойства. У меня в мыслях не было откусывать от твоей доли. Вполне достаточно, если ты позволишь погостить у тебя неделю или чуть больше.

— Зачем?

— Я надеюсь заинтересовать Стикни деловым предложением.

— Н-да. Ну, в таком случае…

— Вот и хорошо. Генри задумался.

— А камердинер?

— Что, камердинер?

— Стикни ждет камердинера. Как мы объясним…

— Куда он делся? Очень просто. Скажи, что он приехал, взглянул на дом и умчался, как нимфа, вспугнутая во время купания. Любой тонко чувствующий камердинер при взгляде на Эшби-холл почувствует, что ему будет лучше в другом месте.

Генри с минуту молча смотрел на родовое гнездо, потом согласился, что причина вполне убедительная.

— Ладно, только я должен буду объяснить все Келли.

— А я — Джейн. Скажу, что сдрейфил и пошел на попятную. Она поверит. Кто это там?

— Где?

— В аллее.

— А, это Стикни.

— Ну-ну. Значит, тот самый Стикни, о котором я столько наслышан. Окликни его и, как только представишь меня, оставь нас вдвоем, — сказал Алджи. Генри, выполнив инструкцию, оставил его наедине с Уэнделлом, и Алджи пустил в ход все то обаяние, которое безденежный молодой человек может найти для сертифицированного миллионера. Вид Стикни его ободрил — сразу было видно, что это не бесчеловечный магнат; если он и раздавил кого-нибудь, как муху, по внешности этого не скажешь. Напротив, он производил благоприятное впечатление человека, который легко поддастся на уговоры дать в долг.

Мистер Стикни, со своей стороны, тоже повел себя очень душевно. Как уже сообщалось, погода стояла жаркая, и по дороге из Эшби-холла в деревню у него совсем пересохло в горле. Уэнделл поправил беду, пропустив несколько кружек в «Жуке и Клене», а хозяин «Жука и Клена» варит очень крепкое пиво, почти как знаменитое «ревизорское» в Оксфорде — говорят, две кружки гарантированно отправляют под стол самого стойкого посетителя. Уэнделл был весел, беспечен и не понимал, с какой стати испугался частного сыщика, который, вероятно, не в силах сыскать барабан в телефонной будке. Он не смутился, даже когда Алджи, исчерпав тему погоды, упомянул, что дядя ввел его в узкий круг заговорщиков.

— А, так вы в курсе? — весело спросил Уэнделл.

— И от всей души одобряю, — заверил Алджи. — По-моему, страшная глупость, что людям не разрешают продавать фамильные ценности. Я часто это говорю.

— Кому? — спросил мистер Стикни, поднося спичку к авторучке, которую вынул из нагрудного кармана, ошибочно приняв за сигару. (Он решил, что снова начнет курить.) Те, кто позволяет себе слишком много домашнего пива в «Жуке и Клене» все время делают такие ошибки.

— Разным своим друзьям.

— Так у вас есть друзья?

— Куча.

— У меня тоже, главным образом в Клубе Коллекционеров. Это такой клуб в Нью-Йорке, называется Клуб Коллекционеров, потому что его члены — коллекционеры. Чтобы туда вступить, надо быть коллекционером, а под коллекционером я разумею человека, который что-нибудь коллекционирует.

— Абсолютно.

— Я не знаю, что значит ваше «абсолютно», но таков порядок. Если вы коллекционер, вы вступаете в Клуб Коллекционеров и получаете возможность общаться с другими коллекционерами.

— Очень разумно, — сердечно заметил Алджи.

— И я так думаю, но моя сестра Лоретта говорит, что это расточительство и лучше бы я из него вышел. Знаете мою сестру Лоретту?

Алджи выразил сожаление, что не имеет такого удовольствия.

— Странно, — сказал мистер Стикни. — Она везде бывает. Тяжелая женщина.

— Характер?

— Вес. Не может удержаться от мучного. Эта чертова сигара не тянется.

— Мне кажется, это авторучка.

— Тогда понятно. А я все удивлялся. О чем я?

— Вы рассказывали о своей тяжелой сестре. Мистер Стикни задумался.

— Беру назад слово «тяжелая» и заменяю его прилагательным «грузная». Она вышла замуж за человека по фамилии Паунд, который занимается страхованием. Вы его, наверное, знаете?

— Боюсь, что нет.

— Что-то вы никого не знаете, — проворчал мистер Стикни. По всем признакам он приближался к агрессивной фазе.

— Но я очень хорошо умею отправлять пресс-папье по почте, — сказал Алджи, чувствуя, что пора вернуться к делу, — и завтра с утра первым делом отправлю ваше.

— Нет, — сказал Стикни. — И я объясню, почему. Знаете такое место, Олдвич? Это где-то в Лондоне.

— Да, Олдвич знаю.

— Я держу там деньги.

— Ясно.

— Я решил сам отвести пресс-папье в Лондон и положить в банк. Тогда оно точно не затеряется на почте.

— А как насчет сыщика?

— Что насчет сыщика?

— Мне казалось, вы его боитесь. Мистер Стикни презрительно гоготнул.

— Этого хорька? Мне он не помеха. Пусть держится от меня подальше, если хочет остаться цел. Да, так я и поступлю, а сейчас мне надо пойти полежать. Что-то меня разморило. От жары, наверное.

Он, слегка покачиваясь, двинулся к дому. Алджи провожал его взглядом, чувствуя растущее беспокойство. Это неожиданное решение подрывало его позиции в доме у дяди Генри. Дядя скрепя сердце разрешил ему остаться исключительно для доставки посылок, а теперь выходило, что доставлять ничего не придется. В таком случае, скоро он окажется перед закрытыми дверьми Эшби-холла, как пери в стихотворении мистера Мура,[117] …как пери в стихотворении мистера Мура — имеется в виду стихотворение Томаса Мура «Пери и ангел» (русский перевод В. Жуковского). с которой это приключилось в раю.

Шерлок Холмс, без сомнения, сказал бы, что проблема не лишена определенной занимательности. Первая встреча со Стикни настолько окрылила Алджи, что он не сомневался — еще несколько таких, и он прикует миллионера к своей душе стальными обручами.[118] …прикует к своей душе стальными обручами — отсылка к Гамлету, где Полоний советует Лаэрту: «Своих друзей, их выбор испытав, прикуй к душе стальными обручами». Горько было бы вылететь из дома прежде, чем это случится. Он с нахмуренным челом расхаживал по лужайке, когда из дома появился Генри, на сей раз — в традиционном костюме английского сельского джентльмена.

Генри был весел, как человек, у которого камень упал с души.

— Я видел Стикни, — сказал он. — Столкнулись в прихожей.

— Да?

— Он решил завтра отвезти пресс-папье в Лондон.

— Он мне говорил.

— Значит, ничто тебя здесь не удерживает, и ты скоро уедешь.

— Ты меня выгоняешь?

— Верно. Прости, но тебе известны мои взгляды.

Алджи внезапно просветлел. На него снизошло вдохновение. На разных людей оно действует по-разному. Математик Архимед в сходном случае выскочил из ванны с криком «Эврика!» Алджи только закурил новую сигарету.

— Ты не забыл, что я знаю твою страшную тайну? — сказал он, — Что, если я проболтаюсь?

Генри пошатнулся. Он не верил своим ушам.

— Ты же не станешь этого делать!

— Конечно, не стану. Пока трезв. Мне это и в голову бы не пришло. Однако представь, что я напьюсь в стельку и начну трепать языком. Разве не разумнее держать меня здесь и приглядывать, чтобы я не хватил лишку? Только тогда твое сердце будет спокойно. Ну как? Я остаюсь?

Веселость исчезла с лица Генри.

— Хорошо, — тихо сказал он. В который раз он вынужден был признать, что у племянника на все найдется ответ.

4

Время уже шло к обеду, когда Билл вновь объявился в кругу постояльцев «Жука и Клена». В ванне он пробыл не дольше обычного, но, одевшись, еще часа два лежал на кровати, погруженный в свои мысли.

Мысли эти относились главным образом к Л.П. Грину и не оказали терапевтического воздействия на страдальца. Чем больше Билл думал, тем меньше ему верилось, что девушка, обрученная с Л.П. Грином, придет к разумному решению с ним расстаться. Да, верно, что из шестисот сорока трех учеников старинного образовательного заведения, в котором он провел свои юные дни, не было ни одного гаже, чем Л.П. Грин, но девушки, увы, редко обращают внимание на моральные изъяны. Внешняя оболочка для них всегда важнее душевных качеств, а внешняя оболочка у Л.П. Грина, как ни крути, выше всяких похвал. Что может противопоставить этому Билл Харди? Только честное сердце и некоторые грубые навыки, скажем, умение лазить по деревьям.

Со вздохом он заставил себя наконец подняться с постели, причесаться и сойти вниз. При всей привязанности к другу, его ничуть не увлекала перспектива беседовать с Алджи во время и после обеда. Он стремился к одиночеству, однако очень удивился, когда желание исполнилось. Алджи нигде не было. Он то ли вознесся на небо в огненной колеснице, то ли встретил своего дядю Генри и получил приглашение на обед в Эшби-холл. И то, и другое представлялось маловероятным, но иное объяснение предложить было трудно. Билл прождал полчаса и пошел обедать в одиночестве. Усаживаясь за стол, он заметил рядом с салфеткой, любовно сложенной в форме лотоса, письмо.

Билл рассчитывал надолго задержаться в Эшби Параден, поэтому, уезжая из Вэлли Филдс, договорился на почте, чтобы всю корреспонденцию пересылали сюда — вдруг придет весточка из Нью-Йорка, от литературного агента, которому он послал книгу. Сейчас Билл с трепетом обнаружил, что так оно и есть. Дрожащими пальцами он вскрыл конверт и начал читать.

Содержимое конверта не обмануло его надежд. Послания литературных агентов — всегда шедевр отточенной прозы, но это выделялось даже на общем фоне. Биллу казалось, что он не читал ничего настолько увлекательного и стилистически безупречного.

Подошла официантка и предложила на выбор вареную говядину и куриный рулет, но любезно предупредила, что от рулета разборчивому едоку лучше воздержаться. Билл сказал: «Да, вареную говядину, пожалуйста», — хотя хотел бы поведать целую историю.

«Мейбл, — хотелось ему сказать, — знаете, что? Я отправил свою книгу некоему Бринсли Меривезеру в Америку, не думая, что от этого будет какой-то прок, и вы изумитесь, услышав, что он не только отнес ее в крупное издательство, но и продал в журнал за астрономическую сумму в четыре тысячи долларов. Думаю, это самая большая сенсация в истории английской литературы, так что, если вы хотите новую шляпку, норковый палантин или что-нибудь в таком роде — покупайте, а расходы черкните на мой счет».

Только разделавшись с говядиной и последовавшим за ней неаппетитного вида бланманже, он метеором пал с розового облака и вспомнил, что жизнь беспросветна. Как бы ни старались Бринсли Меривезер и крупное издательство поднять его дух, они были не в силах изменить того факта, что Джейн Мартин скоро будет зваться миссис Л.П. Грин.

Билл мрачно отказался от сыра и пошел в бар предаваться отчаянию.

В первый раз он так увлекся письмом, что только сейчас, перечитывая его по-новой, увидел внизу пометку «см. на обороте» и, перевернув листок, обнаружил, что Бринсли Меривезер приписал постскриптум.

В нем литературный агент советовал Биллу, не теряя времени, ехать в Америку, чтобы изучить американский рынок, познакомиться с издателями и вообще подкрепить первый успех. Только так, писал Бринсли, можно раскрутить стоящую вещь.

Предложение потрясло Билла своей своевременностью. За годы в Америке он полюбил эту страну. Если ехать в нее, то, конечно, именно сейчас. Обычно отвергнутые влюбленные из Англии отправляются в Скалистые Горы стрелять гризли, но встречи с издателями — вполне адекватная замена.

Правда, денег на билет у него не хватало, но, если показать письмо, банк в Олдвиче наверняка согласится на превышение кредита.

Билл решил, что займется этим завтра с утра.