Онлайн чтение книги Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933
О старом и новом человеке

XIX столетие получило громкий титул: «век прогресса». Титул — заслуженный, в этом веке разум, научно исследуя явления природы, подчиняя хозяйственным интересам её стихийные силы, достиг небывалой высоты и создал множество «чудес техники». Изучая органическую жизнь, разум открыл невидимый мир бактерий, — открытие, не использованное во всей его полноте вследствие постыдного и цинического консерватизма социально-классовых условий. В русском переводе книги Уоллеса «XIX век» сказано: «В этом веке орлиный взлёт мысли величественно и гордо показал человечеству её силу».

Но рядом с научной мыслью не менее деятельно работала другая, она создала в среде буржуазии настроение, известное под именем «мировой скорби», — философию и поэзию пессимизма. В 1812 году лорд Ноэль Байрон опубликовал первые песни «Чайльд Гарольда», а вскоре после этого Джакомо Леопарди, граф Мональдо, философ и поэт, начал проповедовать, что знание обнаруживает только бессилие разума, что всё в мире — «суета сует» и только страдание и смерть — истинны. Мысль — не новая, её очень красиво оформил Екклезиаст, её проповедовал Будда, она отягощала разум Томаса Мура, Жан-Жака Руссо и многих людей большого ума и таланта. Возрождение этой мысли Байроном и Леопарди трудно объяснить одной только скорбью представителей феодального дворянства, побеждённого буржуазией, но, разумеется, унаследовав земли аристократов, мещанство унаследовало и некоторые идеи их, — идеи обладают вредной способностью переживать условия, которыми они созданы.

Живучесть идей пессимизма хорошо объясняется тем, что по смыслу своему эта философия глубоко консервативна и, утверждая бессмыслие бытия, этим самым вполне удовлетворяет запросы не очень пытливых умов и успокаивает любителей покоя. Объясняется эта живучесть ещё и тем, что круг потребителей идей крайне узок, малочислен и оригинальностью, смелостью мышления не богат.

В XIX веке идеями пессимизма наиболее усердно обслуживали Европу немцы. Не говоря о буддийской философии Шопенгауэра и Гартмана, анархист Макс Штирнер в книге «Единственный и его собственность» является не кем иным, как глубочайшим пессимистом. То же следует сказать и о Фридрихе Ницше, выразителе буржуазной жажды «сильного человека», — жажды, которая, регрессируя, опустилась от прославленного Фридриха Великого до Бисмарка, до полуумного Вильгельма Второго, а в наши дни — до явно ненормального Гитлера.

В течение первых 12 лет примером «великого человека» служил для буржуазии Европы «маленький капрал» Бонапарте. Влияние этой полуфантастической биографии на мысль и чувство ряда поколений мещанства ещё недостаточно исследовано, хотя именно он, Бонапарте, особенно убедительно доказывает необходимость для мещанства ставки на «героя» и неизбежность крушения героя.

Известно, что роль «героя» как творца истории очень красиво, хотя несколько истерически, доказывал Карлейль. Ему верили, но это не помешало героям сократиться до размеров Клемансо, Черчилля, Вудро Вильсона, Чемберлена и прочих «вождей культурного человечества», как именуют этих людей их лакеи.

Работодатели относятся к героям, состоящим на службе у них, более сдержанно, ибо каждая группа работодателей, затевая бойню 1914—18 годов и зная, что «война родит героев», рассчитывала получить Александра Македонского, или Тамерлана, или хотя бы Наполеона, а получила Жоффров, Першингов, Людендорфов. «Возвращаясь к нашим баранам», следует упомянуть в ряду немецких пессимистов Вейнингера, автора мрачной книги «Пол и характер», и Шпенглера, автора книг «Закат Европы», «Человек и техника».

«Закат Европы», то есть духовное оскудение её, истощение талантов, нищета и убожество организующих идей, — всё это явления, свойственные не только Европе, но и обеим Америкам, да и всему миру. Погасли яркие звёзды в небесах буржуазии!

«Форсайты» в Англии, «Буденброки» в Германии, «Мистер Бэбит» в САСШ явно неспособны родить «героев» и принуждены выдумывать их из мелких авантюристов.

В стране, где когда-то туманное благодушие оптимиста Диккенса затмило здоровый критицизм Теккерея, недавно замолчал угрюмый Т.Гарди и ныне стали возможны такие злые, полные жуткого отчаяния книги, как «Смерть героя» Р.Олдингтона. Литература Франции в XX веке не поднялась даже и до таких художественных обобщений, какие удались Голсуорси, Томасу Манну и Синклеру Льюису. Ромэн Роллан, автор прекрасной эпопеи «Жан Кристоф», человек мужественный и честный, живёт вне пределов своей родины, вытесненный из неё животным тупоумием буржуа. На этом Франция проиграла. Мир трудового народа — выиграл.

Рантье Франции живёт в настроении удава, который, проглотив слишком много пищи, не в силах переварить её и в то же время боится, что всё, чего он ещё не успел пожрать, — пожрут другие животные его типа. Конечно, интеллектуальная нищета не мешает привычному и бессмысленному стремлению лавочников к захвату новых плодородных участков земли, к порабощению людей в колониях. Но золотое ожирение всё более уродливо и тягостно давит на мозг буржуазии. Зрелище духовного оскудения Европы — поразительно, хотя в ней всё чаще являются люди, которым стыдно жить в цинических условиях, созданных лавочниками, и которые понимают, что ставка лавочников на «героя», на индивидуализм — проиграна.

На вопрос: чего достигла социальная культура Европы в XIX веке? — возможен только один ответ: разбогатела до такой уродливой степени, что её богатство стало совершенно очевидной для всех причиной небывалой нищеты рабочего класса. Вырыта пропасть между рабочим классом и буржуазией до такой глубины, которая делает совершенно неизбежным падение буржуазии в эту пропасть.

Разумеется — туда ей и дорога. Пострадает «культура»? Революции никогда не являлись паузами в истории культурного роста человечества, революция — это процесс вызова к жизни новых творческих сил.

Процесс культурной революции быстро развивается на территории бывшей России царей Романовых и полуграмотных торгашей, которые, распродавая сокровища своей страны капиталистам Европы, грабили крестьян и рабочих, отданных во власть невежественных попов, гасителей разума.

Полагаю, что здесь мне следует напомнить о моей биографии. Эта биография даёт мне право считать себя свидетелем осведомлённым и правдивым.

Почти пятьдесят лет я наблюдал жизнь людей различных классов. Не очень доверяя моим непосредственным впечатлениям, я проверял их, изучая историю моего народа, сравнивая её с историей народов Запада. Я достаточно «объективен» даже и тогда, когда чувствовал, что объективизм замедляет моё понимание простейших «правд» жизни, изгибает прямую линию развития моего познания мира.

Нелегко усвоить, что в основе объективизма скрыто свойственное большинству людей стремление если не примирять, то уравновешивать факты, внутренний смысл которых непримирим. Это очень хорошо должны понять люди, в стране которых выдумано учение о компромиссе и где лишь немногие интеллигенты, специалисты по освещению тайн жизни, только после гнусной войны 1914— 18 годов начинают понимать, что противоречия требуют не примирения, а изучения их причин.

Я утверждаю, что рабочему и крестьянину царской России жилось несравненно тяжелее, чем любому из трудовых классов Европы. Люди труда в России были более бесправны, невежественны.

Давление государства и церкви на волю и разум человека в России было более тяжёлым, грубым и уродующим, чем в Европе. Нигде талантливые люди не погибали в таком количестве и так легко, как в русской земле. Я не принадлежу к слепым «патриотам своего отечества» и уверен, что хорошо знаю «душу народа». Эта очень «широкая», ёмкая душа была насыщена и отравлена тёмными, уродливыми суевериями и дикими предрассудками примитивных бытовых условий. Кстати: с ней нужно знакомиться не по Тургеневу, Толстому и Достоевскому, а по фольклору — по её песням, сказкам, пословицам, легендам, по бытовым и церковным обрядам, по её сектам и кустарным промыслам, — по его работе в области художественной промышленности. Только это даёт полное и тягостное представление о жуткой темноте народа и вместе с тем о его удивительной, разнообразной, глубокой талантливости.

В первой половине XIX века дворяне-литераторы изображали крестьянство — «народ-богоносец» — очень жалостливо, мягкосердечным лириком и мечтателем, покорным его судьбе; нужно было убедить правительство, что крестьянин — тоже человек, что пора снять с его шеи ярмо раба — крепостное право — и учить мужика грамоте. Эту пропаганду примитивного гуманизма продолжала буржуазная интеллигенция во второй половине века, рисуя мужика теми же светлыми и нежными красками, как рисовали его Тургенев, Толстой и другие. Можно сказать, что дворяне хотели видеть мужика грамотным только для того, чтобы получить немного более продуктивную трудовую силу, а буржуазия — для того, чтоб использовать эту силу в борьбе против самодержавия.

В конце века вместе с развитием промышленности среди русской буржуазии явились «легальные марксисты» — домашние птицы мещанства вроде гусей, которые будто бы спасли Рим. Они заговорили о необходимости «выварить» лирического мужичка в «фабричном котле». Тогда же самодержавное правительство, «идя навстречу запросам времени», выдвинуло против земских — светских — школ церковно-приходские школы, в которых преподавали сельские попы. Вместе со всем этим резко изменилось отношение литературы к мужику: благодушный мечтатель и лирик исчез, явились дикие, пьяные и странные «мужики» Чехова, Бунина и других сочинителей.

Я не склонен думать, что такое изменение типа совершилось в действительности, но в литературе начала XX века оно — налицо. Эта литературная трансформация не очень убедительно говорит в пользу социальной независимости искусства, но весьма решительно указывает на гармоническое сочетание голоса «свободомыслящей индивидуальности» с голосом её класса и на замену понятия «убеждать» понятием «угождать».

Итак, в XX веке русская буржуазия имела перед собой не очень симпатичный литературный портрет мужика. Оригинал портрета в 1905-7 годах, решив освободить для себя землю, начал жечь и разорять усадьбы помещиков, но к рабочим — «забастовщикам» — отнёсся ворчливо и не очень доверчиво. Но в 1917 году он почувствовал простую правду рабочего класса и, как известно, воткнув штык в землю, отказался уничтожать рабочих и крестьян Германии.

Известно также, что германская армия, опираясь на «право завоевания», весьма основательно пограбила русского мужика, а капиталисты Европы, обиженные его необыкновенным поступком, единодушно послали своих мужиков и рабочих укрощать, истреблять строптивых русских. Это очень подлое дело было поддержано большинством русской либеральной и радикальной интеллигенции; она встала на защиту капитализма, саботируя Советскую власть, организуя заговоры против неё, прибегая к террору против вождей рабочих и крестьян. Выстрел в Ленина показал рабоче-крестьянской массе, кто является её действительным другом и вождём, показал, до какой степени гнусны её враги, и вызвал враждебное отношение к этой части интеллигенции, — отношение, оправданное её предательством. Отсюда интеллигенты Европы могут извлечь кое-какой урок для себя.

С той поры прошло пятнадцать лет.

Что сделано в Союзе Советов за эти годы? Я не стану говорить о грандиозной работе индустриального вооружения страны, технически отсталой, страны, примитивное хозяйство которой было окончательно разрушено общеевропейской войной капиталистов и затем войной рабочего класса против туземных дикарей и дикарей Европы, — войной, в которой рабочие дрались за право на культуру, интеллигенты — за право буржуазии на грабёж.

Укажу на широкое развитие — за 15 лет — университетов, научно-исследовательских институтов, на то, как много открыто в эти годы ископаемых сокровищ земли, которые на долгие века обеспечивают её дальнейший хозяйственный и культурный рост, — всё это известно. Не видят этих завоеваний разума и воли только те, кто ослеплён зоологическими интересами и бесчеловечными предрассудками класса. Не видят этого те, кому лень видеть, и журналисты, которым хозяева запретили видеть правду.

В Союзе Советов один хозяин — вот основное его достижение и отличие от буржуазных государств. Этот хозяин — рабоче-крестьянское государство, руководимое организацией учеников Ленина. Цель, которую они поставили перед собою, совершенно ясна: эта цель — создать для каждой единицы 160 миллионов разноплеменного населения условия свободного роста её талантов и способностей. Иными словами, перевести всю массу потенциальной и пассивной нервно-мозговой энергии в активное состояние, разбудить её творческие способности. Возможно ли это?

Это — осуществляется. Масса людей, перед которыми открыты все пути культуры, выделяет из своей среды десятки тысяч талантливой молодёжи во все области приложения энергии: в науку, технику, искусство, в администрацию.

Живём и работаем, конечно, не без ошибок, но инстинкт собственности, глупость, лень и прочие пороки, наследие веков, нельзя уничтожить в полтора десятка лет. Но только безумный или озлобленный до безумия решится отрицать неоспоримый факт: расстояние, отделяющее молодое поколение европейских рабочих от неоспоримых достижений общечеловеческой культуры, сокращается в Союзе Советов с фантастической быстротой.

Опираясь на всё то, что является в старой культуре непоколебимо ценным, народы Союза Советов смело развивают своё национальное, но общечеловечески ценное. В этом может убедиться всякий, кто пожелал бы обратить внимание на молодую литературу и музыку национальных меньшинств Союза Советов.

Нужно отметить раскрепощение женщины тюркских и тюрко-финских племён, её стремление к новым формам быта, её активность.

Законодательная деятельность Союза Советов зарождается и возникает в массе трудового народа, на почве её трудового опыта и различных изменений трудовой обстановки, — Совет Народных Комиссаров только формирует опыт и законы и может формировать их только в интересах рабочей массы, — другого хозяина в стране не существует.

Во всём мире законы падают каменным дождём сверху, и все они имеют две цели: эксплуатировать трудовую энергию рабочих масс и создавать препятствия превращению физической энергии в интеллектуальную. Если б средства, которые буржуазия тратит на вооружения для взаимного грабежа, тратились на народное образование, — страшное лицо мещанского мира было бы, наверное, не так отвратительно. Ненависть буржуазии к Союзу Советов вынуждает и его употреблять время и металлы на вооружение, — это следует оценить как ещё одно преступление европейской буржуазии против её рабочих и крестьян.

Никто не может указать ни одного декрета, изданного Советом Народных Комиссаров, который не ставил бы целью своей удовлетворение культурных запросов и потребностей трудового народа. Перестраивается Ленинград — в совещаниях по этому поводу принимают участие врачи, художники, санитары, архитекторы, литераторы и, разумеется, рабочие — представители заводов. Насколько мне известно, в Европе этот порядок не принят.

Пресса Союза Советов с придирчивостью, на мой взгляд, чрезмерной и даже вредной, ибо она возбуждает в мозгах мещан несбыточные надежды, обнажает все ошибки работы, все пороки и глупости старого быта, чего не может позволить себе буржуазная пресса, развращающая некультурного читателя подробными и садистскими описаниями убийств или соблазнительными рассказами о ловких мошенниках.

За 15 лет рабоче-крестьянская масса выдвинула из среды своей тысячи изобретателей и непрерывно выдвигает их. Они экономят Союзу Советов десятки миллионов и постепенно освобождают население от импорта.

У рабочего, который чувствует себя хозяином производства, естественно, развивается сознание его ответственности перед страной: это сознание заставляет его стремиться к улучшению качества продукции, к снижению её стоимости.

Крестьянин до революции работал в условиях XVII века, всецело зависел от стихийных капризов природы, от своей истощённой земли, разодранной на мелкие куски. Теперь он быстро вооружается тракторами, сеялками, комбайнами, широко пользуется удобрением, на него работают 26 агрономических научно-исследовательских институтов. Человек, не имевший никакого представления о науке, наглядно убеждается в её силе, в мощности человеческой мысли.

Деревенский парень, являясь работать на завод, построенный на основании новейших и самых совершенных завоеваний техники, попадает в мир явлений, которые, поражая его воображение, возбуждая мысль, освобождают её от древних диких суеверий и предрассудков. Он видит работу разума, воплощённую в сложнейших машинах и станках. По неопытности своей он, конечно, портит кое-что, но материальный убыток, наносимый им, покрывается ростом его интеллекта. Он видит, что хозяева завода — такие же рабочие, как сам он, что молодой инженер — сын рабочего или крестьянина. Он очень скоро убеждается, что завод для него — школа, открывающая перед ним возможность свободного развития его способностей. Если он обладает ими, завод выдвигает его в одно из высших учебных заведений, но есть уже и заводы, при которых открыты высшие технические школы. Его нервно-мозговая энергия, в которой скрыта наша способность исследования и познания явлений мира, мощно возбуждается всей суммой условий, которые были совершенно неведомы его отцу.

Он посещает театры, признанные лучшими в Европе, читает классическую литературу Европы и старой России, бывает в концертах, посещает музеи, изучает свою страну, как до него никто не изучал её.

Недавно товарищ Куйбышев предложил комсомольцам принять участие в работе по исследованию во всей стране местонахождений рудных и нерудных ископаемых. Это значит, что десятки тысяч молодёжи, работая под руководством крупнейших геологов Союза Советов, должны будут обогатить хозяйство страны своей открытием новых залежей сырья и обогатить самих себя новым опытом. Возможность организации таких армий для таких целей капиталистическим странам недоступна, да и нечего искать в этих странах, ограбленных безответственным хозяйствованием капиталистов. В том случае, если хищники Европы всё-таки попробуют совершить разбойничий налёт на Союз Советов, их армии встретят бойцы, каждый из которых хорошо знает, что именно он будет защищать.

В цинической своей игре капиталисты ставят ставку на глупость масс, тогда как в Союзе Советов развивается процесс организации сознания в рабочей массе её права на власть. В Союзе Советов растёт новый человек, и уже безошибочно можно определить его качество.

Он обладает доверием к организующей силе разума, — доверием, которое утрачено интеллигентами Европы, истощёнными бесплодной работой примирения классовых противоречий. Он чувствует себя творцом нового мира и хотя живёт всё ещё в условиях тяжёлых, но знает, что создать иные условия — его цель и дело его разумной воли, поэтому у него нет оснований быть пессимистом. Он молод не только биологически, но исторически. Он — сила, которая только что осознала свой путь, своё значение в истории, и он делает своё дело культурного строительства со всей смелостью, присущей юной, ещё не работавшей силе, руководимой простым и ясным учением. Ему смешно слышать стоны и вопли Шпенглеров, устрашённых техникой, ибо он хорошо знает, что техника ещё не работала в интересах культурного развития сотен миллионов людей рабского физического труда. Он видит, что буржуазия позорно проиграла свою ставку на индивидуализм, что она вообще не способствовала росту индивидуальностей, а своекорыстно ограничивала этот рост идеями, которые прикрыто или явно утверждали как «вечную истину» бесправие её власти над большинством людей. Отрицая буржуазный зоологический индивидуализм, новый человек прекрасно понимает высокую цельность индивидуальности, крепко соединённой с коллективом, — он сам — именно такая индивидуальность, свободно черпающая энергию и вдохновения свои в массе, в процессах её труда. Капитализм привёл человечество к анархии, которая угрожает ему чудовищной катастрофой, — это ясно каждому честному человеку.

Цель старого мира: восстановить приёмами физического и морального насилия посредством войн на полях и кровопролитий на улицах городов старый изгнивший, бесчеловечный «порядок», вне которого капитализм не может существовать.

Цель новых людей: освободить трудовые массы от древних суеверий и предрассудков расы, нации, класса, религии, создать всемирное братское общество, каждый член которого работает по способности, получает по потребности.