Онлайн чтение книги Том 2. Лорд Тилбери и другие
Глава XVI. Свидание для Билла

Когда Билл свернул на улицу Принца Уэльского, Лондон был пуст и безжизнен. Даже кофейня в конце улицы стихла, покинутая завсегдатаями. Он не знал, что уже давно за полночь, часы его встали, как и само Время. Он смутно ощущал приятную усталость, поскольку, как перед тем Джадсон, пришел из Уимблдона пешком — но не по необходимости, как тот, а потому, что в теперешнем возбужденном состоянии не мог передвигаться иначе.

Влюбленные — странный и непредсказуемый народ. Если б Билла спросили, чего он добился, проторчав три часа под окнами Холли-хауза, он бы не ответил, однако чувствовал, что потратил время не зря. Его рвение не угасил даже тот факт, что он, не зная расположения комнат, не мог определить, какое из гаснущих одно за другим окон принадлежит Флик. Очень может быть, что он обращал свой душевный пыл к окошку дяди Кули или даже миссис Хэммонд; его это не огорчало. Он сделал единственно возможное и теперь готов был рухнуть в постель, чтобы увидеть во сне внезапное богатство и время, в котором они с Флик будут жить долго и счастливо.

Он поднялся на пять лестничных маршей к номеру девять доходного дома Мармонт и, ступая тихо, чтобы не разбудить Джадсона, прошел в спальню. Через десять минут он уже спал. Невозможно сказать, когда именно Билла разбудил шум — ему показалось, что рушится потолок. Вероятно, он проспал несколько часов, поскольку прямоугольник окна из черного превратился в серый. Он уже решил было, что грохот ему приснился, когда веселое похохатывание за дверью вернуло его к реальности. Кто-то колобродил в доме, и, как ни мало ему хотелось вылезать из постели, надо было пойти и разобраться. Только помешанный станет орудовать с таким хохотом, но серьезный жилец обязан вышвырнуть и помешанного грабителя. Билл сунул ноги в шлепанцы, вооружился стулом и ринулся вперед.

Шум, очевидно, произвела упавшая вешалка, а уронил ее Джадсон Кокер в попытке повесить шляпу. Теперь он стоял, удобно прислонившись к входной двери, и радостно обернулся в сторону Билла. Он по-прежнему был в вечернем костюме, но уже без белого галстука — его место заняла голубая лента, какую девушки обычно вплетают в косу; она шла наискосок поверх рубашки и придавала Джадсону смутное сходство с послом. Волосы его были всклокочены, лицо светилось дружеским расположением. Во всем Баттерси не было сейчас человека счастливее Джадсона Кокера.

— Привет, Билл! — весело вскричал он. — Слушай, я никак не могу справиться с этой штуковиной. Я ставлю, а она падает, я опять ставлю, она опять падает, а я опять… О чем я?

Билл опустил стул и сурово посмотрел на Джадсона, потом наклонился и возвратил вешалку в вертикальное положение. Джадсон, наблюдавший за ним с напряженным волнением, словно Билл идет по проволоке над Ниагарским водопадом, восторженно закричал:

— С первого раза! — В его голосе не было и тени зависти, одно восхищение. — Вот так взял и поставил! Ты лучше меня, Гунга Дин![18] Ты лучше меня… — эти слова в стихотворении Р. Киплинга английский солдат обращает к убитому индусу-водоносу.

— Прекрати орать! Оглохнуть можно!

Джадсон покорно кивнул.

— Ты прав, Билл, то есть абсолютно. Ты всегда абсолютно прав. Это большое дело. Знаешь, Билл, я ужинал. Помнишь, я показал тебе девушку в Аль… аль… альбам… Погоди! — важно произнес Джадсон, вскидывая руку. — Многие считают, что я не могу выговорить это слово. Считают, считают! На весь Лондон раззвонили, что я не могу выговорить слово «Аль-бам-бра». А я могу, могу, могу. И я рад! рад!! рад!!! О чем я?

Билл слегка отошел от суровости, охватывающей нас при внезапном насильственном пробуждении. Ему даже стало интересно.

— Ты кого-то встретил и тебя позвали ужинать? — спросил он.

— Нет, сэр! — отвечал Джадсон с некоторой даже заносчивостью. — Я позвал. Знаю, что ты сейчас спросишь. Ты спросишь, откуда у меня деньги? Очень честно с твоей стороны задать подобный вопрос. По-мужски, как я это называю, по-мужски. У меня завелись деньги, Билл, потому что у меня есть голова.

— Завтра она о себе напомнит, — жестоко заметил Билл.

— Светлая рассудительная голова, — продолжал Джадсон. — У других ее нет. И где они? Метут улицы. Знаешь, что я сделал? Послушай, послушай. Ты человек молодой, хочешь пробиться в жизни, тебе это полезно. Аль-бам-бра! Раз скажешь, а дальше уже и нетрудно. Помнишь, как во всех лондонских газетах пропечатали, будто Тодди ван Ритер основал Шелковый Клуб? Так вот, я вырезал заметку, послал Тодди и приписал, так и так, ты молодой человек, стремишься пробиться в жизни, а я вот сделал тебе доброе дело, напечатал это во всех лондонских газетах. И там же — главное, Билл, не упускай из виду слово «Аль-бам-бра» — попросил прислать мне сотню зелененьких. Что он сделал? Прислал. Сегодня утром принесли. Если кто думает, будто после легкого ужина я не могу произнести слово «Аль-бам-бра», так это вранье! Вранье. (При этих словах Джадсон взмахнул рукой и чуть не упал, ему пришлось ухватиться за вешалку.) — Подлое, гнусное вранье. А ты, Билл, не хуже меня знаешь, что нет ничего страшнее вранья.

— Шел бы ты спать, — сказал Билл.

— Пойду, — согласился Джадсон, мудро кивая светлой рассудительной головой. — Вот прямо сейчас и пойду. Хотел бы я видеть человека, — он с внезапной свирепостью воззрился на вешалку, — который помешает мне улечься в постель. Да, я такой! Решительный и откровенный. Кому не нравится, так и не надо. Я иду спать. Прямо сейчас!

— Сюда, — сказал Билл. — Осторожней, не споткнись.

— Надо же, — хихикнул Джадсон. — Ровно эти слова сказала та девушка. Из Аль-бам-бры. — Он остановился. — Билл, я что-то собирался тебе сказать. Очень важное. Но что? Ага! Снова забыл. Ладно, вспомню. Учти, Билл. Сколько б небо ни хмурилось, сколько б погода ни портилась, я вспомню. Спокойной ночи, Билл. Заболтал ты меня! — и с коротким вскриком «Аль-бам-бра!» Джадсон исчез в комнате.

В окно уже струился розовый утренний свет, и птичье население парка Баттерси приветствовало его звонким чириканьем. Свет и гомон не дали Биллу заснуть; оно и к лучшему, потому что через час дверь отворилась, и вошел Джадсон в синей пижаме.

— Пришел сказать тебе, что собирался, — произнес Джадсон. — Минуту назад вспомнил.

— Ну?

Джадсон на мгновение погрузился в задумчивость.

— Извини. Опять забыл, — сказал он. — Доброй ночи, старик.

Он ушел. Билл прикрыл глаза. Ему показалось, что прошло несколько минут, но когда он открыл их снова, утро было в самом разгаре — распахнув дверь, он услышал приятнее звяканье сковородки. Из-за двери в комнате Джадсона раздавался храп. Под это мелодичное сопровождение Билл прошел в ванну.

Он успел позавтракать и читал воскресную газету, когда наследник Кокеров вышел из спальни. Джадсон был слегка бледен, но тем не менее выглядел много лучше, чем можно было предположить несколько часов назад. Мысли его, видимо, тоже пришли в порядок. Он дружески, хотя и чуть приглушенно, пожелал Биллу доброго утра, потом быстро выпил четыре чашки кофе подряд.

— Мне приснилось, — сказал он, — или я вчера немного шумел? Вроде бы врезался во что-то…

— Ты уронил вешалку.

— Вешалку! — радостно повторил Джадсон. — Вот она, зацепка! Теперь я все вспомнил. Сколько я успел вчера рассказать? Или я не рассказывал? Мне вроде помнится, что мы болтали.

— Ты сказал, что Тодди ван Ритер прислал тебе сто долларов.

— Верно. — Джадсон налил себе еще чашку, но от яичницы отказался легким движением головы и печальной улыбкой страдающего святого. — Вообще-то, — сказал он, имея в виду предложенное ему питательное блюдо, — мне трудно на нее смотреть. Загороди тарелку газетой, Билл. Вот так. Странная вещь с яичницей после этого дела. Вроде как она на тебя глядит. — Он жадно отхлебнул кофе. — Ну так вот. Я говорил, что угощал ужином Лилию Бум?

— Ты сказал, что пригласил кого-то поужинать.

— Ну да. Лилию Бум. Я ее тебе показывал. Хорошая нью-йоркская знакомая. Напомни потом, чтобы я рассказал, как мы с ней, с Джимми Булем и Фредди Осгудом…

— Спасибо, — отвечал Билл. — Об этом ты рассказал в «Альгамбре».

— Правда? Так вот, вчера она прыгала по сцене, потом я подошел и пригласил ее ужинать. Мы отлично провели время.

— Это я заметил.

— Собрали классную компанию И закатились к одному домой. Немножко посидеть. Соседи снизу вызвали полицию только в половине четвертого. Так вот, что я пытаюсь тебе рассказать. Лилия мне сказала потрясную вещь. Ты будешь скакать от радости. Я бы еще вчера тебе передал, да из головы вылетело.

— Теперь-то ты вспомнил?

— Конечно. Это про гада Слинсби.

— Слинсби! — Билл отложил вилку и нож. Только сейчас он отважился поверить, что у Джадсона действительно важная новость. — Он-то тут при чем?

Джадсон печально тряхнул головой, словно сокрушаясь об испорченности этого мира.

— Слинсби подло обошелся с Лилией, Билл. Точно не расскажу, потому что, между нами, плоховато соображал, но суть в том, что у Слинсби с ней что-то было, а потом он слинял и закрутил с девицей из «Гейти». Ну, Лилия долго не раздумывая, поставила ему фингал и навсегда исчезла из его жизни.

— Фингал? Так вот, значит…

— Именно. Это было вечером накануне того, как Флик пришла к нему на работу. Но речь о другом. Я перехожу к самому главному. Разговор зашел о тебе, я упомянул, что ты — племянник старого Парадена, приехал в Лондон узнать, чего у бедняги падают прибыли. Тут Лилия сказала, что тебя-то ей и надо, — она объяснит, в чем финт.

Билл взволнованно выпрямился.

— Так Слинсби и вправду финтит?.

— Насколько я понял с ее слов, давно и на полную катушку. В том-то и суть. К тому времени я набрался, можно сказать, до бровей, но это я усек. Слинсби, тоже, надо думать — с пьяных глаз, сделал ужасную глупость, выболтал ей все. До последней подробности! Где труп зарыт, и все такое. Не пойму, как эти хваленые умники дают маху с женщинами. Возьми хоть Самсона. Или, скажем, Марка Антония. Чем выше они,[19] Чем выше они… — слова, произнесенные перед боем Бобом Фитцсимонсом, боксером, чемпионом мира в тяжелом весе с 1897 по 1899 год. — вздохнул Джадсон, — тем больнее им падать.

— Так в чем дело? Что там у Слинсби за афера?

— А вот этого, — отвечал Джадсон, — она мне не сказала. Для тебя преберегает. Хочет рассказать лично, чтобы ты передал старику. Решила насолить Слинсби. Я все устроил. Сегодня вечером угощаешь ее обедом.

— Сегодня?

— Ну да. Если хочешь, пойду с тобой.

— Спасибо, не надо.

— Ты уверен? Меня бы нисколько не затруднило.

— Уверен, спасибо.

— Ладно, — обреченно произнес Джадсон. — Наверное, ты прав, — добавил он после недолгого раздумья. — Может, не так и плохо посидеть вечером в тишине, лечь пораньше. Не знаю, с чего бы это, но мне сегодня неможется. Голова, то-се. Погода, наверное. Ладно, встречаетесь у Марио в четверть девятого. Ты ее узнаешь. Высокая такая брюнетка, похожа на танк.

— У Марио? — повторил Билл. — Нет, нет…

— А? Почему?

— Это место свято. Когда Флик уезжала в Америку, мы устроили там прощальный обед.

— Поедешь к Марио, и без никаких! — твердо произнес Джадсон. — Господи, неужели она станет все переигрывать из какого-то твоего каприза? Скажи спасибо, что она вообще согласилась с тобой встретиться.

— Да, — сказал Билл. — Наверное, ты прав.

— Четверть девятого, в вестибюле. Ты сразу ее узнаешь. Она будет в красном платье. На испанку похожа, глаза блестят, полон рот зубов…

— Ух!

— Что? — забеспокоился Джадсон.

— Ничего.

— Отличная девушка. Огонь! Тебе понравится.

— Обязательно, если расскажет что-нибудь важное о Слинсби. Джадди, ты понимаешь, что это все меняет? Если ты прав, дядя Кули мне ни в чем не откажет.

— А то! — согласился Джадсон.

— Тогда можно будет забрать Флик от этих ужасных людей и сразу пожениться. Господи! Джадди, ты представить не можешь, как я люблю Флик. Она — просто фея какая-то. Порой, когда я сижу один, я отчетливо вижу ее прекрасное лицо, сияние синих глаз…

Джадсон потянулся за спортивной газетой и водрузил ее перед собой. Обязанности друга тоже не безграничны.

— Потом, потом, старик, — сказал он.