Онлайн чтение книги Том 7. Художественная проза 1840-1855
Комментарии

В седьмой том вошли прозаические повести и рассказы Некрасова, опубликованные при жизни автора. Хронологические границы тома — 1840–1855 гг. — охватывают период жизни писателя от первого неудачного выступления в литературе (поэтический сборник «Мечты и звуки») до несомненного признания, когда имя его утвердилось в истории русской поэзии (выход в свет «Стихотворений» 1856 г.). Таким образом, время большой и упорной работы Некрасова-прозаика стало и временем роста и совершенствования его поэтического таланта.

Чем же объясняется обращение Некрасова к прозе? В статье «Русские второстепенные поэты» (1849) он писал: «…проза, более доступная по форме, представляет более простора <…> уму, взгляду на вещи и наблюдательности <…> писателя» (ПСС[38]Список условных сокращений см. в т. 1–4, 6, 8 наст. изд., т. IX, с. 191). Расцвет русской прозы в 1840-1850-е гг. и заметное ослабление интереса к поэзии имели и социально обусловленные причины. Все более значительную роль в обществе к тому времени начинают играть «средние классы»: разночинцы, купечество, городское мещанство. Эти растущие группы населения состоят в большинстве своем из грамотных людей. Появление массового читателя породило массовую литературу, основным проводником которой стали журнал и газета. Издатели и редакторы периодики, представлявшие разные литературные направления, включились в конкурентную борьбу за подписчиков. Неудивительно поэтому, что в начале 1840-х гг. в журналах господствовала общедоступная по форме занимательно-развлекательная новеллистика, во многом опиравшаяся на традиции романтической школы. Сотрудничая в «Литературной газете» и «Пантеоне», редактируемых Ф. А. Кони, Некрасов в своих «экзотических» повестях («Певица», «В Сардинии») отдал дань уходящему романтизму. В поэтике этих ранних его прозаических произведений заметно влияние поздних романтиков: А. А. Бестужева-Марлинского, Н. А. Полевого, П. В. Кукольника, А. В. Тимофеева и их эпигонов. Оно выразилось в мелодраматичности сюжетов, в искусственной остроте конфликтов, в выспренности «романтической» фразеология.

Одновременно все большее влияние приобретало развивавшееся в русской литературе начиная с В. Т. Нарежного и особенно уверенно заявившее о себе в творчестве Гоголя сатирическое и реалистическое направление — «новая школа в искусстве и литературе» (Белинский, т. VI, с. 212). Эстетическую программу этой школы, впоследствии получившей определение «натуральная школа», теоретически обосновал Белинский. Художественная проницательность Некрасова проявилась в том, что еще до знакомства с Белинским, в процессе самостоятельных творческих поисков, он сумел уловить новые тенденции, что сказалось в ироничности стиля, гротескности портретов, колоритности бытовых картин, социально-определенной очерченности типов, гуманистической направленности его пародийно-юмористических рассказов («Без вести пропавший пиита», «Капитан Кук», «Несчастливец в любви, или Чудные любовные похождения русского Грациозо») и повестей, ставящих своей целью исследование определенной социальной среды: чиновничества («Макар Осипович Случайный», «Двадцать пять рублей»), провинциального дворянства («Опытная женщина»), низов общества («Жизнь Александры Ивановны»).

Опыт скитаний автора по «петербургским углам», жизненные наблюдения, отразившиеся в первых рассказах, станут сюжетообразующими элементами зрелых произведений Некрасова («Петербургские углы» и «Тонкий человек…»). Проза его, таи же как и позднейшие стихи, проникнута сочувствием к беднейшим слоям населения столичного города. Ведущие темы Некрасова в эти годы — противопоставление богатства и нищеты, имущих и неимущих, тема денег и зачастую связанная с ней тема тяжелого литературного труда. Бедствующий литератор — образ, к которому постоянно возвращается Некрасов в своем творчестве. Этот образ автобиографичен, что делает его в глазах читателей и исследователей особенно интересным и ценным. Но вместе с тем литератор-рассказчик из «Без вести пропавшего пииты», поэт-неудачник из «Двадцати пяти рублей», восторженный поэт в «Помещике двадцати трех душ», «задумчивый сотрудник» в «Необыкновенном завтраке» — образы собирательные, в них отразились черты молодых писателей-современников, которых Некрасов хорошо знал и которые, так же как и он, трудно пробивали себе дорогу в большую литературу.

Одна из характерных особенностей некрасовской прозы 1840-х гг. — неоформленность, зыбкость жанровой специфики; границы между очерком, фельетоном, рассказом и даже романом ощущались поэтом и его современниками нечетко. Поэтому в жанровом отношении произведения Некрасова 1840-х гг. трудноопределимы. Очевидно, здесь сказалась и его напряженная, спешная работа в одно и то же время над повестями и рассказами, фельетонами и водевилями. Зачастую глава из романа становилась самостоятельным произведением, как это произошло с «Петербургскими углами» и «Необыкновенным завтраком», анекдот переливался в драматическую форму, а затем вставлялся в роман как диалогическая сцена (эпизод «За стеной» из романа «Тонкий человек…»), отступления от основного сюжета приобретали характер самостоятельных зарисовок в духе физиологического очерка, по своей тональности подчас дисгармонирующих с основным характером повествования (см., например, описание петербургской весны в главе IV «Жизни Александры Ивановны»). Жанровая неопределенность в известной степени обусловила разнородность стиля ранних прозаических произведений Некрасова.

Дружба и сотрудничество с В. Г. Белинским имели решающее значение для развития идейно-художественных взглядов и формирования литературного таланта Некрасова в соответствии с принципами революционно-демократической эстетики. В незавершенном романе «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (начат в 1843 г.) нашли отражение суждения Белинского — пропагандиста гоголевской школы. При жизни Некрасова из этого романа были опубликованы только две главы: «Петербургские углы» и «Необыкновенный завтрак». «Петербургские углы», как известно, стали значительным произведением «натуральной школы». С этим новым направлением Некрасов был связан не только своей писательской работой, но и как издатель явившихся манифестами «натуральной школы» «Физиологии Петербурга» (1844–1845) и «Петербургского сборника» (1846), а затем как редактор журнала «Современник». Благодаря Некрасову «натуральная школа» оформилась как литературное направление, провозгласившее новую эстетику и поэтику. Сам термин «натуральная школа» появился в связи с оценкой очерка Некрасова «Петербургские углы», и это не случайно. «Петербургские углы» — типичный физиологический очерк. Он не только отвечал требованиям этого жанра: рисовать жизнь с натуры, давать детальное, «дагерротипное» описание нравов и быта простонародья — но и выражал суть программы новой школы. Его злободневность, социальная заостренность, высказанный в нем «верный взгляд на общество», по словам Белинского, обусловили то, что само название «Петербургские углы» стало символическим и неизменно ассоциировалось с новым направлением в литературе.

«Поворот к правде, явившийся отчасти от писания прозой» (ПСС, т. XII, с. 23), — так определил Некрасов значение этого периода своей творческой жизни. Обращение к прозе помогло ему овладеть реалистическим методом и наметило пути к освоению эпических жанров в поэзии.

Произведения, вошедшие в настоящий том, печатаются по текстам первых публикаций, с устранением явных опечаток. При жизни Некрасова они не перепечатывались. В автобиографических записях 1877 г., подводя итог своей писательской работы, Некрасов требовательно и сурово оценивал ранние опыты: «Прозы моей надо касаться осторожно. Я писал из хлеба много дряни, особенно повести мои, даже поздние, очень плохи — просто глупы; возобновления их не желаю, исключая „Петербургские углы“ (в „Физиологии Петербурга“) и, разве, „Тонкий человек“ (начало романа в „Современнике“)» (ПСС, т. XII, с. 24).

В советское время некоторые рассказы выходили отдельными изданиями, перепечатывались в литературно-художественных журналах и сборниках.[39]«Двадцать пять рублей» (перепечатан сначала в статье: Горбов Д. О новонайденном рассказе Некрасова. — 30 дней, 1926, № 7, с. 44–46; затем в издании: Некрасов Н. А. Двадцать пять рублей. (Неизданные рассказы). М.-Л., 1927 (Б-ка сатиры и юмора)); «Капитан Кук» (перепечатан в последнем из названных изданий); «Макар Осипович Случайный» (отдельное издание: М., «Огонек», 1930); «Как опасно предаваться честолюбивым снам» (перепечатан в издании: Фельетоны сороковых годов. М.-Л., 1930, с. 317–367). В Собр. соч. 1930 (т. III) были включены: «Без вести пропавший пиита», «Необыкновенный завтрак», «Петербургские углы», «Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и К^о». Наиболее полно прозаические произведения были представлены в ПСС (т. V), но «Необыкновенный завтрак», «Петербургские углы» и первые четыре главы романа «Тонкий человек…» печатались там в составе незавершенных и неопубликованных романов. В настоящем издании такой перепечатке (см. т. VIII) предшествует отдельная публикация этих произведений (в данном томе), поскольку их самостоятельное значение в литературной жизни 1840-1850-х гг. неоспоримо. Разночтения рукописных редакций этих глав представлены в разделе «Другие редакции и варианты». Коллективный фарс «Как опасно предаваться честолюбивым снам» печатается в полном объеме, об атрибуции отдельных глав Некрасову, Григоровичу и Достоевскому см. ниже, с. 616–617. Повесть «Антон», о которой Некрасов сообщал в письме к Ф. А. Кони от 25 ноября 1841 г.: «Есть у меня готовая повесть „Антон“, но она слишком велика — листов пять печатных <…> разве в будущий год годится», — до сих пор остается ненайденной.[40]«Рассказ, который не может не понравиться читателю», опубликованный в «Современнике» (1852, № 10, отд. VI) за подписью: «Н. Н.», неоднократно ошибочно приписывался Некрасову (см.: Некрасовский сборник. Пг., 1918, с. 213; Мустангова Е. [Перечень художественных прозаических произведений Некрасова]. — Собр. соч. 1930, т. III, с. 20; Зимина, с. 183). Рассказ принадлежит Н. Немишевичу (см.: Боград Совр., с. 206, 513).

Тексты и варианты подготовили и комментарии к ним написали: В. В. Мельгунов («Макар Осипович Случайный», «Без вести пропавший пиита», «Певица», «Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и К^о», «Как опасно предаваться честолюбивым снам»); Н. Н. Мостовская («Необыкновенный завтрак», «Петербургские углы», «Очерки литературной жизни», «Психологическая задача», «Тонкий человек, его приключения и наблюдения»); Т. С. Царькова («Двадцать пять рублей», «Ростовщик», «Капитан Кук», «Карета», «Жизнь Александры Ивановны», «Несчастливец в любви, или Чудные любовные похождения русского Грациозо», «Опытная женщина», «В Сардинии», «Помещик двадцати трех душ»),

Макар Осипович Случайный^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: П, 1840, № 5 (ценз, разр. — 5 июля 1840 г.), с. 36–61, с подписью: «Н. Перепельский» (в оглавлении: «Н, А. Перепельский»).

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V,

Автограф не найден.

Датируется по первой публикации.

Первое печатное прозаическое произведение Некрасова, опубликованное после поэтического дебюта — сборника «Мечты и звуки». Написано для журнала «Пантеон русского и всех европейских театров». Попробовать свои силы в прозе предложил Некрасову редактор «Пантеона» Ф. А. Кони. «На совет Кони писать прозою, — вспоминал бывший сотрудник „Пантеона“ В. П. Горленко, — Некрасов отвечал, что он решительно не умеет и но знает, о чем писать. „Попробуйте на первый раз рассказать какой-нибудь известный вам из жизни случай, приключение“, — советует ему Кони. Предложение принято, изобретается для прозы псевдоним Перепельский (им подписана большая часть повестей и рассказов Некрасова <…>), и в № 5 „Пантеона“ 1840 г. появляется первый прозаический опыт Некрасова — повесть „Макар Осипович Случайный“, где со всеми заурядными романическими приемами того времени рассказывается действительная история некоего чиновника Сл-ского, наделавшая в то время некоторого шуму в Петербурге» (Горленко, с. 151; см. также: Измайлов А. Беллетристика Н. А. Некрасова. — Биржевые ведомости, 1902, 10 дек., № 345).

В одной из автобиографических заметок Некрасова 1877 г. описан эпизод, имеющий, по-видимому, прямое отношение к творческой истории повести «Макар Осипович Случайный»: «…приятель мой офицер Н. Ф. Фермор помогал мне в работе. Уезжая в Севастополь, он оставил мне кипу своих бумаг, я пользовался ими для моих повестей, но там был списан отрывок из печатного. Думая, что это собственная заметка Фермора, я вклеил эти страницы в одну свою повесть. Жаль, что никто из моих доброжелателей не докопался до этого факта, вот был случай обозвать меня литературным вором» (ПСС, т. XII, с. 22–23). В «Макаре Осиповиче Случайном», действительно, есть текстуальные заимствования из «Маскарада» Н. Ф. Павлова, вошедшего в состав его сборника «Новые повести» (СПб., 1839). Редактор и рецензент «Отечественных записок» А. А. Краевский чрезвычайно высоко оценил книгу Павлова, особо подчеркнув глубину и мастерство психологического портрета (ОЗ, 1839, т. VI, отд. VII, с. 105–118). В противоположность Краевскому Белинский не придал «Новым повестям» серьезного значения (Белинский, т. III, с. 97; т. XI, с. 494). Некрасов, описывая маскарад в Большом театре (гл. II), использовал два весьма удачных психологических портрета из повести Павлова — «худощавого невысокого старичка» и «очаровательной семнадцатилетней девушки» (см. ниже, с. 540–541).

Н. Ф. Фермор в описываемое Некрасовым время не уезжал в Севастополь, так как был тяжело болен и находился на излечении в одной из петербургских больниц (указано Б. Л. Бессоновым). Заимствование же Некрасова из книги Павлова, по-видимому, было достаточно осознанным и более основательным, чем это представляется на первый взгляд.

Из повестей Павлова в «Макаре Осиповиче Случайном» не только бально-маскарадный фон и бальные персонажи. История катастрофического падения Макара Осиповича является зеркальным отражением судьбы Андрея Ивановича — героя повести «Демон» из той же книги Павлова. Андрей Иванович — мелкий петербургский чиновник «лет сорока пяти», проводящий ночи «в жару трудолюбия», при свете сальной свечи в своем кабинете. «Кавалер пряжки за двадцать лет и четвертой степени Станислава», он рядом с более молодыми, образованными и удачливыми сослуживцами чувствует себя несправедливо обойденным вниманием начальства. Особенно же угнетает его то, что девятнадцатилетняя красавица-жена, с которой он, старый, не имеющий аннинского креста, не решается показаться на людях, повторяет во сне имя «его превосходительства», «бредит» им. Мечта Андрея Ивановича — иметь «каменный дом на проспекте», Анну на шее, солидный чин и оклад — сбывается после мучительного объяснения с «его превосходительством». Сначала выгнав вон подчиненного, предъявляющего ему нелепые претензии и обвинения, «его превосходительство» внезапно решает не лишать его благ, которых тот добивается, ибо их можно дать как плату за благосклонность жены Андрея Ивановича.

Однако произведение Некрасова ни в коей мере не может считаться эпигонски-подражательным. Творчески переосмыслив и заострив павловский сюжет (не история возвышения, но история падения чиновника), Некрасов развил едва намеченный Павловым тип молодого, легко ориентирующегося в чиновничьем мире и легко преступающего законы нравственности дельца.

«Макар Осипович Случайный» написан молодым писателем, сознательно преодолевающим шаблоны романтической литературы 1830-1840-х гг. Ироническое упоминание в повести о стиле Марлинского — свидетельство отказа Некрасова от подражания романтическим образцам и авторам, которым он еще недавно поклонялся. Реалистическая тематика, остросатирический взгляд автора на современный ему жизненный уклад, на чиновничество, известная писательская зрелость — все эти особенности комментируемого произведения подтверждают обоснованность мнения А. А. Измайлова о том, что опубликованные после него так называемые «итальянские повести» Некрасова — слабые подражания образцам эпигонской романтической прозы 1830-х гг., на самом деле предшествуют «Макару Осиповичу Случайному» (см. ниже, комментарий к повести «Певица», с. 548). Однако отсутствие рукописных материалов, относящихся к творческой истории комментируемой повести, прямых авторских указаний или свидетельств мемуаристов, подтверждающих предположение Измайлова, вынуждает печатать ранние повести Некрасова в порядке их публикации в «Пантеоне».

Высказывалось мнение о некотором влиянии романтической прозы на автора «Макара Осиповича Случайного». «Образ Зорина дан Некрасовым в романтическом плане, — утверждала А. Н. Зимина, — У него „всклоченные волосы“, „глаза, готовые разрешиться кровавыми слезами“. Встречается он со Случайным в маскараде (романтический шаблон) и мстит ему тем, что соблазняет его жену. (Только что отмеченная ситуация в рассказе Некрасова имеет много общего с „Маскарадным случаем“ Гребенки.)» (Зимина, с. 171; названная повесть Гребенки относится к 1843 г.). В портрете Зорина (см. конец главы 1 повести) могут быть отмечены и другие, не указанные Зиминой романтические детали: «бледное, помертвелое» лицо, «дрожащие и посинелые» губы и пр. Однако этот портрет не может обмануть внимательного читателя явно пародийным романтическим пафосом: он контрастирует с реалистической лексикой всего произведения, уже отмеченного чертами возникающей «натуральной школы»; кроме того, при этом достаточно полно раскрыт характер Зорина — человека мелко честолюбивого, готового снести любые оскорбления «значительного лица» и неспособного на глубокое и сильное чувство (см.: Крошкин, с. 32). Т. А. Беседина справедливо пишет: «Превращение Зорина из романтически настроенного юноши в практичного, умеющего обделывать свои делишки чиновника, с одной стороны, призвано свидетельствовать о непрочности, несостоятельности романтического мировоззрения, романтического подхода к жизни (в данном случае Некрасов предваряет Гончарова как автора „Обыкновенной истории“ и создателя образа Александра Адуева), с другой стороны, развивает и углубляет тему о чиновнике. Примечателен также едва намеченный в этом произведении образ бедного „прохожего“, борющегося с непогодой, — близкий автору» (цит. по: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 258–259, где названа и использована неопубликованная работа Т. А. Бесединой).

«Макар Осипович Случайный» вместе с другой ранней повестью Некрасова «Двадцать пять рублей» — вклад молодого прозаика в разработку популярного в 1840-е гг. жанра «чиновничьей» повести (исследователь прозы этого периода зарегистрировал и описал около 150 рассказов и повестей о чиновнике — см.: Цейтлин А. Повести о бедном чиновнике Достоевского. М., 1923). Среди множества произведений такого рода, кроме сочинений Гоголя, некрасовской повести наиболее близки «Бедовик» В. И. Даля (1839), «Лука Прохорович» (1838) Е. П. Гребенки, «История двух калош» (1840) В. А. Соллогуба, водевили Ф. А. Кони «Деловой человек, пли Дело в шляпе» (1840) и «Петербургские квартиры» (1840) (подробнее см.: Крошкин, с. 27–28).

Беспощадная сатира на чиновничество с его «беспорочной службой» выгодно отличает произведение молодого Некрасова от основной массы повестей о чиновничестве и свидетельствует о плодотворном развитии писателем лучших традиций Гоголя-сатирика. «Как у Гоголя, — пишет А. Ф. Крошкин, — „анекдотическая“ основа сюжета некрасовской повести, где большую роль играет случайное, неожиданное, должна была подчеркнуть типизм комических характеров и обстоятельств, способствовать более резкому, динамическому показу бессмысленности чиновно-бюрократической системы, где успех продвижения по службе зависит от того, насколько ловко сумеет каждый „подбиться“ к начальству» (Крошкин, с. 32). «Макар Осипович Случайный» вместе с «Провинциальным подьячим в Петербурге» — поэтическим произведением Некрасова, создававшимся и печатавшимся в ото же время, знаменовали переход молодого писателя к реалистическому сатирическому направлению, представленному творчеством Гоголя и писателей гоголевской школы.

К «Макару Осиповичу Случайному» генетически восходит некрасовская «Повесть о бедном Климе» (не ранее второй половины 1841 г.), где тема бедного чиновника смыкается с более широкой темой городской нищеты. Преодолев литературную традицию анекдота о чиновнике без места, в новом произведении Некрасов создал трагический образ юноши-разночинца, не умеющего и не желающего подчиниться законам чиновничьего мира. Обличение аморальности и паразитизма бюрократических верхов, с который Некрасов впервые выступил в комментируемой повести, позднее получило развитие в таких произведениях его поэтической сатиры, как «Нравственный человек», «Прекрасная партия», «Современники».

Повесть была доброжелательно встречена Белинским: «Рассказ этот не лишен занимательности; жаль только, что автор любят пускаться в отступления, рассуждения и мечтания, которые все очень скучны, и вдается в растянутость» (Белинский, т. IV, с. 290).

Ф. В. Булгарин, оценивая содержание и направление «Пантеона» в первый год его существования, выражал разочарование журналом, который стал помещать «плохие водевили» и «еще более плохие повести». В качестве примера последних приводилась повесть «Макар Осипович Случайный» «какого-то г-на Перепельского» (СП, 1840, 24 дек., № 291).

…табель о рангах…  — Речь идет о существовавшей с петровских времен системе чинов государственной службы в царской Россия, по которой все служащие делились на 14 классов.

…играете ли из «Фенеллы», из «Цампы», из «Роберта» или «Нормы»?…  — Оперы Д.-Ф.-Э. Обера «Фенелла», Л.-Ж.-Ф. Герольда «Цампа, или Мраморная невеста», Д. Мейербера «Роберт-Дьявол», В. Беллини «Норма» с успехом шли в петербургских театрах во второй половине 1830 — начале 1840-х гг.

…«virtuti military!»…  — польский, а с 1815 г. русский орден Военного креста.

…требовал Хлопицкого.  — Композитор Хлопицкий не известен. Возможно, имеется в виду мазурка, названная именем польского генерала Григория Иозефа Хлопицкого (1771–1854).

…он в чине 9 класса.  — По табели о рангах, в чине титулярного советника, низшем из чипов, дававших дворянские права.

…русые локоны…  — Ср. с. 27, где автор упоминает «черные локоны» жены Случайного (отмечено Б. Я. Бухштабом — см.; ПСС, т. V, с, 607).

…токе с перьями…  — Ток, женский головной убор, круглый, прямой, без полей.

…со времен Грибоедова известно и ведомо всякому сочувствие московских барышень с гвардейским мундиром…  — Ср. монолог Чацкого «А судьи кто?» из комедии Грибоедова «Горе от ума» (д. II, явл. 5):

…кричат четырнадцатые классы…  — мелкие чиновники, имеющие по табели о рангах (см. комментарий к с. 5) чин коллежского регистратора.

Долго он ехал от Шестилавочного переулка до Обухова моста…  — Шестилавочный переулок — впоследствии улица Надеждинская, ныне улица Маяковского в Ленинграде; Обухов (Обуховский) мост — мост через Фонтанку по Царскосельскому (ныне Московскому) проспекту (сохранился под тем же названием).

Справедливо кто-то сказал, что прямой талант везде найдет защитников.  — Имеется в виду ст. 51 из «Опасного соседа» В. Л. Пушкина: «Прямой талант везде защитников найдет». Эта поэтическая «шалость» В. Л. Пушкина, написанная в 1811 г. и изданная в 1855 г., могла быть известна Некрасову лишь по спискам.

…он открыл гораздо прежде барона Брамбеуса, что любовь не одна, а много, любвей.  — Барон Брамбеус — псевдоним издателя-редактора «Библиотеки для чтения» ориенталиста О. И. Сенковского (1800–1858). Автор имеет в виду напечатанную без подписи статью Сенковского «Есть ли еще нынче женщины?», где говорилось, что есть «два рода любви: одна дочь неба, другая исчадие ада» (БдЧ, 1840, № 4, отд. VII, с. 114).

…раздирали, говоря a la Марлинский, тимпан его слуха.  — пародия на вычурный, трескучий стиль романтической прозы А. А. Бестужева-Марлинского (1797–1837).

Сердце девы — кладезь мрачный!..  — измененная строчка из стихотворения К. Н. Батюшкова «Счастливец» (1810): «Сердце наше — кладезь мрачный…»

…люди большие и маленькие ~ Неодинаковые причины привели их в маскерад…  — Сцены в маскараде, на котором происходит смешная путаница, завязывается конфликт, приводящий к «драматическим» событиям, — распространеннейший сюжетный элемент русской литературы 1830-1840-х гг., порожденный действительностью той эпохи. Еще с 1770-х гг. дирекцией императорских театров в Петербурге сдавались в аренду помещения для маскарадов. Своей массовостью, пестротой, потенциальной конфликтностью маскарады эти привлекали многих писателей. С начала XIX столетия маскарады в Петербурге регулярно происходили в зимние месяцы (декабрь-февраль) в помещении Большого театра. Так, в 1840 г. маскарады были 7 и 14 января, 14, 18 и 21 февраля, 22 декабря. Над креслами в Большом театре настилался пол на одном уровне со сценой. Образованный таким образом огромный зал вместе с фойе, балконами и ложами вмещал до 12 тысяч участников маскарада. Некрасов, несомненно, бывал на маскарадах в Большом театре, что нашло отражение в комментируемой повести.

Посмотрите, например, на этого худощавого, невысокого старичка ~ Ему весело!  — Ср. фрагмент из повести Н. Ф. Павлова «Маскарад»: «…мужчина лет шестидесяти, невысокого роста, худощавый, стоял небрежно, прислонясь к мраморному подножию огромной порфировой вазы. Заботливая судьба очертила около него небольшой магический круг, мимо которого иные проходили с благоговейной робостью и куда никто не осмеливался вступать; но такая оборона от многолюдной толпы, всегда рассеянной, всегда невнимательной, не могла защитить от разных поклонов и приветствий: они тревожили беспрестанно это беспечное положение, этот отдых старика. Он иногда в ответ гостям только что улыбался, только что протягивал руку, а иногда и совсем отделял свое тело от мрамора. Впрочем, блестящая суматоха маскарада, великолепное разнообразие костюмов, женская красота — ничто не отвлекало его внимания от одного предмета, от особенной забавы. Он не вслушивался в пискливые, искаженные голоса, не ловил этих дивных заманчивых слов, брошенных на воздух, прошептанных на ухо, не разгаданных никем, но зароненных в чье-нибудь сердце. Он наслаждался по-своему. Я беру его теперь в любопытную минуту шумного вечера и, может быть, в самую счастливую минуту старости. Разжалованный временем из актеров в зрители, без участия в резвой деятельности бала, без сочувствия к мелочным восторгам, к мелочному отчаянию, к миллионам этих взглядов и надежд, которые сверкали перед ним в вальсе или разгорались в кадрилях, он, верно, вспомнил бы невозвратимые годы, пожалел бы, что нет у него более сердца для всех впечатлений и головы для всякого замысла, если б не нашел тут пищи, необходимой для старческой жизни, утешения, единственного в некоторые лета, если б не знал, куда поместить ему усмешку разочарования и язвительное слово опыта. Невольное равнодушие, благоприобретенную бесчувственность старик должен же употребить в дело, должен же при случае похвастать своим несчастным преимуществом, а потому как он рад, если может кольнуть вас за ошибку, подшутить над опрометчивостью, предсказать неудачу и глядеть на огненные заблуждения молодости. Кто ничего уже не ждет, тот любит доказывать себе, что всякое ожидание — суета, вздор; и старик лелеял эту благосклонную мысль…» (Павлов Н. Ф. Новые повести. СПб., 1839, с. 7–10).

…вот очаровательная семнадцатилетняя девушка. ~ Ей скучно!  — Ср. фрагмент из повести Н. Ф. Павлова «Маскарад»: «Она, драгоценный камень в роскошной оправе фантастического наряда, стояла по другую сторону вазы. Тут был центр бального мира, тут был вечерний гений, который метал в толпу цветы поэзии. Около нее теснились маски: то, как История, надоедали ей правдой, то, как Повесть, старались лгать обольстительно. Они сыпали свое беглое красноречие, силились перебить, затереть, перешуметь друг друга; но, странно, никому не удавалось подстрекнуть искреннего любопытства молодой вдовы. Никто не отыскал этого верного звука, который манит за собою воображение женщины, от которого непременно встрепенется она и вдруг увидит только вас, и пойдет, мечтая, за вашим привлекательным звуком, и бросит всех, и посреди непроходимого многолюдства уединится с вами: спрячется за колонной, присядет на незаметный стул, отдаст вам свой слух, свое зрение, свою душу и спросит: кто вы?.. и потеряется весело в лабиринте вашего маскарадного вымысла» (там же, с. 10–11).

…термин девичества…  — Термин — здесь: срок, период.

Попробуйте, госпожа Дюдеван! вы представляли пропасть примеров невыгоды и несправедливости нынешнего порядка вещей.  — Аврора Дюдеван (1804–1876), печатавшаяся под псевдонимом Жорж Санд, французская писательница, сторонница эмансипации женщин, испытавшая глубокое влияние идей утопического социализма.

Ветер, срывая, как хромоногий бес, крыши старых домов…  — В романе А.-Р. Лесажа «Хромой бес» (1707) бес Асмодей приподнимает крыши домов, чтобы увидеть частную жизнь их обитателей.

«Правда всегда странна, страннее выдумки»,  — говорит Байрон.  — См. поэму Д.-Г. Байрона (1788–1824) «Дон-Жуан» (песнь XIV, строфа 101).

…с безумием граничит разуменье.  — цитата из стихотворения Е. А. Баратынского «Последняя смерть» (1827).

…не обливали гостей чаем или оршадом…  — Оршад (оржад) — прохладительный напиток, миндальное молоко с водой и сахаром.

…в прическе ионического ордера…  — Имеется в виду прическа, которая напоминала архитектурное украшение, венчающее ионическую колонну (два большие завитка).

Тальони Мария (1804–1884) — знаменитая итальянская балерина. См. о ней: наст, изд., т. I, с. 667.

Целую ночь, как Нева во время наводнения, он метался на своей постеле…  — Реминисценция из «Медного всадника» (часть первая) Пушкина:

…все проести и волокиты, проторы и убытки…  — Принятые в тогдашнем делопроизводстве наименования статей расхода, подлежащих материальной компенсации.

Не нужно быть Лафатером, чтоб, взглянув на него, понять в эту минуту его душевные качества.  — И.-К. Лафатер (1741–1801) — швейцарский писатель и богослов, автор «Физиогномики», в которой он пытался доказать, что, изучив мышцы лица, можно дать психологическую характеристику данного человека.

Без вести пропавший пиита^*

Печатается по первой публикации.

Впервые опубликовано: П, 1840, № 9 (ценз. разр. — 8 окт. 1840 г.), с. 66–84, с подзаголовком: «Рассказ Н. Перепельского» (в оглавлении: «Рассказ Н. А. Перепельского»).

В собрание сочинений впервые включено: Собр. соч. 1930, т. III.

Автограф не найден.

Датируется по первой публикации.

Сотрудник Некрасова по «Пантеону» В. П. Горленко, рассказывая (со слов Ф. А. Кони) о роли редактора журнала в становлении Некрасова-прозаика, пишет: «Первый опыт[41]Речь идет о повести «Макар Осипович Случайный» (см. выше, с. 535). был сделан и сошел благополучно. О чем писать теперь? „Опишите себя, свое недавнее положение“, — советует тот же издатель, и Некрасов пишет рассказ „Без вести пропавший пиита“, имеющий, по словам Кони, несомненное автобиографическое значение <…> Заметим, что здесь, когда молодому автору приходится описывать лично пережитые и выстраданные невзгоды, у негр является и живость и меткость и что вообще этот и еще другой позднейший рассказ в том же роде значительно выделяется в этом отношении из массы других „сочиненных“ повестей Некрасова той поры».

«Рассказ этот, — продолжает тот же мемуарист, — сопровождавшийся лестным для Перепельского примечанием редакции, прошел еще успешнее. В самом деле, он написан довольно живо. Неудачен в нем только „человек“ рассказчика и язык театральных лакеев-философов, которым он говорит, язык, благополучно процветающий и доныне на наших сценических подмостках, да еще фигура пииты, сделанная карикатурно, во вкусе того времени, т. о. все, что составляет собственно вымысел в рассказе» (Горленко, с. 151, 153–154).

В основу рассказа, действительно, легли «петербургские мытарства» молодого Некрасова. Это подтверждается рядом высказываний автора, зафиксированных в автобиографической прозе (см., например, «Жизнь и похождения Тихона Тростникова»), его биографических заметках и воспоминаниях современников писателя. Особенно близок к содержанию «Без вести пропавшего пииты», как в деталях, так и в передаче атмосферы быта молодого нищенствующего литератора, позднейший рассказ Некрасова, известный в передаче Н. В. Успенского: «Нанимал я квартиру на Васильевском острову, в нижнем этаже. Пошел я в мелочную лавочку попросить в долг чайку, купец оказался моим земляком-ярославцем и большим любителем чтения газет <…> Я <…> так ему понравился, что он с удовольствием отпустил мне чаю и сахару. Но положение мое, однако, нисколько не улучшилось: лежа на полу, на своей шинели, я сделался предметом праздного любопытства уличных зевак, которые с утра до ночи толпились у моих окон. Хозяину дома это пришлось не по праву, и он приказал закрыть окна ставнями. При свете сального огарка я решился описать одного помещика с женою, у которых я был учителем. Так как хозяин отказал мне в чернилах, я соскоблил с своих сапогов ваксу, написал очерк и отнес его в ближайшую редакцию. Это спасло меня от голодной смерти…» (Успенский Н. В. Из прошлого. Воспоминания. М., 1889, с. 4–5; см. также: Панаева, с. 197).

Перечень автобиографических деталей рассказа не исчерпывается отдельными бытовыми подробностями (сапоги, используемые для добывания чернил, ковер на полу вместо постели, где герой лежит, завернувшись в шинель, вещи взамен платы за квартиру (ср. также «Повесть о бедном Климе») и т. д.). В рассказе нашли отражение переживания поэта в связи с неудачей, постигшей его при издании первого поэтического сборника «Мечты и звуки». Так, повествуя об обругавшем печатаю Наума Авраамовича «ничтожнейшем» критике, с которым «стыдно быть в одном обществе», Некрасов имеет в виду В. С. Межевича, выступившего против автора сборника «Мечты и звуки» с рядом оскорбительных выпадов личного характера (см. ниже, с. 546). Это отчасти подтверждается позднейшим признанием Некрасова (1877 г.): «Меня обругали в какой-то газете, я написал ответ, это был единственный случай В моей жизни, что я заступился за себя и свое произведение. Ответ, разумеется, был глупый, глупее самой книги» (ПСС, т. XII, с. 22; ср. также: наст. изд., т. I, с. 644).

В последнее время высказано убедительное предположение о наличии скрытой полемики автора рассказа с В. Г. Белинским — рецензентом сборника «Мечты и звуки», который, в частности, писал: «Если стихи пишет человек, лишенный от природы всякого чувства, чуждый всякой мысли, не умеющий владеть стихом и рифмою, он под веселый час еще может позабавить читателя своею бездарностию и ограниченностию: всякая крайность имеет свою Цену, и потому Василий Кириллович Тредиаковский, „профессор элоквенции, а паче хитростей пиитических“, есть бессмертный поэт, но прочесть целую книгу стихов, встречать в них все знакомые и истертые чувствованьица, общие места, гладкие стишки <…> это <…> работа для рецензентов, а не для публики» (Белинский, т. IV, с. 118–119).

Сопоставив заголовок «трагедии» пииты Грибовникова с приведенным высказыванием Белинского, В. А. Егоров указывает: «…нельзя не увидеть своеобразной автоиронии оскорбленного критиком автора, а может быть, и некоторой полемики против мнения Белинского, поставившего „Мечты и звуки“ ниже творений Тредиаковского» (Егоров В. А. Рассказ Некрасова «Без вести пропавший пиита» в литературной полемике начала 1840-х годов. — Некр. и его вр., вып. IV, с. 135). Пародирование классицистичеитя трагедии, в частности произведений Тредиаковского, не имевшее в 1840-х гг., как считает Б. Я. Бухштаб, «никакой литературной актуальности» (Бухштаб В. Я. Начальный период сатирической поэзии Некрасова. 1840–1845. — Некр. сб., II, с. 104; см. также: Прозоров Ю. М. Н. А. Некрасов после книги «Мечты и звуки». — В кн.: Н. А. Некрасов и русская литература второй половины XIX — начала XX века. Ярославль, 1980, с. 14 (Учен. зап. Ярославского гос. пед. ин-та им. К. Д. Ушинского, вып. 57)), было на самом деле весьма злободневным в борьбе с литературным эпигонством. «Грибовников, — пишет исследователь, — образ бездарного писателя, не ориентирующегося в современном ему литературном процессе, Тредиаковского нового времени» (см.: Егоров В. А. Рассказ Некрасова «Без вести пропавший пиита» в литературной полемике начала 1840-х годов, с. 136). Стихотворение же Грибовникова «Величие души и ничтожность тела» в некрасовском рассказе следует, по-видимому, рассматривать отчасти как автопародию на «Разговор» из сборника «Мечты и звуки». Кроме того, Некрасов пародирует здесь наиболее известных эпигонов романтизма, в частности Н. В. Кукольника, поэзия которого еще недавно служила ему образцом для подражания («Встреча душ»). Объективно Некрасов, высмеивающий в образе пииты Грибовникова эпигонов классицизма и романтизма и вообще литературу, оторванную от действительности, солидаризируется с позицией Белинского. Одновременно с Белинским, восстававшим против засилья лубочной «серобумажной» литературы на книжном рынке, Некрасов средствами пародии и гротеска борется с потоком бессодержательных и безнадежно архаичных по форме произведений (подробнее см.: Крошкин, с. 38–39).

Не исключено также, что отрывки из трагедии «Федотыч» и стихотворения «Величие души и ничтожность тела» и «Жестокодушной» являются переработанными в пародийном ключе юношескими произведениями, которыми Некрасов «грешил» еще в гимназические годы (см. об этом: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 264; Бухштаб Б. Я. Указ. соч., с. 104). Таким образом, рассказ Некрасова, приехавшего в 1838 г. в Петербург с далекими от действительности представлениями о жизни и потерпевшего неудачу с первым поэтическим сборником, является своеобразным прощанием писателя с «романтическим» прошлым.

Подчеркивая пустое фразерство Грибовникова, Некрасов противопоставляет его творениям классическую простоту и одухотворенность пушкинской поэзии. Первое обращение Некрасова к жанру поэтической пародии в рассказе «Без вести пропавший пиита» свидетельствует о незаурядном мастерстве молодого сатирика.

Содержание рассказа позволяет говорить об активной гражданской позиции раннего Некрасова, которая впервые в его литературной практике проявляется столь определенно (мысли о благородной роли литературы в обществе; сарказмы о литераторах, использующих свой талант для личного обогащения).

Важной особенностью комментируемого рассказа Некрасова является «отпечаток демократических и народолюбивых тенденций» (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 265), проявившихся прежде всего в создании первого в творчестве писателя образа крепостного человека. Однако попытка Некрасова придать этому своему рассказу социальное звучание осталась не до конца реализованной. Объясняется это как недостаточной зрелостью писателя, так я установкой редактора «Пантеона» на чисто юмористический характер издания.

В рассказе ощутимо влияние гоголевской сатиры. Так, диалог между Наумом Авраамовичем и «милостивым государем» очень напоминает соответствующее место из «Ревизора». Некрасов использует также и гоголевский способ выписывания сатирического портрета, насыщенного комически гиперболизированными деталями (бородавки на руках Грибовникова, «расположенные почти в том же порядке, как горы на земной поверхности»).

Автор остался недоволен произведением. В автобиографическом романе «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» он писал: «Я начал было драму, а кончил водевилем <…> глупым дядей, нелепостью.» (ПСС, т. VI, с. 202; имеется в виду спасительное появление в критический момент рассказа богатого дядюшки героя). Примечательно также, что в «Тихоне Тростникове» о стихах героя говорится примерно в том же тоне, что и о стихах Грибовникова в «Без вести пропавшем пиите». Образ напоминающего «пииту» бездарного рифмоплета Тяпушкина (восходит к поэту-самоучке Ф. Н. Слепушкину (1783–1848), творчество которого оценивалось Белинским как псевдонародное) встречается в «Современниках» Некрасова (часть 1, зала 11).

Тип эпигона и графомана Грибовникова не прошел не замеченным читателями и критикой. Рецензируя «Книгу первую Овидиевых „Превращений“. Вольный перевод в стихах С. Дымцова. М., 1841», П. Н. Кудрявцев писал, в частности: «И сколько у нас таких усердных стихокропателей! Уверяем вас, мы знаем одного, пииту из школы Хераскова и Сумарокова, который не задумался перевести стихами а 1а Тредиаковский целую „Энеиду“ и потом написал свою собственную подражательную поэму, истратив на это примерно около пяти лет…» (ОЗ, 1841, т. XIV, отд. VI, с. 39). Кудрявцев имеет, очевидно, в виду сочинения Грибовникова — трагедию «Федотыч», написанную размером «Энеиды», и поэму «Иоанн и Стефанида», сочиненную в «Овидиевом роде». Некоторым влиянием некрасовского рассказа отмечена повесть Е. П. Гребенки «Пиита» (1846). Заслуживает внимания предположение С. А. Рейсера о том, что Н. А. Добролюбов читал «Без вести пропавшего пииту» во время своего пребывания в Нижегородской духовной семинарии. В июле-октябре 1849 г. Добролюбов вел тетрадь, имевшую название: «Стихотворения, стихоплетения, рифмоплетения, пиитические вдохновения, стишищи, стихи, стишки, стишочки, стишонки и стишоночки Николая Добролюбова. Тетрадь 1-ая. NB. В сей[42]Т. е. в оной, т. е. в таковой, т. е. в сей, т. е. в этой. (Примечание Добролюбова.) тетради заключаются первые опыты, изложенные в стихах ямбо-хорее-дактило-хорее-апапесто-ямбо-ямбо-анапесто-дактило-хорее-ямбо-хорее-ямбо-хореических. Прим. сочинителя». С. А. Рейсер так комментирует это заглавие: «Возможно, что заглавие — подражание „Дактило-амфибрахио-хореи-ямбо-спопдеическим“ стихотворениям поэта И. И. Грибовникова в рассказе Некрасова „Без вести пропавший пиита“, который Добролюбов прочитал в „Пантеоне русского и всех европейских театров“ (1840, № 9) в 1849 г.» (Летопись жизни и деятельности Н. А. Добролюбова. Сост. С. А. Рейсер. М., 1953, с. 27). Еще один литературный образ «пииты-графомана» (Василий Петрович Петров), витийствующего по любому поводу исключительно ради «чистого искусства», встречается в «Двух отрывках из драмы „Петров“» (03, 1843, № 4, «Смесь», с. 122–129), вошедших в «Собрание стихотворений Нового поэта» (СПб., 1855, с. 93–112). Авторами указанного сборника были И. И. Панаев и Некрасов. Образ Грибовникова и его «поэзия» соотносимы также с образом и творчеством Козьмы Пруткова.

«Fiunt oratores, nascuntur poetae»,  — изрек Гораций…  — Афоризм из речи Цицерона, произнесенной в 61 г. до н. э. в защиту греческого поэта Архия.

…из прозаической пиимы Василия Кирилловича Тредиаковского «Езда на Остров Любви»…  — «Езда в Остров Любви» — роман французского писателя П. Тальмана в стихах и прозе, переведенный В. К. Тредиаковским в 1730 г. Трагедия «Федотыч» пародирует не именно этот перевод, но высокий, «витийственный», насыщенный церковно-славянизмами стиль вообще. Однако имя Тредиаковского здесь названо не случайно, ибо оно и в 1840-е гг. нередко служило объектом насмешек (см. выше, с. 543). Ср. также использование этого имени как синонима бездарности в стихотворении Некрасова «Он у нас осьмое чудо» и приписываемых ему одах-«подражаниях» Тредиаковскому — «Сон» и «Чай» (наст. изд., т. I, с. 33, 437, 445).

…Симбирской губернии, Самарского уезда…  — Самара в то время была уездным городом Симбирской губернии.

Владыке в чем идти, в чемерке иль в тулупе?  — Чемерка (чемарка, чемара) — старинная одежда типа сюртука или казакина (у западных славян, на Украине и в некоторых областях России).

Я, сударь, читал свои сочинения ~ как какого-то Тасса…  — Здесь пародируется широко известная, идеологически значимая в русской романтической поэзии тема Торквато Тассо (1544–1595), итальянского поэта, гонимого при жизни властями и церковью и увенчанного лаврами после смерти. Легендарный образ Тассо, художника-гения, воплощающего «идею поэта великого и несчастною» (выражение Н. А. Полевого; см.: Моск. телеграф, 1834, ч. 55, No 3, с. 454), привлекал не только многих поэтов и драматургов (К. Н. Батюшков, Н. В. Кукольник, В. Г. Венедиктов и др.), но и, как свидетельствует комментируемый текст, давно уже переместился в массовое сознание. Подробнее см.: Горохова Р. М. Образ Тассо в русской романтической литературе, — В кн.: От романтизма к реализму. Л., 1978, с. 117–188.

О детища мои! о верная жена! ~ корни запускает!  — Пародия на романтическую поэзию «ужасов». Ближайший объект этой пародии — стихотворение В. А. Жуковского «Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне и кто сидел впереди» (1814). Некрасов использовал метрический рисунок и синтаксическую структуру этой баллады.

…стих из ямбической поэмы «Разбойники»: «Мне душно здесь,  — я в лес хочу!»,  — т. е. из поэмы Пушкина «Братья разбойники».

Это просто пандан-с.  — Пандан (франц. pendant) — то, что соответствует, подходит, т. е. подстать.

Парнас — в древнегреческой мифологии — обиталище Аполлона (покровителя искусств) и муз.

Авраам — библейский патриарх.

…и семо и овамо…  — здесь и там (церковно-слав.).

Валтасар — согласно библейской легенде, последний вавилонский царь, убитый во время пира, когда на Вавилон напали персы.

Что бедный наш язык? ~ непрерывным звуком.  — Некрасов неточно цитирует трагедию Н. В. Кукольника «Торквато Тассо» (1835; акт I, явл. 1). Ср. также: наст. изд., т. I, с. 650–651.

Предположим, что вы издали книгу ~ и мы можем написать так эхе!  — В этом эпизоде имеется в виду выступление в «Литературной газете» В. С. Межевича, который, пародируя некоторые стихотворения Некрасова из сборника «Мечты и звуки», в частности, говорил: «…подобные стихи мы беремся писать когда угодно, и не только за бокалом шампанского, а именно в то время, когда нет расположения к какому бы то ни было серьезному занятию» (ЛГ, 1840, 24 февр., № 16).

…напевает известную песню «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…»…  — Романс А. Е. Варламова на слова Н. Г. Цыганова.

Артур В., Мальфиатре во Франции; Генрих Виц в Германии; Камоэнс в Португалии: Ричард Саваж в Англии…  — Французский поэт Ж.-Ш.-Л. Мальфиатр (1732–1767), португальский поэт Луис Камоэнс (1524–1580), английский поэт Ричард Савадж (1697–1743) жили в крайней нужде. Артур Б. и Генрих Виц — лица неустановленные.

Кормовых денег не пожалею…  — В случаях, когда у заключенного в долговую тюрьму не было средств для пропитания, кредитор, возбудивший судебное дело, вносил деньги («кормовые») на его содержание.

Мне покров ~ постелью!  — Ср. «Песню цыган» из оперы А. Н. Верстовского «Пан Твардовский;» (либретто М. Н. Загоскина):

(Цит. по: Новейший песенник, или Собрание русских песен и романсов. СПб., 1838, с. 88–89).

Если отрывки, приведенные здесь из различных сочинений Ивана Ивановича, будут признаны не лишенными достоинства ~ их у меня достанет на девять томов!  — К этим словам в публикации «Пантеона» было дано примечание: «Мы благодарим автора за доставление нам этого интересного рассказа и с удовольствием и впредь поместим в „Пантеоне“ опыты Ивана Ивановича, если они все будут так удачны, как этот. Ред.». В № 10 «Пантеона» 1840 г. было напечатано стихотворение Некрасова «К ней!!!!!» с подписью: «Иван Грибовников» и примечанием: «Помещаем это оригинальное стихотворение для того только, чтоб утешить друга нашего Н. А. Перепельского: Грибовников, без вести пропавший пиита, отыскался. Ред.» (с. 37–38). Впоследствии о Грибовникове упоминает один из персонажей водевиля Некрасова «Утро в редакции» (1841), слушая творения стихоплета Трезвонова (см.: наст. изд., т. VI, с. 65).

Певица^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: П, 1840, № 11 (ценз. разр. — 14 дек. 1840 г.), с. 67–90, где под заглавием указано: «Повесть Н. Некрасова».

В собрание сочинений впервые включено: стихотворные тексты — ПССт 1927; полностью — ПСС, т. V.

Автограф не найден.

Датируется по первой публикации.

«„Певица“, — указывает сотрудничавший с Некрасовым в „Пантеоне“ В. П. Горленко, — имеет все признаки вещи, написанной исключительно под влиянием крайности и для денег. Содержание ее невероятно, лица и события искусственны в высшей степени, и вообще вся эта история, в которой героиня носит имя Ангелики (она итальянка), а герои — графы и бароны, вполне невозможна. Молодому автору, без сомнения, лучше, чем кому бы то ни было, известно было это <…>.

По словам Кони, происхождение некоторых <…> повествований было следующее: „А вот что я сегодня начитал“,  — говорил девятнадцатилетний писатель, входя к своему издателю и передавая ему содержание прочитанного в какой-нибудь забытой книжке. „Ну вот вам и сюжет, садитесь и пишите“ — говорил ему издатель, и в результате являлись рассказы вроде „Певицы“, „В Сардинии“ и т. п.» (Горленко, с. 154–155).

Когда Некрасов говорил о некоторых своих ранних прозаических опытах как об «очень плохих — просто глупых» (ПСС, т. XII, с. 24), он имел в виду, несомненно, такие произведения, как «Певица» и «В Сардинии». Заслуживает внимания предположение, высказанное одним из первых исследователей прозы Некрасова: «По тому, что повесть, более чем раннейшие, страдает всеми уродливостями старинного письма и подписана настоящим именем поэта, возникает, по-видимому, не лишенная значительного правдоподобия догадка, не есть ли ото первый опыт Некрасова, достаточно, однако, вылежавшийся в редакции, как это сряду и сплошь бывает с начинающими. Во всяком случае, почти странно допустить, что такую повесть с графами и баронами, очаровательными певицами, загадочными слепцами и перелетами из России в Италию, которой никогда в глаза не видел автор, — написал человек, ужо чуявший потребности реального письма в „Без вести пропавшем пиите“» (Измайлов А. Беллетристика Некрасова. — Биржевые ведомости, 1902, 17 дек., № 358). Выдержанность «Певицы» в духе романтических канонов действительно отличает ее от напечатанных ранее повестей «Макар Осипович Случайный» и «Без вести пропавший пинта», где романтические клише прозы 1830-1840-х гг. уже подаются в пародийном, ироническом ключе (см. выше, с. 536–537 и 543–544). В. Е. Евгеньев-Максимов оценивает «Певицу» как «шаг назад в творческом развитии» Некрасова (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 267).

Замечание В. П. Горленко о чисто литературной основе «итальянских» повестей Некрасова развито А. Н. Зиминой: «Повести Некрасова навеяны чтением итальянских повестей Кукольника и Тимофеева. Эту зависимость очень легко проследить. Она сказывается в подражании шаблону итальянской повести и распространяется до заимствования отдельных ситуаций и даже имен. Все эти Франчески, Ангелики, Джулио прямо пересажены из повести Тимофеева „Джулио“ <…>, „Антонио“ и „Максим Сазонтович Березовский“ <…> Кукольника» (Зимина, с. 169). Действительно, из «Джулио» (1836) А. В. Тимофеева в некрасовскую повесть перешел образ пылкого юноши, влюбленного в красавицу-вдову, готового драться за ее честь «с целым миром» и карающего ее обидчика, а также образ вероломного любовника (некрасовский барон Р** (синьор Отто) очень напоминает Фердинанда фон Стадергольма (барона фон Нахтигальталя) из «Джулио»). Из названных Зиминой произведений Н. В. Кукольника прежде всего «Антонио» (начало 1840 г.), повесть, по словам В. Г. Белинского, «исполненная драматического интереса» (Белинский, т. III, с. 182), дает основание для сопоставления с «Певицей» Некрасова (сходные образы, имена, сюжетные мотивы и ситуации). Свою аналогию в «Певице» имеет также романтическая история несчастной любви русского крепостного музыканта и итальянской певицы-примадонны, описанная в «Максиме Сазонтовиче Березовском». Однако эта повесть Кукольника написана значительно позднее «Певицы» (1844) и не может рассматриваться как источник произведения Некрасова.

Круг романтических повестей 1820-1840-х гг., творчески переосмысленных автором «Певицы», может быть расширен. По наблюдениям Н. Н. Пайкова, возможна преемственная связь «Певицы» со следующими образами и сюжетными мотивами прозы указанного периода: итальянская певица, оставляющая сцепу ради возлюбленного — русского аристократа и возвращающаяся туда под другим именем («Запорожец» (1824) В. Т. Нарежного); коварный оговор супруга другом с целью обольщения его жены («Замок Нейгаузен» (1824) А. А. Бестужева-Марлинского); доверчивый муж-аристократ и жена, неспособная противостоять коварству близкого семье человека («Калькано» (1831) и «Преступление» (1835) А. В. Тимофеева).

Несомненно эпигонский характер носит и баллада «Клятвою верности с милою связанный», исполняемая Ангеликой. Некрасов подражает здесь В. А. Жуковскому, имея в качестве образца его «Ленору» (1831). В отличие от всех других сюжетных элементов повести песня Франчески «Театр дрожал… восхищена» имеет реальную основу и лишена подражательности. Как убедительно показано Н. И. Куделько, это стихотворение стоит в ряду произведений, посвященных Некрасовым талантливой водевильной и драматической актрисе В. Н. Асенковой (1817–1841) или содержащих упоминания о ней: «Офелия», «Прекрасная партия», «Памяти Асенковой». Не случайно, по-видимому, и имя героини песни: одной из наиболее удачных ролей Асенковой была роль Вероники в пьесе Н. А. Полевого «Уголино».«…в песне Франчески, — пишет исследователь, — он (Некрасов, — Ред.) изобразил но только Асенкову периода ее первых выступлений на сцене, но и Асенкову ее последних выступлений, когда она, еще не вполне оправившись после постигшей ее болезни, снова появилась на сцене. Хотя выступления эти сопровождались привычными овациями, но болезнь уже наложила свой отпечаток и на наружность, и на игру артистки. В заключительной части „Песни Франчески“ Некрасов как бы говорит, что Асенкова своих последних выступлений уже не та, что раньше, и тем дает понять, что ее как артистку могут постигнуть, если уже не постигли, неудачи». Песня Франчески, как доказывает Куделько, является «первоначальным наброском, эскизом» к стихотворению «Памяти Асенковой» (Евгеньев-Максимов В. Е. и др. Некрасов и театр. Л.-М., 1948, с. 63–64; см. также: Чуковский К. Некрасов, Николай I и Асенкова. — Звенья, II. М.-Л., 1933, с. 296–301; Евгеньев-Максимов В. Е. Некрасов и Петербург. Л., 1947, с. 156; наст. изд., т. I, с. 625–626).

Давали новую оперу любимого Донизетти.  — Гаэтано Доницетти (1797–1848), итальянский композитор, оперы которого «Любовный напиток» (1832), «Лючия ди Ламмермур» (1835), «Мария ди Рудеиц» (1838) были особенно популярны в 1830-1840-х гг.

Лазарони (лаццарони) — название люмпенпролетарских элементов в Италии.

Клятвою верности с милою связанный…  — Ср. балладу В. А. Жуковского «Ленора»:

Двадцать пять рублей^*

Печатается по тексту первой публикации. Впервые опубликовано: ЛГ, 1841, 21 и 23 янв., № 9 и 10, с. 33–40, с подзаголовком: «Рассказ Н. Некрасова».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V. Автограф не найден.

Анализируя раннюю прозу Некрасова, В. Е. Евгеньев-Максимов отнес это произведение к «повестям о неудачниках и неудачницах». «В этом рассказе, — отмечал исследователь, — чувствуется налет автобиографизма (детство, гимназия, университет, неудачный литературный дебют), но зато социальный мотив выражен очень слабо. Хотя недостаток денег и неумение ими распорядиться играют важную роль в неудачах героя, однако в основном эти неудачи объясняются тем, что герою фатально не везет» (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 268–269). А. Ф. Крошкин писал о том, что «в рассказах „Двадцать пять рублей“, „Карета“, „Несчастливец в любви…“, „Помещик двадцати трех душ“ высмеивается тип идеалиста-романтика, осуждаемого автором за его пассивность, неприспособленность к жизни, к борьбе за свое достоинство, пародируется стиль прозаиков реакционно-романтического направления. С другой стороны, для стиля рассказа характерны и романтическое украшательство, тяжеловесные фразеологические обороты и стилистические узоры», гротескный портрет (Крошкин А. Ф. Художественная проза Некрасова 1840-х годов. Автореф. канд. дис. М., 1956, с. 7–8).

Литературные источники — рассказы П. Л. Яковлева «Бедный Макар» (1828) и В. И. Даля «Бедовик» (1839) — установлены В. И. Мельником (см.: Мельник В. И. История одного сюжета (рассказ «Двадцать пять рублей»). — Некр. сб., VII, с. 112–118). 15 своей статье В. И. Мельник намечает и линию развития этого сюжета: рассказ Я. П. Буткова «Сто рублей», повесть М. К. Салтыкова-Щедрина «Запутанное дело», «Двойник» Ф. М. Достоевского. Такую же трагическую развязку — смерть героя от удара в момент крупной удачи в карточной игре — имеет рассказ Л. Н. Андреева «Большой шлем» (1899).

Двадцать пять рублей — среднее месячное жалованье чиновника самого низшего, четырнадцатого класса.

Надворный советник — чиновник седьмого класса по действовавшей в дореволюционной России петровской табели о рангах.

Кацавейка — короткая женская кофточка, подбитая мехом или на вате.

«Северная пчела» — петербургская политическая и литературная газета, в 1825–1830 гг. издававшаяся Ф. В. Булгариным, в 1831–1859 гг. — Ф. В. Булгариным и Н. И. Гречем; была популярна в среде мелких чиновников и обывателей. Тираж газеты доходил до 10 000 экземпляров.

В самом деле, Митенька нисколько не походил ни на отца, ни на мать.  — Ср. в «Мертвых душах» (1842) Н. В. Гоголя: «Лицом на них <родителей> он, кажется, не походил: по крайней мере какая-то родственница, находившаяся в их доме по случаю его рождения, выразилась пословицею: родился-де ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца» (Гоголь, т. VI, с. 554),

Четверик — старая русская мера объема сыпучих веществ (26, 239 л.), равная восьмой части четверти (210 л.), а также мера земли — четверть десятины.

Есть в мире, особенно в Петербурге, прекрасные домы ~ Так и сердце человеческое.  — Сравнение лица, сердца или души человека с домом часто встречается в произведениях Некрасова. Ср., например, в романе «Мертвое озеро»: «…дом походил на вдову, оплакивающую своего супруга и помытую, нечесаную со дня его кончины» (ПСС, т. VIII, с. 306); в рассказе «Макар Осипович Случайный» (см. выше, с. 26–27); в стихотворении «Прекрасная партия» (наст. изд., т. I, с. 109) и др.

…отвечал довольно хорошо, но получил единицу из древних языков или из математики, не помню, и его не приняли. Он вступил вольным слушателем…  — Автобиографическая деталь: при первой попытке в июле 1838 г. поступить в С.-Петербургский университет Некрасов получил четыре единицы, через год — тоже четыре и два нуля из оценок по четырнадцати сдаваемым предметам. Стать студентом Некрасову не удалось, но в сентябре 1839 г. он был принят в университет вольнослушателем (см.: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 161–162).

Пунш — крепкий спиртной напиток, приготовляемый из рома с сахаром, кипятком, лимонным соком или фруктами и употребляемый обычно в горячем виде.

…чем-то поменьше коллежского регистратора и побольше недоросля…  — Коллежский регистратор — чиновник 14 класса, низший чин гражданской службы. Недоросль — несовершеннолетний дворянин, еще не поступивший на службу.

В земском суде или в уездном?  — В ведении земского и уездного судов было исполнение правительственных распоряжений, наблюдение за состоянием дорог и мостов, дела по отбыванию различных повинностей, разбирательство по маловажным проступкам, решение незначительных исков и т. п.

В гражданскую палату?  — Гражданская палата — высшая судебная инстанция по гражданскому судопроизводству, включала два департамента, помещалась «в казенном доме на Адмиралтейской площади» (Пушкарев, т. I, с. 483).

Как гнусны, бесполезны, как ничтожны Деянья человека на земле!  — цитата из трагедии Шекспира «Гамлет» (д. I, явл. 2) в переводе Н. А. Полевого (1837) (Полевой И. А. Драматические сочинения я переводы, ч. 3. СПб., 1843, с. 24).

Столоначальник — чиновник, управляющий учреждением или отделом в учреждении, занимающимся каким-либо определенным кругом канцелярских дел.

Я в пустыню удаляюсь…  — начало старинного романса, популярного в конце XVIII — начале XIX в. Текст приписывался М. В. Зубювой (ум. в 1799 г.). Романс был впервые опубликован в 1770 г., в ряде песенников представлен как «народная песня». По свидетельству С. В. Максимова, одна из любимейших песен арестантов (см.: Песни русских поэтов (XVIII — первая половина XIX века). Л., 1936, с. 579). Упоминается в водевиле Ф. А. Кони «Всякий черт Иван Иваныч»; в рассказе И. С. Тургенева «Контора» (из «Записок охотника»); в романах Ф. М. Достоевского «Подросток», гл. 9; П. И. Мельникова-Печерского «В лесах», ч. I, гл. 1; в записи Р. Волкова народной драмы «Царь Максимилиан» (Рус. филолог, вести., 191,2, № 1–2, 4).

…неподдельная китайская добродетель…  — Эпитет «китайский», термин «китаизм» в середине XIX в. употреблялись для определения застоя, догматизма, доходящих до карикатурности. В таком значении эпитет «китайский» неоднократно встречается у Белинского (см., например, статью «<Россия до Петра Великого>» (1841) — Белинский, т. V, с. 91–103), Достоевского (см., например, «Зимние заметки о летних впечатлениях» — Достоевский, т. V, с. 70) и у Некрасова (см., например, с. 189, а также водевиль «Утро в редакции» (наст. изд., т. VI, с. 55) и рецензию на «Стихотворения Николая Молчанова» — ПСС, т. IX, с. 69–74).

Он жил в Ямской…  — Ямская (ныне улица Достоевского) — улица в небогатой части города. В этом районе в первые годы пребывания в Петербурге жил Некрасов, он нанимал комнату на Разъезжей улице у отставного унтер-офицера (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 170–171).

…у Казанского моста…  — Имеется в виду мост через Екатерининский канал (ныне канал Грибоедова) у Казанского собора на Невском проспекте, в то время «один из больших мостов в Петербурге», «на гранитных устоях с каменными сводами» (Пушкарев, т. I, с. 100).

…на котором мосье Гелио расправляет свои произведения!  — Парикмахерская Гелио находилась на Невском проспекте, в доме № 39, принадлежавшем титулярному советнику А. Н. Рогову. В том же доме в 1841 г. располагался книжный магазин К. А. Полевого (СП, 1841, № 11) и контора журнала «Репертуар русского театра», в котором Некрасов опубликовал свой первый водевиль «Шила в мешке не утаишь — девушки под замком не удержишь» (1841, № 4).

Впейся поцелуем в ее алебастро-бумажные плечи!  — Мотив любви к кукле, автомату часто встречается в литературе романтизма. В Россию он пришел через рассказы немецкого романтика Гофмана (см., например, «Песочный человек» («Der Sandmann»; 1815)). Под влиянием Гофмана А. Погорельский написал «Пагубные последствия необузданного воображения» (1828), а В. ф. Одоевский — «Сказку о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту» (1833). Некрасов шаржировал этот сюжет, заменив автомат манекеном. Стихотворное воплощение этой темы — фельетон «Провинциальный подьячий в Петербурге» (1840; см.: наст. изд., т. I, с. 290–291).

Ломбардный билет — квитанция, выданная в счет денег, помещенных на сохранение в ломбард с выплатой соответствующих процентов.

Это была душа глубокая, как озеро волшебниц, виртуозная, как пальцы Тальберга, как носок Тальони, как голос Пасты…  — «Озеро волшебниц» («Le Las des Fees»; 1839) — опера Д.-Ф.-Э. Обера (либретто О.-Э. Скриба), по мотивам которой в Петербурге в 1840–1841 гг. был поставлен балет того же названия с Марией Тальони в главной роли (см. о ней: наст. изд., т. I, с. 667). Носок Тальони назван «виртуозным», вероятно, потому, что она первая стала танцевать на пуантах. Зигизмупд Тальберг (1812–1871) — австрийский пианист, концертировал в России в 1839 г. Его приезда ждали зимою 1841 г. Игра Тальберга славилась певучестью тона и блестящей техникой. Джудитта Паста (урожденная Негри, 1797–1865, по другим данным — 1798–1867) — итальянская оперная певица (сопрано), гастролировала в России в 1840–1841 гг. «Северная пчела» писала о ней: «Музыкальные летописи навсегда сохранят имя г-жи Пасты, которая первая из певиц ввела драматическую игру в оперу и заставила знаменитых композиторов своего времени подчиниться своему таланту» — и приводила слова Тальма, знаменитого французского драматического актера: «У этой женщины и я могу кой-чему поучиться» (СП, 1841, № 39, 78).

…с политипажными рисунками…  — Политипажи — клише для печатания гравюр, рисунков, виньеток.

За чашу благ, в которой слито ~ В юдоли плача и сует!  — неточная цитата из стихотворения Некрасова «Турчанке» (наст. изд., т. I, с. 221).

Стеариновые плечи ~ Обольстительны вы суть!  — пародия на куплеты «Стеариновые свечи, самострельный пистолет…» (из водевиля Н. А. Коровкина «Отец, каких мало» (1838) — см.: Репертуар, 1839, кн. I, с. 4) и «Перламутровые зубки, беломраморная грудь…» (из пьесы Ф. А. Кони «Архип Осипов, или Русская крепость» (1841) — см.: Театр Ф. А. Кони, т. I. СПб., 1870, с. 100).

…метался как больной.  — Реминисценция из «Медного всадника» Пушкина: «Нева металась как больной…» (часть первая).

Колизей — грандиозный амфитеатр в Риме, построенный в I в.

…зачем не утонул я в Лиговском канале?  — По приказу Петра I в 1718 г. от речки Лиговки был прорыт двадцативерстный канал для того, чтобы обеспечить водой фонтаны Летнего сада (Пушкарев, т. I, с. 28). Он находился вблизи мест, где Некрасов поселил своего героя Заедина. Ныне канал не существует.

Несчастный, пиши антикритику ~ люди не без имени!  — Возможно, в этом эпизоде и далее (см. с. 122: Издал стихи, плоды вдохновения, порывы к небу,  — и меня столкнули в грязь!) комически отразился литературный дебют Некрасова — автора поэтического сборника «Мечты и звуки» (1840) (см. выше, с. 543, рассказ «Без вести пропавший пиита» и комментарий к нему). Кроме того, здесь Некрасов дает ироническую, выдержанную в духе расхожих суждений времени характеристику современной ему литературной критики и антикритики (ср. написанное отнюдь не в юмористическом тоне сочинение Л. Бранта «Опыт библиографического обозрения, или Очерк последнего полугодия русской литературы, с октября 1841 по апрель 1842», СПб., 1842). Брант так определяет свое время: «Для многих авторов, целые годы трудившихся, — может быть, совершенно бескорыстно, с теплой мученической любовью к предмету, — время тяжкого испытания, неумолимых приговоров — справедливых или несправедливых, это другой вопрос, — приговоров, иногда уничтожающих во прах бедное детище ума, чувств и воображения, — приговоров, охлаждающих благороднейшие стремления <…> ни слова уже о надеждах, обманутых, поруганных» (с. 1). Литературный критик для него — «это червь, все подтачивающий и ничему не приносящий пользы; это мокрая черная краска, которая все пачкает и ничего но подкрашивает; это создание, которого пользу и назначение неприятно разгадывать» (с. 16), это «присяжный оценщик» (с. 19).

…как музыка «Роберта-Дьявола»…  — Речь идет об опере Дж. Мейорбера (наст. имя и фамилия Якоб Либман Вер; 1791–1864) «Роберт-Дьявол» (1831; либретто Э. Скриба). П. П. Ершов посвятил этой опоре стихотворение «Музыка» (БдЧ, 1840, т. 40);

Качуча — испанский народный танец (с кастаньетами), В 1840-1850-е гг. часто исполнялся на театральных сценах Петербурга (М. Тальоии, Ф. Эльслер и др.). Об исполнении Ф. Эльслер качучи см.: наст. изд., т, VI, с. 671.

Жизнь — на что ты дана мне?  — возможно, отголосок строк Пушкина (ср. стихотворение «Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана?…»; 1828).

…он был на Исакиевским мосту.  — Исаакиевский мост — разводной, составленный из плашкоутов мост, находился напротив Петровской площади (ныне площадь Декабристов) и соединял Адмиралтейскую часть с Васильевским островом. Когда по Неве шел ладожский лед, езда по Исаакиевскому мосту прекращалась.

…быть слугою этой коварной индейки, судьбы!  — «Судьба-индейка» — фразеологизм, имеющий тот же смысл, что и выражение «фортуна слепа». Ср. пословицу: «Жизнь копейка — судьба индейка», использованную также М. Ю. Лермонтовым в «Герое нашего времени»: «Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка!» (Лермонтов, т. VI, с. 329).

Повытчик — судебный чиновник.

Статский советник — чиновник пятого класса.

…имеет Анну на шее…  — Как статский советник Зрелов мог иметь орден св. Анны 2-й степени, носимый на шее.

Ланскнехт — старинная карточная игра.

Груды золота лежали на столе и переходили от одного к другому.  — Ср. в «Пиковой даме» Пушкина: «…ему пригрезились карты, зеленый стол, кипы ассигнаций и груды червонцев» (Пушкин, т. VIII, с. 236).

Ростовщик^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: ЛГ, 1841, 1 и 4 марта, № 25 и 26, с. 97–104, с подзаголовком: «Рассказ Н. Перепельского».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V.

Автограф не найден.

Сюжет, положенный в основу рассказа, — история потерянного (пропавшего) и случайно найденного ребенка. Сюжет этот, известный с древнейших времен, был особенно популярен в литературе романтизма. Некрасов неоднократно использовал его в начале 1840-х гг.: «Сказка о царевне Ясносвете» (1840), «Жизнь Александры Ивановны» (1841), отчасти «Повесть о бедном Климе» (1843). В. Е. Евгеньев-Максимов отмечал: «Образ ростовщика, открывающий длинную галерею подобных же образов в творчестве Некрасова, производит яркое и сугубо отталкивающее впечатление. Чувствуется, что за ним стоит живая натура. Ведь Некрасову тех лет не привыкать стать было пользоваться услугами ростовщиков» (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 269). Литературный источник «Ростовщика» — роман Ч. Диккенса «Жизнь и приключения Николаса Никльби» (рус. пер. — 1840) — установил М. М. Гин (см.: Гин М. М. Диккенсовский сюжет у Некрасова. — В кн.: Страницы истории русской литературы. М., 1971, с. 136–139). Дальнейшую разработку сюжет о ростовщике, разорившем и погубившем своего единственного сына, получил в романе Н. А. Некрасова и А. Я. Панаевой (Н. Станицкого) «Три страша света» (1848–1849). В комедийном плане тема взаимоотношений ростовщика с дочерью раскрыта в водевиле Некрасона «Петербургский ростовщик» (1844).

…книга о переложении ассигнаций на серебро…  — В 1841 г. вышли книга У. Карновича «Карманная книжка для скорейшего расчета ассигнаций на серебро, монеты золотой, билетов депозитных и всех российских и иностранных монет на серебро и ассигнации, от полукопейки до миллиона рублей» (четвертым изданием), «Карманные таблицы для легкого переложения и расчета ассигнаций на серебро и серебра на ассигнации…», составленные Щ., «Памятная книжка для бумажника» и другие справочники. Они были необходимы, так как курс ассигнационного (бумажного) рубля колебался. К 1843 г., когда проводилась денежная реформа и ассигнации заменялись кредитными билетами, ассигнационный рубль соответствовал 27 1/2 коп. серебром.

…шинелью горохового цвета…  — Фразеологизм «гороховое пальто» иносказательно обозначал лицо, связанное с полицией. Упоминание шинели горохового цвета здесь, возможно, указывает на то, что ростовщик был мелким сыщиком. Ср. у Салтыкова-Щедрина в «Современной идиллии»: «- Извольте повторить, что вы сказали! — Мы обернулись: в дверях стояло гороховое пальто. <…> В одну секунду мы потушили свечу и, шмыгнув мимо непрошеного гостя, очутились на улице» (Салтыков-Щедрин, XV, с. 180).

…медвежьи галоши…  — обувь, надеваемая поверх башмаков или сапог от холода, сырости или грязи. В XIX в., до появления резиновых галош, их шили из кожи.

…до чина титулярного советника.  — Титулярный советник — чиновник 9 класса по действовавшей в дореволюционной России петровской табели о рангах.

Франц был бледен как полотно…  — Поспешность (или небрежность) автора при работе над рассказом проявилась в том, что в газетной публикации герой здесь назван не Францем, а Фрицем (исправлено в настоящем издании).

…я буду платить кормовые деньги.  — См. комментарий на с. 547.

…не делаю фальшивых депозитных билетов…  — Депозитный билет — бумажный денежный знак, размен которого на звонкую монету обеспечивался особым металлическим фондом.

…чиновника 9 класса…  — т. е. титулярного советника (см. выше).

Капитан Кук^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: ЛГ, 1841, 19 апр., № 42, с. 165–168, с подписью: «Наум Перепельский».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V.

Автограф не найден.

Рассказ «Капитан Кук» продолжает тему ростовщичества в творчестве Некрасова. Исследователи его прозы (В. Е. Евгеньев-Максимов, А. Н. Зимина, А. Ф. Крошкин) отмечали юмористически затейливый тон, вычурные каламбуры, водевильную искусственность сюжетных ситуаций, что значительно снижает социальное звучание произведения.

С. 146. … капитан… Кук…  — Джеймс Кук (1728–1779), знаменитый английский мореплаватель, совершивший три кругосветных плавания, открывший Новую Зеландию и ряд островов в Тихом океане. Погиб во время экспедиции на Гавайские острова. В России сочинения Кука и книги о нем переводились с конца XVIII в. Наиболее близко ко времени написания рассказа Некрасова «Всеобщее путешествие вокруг света, содержащее извлечения из путешествий известнейших доныне мореплавателей, как-то: Магаллана, Тасмана, Дампиера, Ансона, Байрона, Валлиса, Картерета, Бугенвиля, Кука, Лаперуза <…> и многих других, составленное Дюмон-Дюрвилем, капитаном французского флота…» (М., 1835–1838), в переводе Н. А. Полевого, с портретом Кука, приложенным к изданию, которое получило положительную оценку Белинского (Белинский, т. II, с. 68–70; 120–121); параллельно в Петербурге А. А. Плюшаром издавался другой перевод того же сочинения. В беллетристике того времени имя Кука встречается чаще всего в юмористическом контексте. Так, входящий в «Записки одного молодого человека» (1840) журнал «Патриархальные нравы города Малинова» А. И. Герцен посвящает «памяти Кука и его (вероятно) превосходительству Дюмон-д'Юрвилю, capitaine de vaisseau <капитану первого ранга — франц.>» (Герцен, т. I, с. 287). Упоминается Кук и в повести Е. П. Гребенки «Перстень» (ЛГ, 1841, 25 янв., № 11), в «Селе Степанчикове и его обитателях» Достоевского (1859; Достоевский, т. III, с. 24) и др. Использование этого исторического имени Некрасовым носит каламбурный характер.

Полуштоф — четырехгранный стеклянный сосуд с коротким горлышком, вмещающий полштофа. Штоф — старая русская мера жидкости (обычно вина, водки), равная 1/8 или 1/10 ведра.

Представлен к первому чину.  — Вероятно, к чину коллежского регистратора.

…чтоб я был у вас посаженым отцом…  — Посаженый отец — заменяющий родителя жениха или невесты на свадьбе.

Где же ты, младость удалая?  — восклицание, напоминающее по содержанию многие русские песни, романсы и куплеты. Ср., например: «Ах ты, молодость разудалая! Ах ты, жизнь моя горемычная!» (1844; см.: Григорьев П. И. Дочь русского актера. — В кн.: Театр П. И. Григорьева, т. IV. СПб.-М., 1869); «Ах! ты молодость, моя молодость, ты разгульная и веселая!» (<1796>; см.: Вельяминов П. Л. Ох! вы славные русски кислы щи… — В кн.: Песни и романсы русских поэтов. М.-Л., 1963, с. 172); «Ах, молодость, молодость! Весна моя красная! Ты когда, когда прошла, когда прокатилася?» (неизвестных лет, автор — Н. Г. Цыганов; там же, с. 459); «Где вы, где вы, дни разгульные, Дни былые — весна красная?.. Не видать вас больше молодцу, не нажить ему прошедшего!» (<1833>, «Предчувствие» А. В. Тимофеева; там же, с. 525) и др.

…прибавления к «Губернским ведомостям»…  — В 1837 г. был принят закон о повсеместном издании губернских и областных ведомостей, при некоторых «Ведомостях» выходили особые приложения (Лисовский П. М. Библиография русской периодической печати 1703–1900 гг., т. I. Пгр., 1915, с. 94).

Капитан… чин еще, так столбовой буду!  — Столбовой — потомственный дворянин. В то время право потомственного дворянства в военной службе давал чин полковника.

…читаю «Северную пчелу»…  — См. комментарий на с. 550–551.

…какой гриб съел капитан…  — Съесть гриб (идиома) — не получить, не добиться ожидаемого, обмануться.

…ручка… была причиною прыщей, о которых будет говорено впоследствии.  — Впоследствии об этом в рассказе не говорится.

Дом надворной советницы…  — Надворная советница — вдова надворного советника, чиновника седьмого класса.

—  Крови, Степка, крови!  — Пародируется возглас Отелло из одноименной трагедии Шекспира: «О, крови, Яго! Крови!» (в переводе И. И. Панаева; 1836). И. И. Панаев вспоминал, что вместо этой фразы знаменитый трагик В. А. Каратыгин произносил: «Крови, Яго, крови жажду я». «Ему казалось, что прибавление слов жажду я придавало большой эффект его реплике и поэтому было необходимо. В противном его нельзя было уверить» (Панаев И. И. Литературные воспоминания. <Л.>, 1950, с. 368). Некрасов неоднократно иронически обыгрывал эту реплику — ср. рецензию на «Мозаистов» Ж. Санд: «Ни одного убийства; ни одного стакана крови» (1841; ПСС, т. IX, с. 11; указано В. А. Егоровым); «Повесть о бедном Климе»: «„Крови, крови!“ — готов был <он> воскликнуть и, подобно дикому мавру, вонзить кинжал в грудь целого мира…» (1843; наст. над., т. VIII); рассказ «Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и К^о»: «И, грозно молвив: „Крови! крови!..“» (1850; пародии «Ассан сидел, нахмуря брови…» — см. выше, с. 388).

Погибну я, как пламень дымный, Среди полей, среди глуши!  — вероятно, пародийные строки, написанные самим Некрасовым.

…ни на земле, ни под землею!  — отголосок заключительной строки: «И да земле и под землей» — стихотворения В. Г. Бенедиктова «Пещеры. Кизиль-Коба» из цикла «Путевые заметки и впечатления (в Крыму)» (<1839>) (в кн.: Бенедиктов В. Стихотворения, т. II. СПб., 1856, с. 74).

…где встречаются души любящие и страдающие ~ Там ты найдешь ее!  — Тема встречи душ любящих в загробном мире была широко распространена в поэзия и прозе 1830-х гг. Некрасов отдал ей дань в первом своем сборнике (см. стихотворение «Встреча душ» и комментарий к нему: наст. изд., т. I, с. 206–208, 650–651). Но уже в 1841 г. она получает у него ироническое освещение — ср., например, отзыв на повесть К. П. Масальского «Осада Углича» (ПСС, т. IX, с. 21; указано В. А. Егоровым) и рассказ «Несчастливец в любви…» (см. выше, с. 198).

Ужели вечно будем мы бездомны!  — каламбур, обыгрывающий имя героини.

…любовь без штрифок!..  — Штрифка (штрипка) — тесьма, пришитая снизу к штанинам брюк и продеваемая под ступню или под обувь.

…с плисовым воротником…  — Плис — хлопчатобумажный бархат.

…триковые ноги — т. е. ноги в брюках из ткани трико.

Мрачен и дик сидел капитан, за завтраком ~ его внимания.  — Ср. начало главы первой. Начало третьей главы совпадает с началом заключительной подглавки.

Карета^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: ЛГ, 1841, 3 июня, № 60, с. 237–239, с подписью: «П. Перепельский».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V.

Автограф не найден.

В. Е. Евгеньев-Максимов считал этот рассказ одним из наиболее интересных в ранней беллетристике Некрасова и находил в нем общео с «Записками сумасшедшего» Гоголя; подзаголовок «Предсмертные записки дурака» соотносим с названием у Гоголя, в развитии сюжетов обоих рассказов существенную роль играет сцена уличной встречи с любимой девушкой, сходны мысли героев об общественном неравенстве (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 270–272). А. Н. Зимина писала о том, что чувства, которые переживает герой «Кареты», Некрасов впоследствии запечатлел в стихотворении «Пьяница» (1845) (Зимина, с. 173). Евгеньев-Максимов, возражая Зиминой, утверждал, что большие основания для сопоставления дает известное стихотворение Н. Л. Добролюбова «Когда среди зимы холодной…» (1856; Добролюбов, т. VIII, с. 44). В целом рассказ рассчитан на комическое впечатление: «…и хотя там, где говорится о лишениях героя, автор преисполнен явного сочувствия к нему, однако в основной части рассказа, где речь идет о безумном стремлении героя „пятнать грязью человечество“, преобладает некрасовская ирония» (Крошкин, с. 46).

…макасарскому маслу их уже не вырастить!  — Макасарское масло — средство для ращения волос, введенное англичанином Роуландом.

Есть люди, которые завидуют ~ Шекспиру и Брамбеусу, Крезу и Синебрюхову; есть другие, которые завидуют Палемону и Бавкиде, Петрарку и Лауре, Петру и Ивану, Станиславу и Анне ~ Манфреду и Фаусту…  — комический перечень имен. О Брамбеусе см. комментарий на с. 539. Крез (ок. 560–546 до н. э.) — царь Лидии, по древнегреческому преданию, обладавший несметными богатствами. Имя его превратилось в нарицательное для обозначения богача. Синебрюхов — купеческая фамилия. Палемон (Филемон) и Бавкида — герои обработанного, Овидием в «Метаморфозах» древнегреческого мифа, стали синонимом неразлучной четы престарелых супругов. Петрарка (1304–1374) — знаменитый итальянский поэт-гуманист, его сонеты к Лауре — бессмертный образец любовной лирики. Станислав и Анна — русские ордена (по именам святых), орден Станислава был трех степеней (по убывающей), Анны — четырех. Манфред — герой одноименной драматической поамы Байрона. Фауст — герой народного предания и одноименной философской поэмы Гете.

…зависть ~ читающую «Русский инвалид»…  — «Русский инвалид, или Военные ведомости» — официальная газета, издававшаяся с 1813 г. П. П. Пезаровиусом, в которой печатались приказы по армии, в том числе приказы о награждениях и повышениях.

…от благородных, но бедных родителей.  — Словосочетание, часто употреблявшееся в ироническом значении в литературе того времени. Ср., например, в повести И. И. Панаева «Актеон» (1841): «Волнение Прасковьи Павловны было так велико, что находившаяся при ней с незапамятных времен девушка-сирота лет тридцати шести, дочь бедных, но благородных родителей, в испуге бросилась к Антону и закричала…» (Панаев И. И. Полн. собр. соч., т. II. СПб., 1888, с. 157).

«Сколько людей ездят в каретах!..  — Историк Петербурга И. Пушкарев в 1841 г. писал: „Роскошь экипажей с каждым годом усиливается приметно. Лет за 20 назад можно было перечесть здесь все отличные кареты, коляски и всех дорогих лошадей, которые тогда принадлежали исключительно одним только людям из высшего сословия или первостатейным гражданам. Ныне совсем не то: иметь своих лошадей, коляску, дрожки, карету сделалось необходимости“) почти каждого коренного обывателя Петербурга, несколько побогаче, посметливее другого. Редкий портной и каретник не содержит теперь по четыре и пяти лошадей с экипажами и парадными и вседневными. Пока ремесленник на паре лихих бегунов в пролетных дрожках разъезжает со счетами по городу к своим должникам, жена ого посещает в кабриолете модные магазины, для уплаты старых долгов и для новых заказов. Вечером, в хорошую летнюю погоду, все семейство в прекрасной карете отправляется гулять на острова. Таков быт и потребности житейские ремесленника; что же делать высшему сословию, которое из приличия должно превосходить низшее в предметах внешней роскоши. По достоверным сведениям полиции, всех карет считалось в Петербурге в 1840 году 3 835, колясок 3 442, дрожек 10 533, саней 12 187, едва ли только половина из них извозчичьих, последние принадлежат благородному сословию и ремесленникам! После этого можно ли удивляться дороговизне работы здесь экипажей. Простые, или так называемые пролетные, дрожки стоят от 700 до 1 200 руб. ассиг., коляска самая обыкновенная — 2 000 руб. ассигн., а отличная карета дороже иногда двухэтажного дома в Симбирске» (Пушкарев, т. III, с. 35–36). Тема кареты — признака благополучия, знатности и богатства — обыгрывается в водевиле Ф. А. Кони «Карета, или По платью встречают, по уму провожают» (1836). Заключительные куплеты этого водевиля:

(Театр Ф. А. Кони, т. IV. СПб. — М., 1872, с. 47).

…как шильонский узник…  — Шильонский узник — герой одноименной поэмы Байрона, в 1822 г. переведенной на русский язык В. А. Жуковским.

…проклинал, как Байрон…  — Романтические мотивы проклятий миру, свету, людям, деньгам часты в поэзии Байрона (см., например, «Дон-Жуан», песнь третья, строфа 55; песнь шестая, строфы 22–23 и др.).

Латинская грамматика Цумпта…  — «Латинская грамматика, составленная по Цумпту Д. Поповым, бывшим профессором греческой словесности в С.-Петербургском университете» (СПб., 1839, 860 с.), к тому времени наиболее полная латинская грамматика на русском языке.

Жизнь Александры Ивановны^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: Л Г, 1841, 29 июля, № 84, с. 333–335; 31 июля, № 85, с. 337–340; 2 авг., № 86, с. 341–344; 5 авг., № 87, с. 345–348, с подзаголовком: «Соч. Н. Перепельского».

В собранно сочинений впервые включено; ПСС, т. V.

Автограф не найден,

В повести «Жизнь Александры Ивановны» Некрасов впервые затрагивает проблему положения женщины, изображает ее стремление к независимости, к самостоятельному труду. О героине повести В. Е. Евгеньев-Максимов писал: «Александра Ивановна в глазах общества если не падшая, то опозоренная женщина. Считая себя таковой, она предпочитает умереть от непосильной работы, чем принимать помощь от своей благодетельницы, перед которой она чувствует себя бесконечно виноватой. Однако если говорить по существу, то в моральном отношении она неизмеримо выше и своего соблазнителя, и беспощадно эксплуатирующей ее старухи-мачехи. К этому выводу приводит все содержание повести, в которой Некрасов впервые выступает в роли певца женщины и ее несчастной доли. В рассказе Александры Ивановны об ее жизни в доме ее благодетельницы графини и о том, как резко изменилась ее судьба после отъезда графини за границу, есть черты, позволяющие усмотреть некоторое сюжетное сходство со стихотворением „В дороге“. И там и здесь крепостную девушку воспитывают в барском доме, и там и здесь после смерти ли барина (уж не отец ли он героини?), после отъезда ли барыни (уж не мать ли она героини?) ее возвращают в прежнее состояние. В конечном результате и в том и в другом случае героини гибнут, хотя причины их гибели и неодинаковы» (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 270). А. Н. Зимина сопоставила заключительные слова повести с концовками некоторых гоголевских повестей, заметив, что их роднит грустный лиризм автора (Зимина, с. 172).

С. 164. … у английского магазина…  — Английский магазин — один из лучших в Петербурге универсальных магазинов. Особенно славился шелковыми, бумажными и шерстяными изделиями, принадлежал Никольсу и Плинке, помещался в нижнем этаже дома Васильчикова (Невский пр., 16) (см.: Нистрем К. М. Книга адресов С.-Петербурга на 1837 год… СПб., 1837, с. 1456).

С. 164. … на Английскую набережную.  — Английская набережная — район аристократических особняков, ныне набережная Красного флота.

С. 165. … швейцар с огромной гетманской булавою.  — В парадную форму швейцаров, стоявших у входа в крупные учреждения и частные аристократические дома, входила и булава — длинная палка с шаровидным набалдашником. Ср. в поэме «Кому на Руси жить хорошо»: «Надел ливрею шитую, Взял в руки булаву…» (наст. изд., т. V, с. 180).

С. 166. … в Грязной.  — Грязная — ныне улица Марата.

С. 168. … на Исакиевской площади около балаганов…  — На пространстве от Главного Штаба до Исаакиевского собора, перед Адмиралтейством (на Адмиралтейской площади), два раза в году, на пасху и на масленицу, устраивались народные гулянья, которые длились неделю. Современник Некрасова И. Пушкарев так их описал: «…К этому времени Адмиралтейская площадь застраивается горами, качелями, балаганами. Настанет праздник, и здесь со всех, сторон раздается шумная музыка, слышится говор, смех, пение, визг, хохот, и длинные ряды экипажей, зимних и летних, тянутся вокруг гор. Странно, что постройка балаганов на площади производится всякий год в одном и том же виде, по тем же планам, с прежними фасадами. Также и репертуар балаганов почти без изменений каждый год один и тот же. Легат, Готье, общества волтижеров: Роббы, Клейшнека, Мекгольд со своею ученою корсиканскою лошадкою, кукольный театр, несколько геркулесов и другие банкисты — повторяют всякой год свои представления. Однако же, несмотря на это, гулянье на Адмиралтейской площади, среди балаганов, гор и качелей, всегда многочисленнее прочих гульбищ в Петербурге, особенно если благоприятствует погода» (Пушкарев, т. III, с. 188).

…не Исакиевский мост…  — См. комментарий на с. 554.

…в дальней линии Васильевского острова за Средним проспектом…  — т. е. на окраине Петербурга.

…даже позволяла мне часто по целым дням проводить вместе с ее дочерью…  — Вероятно, поспешностью (или небрежностью) автора следует объяснить логическое противоречие этого замечания героини и признания графини: «детей у меня нет» (см. выше, с. 186).

…без штрипок…  — См. комментарий на с. 558.

…у камергера…  — Почетное придворное звание камергера могли получить гражданские чиновники, дослужившиеся до V–III класса.

…помахивая палкой из королевского дерева с костяным набалдашником, изображающим голову китайского мандарина пятой степени.  — Королевское дерево — торговое название древесины, привозимой из Индии. Из этой древесины, очень плотной и тяжелой, часто изготавливали палки для зонтиков и тросточек. Мандарин (от португальского mandar — командовать) — европейское обозначение китайского чиновника. Гражданские чиновники в Китае разделялись на девять классов, военные — на семь. Каждый класс имел отличительные шарики на шапках, вышитое изображение птицы (у гражданских) или животного (у военных).

Саперлот (от нем. Sackerlot (Sapperlot)) — восклицание, подобное русскому «Черт возьми!».

…я он и пырь мне навстречу…  — Пырь (устар.) — междометие от глагола пырять, обозначающее внезапное действие.

Дрожки — легкий открытый двухместный экипаж на рессорах. В 1841 г. «Северная пчела» писала: «Горе тому, кто должен разъезжать на наших извозчиках! Ведь извозчичьи лошади решительно разбиты или запалены и едва влекутся. Извозчичьи дрожки тряски, хуже лихорадки, и притом так коротки, что вас беспрестанно бьет по носу огромным извозчичьим помором, скажите, пожалуйста, что это за публичный экипаж, который по защищает вас ни от пыли, ни от грязи, ни от солнца? А как дороги извозчики летом! Ужас!» (СП, 1841, № 96).

—  На Петербургскую сторону.  — Петербургскую (ныне Петроградскую) и Выборгскую стороны современный Некрасову историк Петербурга И. Пушкарев называл «предместьями столицы»: «Пустынные зимою, они оживают лишь летом, когда жители из центра города переезжают на дачи <…> В образе жизни, даже в самых нравах, привычках, увеселениях, обитатели Петербургской, Выборгской частей сохраняют провинциальную незатейливость, добродушие, простоту в наружном обхождении и гостеприимство — резкие противоположности с характером жителей в центре столицы» (Пушкарев, т. I, с. 77).

—  К Карповке.  — Карповка — река в Петербурге.

Ни на земле, ни под землею…  — См. комментарий на С. 558.

…в печурке сереньки…  — Сереньки (серенки) — спички.

…драдедамовый выношенный салоп…  — Драдедам (от франц. drap do dames) — топкое (дамское) сукно. Салоп — верхняя женская одежда в виде широкой накидки с пелериной и прорезями для рук или небольшими рукавами.

Опомнясь — недавно, несколько дней тому назад.

—  Дочь моя!  — воскликнула Александра Ивановна…  — О мотиве тайны, окутывающей рождение ребенка, см. комментарий на с. 555.

…в сером армяке…  — Армяк — крестьянская верхняя распашная одежда из толстого сукна в виде халата или прямого кафтана.

…по замысловатому предположению одного китайского студента…  — О значении эпитета «китайский» см. комментарий на с. 552.

…время разведения мостов…  — Существовавшие тогда плашкоутные мосты при появлении льда осенью и по вскрытии рек весною разводились на несколько дней и заменялись на это время перевозом.

…к церкви Спаса в Бочарной?..  — Спасо-Бочаринская церковь, она же Тихвинская, Происхождения Честных древ (или Древ животворящего креста господня), находилась на пересечении Бочарной улицы (к 1863 г. переименована в Симбирскую, ныне улица Комсомола) и Воскресенского проспекта (ныне проспект Чернышевского).

…в зеленой венгерке…  — Венгерка — куртка с нашитыми поперечными шнурами по образцу формы венгерских гусар.

…к Воскресенскому мосту подъехала коляска.  — Воскресенский мост — разводной плашкоутный мост через Неву, соединявший Литейную часть города с Выборгской стороной (находился выше современного Литейного моста).

Охтинское кладбище — одно из самых старинных небогатых петербургских кладбищ.

Несчастливец в любви, или чудные любовные похождения русского Грациозо^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: П, 1841, кн. 5, с. 69–82, без подписи, в оглавлении: «Рассказ ***».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V.

Автограф не найден.

Авторство Некрасова установлено на основании его письма от 18 июля 1841 г. к Ф. А. Кони, где он сообщал: «Оригинал для пятой книжки мною подобран и приготовлен. Сверх того, в нем пойдет моя повесть, которая будет более печатного листа…» (ПСС, т. IX, с. 22). Единственная повесть, напечатанная в № 5 «Пантеона», — «Несчастливец в любви…», объем ее соответствует указанному в письме.

В. Е. Евгеньев-Максимов, анализируя этот рассказ в ряду произведений Некрасова о неудачниках, отмечал, однако, что он«…почти лишен социальной тенденции. Только первая неудача героя в любви явилась следствием его бедности…» (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 272).

Нарочито ироническая интонация «Несчастливца в любви…», громоздкое заглавие, композиция, представляющая собой цепь отдельных новелл, позволяют рассматривать это произведение как пародийное по отношению к жанру авантюрной повести XVIII — начала XIX в.

Грациозо (Gracioso) — прозвище комического персонажа испанской комедия, хитрого, забавного, притворно наивного (в нарицательном употреблении — шут, весельчак).

Панар — Шарль Франсуа Панар (1694–1765) — французский лирик, автор многочисленных песен, а также эпиграмм, комедий, водевилей и комических опер.

…губернский секретарь…  — чиновник двенадцатого класса.

…люби меня идеально и не теряй надежды на соединение если не тут, то там!..  — См. комментарий на с. 558.

…перед брачным налоем…  — Налой (или аналой) — в православной церкви высокий покатый столик для книг и икон, перед которым совершался свадебный обряд.

Томский (имя моего друга)…  — Вероятно, имя друга главного героя выбрано не без влияния повести Пушкина «Пиковая дама».

…он был ~ рыцарем зеленого поля…  — т. е. игроком в карты.

…я был уже прикован к ней неразрывной цепью страсти…  — автопародийная реминисценция из стихотворения «Признание» (МиЗ): «Я навек к тебе прикован Цепью страсти роковой» (наст. изд., т. I, с. 266; указано в статье: Вацуро В. Э. Некрасов и К. А. Данненберг. — РЛ, 1976, № 1, с. 140).

Вы не поверите, если я скажу вам, что платок был причиною нового и едва ли не величайшего несчастия в моей жизни…  — Вероятно, в пародийно-сниженном тоне Некрасов обыгрывает здесь деталь (платок), давшую развитие трагическому сюжету в драме Шекспира «Отелло».

…стремглав кидался на своем бегуне с утесов в ярящиеся волны Терека…  — травестирование сцены, популярной в романтической литературе 1830-х гг.: прыжок всадника на коне со скалы в бурную реку (Вацуро В. Э. Некрасов и К. А. Данненберг, с. 139).

…я решился ~ полюбить дикарку…  — В последней главке рассказа дается как бы ироническая вариация сюжета повести М. Ю. Лермонтова «Бэла».

Опытная женщина. Повесть из провинциального быта^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: ОЗ, 1841, № 9, с. 311–345, с подписью: «Н. Некрасов».

В собранно сочинений впервые включено: ПСС, т. V.

Автограф не найден.

25 ноября 1841 г. Некрасов сообщил Ф. А. Кони: «Я послал Краевскому „Опыт<ную> женщ<ину>“, а денег за нее просить совещусь, потому что предварительно об этом не говорил… Не знаю, как он об этом думает».

А. Н. Зимина отнесла «Опытную женщину» к распространенным в 1840-1850-х гг. повестям о «хлыщах» и сравнила это произведение с повестью И. И. Панаева «Львы в провинции» (1852), подчеркнув, что у Некрасова сюжет разворачивается не в морализующем, а в ироническом плане (Зимина, с. 172). Такое сопоставление вызвало возражения В. Е. Евгеньева-Максимова, который считал, что в этой повести юмористически описано провинциальное помещичье общество, «но сатирические ноты звучат еще очень слабо» (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 274). Образ Зеницына рассматривался и как попытка Некрасова изобразить положительного героя, однако при этом отмечалось, что «повести вредят натяжки при обрисовке психологических состояний героев, не вполне удачные мотивировки их поступков» (Крошкин А. Ф. Художественная проза Некрасова 1840-х годов. Автореф. канд. дне. М., 1956, с. 8).

Ф. Менцов упомянул это произведение в своем «Обозрении русских газет и журналов за четвертое трехмесячие 1841 года» (Журнал Министерства народного просвещения, 1842, № 5, отд. VI, с. 129).

«Месяцеслов» — календарь.

…до показания годовых праздников и табельных дней.  — Годовые праздники — церковные праздники, табельные дни — дни, включенные в табель о праздниках (церковных, государственных, дней рождения царствующих особ) и свободные от службы, учения и т. п.

Андрей Матвеевич не льстил Черницкому.  — В тексте первой публикации Черницкий здесь назван Чорницыным (исправлено в настоящем издании).

…«с ученым видом знатока»…  — цитата из «Евгения Онегина» Пушкина (глава 1, строфа V).

Вот только что вышедшая в переводе драма Шекспира «Ромео и Юлия»…  — Пьеса Шекспира «Ромео и Джульетта» в переводе М. Н. Каткова под заглавием «Ромео и Юлия» была опубликована в «Пантеоне русского и всех европейских театров» (1841, кн. I, с. 3–64).

Отставной стряпчий, закоренелый подьячий…  — Стряпчий — чиновник по судебным делам, подьячий — писец и делопроизводитель в канцелярии. Говорящая фамилия «Бралов», упоминание о «длинных руках» — намеки на взяточничество как устойчивую черту в характеристике подьячих (ср., например, рассказ А. В. Тимофеева «Мой демон»: «Известное дело, чему быть в черепе подьячего, кроме взяток и законов!» (1833; Тимофеев А. Соч. в стихах и прозе. Опыты, ч. 3. СПб., 1837, с. 72–73); см. также стихотворный фельетон Некрасова «Провинциальный подьячий в Петербурге» (1840; наст. изд., т. I, с. 282–291).

…нашему исправнику?..  — Исправник — начальник уездной полиции.

…выпивать по рюмке ерофеичу…  — Ерофеич — водка, настоянная на разных пахучих травах.

—  Ты думаешь?  — перебил Зеницын.  — В тексте первой публикации Зевицын здесь (а также ниже: Зеницын задумался.) назван Зеницким. В настоящем издании эта небрежность исправлена. Заметим, что имя Зеницкий носит герой повести В. Несторенко «Мщение женщины» (ЛГ, 1842, 3 мая, № 48).

…для села Вахрушова.  — Село Вахрушово упоминается также в пародии Некрасова «Карп Пантелеич и Степанида Кондратьсвна» (1844) (см.: наст. изд., т. I, с. 440).

…вышел в отставку надворным советником…  — См. комментарий на с. 550.

…«О, говори, говори, ангел блистательный!» — Эта и другие реплики из драмы Шекспира, приводимые в тексте повести, не имеют точного соответствия переводу М. Н. Каткова.

—  Фабры, фабры!..  — Фабра — косметический состав для окраски в черный цвет бороды и усов, а также для придания усам определенной формы.

…точно у Казимода!  — Квазимодо — герой романа В. Гюго «Собор Парижской богоматери», имя его стало нарицательным для обозначения физического уродства.

—  О, решайте же скорей мою участь… Или умертвите презрением, или подарите любовию!..  — В переводе М. Н. Каткова наиболее соответствуют этим словам следующие стихи (д. II, явл. 2):

(П. 1841, М 1, с. 20).

…а теперь мне некогда: я пойду в тюрьму подышать свежим воздухом…  — Возможно, отголосок реплики Гамлета из одноименной трагедии Шекспира (д. II, явл. 1) в переводе Н. А. Полевого (1837): «Свет просто тюрьма с равными перегородками и отделениями. Дания самое гадкое отделение» (Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого, т. III. СПб., 1843, с. 82).

…точно картинка суздальской живописи.  — Имеются в виду аляповатые дешевые иконы суздальских ремесленников.

Да ты настоящий Тальма!  — Франсуа Жозеф Тальма (1763–1826) — выдающийся французский актер-трагик эпохи классицизма.

…помни разборчивую невесту.  — «Разборчивая невеста» (1806) — басня И. А. Крылова.

…приковать его к себе навеки цепями любви…  — См. комментарий на с. 564.

Ему хочется в елисейские…  — Идиома: он хочет умереть. Елисейские поля (или Элизий) — блаженная страна (или острова) счастья, куда боги переносят после смерти избранных героев (ср., например, стихотворение Е. А. Баратынского «Элизийские поля» (1824), а также повесть А. А. Бестужева-Марлинского «Испытание»: «…уверен ли ты, что супруг ее убрался в елисейские?» — Бестужев-Марлинский А, А. Соч., т. I. М., 1958, с. 176).

В Сардинии^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: ЛГ, 1842, 8 марта, № 10, с. 193–208, с подзаголовком: «Повесть Н. А. Перопельского».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V.

Автограф не найден.

В 1830-1840-е гг. испанская тема была модной в русской романтической литературе. О «стране кинжальных и балконных страстей» и о самих испанцах, «неистовых и наивных детях южного солнца», писали штампами, пародированными позднее, в 1850-х гг., в стихах Козьмы Пруткова (см., например, «Желание быть испанцем» и «Осада Памбы» (1854)). Наводнившие журналы и альманахи конца 1830-начала 1840-х гг. повести и драмы, действие которых происходит в Италии или Испании, предопределили появление таких произведений Некрасова, как «Певица» и «В Сардинии». Смешение итальянских и испанских реалий нередко во многих этих сочинениях, встречается оно и в повести «В Сардинии» (подробнее об «испанской теме» в русской литературе см. в кн.: Алексеев М. П. Очерки истории испано-русских литературных отношений XVI–XIX вв. Л., 1964, с. 167–185). Исследователи 1930-1940-х гг. (В. Е. Евгеньев-Максимов, А. Н. Зимина) но считали явно подражательную повесть «В Сардинии» характерной для раннего творчества Некрасова (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 275; Зимина, с. 168). В статье «Некрасов и К. А. Данненберг» (РЛ, 1976, № 1, с. 131–144) В. Э. Вацуро называет ряд конкретных обстоятельств, непосредственно повлиявших на создание «испанских» повестей Некрасова. В их числе — литературные произведения и переводы кружка Н. А. Полевого, с которым Некрасов был тесно связан в конце 1830-х гг., замысел оперного либретто «Испанка» на музыку Данненберга (была ли эта работа осуществлена — неизвестно), впечатления от современного Некрасову музыкального театра. Сюжет повести «В Сардинии» В. Э. Вацуро связывает с оперой Обера «Фенелла» («Немая из Портачи», 1828), что подтверждается совпадением некоторых ситуаций и заимствованием имени Фиорелло. Назовем еще два произведения, наиболее созвучные повести Некрасова и близкие к ней по времени написания: «Низида» А. Дюма (пер. с франц. П. Пятерикова — М., 1841, № 8, с. 347–403) и поэма И. С. Тургенева «Стено» (1834). Несомненно также общее влияние романтических «итальянских» повестей А. В. Тимофеева, таких как «Калькано» (1831), «Тейфельсберг» (1834), «Преступление» (1835) и др. Сюжетный мотив безумной сословной и семейной гордости, вероятно, восходит к «Романсам о Сиде», известным Некрасову скорее всего в переводе М. Лихонина («Огорчен Лайнес Диего…» — М, 1841, № 11, с. 6–13; ранее были опубликованы переводы В. А. Жуковского (1831) и П. А. Катенина (1832)). Возможным отечественным источником, обнаруживающим совпадение с некрасовской повестью в указанном плане, следует считать главу X («Заморский принц») части IV романа В. Т. Нарежного «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» (1814). Но исключено также влияние на Некрасова повести Нарежного «Запорожец» (1824), действие одного из эпизодов которой разворачивается в Сардинии (наблюдение Н. Н. Пайкова).

Мотив потери или находки перстня как улики был также популярен в романтической литературе и литературе периода зарождения «натуральной школы». В 1840 г. в журнале «Отечественные записки» были опубликованы первые главы романа В. А. Соллогуба «Тарантас», одна из которых, «Перстень», сыграла впоследствии свою роль в творческой истории некрасовского стихотворения «Огородник» (1846) (см. об этом: Вацуро В. Э. Один из источников «Огородника». — Некр. сб., VII, с. 106–111). В 1841 г. появилось сразу несколько повестей с этим сюжетом: «Маргарита Прокофьевна» Г. Ф. Основьяненко (Квитки), «Перстень» Е. П. Гребенки, «Перстень. Предание города Б *» А. А<мади>о. На последнюю книгу Некрасов опубликовал рецензию в «Литературной газете» (1841, № 67).

Время действия повести не поддается точной датировке. Сардиния была под испанским владычеством с XIV в. до 1708 г.

Если б вы могли представить себе во весь рост его родословное дерево…  — Тема дворянского родословного дерева иронически обыгрывается Некрасовым в водевиле «Шила в мешке не утаишь — девушки под замком не удержишь» (1841; наст. изд., т. VI, с. 228), позднее — в поэме «Кому на Руси жить хорошо» (часть первая, глава «Помещик»; наст. изд., т. V, с. 72–73).

…повыше Чимборазо и Давалагири…  — По представлениям современников Некрасова, высочайшие вершины мира. В элементарном учебном пособии, которым мог пользоваться Некрасов в связи со своей работой в 1840 г. в качество репетитора в пансионе Г. Ф. Бенецкого, отмечалось: «Между рядами высоких гор, простирающихся по всему земному шару, высочайшая гора Давалагири, в Азии, поднимается до 27 540 английских футов. После нее до сих пор считалась высочайшею горою Чимборасо, в Америке, имеющая 20 148 футов вышины…» (Чтения для умственного развития малолетних детей и обогащения их познаниями. Составлены Егором Гугелем… 7-е изд. СПб., 1844, с. 76).

…донья Инезилья…  — Инезилья — не испанское имя; вероятно, при выборе имени на Некрасова повлияло стихотворение Пушкина «Я здесь, Инезилья…» (1830).

Да простит тебя Сант-Яго!  — Сант-Яго — святой Иаков, один из двенадцати апостолов.

Алгорробы — рожковые деревья (исп. algarrobo).

Баскинья — черная юбка (исп. basquifia).

Достал ли ты хоть тысячу вельонов…  — Вельон — монета из сплава серебра и меди (исп. veilon).

…никто не слушает его тоскливой кантилены…  — Кантилена — небольшая лироэпическая песня в средневековой западноевропейской поэзии (лат. cantilena).

Если жизнь ослепит блеском счастья глаза…  — Печаталось как отдельное некрасовское стихотворение. Впервые включено в собрание сочинений в издании: ПССт 1927.

…молись, чтоб смерть скорей соединила нас…  — См. комментарий на с. 558.

…мои сегедильи…  — Сегедилья — испанский (андалузский) быстрый народный танец (с кастаньетами), сопровождаемый песнями и игрой на гитаре (исп. seguidilla).

Донья Инезилья отворила шкаф…  — Прятанье в шкафу — один из постоянных сюжетных ходов испанской комедии «плаща и шпаги», он часто использовался Кальдероном, Лопе до Вега и другими драматургами «золотого века» испанской комедии.

Не удивляйся наряду Линоры…  — Ленора — героиня одноименной баллады Бюргера; Пушкин в «Евгении Онегине» уподобил ей свою музу (глава 8, строфа IV). У Некрасова это условно-поэтическое имя встречается впервые в стихотворении «Смуглянке» (МиЗ): «За Ленору умер я!» (см.: наст. изд., т. I, с. 261).

—  Дай задаток, Ханэта, дай задаток! ~ поцеловала его…  — Ср. у Ф. А. Кони в «Синьоре и плебеянке. Сцена из итальянской жизни XVII века»:

(П, 1840, ч. I, с. 131).

В том же выпуске «Пантеона» была напечатана первая глава стихотворного фельетона Некрасова «Провинциальный подьячий в Петербурге».

—  Крови вашей, идальго, крови!  — фраза, восходящая к восклицанию Отелло из одноименной трагедии Шекспира и пародированная Некрасовым в рассказе «Капитан Кук» (см. комментарий на с. 557–558).

…дон Диего желает вас видеть…  — Дон Диего — частое имя героев-испанцев. Его носит герой «Романсов о Сиде» (см. выше, с. 568). Доном Диего де Кальвадо называет себя дон Гуан в «Каменном госте» (1826–1830) Пушкина.

Алкад — имеется в виду алькальд — городской судья (исп. alcalde).

Помещик двадцати трех душ^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: ЛГ, 1843, 21 мая, № 12, с. 227–234, с подзаголовком: «Соч. Н. Перепельского».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V.

Автограф не найден.

Рассказ написан в расчете на комическое восприятие романтического образа и стиля героя-идеалиста. А. Ф. Крошкин писал: «…мотив относительной бедности героя (обладателя только двадцати трех душ) выражен слабо; основной заряд направлен против его выспренных мечтаний, далеких от жизни» (Крошкин, с. 46). Незадолго до смерти Некрасов, по словам Суворина, так вспоминал о своей молодости: «Идеалисты сердили меня, жизнь мимо них проходила, они в ней ровно ничего не смыслили, они все были в мечтах, и все их эксплуатировали» (Суворин А. С. Недельные очерки и картинки. — НВ, 1878, 1 янв., № 662). В воспоминаниях Н. В. Успенского приводится эпизод из жизни Некрасова, который мог иметь отношение к истории создания рассказа «Помещик двадцати трех душ»: «В первом своем рассказе Некрасов упоминал о каком-то дворянском семействе, в котором он давал уроки детям и где ему не только не платили денег, но едва не морили голодом; вследствие чего он и принужден был оставить означенное семейство. „Вы не можете себе представить, что это были за уроды! — говорил Некрасов (следовало комическое описание всего семейства). — Я думал, думал да взял всех их и описал… так что уроки мои не пропали даром…“» (Успенский Н. Воспоминание о Н. А. Некрасове (письмо в редакцию). — Иллюстрированная газета, 1878, 5 февр., № 6, с. 47). Так же как и в «Карете», в рассказе «Помещик двадцати трех душ» ощущается сильное влияние «Петербургских повестей» Гоголя, особенно «Записок сумасшедшего». От стиля Гоголя идет и некрасовская манера создания комического портрета (француз Бранказ, немка Шпирх, учитель Поношенский), и способ характеристики героев через выразительные фамилии. В скупо переданной биографии Супонева угадываются черты сходства с историей жизни и «благоприобретений» Чичикова.

…не любил так Тассо свою Элеонору, не любил так Петрарка Лауру свою…  — Элеонора — сестра герцога Альфонса Феррарского, в которую был влюблен Тассо (см. о нем комментарий на с. 546). О Петрарке и Лауре — см. комментарий на с. 559.

…сердце мое сильнее билось при взгляде на семерку пик…  — возможно, отголосок темы трех карт в «Пиковой даме» Пушкина.

…ради Брегета!.. — А. Л. Бреге (1747–1823) — французский часовой мастер. Часы, изготовленные в его мастерской, отличались большой точностью.

…голова ничего не стоит ~ без головы я не могу идти к ней: неприлично!..  — Ср. в повести Гоголя «Нос»: «…мне ходить без носа, согласитесь, это неприлично» (Гоголь, т. III, с. 56).

…я схватил «Маяк»…  — «Маяк современного просвещения и образованности» (1840–1845), реакционный литературно-политический журнал, выходивший в Петербурге; издателем его к концу 1840 г. стал 10. А. Юнгмейстер, предшественниками которого были В. П. Поляков, а затем П. А. Корсаков и С. А. Бурачок.

Больно за человечество…  — возможно, пародийный отголосок заключительных слов из монолога Гамлета: «Страшно, за человека страшно мне» (д. 3, явл. 3) — в переводе Н. А. Полевого (1837). См. также: Белинский, т. II, с. 432.

…надворный советник и кавалер…  — чиновник седьмого класса, награжденный орденом.

…в семь лет схватил пять чинов…  — По «Правилам о порядке производства в чины по гражданской службе», изданным 25 июня 1834 г., производство в каждый следующий чин устанавливалось строго по выслуге в предыдущем чине и осуществлялось в срок от 3 до 8 лет (Шепелев Л. Е. Отмененные историей чины, звания и титулы в Российской империи. Л., 1977, с. 68).

…выстроил на имя жены дом в Петербурге…  — Ср. в стихотворении «Чиновник» (1844): «Но (на жену, как водится) в Галерной Купил давно пятиэтажный дом» (наст. изд., т. I, с. 414).

…23 ревижеских души…  — Ревизская душа — при крепостном право единица мужского населения, подлежавшая обложению подушной податью.

…статский советник…  — чиновник пятого класса.

…баранью кость он грыз и весело визжал…  — Ср. в поэме Лермонтова «Мцыри»: «…Сырую кость Он грыз н весело визжал…» (Лермонтов, т. IV, с. 162).

…я проклинал, как Байрон…  — См. комментарий на с. 560.

…сказала, что я «жантиль»…  — Жантиль — милый, любезный (от франц. gentil).

…от «ручек» пахло свиным салом и огуречным рассолом.  — Ср. в «Мертвых душах»: «Чичиков подошел к ручке Феодулии Ивановны, которую она почти всунула ему в губы, причем он имел случай заметить, что руки были вымыты огуречным рассолом» (Гоголь, т. VI, с. 402).

…целая стая борзовщиков, доезжачих, подъезжих из псарни…  — Борзовщик — псарь, управляющий сворою борзых собак, доезжачий — старший псарь, занимающийся обучением борзых и распоряжающийся ими на охоте, подъезжий — помощник доезжачего.

…я увидел в «Сыне отечества» первое мое стихотворение, с примечанием…  — Первым опубликованным произведением Некрасова было стихотворение «Мысль» («Сын отечества», 183S, т. V, № 10, отд. I, с. 100), оно сопровождалось примечанием редакции: «Первый опыт юного, 16-летнего поэта».

…забуду вас, балы Американского клуба…  — Американский клуб, или Клуб Соединенного общества, основанный в 1783 г., находился в доме Энгельгардта на Невском проспекте у Казанского моста (ныне Невский, 30). Первоначально целью клуба была помощь бедным иностранцам, в его члены принимались крупные чиновники, купцы первой и второй гильдии.

И вас, красотки молодые ~ По петербургской мостовой…  — неточная цитата из «Евгения Онегина» Пушкина (глава 1, строфа XLIII).

…. мало сказать, что на ней черт в свайку играл… Свайка — русская народная игра, состоящая в метании большого толстого гвоздя в лежащее на земле кольцо. «На роже черт в свайку играл» — говорят о рябом человеке.

…«съела гриб»…  — См. комментарий на с. 557.

…мне пришли на мысль те счастливые времена невозвратной юности, когда, бывало, меня сек учитель в школе…  — Ср. в поэме Некрасова «Суд» (1867):

(наст. изд., т. III, с. 37).

…направление такое благонамеренное, нравственно-сатирическое…  — Намек на Булгарина. В рецензии на «Очерки русских нравов…» Некрасов иронизирует над определением литературного поприща Булгарина как нравственно-юмористического (ПСС, т. IX, с. 89–94).

Каждому в доме и в околодке была у него своя особенная кличка…  — Позднее в драматическом произведении Некрасова «Осенняя скука» (1856) этот мотив найдет дальнейшее развитие.

Светило дневное взошло превыше ели. Но мы еще досель ни крошечки не ели!  — К. И. Чуковский высказал предположение, что это пародия на каламбуры Ф. А. Кони и что первый стих — отголосок пушкинской строки «Погасло дневное светило» (см. об этом: ПССт 1934–1937, т. I, с. 601–602).

…у Ноя было три сына ~ был отец?  — Пример аналогичного согласного грамматического суждения приводится в учебнике логики Г. К. Кизеветтера: «Кай есть отец Тита; Тит есть сын Кая» (Логика для употребления в училищах. Соч. И. Г. К. Кизеветтера. Переведено с нем. Яковом Толмачевым. СПб., 1831, с. 65). Вероятно, Некрасову был знаком этот учебник, так как он упоминается и в ранней пьесе «Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке» (1841) (наст. изд., т. VI, с. 84).

«Абшейлих» — отвратительно (нем. abscheulich).

У семидесяти семи мышей Много ли ног и ушей?  — Текст задачи близок фольклорной загадке: «У полусемых мышей Много ли ног да ушей?» (Садовников Д. Загадки русского народа. СПб., 1901, с. 248).

Я не льщу дуракам и голосом бешеной собаки не кричу против тех, кто умнее и даровитее меня. Я не утверждаю, что философия — сказка…  — Речь идет о О. И. Сенковском, который в своем журнале «Библиотека для чтения» поместил иронический отзыв о «Мертвых душах» Гоголя (БдЧ, 1842, т. LIII, № 8, отд. VI, с. 24–54) и часто, потворствуя обывательским вкусам, глумился над наукой.

Я даже не хвастаю дружбою с великими людьми, которых уже нет на свете и которые при жизни называли меня негодяем.  — Вероятно, намек на Ф. В. Булгарина, который много писал о своей близкой дружбе с Грибоедовым.

Необыкновенный завтрак^*

Печатается по тексту первой публикации, с восстановлением цензурных исключений и со следующими исправлениями по черновым автографам: с. 308, строка 9: «17» вместо «37» (по ГБЛ Б); с. 308, строка 21: «рассуждения» вместо «суждения» (по ГБЛ Б); с. 308, строка 24: «неукатанному» вместо «неуклюжему» (по ГБЛ Б); с. 318, строки 7–8: «лунатику, Хапкевичу» вместо «лунатику Хапкевичу» (по ГБЛ А); с. 325, строки 32–33: «неизгладимый» вместо «неохладимый» (по ГБЛ А); с. 325, строки 40–41: «место гувернантки и в крайнем случае горничной» вместо «место горничной» (по ГБЛ А).

Впервые опубликовано: 03, 1843, № 11, отд. I, с. 319–341, с подписью: «Н. Некрасов».

В собрание сочинений впервые включено: Собр. соч. 1930, т. III.

Черновой автограф (ГБЛ А), являющийся одновременно наборной рукописью главы VII части второй романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», без даты, с заглавием: «Необыкновенный завтрак» и подписью: «Н. Некрасов» — ГБЛ, ф. 195, М5758. 1, л. 86-104 об. Написан на двойных листах большого формата, имеет авторскую нумерацию (л. 5-21), содержит большое количество правки, вычеркнутых мест и дополнений на полях (см.: Другие редакции и варианты, с. 491–505). Обилие исправлений объясняется подготовкой очерка к печати. На листах рукописи есть следы типографской краски, зафиксированы карандашом фамилии наборщиков («Пермогоров 1-й», «Степанов», «Леонтьев», «Мурат<ов> 2-й»). Слева на полях помечено чернилами рукой Некрасова: «Рукопись вернуть обратно автору» (л. 21 об.). На атом же листе была начата и зачеркнута глава VIII романа о Тростникове от слов: «Успех моего водевиля…» — до слов: «Он сам подвизался…» (см.: наст. изд., т. VIII).

Черновой автограф (ГБЛ Б) от слов: «Эпизод из жизни сотрудника газеты…» — до слов: «- Молчите вы, свиньи! — с гневом воскликнул…», 4 л., без даты, с заглавием: «Необыкновенный завтрак» и авторской пометой карандашом (на л. 1): «В I отдел цензуры» — ГБЛ, ф. 195, М5756. Содержит значительные исправления (см.: Другие редакции и варианты, с. 505–508). Следы типографской краски, карандашная помета: «Мурат<ов> 1-й» (фамилия наборщика) свидетельствуют, что рассказ набирался также и по этой черновой рукописи. Очевидно, готовя «Необыкновенный завтрак» к печати, Некрасов заново написал начало, снабдив рассказ традиционным для литературы 1840-х гг. пространным подзаголовком: «Эпизод из жизни сотрудника газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа, рассказанный коротким его приятелем». Еще одно название (с подзаголовком) в таком роде — «Бал у писарей, или Дежурство в Новый год. (Фантастический эпизод из жизни чиновника)» (ОЗ, 1843, № 11, отд. VIII, «Смесь», с. 23–34).} Текст обеих черновых (наборных) рукописей в основном совпадает с текстом, напечатанным в «Отечественных записках». По-видимому, по цензурным соображениям в первой публикации были сделаны следующие исключения: «свиньи» (с. 312, строка 36); «господин с крестом» (с. 323, строки 5–7); «два остальные господина без крестов» (с. 323, строки 8–9); «как на святыню» (с. 327, строка 43). В настоящем томе эти купюры восстанавливаются по черновым автографам.

Рассказ датируется предположительно концом 1813 г., не позднее 31 октября, по цензорской помете на «Отечественных записках» (№ 11): «Печатать позволяется. С.-Петербург, 31 октября 1843. Цензоры А. Никитенко, С. Куторга».

«Необыкновенный завтрак» представляет собой главу VII части второй («Похождения русского Жилблаза») по завершенного и не опубликованного при жизни Некрасова романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова». В центре глав V и VI рома на, продолжением которых является «Необыкновенный завтрак», — тема литературно-журнальной борьбы эпохи. Отдельными сюжетными мотивами рассказ близок предшествующим автобиографическим прозаическим произведениям и водевилям Некрасова, посвященным эпизодам из петербургского литературно-журнального и театрального быта 1840-х гг.: «Без вести пропавший пиита» (1840), «Актер» (1841), «Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни» (1841).

Кроме автобиографического материала в нем использованы и литературные источники. Некоторые тематические и стилистические параллели к «Необыкновенному завтраку» прослеживаются у И. И. Панаева («Русский фельетонист. Зоологический очерк» — ОЗ. 1841, № 3; «Тля! (Не повесть)»[43]Журнальное название повести И. И. Панаева «Литературная тля» (см.: Ямпольский И. Г. Из истории литературной борьбы начала 1840-х годов («Петербургский фельетонист» и «Литературная тля» И. И. Панаева). — Учен. зап. Ленингр. гос. ун-та, 1954, № 173, сер. филол. наук, вып. 20, с. 149). — ОЗ, 1843, № 2). Прямая ссылка на последнее произведение содержится в «Очерках литературной жизни» (1845) (см. выше, с. 355–356). В этой повести И. И. Панаева описываются бенефис и пирушка; с упоминания подобных эпизодов начинается и «Необыкновенный завтрак» Автор называет своих героев не столько по именам, сколько комическими формулами: «добросовестный» книгопродавец, «отягченный галантерейностями», «издатель какой-то газеты», «литературный сплетник» и т. д. Этот стилистический прием используется и Некрасовым: «сотрудник газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа», «актер, отличавшийся необыкновенной любезностью», «рыжебородый мещанин», «чернобородый мещанин», «драматург-водевилист» (см. об этом: Гуковский Г. Неизданные повести Некрасова в истории русской прозы сороковых годов. — Некрасов. Тростников, с. 371).

Однако система повествования рассказа (обилие диалогов, иронические намеки на реальные факты литературной жизни 1840-х гг., физиологические зарисовки, авторские отступления — рассуждение об удивительно «малообразованном русском журналисте», например) свидетельствовала о поисках Некрасовым своей манеры, которая формировалась в русле «натуральной школы», под влиянием Гоголя (см.: Жук А. А. Сатира натуральной школы. Саратов, 1979, с. 142).

Нелепость происшествия, лежащего в основе рассказа («приключение» с ревельской уроженкой Амалией, излагаемое Некрасовым в пародийном ключе), характерные сюжетные атрибуты произведений «натуральной школы»: отсутствие денег, кредиторы у запертой снаружи квартиры «сотрудника газеты», диалоги «через форточку» — усиливали комическое звучание «Необыкновенного завтрака», сближали его с водевилем.

В статье «Русская литература в 1843 году» (ОЗ, 1844, № 1) Белинский отметил «Необыкновенный завтрак», назвав его в числе «лучших оригинальных повестей в прошлогодних журналах» наряду с «Тлей» И. И. Панаева, «Чайковским» Е. П. Гребенки, «Вакхом Сидоровичем Чайкиным» В. И. Даля (см.: Белинский, т. VIII, с. 95).

Необыкновенный завтрак.  — Название могло быть заимствовано Некрасовым из комедии, написанной им в соавторстве с П. И. Григорьевым (1-м) и П. С. Федоровым «Похождения Петра Степанова сына Столбикова» (1841–1842), в которой картина вторая озаглавлена «Необыкновенный обед». Ср. также: Тяжелый завтрак. Сценка из парижской жизни. — ЛГ, 1842, 31 мая, № 21, с. 436–438.

Эпизод из жизни сотрудника газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа…  — Имеется в виду «Литературная газета», выходившая в 1840 г. (в период редакторства А. А. Краевского) с эпиграфом: «Журнал добросовестный есть дело великое в благоустроенном государстве. (Из записок журналиста)», а с 1841 г. — с иным: «Сделайте одолжение, читайте!». По поводу последнего эпиграфа неоднократно иронизировала «Северная пчела»: «Три раза в неделю „Литературная газета“ представляет своим читателям одну и ту же картину, занимающую с падающими буквами заглавия ровно осьмую часть всего объема газеты. На этой картинке изображены разные фигуры (в одном углу франт, в другом человек с галунами по всем швам <…>) с листом бумаги в руке, а под картиною находится жалобная и трогательная надпись: „Сделайте одолжение, читайте!“. С величайшим искусством художник выразил ответ в чертах лица каждой фигуры, изображенной на картине: „Рады бы — да, право, нечего“» (СП, 1841, 27 марта, № 67, с. 266–267); «Она так потешна своею важностью <…> что нам весьма жаль, что ее так мало читают, невзирая на нежный эпиграф; „Сделайте одолжение, читайте!“ Замечательно и небывало» (СП, 1841, 15 сент., № 204, с. 827).

…справедливость философской поговорки «Чем ушибся, тем и лечись»…  — Пословица, означающая похмелье (см.: Снегирев И. Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования о русских пословицах и поговорках, кн. IV. М., 1834, с. 91).

…каждый этаж имел свой особенный воздух ~ Дом был наполнен подобными мастеровыми…  — Ср. описание дома в «Петербургских углах»: «Дом, на двор которого я вошел, был чрезвычайно огромен, ветх и неопрятен; меня обдало нестерпимым запахом и оглушило разнохарактерным криком и стуком: дом был наполнен мастеровыми…» (см. выше, с. 333).

…отставной солдат с корректурами…  — Ср. «О погоде» (1858–1865): «рассыльный Минай с корректурами»; рассыльный Минай упоминается и в «Песнях о свободном слове» (1865–1866) (см.: наст. изд., т. II, с. 181, 211).

…скверных прикупках…  — В карточной игре — карта или несколько карт, получаемых игроками сверх сданных по правилам игры.

Авторство у нас еще доныне придает ~ где будут смотреть на него как на гения.  — Ср. комическую трактовку этой темы в «Без вести пропавшем пиите» (1840) (выше, с. 47–66) и в фельетоне «Хроника петербургского жителя» (1844): «Ремесло сочинителя начинает мне с каждым днем больше нравиться: можно врать что угодно…» (ПСС, т. V, с. 401).

…был неказист; совсем не умел задать тона…  — Ср. в «Без вести пропавшем пиите»: «Иван приводил в исполнение то, что, по его словарю, называлось „задавать тону“» (с. 61); в «Актере» (1841): «Я льстить не умею И тон задавать…» (наст. изд., т. VI, с. 562). Этот фразеологизм встречается также в «Жизни и похождениях Тихона Тростникова» (наст. изд., т. VIII).

Приятелем нашим прикинулся. Каждый день в лавку зайдет ~ полфунтика сыру швейцарского в долг… либо осьмушку чайку!..  — Подобный эпизод встречается в рассказе «Без вести пропавший пиита». См. воспоминания М. И. Писарева о Некрасове (Новости, 1902, 25 дек., № 355; а также: Успенский Н. В. Из прошлого. М., 1889, с. 4–5).

…и пойдет рассказывать, и про Асенкову, и про театр, и про ахтеров…  — Варвара Николаевна Асенкова (1817–1841) — талантливая актриса петербургского Александрийского театра, ученица И. И. Сосницкого. См. также стихотворения «Прекрасная партия» (1852), «Памяти <Асенков>ой» (1855).

—  Все издания Онисима Евстифеича-с. Приказал-с просить — похвалить-с хорошенечко-с.  — Отражение автобиографических фактов — по заказам издателей и редакторов (Н. А. Полевого, А. А. Краевского, В. П. Полякова, Ф. А. Кони) Некрасов писал множество рецензий.

Пить чай пошли. ~ Под машину.  — В трактир или ресторан с органом.

…в пестром пестредевом халате…  — Пестредь (пестрядь) — грубая бумажная ткань из разноцветных ниток.

…общество наше увеличилось издателем газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа…  — Имеется в виду Ф. А. Копи (1809–1879), писатель, критик, водевилист, театральный деятель. С 1841 по 1843 г. Кони редактировал «Литературную газету». Об эпиграфе «Литературной газеты» см. выше, с. 575. «Издатель газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа», фигурирует в романе о Тростникове (см.: наст. изд., т. VIII) и в «Очерках литературной жизни» (1845): «издатель Дмитрий Петрович» — см. выше, с. 372–376.

Об отношениях Ф. А. Кони с Некрасовым см.: Евгеньев-Максимов В. Е. Некрасов и Петербург. Л., 1947, с. 31–36; Евгеньев-Максимов, т. I, с. 230–242; Королева Н. В. Н. А. Некрасов. Ф. А. Кони. — В кн.: Очерки истории русской театральной критики. Конец XVIII — первая половина XIX в. Л., 1975, с. 322–345; наст. изд., т. VI, с. 655–656. Ф. А. Кони явился прототипом «издателя какой-то газеты» Александра Петровича Д * в повести И. И. Панаева «Литературная тля» (см. указанную выше статью И. Г. Ямпольского, с. 156). Ср. также комментарий на с. 594–595.

…с очаровательною улыбочкой, которая на устах его обыкновенно служила предвестницею каламбура ~ есть-таки привычка запираться!  — Ср. в романе о Тростникове (часть вторая, глава VI): «Рассказ a la Кони, с каламбурами» (см.: наст. изд., т. VIII). В фельетоне «Современные заметки» (1847) Некрасов иронизировал по поводу плоских каламбуров («самородных русских каламбуров»), широко представленных в водевилях (см.: ПСС, т. IX, с. 552–553).

…он метал банк…  — Метать банк — сдавать карты игрокам (картежный термин).

…твой джин только держись.  — Джин — английская водка.

…загибая угол червонной семерки. (Он понтировал в долг.) — Пять рублей мазу!  — Терминология карточной игры. Угол означает четверть ставки (суммы денег, которую игрок ставит на карту), при объявлении которой загибается край, угол карты; понтировать — участвовать в карточной игре в качестве играющего против банка; маз — прибавка к ставке игрока, дающая право на долю в выигрыше.

—  Берегите носы, господа, ~ мы ведь все с лишним носом.  — Некрасов использует распространенные в литературе 1830-1840-х гг. каламбуры и анекдоты о носе, собранные, в частности, в альманахе «Картины света», изданном А. Вельтманом (М., 1836) (см. также: Невский альманах на 1846 г. СПб., 1846). Шуткой о носе начинается часть вторая цикла стихотворений Некрасова «О погоде» (см.: наст. изд., т. II, с. 187).

Лафит — сорт красного виноградного вина.

Пармезан — итальянский сорт сыра.

…над столом висели портреты Кутузова, Поль де Кока и Гутенберга; над кроватью картинка в рамке…  — Ср. в «Петербургском фельетонисте» И. И. Панаева: «На стене висят картиночки и портретцы великих людей» (ФП, ч. 2, с. 246). Поль де Кол (1793–1871) — французский романист-бытописатель, автор романов с запутанной интригой. Русская реакционная критика считала его произведения «грязными». В биографическом очерке о Поль де Коке (ЛГ, 1842, 8 марта, № 10, с. 208–210) Некрасов одобрительно оценивал демократическую тематику его произведений. Иоганн Гутенберг (1400–1468) — немецкий изобретатель, создатель европейского способа книгопечатания. Первоначально в черновой рукописи Некрасовым был назван и портрет Байрона (см.: Другие редакции и варианты, с. 498). Разностильность этих портретов, украшающих квартиру сотрудника, создавала комическое впечатление, намекала на «свободомыслие» литератора.

Стол был завален книгами и рукописями ~ на полу также валялись книги, рукописи и старые корректуры…  — Ср. описание кабинета журналиста в «Петербургском фельетонисте» И. И. Панаева: «Груды рукописей, книг, газет и журналов французских и немецких разбросаны по столам, пыльные и в беспорядке; корректуры валяются на полу» (ФП, ч. 2, с. 243).

Представьте себе панораму, в которой виды беспрестанно меняются ~ Старуха с огромным…  — Перечень портретных и бытовых зарисовок, характерных для русских «физиологий».

…на голос «Чем тебя я огорчила»…  — начальные строки стихотворения А. П. Сумарокова «Чем тебя я оскорбила» <1770>, вошедшего в песенники конца XVIII–XIX в. В первой строке иногда: «огорчила», «досадила». В песенниках первой половины XIX в. песня эта упоминалась как «любовная», «нежная» (см.: Песни и романсы русских поэтов. М.-Л., 1963, с. 75, 979). Цитируется в фарсе-водевиле «Две кормилицы», переделанном с французского Д. Т. Ленским: «Фекла: поет на голос „Чем тебя и огорчила“.» (Репертуар русского театра, 1841, № 8, с. 4).

…В двенадцать часов по ночам Из гроба встает барабанщик…  — начальные строки стихотворения В. А. Жуковского «Ночной смотр» (1836).

…сидят за зеленым столом…  — т. е. за карточным столом, оклеенным зеленым сукном, на котором мелом записывались взятки (карты, взятые старшей картой или козырем).

…в плисовом архалуке…  — т. е. в коротком мужском платье, заменяющем халат, из хлопчатобумажной ткани с ворсом.

…беречь свою честь: она единственное нате сокровище!  — Ср. вариант этой же фразы в «Очерках литературной жизни»: «…ведь тут честь — драгоценнейшее сокровище человека» (выше, с. 369).

…как говорится ~ в полицейских публикациях, камер-юнгферы.  — Имеютсяв виду объявления в газете «Ведомости С.-Петербургской городской полиции». Камер-юнгфера (нем. Kammerjungfer) — камер-девица (придворный чин). Слово это упоминается также в черновых рукописях частя первой (глава IV «Счастливые») «Кому на Руси жить хорошо» (см.: наст. изд., т. V, с. 316).

…просит рейнвейну…  — Рейнвейн — сорт виноградного вина.

Нарядов нет — прекрасный пол ~ Под потолок в восторге скачет,  — Некрасов использует здесь куплеты из водевиля «Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке» (1841). Ср. начальные и последние строки:

(см.: наст. изд., т. VI. с. 112).

Как жаль,  — подумал драматург-водевилист ~ что этот необыкновенный человек имеет привычку сам записывать свои каламбуры и помещать в печатных статьях.  — Ср. «Очерки литературной жизни», в которых драматург-водевилист намеревается все каламбуры журналиста-издателя поместить в свой водевиль (выше, с. 374).

Мой Санхо-Панчо…  — Речь идет о герое «Дон-Кихота» Сервантеса. Первый русский перевод «Дон-Кихота» с испанского был выполнен К. П. Масальским (СПб., 1838).

…пригласить вас к Кулону, к Лерхе, к Леграну…  — Имеются в виду петербургские рестораны. Описание их см.: Пыляев М. И. Старое житье. Очерки и рассказы. СПб., 1892, с. 8–9.

…с двухсотенной ассигнацией…  — Ассигнации — бумажные деньги, действовавшие в России до 1843 г., когда они были заменены государственными кредитными билетами.

Петербургские углы^*

Печатается по тексту первой публикации, с восстановлением цензурных исключений и со следующими исправлениями по авторизованным писарским копиям: с. 337–338, строки 44-1: «выварю» вместо «выпарю» (по АК ГИМ); с. 339, строка 6: «говорят, сердяга» вместо «говорят» (по АК ЦГАЛИ); с. 339, строка 22: «осьмнадцать» вместо «восемнадцать» (по АК ГИМ); с. 340, строка 37: «худенькой» вместо «худенький» (по АК ГИМ и АК ЦГАЛИ); с. 340, строка 37: «тощенькой» вместо «тощенький» (по АК ГИМ и АК ЦГАЛИ); с. 341, строка 29: «совсем дело дрянь» вместо «дело дрянь» (по АК ГИМ и АК ЦГАЛИ); с. 343, строка 25: «страшный» вместо «странный» (но АК ГИМ и АК ЦГАЛИ); с. 343, строка 26: «странным» вместо «страшным» (по АК ГИМ и АК ЦГАЛИ); с. 344, строка 17: «Долго» вместо «долго» (по АК ГИМ и АК ЦГАЛИ); с. 350, строка 36: «сковал» вместо «оковал» (по (АК ЦГАЛИ); с. 351, строка 30: «клубами» вместо «клубом» (по АК ЦГАЛИ).

Впервые опубликовано: ФП, ч. 1, с. 254–303, с подписью: «Н. Некрасов».

В собрание сочинений впервые включено: Собр. соч. 1930, т. III.

Отрывок чернового автографа главы V «О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются» из части первой не завершенного и не опубликованного при жизни Некрасова романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (см.: наст. изд., т. VIII) от слов: «Хороший человек…» — до слов: «…кивала мне головой», с датой: «7 сентября» — ГБЛ, ф. 195, М5758.1, л. 24. Глава романа была написана на л. 21–29 (сдвоенных, большого формата) автографа. Л. 24–28, по-видимому, были извлечены Некрасовым из рукописи для подготовки их к публикации в качестве самостоятельного очерка в первой части «Физиологии Петербурга». Дальнейшая судьба л. 25–28 неизвестна.

Отрывок белового автографа: «…в себе похвалы ~ лучше, чем теперь» — с незначительными карандашными поправками — ГПБ, ф. 608, № 5099, 1 л. (см. о нем: Заборова Р. Б. Из архивных разысканий о Н. А. Некрасове. — РЛ, 1973, № 4, с. 124–125).

Первая авторизованная писарская копия (АК ГИМ) со значительной правкой чернилами и карандашом, с обозначением Некрасовым расположения политипажей, с цензурными и автоцензурными исключениями, с пометами красным карандашом и красными выцветшими чернилами цензора А. И. Фрейгаига (на л. 1 помета, служащая основанием датировки копии: «По решению Комитета нельзя печатать. 4 апреля 1844») — ГИМ, ф. 37, ед. хр. 510, л. 1-46. Текст: «…заключали в себе похвалы ~ было лучше, чем теперь» (л. 33) утрачен (см. с. 347–348, строки 36–30).

Вторая авторизованная писарская копия (АК ЦГАЛИ), очевидно более поздняя (сходство авторских исправлений с первым списком позволяет датировать ее также 1844 г.), в основном соответствующая печатному тексту (за исключением отдельных цензурных и автоцензурных купюр), с авторской правкой чернилами и авторской пометой слева в углу на л. 1: «Рыжов! Перепишите эту статью еще раз хорошенько и поскорее. Некрасов» — ЦГАЛИ, ф. 338, ед. хр. 36, л. 1-23.

Последовательность копий устанавливается на основании следующих соображений. На первом листе копии ГИМ после заглавия «Петербургские углы» рукой Некрасова вписано: «(Из рукописи „Русский Жиль Блас“)». В копии ЦГАЛИ подзаголовок изменен также самим Некрасовым и соответствует имеющемуся в печатном тексте (в первой части «Физиологии Петербурга»): «Петербургские углы (Из записок одного молодого человека)». По сравнению со списком ЦГАЛИ копия ГИМ является более черновой. В ней содержится большее количество авторской правки, зачеркнутых и незачеркнутых вариантов. Описание «петербургских углов» здесь более пространно и сопровождено множеством бытовых деталей, отсутствующих как в копии ЦГАЛИ, так и в тексте первой публикации. После слов: «остальное пространство до двери было завалено разным хламом» — Некрасов вписывает на полях рукописи ГИМ: «в углу [налево] направо и противуположном ему, в углублении, были устроены нары, прикрытые так называемыми постельниками из тростника; четвертый угол был пуст» (см.: Другие редакции и варианты, с. 515). Диалог героя-повествователя с содержательницей «угла» Федотовной в копии ГИМ имеет большее число вариантов, свидетельствующих о поисках Некрасовым окончательных и более точных формулировок (там же, с. 515–516). Значительна авторская правка Здесь и в характеристике отдельных персонажей, в частности «зеленого господина» (там же, с. 519–522). В копии ГИМ содержится ряд карандашных помет, сделанных, очевидно, цензором, рядом со словами, требующими разъяснения. Например, знаки вопроса стоят около просторечных выражений «ерунда» и «побывшился», произносимых дворовым человеком и Кирьянычем, крестьянином, «отпущенным по оброку». В копии ЦГАЛИ к слову «ерунда», еще не бытовавшему в 1840-е гг. в литературе, рукой Некрасова вписано примечание: «Лакейское слово, равнозначительное слову — дрянь» (с. 348).

Все сказанное свидетельствует о том, что копия ЦГАЛИ представлялась Некрасову завершенной и окончательной. Цензорская правка красным карандашом содержится лишь в копии ГИМ; в копии ЦГАЛИ она почти не учтена, что объясняется, очевидно, намерением Некрасова сохранить текст в первоначальном виде. Однако цензорские изъятия в копии ГИМ и в «Петербургских углах», напечатанных в «Физиологии Петербурга», идентичны. Таким образом, сличение обеих авторизованных рукописей с текстом «Физиологии Петербурга» дает возможность выявить цензурные купюры и восстановить их в тексте, публикуемом в настоящем томе.

Цензурной правке в копии ГИМ подверглись главным образом фразы, содержащие намеки антиклерикального содержания, и некоторые «неблагопристойные» выражения. На с. 344 (строки 9-10) цензором вычеркнуто слово «Богоявленский» в надписи «Богоявленский питейный дом», здесь же (строка 30) зачеркнуто: «дьячки и квартальные»; на с. 345 (строка 29) под зачеркнутой фамилией «Яковлев» сверху надписано «Я…», по-видимому, чтобы исключить недопустимый намек на лицо именитое или известное современникам (ср. с. 520, 591); на с. 334 (строки 20–22) отмечена фраза, содержащая намек на грубую пословицу: «Я смекнул, что лучше последовать известной пословице ~ пошел серединою», а на с. 339 (строки 40–41) — слова «перекрестился на образок, висевший над нарами»; на с. 339 (строки 11–12) зачеркнуто: «вы тоже крепостной» и вписано: «дворовый». Некрасов заменил цензорский вариант словом «господский». В рукописи ГИМ изъято ироническое упоминание «Северной пчелы». Название булгаринской газеты заменено нейтральным обозначением «одна газета» (см.: Другие редакции и варианты, с. 523). Цензорская правка в писарской копии ГИМ не коснулась слов «напевая что-то про барыню» (с. 339, строки 31–32). Они есть и в списке ЦГАЛИ. Однако в тексте «Физиологии Петербурга» это место отсутствует. Очевидно, оно было исключено при повторном прохождении «Петербургских углов» через цензуру 11 февраля 1845 г. По-видимому, тогда же были изъяты фразы: «Но уважение к исторической истине заставляет сказать, что при вывеске повивальной бабки изображения никакого не было» (с. 333, строки 25–27) и «У отца родного крест с шеи снимет» (с. 353, строка 29). В обеих писарских копиях эти фразы значились.

Помимо перечисленных исключений, связанных с замечаниями цензора, в тексте «Петербургских углов» прослеживается еще несколько купюр. К ним относятся: «Из избы сору не выношу» (с. 337, строка 13); «А на собаке какой грех» (с. 337, строка 24); «Да денег дай! — сказал дворовый человек, отпущенный по оброку, — Денег у черта просить, — проворчал сердито бородач. Разговор прекратился» (с. 340, строки 11–14); «накапал в стакан сала из ночника, всыпал щепоть табаку и целую горсть соли, долил вином и пальцем всё размешал. Мне стало страшно» (с. 349, строки 24–27); «господь прибыль дает» (с. 353, строки 19–20); «Вчерась в нем в церковь ходила, рублев десятка стоит. Известно, тоже у господ украден: нищему где платок покупать!» (с. 353, строки 38–40).

Все это дает основание предполагать существование еще одной, не дошедшей до нас рукописи «Петербургских углов» (наборной), в которой, очевидно, имелась отмеченная выше правка.

В «Петербургских углах» (ФП) содержится авторское рассуждение (с. 347–348, строки 38–30): «Такие брошюры загромождали русскую литературу в доброе старое время ~ когда, по их словам, все было лучше, чем теперь», заключенное в кавычки. Между тем в обеих авторизованных писарских копиях и в отрывке ГИБ кавычки отсутствуют. Комментаторы (К. И. Чуковский, А. Н. Лурье) находили к этому месту отдельные смысловые параллели в статьях Белинского. Точным цитированием это некрасовское рассуждение не представляется. В настоящем томе кавычки устраняются по обеим копиям, по которым в тексте «Петербургских углов» восстанавливаются и купюры, перечисленные выше.

Начало работы над «Петербургскими углами» (не в качестве самостоятельного произведения, а в составе главы V романа о Тростникове) относится, вероятно, к концу 1843 г. Основанием для такого предположения является некрасовская помета «7 сентября» (без указания года), сделанная в черновой рукописи главы «О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются». Очевидно, эта дата может относиться лишь к 1843 г., так как 4 апреля следующего, 1844, г. «Петербургские углы» были запрещены Петербургским цензурным комитетом.

Как явствует из цензурной истории, первоначально «Петербургские углы» предназначались Некрасовым для «Литературной газеты». На заседании Петербургского цензурного комитета, состоявшемся 4 апреля 1844 г. в присутствии председателя комитета Г. П. Волконского, цензоров А. Л. Крылова, А. В. Никитенко, С. С. Куторги, А. П. Очкина, рассматривались представленные цензором А. И. Фрейгангом «две статьи, назначаемые к помещению в „Литературной газете“: 1. Фантазия Ж. Ж. Гранвиля с политипажем, представляющим человека, нисходящего до животного, и животного, возвышающегося до человека[44]Речь шла о работе французского карикатуриста Ж. Гранвиля (1803–1847) (настоящая фамилия Ж. Жерар) «Животные, изображенные ими самими» (1842)., и 2. „Петербургские углы“. Комитет первую статью признал позволительною и разрешил г. цензору одобрить ее к папечатанию; а вторую, на основании ї 3 ст. 3 Устава о цензуре, подверг запрещению» (Журнал заседания С.-Петербургского цензурного комитета 4 апреля 1844 г. — ЦГИА, ф. 777, оп. 27, д. 37, л. 38–41 об.). ї 3 ст. 3 Устава о цензуре препятствовал публикации статей, содержащих «оскорбление добрых нравов и благопристойности».

Вскоре после запрещения «Петербургских углов» Некрасов в качестве редактора начал интенсивную организационную деятельность по подготовке альманаха «Физиология Петербурга». Его основные темы и направление намечены в ряде фельетонов писателя, напечатанных в «Литературной газете»: «Хроника петербургского жителя» (ЛГ, 1844, 2 марта, № 9; 6 апр., № 13; 13 апр., № 14), «Черты из характеристики петербургского народонаселения» (ЛГ, 1844, 10 авг., № 31; 17 авг., № 32) и др.

К 1844 г. относится работа писателя над водевилем «Петербургский ростовщик». В одной из ранних газетных публикаций о первой части «Физиологии Петербурга» (предваряющей ее появление), в «Журнальных отметках» (РИ, 1844, 12 ноября, № 256), возможно принадлежащих Некрасову, приводится перечень статей будущего альманаха, процензурованного 2 ноября 1844 г. В его составе значится «Петербургский ростовщик». Однако при жизни писателя водевиль не был напечатан (см.: наст. изд., т. VI, с. 676–677). По-видимому, когда первая часть сборника уже была набрана (и соответственно на титульном листе первой части была обозначена дата: «1844»), Некрасову благодаря содействию А. В. Никитенко удалось получить цензурное разрешение для «Петербургских углов». На оборотной стороне шмуцтитула «Петербургских углов» помечено: «Печатать позволяется. С.-Петербург, 11 февраля 1845 года. Цензор А. В. Никитенко». Цензурное разрешение очерка определило окончательный состав первой части «Физиологии Петербурга», в которой вместо «Петербургского ростовщика» были опубликованы «Петербургские углы» как произведение, наиболее соответствующее направлению и структуре сборника. Очевидно, вторичное прохождение «Петербургских углов» через цензуру, включение очерка в почти подготовленный альманах явились причиной задержки выхода в свет первой части «Физиологии Петербурга», обещанной читателям в конце декабря 1844 г. (см. об этом: Бухштаб В. Я. Библиографические разыскания по русской литературе XIX века, с. 60–61).

«Петербургские углы» — одно из центральных произведений некрасовского сборника. Его содержание (быт и судьбы низших сословий, людей из народа, обитателей петербургского «дна») и художественная специфика в духе поэтики «натуральиой школы» полностью отвечали задачам создания беллетристики гоголевского направления, сформулированным Белинским в программном «Вступлении» к первой части «Физиологии Петербурга». Здесь же петербургские очерки, в том число и «Петербургские углы», соотносились с предшествующими опытами в подобном жанре, с французскими «физиологиями» и русскими нравоописаниями.

Некрасову — создателю «Петербургских углов» были хорошо известны издания А.-Л. Кюрмера «Французы в их собственном изображении» (1840–1842), физиологические очерки Ж. Жанена, издание А. П. Башуцкого «Наши, списанные с натуры русскими» (1841–1842), «Картинки русских нравов» (1842) и «Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого» (1843) Ф. В. Булгарина и др. К нравоописаниям Булгарина он, так же как и Белинский, относился крайне отрицательно, неоднократно рецензируя их в «Отечественных записках» (1843).

К социальному исследованию петербургского «дна» обращались литературные современники и соратники Некрасова, многие из которых принимали участие в организованных им сборниках. Бедственному положению низших слоев петербургских тружеников были посвящены очерки Д. В. Григоровича («Петербургские шарманщики») и В. И. Даля («Петербургский дворник»); мелкий люд, живущий в Петербурге на положении жильцов у квартирохозяев, описан Е. П. Гребенкой в «Петербургской стороне». Все эти произведения, создававшиеся почти одновременно с «Петербургскими углами», напечатаны Некрасовым в «Физиологии Петербурга». Присущее им сходство тем, мотивов, ситуаций и даже языковых оборотов объясняется идеологической общностью и единством поэтических принципов, характерных для «натуральной школы».

Замысел «Петербургских углов» связан с личными впечатлениями первых лет бедственной петербургской жизни Некрасова. А. Н. Пыпин вспоминал по этому поводу: «„Петербургские углы“, которые Некрасов описывал впоследствии, были известны ему по наглядному собственному опыту» (Пыпин А. Н. Н. А. Некрасов. СПб., 1905, с. 8). Осознание личного жизненного опыта как общественной ценности и воплощение его в художественном творчестве всячески поддерживалось Белинским, теоретиком «натуральной школы».

Хронологически работа над очерком и «Физиологией Петербурга» приходится на годы особенно сильного воздействия идей Белинского на Некрасова. В это же время молодой писатель основательно знакомится с творчеством Гоголя. В 1842-начале 1843 г. выходит в свет четырехтомное собрание сочинений Гоголя, на которое Некрасов откликнулся в рецензии на книгу Ф. В. Булгарина «Очерки русских правов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого» (03, 1843, № 3), высоко оценив «истинный юмор», «художественное воспроизведение действительности», «живую и одушевленную речь» — черты, присущие гоголевскому творчеству.

Внимание к специфике гоголевской поэтики, творческое усвоение ее принципов отчетливо проявилось в «Петербургских углах». В исследовательской литературе отмечались гоголевские стилистические приемы в повествовании Некрасова: использование гиперболизированных метонимий, характер авторских отступлений, ставшее традиционным для произведений «натуральной школы» перечисление комических вывесок, объявлений (см.: Чуковский, с. 80–81; Крошкин А. Ф. Роман Н. А. Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова».-Некр. сб., III, с. 51). По наблюдениям К. И. Чуковского, трагическую тему социального дна Петербурга «Некрасов излагает с „комическим одушевлением“, с юмором, отчего его повествование кажется еще более трагическим» (Чуковский, с. 80).

В «Петербургских углах» отчетливо прослеживается тяготение Некрасова к фольклору. Очерк изобилует пословицами, поговорками, народными прибаутками, присловьями. «Иные являются по самому своему существу поговорками, окрыленными внутренней рифмой: „побьет, побьет, да не воз навьет“, „мы не из таких, чтобы грабить нагих“, „поклон да и вон“, „на том свете в лазарете сочтемся“ и др.» (Чуковский, с. 560–561). Есть в нем и элементы этнографизма: использование просторечной лексики, диалектизмов.

До начала работы над очерком Некрасов рецензировал «Русские народные сказки» И. Сахарова (ЛГ, 1841, 27 марта, № 35, с. 140), назвав их «неоцененным подарком для русской литературы», а русские песни, предания, пословицы — «хранилищем русской народности» (ПСС, т. IX, с. 10). В то же время им критически оценивались псевдонародные «Воскресные посиделки» В. П. Бурнашева (ЛГ, 1844, 24 февр., № 8, с. 151–153; 11 мая, № 18, с. 311–312). Очевидно, в поле его зрения были и книги И. Снегирева «Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования о русских пословицах и поговорках» (кн. I–IV. М., 1831–1834). Кроме литературных источников молодой Некрасов широко использовал свои наблюдения и знание просторечной лексики различных представителей городской бедноты, приехавших на заработки крестьян, мещан (ср. речь «дворового человека», бывшего учителя, крестьянина Кирьяныча).

Тематически «Петербургские углы» близки ко многим произведениям Некрасова. Отдельные ситуации (изображение мира нищеты, обитателей петербургской ночлежки) встречаются в но опубликованной при жизни поэта «Повести о бедном Климе» (1841–1848). Зарисовки характерных народных типов, представителей петербургского «дна», найдут свое дальнейшее развитие в незавершенном романе о Тростникове (посетители трактира, рыжий печник, дворовый человек Егор Харитоныч Спиночка). История подрядчика Кирьяныча, лишь намеченная в очерке Некрасова, будет раскрыта в этом же романе (глава «История ежовой головы») и найдет аналогию в сюжете стихотворения «Вино» (1858). Автор «записок одного молодого человека», от имени которого ведется повествование в «Петербургских углах», явится центральным героем указанного незавершенного романа и одним из персонажей повести «Тонкий человек, его приключения и наблюдения» (1855).

Сочувственное изображение народа, социальные контрасты Петербурга — темы, ставшие ведущими в творчестве зрелого поэта-демократа, впервые остро прозвучали в «Петербургских углах». Злободневность, социальная заостренность, программность очерка (его соответствие принципам «натуральной школы») обусловили то, что само его название стало в 1840-е гг. своеобразным символом произведений гоголевского направления.

Большинство критических откликов на «Петербургские углы» были связаны с оценкой «Физиологии Петербурга» в целом, с полемикой по поводу «натуральной школы» (см.: Мордовченко Н. И. Белинский и русская литература его времени. М.-Л., 1950, с. 213–283). Вскоре после выхода в свет первой части «Физиологии Петербурга» Некрасов сам выступил в «Литературной газете» со статьей-рецензией (1845, 5 апр., № 13, с. 229–231), явившейся своеобразным комментарием к сборнику. «Добро пожаловать, книга умная, предпринятая с умною и полезного целью!» — писал автор «Петербургских углов», отмечая в ней кроме литературных достоинств «достоинство правды, весьма важное и даже главное в сочинении такого рода» (ПСС, т. IX, с. 143).

Высокая оценка «Петербургских углов» принадлежала Белинскому, который, по свидетельству А. Я. Панаевой, ознакомился с рассказом еще в рукописи (см.: Панаева, с. 97). Рецензируя первую часть «Физиологии Петербурга» (ОЗ, 1845, № 5, отд. VI, с. 16–23), критик назвал лучшими в сборнике «Петербургского дворника» В. И. Даля и «Петербургские углы» Некрасова. «„Петербургские углы“ г-на Некрасова, — писал он, — отличаются необыкновенною наблюдательностью и необыкновенным мастерством изложения. Это живая картина особого мира жизни, который не всем известен, но тем не менее существует, — картина, проникнутая мыслию» (Белинский, т. VIII, с. 383). Это же суждение по поводу очерка Некрасова Белинский повторил в рецензии на вторую часть «Физиологии Петербурга» («Статьи „Дворник“ и „Петербургские углы“ могли бы украсить собою всякое издание») и в статье «Русская литература в 1845 году» («Особенно замечательны <…> в прозе: „Петербургский дворник“ В. И. Луганского, „Петербургские углы“ г-на Некрасова» — Белинский, т. IX, с. 217, 391). К «Петербургским углам» Белинский обращался также в статье «„Тарантас“. Путевые впечатления. Сочинение графа В. Л. Соллогуба» (1845), где упоминается один из персонажей некрасовского очерка, «зеленый господин», и в обзоре «Взгляд на русскую литературу 1847 года» (1848), где обосновывается правомерность реалистического изображения жизни «в наготе страшной истины» и в качестве примера приводятся некрасовские «углы», «убежище нищеты, отчаяния и разврата» (Белинский, т. X, с. 89, 297).

«Современник» откликнулся на первую часть «Физиологии Петербурга» краткой заметкой «Новые сочинения», принадлежавшей, очевидно, П. А. Плетневу. В ней иронически оценивалось направление сборника, обоснованное Белинским во «Вступлении»; помещенные в «Физиологии Петербурга» произведения, в том числе и «Петербургские углы», порицались за отсутствие поэтического таланта и «скромную цель». «Если и чисто ученый труд без художнического в литературном отношении таланта редко что-нибудь стоит, что же без него значит труд чисто литературный?» — писал автор заметки (С, 1845, № 5, с. 250–251).

Славянофильская критика в лице К. С. Аксакова выступила главным образом против установки Белинского на «обыкновенные таланты» и их роль в развитии беллетристики. Не называя автора «Петербургских углов» прямо, по имея в виду его, так же как и Белинского, Аксаков писал: «„Физиология Петербурга“ вполне согласна с требованиями ее издателей — она вполне посредственна…». Всех участников сборника критик оценивал как «писателей посредственных» (М, 1845, № 5 и 6, «Смесь», с. 91–96).

«Библиотека для чтения» О. И. Сенковского не придала серьезного значения «Петербургским углам», охарактеризовав первую часть «Физиологии Петербурга» в целом как «весьма занимательный том юмористических статей с остроумными рисунками Тимма» (БдЧ, 1845, т. 69, № 3–4, «Разные известия», с. 40).

Резким нападкам «Петербургские углы» подверглись со стороны «Северной пчелы». В первом же отклике на «Физиологию Петербурга» (в фельетоне «Журнальная всякая всячина») Булгарин обратил особое внимание на очерк Некрасова, обвинив его в «грязности». Приведя множество обширных выдержек из «Петербургских углов», критик закончил ироническим восклицанием: «Более ужо невозможно выписывать <…> Это эстетика, изящное, характеристика Петербурга и петербургского общества! Имя сочинителя, как сказано во введении, ручается за достоинство описания. Чего же более!» (СП, 1845, 7 аир., № 79, с. 314–315).

Булгарина поддержал сотрудник «Северной пчелы» Л. В. Брант, известный своими систематическими выступлениями против «Отечественных записок», Белинского и писателей гоголевского направления. В большой рецензии на первую и вторую части «Физиологии Петербурга» (за подписью: «Я. Я. Я.») в трех номерах «Северной пчелы» Брант писал по поводу «Петербургских углов»: «Писатель с дарованием, с умом и сердцем, сойдя воображением в это убогое жилище, в этот мрачный нищенский угол, мог бы нарисовать картину грустную, возбуждающую участие, сострадание. Г-н Некрасов, питомец новейшей школы, образованной г-ном Гоголем, школы, которая стыдится чувствительного, патетического, предпочитая сцены грязные, черные, изображает нам другого рода обитателей „углов“: хозяйку, какую-то отвратительную старуху; забулдыгу дворового человека, отпущенного по оброку, который беспрестанно давит пауков; хмельную бабу, одержимую бесом; школьного учителя, выгнанного из службы за пьянство и когда-то в молодости писавшего поздравительные стихи милостивцам своим, и тому подобные лица. Не спорим, что они существуют как неизбежные исключения в низшем слое человеческого общества; но должно ли рисовать подробно их жалкую жизнь, и особенно рисовать так, как рисует г-н Некрасов, поставляющий, по-видимому, торжество искусства в картинах грязных и отвратительных». Здесь Брант резко выступил против Некрасова — редактора и организатора сборника, приписав ему и «введение» и тенденциозно намекнув на знакомство с биографией писателя: «Яркость и милые частности описания не позволяют сомневаться, что автор „записок“ непосредственно знаком с „углами“, изображает их как действователь и очевидец» (СП, 1845, 19 окт., № 236, с. 942, см. также: 17 окт., № 234, с. 934–936; 18 окт., № 235, с. 942–943).

В унисон «Северной пчеле» писал о «Петербургских углах» анонимный критик «Маяка»: «„Петербургские углы“ — это такая статья нечистая и смрадная, что, прочитавши се, если у кого достанет столько терпения, невольно скажет о нашей современной литературе… каковы делатели, такова и работа!..» (Маяк, 1845, т. 22, июль, «Новые книги», с. 7–8).

В защиту «Петербургских углов», как произведения характерного для периода становления «натуральной школы», неоднократно выступал Белинский. В рецензии на первую часть «Физиологии Петербурга» он писал по поводу нападок «Северной пчелы» на очерк Некрасова: «Упомянутая выше газета выписала из этой статьи три строки и всю статью обвинила в грязности; любопытно было бы нам услышать суждение этой газеты о романе „Счастье лучше богатырства“, который сооружен совокупными трудами гг. Полевого и Булгарина и напечатан в „Библиотеке для чтения“ нынешнего года. Там, видно, все чисто — даже и описание подземных тайн винных откупов…» (Белинский, т. VIII, с. 383).

С Белинским солидаризировался анонимный рецензент «Русского инвалида». Сочувственно оценив общественный пафос «Петербургских углов» («Особенно замечательны в этом сборнике „Петербургские углы“, статья, которая произвела самые разноголосые толки»), критик иронизировал по поводу булгаринских обвинений писателей «натуральной школы» в литературной безнравственности: «По какому-то странному противоречию, люди, по-видимому не слишком щекотливые насчет нравственности в своих делах и поступках, в то же время требуют строгой благопристойности от литературы…» (РИ, 1845, 25 апр., № 89, с. 353–355).

В краткой анонимной рецензии на «Физиологию Петербурга» «Финский вестник» также одобрительно отозвался о рассказе Некрасова: «„Петербургские углы“ г-на Некрасова и „Петербургская сторона“ Е. П. Гребенки полны интереса и живых и забавных рассказов» (Финский вестник, 1845, т. Ill, «Смесь», с. 37).

«Петербургские углы» вызвали отклики в современной Некрасову художественной литературе. В водевиле П. А. Каратыгина «Натуральная школа» (СПб., 1847, с. 38–39) от имени одного из героев высмеивались художественные принципы писателей гоголевского направления и иронически обыгрывалось название очерка Некрасова:

Влияние «Петербургских углов» прослеживается в некоторых произведениях «натуральной школы». «Фиолетовый человек» в довести Я. П. Буткова «Невский проспект, или Путешествия Нестора Залетаева» (1848) напоминает некрасовских «зеленого господина» и «дворового человека». Отдельные мотивы и детали очерка Некрасова находят соответствие в пьесе К. Д. Ефимовича (псевдоним «И. Ралянч») «Отставной театральный музыкант и княгиня» (1846). В подражание Некрасову написан очерк Н. Полякова «Московские углы» (М. вестн., 1859, № 39, с. 484–490). Возможно, с рассказом Некрасова косвенно было связано название романа В. В. Крестовского «Петербургские трущобы» (1864–1867) (ср. также очерки А. И. Левитова «Московские „комнаты снебилью“» (1863), перепечатанные в сборнике «Московские норы и трущобы» (1866)).

(Из записок одного молодого человека).  — Подзаголовок, характерный для повестей и рассказов 1840-х гг. Ср. у Достоевского: «Рассказы бывалого человека. (Из записок неизвестного). I. Отставной. II. Честный вор» (ОЗ, 1848, № 4), «Елка и свадьба. (Из записок неизвестного)» (ОЗ, 1848, № 9). Возможно, он был навеян аналогичным названием автобиографической повести А. И. Герцена «Из записок одного молодого человека» (ОЗ, 1840, № 12; 1841, No 8).

Ат даеца, внаймы угал ~ спрасить квартернай хозяйке Акулины Федотовне.  — Ср. с аналогичным объявлением («ярлыком», «билетом», по фразеологии некрасовского времени) в водевиле П. А. Каратыгина «Дом на Петербургской стороне, или, Искусство не платить за квартиру» (переделка французского водевиля Н. Вожьена и П. Деланда; первая постановка в Петербурге — 25 апреля 1838 г.): «Въ сем доме одаеца чистый новый покой, а цена спросить в лавочке, с хозяйскими дровами» (РиП, 1843, № 2). В повести Я. П. Буткова «Темный человек» безграмотность вывески особенно утрируется: «Сдесь атпускают кушинье и нумера сдравами ивадой а каму угодно и! састалом ибесонова! а цене спрасить в Клеопатре Артемовне!» (ОЗ, 1848, No 4, отд. I, с. 228).

Дом, на двор которого я вошел ~ у растворенных окон и пели.  — Описание дома ассоциативно связано с гоголевским «домом Зверкова» в «Записках сумасшедшего» (1835). Ср. также с соответственной зарисовкой в рассказе М. Воскресенского «Замоскворецкие Тереза и Фальдони»: «Дом этот снизу доверху набит, как Ноев ковчег, разнородными обитателями. Тут живут по найму и мелкие торговцы, и писари из губернского правления, и модная портниха, и бухарец с походной лавочкой, и чистильщик кружев, и пятновыводчики, одним словом, не перечтешь всех…» (ЛГ, 1843, 14 февр., № 7, с. 128).

…делают троур и гробы и на прокат отпускают; медную и лудят; из иностранцев Трофимов ~ самовар с изломанной ручкой, мундир.  — Комические вывески, перекликающиеся с гоголевскими в «Мертвых душах» (1842): «Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: „Иностранец Василий Федоров“; где нарисован был билиярт с двумя игроками во фраках, в какие одеваются у нас на театрах гости, входящие в последнем акте на сцену. Игроки были изображены с прицелившимися киями, несколько вывороченными назад руками и косыми ногами, только что сделавшими на воздухе антраша. Под всем этим было написано: „И вот заведение“» (Гоголь, т. VI, с. И; см. также: Чуковский, с. 80). Ср. в повести Д. В. Григоровича «Капельмейстер Сусликов»: «Госпожа Трутру из Парижа, Modes», с прибавлением внизу русскими буквами: «Нувоте», где упоминается также трактир, на котором была вывеска с надписью: «Trakteur» (С, 1848, № 12, отд. I, с. 267–277). Ассоциацию с «Петербургскими углами» вызывает и описание вывески в повести Я. П. Буткова «Темный человек»: «Трафим Кренделеф грабы делает идроги атпускает сатвечающим трауром» (ОЗ, 1848, № 4, отд. I, с. 228). См. также: Кулешов В. И. Натуральная школа в русской литературе. М., 1965, с. 266–267.

…в самых воротах стояла лужа ~ величественно впадала в помойную яму…  — описание, ассоциативно связанное с «миргородской лужей» в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Гоголя (1834).

Полно, барыня, не сердись, Вымой рожу, не ленись!  — отрывок из русской народной плясовой песни «Барыня», входившей в многочисленные песенники XIX в.

Когда я жила в Данилове… весь Даниловский уезд знает…  — Город Данилов Даниловского уезда Ярославской губернии упоминается также в черновой рукописи «Кому на Руси жить хорошо» («Крестьянка», глава «Савелий, богатырь святорусский»): «Потом острог в Данилове…» (см.: наст. изд., т. V, с. 435).

…жаловаться квартальному надзирателю…  — т. е. полицейскому, под надзором которого находился городской квартал.

…голицы…  — кожаные рукавицы без подкладки.

…я душеньке враг, что ли, своей,  — говорит, — паука увижу да не раздавлю.  — Народная примета: паука убьешь, сорок грехов простятся.

…механик какой-нибудь…  — Здесь в значении: жулик, мошенник.

…здесь и побывшился…  — Побывшиться — в восточных великорусских говорах (на владимирщине) в значении; умереть, скончаться, издохнуть, околеть (Даль, т. III, с. 138).

…вышло решение ~ распустить по оброку…  — Распустить по оброку — отпустить из деревни на заработки, из которых уплачивался оброк.

…махнул… водой на сомине…  — Сомина, соминка — речное судно, управляемое шестами (Даль, т. IV, с. 269).

…бобы разводить…  — Здесь: канителиться, вести пустые разговоры.

На полштофчика, разогнать грусть-тоску…  — См. комментарий на с. 557.

…голь саратовская?).  — Выражение встречается также в «Сказке о царевне Ясносвете» (1840) (см.: наст. изд., т. I, с. 353).

…к кухмистеру сбегать…  — Кухмистер — владелец небольшого ресторана.

…и ну по комнате с пугалом прыгать…  — Сходный мотив использован Некрасовым в «Говоруне» (1843–1845) (см.: наст. изд., т. I, с. 390).

…частный знакомый и надзиратели приятели…  — Частный пристав — начальник полицейского участка; участковые надзиратели — мелкие полицейские чиновники (см. также комментарий на с. 589).

Развязывай мошну-то.  — Мошна — кошель, сумка с завязками.

В понедельник Савка мельник ~ В воскресенье Савка пан — Целый день как стелька пьян.  — Эти стихи, распеваемые дворовым человеком, могут быть сопоставлены с песней «Пахомушка» из черновой рукописи «Кому на Руси жить хорошо» (глава «Пир на весь мир») — см.: наст. изд., т. V, с. 533. Они имеют фольклорную основу (ср. с юмористическими народными песенками о днях недоли: «В понедельник я влюбился, А весь вторник прострадал…» — Полный новейший песенник в тринадцати частях, собранный М. Гурьяновым, ч. 9. М., 1835, с. 111).

…в комнату вошел полуштоф, заткнутый человеческою головой вместо пробки…  — «Заткнутый (в рукописных материалах — „закупоренный“) человеческою головой вместо пробки…» — сатирический троп, имеющий несомненную аналогию в «Записках сумасшедшего» Гоголя: «Он пробка, а не директор. Пробка обыкновенная, простая пробка, больше ничего. Вот которою закупоривают бутылки» (Гоголь, т. III, с. 209). Аналогичное выражение встречается у Некрасова в «Летописи русского театра. Апрель, май (1841)»: «старичок с физиономией, напоминающей пустую бутылку» (ПСС, т. IX, с. 467).

Между людьми, которых зовут пьющими ~ немудрено, что зеленый господин и действительно писал стихи…  — Ср. очерк Булгарина «Русская ресторация», герой которого также «был некогда учителем, даже сочинял что-то, но таланта его не уважили, и он с горя спился с кругу… Прежде пивал запоем, а теперь пьет без просыпу!» (Булгарин Ф. В. Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого. СПб., 1843, с. 44). Однако эти внешние совпадения не дают оснований говорить о заимствовании, так как «бывший сочинитель», «спившийся бедняк», деклассированный интеллигент — образы, вообще чрезвычайно характерные для физиологических очерков 1840-х гг. История «зеленого господина» найдет свое дальнейшее развитие в романе о Тростникове (бывший учитель семинарии Григорий Андреевич Огулов) — см.: наст. изд., т. VIII.

Пеперменты — средство от кашля.

…«Богоявленский питейный дом».  — Название питейного дома объясняется его местоположением поблизости от Морского Богоявленского Никольского собора, находившегося в Петербурге на Никольской площади (ныне пл. Коммунаров) рядом с Никольским рынком (см.: Пушкарев И. Путеводитель по Санкт-Петербургу и окрестностям его. СПб., 1843, с. 180–182).

Ты, брат, со мной не шути! ~ один палец, брат, восемьсот рублей стоил.  — Рассказ «зеленого господина» перекликается с монологом Хлестакова в «Ревизоре»: «С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… С Пушкиным на дружеской ноге <…> На столе, например, арбуз — в семьсот рублей арбуз» (Гоголь, т. IV, с. 48–50). См. также: Кулешов В. И. Натуральная школа в русской литературе, с. 268.

Действительный, брат, и кавалер…  — Действительный тайный советник — чин первого и второго (высших) классов. См. также комментарий на с. 571.

…с Измайловым был знаком…  — А. Е. Измайлов (1779–1831) — баснописец, прозаик, журналист; как баснописец пользовался у современников большой известностью.

У Яковлева на постоянном жительстве проживал… ~ и обедали, и водку-то пили…  — Возможно, имеется в виду А. А. Яковлев (1762–1825), в 1803 г. обер-прокурор св. Синода, автор «Записок бывшего в 1803 г. обер-прокурором св. Синода», изданных позднее (М., 1915). Не исключено, что мог упоминаться живший в те годы М. А. Яковлев (1798–1853), литератор, водевилист, театральный рецензент, сотрудник «Северной пчелы», «Литературных прибавлений к „Русскому инвалиду“», «Библиотеки для чтения», с 1841 по 1842 г. редактор «Репертуара русского театра». В водевиле П. А. Каратыгина «Горе без ума» (1831) он был изображен в непривлекательном виде; современникам была известна эпиграмма на него:

(см.: П. З. Пятидесятилетие со дня смерти первого русского рецензента. — НВ, 1911, 19 июля. № 12697).

…по пяти рублей ~ по пяти пощечин на день…  — Цитата из комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль» (1783), слова Еремеевны в ответ на вопрос Кутейкина: «А велика ли благостыня?» (д. II, явл. 6).

…в русском государстве все пишут или писали стихи…  — Некрасов иронизировал по поводу «стихотворной горячки» в рецензии «Пять стихотворений Н. Ступина» (ЛГ, 1842, 15 февр., № 7, с. 144–146). Ср. с аналогичным высказыванием В. Г. Белинского в статье «Русская литература в 1845 году»: «Писать стихи, даже порядочные, в наше время ничего не стоит, и в этом отношении „поэтов“ у нас несметные легионы — тьмы тем» (Белинский, т. IX, с. 392).

…русская литература началась с хвалебных гимнов на разные торжественные случаи…  — Ср. с аналогичным высказыванием Белинского в статье первой «Сочинения Александра Пушкина» (ОЗ, 1843, № 4): «Идея поэзии была выписана в Россию по почте из Европы и явилась у нас как заморское нововведение. Ее понимали как искусство слагать вирши на разные торжественные случаи. Тредьяковский был привилегированным придворным пиитой и „воспевал“ даже балы и маскарады придворные, словно как государственные события. Ломоносов, первый русский поэт, тоже понимал поэзию как „воспевание“ торжественных случаев, и первая ода его (и в то же время первое русское стихотворение, написанное правильным размером) было песнию на взятие русскими войсками Хотина» (Белинский, т. VII, с. 107).

Известен анекдот о Тредьяковском, которого Волынский собственноручно наказал ~ не изготовил оды на какой-то придворный праздник.  — В. К. Тредиаковский (1703–1768) — русский писатель; А. П. Волынский (1689–1740) — государственный деятель, дипломат, с 1738 г. кабинет-министр императрицы Анны Иоанновны, противник «бироновщины». Имеется в виду широко бытовавший в литературных кругах эпизод о наказании, которому подвергся по приказанию А. П. Волынского Тредиаковский за попытку последнего пожаловаться на него Бирону (см.: Пекарский П. П. Жизнеописание В. К. Тредиаковского. — В кн.: Пекарский П. П. История Академии наук в Петербурге, т. 2. СПб., 1873, с. 77–83). Этот эпизод мог быть известен Некрасову из статьи Белинского «Русский театр в Петербурге. „Ломоносов, или Жизнь в поэзии“» (ОЗ, 1843, № 3; Белинский, т. VII, с. 16). Приводится он и в книге Ф. В. Булгарина «Комары. Всякая всячина. Рой первый» (СПб., 1842, с. 16). Анекдот о Тредиаковском Белинский цитирует по «Запискам» Пушкина, опубликованным в «Северных цветах на 1827 год» (с. 112).

Поэт Петров официально состоял при Потемкине ~ в обозе действующей армии.  — В. П. Петров (1736–1799), автор хвалебных од и посланий Екатерине II, Г. Г. Орлову, Г. А. Потемкину. За «Оду на карусель» получил от Екатерины II табакерку с 200 червонцами. С 1768 г. находился в дружеских отношениях с фаворитом Екатерины II Г. А. Потемкиным. Во время русско-турецкой войны Потемкин вел переписку с императрицей через В. П. Петрова, исполнявшего должность чтеца и переводчика при Екатерине II (см.: Поэты XVIII века, т. I. Л., 1972, с. 319–320).

В начале XIX столетия этот род литературы начал заметно упадать ~ всё было лучше, чем теперь.  — Ср. высказывание Белинского в статье «Русская литература в 1844 году»: «На Руси еще не вывелись люди, которые <…> со вздохом вспоминают о пудре, о косах с кошельками, о висках ala pigeon, о шитых кафтанах, о шляпах-корабликах <…> о пирах, о „Петриаде“ Ломоносова, трагедиях Сумарокова, „Россиаде“ Хераскова, „Душеньке“ Богдановича, одах Петрова и Державина и обо всей этой поэзии, столь плодовитой, столь громкой, столь однообразной, некогда возбуждавшей такое благоговейное удивление, а теперь известной большей частию только по воспоминаниям, по преданию и по слухам» (ОЗ, 1845, № 1; Белинский, т. VIII, с. 431).

…сказал голосом, который очень бы шел Манфреду, просившему у неба забвения…  — Ср. драматическую поэму Д.-Г. Байрона «Манфред» (1817, рус. пер. 1828): «Седьмой дух, все семь духов Манфреду: Скажи же, чего ты, сын смертных, хочешь от нас? Манфред: Забвения» (д. I, сцена 1).

Лет пятнадцати не боле ~ He кладите под кровать.  — Ср. с песней, входившей в состав рукописных песенников XVIII в. и многочисленных печатных песенников начала XIX в. (см., например: Песни, романсы и куплеты из водевилей. М., 1833; Полный новейший песенник в тринадцати частях, собранный И. Гурьяновым, ч. 12. М., 1835; Карманный песенник. СПб., 1841 и др.):

«Северная пчела» — см. комментарий на с. 550–551.

Mein lieber Augustin, Allen ist weg!  — начальные строки популярного в России в XIX в. немецкого романса в ритме вальса, нередко упоминавшегося как образец пошлых слов и мотива. См., например: Дружинин А. В. Письма иногороднего подписчика о русской журналистике (1850). — В кн.: Дружинин А. В. Собр. соч., т. 6. СПб., 1865, с. 293; ср. «гаденькие звуки», «гаденький вальс» в «Бесах» (1870–1871) (Достоевский, т. XII, с. 251–252).

…пряничная форма! ~ метко выражается русский человек.)  — Пряничная форма — доска с вырезными узорами (см.: Даль, т. III, с. 533). Перефразированная цитата из «Мертвых душ» Гоголя: «Выражается сильно русский народ!» (Гоголь, т. VI, с. 108).

Федотовна — баба добрая ~ хоть кого окальячит…  — Содержательница «углов» Федотовна встречается в «Повести о бедном Климе», есть подобный персонаж и в романе о Тростникове (Дурандиха). Окальячить, т. е. обмануть, надуть, — слово, бытовавшее во Владимирской губернии (см.: Даль, т. II, с. 661).

Очерки литературной жизни^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: Финский вестник, 1845, т. II, отд. III, с. 25–56, с подписью: «Иван Вихрев».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. VI.

Автограф не найден.

Датируется 1845 г. по времени опубликования.

Авторство Некрасова установлено А. М. Гаркави на основании сюжетной и стилистической близости «Очерков» к тексту первой части романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (см.: Гаркави А. М. О новонайденном рассказе Н. А. Некрасова «Очерки литературной жизни». — Учен. зап. Ленингр. гос. ун-та, 1949, № 122, сер. филол. наук, вып. 16, с. 125–136).

О возможном сотрудничестве Некрасова в «Финском вестнике», издававшемся в 1845–1847 гг. Ф. К. Дершау, приятелем Некрасова, писал в 1878 г. В. Горленко (см.: Горленко В. Литературные дебюты Некрасова. — Ст 1879, т. IV, с. CXIII); ср. также заметку «От редакции» (Финский вестник, 1846, № 7), содержавшую сообщение о том, что в журнале будут опубликованы «повести и нравоописательные статьи <…> Н. А. Некрасова» (обещание это, правда, выполнено не было).

Псевдоним «Иван Вихрев» сходен с другими псевдонимами Некрасова 1840-х гг.: «Иван Бородавкин», «Иван Иванович Грибовников», «Иван Пружинин» (см.: ПСС, т. VI, с. 562).

Судя по отсутствующим в романе о Тростникове (во второй его части) концу главы I и полностью главе II, «Очерки…» являются переработкой соответствующих мест романа (см. об этом указанную выше статью Л. М. Гаркави, а также: Крошкин А. Ф. Роман Н. А. Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова». — Некр. сб., III, с. 45–47). Очевидно, Некрасов работал над «Очерками…» одновременно с романом о Тростникове, не напечатанным при его жизни. В «Очерках…» и второй части романа прослеживаются те же образы, ситуации, подчас текстуальные совпадения: «издатель-журналист» Дмитрий Петрович аналогичен «издателю газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа» (тоже Дмитрий Петрович), поэт Свистов и его приятель водевилист-драматург Посвистов соответствуют персонажам со столь же созвучными фамилиями Кудимов и Анкудимов (в романе и в рассказе «Необыкновенный завтрак»), «любезный и тощий актер», у которого «любезность составляла главную черту характера», — актеру, «отличавшемуся необыкновенной любезностью» (в романе). Сходны также главные герои «Очерков…» и романа: поэт Хлыстов и поэт Тростников (описание квартиры, внешности, поведения).

Многочисленные плоские каламбуры, произносимые издателем Дмитрием Петровичем, по стилю близки каламбурам в «Тихоне Тростникове» и «Необыкновенном завтраке»: «на белом свете черные дни», «мне еще желея <…> не жалея», «так дурно, что <…> может сделаться дурно», «мы прибыли для вашей прибыли» и др. (см. выше, с. 372, 374, 375). А. М. Гаркави (см. указанную выше статью, с. 131–132) отметил текстуальную близость характеристик издателя Дмитрия Петровича (прототипом которою явился Ф. А. Копи) в «Очерках…» и романе о Тростникове. 15 «Очерках…»: «издатель-журналист <…> ораторствовал с тем неподражаемым остроумием, которое так нравилось поклонникам его дарования» (с. 373). В «Тихоне Тростникове»: «Дмитрий Петрович был в моих глазах тем же, чем в глазах всех поклонников своего высокого дарования: я считал его одним, из умнейших и остроумнейших людей XIX столетия и верил слепо в непогрешительность его суждений» (ПСС, т. VI, с. 163).

Некрасов обыгрывает свойственную Ф. А. Кони черту, неоднократно отмечавшуюся его современниками. «Гениальный остряк Кони, — иронически писал А. А. Краевский М. Н. Каткову 11 марта 1841 г.,- аккуратно издает „Литературную газету“ и рассыпается в остротах, перед которыми и Жанен passes» (ЛН, т. 56, с. 154). И. И. Панаев в фельетоне «Петербургская жизнь, наметки Нового поэта» говорил: «Копи, обращавшийся некогда преимущественно к дамам в своих прелестных фельетонах с ловкостью почти светского человека» (С, 1858, № 12, с. 279).

«Очерки…» посвящены теме литературно-журнальной и театральной жизни 1840-х гг., литературному быту второстепенных и третьестепенных писателей, драматургов, фельетонистов, актеров — теме, к которой писатель уже обращался в повести «Без вести пропавший пиита», в водевилях «Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни», «Актер», в стихотворении «Говорун», в романе о Тростникове, в рассказе «Необыкновенный завтрак».

Сатирическое изображение литературной среды привлекало внимание многих современников Некрасова: М. Н. Загоскина («Вечеринка ученых», 1817), В. Ф. Воейкова («Дом сумасшедших», 1838), Ф. А. Кони («Петербургские квартиры», 1840), Ф. В. Булгарина («Кабинет журналиста», 1844), И. И. Панаева («Тля», 1843; «Петербургский фельетонист», 1845) и других.

По содержанию, замыслу, художественной структуре «Очерки…» близки к повести И. И. Панаева «Тля» (ОЗ, 1843, № 2). На этот источник указывает сам Некрасов в начале повествования: «Кто-то из писателей очень метко охарактеризовал известный разряд петербургской пишущей братии названием „тли“» (с. 355). В повести И. И. Панаева в центре изображения — правы литературно-театральной петербургской среды, во многом определяемые журнальной конкуренцией, стремлением приспособиться к низкопробным вкусам публики: «В этот жалкий микроскопический уголок, где копошится литературная тля заднего двора, я введу моего читателя» (ОЗ, 1843, № 2, отд. I, с. 219).

В соответствии с темой повествование в «Очерках…» развертывается в сатирическом, фельетонном ключе. Значение и смысл рассказа не в искусство построения сюжета, а в иронической характеристике выведенных в нем типов мелких сочинителей, преуспевающих издателей, драматургов, фельетонистов, актеров, за которыми угадываются реальные лица (Ф. А. Кони, Ф. В. Булгарин, М. П. Погодин и др.), в прозрачных намеках на злободневные события и факты литературно-журнальной и театральной жизни 1840-х гг.

Мастерство Некрасова-пародиста (поэта и прозаика) раскрылось в «Очерках…» многозначно (см. об этом в указанной выше статье А. М. Гаркави, с. 129, и в его же работе «Некрасов-пародист», опубликованной в кн.: О Некр., вып. II, с. 69). Ярким примером литературной пародии на произведения эпигонов романтизма является отрывок из поэмы «Колыбель человечества», прочитанный поэтом Свистовым, в котором романтическая символика представлена как бессмыслица («Где розы — как девы, а девы — как розы», «…лучи, как червонцы…») и высмеяно традиционное для поздних романтиков пристрастие к восточной теме. Некрасов прокомментировал этот отрывок «значительными» словами фельетониста: «Нельзя не согласиться, что картина варварских восточных обычаев изображена с потрясающим сердце эффектом» (с. 365). Рассказ «туриста, недавно вернувшегося из-за границы», представляет собой сатирическую имитацию некоторых мест «Дорожного дневника» М. П. Погодина «Год в чужих краях» (1844; см. ниже, с. 598–600). В пародийно-комическом тоне воспроизведены облик и стиль поведения Ф. А. Кони — водевилиста и издателя, в сатирическом тоне звучат намеки на издателей «Северной пчелы» Ф. В. Булгарина и Н. И. Греча (см. с. 363).

В присущей «Очеркам…» сатирической фельетонной манере Некрасов развивал тезис Белинского о становлении «натуральной школы»: «Теперь выходят из моды и герои добродетели, и чудовища злодейства, ибо ни те, ни другие не составляют массы общества. Вместо их действуют люди обыкновенные, каких больше всего на свете, — ни злые, ни добрые, ни умные, ни глупые, по большей части положительно необразованные, положительно невежды, по отнюдь не дураки» (Белинский, т. VIII, с. 85).

Высмеивая представителей рептильной журналистики, беспринципных сочинителей (литературных «тлей», являющихся «гласом публики» — мелкого петербургского чиновничества), далеких от острых общественных проблем современности, Некрасов активно включался в борьбу за создание реалистической литературы, которую вел Белинский.

…надеялся своими стихами ~ перевоспитать всё человечество.  — Перефразированная автоцитата из стихотворения «Стишки! Стишки! Давно ль и я был гений?..» (1845). Ср.: «„Избранники небес“, мы пели, пели И песнями пересоздать умы, Перевернуть действительность хотели» (наст. изд., т. I, с. 19).

Кто-то из писателей очень метко ~ названием «тли».  — Имеется в виду И. И. Панаев, автор «Тли. (Не повести)» (ОЗ, 1843, № 2, отд. I, с. 213–297). Название повести Панаева широко вошло в литературу 1840-х гг., использовано Белинским в статье «Литературные и журнальные заметки» (ОЗ, 1843, № 3), в критическом отзыве «об изделиях драматической „тли“» (по поводу пьесы Н. А. Полевого «Ломоносов») (см.: Белинский, т. VII, с. 17).

В утреннем голубом сюртуке ~ декламируя какие-то стихи своего сочинения.  — Описание внешности героя и его кабинета текстуально совпадает с аналогичным эпизодом в главе I части второй романа о Тростникове: «…я прохаживался в франтовском утреннем халате и в малиновой ермолке с золотым ободочком <…> подходил к зеркалу и долго внимательно любовался игрою своей физиономии, которая казалась мне чрезвычайно умной…» (ПСС, т. VI, с. 162). Ср. также с описанием кабинета «издателя какой-то газеты» в повести И. И. Панаева «Тля»: «…он, прохаживаясь по своему будуару в ермолке с золотой кисточкой, с сигаркой во рту <…> говорил <…> бросая порою значительные и довольные взгляды на ту стену, где висел его портрет, окруженный портретами всех гениев, начиная с Сократа до Жюль-Жанена включительно» (ОЗ, 1843, № 2, отд. I, с. 225).

Моншер — мой дорогой (франц. mon cher).

…с пальцем девять-с, с огурцом пятнадцать!..  — приглашение цирюльника с обозначением способа бритья и оплаты за услуги.

…петербургских апраксинцев…  — т. с. торговцев Апраксина двора в Петербурге — рынка, где были расположены лавки, в которых, велась торговля галантерейными, суконными, шелковыми, холщовыми, бумажными и другими товарами (см.; Пушкарев И. Путеводитель по Санкт-Петербургу и окрестностям его. СПб., 1843, с. 445).

…фигура в фризовом сюртуке…  — Фриз — толстая ворсистая ткань в виде байки. Фризовые шинели и сюртуки носили представители низшего сословия.

…китаец…мандарин пятой степени!..  — См. комментарий на с. 562.

…напевая куплет из недавно разыгранного водевиля: Да, истинно актеры жалки ~ И маску целый век носить.  — Куплет из водевиля П. С. Федорова «Хочу быть актрисой, или Двое за шестерых» (1840).

Жан-Поль — псевдоним немецкого писателя Иоганна Пауля Фридриха Рихтера (1763–1825). О прекрасных переводах «некоторых жан-полевых афоризмов» Некрасов писал в рецензии на «Молодик» (1843; ПСС, т. IX, с. 117).

Жена, действительно, как древо Познания добра и зла ~ чудные дела…  — цитата из водевиля П. А. Каратыгина «Булочная, или Петербургский немец» (1843). На второе издание этого водевиля (1844) Некрасов написал одобрительную рецензию (ЛГ, 1844, 29 июня, № 25, с. 428).

…издатели «Гремучей змеи»…  — Имеются в виду издатели «Северной пчелы» Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч (ср. главу «Почтеннейший» в романе о Тихоне Тростникове — ПСС, т. VI, с. 183–189).

Есть край, где горит беззакатное солнце ~ Усеяно трупами мрачное дно…  — Возможным объектом пародии в данном случае является перевод «турецкой повести» Байрона «Невеста абидосская», принадлежавший И. И. Козлову (<1826>):

В статье В. А. Егорова «Две заметки о пародиях Некрасова» прослежено тематическое, композиционное, фразеологическое соответствие сатирической пародии Некрасова некоторым стихам перевода Козлова (см.: Некр. и его вр., вып. VI, с. 79–83). Первые строки ассоциируются также с «Песнью Миньоны» Гете — «Kennst du das Land…» («Ты знаешь край…»), которую Некрасов пародировал в «Дружеской переписке Москвы с Петербургом» (см.: наст. изд., т. II, с. 53). Последние две строки «Колыбели человечества» стилистически близки к стихам драмы Павлюкова «Навуходоносор» в «Тле» И. И. Панаева (ОЗ, 1843, № 2, отд. I, с. 245):

Ср. также с переводом Козлова:

О «восторженном поэте» см. в стихотворении «Новости» (18–55): «Рекой лились гремучие стихи, Руками он махал как исступленный» (паст, изд., т. I, с. 29).

—  Вроде Дантова ада…  — Имеется в виду одна на частей «Божественной комедии» Данте Алигьери.

Задеть мою амбицию Я не позволю вам ~ А вы-то кто такой?  — Куплеты из водевиля П. А. Каратыгина «Чиновник но особым поручениям» (1837). Ср. также комментарий на с. 621.

…водевилист-драматург ~ сказал вполголоса: «Помещу в водевиль!».  — Часто повторяющаяся в «Очерках…» фраза (ср. аналогичный мотив в водевиле Д. Т. Ленского «Барская спесь, или Анютины глазки»: «Вдруг два прекрасных каламбура. Непременно помещу в водевильчик!» — РиП, 1842, кн. 7, с. 32).

Потом явился турист, недавно возвратившийся из-за границы ~ к какому разряду туристов принадлежал словоохотливый рассказчик.  — Пародируемый в этих строках «Дорожный дневник» М. П. Погодина «Год в чужих краях, 1839», публиковавшийся в «Москвитянине» за 1843 г. (отд. изд.: М., 1844), был охарактеризован Некрасовым в рецензия на «Молодик» (1843) кап записки «без связи», состоящие «из множества лоскутков» (ПСС, т. IX, с. 112). Ср. пародию Герцена «Путевые записки г. Вёдрина» (ОЗ, 1843, № 11) и критическую оценку Белинского в статье «Париж в 1838 и 1839 годах, соч. В. Строева»: «…отрывистые отметки, подобные следующим; „ели, легли спать; вчера пошли было в дешевый кабак обедать — на дороге застиг проливной дождь, — писали с женой письма“, напомнили бы собою записки прославленного Гоголем титулярного советника Поприщина» (Белинский, т. VI, с. 61). В романе о Тростниково есть сходный эпизод: «молодой рябоватый человек» «с энтузиастическим жаром рассказывал об удивительном впечатлении парижской и итальянской оперы» (см.: наст. изд., т. VIII).

…дрался с пиренейскими разбойниками ~ несколько ран в Испании от тамошних герильо…  — Герилья — название партизанской войны в Испании (исп. guerrilla, от guerre — война). Намок на политические события в Испании после испанской революции 1834–1843 гг. Ср. в рассказе Я. П. Буткова «Ленточка» (1845): «Нынче все рассуждают, даже иной порядочный, или, говоря языком невежественной старины, мальчишка, толкует об испанских <…> делах» (Бутков Я. П. Повести и рассказы. М., 1967, с. 57).

…видел развалины Колизея…  — См. у Погодина: «Далее развалины базилики Константиновой, а там вдали, вдали Колизей. Я совершенно обезумел. Глаза перебегали от одного предмета к другому. Долго не хотелось сдвинуться с места» (Погодин М. П. Год в чужих краях. 1839, ч. 2. М., 1844, с. 86). Ср. стихотворение Некрасова «Колизей» (1840).

…ел медвежий окорок с Александром Дюма…  — О популярных в 1840-е гг. романах А. Дюма Некрасов критически отзывался в рецензии на «Путевые заметки. Соч. Т. 4.» (1847): «…какой-нибудь калейдоскопический роман Фабрики Дюма» (ПСС, т. IX, с. 189).

…курил сигару с Жорж Санд…  — Герой очерка И. И. Панаева «Тля. (Не повесть)» Гребенщиков «о Жорже Сан-де не имел никакого понятия и только слышал от кого-то, что она ходит в мужском платье и курит сигарки» (ОЗ, 1843, № 2, отд. I, с. 231). Ср. также стихотворения Некрасова «И он их не чуждался в годы оны…» (1843–1844) и «Прекрасная партия» (1852).

…ухаживал за мамзель Марс…  — Анна Франсуаза Ипполита Марс (1779–1847) — французская актриса.

…играл в экарте с Рубина, Лаблашем и Тамбурини…  — Экарте — азартная карточная игра для двух лиц (франц. ecarte — сброшенный). Джованни Баттиста Рубини (1795–1854) — итальянский певец, тенор; Луиджи Лаблаш (1794–1858) — итальянский певец, бас; Антонио Тамбурини (1800–1876), итальянский певец, тенор. О предстоящих в 1844 г. в Петербурге гастролях Рубини и Тамбурини Некрасов писал в «Журнальных отметках» (РИ, 1844, 17 ноября, № 208, с. 830). Лаблаш упоминается в числе «парижских удовольствий» в повести В. А. Соллогуба «Тарантас» (1845).

…читал рукописные записки Шатобриаиа…  — Имеются в виду «Замогильные записки» («Les Momoires d'outre-tombe» французского писателя Франсуа Рене де Шатобриаиа (1768–1848), изданные посмертно (1848–1850). См. у Погодина: «На поклон схожу к одному Шатобриану» (Погодин М. П. Год в чужих краях. 1839, ч. 3. М., 1844, с. 24).

Я слушал лекции Кювье и Гумбольдта…  — Погодин часто пишет о посещении им лекций в Сорбонне, Коллеж де Франс, в Академии естественных наук и т. д. В парижской Академии наук «в углах и в простенках бюсты. Здесь вы видите Кювье <…> Везде почтены заслуги» (Погодин М. П. Год в чужих краях. 1839, ч. 3, с. 125).

Жорж Кювье (1769–1832) — известный французский естествоиспытатель; Вильгельм Гумбольдт (1767–1835) — немецкий филолог, философ, языковед и государственный деятель.

…видел дом Гете, сидел на том самом стуле ~ погружался в свои глубокие размышления…  — Ср. «Кабинет восковых фигур» (1843): «Кто ж это в бархатной скуфейке, С крестом французским на груди, Сидит так смирно на скамейке, На гроб так пристально глядит? То славный Гете современник, Писатель с чувством и умом» (наст. изд., т. I, с. 378).

…примеривал на свою голову колпак «остроумного сумасброда» Вольтера…  — Ср. у Погодина: «Наняли коляску побывать в гостях у <…> Вольтера <…> Приемная и спальня Вольтера оставлены в прежнем виде…». Служитель Вольтера «прочел нам выученную речь свою о Вольтере, его привычках <…> показывая его вещи, письма» (Погодин Ж. П. Год в чужих краях. 1839, ч. 4. М., 1844, с. 161–163). Выражение «остроумный сумасброд» — возможно, парафраза слов Пушкина о Ж.-Ж. Руссо: «красноречивый сумасброд» («Евгеий Онегин», глава 1, строфа XXIV).

…заседаниях палаты пэров и депутатов…  — Наименование составных частей парламента. Пэр — титул высшего дворянства. Палаты пэров и депутатов — верхняя и нижняя палаты. Ср. у Погодина: «Хотел было зайти в палату депутатов, но опоздал» (Погодин М. П. Год в чужих краях. 1839, ч. 3, с. 47).

…поддержал мадам Лафарж ~ готова была упасть в обморок…  — Речь идет о Мари Лафарж, приговоренной парижским судом за отравление мужа к пожизненному заключению. В тюрьме Лафарж написала «Воспоминания», опубликованные в 1841 г., в которых обвиняла судей в пристрастности. Процесс по делу Лафарж, происходивший в Париже в 1840 г., широко обсуждался в русских газетах.

Речь шла о привидениях ~ сомнамбулизме и тому подобном.  — Месмеризм, или животный магнетизм, — теория Мессмера (1733–1815), убежденного в существовании «магнитной силы», которую человек черпает из вселенной и истечение которой оказывает влияние на других людей. Теория эта пользовалась популярностью в конце XVIII — начале XIX в. Созданная Парижской академией наук комиссия пришла к заключению, что явления месмеризма в значительной степени сводятся к шарлатанству. Сомнамбулизм — то же, что лунатизм, — хождение во сне.

…из Токсова-то приехали…  — Токсово — пригород Петербурга. «Токсово справедливо называют петербургской Швейцарией <…> Любителям уединенных прогулок поездка в Токсово может доставить истинное наслаждение» (Пушкарев И. Путеводитель по Санкт-Петербургу и окрестностям его, с. 466).

…ведь тут честь — драгоценнейшее сокровище человека…  — Это выражение употребляется в аналогичном ироническом контексте в «Необыкновенном завтраке» (1843; см. выше, с. 324).

Адмиральский час!  — Шуточное выражение, установившееся со времен Петра I и обозначавшее час, когда следует приступить к водке перед обедом.

…для него часто на белом свете черные дни…  — Автоцитата из водевиля «Утро в редакции» (1841), куплеты Семячко: «И что на нашем белом свете Мне ежедневно — черный день» (наст. изд., т. VI, с. 71).

…целые тысячи подписчиков ~ всего-то триста осемьдесят один, и с гратисами…  — Гратис (лат. gratis) — бесплатно. Бесплатные экземпляры раздавались для поднятия престижа издания. О борьбе журналистов за число подписчиков см. в романе о Тростникове (наст. изд., т. VIII).

…я не какой-нибудь… который наполняет свои фельетоны похвалами лавочкам и кондитерским…  — Намек на Ф. В. Булгарина. Ср. аналогичный эпизод в «Петербургском фельетонисте» И. И. Панаева: «Он за сладкий пирожок пишет похвальное слово кондитеру; за десять сигарок восхваляет табачную фабрику; за фунт икры строит комплименты овощной лавочке» (ФП, ч. 2, с. 270).

…соорудил статейку о Задорине ~ по случаю выходки его на статью мою о петербургских гуляньях.  — Имеется в виду водевиль Ф. А. Кони «Петербургские квартиры» (1840), в котором в образе журналиста Абдула Фадеича Задарина был высмеян Булгарин. Очевидно, здесь содержится и намек на статью Ф. А. Кони «История балов и маскарадов» (П, 1840, № 1), вызвавшую отрицательную оценку Булгарина в статье «Журнальная мозаика» (СП, 1840, 5 июня, № 124), и ответ Ф. А. Кошт «От редакции» (П, 1840, № 6) — см. об этом статью А. М. Гаркави «О новонайденном рассказе Н. А. Некрасова „Очерки литературной жизни“», с. 132–133. Ср. также выпад Булгарина против Кони в статье «Русская литература. Фельетон литературный»: «…г. Кони писал статейки по указанию редактора литературной части „Пчелы“ для „Смеси“ — о балаганах, штукарях, загородных гуляньях — это входит в состав „Северной пчелы“ не как литература и литературой никто этого не называл, а как городские известия» (СП, 1841, 24 дек., № 289).

Вот, говорю, есть в нашей литературе шмели…  — Намек на Ф. В. Булгарина, автора книги «Комары. Всякая всячина. Рой первый» (СПб., 1842). Ср. статью Булгарина «Очерки русской литературы, соч. Н. Полевого»: «Мы еще удивляемся, что литературные осы и шмели так легко пропустили это сочинение!» (СП, 1840, 21 марта, № 65).

…издатель иногда читал свои статьи по пятидесяти раз в сутки ~ не имел обыкновения читать своих статей своему лакею…  — Ср. близкую по стилю и содержанию цитату из статьи Белинского «Литературные и журнальные заметки» (ОЗ, 1842, № 1): «Он, бедный, совершенно помешался на литературной славе и статейки свои (которые почитает, разумеется, великими произведениями) еще в рукописи читает не только своим приятелям, но всем наборщикам типографии, в которой печатается его листок, своему лакею и даже привратнику» (Белинский, т. VI, с. 580).

…Литература наша ~ похожа на толкучий рынок…  — Ср. авторское отступление о русской журналистике в романе о Тростникове: «Каждый, — почти каждый, — русский журнал той эпохи можно было сравнить с лавочкою толкучего рынка, где развешаны разные приманки и безотходно стоит ловкий парень с широким горлом, зазывающий покупателей, нагло выхваляющий гнилой товар своей лавчонки и осуждающий товар соседа» (ПСС, т. VI, с. 164–165).

…ваши десять в червях!  — Карточный термин. Ср. в «Говоруне» (1843): «В червях игру сквернейшую сыграл…» (наст. изд., т. I, с. 395) и в некрасовских стихах коллективного фарса «Как опасно предаваться честолюбивым снам» (1846): «Кляyуся десятью в червях!.» (см. выше, с. 481).

…не жалели нашей наличности ~ влияние только на личности…  — Намек на каламбуры в водевилях Ф. А. Кони «Женская натура» (1839): «И курс личной красоты Ниже красоты наличной» — и «Петербургские квартиры» (1840): «Собственной личностью, Звонкой наличностью Действуй вовек…».

Жена да повинуется своему мужу!  — Усеченная цитата из Нового завета: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу» (Послание апостола Павла к ефесянам, гл. 5, ст. 22).

Психологическая задача^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: С, 1849, № 11, отд. V, «Смесь», с. 56–60, с подписью: «Н. Н.».

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V.

Автограф не найден.

Авторство Некрасова установлено И. Я. Айзенштоком в предисловии к публикации «Давняя быль. Из рассказов Щепкина» (Сов. искусство, 1938, 22 авг., № 111, с. 3); см. также: Айзеншток И. Л. Некрасов — редактор М. С. Щепкина. — ЛН, т. 53–54, с. 67–78.

В завершающей фразе «Психологической задачи» Некрасов сам прокомментировал историю происхождения этого произведения, указав, что в основу его был положен устный рассказ М. С. Щепкина.

В 1840-е гг. к устным рассказам артиста широко обращались многие современники: Гоголь в «Старосветских помещиках» (1835) и во втором томе «Мертвых душ» (1855), В. А. Соллогуб в «Собачке» (1845) и «Воспитаннице» (1845), Герцен в «Сороке-воровке» (1848). О Щепкине-рассказчике см.: Афанасьев А. М. С. Щепкин и его записки. — БдЧ, 1864, № 2, с. 1, 6–7.

По свидетельству Ф. И. Буслаева, «рассказы эти касались и старины, и новых порядков, и театра, и литературы, и серьезного, и пошлого» (Буслаев Ф. И. Мои досуги, ч. II. М., 1886, с. 235); ср. оценку П. С. Тихонравова: «Они рисовали все — пошлость, темную, трагическую сторону жизни» (Тихонравов Н. С. Соч., т. III. СПб., 1898, с. 544).

Рассказ М. С. Щепкина (1788–1863) мог быть услышан Некрасовым во время одной из встреч с актером в период с лета 1845 по октябрь 1849 г. Летом 1845 г. Некрасов и Щепкин были частыми гостями Герцена, жившего на даче в Соколове (см.: Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960, с. 268). 24 июня 1847 г. Щепкин посетил Некрасова в Петербурге (см.: ПСС, т. X, с. 68). 14 октября 1849 г. Некрасов присутствовал на бенефисе Щепкина в Александрийском театре на первой постановке пьесы Тургенева «Холостяк» (см. также: Гриц Т. С. М. С. Щепкин. Летопись жизни и творчества. М., 1966, с. 350, 404, 427).

Отсутствие иных фактических материалов, кроме указания Некрасова на источник, не позволяет судить о мере участия Щепкина в создании рассказа. Структура повествования свидетельствует об имитации сказовой манеры, принадлежащей, очевидно, Щепкину (см. об этом: Айзеншток И. Я. Некрасов — редактор М. С. Щепкина, с. 70). В рассказе использованы фольклорные элементы (сказочный зачин, троекратные повторы). Название «Психологическая задача» могло быть навеяно общим названием серии рассказов М. П. Погодина «Психологические явления» («Убийца», «Возмездие», «Корыстолюбец», «Неистовство», «Искушение»), посвященных патологическим состояниям человеческой психики (см.: Погодин М. П. Повести, ч. I. М., 1832, с. 167–202). Тема губительной власти денег, психология скупца нашли отражение в «Петербургском ростовщике» (1844) и в романе «Три страны света» (1848–1849). Отдельные сюжетные аналогии комментируемому произведению прослеживаются в стихотворениях «Извозчик» (1855) и «Секрет» (1855).

…на свитку…  — Род верхней длинной одежды, шитой из домотканого сукна.

…кожух…  — шуба, тулуп.

Происшествие, рассказанное здесь, не выдумано ~ Оно рассказано автору известным артистом московской сцены М. С. Щепкиным…  — О М. С. Щепкине, который не был украинцем по национальности, С. Т. Аксаков писал, что он «перенес на русскую сцену настоящую малороссийскую народность, со всем ее юмором и комизмом. <…> Щепкин потому мог это сделать, что провел детство и молодость свою на Украине, сроднился с ее обычаями и языком» (Аксаков С. Т. Несколько слов о М. С. Щепкине. По случаю пятидесятилетия его театрального поприща. — В кн.: Аксаков С. Т. Собр. соч., т. 3. М., 1956, с. 618). С высокой оценкой артистической деятельности М. С. Щепкина Некрасов выступал неоднократно. В фельетоне «Петербургские дачи и окрестности» (1844) Щепкин назван «известным и любимым московским комиком» (ПСС, т. V, с. 470–471); в фельетоне «Отчеты по поводу Нового года» (1845) — «знаменитым московским артистом» (ПСС, т. V, с. 522); в статье «Холостяк, комедия в трех действиях Ив. Тургенева» (напечатанной в том же номере «Современника», где опубликована «Психологическая задача») — «одним из любимейших артистов как московской, так и петербургской публики» (ПСС, т. IX, с. 542).

Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и К^о*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: С, 1850, № 4 (ценз, разр. — 31 марта 1850 г.), отд. I, с. 167–222, с. подписью: «Н. Некрасов».

В собрание сочинений впервые включено: стихотворение «Месть горца» — ПССт 1927; полностью — Собр. соч. 1930, т. III.

Автограф не найден.

Датируется концом 1849 — мартом 1850 г. В основу повести лег анекдот «Золеный любовник», впервые рассказанный в «Северной пчеле»:

«Недавно один немецкий лев волочился за женою красильщика. Муж подметил эти проделки и как-то врасплох застал любовника на коленях перед женою. Мщение было придумано им уже давно. Красильщик был сильный и дородный мужчина. Он притащил волокиту к красильному чану и окунул его в краску; после того поклонился и отпустил его. Кое-как добрался несчастный до дома, сопровождаемый насмешками толпы. Дома начал он мыться и чиститься, но все труды и усилия его были бесполезны: краска была с сильною протравою и лицо льва навсегда останется зеленым» (СП, 1844, 25 апр., № 92).

26 марта 1849 г. А. Н. Плещеев в письме к С. Ф. Дурову в числе других анекдотов, «которые ходят по Москве и делают страшный скандал», рассказал о подобном же случае: «Один гусар-офицер волочился за женой красильщика. Муж, возвратясь однажды из клуба ранее обыкновенного, застает его у себя, пьющего чай с его женой и облаченного в его халат; красильщик не отвечал ни слова на сказку, выдуманную офицером для истолкования такого пассажа, и сам присоединился к чаю. Часа два спустя красильщик зовет офицера посмотреть его фабрику. Офицер, обрадованный, что муж ничего не подозревает, согласился. В красильной в это время стоял огромный чан с синей краской, на изобретение которой красильщик только что получил привилегию. Когда они подошли к чану, оскорбленный супруг схватил офицера за шею и трижды окунул его лицом в краску. По окончании этого процесса офицер был совершенно небесный. „Ну, давайте я вас вытру“, — сказал, рассмеявшись, красильщик и, помочив тряпку в какую-то жидкость, стоявшую на окне в миске, стал вытирать ею лицо офицера. Но это была не вода, а такой состав, после которого краска уже не могла никогда сойти. Офицер в отчаянии бросился в клинику, но, что ни делали доктора, все напрасно. Призвали красильщика, он отвечал, что получил привилегию и не откроет своего секрета никому, но что перекрасить в черную краску может. Теперь бедный офицер лежит облепленный шпанскими мухами и не имея довольно денег, чтобы заплатить красильщику за открытие секрета. Красильщик — французский подданный, и наказать его нельзя. Не правда ли, славная история? Напоминает гоголевского поручика Пирогова, с которым Шиллер и Лессинг[45]Ошибка Плещеева, имя второго гоголевского героя Гофман. также распорядились домашним образом. Этот факт составляет предмет разговоров, куда ни приди» (Дело петрашевцев, т. III. M.-Л., 1951, с. 293–294).

Повесть Некрасова характерна для эпохи «мрачного семилетия» (1848–1854), когда писатель-сатирик часто был вынужден ограничивать свои задачи лишь тем, чтобы забавлять и смешить читателя. «Стоит только сравнить „Краску Дирлинг“ с „Петербургскими углами“, написанными Некрасовым за несколько лет до того, — писал К. И. Чуковский, — чтобы увидеть, какая глубокая пропасть лежит между эпохой „Физиологии Петербурга“, „Петербургского сборника“ и мрачным семилетием, которое сменило ее. Поэт как бы сказал своим новым рассказом: уже нет ни малейшей цензурной возможности следовать за Гоголем в деле обличения ненавистного строя, так что приверженцам Гоголя до времени остается одно: воспроизводить внешние приемы его мастерства, внешнюю литературную форму» (Чуковский, с. 114).

Не исключено, однако, что окончательной редакции произведения предшествовала какая-то другая, не одобренная цензурой. 2 января 1850 г. Некрасов писал цензору «Современника» И. И. Срезневскому: «Препровождаю при сем повесть „Случайность“; г-ну Крылову она не понравилась в первобытном виде; он доложил о ней председателю — и решили они, чтоб ее переделать. Посылаемый оттиск есть уже переделанный, и в этом новом виде г-н Крылов подписал ее. Всё это считаю не лишним довести до Вашего сведения и вместе с тем всепокорнейше Вас прошу выдать поскорее эту повесть…». Произведение с таким названием в «Современнике» не печаталось. Предположение, что в письме речь идет о рассказе Н. Станицкого (А. Я. Панаевой) «Необдуманный шаг», напечатанном в № 1 журнала (см.: Звенья, V. М.-Л., 1935, с. 502–503; ПСС, т. X, с. 139), неосновательно. Январский номер «Современника» за 1850 г. был разрешен цензурой 31 декабря 1849 г. Название «Случайность» по соответствует содержанию упомянутой повести Панаевой. Комментируемая же повесть Некрасова с ее анекдотическим сюжетом вполне могла иметь первоначальное название «Случайность»; этими соображениями мотивируется (предположительно) первая дата при определении хронологических границ работы над повестью.

Явная зависимость автора «Новоизобретенной привилегированной краски…» от Гоголя, в частности от его «Невского проспекта», «как относительно его юмора, так и манеры изображения пошлости, преимущественно в мелочах обыденной жизни», впервые отмечена С. И. Пономаревым (Ст 1879, т. I, с. LXV).

Образ пошлого жуира Хлыщова продолжает галерею гоголевских хлыщей 1830-х гг. (Пирогов, Ковалев, Хлестаков и пр.). С героями «Носа» и «Ревизора» Хлыщова роднит тщательная забота о своей наружности (см., например, эпизод с носом Хлыщова, утратившим в дороге прежний цвет), тщеславие и наклонность к вдохновенной лжи (подробнее об этом см.: Зимина, с. 171–172, а также: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 154–155). Образ камердинера Хлыщова, «мыслящего человека», любителя чтения, с удовольствием рассказывающего об образе жизни своего барина, восходит, по-видимому, к Петрушке из «Мертвых душ».

В творчестве самого Некрасова Хлыщову предшествует герой «Опытной женщины» (1841). В 1855 г. сходная с комментируемой повестью история о хлыще, в которой может быть отмечена скрытая цитата из «Невского проспекта», вошла в роман «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (ч. 2, гл. VIII). С «Невским проспектом» связан сюжет приписываемого Некрасову стихотворения «Обыкновенная история», в котором действует герой-хлыщ и эпиграф к которому взят из повести Гоголя (1845; см.: наст. изд., т. I, с. 438).

Поэтический эскиз образа хлыща можно видеть в портрете героя сатирического стихотворения Нового поэта (коллективный псевдоним И. И. Панаева и Некрасова) «Франт» (С, 1849, № 6, «Моды», с. 3–4):

Тема хлыщей развивалась и в таких произведениях писателей «натуральной школы», близких к «Современнику», как «Похождения Накатова» (1849) и «Свистулькин» (1855) Д. В. Григоровича; «Львы в провинции» (1852), «Опыты о хлыщах» (1854–1857) И. И. Панаева и др. В их ряду повесть «Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и К^о» отличается особым мастерством Некрасова — юмориста и создателя комических характеров.

Пародийное стихотворение «Месть горца», по предположению В. Я. Бухштаба, написано ранее и в тексте комментируемой повести производит несколько искусственное впечатление (Некр. сб., II, с. 138).

Известен краткий пренебрежительный отзыв анонимного рецензента «Отечественных записок» о некрасовском произведении, «назначавшемся, вероятно, для другого отдела („Современника“, — Ред.) и по ошибке внесенного в „Словесность“»: «Литературного достоинства оно не имеет никакого, а случай, о котором рассказывает оно, давно все знали» (ОЗ, 1850, № 12, отд. VI, с. 131). Через пять лет В. Р. Зотов в рецензии на роман «Тонкий человек…» писал о «немногочисленных и неблестящих» прозаических опытах Некрасова, среди которых упоминал и «Новоизобретенную привилегированную краску…»: «Еще слабее была повесть, взятая из старинного анекдота о франте, выкрашенном ревнивым красильщиком в зеленую краску» (П, 1855, № 3, отд. IV, с. 6). В рукописном отделе ИРЛИ АН СССР (P. I, on. 20, № 9) хранится водевиль «Секрет красильни братьев Дирлинг», переделанный из произведения Некрасова. Пьеса подписана псевдонимом «Борисфен» и относится к 1920 г. Известна также инсценировка рассказа под заглавием «Зеленый человек» (1952) — см.: ЦГАЛИ, ф. 2679, он. 1, № 1155.

Брик — открытая коляска (от «бричка»).

На заре ты ее не буди ~ ланит…  — неточная цитата из первого куплета романса А. Б. Варламова на слова А. А. Фета «На заре ты ее не буди».

Ассан сидел, нахмуря брови ~ выл.  — Ср. начало поэмы Пушкина «Бахчисарайский фонтан»:

Кальян — у восточных народов курительный прибор, в котором табачный дым охлаждается и очищается, проходя через воду.

И, грозно молвив: «Крови! Крови!»…  — См. комментарий на с. 557–558.

Любимым его чтением был «Кавказский пленник», после которого всего выше ставил он «Хаджи-Абрека»…  — «Кавказский пленник» (1828) и «Хаджи-Абрек» (1833) — поэмы Лермонтова.

…в гостиницу Шора…  — Эта гостиница находилась в Охотном ряду (ныне проспект Карла Маркса).

Фуляр — шелковый платок, в данном случае шейный.

Я, говорит, велел в дикую, а вы перекрасили в серую…  — Дикой называлась темно-серая краска.

Вохра (охра) — минеральная краска желтого или красного цвета.

…рассказы о Фреццолини, о Ворси (Гризи и Марио тогда еще не было в Петербурге), о Фанни Эльслер…  — Эрминия Фреццолини (1818–1884) и Джулия Борси (1817–1877) — итальянские певицы, гастролировавшие в Петербурге в 1848 г. Певцы-супруги Джованни Марио (1810–1883) и Джулия Гризи (1811–1869) приехали на гастроли в Петербург осенью 1849 г. Фанни Эльслер (1810–1884) — австрийская балерина, выступавшая в Петербурге в 1848–1851 гг. (см. о ней: наст. изд., т. VI, с. 671).

…яркими красками описывал он мнимые победы борсистов над фреццолинистами…  — В сезон 1848–1849 гг. в итальянскую оперную труппу Большого театра в Петербурге, где до этого господствовала итальянская примадонна Д. Борси, была ангажирована прославленная Э. Фреццолини, потеснившая Борси. Предметом их соперничества был не только успех у зрителей, но и распределение ролей в спектаклях. Актрисы пользовались поддержкой совершенно различных социальных групп. Любимицей меценатов и аристократической публики, как пишет историк театра, была прославленная Фреццолини. «Верхние же ярусы лож и галереи, где заседали истинные, но неблестящие меломаны, остались верпы Борси и объявили себя врагами Фреццолини, которая отнимала от соперницы лучшие ее роли. <…> Таким образом образовались в зале Большого театра свои гвельфы и гибеллины, ожесточенные друг против друга. Борьба же выказывалась всего более в спектаклях, где участвовали обе примадонны, например в „Роберте“ и в „Дон-Жуане“. Каждая партия старалась вызвать лишний раз свою богиню и кинуть ей как можно более букетов. Борси брала верх числом, а Фреццолини качеством и дороговизною» (Вольф А. И. Хроника петербургских театров с конца 1826 до начала 1855 года, ч. 1. СПб., 1877, с. 128). Ср. об этом же «конфликте» театральных «партий» в рассказе Ф. М. Достоевского «Чужая жена и муж под кроватью» (1849) — Достоевский, т. II, с. 62, 481.

Он говор ~ прозябанье.  — Слегка измененная цитата из стихотворения Е. А. Баратынского «На смерть Гете» (1832):

«Библиотека для чтения» — журнал, издававшийся в 1830-1850-е гг. в Петербурге О. И. Сенковским, постоянный оппонент и соперник некрасовского «Современника» в 1840-е гг.

Он вспомнил зеленые бронзовые головы, привлекавшие некогда толпу зрителей ~ к фокуснику Родольфу…  — Выступления фокусника Родольфа в Петербурге в 1843–1844 гг. с автоматами, которые отвечали на вопросы, рисовали, считали, имели большой успех у публики. «В соответствии с автоматом, — писала одна из петербургских газет, — г-н Родольф приготовил две „мемноновы головы“, висящие „на лентах“ <…> и не прикасающиеся к стене. Каждая из этих голов — безделица! — дает ответ на какой угодно вопрос, предложенный вами другой голове тихонько, шепотом, на ухо; не хотите, чтоб ответ на ваш вопрос произнесен был громко, скажите одно слово — и тут же стоящий аппарат Эльфодор, ничем не сообщающийся с этими головами, напишет вам ответ» (РИ, 1844, 11 окт., № 228; см. также: РИ, 1844, 29 окт., № 244; ЛГ, 1844, 16 ноября, № 45).

Ладан — ароматическая смола некоторых тропических деревьев, употребляемая для курения, главным образом при богослужении.

…не двести ассигнациями, а шестьдесят пять тысяч серебром.  — О переводе ассигнаций на серебро см. комментарий на с. 555.

…просить привилегию…  — Здесь: хлопотать о патенте.

…муаре…  — т. е. под муар, ткань, имеющую переливчатую окраску.

Против него стоял его дагерротипный портрет…  — Дагерротипные портреты — первоначальное название изобретенных в 1839 г. Л.-Ж. Дагером фотографических снимков.

Полисоны — крахмальные оборки (франц. polisson).

Мабет — недобор взяток в карточной игре, штраф за этот недобор.

Тонкий человек, его приключения и наблюдения^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: С, 1855, № 1, отд. I, с. 171–204, с подписью: «Н. Некрасов».

В собрание сочинений впервые включено: отрывок «За стеной (Драматическая сцена)» — Собр. соч. 1930, т. III; полностью — ПСС, т. VI.

Автограф с полным текстом не найден.

Черновой автограф отрывка главы III и двух отрывков драматической сцены «За стеной» — ГБЛ, ф. 195, М5757.3, карт. 1, ед. хр. 3 (варианты этих отрывков публикуются в составе свода вариантов к роману «Топкий человек, его приключения и наблюдения» — см.: наст. изд., т. VIII).

«Тонкий человек…» создавался, по-видимому, в период между 1853 и 1855 гг. Об этом свидетельствуют отраженные в нем биографические факты. В апреле-августе 1853 г. Некрасов совершил поездку в Алешунино Владимирской губернии, впечатления от которой воплотились в «Тонком человеке…»: Грачов и Тростников (его герои) выезжают из Петербурга во владимирское имение Грачова весной 18 ** года и путешествуют по тем же местам, что и Некрасов; без изменения оставлены названия окрестных городов и деревень (Гороховец, село Красное).

Описание имения Грачова («Дом стоит на возвышении, которое постепенно сливается с низменностию, предшествующей луговому берегу Оки ~ перед самыми окнами дома чудесное озеро…», с. 447) совпадает с описанием дома Некрасова в Алешунине («маленьком именьишке моего отца, которое он передал мне близ города Мурома») в письме к Тургеневу от 6–9 июля 1853 г.

Отмечавшийся исследователями (В. Е. Евгеньевым-Максимовым, К. И. Чуковским) автобиографизм «Тонкого человека…» не является основной его особенностью. Судя по содержанию первых четырех глав, опубликованных в «Современнике» (в автобиографических записях 1877 г. «Тонкий человек…» назван романом), Некрасов обратился к новой для ого прозы теме судеб русской дворянской интеллигенции, воспитывавшейся в кружках, жизнь которых при большой духовной напряженности носила умозрительный характер, была оторвана от практики. В продолжении романа, не завершенного и не опубликованного при жизни писателя, эта тема найдет свое дальнейшее развитие, перерастет в злободневную для середины 1850-х гг. и характерную для творчества Некрасова проблему либерализма и связанную с нею проблему народа (см.: наст. изд., т. VIII).

Название «Тонкий человек…» и часто повторяющиеся в первых главах романа выражения «тонкость», «перетонил» ироничны. По своей смысловой наполненности (фразерство, болезненное самолюбие, склонность к эффектам, эгоизм) понятие «тонкий человек» у Некрасова созвучно тургеневской формуле «лишний человек». Однако в отличие от Тургенева, которого более интересовали психологическая природа данного типа, его философские корни, Некрасов, как и многие другие писатели «натуральной школы» (И. И. Панаев («Родственники», 1847): Я. П. Бутков («Странная история», 1849); А. И. Пальм («Жак Бичовкин», 1849)), делал акцент на социально-политическом факторе, способствующем появлению «тонких людей». «Тонкий человек» Некрасова — разновидность тургеневского «лишнего человека», данная целиком в иронической, развенчивающей интерпретации.

Ориентация Некрасова на тургеневский тип с целью его переосмысления и дискредитации прослеживается в тематических и текстуальных совпадениях ряда эпизодов, мотивов в «Тонком человеке…» и «Гамлете Щигровского уезда» (1849). Оба героя — Грачев (у Некрасова) и Василий Васильевич («Гамлет Щигровского уезда») — представители дворянской интеллигенции, духовно воспитывавшиеся в кружках передовой дворянской молодежи 1830-1840-х гг. (как сказано у Некрасова, «в кружке умников»), «энциклопедисты», фразеры. Обоих «самолюбие гложет» и мучает «постоянное напряжение придумать что-нибудь оригинальное» (с. 441). Для Василия Васильевича («Гамлет Щигровского уезда») поездка в деревню-пройденный этап. В романе же Некрасова повествование начинается с дающего «ключ» к внутреннему миру героя многословного «признания» Грачева, сводящегося к банальному решению — «не лучше ли уехать навсегда в деревню».

К. И. Чуковский, В. Б. Евгеньев-Максимов, А. Н. Зимина отмечали художественную близость «Тонкого человека…» и «Записок охотника» Тургенева. Это наблюдение справедливо лишь по отношению к роману в целом. «Для изображения крестьян и крестьянского быта Некрасов воспользовался формой „Записок охотника“» (см.: Зимина, с. 198). В главах же, опубликованных в «Современнике», эта тема отсутствует.

У истоков «Тонкого человека» стояли и «Мертвые души» (1842) Гоголя, и «Тарантас» (1845) В. А. Соллогуба, в котором «Мертвые души» переосмысливались в духе очерковой «физиологии» (о Соллогубе см.: Логман Л. М. «Натуральная школа» и проча начала 1850-х гг. — В кн.: История русской литературы, т. 2. Л., 1981, с. 607). Если сходство романа Некрасова с «Тарантасом» Соллогуба ограничивается внешним сюжетным совпадением: в тарантасе едут два барина, наблюдающих Россию, то на Гоголя как на литературный источник ссылается сам Некрасов в связи с поставленной в начале «Тонкого человека…» проблемой литературной преемственности и признанием себя учеником и последователем школы Гоголя (о гоголевской традиции в романе см.: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 191–192).

«Тонкий человек…» — зрелое прозаическое произведение Некрасова и. по проблематике, и по художественной форме. По наблюдению В. В. Жданова, писатель создал в нем «одну из разновидностей того социального типа, разоблачение которого в дальнейшем станет предметом некрасовской сатиры <…>. Фигура Грачева занимает свое место где-то посредине между помещиком Данковым, бегло обрисованным в „Трех странах света“, и Агариным из поэмы „Саша“, создававшейся в те же годы, что и „Тонкий человек“» (Жданов Б. В. Заметки о Некрасове. — Нов. мир, 1971, № 9, с. 241, см. также: Зимина А. П. Проблема лишнего человека в творчестве Некрасова 50-х годов. (Поэма «Саша», роман «Тонкий человек, его приключения и наблюдения»). — Учен. зап. Удмуртск. гос. пед. ин-та 1956, вып. 10, с. 99–118).

Существенной особенностью «Тонкого человека…» является его жанровое своеобразие. Роман лишь внешне сохраняет сходство с «физиологическими очерками». Традиционная для литературы 1840-1850-х гг. форма повествования («записки, признания, воспоминания, автобиографии») Некрасовым отвергается как устаревшая и не соответствующая его замыслу. Цель автора — раскрытие несостоятельности «тонкого человека» — выясняется в процессе диалога-спора «не только и по столько между приятелями Грачовым и Тростниковым, чьи взгляды <…> не всегда совпадают, сколько между повествователем и „Тонким человеком“» (см.: Карамыслова О. В. О жанре романа Н. А. Некрасова «Тонкий человек, его приключения и наблюдения». — Некр. и его вр., вып. V, с. 46; ср. также ее работу: Образ автора-повествователя в романе Н. А. Некрасова «Тонкий человек, ого приключения и наблюдения». — Некр. и его вр., вып. IV, с. 57–63).

Диалогичность романа позволила Некрасову органически включить в текст четвертой главы драматическую сцену «За стеной», представляющую собой разговор, подслушанный Грачовым и Тростниковым во время их пребывания на постоялом дворе. В основу сцены было положено «Письмо от купца купцу», напечатанное Некрасовым в «Литературной газете» (1845, 1 марта, № 8) (см. об этом: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 191). В «Тонком человеке…» полностью сохранен язык и стиль «Письма» (текст его, изредка прерываемый репликами хозяина, произносится гостом), его сюжет — сватовство купца, близкий отдельным мотивам пьес Гоголя («Женитьба») и А. Н. Островского (анализ «За стеной» см. в кн.: Некрасов и театр. Л., 1948, с. 199–200, в главе XII, написанной К. К. Бухмейер).

В романе содержится диалог-рассуждение по поводу возможности использования этого вставного эпизода в качестве самостоятельного драматического произведения: «- Каков разговор? — сказал Грачов своему приятелю <…> Не правда ли, чудо? Если записать, выйдет маленькая комедия <…> — Да, разговор недурен. Но, признаюсь, я не желал бы быть автором такой комедии. — Почему? — Да потому, что выйдет… подражание» (с. 468).

Отказываясь от подражания, но не отвергая его «полезности» («…два-три мастерские снимка исчерпывают ее <среду> всю, и, сколько ни списывай потом, всё будет казаться подражанием и повторением» и далее: «Такие вещи печатать полезно. <…> потому полезно… что никому не вредно» — с. 468), Некрасов еще раз обращался к проблеме литературной преемственности, поставленной в начале романа, к занимавшему Белинского вопросу о соотношении и взаимозависимости гениев и талантов, больших талантов и обыкновенных беллетристов.

На этом эпизоде заканчивается известная современникам часть «Тонкого человека…» (творческую историю последующих глав романа см.: наст. изд., т. VIII).

Роман остался почти не замеченным критиками. В отрицательном отзыве о «Тонком человеке…», Вл. Зотов давал негативную оценку прозе Некрасова в целом, отмечая, однако, его поэтическое дарование: «Прозаические опыты г-на Некрасова до сих пор были немногочисленны и неблестящи. <…> Новое произведение его, судя по началу, немного прибавит к известности г-на Некрасова как повествователя. Оно резко разделяется на две половины: в первой рассказывается история одного Тонкого человека, сильно смахивающего на хлыща; во второй разговор о неудачном сватовстве содержателя постоялого двора за купеческую дочку. В этой части много верно схваченных и комических подробностей, но целое растянуто. Впрочем, подождем окончания похождений Тонкого человека» (П, 1855, № 3, «Петербургский вестник», с. 6). Снисходительно, но очень бегло отозвался о «Тонком человеке…» О. И. Сенковский: «Мы не можем скрыть удовольствия, доставленного нам несколькими страницами „Тонкого человека“ г-на Некрасова и в особенности панегириком Раппо…» (БдЧ, 1855, № 2, с. 46).

Своеобразным откликом на роман Некрасова явилось обилие реминисценций из пего в статье А. А. Григорьева «И. С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа „Дворянское гнездо“» (1859). «Авторы всех подобных произведений, — писал Григорьев по поводу провинциальных отрицателей „драматических пословиц“ Мюссе и его русских подражателей, имея в виду „Где тонко, там и рвется“ Тургенева, — стремились к тонкостям. Тонкость была повсюду: тонкость стана героинь, тонкость голландского белья и т. д. — тонкость, одним словом, и притом такая, что стан, того и гляди, напомнит жердочку народной песни…» (РСл, 1859, № 5, «Критика», с. 23–25).

Так и Манфред не часто смотрел…  — Манфред — герой одноименной трагедии Д.-Г. Байрона, обладал тяжелым, убийственным взглядом. См. также комментарий на с. 593.

…теперь только и пишутся, что записки, признания, воспоминания, автобиографии.  — Ср. высказывание А. В. Дружинина в «Письмах иногороднего подписчика» (1849): «Наши журналы теперь очень щедры на жизнеописания. В „Отечественных записках“ кроме „Замогильных записок“ Шатобриана начали помещаться отрывки из „Признаний Ламартина“» (Дружинин А. В. Собр. соч., т. VI. СПб., 1865, с. 99). Многочисленные мемуарные и биографические произведения и отклики на них публиковались и на страницах «Современника». См., например: Поэзия и правда моей жизни. Записки Гете (1849, № 9); <Уваров С. С> Литературные воспоминания А. В. (1851, No. 6); <Гаевский В. П.> Записки В. М. Головнина в плену у японцев… Спб., 1851 (1851, № 11); Дизраэли И. Литературный характер, или История гения, заимствованная из его собственных чувств и признаний (1853, № 5-11); Путешествия, записки, приключения и битвы. Воспоминания из морской жизни Люи Гернерея (Луи Гернсре). М., 1853–1854 (1854, № 2); Ковалевский Е. П. Жизнь и смерть последнего владыки Черногории и последовавшие затем события (1854, № 6); Зиссерман А. Л. Десять лет на Кавказе (1854, № 9) и др.

…жизнь тяжкое бремя?  — Перефразированная строка из стихотворения Пушкина «Телега жизни» (1823): «Хоть тяжело подчас в ней бремя..».

…не есть ли вся моя жизнь пошлое повторение одних и тех же пошлостей?  — Восходит к гоголевскому выражению «пошлость пошлого человека» из «Четырех писем к разным лицам по поводу „Мертвых душ“». По словам Гоголя, главное свойство его таланта определено Пушкиным: «Он мне говорил всегда, что еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем» (Гоголь, т. VIII. с. 292). Использовано в статье Белинского по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями» (1847) (Белинский, т. X, с. 75).

…тонкий человек — глупая страсть к тонкостям…  — Выражение «тонкий человек» с ироническим оттенком встречается в комедии Ф. А. Кони «Деловой человек, или Дело в шляпе» («Жучок: Прощай, тонкий человек», «на тонких экскузациях с ним» — П, 1840, № 6, с. 6–9; указано А. М. Гаркави — см. его картотеку, хранящуюся в ИРЛИ). Иронически использовано А. В. Дружининым в «Письмах иногороднего подписчика»: «Крестовский — писатель тоже весьма умный <…> но <…> нужно признаться, что за прошлый месяц он употребил во зло привилегию поэтов и беллетристов быть тонкими во вред свежести и занимательности взятого ими на себя труда. Тонок, и нечист!». Критикуя современных беллетристов, «потчующих» читателя «психологическими анализами, описанием микроскопических страданий и мельчайших страстей», Дружинин также иронизировал по поводу «тонкости» подобных сюжетов: «Опять тонкость и отсутствие чистоты, то есть ясности» (Дружинин А. В. Собр. соч., т. VI. СПб., 1865, с. 736–737, 810). В «Современнике» за 1854 г. (№ 4, отд. V, с. 69–80) была опубликована статья «Топкие критики» за подписью «Z». Ср., кроме того, эпиграмму П. А. Каратыгина по поводу пьесы Тургенева «Где тонко, там и рвется» (1848): «В комедии своей он так перетончил, что скажешь нехотя: где тонко, там и рвется» (цит. по: Варнеке В. В. История русского театра, т. 2. Казань, 1910, с. 332).

Ждали нового инспектора ~ пьяная фигура с просительным аттестатом.  — Ситуация с «просительным аттестатом» используется в «Повести о бедном Климе» и в «Жизни и похождениях Тихона Тростникова» (см.: наст. изд. т. VIII).

Он еще не толст ~ похож на Павла Иваныча Чичикова.  — Реминисценция из «Мертвых душ» Гоголя (ср. описание внешности Чичикова в главе I: «ни слишком толст, ни слишком тонок» — и в главе VIII: «Герой наш <…> чувствовал какую-то ловкость необыкновенную: раскланивался направо и налево, по обыкновению своему, несколько набок, по совершенно свободно…» (Гоголь, т. VI, с. 7, 162–163).

…попасть в круг, где любят-таки поговорить о существенных вопросах науки, жизни, современности и проч. ~ постоянное напряжение придумать что-нибудь оригинальное умерщвляет в них последний остаток ума…  — Ср. характеристику московских кружков 1830-1840-х гг. в «Гамлете Щигровского уезда» Тургенева: «…кружок — да это гибель всякого самобытного развития; кружок — это безобразная замена общества, женщины, жизни; кружок… о, да постойте; я вам скажу, что такое кружок! <…> кружок заменяет разговор рассуждениями, приучает к бесплодной болтовне <…> прививает вам литературную чесотку; лишает вас, наконец, свежести и девственной крепости души. Кружок — да это пошлость и скука под именем братства и дружбы <…> оденешься и поплетешься к приятелю <…> толковать о немецкой философии, любви, вечном солнце духа и прочих отдаленных предметах» (Тургенев, Соч., т. IV, с. 284–285).

…умного кружка, сношения с которым облекал он, должною таинственности), намекая, будто сам принимал участие в его деятельности.  — Возможно, здесь содержится намек на кружок петрашевцев. О пропагандистской деятельности Петрашевского Некрасову могло быть известно через И. В. Павлова, студента Московского университета, с которым он познакомился летом 1845 г. у Герцена в Соколове (см. недатированное письмо И. В. Павлова к А. И. Малышеву — ГБЛ, ф. 135, карт. 60, ед. хр. 06, л. 3; см. также: Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960, с. 531).

Тонкий человек — величайший энциклопедист, хоть, может быть, учился плохо и в дрянной школе, ~ Он мог бы написать превосходную книгу о чем угодно ~ не хочет.  — Ср. у Тургенева в «Гамлете Щигровского уезда»: «Что мне в том, что у тебя голова велика и уместительна и что понимаешь ты всё, много знаешь, за веком следишь, — да своего-то, особенного, собственного, у тебя ничего нету! <…> я от скуки попытался было пуститься в литературу и даже послал статейку в журнал, если не ошибаюсь, повесть…» (Тургенев, Соч., т. IV, с. 280, 293).

…желчь моя подымается и аппетит пропадает.  — Ср. у Тургенева в «Гамлете Щигровского уезда»: «…с негодованием, доходившим до голода…» (Тургенев, Соч., т. IV, с. 276).

…(славное сравнение пришло мне в голову) ~ пошлая мысль, которой я дал, благо готова, форму сравнений Гоголя…  — Возможно, имеется в виду лирическое отступление в главе V «Мертвых душ»: «Везде где бы ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плеснеющих низменных рядов ее, или среди однообразно-хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз встретится на пути человеку явленье, не похожее на всё то, что встречалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нем чувство, непохожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь. Везде, поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными копями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики стоят, зевая, с открытыми ртами, не одевая шапок, хотя уже давно унесся и пропал из виду дивный экипаж. Так и блондинка тоже вдруг совершенно неожиданным образом показалась в нашей повести и так же скрылась» (Гоголь, т. VI, с. 92).

…бургонское…  — сорт красного вина.

…столбовые русские дворяне… — потомственные дворяне старинного рода.

…в английском магазине…  — См. комментарий на с. 561.

…английское ружье Пордэ (Purdey).  — Д. Пордей (Purday) — английский оружейник (см.: Романов С. И. Охотничий словарь, вып. I. M., 1876, с. 202–203). В письме к Тургеневу от 5 апреля 1861 г. Некрасов обращался к нему с просьбой купить в Лондоне или Париже ружье этой системы.

«Раппо — чистый английский пойнтер ~ А как он подводил!» — О своей собаке Раппо Некрасов упоминает в письме к Тургеневу от 6–9 июля 1853 г. Отрывок из «Охотничьего журнала» Грачова тематически близок главке «Легавая собака» из «Записок ружейного охотника» (1852) С. Т. Аксакова, по поводу которых Некрасов писал 16 мая 1852 г. Тургеневу, что он «в новом от них восхищении».

…приводил к Грачеву мрачную собаку и не менее мрачного мужика, который именовался хозяином собаки.  — Аналогичный эпизод содержится в «Петербургских углах» (см. с. 354).

…в Гороховце или, точнее, в селе Красном…  — Гороховец — уездный город Владимирской губернии, расположен на правом берегу Клязьмы, ныне районный центр Владимирской области. Село Красное находилось в Гороховецком уезде той же губернии.

Благовещенье — один из двенадцати религиозных праздников, связан с христианским мифом об архангеле Гаврииле, возвестившем деве Марии о рождении Иисуса Христа; отмечался 25 марта (7 апреля).

…огуречным рассолом, что ли, помойся.  — Реминисценция из Гоголя (см. комментарий на с. 571).

…красным товаром торгует…  — Красный товар — мануфактура, ткани.

…шавель проезжая пристает: всё больше обозчики…  — Слово «шавель» употребляется в Новгородской области в значении: сброд, ничтожный люд, дрянь; обозчики (просторечное) — занимающиеся извозным промыслом.

…на эткую ловасть ~ дичь палявая!  — Ловасть — просторечное от ловить, ловец; здесь в значении: сватья. Палявая — просторечное от паленая.

Как опасно предаваться честолюбивым снам^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: НА (ценз. разр. — 5 марта 1846 г.), с. 81–128.

В собрание сочинений Некрасова впервые включено: стихотворные тексты — ПССт 1927; полностью — ПСС, т. V.

Автограф не найден.

Датируется по первой публикации.

Фарс написан Некрасовым (см. его псевдонимы «Дружинин» и «Белопяткин» в подзаголовке) совместно с Д. В. Григоровичем и Ф. М. Достоевским (их коллективный псевдоним — Зубоскалов). Вопрос о степени участия каждого из соавторов, до сих пор остающийся дискуссионным, поставлен впервые К. И. Чуковским (см.: Чуковский К. Неизвестное произведение Ф. М. Достоевского. — Жизнь искусства, 1922, 10 янв., № 2 (825), с. 5–6). В 1916 г. исследователь обнаружил среди некрасовских рукописей на одной порыжелой и шершавой бумажке (относящейся к первоначальной поре его творчества) <…> следующие строки:

и справа внизу:

(указ. соч., с. 5).

По мнению Чуковского, высказанному в указанной публикации (см. также: ПССт 1934–1937, г. I, с. 626), Некрасову принадлежат стихотворные фрагменты и главы, Достоевскому — глава VI, остальная часть фарса написана Григоровичем. Не следует, по-видимому, исключать и вероятности соавторства И. И. Панаева: неслучайно стихотворение «Они молчали оба» с цензурным пропуском ст. 14–15 вошло в «Собрание стихотворений Нового поэта» (СПб., 1855, с. 56) и с той же купюрой — в посмертное «Первое полное собрание сочинений Ивана Панаева» (т. 5. СПб., 1889, с. 39–40); мнение Б. Я. Бухштаба о невозможности участия Панаева в сочинении фарса представляется недостаточно аргументированным (см.: Бухштаб В. Я. Некрасов в стихах «Нового поэта». — Некр. сб., II, с. 434–444). Т. 10. Хмельницкая, атрибутировавшая Достоевскому главы III и VI фарса, указала также на то, что решение проблемы авторского участия на уровне глав для небольшого коллективного произведения является упрощенным; в таком случае «можно говорить только о преобладании того или иного из соавторов в разных главах повести» (Фельетоны сороковых годов. М.-Л., 1930, с. 366). «Манеру Достоевского» в главе III фарса обнаруживает и Б. Я. Бухштаб. «Некоторые абзацы ее, — указывает исследователь, — кажутся словно взятыми из „Двойника“, над которым Достоевский работал в ту пору…». Атрибутируя главы III и VI Достоевскому, Б. Я. Бухштаб высказал также предположение о возможности «участия Некрасова в прозаической части фарса» (ПСС, т. V, с. 639). Это предположение встретило поддержку В. Е. Евгеньева-Максимова, склонного атрибутировать Некрасову «некоторое количество прозаических отрывков» произведения. Исследователь обратил внимание на перекличку сцены «разноса» (глава VII) из «Как опасно предаваться…» со сценой с его превосходительством из только что появившихся в печати «Бедных людей» (1846) Достоевского. Сопоставляя отношение к чиновничеству Достоевского — автора романа «Бедные люди» и Некрасова — одного из авторов фарса (и «Колыбельной песни»), Евгеньев-Максимов писал: «…мы вправе заключить, что <…> революционно-демократические элементы мировоззрения Некрасова восторжествовали над либерально-гуманистической точкой зрения Достоевского» (Евгеньев-Максимов, т. II, с. 71). Приведенное суждение нуждается в уточнении: Достоевский и Некрасов подошли к решению темы с различными художественными установками. Достоевский ставил перед собой задачу показать, как существующая иерархия, проникая в сознание человека, держит его в состоянии униженности даже при благожелательном в общем отношении к нему начальника. Некрасов же представил взаимоотношения высшего чиновничества с подчиненными в сатирическом аспекте. Г. М. Фридлендер, соглашаясь с мнением о принадлежности Некрасову не только стихотворных текстов фарса, «но и части прозаического текста», атрибутирует главы II, IV, V и VII Григоровичу, а главы III и VI — Достоевскому (см.: Достоевский, т. I, с. 512). С учетом «момента импровизации», допускающего эпизодическое участие каждого из соавторов в любой главе фарса, основная доля участия авторов в написании глав «Как опасно предаваться…» определяется, по нашему мнению, следующим образом: Григорович — главы II, IV, V; Достоевский — главы III и VI; Некрасов — стихотворные тексты. Глава VII написана, по-видимому, Достоевским и Некрасовым.

В октябре 1845 г. Некрасов совместно с Григоровичем и Достоевским задумал издание юмористического альманаха «Зубоскал», который должен был выходить два раза в месяц. Объявление о «Зубоскале», написанное Достоевским по поручению и, возможно, при некотором участии Некрасова, было напечатано в ноябрьской книжке «Отечественных записок» за 1845 г. Среди прочих материалов, готовившихся для «Зубоскала», был, по-видимому, и фарс «Как опасно предаваться…», герой которого Петр Иваныч эскизно уже обозначен (с тем же именем) в названном объявлении. В объявлении откровенно декларировалось сатирическое направление задуманного издания, «смех над всеми, над всем». Автор объявления обещал высмеивать «весь <…> Петербург, с его блеском и роскошью, громом и стуком, с его бесконечными типами, с его бесконечною деятельностью, задушевными стремлениями, с его господами и сволочью <…> позлащенной и непозлащенной, аферистами, книжниками, ростовщиками» (Достоевский, т. XVIII, с. 7, 8). Эти намерения автора «Зубоскала» и обещание быть «отголоском правды, трубою правды» предопределили решение цензуры: издание не было позволено (см. об этом: Григорович Д. В. Литературные воспоминания. М., 1961, с. 81–82; см. также письмо Некрасова к Н. X. Кетчеру от 2 декабря 1845 г. и датируемое 1846 г. письмо его в редакцию «Отечественных записок»).

«Первое апреля» — издание, предпринятое Некрасовым вместо запрещенного «Зубоскала», не потребовало больших дополнительных материальных затрат, хотя новый альманах по повторял «Зубоскала». Для иллюстраций к фарсу «Как опасно предаваться…» Некрасов воспользовался отчасти старыми клише некоторых переводных изданий («Девушка в семнадцать лет» и «Человек с огромными усищами и в <…> непостижимом костюме») {Картинки эти, возможно, послужили «сюжетной» основой для иллюстрирующего их текста (см.: Фельетоны сороковых годов, с. 367).}, отчасти рисунками, заказанными специально для «Первого апреля» художницам А. А. Агипу, П. А. Федотову и некоторым другим, имена которых остаются неустановленными. Не исключено, что в составлении «Первого апреля» принимал некоторое участие В. Г. Белинский. Это предположение основывается на том, что в альманах было включено произведение члена кружка Белинского, писателя, переводчика и критика А. Я. Кульчицкого (ум. в 1845 г.), участвовавшего также в «Физиологии Петербурга» (ч. 2. СПб., 1845), «Как играют в новейшее время в преферанс образованнейшие люди Европы». Этот материал является извлечением из юмористической брошюры Кульчицкого «Некоторые великие и полезные истины об игре в преферанс, заимствованные у разных древних и новейших писателей…» (СПб., 1843), написанной по просьбе Белинского и заслужившей одобрительную шутливую рецензию критика (Белинский, т. VII, с. 31–33).

Прохождение «Первого апреля» через цензуру, по-видимому, нанесло альманаху некоторый урон. Так, по обоснованному предположению В. Е. Евгеньева-Максимова, отточия в стихотворной главе I, приоткрывающей один из основных объектов последующего творчества Некрасова — мир крепостников, — «след цензурного карандаша, вычеркнувшего угрозы разгулявшегося барина но адресу крестьян» (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 73).

«Как опасно предаваться…» — одна из первых попыток коллективного творчества в сатирическом жанре, получившая дальнейшее развитие в «Свистке», в частности в творчестве Козьмы Пруткова. В фарсе «Как опасно предаваться…», занимающем центральное место в альманахе, наблюдается перекличка с рядом помещенных в нем «Достопримечательных писем», в которых пародируются различные безграмотные послания, прошения, благотворительные и любовные записки (карандашный набросок одного из таких «писем» неизвестной рукой см. на обороте чернового автографа стихотворения Некрасова «Родина» (1845–1846) — ГБЛ, ф. 195, оп. 1, № 23). Можно отметить и перекличку другого рода. Речь идет о «перепевах» — новой для Некрасова особой форме использования стихотворений Лермонтова в целях социального обличения (см. об этом: Гаркави А. М. Некрасов и Лермонтов. — Науч. бюл. Ленингр. гос. ун-та, 1947, № 16–17, с. 46–48; Битюгова И. А. II. А. Некрасов. — В кн.: Лермонтовская энциклопедия. М., 1981, с. 338). Так, «перепев» «Клянусь звездою полуночной», открывающий главу V, несомненно связан с другим некрасовским «перепевом» стихотворения Лермонтова «И скучно и грустно», который помещен как самостоятельное произведение альманаха.

Характернейшая черта фарса, как указано Т. Ю. Хмельницкой, «откровенная установка <…> на Гоголя» (см.: Фельетоны сороковых годов, с. 367). Некоторые эпизоды фарса (ограбление, преследование вора, сцена осмеяния героя в департаменте, тирады Фодосьи Карповны) явно перекликаются с «чиновничьими повестями» Гоголя «Шинель» и «Нос». Вместе с тем фарс обнаруживает черты, роднящие его с одним из излюбленных жанров «натуральной школы» — физиологическим очерком (см., например, описание кухни и черной лестницы в главе II). В стихотворных эпизодах и главах фарса отчетлива водевильная традиция, усвоенная молодым Некрасовым. Эти эпизоды, характерные для стихотворного фельетона и физиологического очерка 1840-х гг. вообще, играют роль своеобразного поэтического комментария в общем связном повествовании. Вместе с тем они, представляя собой своеобразные куплеты-картинки, легко извлекаются из текста фарса и зачастую могут рассматриваться как самостоятельные произведения. В особенности замечателен по силе обобщения стихотворный эпизод «Что чиновники то же, что воинство ~ Я удерживать вас не хочу!», предвещающий зрелого Некрасова-сатирика. Заключительная (VIII) стихотворная глава фарса, как справедливо указывает Б. Я. Бухштаб, «выдержана в <…> форме сказа от лица мелкого чиновника, совпадая с „Провинциальным подьячим“ и „Говоруном“ по тону и манере речи, фразеологии, размеру стиха, рифмам („регалии“ — „и так далее“)» (Бухштаб Б. Я. Начальный период сатирической поэзии Некрасова. 1840–1845. — Некр. сб., II, с. 109).

Первые сообщения о выходе «Первого апреля» появились в «Северной пчеле» (1846, 1 апр., № 73) и «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции» (1846, 1 апр., № 73). Сразу по выходе альманах и, в частности, фарс «Как опасно предаваться…» вызвал резкие нападки противников «натуральной школы». «Все статьи в этой книге, — писала о „Первом апреля“ „Северная пчела“, — писаны одним лицом, самородным гением, который но соблаговолил выставить своего имени на заглавном листе». «Чтоб <…> читатели могли удостовериться в гениальности автора», рецензент «Северной пчелы» выписал из альманаха ряд «новых произведений новой русской литературы и так называемой „натуральной школы“», в том числе отрывок из главы IV о Федосье Карповне. Критик увидел в «Первом апреля» «…грубый язык, грязные картины униженного человечества, анатомию чувствования развращенного сердца, выходки бессильной зависти и вообще нравственный и литературный цинизм…». «Весьма желательно, — резюмировал рецензент, — чтоб г-н Некрасов <…> отличающийся своими критиками в „Литературной газете“ <…> превозносимый „Отечественными записками“ <…> разобрал критически -натурально альманах» (СП, 1846, 12 апр., № 80, ср.: Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. 2. СПб., 1896, с. 851–852). Нападки на «Первое апреля» имеются и в следующем номере булгаринской газеты. Как «грубую шутку от начала до конца» восприняла появление альманаха «Иллюстрация» Н. В. Кукольника. «С искренним сожалением встретили мы, — писал рецензент, — между множеством пошлостей некоторые стихи, которые прочитали с удовольствием. Неужели и стихи и проза написаны одним и тем же человеком? <…> Что, например, может быть общего между „Вступлением“ и стихотворением „Перед дождем“? Между фарсом „Как опасно предаваться честолюбивым снам“ и стихотворением „Женщина, каких много“?» (Иллюстрация, 1846, 4 мая, № 16, с. 251).

Иначе отнесся к «Первому апреля» Белинский, расценив его в целом как «забавный фарс», «веселую шутку», как «болтовню, по болтовню живую и веселую, местами даже лукавую и злую». «Не будем пересчитывать всех пьес этого сборника, больших и малых (которых в нем довольно), — писал критик в заключение обзора, — и укажем только на рассказ „Как опасно предаваться честолюбивым снам“, писанный стихами и прозою» (ОЗ. 1846, № 4; Белинский, т. IX, с. 608). Белинскому резко возражал П. А. Плетнев, охарактеризовавший «Первое апреля» и «Петербургский сборник» как собрание «грязных и отвратительных исчадий праздности»: «Это последняя ступень, до которой могла упасть в литературе шутка, если только не преступление называть шуткою то, что нельзя назвать публично собственным ее именем» (С, 1846, № 5, с. 218).

Наиболее развернутая одобрительная рецензия на «Первое апреля» была напечатана в «Финском вестнике». «Все статьи альманаха, — писал критик этого журнала, — отличаются большим остроумием, забавным вымыслом и легким и игривым языком; иные из рассказов этой небольшой книжки так смешны и при этом изложены так комически важно, что и самый сериозный читатель едва удержится от смеха, в особенности же читая рассказ „Как опасно предаваться честолюбивым снам“…» (Финский вестник, 1846, т. IX, отд. V, с. 86). Большую часть рецензии занимал подробный пересказ содержания фарса с цитацией прозаических и стихотворных отрывков.

Сюжетная ситуация — раздетый чиновник, оказавшийся перед глазами высокого начальства, — впоследствии была использовала А. К. Толстым в «Сне статского советника Попова».

Он помещиком тысячи душ ~ Растворилася дверь, и вошла Чернобровка, свежа и плотна…  — Ср. этот «честолюбивый сон» Петра Иваныча с «честолюбивыми мечтами» чиновника Макара Осиповича Случайного из первого прозаического произведения Некрасова (см. выше, с. 24–25).

…от смерти политики…  — Слово «политика» употреблено здесь в архаическом значении: вежливое, учтивое обращение.

А девушке ~ не пристанет?..  — цитата из песни 3 поэмы Пушкина «Руслан и Людмила».

…проиграл в одну пулю по копейке восемь рублей серебром…  — Пуля (пулька; франц. poule) — партия игры в преферанс.

…еще двумя лицами, которых мы не хотим назвать.  — Имеются в виду постовые полицейские — будочники.

«Клянусь звездою полуночной ~ Федосья Карповна моя!» — «перепев» монолога Демона «Клянусь я первым днем творенья» из главы X части II поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон».

Клянуся пряжкой беспорочной…  — Имеется в виду наградной чиновничий знак с надписью «За беспорочную службу».

Клянусь ремизом бесконечным…  — Ремиз (франц. remise) — в карточной игре недобор установленного числа взяток, штраф за такой недобор.

В дезабилье не выбегал…  — Дезабилье (франц. deshabille) — домашнее платье.

Они молчали оба ~ и скрылись…  — пародия на стихотворение Я. П. Полонского «Встреча» (1840), вошедшее в его сборник «Гаммы» (М., 1844).

…тиснуть в «Полицейской газете»…  — Имеется в виду газета «Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции», в которой, наряду с официальными сообщениями и распоряжениями, печатались частные объявления.

…из «Сомнамбулы»…  — «Сомнамбула» (1831) — опера итальянского композитора В. Беллини (1801–1835), в 1840-е гг. не сходившая со сцены Итальянской опоры в Петербурге.

…мотивов из «Лучии»…  — «Лючия ди Ламмермур» (1835), опера итальянского композитора Г. Доницетти (1797–1848), в 1840-е гг. также входившая в постоянный репертуар Итальянской оперы в Петербурге.

Что чиновник плохой без амбиции…  — Эта особенность чиновничьей психологии обыгрывается и во «Вступлении» к «Первому апреля», и в ряде ранних произведений Ф. М. Достоевского: «Бедные люди», «Двойник», объявление о «Зубоскале», «Петербургская летопись» (см. об этом: Достоевский, т. XVIII, с. 301). Ср. также цитируемые Некрасовым куплеты из водевиля П. А. Каратыгина «Чиновник по особым поручениям» (1837) «Задеть мою амбицию…» в «Очерках литературной жизни» (1845) (см. выше, с. 365). Рифма, к которой Некрасов прибегает в комментируемом фрагменте, впервые использована в одном из куплетов Столбикова в водевиле «Похождения Петра Степанова сына Столбикова» (1841–1842):

(наст. изд., т. VI, с. 403).

Она встречается и в главе второй «Говоруна» (1843):

(наст. изд., т. I, с. 396).

С. 490. Почетные регалии ~ и так далее…  — Эту рифму также находим в главе второй «Говоруна»:

(наст. изд., т. I, с. 396).