9. ДЖИВС И СТАРАЯ ШКОЛЬНАЯ ПОДРУГА

Онлайн чтение книги Том 8. Дживс и Вустер
9. ДЖИВС И СТАРАЯ ШКОЛЬНАЯ ПОДРУГА

Осенью того года, когда ноябрьские скачки в Манчестере выиграл Йоркширский Пудинг, благополучие моего старого друга Ричарда (Бинго) Литтла достигло своего… забыл, как это называется. В общем, он стал, судя по всему, совершенным баловнем судьбы. Ел с аппетитом, спал крепко и наслаждался счастливой семейной жизнью. Когда же его всеми уважаемый дядя лорд Уилберфорс откинул, наконец, коньки, Бинго унаследовал значительное состояние и прекрасное старинное поместье, расположенное милях в тридцати от Нориджа. Сгоняв туда ненадолго, я убедился, что если есть на свете человек, который пребывает на верху блаженства, так это Бинго.

Мне пришлось покинуть райский уголок, потому что по настоянию моих родственников я должен был мчаться в Харроугейт, чтобы опекать моего дядюшку Джорджа, у которого снова стала пошаливать печень. Но когда в день отъезда мы с Бинго уплетали завтрак, я охотно принял его приглашение вернуться сразу, как только снова вырвусь в мир цивилизации.

— Постарайся успеть к Лейкенхэмским скачкам, — твердил мне Бинго. Он вторично загрузил в свою тарелку сосиски с беконом. Бинго всегда был большой обжора, а на деревенском воздухе его аппетит разыгрался вовсю. — Махнем туда на автомобиле, возьмем корзину с едой и повеселимся на славу.

Я хотел было ответить, что непременно последую его совету, но миссис Бинго, которая как раз в это время вскрывала письмо, вдруг издала восторженный вопль.

— О, какая радость, мой любименький ягненочек!

Миссис Бинго, если вы помните, до замужества была известной писательницей Рози М. Бэнкс, и теперь она, обращаясь к мужу, имеет обыкновение придумывать для него эти кошмарные прозвища. Вероятно, причина в том, что она всю жизнь писала душещипательные романы для широких масс. Бинго особо против этого не бунтует. Понимая, что его женушка — автор такой из ряда вон выходящей ахинеи, как «Светский лев Мервин Кин» и «Фабричная девчонка», он, видимо, ожидал чего-то похлеще.

— О, какая радость, мой любименький ягненочек! Правда?

— Что?

— К нам хочет приехать Лаура Пайк.

— Кто?

— Ты, конечно, слышал о ней от меня. Она моя самая любимая школьная подруга. Я перед ней преклоняюсь. Она необыкновенно умна. Лаура хочет погостить у нас неделю-другую.

— Нет вопросов. Пусть подваливает.

— Ты правда не возражаешь?

— Конечно, нет. Любая твоя подруга…

— Мой любименький! — сказала миссис Бинго, посылая мужу воздушный поцелуй из-за кофейника.

— Мой ангел! — сказал Бинго, прожевывая сосиску.

В самом деле, очень трогательно. Очаровательная домашняя сценка. Взаимное сердец лобызанье и все такое прочее. Когда мы с Дживсом возвращались домой на автомобиле, я ему сказал:

— В наше неспокойное время, Дживс, когда жены только и думают о том, как бы полнее себя выразить, когда мужья поглядывают на сторону и делают то, чего делать не положено, когда дом превращается в психушку, так приятно встретить пару, живущую в любви и согласии.

— Безусловно, сэр.

— Я имею в виду мистера и миссис Бинго.

— Понимаю, сэр.

— Один поэт очень хорошо сказал о таких парах. Не помню, что именно.

— «Два сердца бьются, как одно, одна и та же дума их умы тревожит», сэр.

— Чертовски хорошо сказано, Дживс.

— Сказано, как мне кажется, весьма убедительно, сэр.

Если бы я знал, что идиллическая сцена, свидетелем которой я был в то утро, уже таит в себе первый слабый ропот грядущего шторма! Рок неслышными шагами приближался к счастливым супругам, тайно засовывая кусок свинца в боксерскую перчатку.


Мне удалось довольно скоро отделаться от дядюшки Джорджа и, оставив его барахтаться в целебных водах, я телеграфировал чете Бинго о своем возвращении. Путь был неблизкий, и когда я прибыл к месту назначения, мне едва хватило времени переодеться к ужину. Я стремительно облачился в смокинг и уже радостно предвкушал коктейли и изысканные блюда, когда дверь отворилась и вошел Бинго.

— Привет, Берти, — сказал он. — А-а, Дживс.

Говорил он каким-то безжизненным голосом. Поправляя галстук, я поймал на себе взгляд Дживса и в ответ вопросительно на него посмотрел. По выражению его лица я понял, что нас обоих поразило одно и то же обстоятельство: наш хозяин не в себе. Лоб нахмурен, в глазах нет привычного веселого блеска, прямо утопленник какой-то.

— Бинго, что-нибудь случилось? — спросил я, встревоженный состоянием друга. — Ты скверно выглядишь. Уж не подхватил ли что-нибудь вроде чумы?

— Подхватил.

— Что?

— Чуму.

— В каком смысле?

— Она обитает у нас в доме, — сказал Бинго и засмеялся неприятным, кашляющим смехом, будто ему недавно миндалины удалили.

Я ничего не понимал. Старина Бинго говорил загадками.

— Старина, мне кажется, ты говоришь загадками. Дживс, вам не кажется, что он говорит загадками?

— Да, сэр.

— Я говорю о Пайк, — сказал Бинго.

— Что такое пайк?

— Лаура Пайк. Помнишь…

— А… да, конечно. Школьная подруга. Закадычная. Она все еще здесь?

— Да. Похоже, она поселилась у нас навеки. Рози от нее без ума. Ловит каждое ее слово.

— Все еще действует обаяние прошлого, да?

— Видимо, да, — сказал Бинго. — Я уже этой девичьей дружбой сыт по горло. По-моему, Пайк загипнотизировала Рози. Ничего не понимаю. У мужчин все по-другому. Вот мы с тобой, Берти, тоже вместе учились в школе, но я же не считаю, что ты должен мной руководить.

— Правда?

— И не ловлю каждое твое слово.

— Может, зря?

— А Рози именно так держится с этой самой Пайк. В ее руках она как воск. Посмотри вокруг, и ты увидишь, что райский уголок, который здесь был прежде, превратился в руины. А все козни змеи, поселившейся в нашем доме.

— Да что же случилось?

— Лаура Пайк, чтобы ей пусто было, свихнулась на рациональном питании, — с раздражением сказал Бинго. — Она считает, что все мы едим слишком много, слишком поспешно и не то, что следует. По ее мнению, питаться надо пастернаком и прочей гадостью. А Рози, нет чтобы прямо сказать этой Пайк, что она дуреха, каких мало, смотрит на нее с обожанием и верит каждому ее слову. В результате наша кухня пришла в упадок, и я хожу голодный. Если я тебе скажу, что вот уже несколько недель, как мясной пудинг не появляется у нас на столе, ты все поймешь.

В это время зазвучал гонг. Бинго слушал его с мрачным видом.

— Не понимаю, зачем бить в этот чертов гонг, — сказал он, — когда все равно нечего есть. Кстати, Берти, ведь ты наверняка хочешь коктейль?

— Неплохо бы.

— Ну так ты его не получишь. У нас больше не подают коктейли. Школьная подруга считает, что они разъедают стенки желудка.

Я обомлел. Мне и в голову не приходило, что дело зашло так далеко.

— Не подают коктейли!

— Да. И тебе здорово повезет, если сегодня ужин будет невегетарианский.

— Бинго! — вскричал я, потрясенный до глубины души. — Ты должен бороться. Ты должен отстаивать свои права. В конце концов, топни ногой. Стой на своем. Ты должен быть хозяином в доме.

Бинго устремил на меня долгий, загадочный взгляд.

— Берти, ты женат?

— Нет, ты же знаешь.

— Если бы не знал, то сразу бы догадался. Пойдем.


Действительно, ужин нельзя было назвать стопроцентно вегетарианским, и больше мне нечего добавить в его защиту. Скудный, постный, он совсем не радовал желудок, который после долгой дороги требовал обильной и плотной еды. К тому же от разговоров, которые вела мисс Лаура Пайк, та малость, что попала мне в рот, потеряла всякий вкус.

Встреть я эту девицу при других обстоятельствах и не будь предупрежден о ее извращенных вкусах, она, наверное, произвела бы на меня приятное впечатление: довольно красива и привлекательна, несмотря на то, что черты лица явно выдавали ее излишнюю властность. Но будь она Еленой Прекрасной, у Бертрама Вустера она бы не имела успеха, ибо своими дурацкими высказываниями все время ставила себя в неловкое положение.

Во время ужина она не закрывала рта, и я скоро понял, отчего сердце Бинго так ожесточилось. Все, о чем она говорила, касалось пищи и склонности Бинго к обжорству, а следовательно, причинению страшного вреда своему желудку. При этом ее почему-то ничуть не пугало состояние моего желудка. Казалось, лопни Бертрам у нее на глазах, она и не взглянет. Все свое внимание она сосредоточила на Бинго, будто собиралась спасти его от неминуемой гибели. Уставясь на него, точно настоятельница храма на любимую, хотя и заблудшую послушницу, она рассказывала, что происходит с его внутренностями, когда он упорно употребляет продукты, лишенные витаминов, способных растворяться в жирах. Она со знанием дела толковала о протеинах, углеводах и физиологических потребностях человеческого организма. Она не утруждала себя тем, чтобы подбирать более деликатные выражения, и рассказанный ею весьма пикантный анекдот про одного типа, не желавшего есть чернослив, привел к тому, что я даже не притронулся к двум последним блюдам.

— Дживс, — сказал я, вернувшись вечером к себе в спальню, — мне не нравится то, что здесь творится.

— Не нравится, сэр?

— Нет, Дживс, не нравится. Меня все это сильно тревожит. Дело обстоит куда хуже, чем я ожидал. Из того, что говорил мистер Литтл перед обедом, у вас, наверное, сложилось впечатление, что эта Пайк просто-напросто разглагольствует о разных диетах. Не тут-то было. Она все время в качестве примера приводит мистера Литтла. Дживс, она буквально поедом его ест.

— Вот как, сэр?

— Да. Открыто. Без конца твердит, что он слишком много пьет и слишком жадно поглощает пищу. Слышали бы вы, как она рассуждает о переваривании пищи, сравнивая при этом мистера Литтла с покойным мистером Гладстоном. Бинго сидел, как в воду опущенный. И что самое страшное, миссис Бинго одобряет все это безобразие. Неужели все жены таковы? Радуются, когда их мужей втаптывают в грязь?

— Если речь заходит о совершенствовании собственного мужа, любая женщина готова прислушаться к тому, что советуют посторонние, сэр.

— Вот почему у всех женатых мужчин такой затравленный вид, верно?

— Да, сэр.

Надо сказать, я проявил предусмотрительность и послал Дживса принести мне тарелку печенья. Задумчиво отправляя в рот крекер, я сказал:

— Дживс, знаете, что меня тревожит?

— Нет, сэр.

— Мне кажется, мистер Литтл не совсем осознает, какая беда угрожает его семейному счастью. Теперь я начинаю понимать, что за штука брак и как она устроена. Дживс, хотите послушать, как я это себе представляю?

— Охотно, сэр.

— Ну, так вот. Возьмем, например, молодую пару. Они только что поженились, и первое время у них сплошной восторг и ликование. Она уверена, что он лучше всех на свете. Он — ее божество, она смотрит на него с восхищением. В доме царят радость и веселье. Понимаете?

— Да, сэр.

— Но постепенно, шаг за шагом, мало-помалу, наступает разочарование. Она видит, как он ест яйцо-пашот, и романтический ореол начинает понемногу рассеиваться. Она смотрит, как он кромсает отбивную, и ореол рассеивается еще больше. Ну, и так далее и тому подобное, надеюсь, вы следите за ходом моей мысли?

— Я с большим вниманием слежу за ходом вашей мысли, сэр.

— Заметьте, Дживс, теперь мы переходим к главному. К самой сути вопроса. Обычно процесс разочарования происходит постепенно, и женщина успевает к нему привыкнуть. Но в нашем случае вследствие непристойных высказываний этой самой Пайк разочарование наступает слишком стремительно. В мгновение ока, без всякой подготовки Бинго предстает перед женой, как какой-то удав, напичканный всякими отвратительными внутренностями. По милости этой Пайк перед мысленным взором миссис Бинго рисуется образ такого, знаете ли, завсегдатая ресторанов с тройным подбородком, выпученными глазами и набухшими венами на лбу. Еще немного, и любовь совсем увянет.

— Вы так думаете, сэр?

— Уверен. Никакая любовь не выдержит подобного испытания. Сегодня за обедом Пайк дважды такое сказанула о кишечнике Бинго! Я не рискнул бы повторить при дамах даже в наше послевоенное время с его распущенными нравами. Надеюсь, вы все поняли. Нельзя без конца на глазах у жены придираться к кишечнику Бинго. От этого миссис Бинго непременно начнет задумываться. Главная опасность, как мне представляется, состоит вот в чем: вскоре миссис Литтл решит, что чем стараться кое-как подправить Бинго, лучше его выбросить за негодностью и приобрести более совершенный экземпляр.

— Положение весьма тревожное, сэр.

— Дживс, надо действовать. Вы должны что-нибудь придумать. Если не найдете способ выкурить из дома эту Пайк, причем как можно скорее, семейному счастью конец. Понимаете, дело осложняется тем, что миссис Бинго — натура романтическая. Женщины, подобные ей, считают, что день прошел впустую, если они не намарают несколько страниц какого-нибудь несусветного вздора. Даже при полном благополучии их мучит жажда чего-то непонятного. По-моему, им чернила в голову ударяют. Миссис Бинго, как я подозреваю, с самого начала втайне сожалела, что Бинго не из числа тех волевых, мужественных смельчаков, которым Британская империя обязана своей славой и которыми напичканы ее собственные романы. Знаете, бывают этакие красавцы с печальным, неизъяснимым взором, с тонкими, выразительными пальцами и в сапогах для верховой езды. Понимаете?

— Вне всяких сомнений, сэр. Вы полагаете, критические высказывания мисс Пайк будут способствовать переходу четко не сформулированного разочарования, крывшегося до сего времени в подсознании миссис Бинго, в сферу ее сознания.

— Дживс, вы не могли бы повторить все это еще раз? — сказал я, пытаясь с ходу поймать смысл и промахиваясь на несколько ярдов.

Он живо отбарабанил мне все сначала.

— Думаю, вы правы, Дживс. Как бы то ни было, главное — это объявить Пайк persona non grata и выдворить из дома. Что вы можете предложить?

— Боюсь, в данный момент я ничего не могу предложить, сэр.

— Ну что вы, Дживс!

— Весьма сожалею, сэр. Возможно, когда я увижу леди…

— В смысле, вам надо изучить психологию индивидуума и прочее?

— Совершенно верно, сэр.

— Я плохо себе представляю, как вы собираетесь это сделать. Едва ли вам удобно будет толпиться возле обеденного стола и внимать рассуждениям этой особы.

— Довольно затруднительное положение, сэр.

— Знаете, по-моему, представится хороший случай, когда во вторник мы поедем на скачки в Лейкенхэм. Завтракать будем на свежем воздухе — мы берем с собой корзину с едой, — и ничто вам не помешает все время находиться рядом, разносить сандвичи и прочее. И вот тут-то, Дживс, держите ушки на макушке и смотрите в оба, мой вам совет.

— Очень хорошо, сэр.

— Договорились, Дживс. Никуда не отлучайтесь и не спускайте с нее глаз. А сейчас сгоняйте, пожалуйста, вниз и посмотрите, нельзя ли достать еще печенья. Ужасно хочется есть.


Утро того дня, когда мы собирались ехать на скачки в Лейкенхэм, выдалось яркое и солнечное. Сторонний наблюдатель сказал бы, что «улыбается Бог в небесах, в этом мире все так хорошо!»[83] …в этом мире все так хорошо! — Роберт Браунинг (1812–1889), стихотворная драма «Проходит Пиппа» (1841). Такие дни порой выдаются поздней осенью, когда солнце сияет, птички насвистывают, а воздух пронизан бодрящей свежестью, от которой кровь начинает играть в жилах.

Однако меня эта самая бодрящая свежесть не слишком радовала. От нее я чувствовал себя таким чудовищно здоровым и голодным, что сразу после завтрака принялся размышлять, что у нас будет на обед. А мысль о том, что именно у нас будет на обед, если не удастся нейтрализовать влияние мисс Пайк, повергала меня в уныние.

— Дживс, я опасаюсь худшего, — сказал я. — Вчера за обедом мисс Пайк мимоходом заметила, что морковь — самый лучший овощ, потому что оказывает изумительное воздействие на кровь и очень улучшает цвет лица. Я руками и ногами за то, что оживляет кровь Вустеров. И охотно готов доставить удовольствие местным жителям, позволив им любоваться видом моих розовых щек. Но не такой же ценой! Я отказываюсь есть на обед сырую морковь! Поэтому во избежание неприятных сюрпризов, наверное, будет разумно, если вы прихватите с собой несколько лишних сандвичей для вашего господина. Не хочу рисковать.

— Очень хорошо, сэр.

Тут к нам подошел Бинго. Я давно не видел его таким веселым и довольным.

— Берти, я сейчас смотрел, как укладывают корзину с едой, — сказал он. — Стоял над душой у дворецкого и следил, чтобы он не наделал глупостей.

— Порядок? — спросил я с облегчением.

— Полный порядок.

— Морковки не будет?

— Никакой морковки, — сказал Бинго. — Сандвичи с ветчиной, — продолжал он, и глаза у него подозрительно заблестели, — сандвичи с языком, сандвичи с запеченым мясом, сандвичи с дичью, крутые яйца, омары, холодный цыпленок, сардины, пирог, пара бутылок «Боллинджера», бутылка выдержанного коньяку…

— Звучит, как музыка, — сказал я. — А если мы потом еще раз захотим перекусить, зайдем в кабак.

— В какой кабак?

— Разве там нет кабака?

— Ни одного в радиусе нескольких миль. Поэтому я глаз не спускал, когда укладывали корзину. Чтобы там никаких штучек, ни-ни! Этот выгон, где происходят скачки, настоящая пустыня без оазиса. Гиблое место. Один знакомый мне рассказывал, приезжает он туда в прошлом году, распаковывает корзину, а из бутылки с шампанским вылетела пробка, и оно залило салат, пропитало все сандвичи, которые смешались с овечьим сыром, в общем, все превратилось в кашу. Дороги здесь довольно ухабистые.

— Ну и что же он сделал?

— Съел всю эту кашу. У него не было выбора. Он говорит, что до сих пор ощущает во рту этот вкус.


В обычных обстоятельствах я бы, наверное, не обрадовался, узнав, как мы собираемся разделиться для поездки: Бинго и миссис Бинго в своем автомобиле, Пайк — в моем, а Дживс сзади на откидном сиденье. Но в данных обстоятельствах такое разделение имело свой смысл. Дживс сможет изучать затылок этой особы и делать соответствующие выводы. А я между тем вовлеку ее в разговор, чтобы Дживс понял, что она собой представляет.

Я начал действовать, как только мы отъехали, и она всю дорогу до самого ипподрома просто из кожи вон лезла. Весьма довольный поездкой, я припарковался у дерева и вышел из автомобиля.

— Дживс, вы все слышали? — озабоченно спросил я.

— Да, сэр.

— Крепкий орешек?

— Безусловно, сэр.

К нам подошла чета Бинго.

— Первый заезд начнется не раньше чем через полчаса, — сказал Бинго. — Успеем перекусить. Дживс, тащите корзину.

— Сэр?

— Корзину с едой, — благоговейным голосом сказал Бинго и облизнул губы.

— Но в автомобиле мистера Вустера корзины нет, сэр.

— Что?!

— Я полагал, корзина в вашем автомобиле, сэр. У Бинго кровь мгновенно отхлынула от лица.

— Рози! — завопил он страшным голосом.

— Да, мой сладенький пончик?

— Борзина! Кутерброды!

— Дорогой мой, в чем дело?

— Корзина с бутербродами!

— Что с ней, мой сладенький?

— Ее забыли!

— Неужели? — сказала миссис Бинго. Признаться, она еще никогда так низко не падала в моих глазах. Я знал, что она, как и все в нашем кругу, придает еде большое значение. Несколько лет назад, когда моя тетушка Далия переманила ее повара-француза Анатоля, она в моем присутствии отпустила по адресу тетушки несколько эпитетов, которые произвели на меня глубокое впечатление. Но сейчас, узнав, что оказалась почти на необитаемом острове без хлеба и воды, она лишь равнодушно проронила «Неужели?» Только теперь я вполне осознал, до какой степени она подпала под тлетворное влияние своей подруги.

Сама Пайк пала в моих глазах еще ниже, — если это возможно, — чем прежде.

— Вот и отлично, — сказала она, как ножом резанув беднягу Бинго. — Обед как таковой следует вообще отменить. В крайнем случае ограничиться несколькими виноградинами, бананом и тертой морковью. Общеизвестный факт, что…

И пошла писать о желудочном соке, причем с такими подробностями, о которых не следует даже упоминать в присутствии джентльменов.

— Вот видишь, дорогой, — сказала миссис Бинго, — ты почувствуешь себя гораздо лучше, если не съешь плохо перевариваемую пищу. Поэтому радуйся — что ни делается, все к лучшему.

Бинго посмотрел на нее долгим, жалобным взглядом.

— Понятно, — сказал он. — Извините меня, но я лучше отойду куда-нибудь, чтобы прийти в себя, не слушая ваших замечательно интересных откровений.

Дживс многозначительным взглядом отозвал меня в сторонку, и я с надеждой последовал за ним. Ожидания меня не обманули. Дживс прихватил с собой сандвичей на двоих. На самом деле, на троих, и я свистнул Бинго, он незаметно подался к нам. Расстелив салфетку, мы накрыли за кустами импровизированный стол. Потом Бинго направился к букмекерам навести справки о первом заезде. Дживс тихонько кашлянул.

— В дыхательное горло крошка попала? — спросил я.

— Нет, сэр, благодарю вас. Просто я хотел бы выразить надежду, что вы не осудите меня за излишнюю смелость, сэр.

— Какую?

— Это я перед отъездом вынул корзинку с сандвичами из вашего автомобиля, сэр.

Я задрожал, как осиновый лист. Я выпучил глаза. Я был поражен ужасом. Потрясен до основания.

— Вы, Дживс? — сказал я, как Цезарь, когда тот обнаружил, что Брут проткнул его чем-то острым. — Вы хотите сказать, что преднамеренно…

— Да, сэр. Мне показалось, что это самый разумный шаг для достижения поставленной цели. Было бы крайне неосмотрительно, на мой взгляд, допустить, чтобы миссис Литтл в ее нынешнем настроении наблюдала, как мистер Литтл поедает пищу в том масштабе, о котором он упомянул сегодня утром.

Точка зрения Дживса была мне ясна.

— Вы правы, Дживс, — задумчиво сказал я. — Понимаю, что вы имели в виду. Водится за Бинго такой грешок — в обществе сандвичей он склонен вести себя несколько грубовато. Мне не раз приходилось бывать с ним на пикниках. Он набрасывается на сандвич с языком или ветчиной, как лев, царь зверей, на антилопу. Сказанное распространяется также на омаров и холодного цыпленка. Согласен, подобное зрелище, наверное, потрясло бы его супругу… И все-таки… тем не менее… однако…

— На этот вопрос можно взглянуть и с другой стороны, сэр.

— С какой стороны?

— День, проведенный без пищи на свежем осеннем воздухе, может заставить миссис Литтл изменить настроение, и она уже не станет столь горячо сочувствовать взглядам мисс Пайк.

— В том смысле, что голод не тетка, и миссис Литтл пошлет эту самую Пайк к черту, когда та заведет свою песню о том, как полезно для желудка посидеть денек без еды?

— Совершенно верно, сэр.

Я покачал головой. Терпеть не могу осаживать человека, но приходится.

— И не надейтесь, Дживс, — сказал я. — Боюсь, вы не столь хорошо знаете женщин, как я. Для них не пообедать — пустяк. Дамы вообще относятся к обеду с нескрываемым пренебрежением. Ваша беда, Дживс, в том, что вы перепутали обед с чаем. Черт в преисподней не так страшен, как дама, которая хочет выпить чаю, а ей не дают. Тут уж самая добродушная особа на свете уподобляется бомбе, которая в любую минуту может взорваться. Но обед для нее — ничто. Я был уверен, что вы, с вашим умом, знаете такие азбучные истины.

— Безусловно, вы правы, сэр.

— Вот если бы вы устроили, чтобы миссис Литтл пропустила чай… Но это несбыточная мечта, Дживс. К пяти часам она уже будет дома, где есть все, что душа пожелает. Дорога займет не больше часа. Последний заезд окончится около четырех. К пяти миссис Литтл уже удобно устроится за столом и будет наслаждаться, намазывая гренки маслом. Мне очень жаль, Дживс, но ваш план обречен. Ни малейшей надежды. Полный крах.

— Я весьма высоко ценю ваши замечания, сэр. Все, что вы сказали, совершенная правда.

— К несчастью. Но что делать? Нам остается только пойти на скачки, постараться обчистить пару букмекеров и на время забыть наши тревоги.


Этот день тянулся, как год. Не могу сказать, что я получил большое удовольствие. Я был расстроен. Озабочен. Время от времени небольшими группами выезжали фермеры верхом на хромоногих доморощенных клячах, тяжело трусивших по скаковому кругу, и я изредка кидал на них безразличный взгляд. Чтобы человек надлежащим образом воспринимал подобные сельские затеи, у него в желудке должен лежать хороший, плотный обед. Лиши его обеда, и что получится? Скука смертная. Не раз за эти часы я помянул Дживса недобрым словом. Мне стало казаться, что он потерял свою былую хватку. Даже ребенку ясно, что его дурацкий план обречен на неудачу.

Если вспомнить, что среднестатистическая женщина считает обед, состоящий из двух макаронин, половинки шоколадного эклера и рюмки кислого, как уксус, вина пределом обжорства, то вы поймете, что она не станет раздражаться, если ее лишат несчастного сандвича. Это и ежу ясно. Просто смешно. Не стоит и говорить. Чего добился Дживс своим умничанием? Только того, что мне казалось, будто лисицы грызут мои внутренности, и я хотел лишь одного — скорее вернуться домой.

Когда начало вечереть и миссис Бинго объявила, что с этими играми пора кончать и она хочет уехать, я почувствовал большое облегчение.

— Вас ведь не очень интересует последний заезд, мистер Вустер? — спросила она.

— Нет, ничуть, — совершенно искренне ответил я. В гробу я видел этот последний заезд. К тому же я выиграл шиллинг и шесть пенсов, а уходить надо тогда, когда ты в выигрыше.

— Мы с Лаурой подумали, что пора домой. Хочу поскорее выпить чаю. Бинго говорит, что остается. Вот я и подумала, что вы могли бы отвезти нас на нашем автомобиле, а Бинго с Дживсом приедут потом на вашем.

— Заметано.

— Вы знаете дорогу?

— Да, знаю. По шоссе до пруда, а там по проселочной дороге.

— Дальше я вам покажу, как ехать.

Я попросил Дживса подогнать автомобиль, и вскоре мы уже мчались с ветерком. Короткие сумерки быстро перешли в холодный, промозглый вечер. В такое время мысли обычно устремляются в направлении стакана согревающего шотландского виски с содовой и долькой лимона. Я жал на газ, и мы быстро отмахали по шоссе пять-шесть миль.

Свернув у пруда к востоку, я вынужден был сбавить скорость, потому что мы вдруг оказались на таком бездорожье, где о хорошей езде пришлось забыть. Не знаю, есть ли еще в Англии место, где вы чувствуете себя таким потерянным, как на проселочных дорогах Норфолка. Если бы изредка нам не попадались две-три коровы, можно было бы подумать, что здесь все вымерли.

Я снова подумал о шотландском виски, и чем больше я о нем думал, тем желаннее он мне представлялся. Удивительно, до чего по-разному люди подходят к выбору напитков. Вот тут-то и выявляется, как сказал бы Дживс, психология индивидуума. Некоторые на моем месте мечтали бы о кружке пива, а по представлениям этой Пайк, как она сама мне сказала, когда мы ехали в Лейкенхэм, живительный напиток — это чуть теплый отвар каких-то там ягод или на худой конец фруктовая вода. Готовится она так: опускаете изюм в холодную воду и добавляете туда немного лимонного сока. После этого, полагаю, вы можете приглашать к себе старых друзей, устраивать оргию, а наутро хоронить тела.

Лично я сомнениями не мучился. Не колебался ни минуты. Согревающий шотландский виски с содовой — это именно то, что мне надо, причем акцент на виски, надеюсь, вы понимаете, но отнюдь не на Н2О. Казалось, вожделенная рюмка подмигивает мне сквозь туман и говорит: «Держись, Бертрам! Теперь уже скоро!» И я с новой силой нажал на педаль, пытаясь подогнать стрелку спидометра к шестидесяти.

Но эта злодейка подползла к тридцати пяти, секунду поколебалась, а потом сдалась по причине полной безнадежности. Внезапно, к моему крайнему изумлению, автомобиль издал слабое бульканье, как чахоточный лось, и стал, как вкопанный. Итак, мы затерялись где-то в Норфолке. Темнота вокруг нас сгущалась, холодный ветер, доносивший запахи гуано и вялой кормовой свеклы, пронизывал до костей.

Мои пассажирки на заднем сиденье подали голос:

— В чем дело? Что случилось? Почему вы не едете? Зачем вы остановились?

Я объяснил:

— Остановился не я. Остановился автомобиль.

— Почему?

— А черт его знает, — сказал я с грубой мужской откровенностью, которая так мне идет.

Видите ли, я один из тех водителей, которые ездят на автомобиле, но представления не имеют, как он устроен. Подход у меня простой — сажусь, включаю автоматический стартер и отдаю себя в руки судьбы. Если что-нибудь ломается, я взываю о помощи к Автомобильной ассоциации. Такой метод, как правило, себя оправдывает, но в данном случае вышла осечка, так как на много миль вокруг не было ни намека на службу Автомобильной ассоциации. Все это я изложил своему прелестному грузу и в ответ получил от Пайк такое мощное «Тьфу!», от которого у меня чуть не снесло макушку. Имея целый выводок родственниц, которые с детства привыкли считать меня придурком, я стал, что называется, знатоком этого междометия и могу смело утверждать, что «Тьфу!», произнесенное Пайк, тянуло на экстра-класс и могло сравниться по тембру и выразительности только с «Тьфу» моей тетушки Агаты.

— Может быть, я смогу понять, в чем дело, — сказала она немного спокойней. — Я разбираюсь в машинах.

Она вышла и, подняв капот, принялась внимательно разглядывать внутренности автомобиля. Я хотел было заметить, что, видимо, желудок у него испортился из-за нехватки растворимых в жирах витаминов, но промолчал. Я человек наблюдательный, и мне показалось, что сейчас мисс Пайк не в духе.

На самом деле, что касается растворимых в жирах витаминов, я не ошибся. Покопавшись с недовольным видом в двигателе, Пайк решительно захлопнула капот, будто ее вдруг осенила догадка. Проверив ее, девица убедилась, что была права. В баке не оказалось ни капли бензина. Горючее кончилось. Другими словами, автомобилю катастрофически не хватало растворимых в жирах витаминов. Это означало, что у нас был единственный выход — доставить колымагу домой с помощью одной силы воли.

Сообразив, что вряд ли меня можно в чем-нибудь обвинить, как ни взгляни на это печальное происшествие, я приободрился до такой степени, что добродушно произнес: «Ну и ну! Хорошенькое дело!»

— Нет бензина, — сказал я. — Подумать только!

— Но Бинго говорил сегодня утром, что собирается залить полный бак, — сказала миссис Бинго.

— Думаю, он забыл, — сказала Пайк. — С него станется!

— Что ты хочешь этим сказать? — процедила миссис Бинго, и я уловил в ее тоне намек на… забыл, как это называется.

— Я хочу этим сказать, что он именно такой человек, который вполне может забыть наполнить бак, — отчеканила Пайк, которая тоже, кажется, была задета.

— Я была бы чрезвычайно тебе обязана, Лаура, — сказала миссис Бинго тоном, в котором звучала глубокая супружеская преданность, — если бы ты воздержалась от критики моего мужа.

— Тьфу! — сказала Пайк.

— И не говори мне «Тьфу!» — сказала миссис Бинго.

— Я буду говорить все, что хочу.

— Дамы, дамы! — сказал я. — Милые дамы, пожалуйста!

Оглядываясь назад, я понимаю, что поступил безрассудно. Один из главных жизненных уроков состоит в том, что в случае пикировки представительниц прекрасного пола мужчине следует по возможности удалиться и свернуться клубочком, имитируя тактику рассудительного опоссума, который в случае опасности прикидывается мертвым, а иногда, не ограничиваясь этим, надевает траурную повязку и подговаривает друзей, чтобы они причитали над его телом. Моя опрометчивая попытка сгладить конфликт привела к тому, что Пайк накинулась на меня, как раненая леопардиха.

— Ну! — крикнула она. — Мистер Вустер, вы собираетесь что-нибудь предпринять?

— Что я могу предпринять?

— Посмотрите, вон стоит дом. Думаю, даже вы способны пойти туда и позаимствовать канистру бензина.

Я, действительно, увидел дом, и в одном из окон первого этажа горел свет. Мне с моим тренированным умом нетрудно было догадаться, что в доме обитают налогоплательщики.

— Очень здравое и умное предложение, — сказал я чарующим голосом. — Для начала я немного посигналю, чтобы сообщить им о нашем присутствии, а потом сбегаю.

Я посигналил, и результат превзошел все ожидания. В окне немедленно возникла человеческая фигура. Она приветливо замахала руками. Чрезвычайно ободренный этими дружескими жестами, я поспешил к парадной двери и громко ударил в нее дверным молотком. Я надеялся, что выход из положения найден.

Однако на мой стук никто не откликнулся. Я поднял молоток, чтобы еще раз попытать счастья. Но тут дверь распахнулась, и на пороге вырос верзила в очках. Лицо его выражало страдание. Видно, он испытывал тайные муки.

Разумеется, я ему сочувствовал, но у меня у самого было полно забот, поэтому я, минуя предисловия, сразу перешел к делу.

— Послушайте, — начал я.

Спутанные волосы парня стояли дыбом, и в этот момент он, как бы опасаясь, что они долго не продержатся в таком положении без посторонней помощи, запустил в них пятерню и для пущей надежности хорошенько их взъерошил. Только теперь я заметил в его очках угрожающий блеск.

— Это вы подняли тут адский шум?

— Э… да, — сказал я. — Я дал три гудка.

— Еще один гудок… только один, — парень говорил тихим, сдавленным голосом, — и я голыми руками разорву вас на куски. Жена ушла в гости, и я потратил несколько часов упорного труда, чтобы ребенок уснул. А тут являетесь вы и поднимаете шум. Какого черта вы сигналили?

— Э-э…

— Имейте в виду, — прошипел верзила. — Еще один гудок, один-единственный звук, отдаленно наводящий на мысль о гудке, и можете распрощаться с жизнью.

— Я только хотел попросить у вас бензина.

— А в ухо не хотите?

И закрыл дверь с деликатной осторожностью раба, отгоняющего мух от спящей Венеры.

Прекрасный пол почему-то всегда ополчается против потерпевшего поражение воина. Вернувшись к автомобилю, я не встретил теплого приема. Видимо, Бертрам оказался недостоин своих благородных предков-крестоносцев. Я пустил в ход свое обаяние, чтобы уладить дело миром, но вы догадываетесь, что из этого вышло. Если в холодный осенний вечер судьба забросила вас в пустыню, к тому же вы остались без обеда и того гляди останетесь без чая, то никакое обаяние не заменит вам чашки бодрящего напитка.

В общем, вскоре мне стало ужасно противно, и я, пробормотав, что иду искать помощь, вышел из автомобиля и пошел по направлению к Лейкенхэму. И вот, хотите верьте, хотите нет, не успел я пройти и полмили по этой забытой Богом пустыне, как увидел свет фар.

Я остановился и закричал так, как никогда в жизни не кричал:

— Эй! Послушайте! Эй! Минутку! Эй! Секундочку! Автомобиль подъехал и остановился.

— Берти, это ты? — сказал голос.

— Какое счастье! Бинго! Знаешь, у нас авария. Бинго вышел из автомобиля.

— Дживс, — сказал он. — Минут через пять трогайтесь потихоньку.

— Слушаюсь, сэр.

— Зачем нам идти пешком? — спросил я. — Какой смысл?

— Идем, старина, — сказал Бинго. — Только осторожно. Берти, я хочу кое в чем убедиться. Скажи, какая была обстановка, когда ты ушел? Накаленная?

— Немного.

— Ты заметил признаки начинающейся ссоры? Не собирается ли Рози расплеваться с этой Пайк?

— Да, в этом смысле наблюдается некоторое оживление.

— Давай подробности.

Я ему рассказал, что произошло. Он внимательно выслушал.

— Берти, — начал он, идя рядом со мной, — в жизни твоего старого друга наступил кризис, и ты тому свидетель. Может быть, это сидение в сломанном автомобиле поможет Рози понять то, что следовало понять уже давно, а именно: эта Пайк совершенно не пригодна к человеческому общению, ее следует бросить во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубов.[84] …плач и скрежет зубов. — Мф.: 22,13. Держать пари не стану, но чего в жизни не бывает. Лучше Рози нет на свете, но, как и все женщины, она раздражается, если что-то ей помешает выпить чаю в пять часов. А сегодня, оставшись без обеда… Тихо!

Он схватил меня за руку, и мы остановились. Мы боялись шелохнуться, сгорая от любопытства. До нас доносились голоса, и мы сразу поняли, что удам идет разговор начистоту.

Прежде мне никогда не приходилось слышать, как женщины ссорятся, и, должен вам сказать, эта сцена произвела на меня неизгладимое впечатление. Видимо, пока меня не было, боевые действия обрели широкомасштабный характер. Они достигли той стадии, когда противные стороны начинают ворошить прошлое и выставлять старые счета. Миссис Бинго говорила, что Пайк никогда не взяли бы в хоккейную команду школы Святой Адели, если бы она не подлизывалась к капитану команды и не лебезила перед ней так, что ее, миссис Бинго, до сих пор тошнит, когда она об этом вспоминает. А Пайк отвечала, что хоть она до сих пор воздерживалась об этом упоминать, ибо что прошло, то быльем поросло, но если миссис Бинго полагает, что ей, мисс Пайк, не известно, как миссис Бинго получила приз за хорошее знание Библии, пронеся в экзаменационный класс листок со списком царей иудейских у себя под корсажем, она, миссис Бинго, глубоко ошибается.

Более того, продолжала Пайк, миссис Бинго заблуждается, если воображает, что она, мисс Пайк, согласится провести еще хотя бы одну ночь под крышей ее, миссис Бинго, дома. И вообще она, мисс Пайк, решила нанести визит миссис Бинго в минуту слабости и по доброте душевной, не сомневаясь, что она, миссис Бинго, страдает от одиночества и нуждается в обществе умной собеседницы. А теперь, если только Провидение пошлет им помощь и ей, мисс Пайк, удастся добраться до своих чемоданов, она немедленно их упакует и первым же поездом, пусть даже товарным, который останавливается на каждой станции, отбудет домой. Она, мисс Пайк, предпочтет пешком идти в Лондон, чем провести ночь в доме миссис Бинго.

На это миссис Бинго отвечала длинно, проникновенно и коснулась случая, произошедшего в последнем семестре в школе Святой Адели, когда девочка по фамилии Симпсон сказала ей (миссис Бинго), что девочка по фамилии Уэддсли сказала ей (Симпсон), что Пайк, которая прикидывалась ее (миссис Бинго) подругой, говорила ей (Уэддсли), что она (миссис Бинго) не может есть клубнику со сливками, потому что покрывается прыщами, и кроме того, язвительно отзывалась о форме ее (миссис Бинго) носа. Как я понял, все это можно было резюмировать двумя словами: полный порядок!

Но когда Пайк заявила, что чуть со смеху не умерла, читая в последнем романе миссис Бинго сцену, где маленький сын героини задыхается от крупа, мы решили вмешаться, дабы не допустить кровопролития. Дживс как раз подъехал к нам, и Бинго, достав из-под сиденья канистру с бензином, спрятал ее в кювет у дороги. А потом мы с Бинго подошли к дамам, и представление началось.

— Привет, привет, привет! — радостно воскликнул Бинго. — Берти сказал, что у вас поломка.

— Ой, Бинго! Ты здесь! Слава Богу! — вскричала миссис Бинго, и в каждом произнесенном ею слове звучала любовь.

— Надеюсь, теперь я смогу вернуться в дом и упаковать чемоданы, — процедила Пайк. — Если мистер Вустер позволит мне воспользоваться его автомобилем, Дживс меня отвезет, и я успею к поезду в шесть пятнадцать.

— Как! Неужели вы нас покидаете? — сказал Бинго.

— Да, — сухо проговорила Пайк.

— Жаль, жаль! — сказал Бинго.

Пайк уселась рядом с Дживсом, и они укатили. Наступило молчание. Было темно, и я не видел лица миссис Бинго, но чувствовал, как в ней борются любовь к мужу и естественное желание упрекнуть его за то, что он забыл заправить автомобиль. В конечном счете победило естественное желание.

— Знаешь, мой сладенький пончик, — сказала она, — ты совершил небольшую оплошность — забыл залить бензин в бак. А ведь обещал, помнишь?

— Но я залил бензин, дорогая.

— Но бак пуст, дорогой.

— Не может быть, дорогая.

— Лаура сказала, что в нем нет ни капли бензина, дорогой.

— Твоя Лаура — ослица, — сказал Бинго. — Бензина полон бак. Просто наверняка цепные колеса не цепляют за шестерню дифференциала. Уже не в первый раз. Я мигом все исправлю. Но мне не хочется, чтобы ты мерзла, пока я буду заниматься ремонтом. Думаю, можно пойти вон в тот дом и попросить, чтобы тебя пустили минут на десять. Они наверняка предложат тебе чашку чая.

У миссис Бинго вырвался слабый стон.

— Чай! — прошептала она.

Мне пришлось развеять сладкие грезы Бинго.

— И не мечтай, старина. Боюсь, там ты не встретишь знаменитого английского гостеприимства. В этом доме живет самый настоящий бандит. Никогда не встречал столь неприветливого субъекта. Его жена ушла в гости, и он только что с большим трудом укачал ребенка. Ему сейчас свет не мил. Постучи легонько к нему в дверь, и он свернет тебе шею.

— Чепуха, — сказал Бинго. — Идем.

Едва он успел ударить дверным молотком, как дверь распахнулась.

— Проклятие! — прошипел Бандит.

— Послушайте, — сказал Бинго, — я тут чиню автомобиль. Вы не возражаете, если моя жена посидит у вас минут пять, она замерзла.

— Возражаю, — сказал Бандит.

— И вы могли бы предложить ей чашку чая.

— Мог бы, — отвечал Бандит. — Но не предложу.

— Не предложите?

— Нет. И, ради Бога, говорите тише. Это такой ребенок. Малейший шум, и он просыпается.

— Давайте внесем ясность, — сказал Бинго. — Вы отказываетесь дать моей жене чашку чая?

— Да.

— Будете спокойно смотреть, как женщина умирает от жажды?

— Да.

— Не выйдет! Если вы немедленно не пойдете в кухню, не поставите чайник и не начнете резать хлеб для гренков с маслом, я начну кричать и разбужу ребенка.

Бандит побледнел до синевы.

— Вы не посмеете!

— Еще как посмею.

— Неужели у вас нет сердца?

— Нет.

— Бесчувственный чурбан!

— Да.

Бандит посмотрел на миссис Бинго. Его дух был сломлен.

— Туфли у вас не скрипят? — покорно спросил он.

— Нет.

— Тогда заходите.

— Спасибо, — сказала миссис Бинго.

Она обернулась к Бинго и одарила его таким взглядом, каким, наверное, похищенная драконом девица взирала на своего спасителя-рыцаря, когда он, отвернувшись от поверженного дракона, отряхивал брабантские кружева своих манжет. Взгляд миссис Бинго выражал восхищение, преданность, почти благоговейную почтительность. Как правило, мужьям нравится, когда жены на них так смотрят.

— Дорогой! — вскричала миссис Бинго.

— Дорогая! — воскликнул Бинго.

— Ангел мой! — сказала миссис Бинго.

— Сокровище мое! — сказал Бинго. — Идем, Берти, примемся за дело.

Он молча принес канистру с бензином, наполнил бак и закрутил крышку. Потом глубоко вздохнул.

— Берти, — начал он. — Стыдно признаться, но за время нашего знакомства бывали минуты, когда я ненадолго позволял себе усомниться в Дживсе.

— Что ты говоришь! — изумленно сказал я.

— Да, Берти, такое случалось. Иногда я чувствовал, что моя вера в него пошатнулась. Я спрашивал себя: «Не растерял ли он свою силу, свою энергию?» Теперь я уже никогда не задам себе подобного вопроса. С этой минуты я буду в него верить безраздельно. Берти, ведь это он подстроил так, чтобы дамы, жаждущие чаю, внезапно обнаружили, что чашки с вожделенным напитком им недоступны. Дживс не сомневался, что они рассорятся. И результат налицо.

— Да, но Дживс не мог знать, что автомобиль сломается.

— Как бы не так. Когда ты послал его за автомобилем, он слил из бака почти весь бензин, оставив ровно столько, чтобы вы заехали в глушь и застряли. Он предвидел все, что должно произойти. Берти, поверь мне, таких, как он, больше нет на свете.

— Разумеется.

— Он просто волшебник.

— Маг.

— Чародей.

— Таких поискать, — согласился я. — В нем полно растворенных в жирах витаминов.

— Точно, — сказал Бинго. — Пойдем скажем Рози, что автомобиль отремонтирован. А потом — домой и по кружке пива.

— Не пива, старина, — твердо сказал я. — Согревающий шотландский виски с содовой и долькой лимона.

— Ты совершенно прав, — сказал Бинго. — Ты знаешь толк в этих делах, Берти. Согревающий шотландский виски с содовой — то, что надо.


Читать далее

9. ДЖИВС И СТАРАЯ ШКОЛЬНАЯ ПОДРУГА

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть