Онлайн чтение книги Том 8. Помпадуры и помпадурши. История одного города
Помпадуры и помпадурши

I

Сатирический цикл «Помпадуры и помпадурши» публиковался отдельными рассказами на протяжении одиннадцати с лишним лет, с 1863 по 1874 год.

Работа Салтыкова над этим циклом перемежалась с работой над созданием ряда других его произведений, больших и малых, в том числе таких, как публицистическая хроника «Наша общественная жизнь», циклы «Признаки времени» и «Письма о провинции», «История одного города», «Дневник провинциала в Петербурге», «Господа ташкентцы». Начатые вслед за «Сатирами в прозе» и «Невинными рассказами», «Помпадуры и помпадурши» завершались уже в период «Благонамеренных речей», в преддверии романа «Господа Головлевы».

Составившие «Помпадуры и помпадурши» рассказы появлялись в «Современнике» и — после его закрытия — в «Отечественных записках» в такой последовательности (в скобках указан порядок расположения рассказов, который был окончательно установлен для второго отдельного издания 1879 года и в дальнейшем уже не менялся):

1 (1) «Прощаюсь, ангел мой, с тобою!» — «Современник», 1863, № 9. 2 (4) «Здравствуй, милая, хорошая моя!» —» 1864, № 1. 3 (5) «На заре ты ее не буди» —» 1864, № 3. 4 (6) «Она еще едва умеет лепетать» —» 1864, № 8. 5 (2) Старый кот на покое — «Отеч. записки», 1868, № 2. 6 (3) Старая помпадурша —» 1868, № 11. 7 (11) Единственный. Утопия —» 1871, № 1. 8 (7) Сомневающийся —» 1871, № 5 9 (8) Он!! — » 1873, № 3. 10 (9) Помпадур борьбы, или Проказы будущего —» 1873, № 9. 11 (12) Мнения знатных иностранцев о помпадурах —» 1873, № 11. 12 (10) Зиждитель —» 1874, № 4.

Когда Салтыков начинал писать свои рассказы о высших представителях самодержавной власти в губернии, слово «помпадур», объединившее впоследствии героев этого цикла, еще не было им найдено. Четыре первых рассказа (по времени публикации) появились в «Современнике» с подзаголовками: « Провинциальный романс в действии » (1 и 2) и « Романс » (3 и 4). Вместе с тем, в переписке с Некрасовым, Салтыков называл эти рассказы « губернаторскими » (см., например, письмо от 6 декабря 1867 г.). В послесловии же, которым в «Современнике» завершался второй, в порядке публикации, рассказ «Здравствуй, милая, хорошая моя!», Салтыков, посвящая читателя в свои намерения, заявлял, что он «хотел написать для начинающих администраторов несколько кратких наглядных руководств , которые могли бы служить руководящей нитью для их неопытности», и продолжал: «На первый раз я выбрал два момента: прощание и вступление на скользкий административный путь. Это для меня рамка, которую я впоследствии обязываюсь наполнить. <…> Когда труд мой будет кончен, я выпущу отдельной книжкой целое собрание таких руководств под названием: «Тезей в гостях у Минотавра, или Спасительница Ариадна»[205]См. это послесловие в разделе «Из других редакций», стр. 440–442..

Послесловие к журнальному тексту «Здравствуй, милая, хорошая моя!» свидетельствует, что уже в 1864 году был намечен общий замысел цикла. Недаром почти десять лет спустя Салтыков воспользовался материалами этого послесловия для вступления «От автора», которое он предпослал отдельному изданию «Помпадуров…». Конечно, вряд ли следует принимать всерьез иронически-шутливое обещание назвать весь цикл «Тезей в гостях у Минотавра…», но возможно, что выбранный для начала «момент» прощания с уезжающим администратором, обозначенный в послесловии романсом «Я все еще его, безумная, люблю!», получил разработку в «Старой помпадурше», появившейся в «Отеч. записках» четыре года спустя.

В черновом автографе рассказа «Она еще едва умеет лепетать» последовательно зачеркнуты два его первоначальных — тоже « романсных » — названия: «Законы осуждают предмет моей любви» и «Совсем стал не такой». Журнальный текст «романса» «Она еще едва умеет лепетать» заканчивался обещанием написать еще один «романс» под названием:

«Жанровое» обозначение сатирических рассказов нового цикла как « романсов в действии » возникло у Салтыкова, по-видимому, как пародический отклик на те выступления «элегического тона», которые с отменой крепостного права часто появлялись в консервативной печати. «Вопль души по утраченном крепостном рае» Салтыков слышал, в частности, в романсах Фета, который не только «утратил былую безмятежность» в поэзии, но и выступил в «Русском вестнике» с серией резко враждебных новым порядкам статей «Из деревни». В связи с этим Салтыков посвятил Фету несколько страниц хроники «Наша общественная жизнь» в апрельской книжке «Современника» за 1863 год. Мысль о «романсном» оформлении цикла «административных руководств» или «губернаторских рассказов», возможно, и родилась у Салтыкова в полемике с Фетом, деятельность которого он расценивал как «факт совсем не уединенный, но находящийся в тесной связи с общим настроением той частицы общества, которая присвоивает себе название «благонамеренной»[207]См. т. 6 наст. изд., стр. 60, 68.. Один из рассказов цикла прямо назван начальной строкой стихотворения Фета — «На заре ты ее не буди»; второй — начальной строкой стихотворения другого поэта «успокоительных веяний и усладительных снов» Ап. Майкова — «Она еще едва умеет лепетать». В иной пародийной связи, в связи с печатью правого лагеря, находится, возможно, упомянутое выше обещание, скорее всего шутливое, озаглавить весь цикл названием греческого мифа о Тезее и Минотавре. Это мифологическое название — по-видимому, сатирическая стрела в «Московские ведомости» и их редактора M. H. Каткова, уснащавшего свои статьи цитатами из античных классиков.

Но пародирование стиля и тона консервативной публицистики было лишь одним из аспектов с самого начала смело и остро задуманной политической сатиры. Из двенадцати рассказов «помпадурского» цикла «романсное» оформление получили лишь четыре.

II

«Помпадуры и помпадурши» — одно из самых популярных произведений Салтыкова. Это острая, художественно яркая сатира на высшую провинциальную бюрократию царской России. « Помпадуры » в салтыковской сатире — ближайшим образом — губернаторы, « помпадурши » — их любовницы из среды местных губернских дам. Но содержание и значение этих обличительных образов неизмеримо шире.

В «Помпадурах и помпадуршах» писатель продолжил на новом, более высоком идейном и художественном уровне критику царской бюрократии и всего политического строя самодержавия, начатую в «Губернских очерках». Итоговые обобщения «Истории одного города», которая была написана в середине работы над «помпадурским» циклом, во многом подготовлены этим циклом. В галерее созданных Салтыковым сатирических типов его помпадуры стоят рядом с градоначальниками города Глупова, героями шедевра мировой литературы.

Сатирический яд созданного Салтыковым словечка «помпадур», сразу же ставшего достоянием русского языка, заключался в одной исторической ассоциации, которую вызывало это слово. В нем содержался намек на то, что на ответственнейшие посты государственного управления в царской России люди назначались не по деловым признакам, а в результате придворных связей, светских знакомств, умело предпринятых «искательств» — подобно тому, как это было во Франции XVIII века при короле Людовике XV, когда страной фактически правила всесильная фаворитка короля маркиза де Помпадур . От ее капризов, прихотей и неограниченного произвола зависело назначение и смещение всех высших должностных лиц в государстве.

В России имя знаменитой маркизы, «спустившись» из светских салонов столиц в помещичьи усадьбы, приняло там русскую просторечную форму — помпадурша . А затем это слово приобрело нарицательное значение. Им стали называть любовниц сановных и других влиятельных лиц[208]Об этом, желая отказать Салтыкову в оригинальности, писал А. С. Суворин ( ВЕ , 1871, № 4, стр. 725). См. также: В. Кирпотин . Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, «Советский писатель», М. 1955, стр. 272.. Салтыков употребил это слово в том же значении и уже от него образовал свое — помпадур . «Русское звучание этого французского имени — по замечанию Е. И. Покусаева — так походило на колоритное «самодур», так неожиданно по аналогии с ним создавалось любопытное соединение понятий помпы, помпезности и дурости, что чутье Салтыкова-Щедрина безошибочно угадало, какие большие сатирические возможности таит в себе производное от «помпадурши»[209]Е. Покусаев . Революционная сатира Салтыкова-Щедрина, М. 1963, стр. 125..

Впервые Салтыков назвал губернаторов «помпадурами», а их любовниц «помпадуршами» в рассказе «Старая помпадурша», тем самым найдя окончательное название для всего цикла. В примечании к «Старой помпадурше» он писал: «Рассказ этот, изображающий наше недавнее прошлое, составляет отрывок из обширного сочинения «Помпадуры и помпадурши»[210] ОЗ, 1868, № 11, стр. 99. В отдельном издании цикла в 1873 г. сатирик ввел слово «помпадур» и в рассказ «Старый кот на покое», написанный раньше..

При помощи этой образной системы Салтыков показал, что многие важные стороны провинциального управления в России часто определялись не начальниками губернии, а близкими им женщинами, и определялись, разумеется, исходя из соображений и интересов не государственных и общественных, а из корыстного и низменного своеволия. Из донесений начальнику III Отделения от штаб-офицера корпуса жандармов в Рязанской губернии подполковника Иващенко можно заключить, что натурой Салтыкову для разработки в «Помпадурах и помпадуршах» темы фаворитизма и противозаконности — характеристических черт политического быта не только высшей провинциальной бюрократии царизма, но и всего его государственного аппарата, — во многом послужила Рязань, как, впрочем, и другие города российской провинции, с которыми была связана служебная биография писателя.

В одном из донесений о предшественнике Салтыкова на посту рязанского вице-губернатора, Веселовском, сообщалось, что он за плату производил определения на полицейские и другие должности, причем торговлею этою занимался преимущественно через двух женщин, одна из которых была его любовницей в прошлом, а другая в настоящем[211]«О лицах, обращающих на себя какое-либо внимание правительства». По Рязанской губернии. Донесение штаб-офицера подполковника Иващенко от 20 декабря 1857 г. ( ЦГАОР )..

Еще колоритнее донесения о рязанском губернаторе H. M. Муравьеве — непосредственном начальнике Салтыкова. В одном из этих донесений Иващенко прямо пишет о «женском влиянии на дела губернии и участь лиц служащих». «Лучшие люди» и чиновники, — докладывал штаб-офицер, — либо бегут из губернии, либо «трепещут». Их судьба целиком зависит от наушничества близких губернатору женщин, а также дворян-помещиков»[212]«О лицах, обращающих на себя какое-либо внимание правительства». По Рязанской губернии. Донесение штаб-офицера подполковника Иващенко от 20 июня 1860 г. ( ЦГАОР ).. Наконец, еще одно из донесений, все о том же Муравьеве, не только предвосхищает своим материалом салтыковскую тему о «помпадурах и помпадуршах», но и вполне могло бы послужить сюжетной схемой еще для одного из рассказов этого цикла.

В донесении сообщается о «громадном и вредном влиянии» на Муравьева одного из уездных предводителей дворянства Колюбакина. Последний характеризуется как ловкий и беспринципный человек, не брезгающий никакими средствами для достижения своих низменных целей. «Как мастер своего дела, — пишет Иващенко, — он, Колюбакин, шел к цели осторожно, но верно. Подметив в губернаторе Муравьеве две слабые стороны: одну — угодливость дворянам, а другую — страсть к женскому полу, Колюбакин быстро сообразил, что для овладения губернатором он <…> обладает двумя огромными преимуществами: званием предводителя и хорошенькою женою. Вслед за тем устроилось знакомство д. с. с. Муравьева с женою Колюбакина, и он влюбляется в нее по уши. Колюбакины, под предлогом переделок в деревенском своем доме, переехали на жительство в Рязань, и г-жа Колюбакина сделалась полною царицею губернаторского сердца и деспотическою правительницею губернии. Ее гостиная и кабинет губернатора превратились в какое-то гнездо интриг, сплетен и клевет, расточаемых против всего честного и благородного или же направляемых к удовлетворению мщения, своекорыстия и других гадких стремлений»[213] Там же , донесение от 20 декабря 1860 г..

Историческим фоном сатиры в «Помпадурах и помпадуршах» являются 60-е — начало 70-х годов прошлого века. В общественной жизни страны это период сначала острого кризиса политики господствующего класса в результате сложившейся в стране революционной ситуации, период так называемого «правительственного либерализма», а затем период ликвидации этого кризиса путем перехода самодержавия, оправившегося от революционно-демократического натиска 60-х годов, к «твердому курсу» реакции.

Рассказы о «помпадурах» создавались параллельно возникновению этих явлений в общественно-политической жизни страны, как непосредственный отклик на них. В салтыковской галерее «помпадуров» нашли себе место типические представители всех фаз правительственной политики периода реформы и первого послереформенного десятилетия — от либеральной демагогии до воинствующе-реакционного курса. Наиболее яркими сатирическими обобщениями являются здесь «либеральствующий помпадур» Митенька Козелков и реакционный «помпадур борьбы» Феденька Кротиков.

Изображая в галерее «помпадуров» и в характеристиках поддерживающих или противостоящих им «партий» все «разнообразие направлений» в политике господствующего класса периода кризиса 60-х годов, Салтыков вместе с тем остро вскрывает единую реакционную сущность всех этих, лишь формально (в «номенклатуре» и фразеологии) отличных друг от друга направлений, устанавливает мнимость их «разнообразия».

В губернии, которой управляет Козелков, существуют две главные политические партии — «консерваторов» и «красных», то есть либералов. Каждая из них, в свою очередь, подразделяется на три партии — итого шесть партий, которые находятся во взаимной «борьбе» друг с другом. Однако «борьба» эта ведется, как оказывается, лишь только потому, что консерваторы утверждают: «шествуй вперед, но по временам мужайся и отдыхай!», а «красные» возражают: «отдыхай, но по временам мужайся и шествуй вперед!»

Салтыковсхая характеристика «разногласий», разделявших «великие партии» «консерваторов» и «красных», заставляет вспомнить известное ленинское определение: «Пресловутая борьба крепостников и либералов, столь раздутая и разукрашенная нашими либеральными и либерально-народническими историками, была борьбой внутри господствующих классов, большей частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок »[214]В. И. Ленин . Полное собрание сочинений, т. 20, стр. 174..

В биографическом отношении «Помпадуры и помпадурши» связаны во многом, как уже это замечено выше, со служебным опытом Салтыкова 60-х годов. Служба на посту вице-губернатора в Рязани и Твери (1858–1862) и затем на посту председателя казенной палаты в Пензе, Туле и опять Рязани (1865–1868) снабдила Салтыкова богатым запасом наблюдений над социально-политической обстановкой в стране в динамичную эпоху 60-х годов. Личные деловые наблюдения над практикой «реформированного» административного аппарата самодержавия, практикой, которую писатель так досконально изучил и притом в тех ее — губернских и уездных — звеньях, где она непосредственно соприкасалась с управляемым народом, позволили Салтыкову со всей отчетливостью увидеть подлинные политические результаты «великих реформ».

Салтыков показывает, что происшедшая смена старых, «недостаточно глянцевитых помпадуров» николаевского режима «помпадурами» «более щегольской работы», специально приспособленными к новому курсу, на который вынуждено было вступить правительство Александра II, ни в малейшей мере не затронула самых основ существовавшего режима, как режима противонародного, деспотического.

В сатирическом цикле о помпадурах Салтыков срывает все либеральные маски, в которые рядились царизм и его слуги в эпоху «кризиса верхов» и реформ. Писатель показывает подлинную социальную суть самодержавной власти и ее государственно-бюрократического аппарата.

III

«Помпадуры и помпадурши» представляют собой цикл самостоятельных рассказов. Каждый из них можно читать отдельно. Однако, расположив рассказы для издания их книгой в определенной системе, Салтыков придал сюите идейно-художественную цельность единого произведения крупного масштаба[215]Некоторые исследователи определяют «Помпадуры и помпадурши» как своего рода сатирический роман . См.: А. С. Бушмин . Сатира Салтыкова-Щедрина, изд. АН СССР, М. — Л. 1959, стр. 68.. Структурно и тематически эта система состоит из пяти последовательных групп или частей, которым предшествует общее введение «От автора».

В первую группу входят три рассказа: «Прощаюсь, ангел мой, с тобою!», «Старый кот на покое» и «Старая помпадурша». Темой их являются отъезд и проводы старого губернатора, назначенного «еще при прежнем главноначальствующем», то есть при царе Николае I, жизнь и литературно-административные занятия отставного помпадура, его отношения с новым губернатором, наконец, характеристика помпадурши.

Первые рассказы цикла не раз пытались свести к невинной насмешке над «помпадурами» и над их безобидными романами с «помпадуршами». К этому склоняла самая «тональность» рассказов. Они блещут всеми красками щедринского юмора, но написаны в спокойной манере бытового, реалистического очерка. Однако значение даже первых рассказов далеко выходит за рамки бытовой сатиры. Уже здесь Салтыков дает замечательные обобщения полицейско-бюрократической системы царизма, предвосхищающие будущую «Историю одного города». Таковы, например, вошедший в политическую пословицу помпадурский афоризм «Обыватель всегда в чем-нибудь виноват» или обращение нового помпадура к подчиненным при вступлении в должность: «Я вам закон, милостивые государи. Я — закон, и больше никаких законов вам знать не нужно».

Вторую группу цикла образуют также три рассказа: «Здравствуй, милая, хорошая моя!» (тема — приезд нового губернатора), «На заре ты ее не буди» (наставления, которые дает губернатору правитель канцелярии во время дворянских выборов) и «Она еще едва умеет лепетать» (либеральное пустозвонство губернатора, завершающееся знаменитым «разорю!»).

Все три рассказа посвящены одному и тому же «герою» — губернатору Митеньке Козелкову. Это один из наиболее ярких и полно разработанных сатирических образов всего «помпадурского» цикла. Козелков — тип нового, послереформенного губернатора. Он принадлежит к той плеяде «молодых бюрократов», которые отличались тем, что «ходили в щегольских пиджаках, целые дни шатались с визитами, очаровывали дам отличным знанием французского диалекта и немилосерднейшим образом лгали». Козелков, сверх того, беспардонный болтун. Однако его либерально-лживая болтовня есть не что иное, как «преданное фрондерство». Она прикрывает, маскирует «либеральными» фразами о «свободе торговли» и т. п. политику, направленную на охраненне в неприкосновенном виде всех основ самодержавно-крепостнического строя. Эту политическую программу Козелков формулирует в следующих словах: «Я желаю, во-первых, чтобы у меня процветала торговля, во-вторых, чтобы священное право собственности было вполне обеспечено, и в-третьих, наконец, чтобы порядок ни под каким видом нарушен не был». Закономерным финалом «либерального» красноречия Козелкова является вырвавшийся у него возглас «раззорю!», знаменовавший, что необходимость в либеральной маскировке окончилась и наступили «новые времена».

Этими «новыми временами» явился твердо обозначившийся курс на реакцию, взятый правительством Александра II во второй половине 60-х годов. Для проведения этого курса потребовались новые деятели, типические «портреты» которых и дает Салтыков в трех следующих рассказах цикла, образующих его третью группу: «Сомневающийся», «Он!!» и «Помпадур борьбы…».

Политическая и общественная реакция всегда обостряла силу и резкость салтыковской сатиры. Тональность рассказов о «помпадурах» реакции совсем иная, нежели тех, которыми начинается цикл. Изменяется и поэтика. Увеличивается удельный вес таких сатирических приемов, как гипербола, фантастика, гротеск. Рассказы третьей части написаны Салтыковым после создания «Истории одного города» и по своей манере, тематике и общему тону ближе всего стоят к летописи города Глупова.

Произвол, полную бесконтрольность привилегированной бюрократии над полностью бесправным народом Салтыков изображает в рассказе о «сомневающемся помпадуре», который был подавлен и уничтожен, узнав от правителя канцелярии о существовании «какого-то закона», с которым и он, помпадур, обязан будто бы считаться. «После этого… после этого… зачем же мы, помпадуры, нужны?!» — восклицает он. Однако эти «сомнения» были быстро разрешены советом стряпчего: «Закон пущай в шкафу стоит, а ты напирай». И «помпадур», не имея права по закону высечь мещанина, последовал советам стряпчего и разрешил свои сомнения возгласом: «Влепить!».

Новый натиск реакции, наступивший в 1866 году, после выстрела Каракозова в Александра II, символизирован Салтыковым в гневно-бичуюшем образе безымянного «помпадура»-карателя. «Наконец, ОН приехал… По внешнему виду, в нем не было ничего ужасного, но внутри его скрывалась молния. Как только он почуял, что перед ним стоят люди, которые хотя и затаили дыхание, но все-таки дышат, — так тотчас же вознегодовал… И вот он раскрыл рот. Едва он сделал это, как молния, в нем скрывавшаяся, мгновенно вылетела и, не тронув нас, прямо зажгла древо гражданственности, которое было насаждено в душах наших…» Этот зловещий образ, которым заканчивается рассказ «Он!!», современники связывали с одной из самых жестоких и отвратительных фигур царской реакции, с фигурой M. H. Муравьева («Вешателя»).

Рассказ «Помпадур борьбы, или Проказы будущего» повествует о губернаторе Феденьке Кротикове. Пройдя все стадии «либерализма», он нашел свое окончательное credo y «версальцев», разгромивших Парижскую коммуну, потопивших ее защитников в их собственной крови и организовавших для защиты реакции «партию борьбы» (рассказ написан в 1873 г.). Кротиков поднимает знамя этой партии как «знамя возрождающейся власти», как знамя «народившейся новой системы, которая позволяет без всякого повода, без малейшего факта бить тревогу и ходить войною вдоль и поперек, приводя в трепет оторопелых обывателей». В помощники себе Феденька Кротиков берет «мерзавцев». «Мне мерзавцы необходимы, — заявлял он, — в настоящее время, кроме мерзавцев, я не вижу даже людей, которые бы с пользой могли мне содействовать!»

Гневный сарказм и сосредоточенная сила ненависти к реакции, проявляющиеся в рассказе «Помпадур борьбы…», предвосхищают такой шедевр салтыковской сатиры 80-х годов, как «Современная идиллия» с ее знаменитой сказкой о «ретивом начальнике», тоже призвавшем себе на помощь «мерзавцев».

В четвертую группу цикла входят два рассказа: «Зиждитель» и «Единственный». В первом рассказе Салтыков зло высмеивает «зиждительские» устремления буржуазно-дворянского реформаторства. Сатирик показывает, что даже искренние намерения отдельных представителей власти, направленные на поднятие уровня народного благосостояния, на деле оборачиваются для народа, в условиях самодержавного государства, бюрократическим произволом и полицейским насилием.

Второй рассказ, «Единственный», снабжен подзаголовком «Утопия». Сатирическая ирония и яд рассказа заключаются в действительно утопическом образе «доброго помпадура», поставившего себе за правило как можно меньше управлять и администрировать и обеспечившего тем самым такое процветание края и его жителей, что город был забыт «высшим начальством» и даже не включен в «список населяемых мест, доставляемый в академию наук для календаря».

Последняя, пятая часть заключает в себе завершающий очерк цикла «Мнения знатных иностранцев о помпадурах». Здесь сатирик отчасти пародирует знаменитую когда-то книгу маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году», нанесшую в свое время жестокий удар по европейскому престижу Николая I, но полную самых грубых ошибок и невежественных суждений о России и русском народе. Здесь же Салтыков зло издевается над историком-славянофилом М. П. Погодиным, внушавшим сатирику «чувство омерзения» своей угодливостью и лестью перед царизмом (выведен в образе «беспристрастного наблюдателя»), а также над главным капиталистом тогдашней России, В. А. Кокоревым, пробившимся из сидельцев в питейном доме в почти государственные деятели и литераторы («К***, бывший целовальник, а ныне откупщик и публицист»).

Заключительный эпизод очерка об «иомудском принце» является злободневным сатирическим откликом на европейское, в том числе и по России, путешествие персидского шаха Наср Эддина. В свое время оно наделало много шума. Русская либеральная печать, уподобляя поездку образовательным путешествиям Петра I, предсказывала ее преобразовательные последствия для Персии, что, однако, совершенно не оправдалось. Завершающими словами рассказчика, обратившимися в политическую пословицу: «Народ гонял, помпадур сажал, риформа кончал», — Салтыков показывает, каким преобразовательным советам, полученным от русского царя и его министров, последовал в действительности «иомудский принц».

IV

Цикл «Помпадуры и помпадурши», как и большинство произведений Салтыкова, не получил надлежащей оценки современной писателю критики, хотя начиная с 1868 года ни один рассказ цикла не остался незамеченным ею[216]Характеристику этих отзывов см. в примечаниях к соответствующим рассказам.. Несмотря на то что рассказы эти появлялись через значительные промежутки времени, критика еще до выхода в свет отдельного издания цикла выделила их в особое звено творчества писателя. Этому способствовало и объединявшее рассказы понятие «помпадур», и итоговый характер позднейших частей цикла.

В рецензии на «Мнения знатных иностранцев…» писатель М. В. Авдеев отмечал: «Помпадур — это излюбленное лицо нашего талантливого сатирика, его больное место, — и мы недаром назвали автора певцом помпадуров. Никем так много и долго не занимался, никого с такой любовью, меткостью и знанием мельчайших подробностей не обрабатывал он, никого не привязывал до такой степени полно разоблаченным к позорному столбу на общественное осмеяние, никого так больно и зло не бичевал он кнутом сатиры. <…> Образ помпадура стоит целиком, как живой, перед глазами общества»[217]«Биржевые ведомости», 1873, 23 ноября, № 314.. Однако, взятая в целом, эта рецензия, несмотря на ее безусловно благожелательный характер, может служить образцом несоответствия критических отзывов общему духу сатиры Салтыкова, непонимания или намеренного вуалирования рецензентами ее основного смысла. И глубоко прав был П. В. Анненков, который в ответ на жалобу Н. А. Некрасова писал ему: «…не один Вы лишены оценщика и хорошего диагнозиса. Вот я получил от Салтыкова его «Помпадуры». <…> Может ли быть что-нибудь дельнее этой книги, а между тем у нас и на нее смотрят как на забавную штуку. Однажды я только встретил порядочный отзыв об этом произведении и притом здесь <в Баден-Бадене> от князя Алекс. Васильчикова. На вопрос, что он поделывает, Васильчиков отвечал мне: «Я теперь читаю очень серьезную вещь — «Помпадуры» Салтыкова». И он прав»[218] ЛН, т. 51–52, М. 1949, стр. 100.. Появление отдельного издания цикла было отмечено двумя газетными рецензиями, не претендующими ни на полноту, ни на объективность оценки. «Сатиры на наши административные неурядицы и бестолочь» — так квалифицировали произведение Салтыкова «Московские ведомости». Тем не менее глубокий смысл салтыковской сатиры, который, в сущности, и явился причиной подчеркнуто пренебрежительной оценки, был рецензенту хорошо понятен. «Он <Щедрин> видит в своих вымыслах не искажение или преувеличение, а глубочайшую интимнейшую реальность, ту, что любит прятаться за обыденным фактом и доступна лишь очень и очень пристальному наблюдению <…> г. Щедрин находит, что действительность порой выкидывает такие неожиданности, которые превзойдут всякую карикатуру и преувеличение… Таким образом, — заключает рецензент, — г. Щедрину принадлежит честь изобретения новой сатиры, не карающей, а предупредительной сатиры»[219]«Московские ведомости», 1874, 17 февраля, № 42..

Любопытную рецензию опубликовал еженедельник «Гражданин», редактировавшийся тогда Ф. М. Достоевским. За внешне невинной похвалой очевидно присутствует многозначительный подтекст: «Пожалуй, читатель начнет с того, что спросит нас: что такое «помпадуры»?.. Смешно, очень смешно то, что о них написал г. Щедрин, и притом прелесть… заключается в том, что в ту минуту, когда Вы от смеха собираетесь переходить к серьезным, а пожалуй, даже и грустным размышлениям насчет помпадуров, — трах! он вас переносит в такой фантастический мир всех возможных небылиц, что вы в присутствии всего этого трудно вообразимого огорашиваетесь и теряете всякую охоту спуститься в жизнь, чтобы над нею пофилософствовать». И далее: «В конце этого веселого произведения есть маленькая глава, озаглавленная «Мнения знатных иностранцев о помпадурах». Эта маленькая глава, по нашему мнению, есть делу венец. Она не вызывает, но вырывает гомерический смех»[220]«Гражданин», 1873, № 51.. Заканчивается рецензия пространным цитированием всех «Мнений…» и в том числе полным воспроизведением этюда об иомудском принце.

V

Настоящее издание цикла «Помпадуры и помпадурши» подготовлено на основе изучения всех источников текста произведения: рукописей, корректур, журнальных публикаций и четырех отдельных изданий цикла, вышедших при жизни писателя.

Как уже сказано, «Помпадуры и помпадурши» печатались первоначально в «Современнике», а затем в «Отечественных записках» с 1863 по 1874 год. Сохранившаяся небольшая часть рукописей и корректур цикла ( ИРЛИ, ГПБ и ГБЛ )показывает, что в журнальной редакции текст значительно отличался от рукописи. По этим отдельным сохранившимся рукописям и корректурам, по документальным свидетельствам (подробно см. в примечаниях к рассказам) можно установить, что, печатая цикл, Салтыков был вынужден считаться со многими требованиями цензуры. В одних случаях ему приходилось отказываться от целых абзацев и даже сцен, в других он находил замены снятому тексту, стараясь сохранить первоначальный смысл.

Для первого отдельного издания «Помпадуров…» (1873) Салтыков написал предисловие к циклу «От автора». Подготавливая это издание, Салтыков осуществил дополнительную авторскую работу над текстом всех рассказов. Самые большие изменения были внесены в текст четырех первых (в порядке публикации) рассказов, появившихся в «Современнике». Соотнося их с позднейшими частями цикла, Салтыков значительно сократил эти рассказы и переработал.

Второе издание (1879) пополнилось очерком «Зиждитель», и в связи с этим несколько изменился порядок рассказов, который стал теперь окончательным. За исключением одной купюры в «Зиждителе» (см. комментарий к рассказу), правка текста для этого издания почти целиком имела характер стилистической шлифовки, замены и перестановки отдельных слов.

Принципиально важные поправки внес Салтыков в третье издание (1882). Он восстановил «губернскую» терминологию в рассказе «Старая помпадурша», замененную в журнале по требованию цензуры «уездной» (см. комментарий к рассказу); в рассказе «Сомневающийся», следуя этому же принципу, заменил «письмоводителя» «правителем канцелярии». Стилистическая правка в этом издании незначительна.

Четвертое издание — последнее прижизненное издание цикла (1886) — не содержит никаких объективных свидетельств дополнительной авторской работы над текстом и отличается от предыдущего издания 1882 года лишь чисто корректорской правкой, выразившейся не только в устранении ряда опечаток, но и в замене отдельных слов, выражений и грамматических форм, свойственных Салтыкову, общепринятыми нормативами 80-х годов.

В настоящем издании текст печатается по изданию 1882 года, последнему изданию, над которым работал Салтыков, сопоставленному со всеми выше упомянутыми источниками. Это позволило в ряде случаев устранить следы явного цензурного вмешательства (эти изменения оговорены в примечаниях), а также снять произвольные корректорские изменения.

В разделе « Из других редакций » печатаются наиболее значительные отрывки рукописной и первопечатной редакций, по разным обстоятельствам, оговариваемым в примечаниях, не включенные писателем в окончательный текст «Помпадуров и помпадурш».

От автора

Впервые — Помпадуры и помпадурши. Издал М. Е. Салтыков (Щедрин), тип. В. В. Пратц, СПб. 1873, стр. 3–4 (кн. вышла из печати между 25 ноября и 1 декабря).

Рукописи и корректуры не сохранились.

Готовя в 1873 году отдельное издание цикла, в котором впервые появилось вступление «От автора», Салтыков использовал для него свое послесловие к рассказу «Здравствуй, милая, хорошая моя!», имевшееся в журнальной публикации (С, 1864, № 1). Полностью текст этого послесловия см. в разделе « Из других редакций », стр. 440–442 наст. тома.

…молодым людям, получившим воспитание в заведении искусственных минеральных вод…  — Заведение искусственных минеральных вод в Новой деревне в Петербурге существовало с 1834 по 1873 год. С конца 50-х годов, когда антрепренером его стал И. И. Излер, приобрело известность танцевальными вечерами и эстрадными представлениями фривольного характера.

«Прощаюсь, ангел мой, с тобою!»

Впервые — С, 1863, № 9, стр. 292–311 (ценз. разр. — 19 сентября), с подзаголовком «Провинциальный романс в действии».

Сохранились журнальные корректуры ( ИРЛИ ): 1) чистая и 2) с цензорскими пометами и резолюцией: «По определению комитета за сделанными исключениями печатать дозволяется», а также с пометой рукою Н. А. Некрасова: «Нельзя этого печатать» на полях второго листа корректуры против отрывка «Неутомимые, говорит, труды <…> Ну какая же это «преклонность лет!» (стр. 14 наст. тома).

Рассказ написан летом 1863 года в Витеневе.

Корректура с пометами цензора позволяет установить и устранить в настоящем издании имевшиеся в первопечатном тексте и перешедшие в текст отдельных изданий купюры и замены цензурного происхождения.

Вместо варианта корректуры: «не успеет к «благим начинаниям» вплотную подступить» в «Современнике» напечатано: «Не успеет еще надлежащей распорядительности показать» (стр. 8, строка 2 св.); вместо «благих начинаний» все-таки в исполнение не приведут» — «распорядительности надлежащей все-таки не покажут» (стр. 8, строки 18–19 св.); вместо «недостаточно делает «благих начинаний» — «недостаточно делает распоряжений» (стр. 9, строка 9 св.). Во всех этих случаях Салтыков сатирически использовал официальную фразеологию, обозначавшую правительственные реформы.

, строки 2–8 сн. Вместо: «при прежнем главноначальствующем <…> сменили и его» в журнале появилось: «при прежнем главноначальствующем; но недолго повластвовал». Возможно, в удаленном цензурой отрезке текста содержался намек на произведенную Александром II в апреле 1861 года, вскоре после реформы 19 февраля, замену на посту министра внутренних дел С. С. Ланского П. А. Валуевым. Возможно и другое предположение: Салтыков говорит здесь о смене Николая I новым царем Александром II. По-видимому, именно так поняла смысл указанной фразы цензура.

В журнальном тексте был значительно ослаблен удалением эпитета «дурак» по отношению к губернатору-помпадуру и эпизода с кайенским перцем диалог вице-губернатора с рассказчиком.

, строка 13 сн. Исключено: «дурака-то».

, строки 8–9 сн. Вместо: «обзывать дураком <…> вашим превосходительством» в «Современнике» — «распускать такой серьезный слух».

, строка 3 сн. Вместо: «Про какого это «дурака» — «Про кого это».

, строки 10–12 сн. Исключено: «На днях <…> проглотил».

, строка 6 сн. Вместо: «Подождите, не прерывайте меня» — «Да-с, но ведь веселье веселью рознь-с; бывают веселья ужасные-с».

, строка 18 св. Исключено: «для дурака-то».

, строки 2-10 св. Исключено: «И действительно <…> глотать кайенский перец?»

, строка 15 св. Вместо: «умеет глотать кайенский перец» — «веселиться умеет».

Недовольство цензора и соответствующую замену в тексте «Современника» вызвало упоминание о статье «Русского вестника», посвященной русской конституции:

, строки 5-13 сн. Вместо: «С тех пор как «Русский вестник» доказал <…> когда один кончит говорить» — «Скажу вам по секрету, что у нас разнеслись недавно слухи о каком-то конституционном начале, которое в том будто бы состоит, что один кто-нибудь говорит, а другие молчат, и когда один кончит говорить…»

Были изменены два фрагмента, содержащие прямые указания на биографию рязанского губернатора М. К. Клингенберга, при котором служил в Рязани вице-губернатором Салтыков:

, строки 22–37 св. Вместо: «Начав служебное поприще <…> решились прибыть к нам» —

, строки 17–19 сн. Вместо: «благополучно служил по инспекторской части и в какие-нибудь шесть месяцев погиб, оставив ее!» — «благополучно служил в разных ведомствах и в какие-нибудь шесть месяцев невинно погиб!»

В «Современнике» явно по причинам цензурного характера было опущено:

, строки 7-12 сн. «Неутомимые, говорит, труды <…> Ну, какая же это» (пародия на стиль высочайших рескриптов).

, строки 10–18 св. «В ожидании закуски <…> неполитичный разговор» (намек на события 1863 г. в Польше).

, строки 10–17 сн. «Пользуясь этим смятением, одна маститая особа <…> И да сопутствует» («маститая особа» — священник).

Один случай цензурного вмешательства, полностью обессмысливший текст, Салтыков частично устранил в изд. Помпадуры, 1873, восстановив опущенное в «Современнике» слово «совестно» (стр. 8, строка 13 сн.).

В 1873 году, готовя первое отдельное издание уже завершенного цикла, Салтыков значительно сократил рассказ и ввел в текст ряд стилистических изменений. Было, в частности, снято заключавшее рассказ рассуждение о «принципе». Фрагмент этот представляет самостоятельный интерес и печатается в разделе « Из других редакций » (см. стр. 437–438).

Из других вариантов журнального текста приводим следующие:

, строка 2 св. Вместо: «Приедет начальник, не успеет» в С напечатано:

, строки 12–13 сн. После: «человек надежный и благонравный» — «(а кто же будет так самонадеян, чтоб отрицать эти качества в администраторах прежнего времени?)».

, строка 6 св. После: «выиграю морское сражение» —

, строка 3 сн. После: «играю видную роль» —

, строки 18–19 сн. После: «и выбывающий, и вновь назначенный — налицо» —

, строка 17 сн. После: «не только в речах, но и в кушаньях и винах» —

, строки 17–18 св. После: «…повинностью, наряд на которую почти равносилен наряду на барщину» —

, строка 14 св. После: «ни других разрывающих составов» —

В издании 1879 года рассказ вновь подвергся незначительной стилистической правке.

В изданиях 1882 и 1886 годов рассказ перепечатывался без изменений.

Прощаюсь, ангел мой, с тобою!  — русский романс XVIII века.

…нынче же будто бы требуется, чтоб он, кроме того, какую-то « суть » понимал.  — Под «сутью» разумеется предъявлявшееся правительством Александра II к государственной администрации требование понимать новую социально-политическую обстановку, разбираться в существе реформ 60-х годов.

…сделайте меня губернатором — я буду губернатором; сделайте цензором — я буду цензором… Всем быть могу; могу даже быть командиром фрегата « Паллада » …  — Одна из многих в произведениях Салтыкова сатирических сентенций, высмеивающих «рабскую страсть» беспрекословного повиновения начальству в условиях авторитарного строя царизма. Сентенция является парафразой слов казенно-патриотического писателя Н. В. Кукольника, сказанных М. И. Глинке: «Прикажет государь, завтра же буду акушером». Слова эти приобрели сатирическую крылатость благодаря Салтыкову, процитировавшему их в предисловии к «Господам ташкентцам». Комментируемый текст содержит два конкретных намека на людей, беспрекословно принимавших назначения на высокие официальные должности, не соответствовавшие их деловым качествам и способностям, — на адм. Е. В. Путятина, начальника экспедиции на фрегате «Паллада», в 1861 году назначенного министром народного просвещения и в том же году отставленного, и на совершившего на упомянутом фрегате кругосветное путешествие писателя И. А. Гончарова, принявшего сначала назначение цензором (с 1856 г.), затем главным редактором официозной газеты «Северная почта» (1862–1863) и, наконец, членом Совета по делам печати (1863–1867). Командиром фрегата «Паллада» был И. С. Унковский.

Шарлотта Федоровна — намек на Минну Ивановну Буркову, фаворитку министра двора В. Ф. Адлерберга (см. т. 3 наст. изд., стр. 610).

— А назначают Удар-Ерыгина.  — Об Удар-Ерыгине см. в очерке «К читателю» («Сатиры в прозе» — т. 3 наст. изд., стр. 268–270, 540–541).

Сеня Бирюков — образ, встречающийся также в «Сатирах в прозе», «Каплунах», «Дневнике провинциала в Петербурге».

…«Русский вестник» доказал, что <…> в России конституционное начало должно быть разлито везде, даже в трактирных заведениях…  — Сатирический отклик на статью M. H. Каткова в № 3 «Русского вестника» за 1863 год. Подробнее Салтыков отозвался об этом «проекте русской конституции» в не пропущенной цензурой редакции сентябрьской хроники цикла «Наша общественная жизнь» (см. т. 6 наст. изд., стр. 128 и 612).

..генерал в особенности одобрял действия наших войск…  — Намек на действия военного губернатора Северо-Западного края генерала M. H. Муравьева, жестоко подавлявшего воинскими силами восстания в Литве и Белоруссии в 1863 году.

…«Timeo Danaos et dona ferentes » — из «Энеиды» Вергилия, II, 49; слова жреца Лаокоона, заподозрившего коварство осаждавших Трою данайцев, оставивших у стен города огромного деревянного коня, в котором были спрятаны войска.

…нет… орсиниевских гранат…  — Стремление поднять национально-освободительное движение в Италии привело известного участника этого движения Феличе Орсини на путь индивидуального террора. 14 января 1858 года он бросил гранату («бомбу») в карету Наполеона III.

Старый кот на покое

Впервые — ОЗ, 1868, № 2, стр. 355–372 (вып. в свет 14 февраля), с подзаголовком «Рассказ».

Сохранился черновой автограф рассказа, содержащий большое количество разночтений с журнальным текстом. Наибольший интерес представляют следующие варианты.

Прежде всего, это четыре случая, когда рукописный текст был изъят или заменен по причинам явно цензурного характера. Эти вынужденные замены и купюры устраняются из текста настоящего издания.

, строки 3–4 сн. В тексте «Отеч. записок» отсутствовала часть фразы, набранная курсивом: «…сзади его мириада исправников, сотских, десятских, а перед ним на коленях толпа… » (на колени становились перед царем).

, строки 6–8 сн. Отсутствовал отрывок, набранный курсивом: «Не боящиеся чинов оными награждены не будут; боящемуся же все дастся и даже с мечами, хотя бы он и не бывал в сраженьях против неприятеля » (см. прим. к стр. 38).

В двух случаях причиной цензурного вмешательства были сатирическое использование богословско-канонической фразеологии и намек на религиозный обряд. Вместо: «Об административном вездесущии и всеведении» в журнале было напечатано: «о способах административного усмотрения» (стр. 33, строки 8–9 св.). Из журнального текста была удалена фраза: «Сверх того, нам показалось <…> его благословил» (стр. 39, строки 8-10 св.).

Абзац «Из административных его руководств…» (стр. 32) в рукописи читается: «Из административных его руководств мне известны следующие: «три лекции о строгости» (вступительная лекция начинается словами: «первым словом, которое опытный администратор имеет обратить к скопищу бунтовщиков, должно быть слово матерное…»); «о необходимости административного единогласия как противоядия таковому же многогласию…» и т. д. Причиной изменения этого абзаца была, по-видимому, обычная для Салтыкова при последующей работе над текстом произведения тенденция освобождаться от раблезианской «грубости выражений», иной раз выходившей из-под его пера. На полях наброска «Бедный мужчина…» (см. т. 17 наст. изд.) Салтыков написал: «Вчера прочитал свои рассказы и удивился грубости выражений. Это во мне все прежнее действует».

Рассказ написан осенью 1867 года в Рязани. 19 ноября, посылая в «Отеч. записки» очерк «Новый Нарцисс», Салтыков сообщал Некрасову: «Пишу и еще статейку, которую через две недели пришлю непременно». 26 ноября Салтыков выслал Некрасову обещанный рассказ и в сопроводительном письме высказал опасения за его цензурную судьбу: «Рассказы мои, ежели признаете возможным, поместите, но при этом я желал бы, чтобы первым помещен был «Нарцисс», а потом, спустя месяц или два, «Старый кот на покое». Прочитайте этот последний и обсудите, можно ли печатать его безопасно. Хорошо было бы, ежели бы Вы дали прочесть кому-нибудь из членов Совета. Хотя я и не вижу в нем ничего особенного, но так напуган всеми бывшими со мной передрягами, что боюсь даже самой невинной шутки».

В рассказе отразились некоторые впечатления Салтыкова от жизни в Пензе, где он в 1865–1866 годах служил управляющим казенной палатой. С Пензой была связана деятельность одного из типичнейших представителей николаевской администрации — губернатора Панчулидзева, бессменно и безраздельно властвовавшего в Пензенской губернии с 1831 по 1859 год. С разоблачениями Панчулидзева, как виновника «всех несправедливостей, делающихся в продолжение его 27-летнего в Пензенской губернии царствования», выступил герценовский «Колокол» (статья «Танеевское дело» — «Колокол», л. 27 от 1 ноября 1858 г.). Возможно, благодаря этому выступлению, в Пензенской губернии была произведена ревизия, в результате которой Панчулидзев был вынужден уйти в отставку. После отставки он поселился в своем имении недалеко от Пензы, где и умер в 1867 году, то есть в год, когда был написан комментируемый рассказ. Салтыков служил в Пензе уже при преемнике Панчулидзева губернаторе Александровском, характеристику уголовных деяний которого, близких к губернаторскому грабежу Панчулидзева, дал в письме к П. В. Анненкову от 2 марта 1865 года.

На связь рассказа с пензенской действительностью указывают некоторые варианты в тексте чернового автографа: прямое упоминание Пензы, как места служения, а затем пребывания в отставке «старого помпадура» (в печатном тексте Пенза заменена Саратовом) и даты, относящие начало его губернаторской («помпадурской») карьеры к 1830-м годам.

Молочные скопы — устаревшее название молочных продуктов (сливки, сметана, творог и т. д.).

…смешивает либерализм с сокращением переписки…  — В 1859 году при Министерстве внутренних дел был учрежден Комитет по сокращению делопроизводства и переписки. Консервативные круги чиновничества отнеслись к учреждению и деятельности Комитета, просуществовавшего до 1861 года, как к опасному либерализму, ведущему к потрясению бюрократических основ. Салтыков часто сатирически касался этой темы в своих произведениях. Подробнее см. т. 3 наст. изд., стр. 613.

…разговор о древнем языческом боге Меркурии, прославившемся не столько делами доблести, сколько двусмысленным своим поведением…  — Бог торговли у древних римлян Меркурий вместе с тем был божеством всякой хитрости и обмана.

…зашла речь о пожарах, и некоторый веселый собеседник выразил предположение, что новый начальник… скрытный член народового жонда.  — Пожары 1862 года в Петербурге, а также в ряде губернских городов, в том числе и в Пензе, некоторая часть общественного мнения и печати приписывала «нигилистам» и «польской интриге», Жонд народовы (Rząd narodowy — национальное правительство) — центральный коллегиальный орган повстанческой власти во время польских национально-освободительных восстаний 1830–1831, 1846 и 1863–1864 годов.

Земские учреждения — созданные в России в 1864 году выборные органы самоуправления. Об отношении Салтыкова к земской реформе см. в т. 7. наст. изд. («Письма о провинции» и комментарий к ним).

…отпустил себе бороду в знак того, что и ему не чуждо « сокращение переписки » …  — Ношение бороды чиновниками было не принято (при Николае I даже запрещено). Среди людей образованной части общества бороду носили либо чиновники, вышедшие в отставку, либо лица так называемых свободных профессий — литераторы, художники, музыканты, почему она и ассоциировалась с либерализмом. См. прим. к стр. 166. О том, почему склонность к либерализму обозначается при помощи указания на симпатии к « сокращению переписки », см. прим. к стр. 25.

Соархистратиг — совоитель (архистратиг — военачальник).

…прибыв в некоторое присутственное место, спросил книгу, подложил ее под себя…  — Некоторое присутственное место — губернское правление, высшее правительственное учреждение в губернии, официально возглавлявшееся губернатором, а фактически руководимое вице-губернатором. Книга — Свод законов Российской империи.

Я истину царям с улыбкой говорил…  — неточная цитата из стихотворения Г. Р. Державина «Памятник» (1795). У Державина: «И истину царям с улыбкой говорить».

Вот когда я умру… тогда отдайте все Каткову! Никому, кроме Каткова! хочу лечь рядом с стариком Вигелем.  — «Записки» Ф. Ф. Вигеля, которые отчасти Салтыков пародирует в мемуарах помпадура, печатались в катковском «Русском вестнике» в 1864–1865 годах, уже после смерти Вигеля. Содержащие большой, ярко изложенный материал по истории дворянского общества и русского барства первой половины XIX века, «Записки» Вигеля, крайнего реакционера, дают, однако, весьма субъективную оценку лиц и событий, характеризуемых с консервативных позиций.

…с придачею красной бумажки — ассигнации десятирублевого достоинства.

…явился… откупщик и предложил свои услуги — то есть предложил вновь назначенному губернатору постоянную взятку — долю доходов с откупа в той губернии, куда отправлялся «помпадур».

«О вреде, производимом вице-губернаторами » — автобиографическая реминисценция. О «вреде», приносимом Салтыковым во время его вице-губернаторской службы в Рязани и Твери, не раз доносили в Петербург высшей власти и начальники губерний и органы политического контроля — губернские жандармы. Эта формулировка вошла и в досье III Отделения о службе Салтыкова, сопровождавшее окончательную отставку его в 1868 году (С. Макашин , Новое о Щедрине. — «Литературная газета», 1946, № 8 от 16 февраля).

Что, ежели бы я жил на необитаемом острове, и имел собеседникомлишь правителя канцелярии? » — На тему этого «помпадурского сочинения» Салтыков написал вскоре свою первую «сказку»: «Повесть о том, как мужик двух генералов прокормил» ( ОЗ, 1869, № 2).

«Необходимо, чтобы администратор имел наружность благородную… » — Этот абзац с небольшим изменением вошел в «Историю одного города», в «сочинение» Микаладзе «О благовидной всех градоначальников наружности» (см. наст. том, стр. 429).

«Прежде всего, замечу… » — Также и этот абзац вошел в «Историю одного города» — в «сочинение» Бородавкина «Мысли о градоначальническом единомыслии…» (см. наст. том, стр. 426).

…во время свидания при Тильзите — то есть знаменитого свидания Наполеона с Александром I на Немане, под Тильзитом, в 1807 году, когда решались судьбы Европы.

…он, как древле Кориолан… И ежели бы у него под руками были вольски, то он, быть может, не усомнился бы даже прибегнуть к их помощи…  — Римский патриций и полководец Кориолан, враг демократии, был изгнан из отечества по требованию народных трибунов, перешел к враждебному римлянам народу вольскам и поднял их на борьбу с Римом, но отступил от стен его, поддавшись мольбам своей матери. На этот сюжет Салтыков, в годы своей лицейской юности, написал не дошедшую до нас «трагедию в стихах», о которой, по свидетельству Н. А. Белоголового, вспоминал позднее «с большим сарказмом».

«Я знал одного тучного администратора… » — фраза, вошедшая в «Историю одного города», в сочинение Микаладзе «О благовидной всех градоначальников наружности…» (см. наст. том, стр. 430).

…ежели кто вам скажет: идем и построим башню, касающуюся облак, то вы того человека бойтесь и даже представьте в полицию.  — Библейский миф о попытке построить в Вавилоне башню, которая должна была достигнуть неба (Бытие, II, 1–9), используется здесь как символ свободомыслия и духа борьбы, в противоположность начальстволюбию тех, кто призывает: « идем, преклоним колена ».

…боящемуся же все дастся и даже с мечами, хотя бы он и не бывал в сраженьях…  — Знак двух накрест лежащих мечей присоединялся как дополнительная награда к орденам, получаемым за воинские подвиги.

Старая помпадурша

Впервые — ОЗ, 1868, № 11, стр. 99-119 (вып. в свет 11 ноября), с подзаголовком «Рассказ» и с примечанием внизу страницы, отсутствующим в отдельных изданиях: «Рассказ этот, изображающий наше недавнее прошлое, составляет отрывок из обширного сочинения «Помпадуры и помпадурши». Действие происходит в уездном городе».

Сохранилась наборная рукопись «Отеч. записок» с большой правкой автора. О разночтениях текста этой рукописи с печатным текстом см. ниже. Рассказ написан летом или осенью 1868 года в Петербурге, после того, как Салтыков в результате жалоб и доносов на него рязанского губернатора Болдарева должен был, по требованию III Отделения, санкционированному Александром II, оставить пост управляющего Рязанской казенной палатой и навсегда расстаться с государственной службой[221]См. об этом: « Салтыков-Щедрин в воспоминаниях… » , стр. 801–802.. Возможно, однако, что мысль написать такой рассказ возникла у него еще за четыре года до этого (см. выше, стр. 463). В рассказе отразились впечатления писателя, связанные с его второй службой в Рязани. Об этом он сам вспоминал в письме к постоянно жившей в Рязани Н. Д. Хвощинской-Зайончковской от 28 марта 1878 года, касаясь ее и своих осложнившихся в то время отношений с цензурой: «Считаю нелишним сообщить Вам следующие факты: был в Рязани некто С<тремоухов> губернатором… По-видимому, Вы коснулись его в одном из Ваших произведений, а что касается меня, то я написал «Старую помпадуршу», в которой он не без основания усмотрел m-me Б. Вот он и пишет теперь на Вас и на меня доносы…» «Доносы» на Салтыкова и Хвощинскую Стремоухов писал в качестве члена Совета Главного управления по делам печати (1870–1880). Губернаторствовал же он в Рязани раньше (1862-14 октября 1866 г.) и был уволен с этого поста за «неблаговидные поступки», в частности, за свои слишком откровенные донжуанские похождения. Салтыков, прибывший на свою вторую службу в Рязань через год после увольнения Стремоухова, разумеется, оказался в курсе всех не остывших еще толков и слухов о скомпрометировавшем себя начальнике губернии. Новую пищу этим толкам дало вскоре поведение нового рязанского губернатора, упомянутого выше Болдарева. Вместе со служебными делами своего предшественника он, как об этом сообщалось в донесениях в III Отделение жандармского штаб-офицера в Рязани, наследовал и его увлечение «местной Аспазией» — женой советника контрольной палаты В. А. Басаргиной — той самой «m-me Б.», о которой упомянул Салтыков в письме к Хвощинской[222]«О лицах, обращающих на себя внимание правительства. По Рязанской губернии. За 1865–1866 гг.» ( ЦГАОР )..

Письмо Салтыкова и комментирующее его донесение рязанского жандармского штаб-офицера указывают не только на прототипы сатирических образов рассказа, но отчасти и на реально-бытовую основу его сюжета.

Появление «Старой помпадурши» в печати сопровождалось цензурными затруднениями, хотя и неофициального характера. Всего за три дня до выхода в свет 11-й книжки «Отеч. записок» с рассказом Салтыкова, а именно 8 ноября, член Совета Главного управления по делам печати Ф. Толстой, который по просьбе Некрасова предварительно негласно просматривал материалы журнала, направил ему следующие замечания о рассказе:

«Старая помпадурша» погрешает тем, во-первых , что это есть не что иное, как памфлет, написанный с целью осмеять, уязвить и опозорить личности, весьма хорошо известные в той местности, которую хотел описать автор (чуть ли не Рязанскую губер<нию>).

Во-вторых , юмористический рассказ этот тем более неудобен, что из числа лиц, опозоренных в нем, выставлены напоказ два начальника губернии, под смешным названием помпадуров , и для того, чтобы было ясно как день, что это губернаторы , а не какие-либо <другие> высокопоставленные и влиятельные губернские личности, — автор окружил их всеми губернаторскими атрибутами, как-то: полицмейстером, чиновниками особых поручений и пр. и пр., и даже назвал Губернским правлением место их служения.

Это заставляет меня предполагать, что ответственный редактор «Отечес<твенных> записок» de jure , то есть по закону[223]Официальным редактором «Отеч. записок» был А. А. Краевский., не сообщил Вам сущность недавно сделанного по В<едомству> п<ечати> внушения всем редакторам периодических изданий.

Сущность этого внушения заключалась в приглашении гг. редакторов соблюдать в отзывах о высших административных лицах, поставленных во главе управления доверием Г<осударя> И<мператора>, крайнюю осмотрительность. — Нет сомнения, что к категории означенных лиц принадлежат губернаторы, так как они назначаются именными указами и большей частью (в особенности из военных) личною инициативою Е<го> В<еличества>.

Следов<ательно> рассказ «Старая помпадурша» представляет двойное нарушение: во-первых , противу ст. 10-й IV отдела закона 5-го апреля, равно как и противу 11-й ст. того же отдела, в которых сказано, между прочим, что виновные подвергаются таким-то взысканиям (ст. 10) за всякое оглашение такого обстоятельства, которое может повредить чести, достоинству или доброму имени должностного лица, а на стр. 117 рассказа сказано, что второй помпадур был женат и имеет детей, следо<вательно>, прелюбодействовал, имел любовницу; а в 11-й ст. указаны взыскания за всякий оскорбительный отзыв, заключающий в себе злословие или брань. (Кроме смешного прозвища помпадур, на стр. 115 сказано, что оба губернатора глупушки),

Во-вторых , напечатание подобного рассказа, после вышеупомянутого внушения представляет явное уклонение от исполнения выс<очайшей> воли.

Вследствие всего вышеуказанного я считаю долгом предупредить Вас, что если рассказ «Старая помпад<урша>» появится в настоящем виде (а как можно его изменить — не мое дело указывать), то статья эта будет представлена на обсуждение Совета, а что решит Совет — я не знаю»[224]К. Чуковский . Ф. М. Толстой и его письма к Некрасову. — ЛН, т. 51–52, М. 1949, стр. 595–596. См. также К. Чуковский . Собр. соч., «Художественная литература», т. 5, М. 1967, стр. 409–410..

Некрасов показал замечания Ф. Толстого Салтыкову, и тот счел необходимым внести ряд изменений в текст, которые, однако, не затронули сатирической сути и художественных достоинств рассказа. Сличение первопечатного журнального текста «Старой помпадурши» с читанным ф. Толстым первоначальным текстом наборной рукописи устанавливает, что Салтыков убрал все прямые указания на то, что помпадуры — это губернаторы и что дело происходит в Рязани или вообще в губернском городе.

«Олег Рязанский» — то есть великий князь рязанский Олег Иванович был заменен «князем Олегом», а вся губернская должностная номенклатура понижена до уездной: «становой» превратился в «приказного», «исправник» — в «квартального» и «подьячего», «полициймейстер» в «частного пристава», «советник» — в «секретаря», «прокурор» — в «стряпчего», «чиновник особых поручений» (при губернаторе) — в «письмоводителя» и т. п. Соответственно «губернское правление» превратилось в «городническое правление», вместо «глаза целого края» было напечатано «глаза целого города», вместо «однажды в губернии» — «однажды в командировке» и пр.

В эту систему изменений входило и приведенное выше примечание к журнальной публикации рассказа, переносившее его действие в «уездный город».

Однако Салтыков, вопреки предупреждению Ф. Толстого, не отказался ни от слова «помпадур», впервые (по хронологии первопечатных публикаций рассказов цикла) появившегося именно в «Старой помпадурше», ни от слов помпадурши о старом и новом помпадурах: «они оба «глупушки».

По разным соображениям Салтыков снял также фразу: «Наконец, чиновник особых поручений Срамник как-то подсмотрел, что он носит тончайшее белье, и выводил из этого заключение об его чистоплотности» (стр. 55, абзац «Где бы она ни была…» после слов «…стремительность и натиск»).

В издании 1882 года Салтыков вернулся к губернской номенклатуре, но восстановил ее непоследовательно. На основе этой авторской тенденции, направленной к устранению изменений, вынужденно внесенных в первопечатный текст, в настоящем издании полностью восстанавливаются по первоначальному слою авторской рукописи все указания на губернскую и губернаторскую обстановку рассказа.

«Старая помпадурша» при своем появлении не вызвала сколько-нибудь примечательных откликов в текущей критике. Но те, что появились, были положительными. Так, В. П. Буренин писал: «С большим удовольствием и пользой может быть прочтен в «Отечественных записках» рассказ г. Щедрина «Старая помпадурша». Это мастерской, полный юмора, очерк скандального благодушия провинциальных нравов вообще, и провинциальных градоначальников в частности, нравов, по уверению автора, господствовавших в недавнее прошлое, но, быть может, господствующих еще и доныне» («СПб. ведомости», 1868, № 317 от 19 ноября/1 декабря). Позднее к этому отзыву Буренин прибавил еще один, назвав «Старую помпадуршу» в числе лучших произведений года, напечатанных в «Отечественных записках». «По беллетристике, — писал он, — в «Записках» прежде всего следует указать на талантливые очерки г. Щедрина («Новый Нарцисс», «Помпадурша»)…» («СПб. ведомости», 1869, № 11 от 11 (23) января).

…вздыхала и… сравнивала себя с Изабеллой Испанскою.  — Королева Изабелла II Испанская в 1868 году была вынуждена отречься от престола.

По обыкновению, прощание происходило на первой от города станции…  — Одна из деталей старого русского быта: отъезжающих в далекий путь или на долгое время было принято провожать до первой ямской «станции». Так прощалось губернское общество и старые сослуживцы с покидавшими место служения начальниками. Из биографии Салтыкова известно, что самому ему пришлось участвовать в проводах «до первой станции» губернаторов Середы в Вятке и Клингенберга в Рязани.

«Шли три оне… » — народная песня.

Корнет Отлетаев — образ удалого военного забулдыги из одноименной повести кн. Г. В. Кугушева, пользовавшейся в свое время большой популярностью и переделанной потом в комедию ( PB, 1856; отдельно — М. 1858). Салтыков пользовался этим образом для характеристики бесшабашных прожигателей жизни неоднократно, в том числе и в своих более поздних произведениях — «Убежище Монрепо», «Недоконченные беседы», «Пестрые письма» и др.

…статская советница Глумова — персонаж из комедии А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты» ( 1868 ).

…как они оставляли городничих без определения, дондеже не восчувствуют…  — Городничий — начальник исполнительной полиции в уездном городе (звание было упразднено в 1862 г.). Определение — санкция начальника губернии на проведение полицейских расследований и других акций — главного источника «безгрешных доходов» дореформенных городничих. Доля этих доходов поступала нередко и к губернаторам.

«Отныне быть тебе по-прежнему девицей… » — Такая резолюция приписывалась Николаю I. На прошении какой-то женщины, покинутой мужем и просившей о разводе, в чем ей было отказано синодом, царь, не согласный с таким решением, будто бы начертал: «Считать ее по-прежнему девицей».

«Jeune fille aux yeux noirs » — популярная песенка французского композитора Т. Лабарра на слова А. Бетурне (1834). Не раз упоминается в произведениях Салтыкова.

Он представлял Иакова, она — Рахиль.  — Библейский рассказ о том, как Рахиль утоляла жажду Иакова, был одним из излюбленных сюжетов «академической живописи», откуда перешел в постановки так называемых «живых картин» (см. также т. 3 наст. изд., стр. 33).

Фюить!  — знаменитое это салтыковское словечко, в его специфическом смысле административно-полицейской высылки в места столь и не столь отдаленные, появляется именно здесь, в «Старой помпадурше». Но написание «фюить» появилось лишь в издании 1879 года: в рукописи и первоначальных публикациях этого текста Салтыков писал и печатал: «фить!».

…даже из Поль де Кока и прочих классиков прочитал только избраннейшие места.  — В представлении Салтыкова, как и многих других современников, французский романист Поль де Кок имел репутацию, далеко не вполне заслуженную, писателя откровенно эротического.

…эта Бламанже… это своего рода московская пресса! Столь же податлива… и столь же тверда! Но что она, во всяком случае, волнует общественное мнение — это так верно, как дважды два!  — Полемическая выходка против «Московских ведомостей» Каткова, с их всегда будто бы независимой и даже фрондерской позицией, податливой якобы по отношению «ко всем разумным новым требованиям времени» (из «передовой» газеты от 15 июня 1868 г.) на деле же постоянно твердой в поддержке реакционной правительственной политики по существу. Комментируемый текст продолжен в рукописи следующим восклицанием, не попавшим в печать: «О, если бы у меня был под руками свой Корш, на котором бы я мог сорвать свою досаду — фить!» Речь тут идет, по-видимому, о каком-то очередном резком выступлении Каткова против Валентина Корша как редактора (1863–1874) либеральных «С.-Петербургских ведомостей». Корш вел полемику с «Московскими ведомостями» — газетой, которой он был редактором в 1856–1862 годах и которая перешла от него к Каткову.

«Здравствуя, милая, хорошая моя!»

Впервые — С, 1864, № 1, стр. 41–64 (ценз. разр. — 18 января), с подзаголовком «Провинциальный романс в действии».

Сохранились чистые гранки набора рассказа для «Современника». Сравнение их текста с первопечатным показывает, что перед публикацией рассказ подвергся существенной правке. Прежде всего, была значительно смягчена сатирическая характеристика героя, будущего губернатора Митеньки Козелкова (в гранках именовавшегося еще Феденькой Кротиковым). Это смягчение, скорее всего, было произведено под давлением цензуры.

, строки 14–16 сн. Вместо: «Старшие <…> уморительное» в журнале было напечатано:

— 60, строки 4 сн. — 4 св. Вместо: «Старшие все-таки <…> за получаемые в нос щелчки» —

, строки 12–17 св. В журнале был снят текст:

В «Современнике», и также, конечно, по цензурным причинам, были опущены два фрагмента, затрагивавшие острый вопрос об отношениях «земства» и «бюрократии»: «некоторых из них <…> к государеву писцу являться!» (стр. 64, строки 9-17 сн.) и «что писаря, сударь, конечно, необходимы <…> кто же назовет» (стр. 64–65, строки 2 сн. — 2 св.).

Из других вариантов корректуры наибольший интерес представляет следующий, удаление которого, однако, не может быть объяснено цензурными причинами: вместо «Я не буду <…> рад найти в них достойных и опытных руководителей» (стр. 66–67, строки 4 сн. — 3 св.) в гранках набора было:

В журнале этот текст был воспроизведен лишь до слов: «Затем наступила очередь…». Все последующее было заменено отрывком, который с незначительным сокращением вошел в текст всех прижизненных изданий (стр. 66–67, строки 4 сн. — 3 св.; в журнале после слов «питейный доход» было: «у председателя уголовной палаты, благоприятное ли впечатление произвело только что обнародованное в то время уложение о наказаниях и т. д.).

При подготовке отдельного издания Помпадуры, 1873 Салтыков сократил рассказ и внес в него ряд мелких изменений стилистического характера. Среди текстов, подпавших под сокращение, наибольший интерес представляет описание петербургской жизни Кротикова, в которое вкраплено авторское рассуждение о « монументе », то есть о государстве вообще и русской самодержавной государственности в частности, и послесловие, которым заканчивался рассказ в «Современнике». Оба эти фрагмента печатаются в настоящем томе в разделе Из других редакций , стр. 439–442.

Из других вариантов текста «Современника» наиболее значительны следующие:

, строка 1 св. После: «чтоб не давал ему в долг обедать!» —

, строка 3 св. После: «в голове его завелось целое гнездо принципов» —

После: «Митенька должен был покориться <…> пойти на лад» —

, строки 9-10 сн. После: «когда Митенька возвращался от предводителя домой» —

Рассказ «Здравствуй, милая, хорошая моя!» был написан осенью 1863 года. По-видимому, в середине ноября 1863 года (письмо не датировано) Салтыков, посылая П. В. Анненкову рукопись нового рассказа, писал: «Не хотите ли прочесть его? Быть может, он вас позабавит», и уже 19 ноября осведомлялся: «Прочитали ли Вы мой новый рассказ? Если прочитали, то возвратите и скажите Ваше мнение». Каков был отзыв Анненкова, неизвестно.

«Здравствуй, милая, хорошая моя!» — первый в помпадурском цикле рассказ из трилогии о Митеньке Козелкове (Феденьке Кротикове журнального текста) — сатира на молодую пореформенную бюрократию.

Рассказ посвящен предыстории административной карьеры Козелкова (Кротикова) и его первым шагам на «помпадурском» поприще в Семиозерске — вымышленном городе, в котором проступают сатирически обобщенные черты Рязани и Твери — места вице-губернаторства Салтыкова в 1858–1861 годах. Рассказ был написан с расчетом на продолжение, которое Салтыков обещал читателю в самом ближайшем времени. Этим продолжением явился опубликованный через два месяца рассказ «На заре ты ее не буди».

«Здравствуй, милая, хорошая моя! » — русская народная песня, ставшая романсом в обработке композитора А. Е. Варламова.

…потом… у Дюссо, потом в Михайловский…  — Обеды в фешенебельном ресторане Дюссо и посещение французских каскадных спектаклей в Михайловском театре входили в норму поведения молодых людей светско-аристократического Петербурга. Называя их дальше « шалунами возрождающейся России », Салтыков иронически использует либерально-официозную фразеологию пореформенного времени.

…по чину уж глядел в превосходительные — то есть был близок к получению чина IV класса — действительного статского советника, которого титуловали словами «ваше превосходительство».

Все эти Мальвины…  — Одно из излюбленных имен, которые в 60-70-х годах присваивали себе петербургские «лоретки» и «камелии». См. также в разделе «Из других редакций» на стр. 440 имена Флоранс и Фанни.

…начитавшись анекдотов г. Семевского…  — Салтыков относил М. И. Семевского к тем «фельетонистам-историкам» «анекдотической школы», которые «не задаются в своих трудах ровно никакою идеею и тискают в печатные статьи нимало не осмысленные материалы, отрытые где-нибудь в архивах или в частных записках». Популярные в свое время очерки и рассказы Семевского из русской истории XVIII века, раскрывающие альковные тайны придворного быта, явились одним из поводов для салтыковской пародии-памфлета на литературу «анекдотистов» в «Истории одного города» (глава «Сказание о шести градоначальницах»).

Призывает она его и говорит: граф Петр Андреич!..  — Это имя и отчество появилось в рассказе лишь в издании 1882 года. В предшествующих публикациях было иначе: «граф Федор Петрович». Заставляя выжившую из ума старую фрейлину называть фельдмаршала Миниха — в ее представлении Аракчеева при императрице Елизавете — не принадлежавшим ему именем, Салтыков направлял сатирическую стрелу в адрес графа Петра Андреевича Шувалова, в недавнем прошлом шефа жандармов и начальника III Отделения. За свою грозную власть он получил от современников прозвище Петра III и Аракчеева II.

Ведь этот Данилыч-то из простых был!  — Здесь и дальше старая фрейлина путает в своих придворных воспоминаниях бывшее с небывшим, XVII век с XVIII, действительность с литературой. Данилыч — Александр Данилович Меншиков, фаворит Петра I и Екатерины I; великая княгиня Софья Алексеевна — не княгиня, а царевна Софья Алексеевна; царица Тамара — конечно, не историческая грузинская царица этого имени, но легендарная героиня одноименной баллады Лермонтова («В глубокой теснине Дарьяла…»); князь Григорий Григорьевич — князь Римской империи и граф Григорий Григорьевич Орлов, фаворит Екатерины II. Остальные исторические имена см. по указателю в конце тома.

…в лице князя Оболдуй-Тараканова.  — Об этом сатирическом персонаже, проходящем через ряд произведений Салтыкова, см. т. 3 наст. изд., стр. 602.

Один почтенный старец — эзоповское обозначение епархиального архиерея, главы духовной власти в губернии.

— Что читают?  — « Московские ведомости » …но и то… одно литературное прибавление, а не политику.  — В публикации «Современника» вслед за этими словами шло следующее продолжение диалога между Козелковым и губернским полковником, то есть жандармом: — А какие журналы получают в вашем городе? — Больше всего настоящие-с:[227] Первоначально в наборе корректуры было: «Больше все патриотические-с». «Северную пчелу»-с, «Сын отечества»-с… — Могу с своей стороны рекомендовать «Москвитянин»!» Все упомянутые в диалоге органы печати принадлежали к официальному и официозному направлению.

…вспомнив, что почти такую же штуку вымолвил в свое время Генрих IV.  — Речь идет о знаменитой фразе, будто бы сказанной французским королем Генрихом IV: «Я желал бы, чтобы у каждого крестьянина по воскресеньям была курица в супе».

…подобные ему помпадуры: Чебылкины, Зубатовы, Слабомысловы, Бенескриптовы и Фютяевы — сатирические персонажи предыдущих произведений Салтыкова, воплощающие черты дореформенной губернской администрации.

…genre Oeil de Boeuf…  — См. т. 6, стр. 623.

Там можно было побеседовать и о spectacles de société и о лотерее-аллегри, этих двух неизменных и неотразимых административных средствах сближения общества.  — В тексте «Современника» далее следовало: «(очень жаль, что московские славянофилы, так сильно хлопочущие о сближении российских сословий, до сих пор не предложат этих средств, столь же полезных, сколь и древних)».

…в Новотроицком учился!  — то есть в известном в то время Новотроицком трактире в Москве, на Ильинке.

«Аз и Ферт » — водевиль П. С. Федорова, посвященный чиновничьему быту; написан и поставлен в 30-х годах XIX в.

«На заре ты ее нe буди»

Впервые — С, 1864, № 3, стр. 189–224 (ценз. разр. — 17 марта), с подзаголовком «Романс».

Сохранились два экземпляра корректуры — один с большой правкой Салтыкова (по этой корректуре, с полным учетом авторской правки, осуществлена первопечатная публикация), другой — без правки, с пометой «2 корр<ектура>».

Приводим важнейшие варианты неправленой корректуры.

, строки 16–17 св. После: «представить себе не мог» в корректуре до правки Салтыкова было:

, строка 18 сн. После: «представляли собой так называемую «породу» —

, строки 7–8 сн. После: «с некоторым смущением указывая на Митеньку…» —

, строки 16–23 св. Вместо: «Козелков вошел в уборную <…> Представьте себе…» —

, строка 5 св. После: «захватывало дух от наслаждения» —

, строка 14 сн. После: «весело потирает руки» —

Ряд сокращений был сделан Салтыковым, по-видимому, под давлением цензуры или с оглядкой на нее. Вот перечень этих мест, не появившихся в «Современнике» и введенных в текст настоящего издания:

— 80, строки 2 сн. — 8 св.: «И ведь хоть бы кто-нибудь пригласил <…> лишнего велегласия».

, строки 1–5 сн.: «Я всегда полагал <…> недостаток административных средств».

, строки 4–7 св.: «но какой-то гарем особенный <…> иным образом лишил жизни».

, строки 1–3 сн.: «— Подьячего под хреном <…> принял это на свой счет».

При подготовке первого отдельного издания Помпадуры, 1873 Салтыков вновь внес в текст рассказа ряд изменений, главным образом сокращений. Некоторые из них были вызваны не творческими, а привходящими соображениями, по существу цензурного характера. Это те места, где речь шла о реальной фигуре — Лонгинове и сатирическом персонаже — Фуксенке . Салтыкову пришлось пожертвовать этими именами в отдельном издании во избежание возможных неприятностей для журнала и для себя лично со стороны цензурного ведомства. Дело в том, что безобидный ранее библиограф M. H. Лонгинов, один из лицейских однокашников Салтыкова, стал в 1871 году весьма опасным для всей демократической литературы начальником Главного управления по делам печати, сразу же зарекомендовавшим себя на этом посту в качестве крайнего реакционера и обскуранта. К вершителям цензурных судеб «Отеч. записок» и Салтыкова, хотя и меньшего ранга, в годы первого издания «Помпадуров» принадлежал и В. Я. Фукс, ставший в 1865 году членом упомянутого Главного управления по делам печати и в этом качестве одним из самых свирепых политических контролеров «Отеч. записок» и произведений Салтыкова. По воспоминаниям П. М. Ковалевского («Русская старина», 1910, № 1, стр. 39), Салтыков называл этого цензора в своем литературном окружении не иначе как « поганым. Фуксенком », то есть переносил на него сатирическую маску из рассказа. Фраза: «На Россию они взирали <…> подобно г. Н. Безобразову…» в изд. 1873 года читалась: «На Россию они взирали с сострадательным сожалением, а в крестьянской реформе подобно г. Н. Безобразову…» Роль «Фуксенка» была передана другому персонажу — «князьку Соломенные Ножки». В настоящем издании рассказ освобожден от указанных купюр автоцензуры.

Приводим ряд мест текста, которые подпали под авторское сокращение при подготовке отдельного издания по причинам, по-видимому, не связанным с цензурными опасениями.

, строка 4 св. После: «начали говорить о principes» в «Современнике» было:

, строка 18 сн. После: «усвоили себе истинный смысл речи Собачкина» —

, строка 11 сн. После: «договорил он вполголоса» —

, строки 5–6 св. После «вооружились решительно все» —

, строка 15 св., после «Messieurs! да позвольте же мне высказать свое мнение!» —

, строки 18–20 св. Вместо: «Поднялся шум и гам <…> окончательно забылись» —

, абзац «Я охотно изобразил бы…» оканчивался словами:

«На заре ты ее не буди» — второй, после «Здравствуй, милая, хорошая моя!», рассказ из трилогии о Митеньке Козелкове в помпадурском цикле. Точных сведений о времени создания рассказа нет. Вероятно, он был написан незадолго до появления в печати, то есть зимою 1863/64 года.

Рассказ посвящен продолжению «помпадурской» деятельности Козелкова в острый момент общественной возбужденности в управляемом им Семиозерске. Сюжетным материалом рассказа являются выборы — съезд всех дворян для избрания должностных лиц в органы дворянского самоуправления: губернского и уездных предводителей дворянства, разного рода попечителей и пр. Дворянские съезды и выборы, происходившие раз в три года, были всегда событиями в губернской жизни. Но если в дореформенные годы они имели, по преимуществу, бытовое значение, выражавшееся главным образом в разных формах «губернского веселья» — шумных обедах, балах, выездах, приемах, — картинах, классически описанных Гоголем в «Мертвых душах», то совсем иной характер приобрели собрания дворянства в годы, непосредственно примыкающие к крестьянской реформе. Тогда, особенно же в канун реформы, дворянские губернские съезды превратились в форумы острой политической борьбы вокруг предстоящей отмены крепостного права, а затем и вокруг конкретных вопросов проведения реформы в жизнь (о деятельности мировых посредников и пр.). Борьба шла, как сатирически описывает Салтыков, с одной стороны между бюрократами — то есть представителями правительственной власти, проводившей реформу (губернатор, вице-губернатор и прочие старшие чиновники губернской администрации), и земством — то есть, в данном случае, всей массой дворян-помещиков губернии и их сословно-должностными представителями (губернские и уездные предводители дворянства, депутаты дворянского собрания и пр.). С другой стороны, борьба шла и внутри самого дворянско-помещичьего лагеря, разбившегося на две главные партии: « консерваторов », то есть реакционеров-крепостников, и « красных », то есть дворянских либералов. Салтыков указывает на формальный характер различия в подходах двух «главных партий» к крестьянскому вопросу и общественному прогрессу вообще и устанавливает взаимную близость позиций обеих партий по существу. Такая оценка деятельности «красных» в 1864 году свидетельствует о сдвиге влево взгляда Салтыкова на дворянский либерализм, на который он еще в годы службы в Твери возлагал определенные надежды (сотрудничество с группой Унковского и др.).

В биографическом плане сатирические картины дворянских выборов и взаимной борьбы «консерваторов» с «красными» во многом восходят к впечатлениям, полученным Салтыковым в годы своего рязанского и тверского вице-губернаторств. В Рязани Салтыков был официальным наблюдателем и закулисным участником одного из самых бурных дворянских съездов кануна крестьянской реформы — в декабре 1859 года. В Твери в такой же двойной роли он находился по отношению к еще более шумным и драматическим событиям губернского съезда мировых посредников в декабре 1861 года, а также к подготовке первого после реформы чрезвычайного губернского съезда тверского дворянства в начале 1862 года.

«На заре ты ее не буди » — романс А. Варламова на слова А. Фета (1842). В 1850 году Ап. Григорьев назвал этот романс «песней, сделавшейся почти народною» ( ОЗ, 1850, № 1, стр. 71).

…известного либерала Коли Собачкина…  — Образ, возможно, гоголевского происхождения, хотя у Гоголя в «Отрывке» (1842) «скверный» либерал Собачкин, «мерзавец, картежник и все, что вы хотите», назван Андреем Кондратьевичем.

…цвет российского либерализма — иронически цитируется распространенное в либеральной печати того времени определение тверской дворянской оппозиции. Подробнее см. т. 6 наст. изд., стр. 594.

— Стани…,  — шепчет эта заветная дума…  — Слава! Слава! Слава!  — подзвякивает в это время колокольчик…  — Козелков мечтает об ордене Станислава, младшем из российских орденов, имевшем три степени.

…когда у нас в Петербурге буянили нигилисты…  — Козелков вспоминает 1861–1862 годы — высшую точку подъема революционно-демократического и студенческого движений 60-х годов.

Unitibus rebus…  — Невежественный Козелков перевирает известное латинское изречение. Правильный текст: «Viribus unitibus res parvae crescunt».

Начнут это друг дружке докладывать: « Ты тарелки лизал! » — « Ан ты тарелки лизал! » — пародируются генеалогические споры и препирательства о феодально-боярском аристократическом или служилом происхождении дворянских родов (см. т. 4, стр. 205–207 и прим.).

…приготовлялись публично « проэкзаменовать » мировых посредников за их предерзостные поступки…  — Преследованию крепостнической реакцией 60-х годов мировых посредников из числа либерально настроенных дворян Салтыков посвятил в 1863 году специальную статью «Несчастие в Порхове» (см. эту статью и комментарий к ней в т. 5 наст. изд.).

Фуксенок — русское уменьшительное от немецкого Fuchs — лиса.

Цанарцт (от нем. Zahnarzt) — дантист.

Фавори (от франц. favori) — любимец, баловень.

…знания свои по части русской литературы ограничивали двумя одинаково знаменитыми именами: Nicolas de Bézobrazoff и Michel de Longuinoff, которого они, по невежеству своему, считали за псевдоним Michel de Katkoff.  — Французским написанием имен (с частицей de, обозначающей принадлежность к дворянству) Салтыков указывает, с одной стороны, на сословные интересы названных публицистов, а с другой — на то, что и H. Безобразов и М. Лонгинов издавали свои писания также и за границей: первый — крепостнические оппозиционные брошюры, второй — порнографические стихи. «Путаница» же с псевдонимом — сатирическая стрела в адрес M. H. Лонгинова, считавшегося еще недавно либералом, дружившего с Некрасовым, сотрудничавшего в «Современнике», а затем тесно сблизившегося с M. H. Катковым и его «Русским вестником». Как уже упомянуто выше, комментируемый текст был изъят Салтыковым из издания 1873 года (см. стр. 495).

В крестьянской реформе они, подобно г. Н. Безобразову, видели « попытку… прекрасную »! — Салтыков цитирует брошюру Н. А. Безобразова «О старом и новом порядке и об устроенном труде (travail organisé) в применении к нашим поместным отношениям» (СПб. 1863). Рецензируя ее в первой книжке «Современника» за 1863 год, Салтыков отнес Безобразова «к числу бойцов, наиболее уязвленных уничтожением крепостного права» (см. т. 5 наст. изд., стр. 338).

«Le jeu du hasard et de l’amour » — комедия П. К. Мариво (1730).

«Le secrétaire et le cuisinier » — водевиль Э. Скриба. В обработке Арапова шел на русской сцене (см. А. Гозенпуд . Музыкальный театр в России, Л. 1959, стр. 592).

Жокрисов — глупцов, простофиль ( франц. jocrisses).

…в собрании — в Дворянском собрании.

Из поджигателей-с!  — то есть «нигилистов» или революционеров, которые были объявлены реакционной прессой и обывательским мнением виновниками петербургских пожаров 1862 года.

Сакрекокен — проклятый плут ( франц. sacré coquin).

Пропинационное право — право откупа винной торговли. См. прим. к стр. 310.

Кипсек ( англ. keepsake) — название «роскошных изданий», книг с иллюстрациями или же альбомов картин и рисунков.

Новгородцы такали-такали да и протакали!  — По одной версии, возникновение этой исторической пословицы восходит к летописному преданию о призвании варягов новгородцами. Согласно другой версии, пословица возникла в связи с подчинением в конце XV века Новгорода Великого Москве, то есть русскому централизованному государству, и потерей новгородцами их феодально-республиканских свобод. Салтыков не раз обращался в своих произведениях, в том числе в «Истории одного города», к этой пословице, приводя ее иногда, как в данном случае, также в своих переводах на французский и немецкий языки.

…знаменитейший из публицистов нашего времени — ироническая характеристика Каткова — пропагандиста «selfgovernment» — местного самоуправления дворян-помещиков по образцу английских учреждений («дворянское земство»); см. т. 3 наст. изд., стр. 597–598.

Женироваться — стесняться (от франц. se géner).

…завтра… уездные выборы, на послезавтра назначалось… генеральное сражение.  — Во время общегубернских дворянских съездов сначала производились выборы в органы уездного дворянского самоуправления, а затем — губернского (губернского предводителя, попечителя губернской гимназии и др.).

«Она еще едва умеет лепетать»

Впервые — С, 1864, № 8, стр. 343–368 (ценз. разр. — 29 августа), с подзаголовком «Романс».

Сохранился черновой автограф рассказа. В рукописи последовательно зачеркнуты два первоначальных заглавия: «Законы осуждают предмет моей любви» и «Совсем стал не такой»; окончательное заглавие — «Она еще едва умеет лепетать» — написано на полях.

По сравнению с журнальной публикацией, рукописный текст содержит большое количество мелких стилистических разночтений и ряд мест, опущенных в печати. Среди этих купюр наибольший интерес представляет главка «Мораль», в которой обобщаются содержание и смысл посвященных Кротикову (Козелкову) трех «романсов» — «трилогии» их. Этой главкой завершался в рукописи рассказ. Текст «Морали», никогда прежде не публиковавшийся и представляющий самостоятельный интерес, печатается в наст. томе в разделе Из других редакций , стр. 444–447. Рукопись рассказа позволяет в ряде его мест устранить сокращения и замены, введенные в первопечатный текст, очевидно, по причинам цензурного характера.

Из текста «Современника» исчезли все упоминания о том, что Козелков «начальник края», то есть губернатор. Вместо: «обязанности начальников края» (стр. 105, строка 21 сн.), «начальник края» (стр. 105, строка 11 сн.) появилось: «обязанности, подобные моим», «каждый из нас», «на моем месте» и т. д.

, строка 8 сн. Вместо: «— Нынче, вашество <…> доложил Ядришников» в «Современнике» было: «Ядришников ввернул какое-то замечание».

Были устранены цензурой упоминания петербургских пожаров и других фактов и явлений, относящихся к революционному движению начала 60-х годов.

, строка 26 сн. Вместо: «откиньте пожары, откиньте противозаконные волнения» — «откиньте уродливые крайности».

, строки 4–7 сн. Исключено: «И ежели мы вспомним <…> в истине наших слов».

Некоторые купюры при подготовке рукописи к печати были, по-видимому, сделаны самим Салтыковым. Так, за пределами текста «Современника» и всех последующих изданий рассказа было оставлено грубовато-раблезианское рассуждение о пользе, которую может принести административная деятельность Кротикова. Приводим этот отрывок:

, после абзаца «Я не знаю, согласились ли…» —

, строки 12–16 сн. вместо «— Но надеюсь, что вы бунтовать не будете? <…> — Вы меня не знаете, Marie…» в рукописи было:

— Вы меня не знаете, Marie…

По связи с этим отрывком ниже бунтовщик заменено на повстанец (стр. 111, строка 6 сн.), после слов «Дмитрий Павлыч хочет идти» снято: «в бунтовщики! он желает» (стр. 112, строка 6 св.).

, в абзаце «Разумеется, правитель канцелярии…» после слов «…разнеслись целые легенды» снято:

Для первого отдельного издания ( Помпадуры, 1873 )журнальный текст рассказа подвергся дополнительной стилистической правке и сокращениям. Среди более десятка купюр значительными являются три следующие.

Прежде всего, это рассуждение о новой бюрократической системе «обворожить не удовлетворяя», сравниваемой с системой «старых драбантов» (дореформенных бюрократов) — и обворожить и удовлетворить. Ввиду самостоятельного значения этого фрагмента печатаем его в разделе Из других редакций (стр. 442–444).

После абзаца «К правительственным мерам…» (стр. 104), был снят текст:

Последнюю крупную купюру Салтыков сделал в конце рассказа. Он опустил сцену «спасительного кризиса» и «выздоровления» Феденьки, которой заканчивался рассказ в первопечатной публикации (в рукописи за этой сценой следовала главка «Мораль» — см. раздел Из других редакций , стр. 444–447).

, строка 7 св. После слов: «…не своим голосом закричал: — Раззорю!» —

«Она еще едва умеет лепетать» — последний появившийся в «Современнике» рассказ Салтыкова из цикла «Помпадуры и помпадурши». Он был написан, по-видимому, летом 1864 года. Им завершилась трилогия о Козелкове (Кротикове), хотя в момент создания рассказа Салтыков не оставил еще намерения продолжить ее.

Центральная тема рассказа — эволюция героя от бесконечной болтовни к лапидарному «раззорю!» (это знаменитое в салтыковской сатире словечко впервые появилось в комментируемом рассказе). Завершая рассказ этим грозным возгласом, Салтыков не только обнажал линию перехода политики правительства в эпоху реформ от либерального курса к реакционному, но и решал творческую задачу, выступая с «заявкой» на гротеск. В финальной сцене рассказа неуемный болтун Митенька Козелков превращается уже в другой образ, непосредственно предшествующий градоначальнику Брудастому в «Истории одного города» («Органчик»). К этому образу как нельзя более оказался приложим самый термин «помпадур», найденный впоследствии Салтыковым.

«Она еще едва умеет лепетать » — начальная строка стихотворения А. Н. Майкова (1857).

…сделался, что называется, бель-омом…  — то есть красавцем мужчиной ( франц. bel homme).

…этим делом штаб-офицеры заведывают!  — До 1867 года в каждую губернию назначался штаб-офицер корпуса жандармов — исполнительного органа III Отделения, который и «заведывал» всеми делами политической полиции в губернии.

…чтобы начальник края был хозяином у себя дома… Наполеон это понял…  — При Наполеоне III были значительно расширены административные и политические права префектов во вверенных им департаментах Франции, в частности и больше всего в целях борьбы с революционной активностью масс.

Во главе этой камарильи…  — В рукописи было иначе, иронически: «Во главе этой юной России…»

Eheu, Posthume, Posthume!  — так предостерегает нас древний поэт…  — Козелков цитирует Горация, «Оды», II, 14, 1–2; «Eheu, fugaces, Posthume, Posthume, // Labuntur anni…» («Увы, мимолетно, Постумий, Постумий, проносятся годы…»).

…можно администрировать, можно издавать журналы, можно даже написать целый трактат о бессмертии души.  — В автографе после слов «можно издавать журналы» зачеркнут намек на «почвеннический» журнал «Время», издававшийся в 1861–1863 годах М. М. и Ф. М. Достоевскими: «(пример: стрижи, которые в течение трех лет издавали журнал, не произнесли ни одного подлежащего, ни одного сказуемого, ни одной связки)». Трактат о бессмертии души — по-видимому, выпад против Ф. М. Достоевского. В драматической были «Стрижи», вошедшей в состав публицистической статьи «Литературные мелочи», «Записками о бессмертии души» были прозваны «Записки из подполья» (см. т. 6 наст. изд., стр. 493).

Болона́ — нарост, шишка, опухоль (ярославское слово, не раз встречающееся в салтыковских произведениях).

… « Надежда утешает царя на троне… Надежда! кроткая посланница небес!  — Козелков, перефразируя, цитирует прозаический отрывок В. А. Жуковского «К надежде» (1800).

…эти земские учреждения… я начинаю, наконец, думать о нигилизме!  — В автографе вторая половина этого текста была несколько другой: «…я начинаю, наконец, думать, что это просто рискованная уступка нигилизму». — По определению В. И. Ленина, земская реформа 1864 года «была одной из тех уступок, которые отбила у самодержавного правительства волна общественного возбуждения и революционного натиска» (Полное собрание сочинений, т. 5, стр. 33). Подробнее о салтыковской характеристике земской реформы см. в т. 7 наст. изд. («Признаки времени», «Письма о провинции»).

…откиньте пожары, откиньте противозаконные волнения, урезоньте стриженых девиц… «… Вы получите: Vanitum vanitatum et omnium vanitatum…  — Перечисляются, в оценке Митеньки Козелкова, характерные события и явления бурных 1861–1862 годов. Подводя им итог, Козелков, как всегда, перевирает очередную классическую цитату, попавшую ему на язык, — в данном случае из латинского текста Библии (кн. Екклезиаста, I, 2): Vanitas vanitatum et omnia vanitas (Суета сует и всяческая суета).

…как еще это в газетах пишут… « до лясу » , кажется?  — намек на польских повстанцев 1863 года, уходивших от преследований царских войск в леса. Выражение «до лясу» встречается, в частности, в корреспонденциях Берга в «СПб. ведомостях» за 1863 год.

…вы читали Карамзина?.. это может вам дать некоторую идею о том, чего бы именно я желал!  — Козелков имеет в виду следующее место из «Истории…» Карамзина: «Юное пылкое сердце его хотело открыть себя пред лицем России: он велел, чтобы из всех городов прислали в Москву людей избранных, всякого чина или состояния, для важного дела государственного. Они собралися — и в день воскресный, после обедни, царь вышел из Кремля с духовенством, с крестами, с боярами, с дружиною воинскою, на лобное место, где народ стоял в глубоком молчании. Отслужили молебен. Иоанн обратился к митрополиту и сказал: «Святый владыко! знаю усердие твое ко благу и любовь к отечеству: будь же мне поборником в моих благих намерениях. <…> Люди божии и нам богом дарованные! молю вашу веру к нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла; могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабитсльств. Забудьте, чего уже нет и не будет! Оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник» (H. M. Карамзин . История Государства Российского, т. VIII, СПб. 1852, стр. 106–107).

…я могу уподобиться форейтору, который… все мчится вперед и вперед, между тем как экипаж давно остановился и погряз в болоте…  — Козелков пользуется образом из статьи И. С. Аксакова в газете «День» (1862, № 16). Аксаковскую фигуру «форейтора», олицетворяющего послепетровскую «Русляндию», которой славянофилы противопоставляли московскую «Русь», Салтыков высмеял в «Нашей общественной жизни», 1863, сентябрь (см. т. 6 наст. изд., стр. 547).

Следующая за комментируемым текстом фраза: «Вымолвивши такую штуку, Митенька окончательно стал в тупик и даже раскрыл рот» — имела в публикации «Современника» такое продолжение:

Он догадывается, что не сам ее выдумал, а откуда-то почерпнул, но откуда именно, к каким последствиям она может привести и как свести концы с концами — ничего этого представить себе в эту минуту не может. Почтенные представители, с своей стороны, тоже ничего не понимают, но кланяются и благодарят.

Это был некто Златоустов… помещавший в местной газете статейки о предполагаемых водопроводах и о преимуществе спиртового освещения перед масляным.  — Фамилия публициста в публикации «Современника» и первого отдельного издания ( 1873 )была другая, хотя и схожая: Златовратский. Изменение на «Златоустов» последовало во втором отдельном издании ( 1879 ). Причины и соображения, по которым Салтыков произвел замену, неизвестны. Но, конечно, они не были случайными и, возможно, как-то связаны с тем обстоятельством, что в Рязани (давшей немало материала для сатирического Семиозерска) в годы службы там Салтыкова учительствовал некто А. П. Златовратский, институтский товарищ Н. А. Добролюбова. Он очень надеялся, что Салтыков, бывший по должности как вице-губернатор, редактором «Рязанских губернских ведомостей», возьмет его к себе в помошники, чего, однако, не произошло. (Но позднее А. П. Златовратский сотрудничал в газете.) Сатирическая передовая «Наши желания» представляет отчасти пародию на «публицистику» «Губернских ведомостей», на мелкотемье, официозность и мнимую проблемность этих казенных газет, издававшихся при губернских правлениях.

…вложи пальцы в язвы…  — Выражение, возникшее из евангельской притчи о Фоме неверующем (Иоанн, XX, 24–29), употребляется в значении: не доверяя другому, самому убедиться в чем-либо на опыте.

Tout s’enchaîne, tout se lie dans ce monde,  — говорит один знаменитый писатель…  — Цитата из Ламартина. Встречается у Салтыкова несколько раз (ср. «Благонамеренные речи» VIII, «Письма к тетеньке» II, «Пестрые письма» V).

Сомневающийся

Впервые — ОЗ, 1871, № 5, стр. 177–196 (вып. в свет 12 мая), с подзаголовком «Рассказ».

Рукописи и корректуры не сохранились.

В отдельном издании цикла ( Помпадуры, 1873 )в журнальный текст рассказа было внесено несколько незначительных стилистических изменений. В издании 1882 года письмоводитель заменен на правитель канцелярии (по тем же причинам, что и в рассказе «Старая помпадурша»; см. стр. 485).

В журнале перед рассказом стоял эпиграф из Виктора Гюго: «Lui! toujours lui!» — перенесенный в отдельном издании цикла к рассказу «Он!!».

Рассказ о «сомневающемся помпадуре» — художественно-сатирическая критика правовых основ самодержавной власти и правовых же «норм» поведения ее государственной администрации — от министров и губернаторов до низших звеньев управления. «Помпадур» впал в состояние подавленности и сомнений после того, как случайно узнал о существовании «какого-то закона», с которым и он, «помпадур», будто бы обязан считаться. «После этого… после этого… зачем же мы, помпадуры, нужны?!» — восклицает он, показывая этим восклицанием, что в его представлении какая-либо ответственность перед законом несовместима с самим принципом неограниченной власти и жизненными проявлениями этого принципа в практике административно-бюрократического произвола. Кратковременные сомнения «помпадура» решились в пользу приказа «Влепить!», несмотря на закон, то есть в пользу произвола. Такой исход «полемики» с законом — показывается в рассказе — был предрешен не только силой и волей самого авторитарного режима, но и правовой темнотой и бессознательностью людей «толпы», в глазах которых понятия «закон» и «помпадур» не что иное, как «страдательные агенты» их «планиды», и притом не всей «планиды», а только той ее части, которая осуществляет собой «карательный элемент».

В журнальном тексте рассуждение об отсутствии в «толпе», на данном этапе ее развития, гражданского, правового самосознания, было несколько полнее. Абзац «Что такое «закон»…» на стр. 139 заключался в публикации «Отеч. записок» фразой: «А потому, толпа даже и в каре видит не кару, а несчастие, или много-много возмездие за грех отдаленный, забытый, а отнюдь не последствие сейчас совершенного деяния».

Появление рассказа «Сомневающийся» было встречено сочувственным отзывом в газете «Новости». Анонимный критик противопоставлял рассказ современным романам, в которых, по его словам, «нет отделки, пережиганья строительного мусора, большая расплывчатость». «В этом отношении, — писал рецензент, — образцом может служить маленький очерк г. Щедрина, помещенный в той же книжке «От<ечественчых> зап<исок>», «Сомневающийся». У г. Щедрина не бывает лишних слов, все нужно, строительные леса сняты, мусор убран, оттого его рассказы, несмотря на микроскопические размеры, сравнительно с громадными произведениями современных романистов, приносят гораздо больше пользы мыслительной стороне читателей. <…> Последний остроумный очерк г. Щедрина посвящен решению вопроса: нужны ли помпадуры» («Новости», 1871, № 18, от 17 (29) мая).

Правитель канцелярии… показал статью о лицах, изъятых от телесного наказания.  — Сатирический отклик на царский указ правительствующему сенату «О некоторых изменениях в существующей ныне системе наказаний уголовных и исправительных», от 17 апреля 1863 года («СПб. ведомости», 1863, № 85 от 19 апреля).

Omnia mea mecum porto — слова одного из семи греческих мудрецов, Бианта (VI в. до н. э.).

Где стол был яств, там гроб стоит; // Где пиршеств раздавались клики. // Надгробные там воют лики…  — неточная цитата из стихотворения Г. Р. Державина «На смерть князя Мещерского» (1779).

…помпадур… останавливается перед зерцалом и вглядывается в вкленные по бокам его указы.  — Зерцало — официальный символ самодержавной власти, треугольная призма с гербом Российской империи, помещавшаяся на столе в присутственной комнате во всех административных учреждениях. На трех сторонах призмы были наклеены печатные экземпляры указов Петра I. Один из этих указов напоминал, что «всуе законы писать, когда их не хранить» (в смысле не выполнять). Эти слова петровского указа Салтыков не раз цитировал в своих произведениях.

…узнать от чистых сердцем и нищих духом…  — цитата из Евангелия Слова Христа из «Нагорной проповеди» ( Матфей , V–VII).

И в Писании сказано: блюдите да опасно ходите — цитируется Библия ( Второзаконие , V, 32–33).

Он!!

Впервые — ОЗ, 1873, № 3, стр. 5-30 (вып. в свет 18 марта), с подзаголовком «Картины провинциальных нравов».

Рукописи и корректуры не сохранились.

В отдельное издание цикла ( Помпадуры, 1873 )рассказ вошел без каких-либо существенных изменений, за исключением переноса к нему эпиграфа из Виктора Гюго «Lui!.. toujours lui!!», который первоначально находился перед рассказом «Сомневающийся» (см. вводную заметку и комментарий к этому рассказу).

Рассказом «Он!!» Салтыков начал завершающий этап работы над «Помпадурами и помпадуршами», приходящийся на 1873 год, когда были созданы также «Помпадур борьбы…» и «Мнения знатных иностранцев о помпадурах» — самый сильный и яркий заключительный триптих цикла. («Зиждитель», как сказано, был написан уже после выхода в свет первого отдельного издания.) В рассказе две, непропорциональные по объему части. Первая — подробное повествование о неожиданной отставке старого «доброго помпадура», при котором процветало «древо гражданственности». Вторая часть — краткое сообщение о приезде на место уволенного нового и грозного помпадура. «Внутри его скрывалась молния», которая, вылетев из помпадура, зажгла и уничтожила «древо гражданственности». Название рассказа «Он!!» относится, собственно, к этой заключительной его части.

Исторический комментарий без труда раскрывает общий смысл и основные иносказания рассказа.

«Добрый помпадур » — персонификация либерального курса правительственной политики конца 50-х — начала 60-х годов; « древо гражданственности » — конкретные проявления этого курса: в реформах, в политическом поведении властей и т. д.; « новейшие веяния времени » — очередная полоса реакции середины — конца 60-х годов; « молния », скрывавшаяся в приехавшем новом помпадуре, «испепелившая» все «насаждения», — воплощение экстремы реакции 60-х годов в ее крайних представителях и деяниях. В духе такого комментария уясняется и эпиграф к рассказу. Словами Гюго «Lui! toujours lui!!» — «Он!.. всегда он!» — Салтыков указывает на постоянство и неизбежность появления реакционных периодов и их деятелей при существующем в царской России «порядке вещей».

В зловещем образе безыменного «помпадура»-карателя Салтыков создал одно из наиболее сильных своих обобщений царистской реакции, ее исполнителей и проводников. Современники соотносили этот обличительный образ с реальной фигурой — M. H. Муравьева («Вешателя») — генерал-губернатора Северо-Западного края в 1863–1865 годах и председателя Верховной комиссии по делу Д. В. Каракозова в 1866 году.

Известен отзыв о рассказе «Он!!» М. А. Бакунина; его приводит в своей книге «Об объявлении приговора Н. Г. Чернышевскому…» (СПб. 1906) А. Н. Тверитинов.

«Были разговоры и о русской литературе. Зашла речь о Щедрине, о его рассказе «Он!!».

— Какова смелость! — воскликнул М. А. <Бакунин>.

Действительно, по сравнению с известным фельетоном Old Gentleman’a — смелость огромная.

Щедрина хвалил за смелость человек, который в четырех государствах был приговорен к смерти… Такая похвала чего-нибудь да стоит!»[231] «Салтыков-Щедрин в воспоминаниях… », стр. 357 и 757. Тверитинов сравнивает paccказ Салтыкова с нашумевшим памфлетом А. В. Амфитеатрова «Господа Обмановы», появившимся под псевдонимом Old Gentleman в 1902 г. в газете «Россия». За этот памфлет автор поплатился ссылкой.

В первой части рассказа, об отставке старого «помпадура» и ожидающей его жизни в Петербурге, — много отражений бытового материала, связанного с биографией Салтыкова: с его последней службой на посту председателя казенной палаты в Пензе, Туле, Рязани и петербургскими связями писателя с кругом его былых сослуживцев, как и он, недавно уволенных в отставку.

Рассказ «Он!!» вызвал ряд откликов газетной критики, поверхностность и неполнота которых отчасти объясняется, по-видимому, невозможностью обсуждения в печати основного политического содержания рассказа. «В его новом произведении, — писал в «Одесском вестнике» С. Т. Герцо-Виноградский, — по-прежнему щедрою рукою рассыпаны блестки остроумия, но помпадурская тема, так же как и известная шкурка, не стоющая выделки, не стоит этих блесток. Проводы упраздненного помпадура, плохенького, но смирненького и дешевенького («не лыком шит, говорили про него обыватели, но зачем нам помпадуры щегольской работы!»), описаны автором с неподражаемым юмором» (С. Г. — В. Очерки современной журналистики. — «Одесский вестник», 1873, № 80 от 14 апреля).

В газете «Новости» отзыв на рассказ напечатал писатель И. А. Кущевский. «Этот рассказ, — писал он, — не касающийся каких бы то ни было вопросов, рассказ истинно художественный, который, вероятно, не потребует комментарий» (Новый критик. Фельетон. Новости русской литературы. — «Новости», 1873, № 89 от 30 марта (11 апреля).

С резкой критикой рассказа «Он!!» выступил в официозно-реакционной газете другой писатель, В. Г. Авсеенко[232]А. О. Очерки текущей литературы. — «Русский мир», 1873, № 95 от 14 апреля.. Но для него отзыв о новом салтыковском произведении был лишь поводом ответить на уничтожающий разбор Салтыковым его романа «На распутьи» (см. т. 9 наст. изд.).

«Lui!.. toujours lui!! » — неточная цитата из стихотворения В. Гюго, посвященного Наполеону I. У Гюго: «Toujours lui! Lui partout!» В такой же неточной цитации иронически применено к становому Грацианову из «Убежища Монрепо».

…ни смелых переходов через Валдайские горы — сатирический образ, не раз встречающийся у Салтыкова. Валдайская возвышенность в бывш. Новгородской губернии чрезвычайно полога и незначительна.

…и оставлял не для того, чтоб украсить собой одну из зал величественного здания, выходящего окнами на Сенатскую площадь…  — Губернатор («помпадур») был уволен в отставку без обычного в таких случаях назначения членом Правительствующего сената.

…нет Агатона! нет моего друга!..  — цитата из элегии H. M. Карамзина «Цветок на гроб моего Агатона» (1793).

На счастье прочно // Всяк надежду кинь…  — цитата из стихотворения И И. Дмитриева «Всех цветочков боле…» (1795).

…тонкий обедец у Донона…  — Донон — петербургский ресторатор.

…отпустил бороду и усы…  — См. прим. к стр. 26.

…выжидает… зелененькую кредитку — трехрублевого достоинства.

…в виде аренд.  — Здесь «аренда» означает особое вознаграждение, «жалуемое» правительством в виде награды, в особенности за государственную службу.

…пачку красненьких кредиток…  — десятирублевого достоинства.

…и приидут во град, и имут младенцев, и разбиют их о камни…  — Парафраза заключительного стиха из псалма «На реках Вавилонских…»: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» ( Псалтирь , 136).

«Его уж нет!  — запел кто-то в толпе…  — романс П. П. Булахова на слова Н. И. Куликова «Его уж нет, любимца славы…» (1861).

…передовые статьи « Старейшей Российской Пенкоснимательницы » …  — то есть статьи либеральной прессы, в частности, газеты «С.-Петербургские ведомости». Подробнее см. «Дневник провинциала в Петербурге» (т. 10 наст. изд.).

«Faites vos bagages, messieurs! faites vos bagages! » — Возглас кондуктора в вагонах железной дороги на Западе, предупреждающий пассажиров о необходимости подготовиться к скорому прибытию на конечную станцию. Салтыков использует этот возглас эзоповски — как знак предложенной «сверху» отставки, с явным намеком на обстоятельства своей собственной отставки. На отсутствие у Салтыкова « достаточной теплоты чувств » к режиму и слугам самодержавной власти не раз жаловались в своих донесениях в Петербург как губернаторы Пензы, Тулы и Рязани, так и органы политического контроля — губернские штаб-офицеры. См. об этом в примеч. к письмам Салтыкова за 1868 год (т. 18 наст. изд.).

…по-настоящему, ты должен был стоять в это время смирно и распевать « Гром победы раздавайся! » — «Гром победы раздавайся» (также «Звон победы раздавайся», во встречающейся у Салтыкова неточной цитации) — одно из эзоповских обозначений царского гимна и вообще «знак» официально-монархической идеологии. До создания в 1833 году композитором А. Львовым и поэтом В. Жуковским по поручению Николая I гимна «Боже царя храни!» на правах гимнической музыки в России нередко исполнялся «Хор для кадрили» Г. Р. Державина, начинавшийся словами «Гром победы раздавайся…», положенный на музыку О. А. Козловским и впервые исполненный в 1791 году на празднике, устроенном Г. А. Потемкиным по поводу взятия Измаила.

О росс! о род непобедимый! // О твердокаменная грудь!  — неточная цитата из оды Г. Р. Державина «На взятие Измаила» (1790 или 1791). У Державина: «О род великодушный».

…так называемых дантистов…  — См. т. 3 наст. изд., стр. 602.

…шлющихся людей…  — термин из законодательства Петра I.

Неумытными — неподкупными.

…в виде полуимпериала…  — русская золотая монета, номинально равнявшаяся пяти рублям.

До сих пор, и то лишь на этих днях, только прусский депутат Ласкер возбудил об этом вопрос, неосторожно назвав « взяткою » двадцатитысячный « куш » , полученный неким тайным советником за содействие при выдаче железнодорожной концессии.  — Салтыков имеет в виду нашумевшую речь депутата Ласкера, произнесенную в прусском парламенте 7 февраля 1873 года. Ласкер обвинял крупных чиновников и аристократов Пруссии, в частности столпа консервативной партии Вагенера, в финансовых махинациях, связанных с железнодорожными концессиями.

…распни! распни его!  — Слова из Евангелия: крик толпы, требовавшей казни Иисуса ( Марк , XV, 13).

Амплификация — ряд сходных определений какого-либо явления.

«В наше время, когда… » — один из штампов либеральной публицистики, превращенный Салтыковым во фразеологическую формулу насмешки и издевательства над нею, в частности над ее маниловскими восхвалениями «великих реформ».

Помпадур борьбы, или проказы будущего

(Стр. 164)

Впервые ОЗ, 1873, № 9, стр. 57–92 (вып. в свет 19 сентября).

Рукописи и корректуры не сохранились.

Для отдельного издания ( Помпадуры, 1873 )в текст рассказа Салтыков внес незначительные стилистические изменения и сокращения. В частности, было сокращено описание либерального времяпровождения Кротикова в доме Волшебновых. После «…с доверием ожидать дальнейших разъяснений» (стр. 179, строки 9-10 сн.) в журнале было:

После «…ни меня, ни тебя она коснуться не посмеет!» (стр. 185, строка 6 св.) в журнале шло рассуждение Волшебнова:

Среди рассказов «помпадурского» цикла, написанных после «Истории одного города», «Помпадур борьбы…» наиболее близок в своей последней части к последним же страницам глуповской «летописи». В образе Феденьки Кротикова, ударившегося в «административный мистицизм», немало черт, роднящих его с градоначальниками химерического города, в том числе с Угрюм-Бурчеевым[234]Е. Покусаев . Революционная сатира Салтыкова-Щедрина, М. 1963, стр. 135.. Прослеживая движение Феденьки, чья жизнь всегда «была бредом», от бреда « либерального », а потом « консервативного » к « бреду борьбы », Салтыков обозначает этим гротеском вполне реальные явления тогдашней действительности, эволюцию пореформенной правительственной политики от вынужденного Крымской войной половинчатого либерализма вновь к реакционному натиску.

Рассказ написан в 1873 году, то есть в период начавшегося в России нового общественного оживления, «второго революционного подъема» ( Ленин ), на что самодержавие ответило резкой активизацией охранительных и репрессивных сил режима. Вместе с тем активизация этих сил в начале 70-х годов была прямым ответом царизма на огромной важности события в международном революционном движении — на Парижскую коммуну и деятельность I Интернационала. Упоминанием этих событий Салтыков объединял отечественную реакцию с французской («западной»), устанавливал их общую социальную основу и вскрывал методом гротеска «пределы» и «возможности» этих сил застоя и регресса. Пройдя по нисходящей линии все стадии убывающего «либерализма», салтыковский помпадур находит свое окончательное политическое credo y «версальцев», усмирителей Парижской коммуны, организовавших для защиты реакции «партию борьбы» (как назвал боровшиеся с коммунарами силы контрреволюции возглавлявший их Тьер). Помпадур Феденька Кротиков поднимает у себя в Навозном знамя этой партии как «знамя возрождающейся власти». В помощники себе Феденька берет «мерзавцев» — рядовых слуг и проводников реакции. Появление в «Помпадуре борьбы…» «мерзавцев» предвосхитило такой шедевр салтыковского обличения реакции, как знаменитая «Современная идиллия» (1877–1883) с ее сказкой о «ретивом начальнике», тоже призвавшем себе на помощь «мерзавцев».

Одно из наиболее ярких созданий искусства гротеска у Салтыкова, «Помпадур борьбы…» примечателен также содержащимся в рассказе «теоретическим отступлением». Это одна из наиболее важных автохарактеристик художественного метода писателя. В ней — разъяснение реалистической основы сатирических иносказаний, заостренных гиперболой и фантастикой, как способа проникновения в сущность обличаемых явлений сквозь оболочку их привычной обыденности. Вместе с тем разъясняется значение гротеска, как формы предвидения (в искусстве), выявления скрытых тенденций действительности, на что указывает и вторая часть альтернативного заглавия рассказа: «Помпадур борьбы, или Проказы будущего ». В связи с этим «Московские ведомости» язвительно писали об изобретении Салтыковым новой сатиры, «не карающей, а предупредительной сатиры».

Положительными рецензиями на «Помпадура борьбы…» отозвались «С.-Петербургские ведомости» и «Одесский вестник».

«…новый сатирический этюд г. Щедрина «Помпадур борьбы» — вещь, по-моему, превосходная, — писал В. П. Буренин. — Это, быть может, лучшая из сатир даровитого писателя за последние годы по тонкости юмора и глубине сатиры» (Z. Журналистика. — «С.-Петербургские ведомости», 1873, № 268 от 29 сентября (11 октября).

С. Т. Герцо-Виноградский рекомендовал читателю «Помпадура борьбы…» как «самого грандиозного из грандиозных щедринских помпадуров». О страницах, написанных в ответ на упреки в преувеличениях и карикатуре, которыми близорукая критика встречала чуть ли не каждое произведение сатирика (см. текст, стр. 189–192), критик писал, что они «дышат такою художественною правдою, такою неотразимою убедительностью, что <…> не могут не воздействовать на читателя самого неподатливого» (С. Г. — В. Очерки современной журналистики. — «Одесский вестник», 1873, № 222 от 11 октября).

«Это лучший из всех очерков его <Щедрина>», — признавал и критик M. M. Стопановский в своем неблагожелательном в целом отзыве о «Помпадуре борьбы…» (100…Обзор журналов. «Петербургский листок», 1873, № 246 от 15 (27) декабря).

…m-lle Blanche Gandon.  — Салтыков часто пользовался именем этой гастролировавшей в Петербурге французской опереточной артистки, как нарицательным, для обозначения ничем не стесняющегося демонстративного бесстыдства на сцене. О Дюссо и Минерашках см. прим. к стр. 7, 59.

…в городе Навозном.  — Возникновение этого названия в сатирической топонимике Салтыкова связано, по-видимому, с его впечатлениями от Пензы — «отвратительного городишки». В письме к П. В. Анненкову от 2 марта 1865 года Салтыков закончил свою отрицательную характеристику Пензы такими словами: «У меня начинают складываться Очерки города Брюхова, но не думаю, чтобы вышло удачно. Надобно, чтобы и в самой пошлости было что-нибудь человеческое, а тут, кроме навоза, ничего нет. И как плотно скучился этот навоз…»

Воспрещение курить на улицах… ограничения относительно покроя одежды… истинно-диоклетиановские гонения противу яиц, носящих бороды и длинные волосы…  — Один из многих примеров салтыковского метода отражения «политики в быте» (Горький): перечисляются регламентированные властями ограничения в быте жителей Петербурга и Москвы при Николае I. Диоклетиановские гонения — жесточайшие гонения на христиан римского императора Диоклетиана (284–305 гг. н. э.).

«Неоднократно замечено было мною, — писал он в этом циркуляре…  — также один из многих примеров использования в салтыковской сатире языка и слога царской бюрократии для ее же осмеяния. В пародии отражено, в частности, характерное для «программных» бумаг и циркуляров высшей власти обращение к евангельским выражениям: «с нами бог — кто же на ны!» и «всуе труждаются зиждущие!».

…Смотри, чтобы не было запроса!  — «Запрос» от руководителей правительственной политики, обычно министров, к нижестоящим представителям государственной администрации был сигналом недовольства первых последними и считался пятном в служебной карьере.

Одновременно с Кротиковым, стезю свободомыслия покинули: Иван Хлестаков, Иван Тряпичкин и Кузьма Прутков.  — Заимствования героев чужих литературных произведений и выведение их как живых, реальных лиц в собственных своих сочинениях — один из характерных для Салтыкова приемов «исследования» направлений общественной мысли и их эволюции. « Судьбы русского либерализма » персонифицируются в рассказе героями Тургенева ( Лаврецкий из «Дворянского гнезда» и Веретьев из рассказа «Затишье») и Гончарова ( Райский из «Обрыва»). Шалопаи — носители и проводники консервативно-охранительной идеологии — выступают под масками персонажей Фонвизина ( Простакова и Тарас Скотинин из «Недоросля») и Гоголя ( Ноздрев, Держиморда, Сквозник-Дмухановский ). «Крайний образ мыслей» представлен фигурами тургеневского Рудина (о нем см. прим. к стр. 183) и гончаровского Марка Волохова. От группы « только что покинувших стезю свободомыслия » действуют Иван Хлестаков, Иван Тряпичкин и Кузьма Прутков. Здесь рядом с двумя персонажами из гоголевского «Ревизора» поставлено имя знаменитого «директора пробирной палатки», являющееся коллективным псевдонимом поэтов А. К. Толстого ибратьев А. М. и В. М. Жемчужниковых. Однако, по мнению Р. В. Иванова-Разумника, пуская «парфянскую» стрелу в Кузьму (правильно Козьму) Пруткова, Салтыков метил не в этих поэтов, а в М. Н. Лонгинова (см. прим. к стр. 84). Годом раньше появления «Помпадура борьбы…», а именно в 1872 году, Лонгинов пришел в ярость, узнав себя под тем же именем Козьмы Пруткова в «Дневнике провинциала в Петербурге». По предположению того же Иванова-Разумника, по-видимому, за это «Отеч. записки» и получили предостережение в 1872 году[235]Комментарий Р. В. Иванова-Разумника в издании: М. Е. Салтыков ( Щедрин ). Сочинения, т. II, М. 1926, стр. 497. См. также в т. 10 наст. изд..

…сюбверсивные…  — разрушительные, пагубные ( франц. subversif).

Франция подписала унизительный мир, а затем пала и Парижская коммуна. Феденька, который с минуты на минуту ждал взрыва, как-то опешил. Ни земская управа, ни окружной суд даже не шевельнулись.  — 10 мая 1871 года Францией был подписан Франкфуртский мирный договор с Германией, которым завершилась франко-прусская война. 28 мая закончилось кровавое подавление Парижской коммуны. События во Франции, притом не столько само возникновение Парижской коммуны, сколько жестокая расправа с коммунарами, оказали сильное воздействие на чувства наиболее активной части русского общества, а в правом лагере и у правительства вызвали прилив страха перед возможным, как они полагали, революционным взрывом в стране. Страх оказался необоснованным. В России тогда отсутствовали условия, необходимые хотя бы для завершения половинчатого либерализма реформ 60-х годов, обозначенных в салтыковском тексте названием «новых учреждений» — земской управы и окружного суда .

Он перебрал в своей памяти… все газетные известия о чудесах в решете, происходящих в современной Франции… Крестовые походы, Иоанна д’Арк, храбрый рыцарь Дюнуа, лурдские богомолья, отречение от сатаны в Парэ-ле-Мониале…  — «Газетные известия о чудесах в решете», происходивших во Франции в середине 1873 года в связи с борьбой монархического большинства Национального собрания против республиканского консерватизма Тьера, бывшего тогда президентом «республики без республиканцев», подробно переносились на страницы «Отеч. записок» их парижским обозревателем Ш.-Л. Шассеном, выступавшим тогда под псевдонимом Клод Франк. Большое внимание он уделил, в частности, описанию демонстраций, устроенных монархическим и католическим большинством Национального собрания перед парламентской битвой, данной Тьеру, в частности, пилигримства в Лурд, а также благодарственных молений в Парэ-ле-Мониале, устроенных после свержения Тьера 24 мая 1873 года. Клод Франк так описывает последнюю из упомянутых религиозных демонстраций:

«В воскресенье, 29-го июля, в Парэ-ле-Мониале появилась группа, человек в тридцать депутатов, в числе которых были эльзасец Келлер и генерал Дюкро, с богатыми хоругвями, на которых с одной стороны было вышито сердце Христово с надписью: «Cor Jesus, salus sperantium in te miserere nobis!», a с другой — таблицы закона со словами: «Sancta lex, sancta mandata». <…> После того как депутаты причастились в часовне, воздвигнутой на месте, где Маргарита-Мария Алякок видела свои видения, один из них, де Белькастель, произнес следующее торжественное посвящение: «Во имя отца и сына и святого духа. Аминь. Святое сердце Христово, мы посвящаем себя тебе, себя и всех наших товарищей, соединенных с нами одинаковыми убеждениями. Молим тебя, отпусти наши согрешения!» Корреспондент прибавлял от себя, что эти выражения парламентского благочестия и анафемы демократии, провозглашаемые реакционной прессой, равно как и гонение на свободную мысль, начатое «префектами борьбы», не увлекают народные массы» ( Клод Франк . Парижские письма. — 0З, 1873, № 7).

По мнению Иванова-Разумника, само название очерка «Помпадур борьбы…», появившегося двумя месяцами позднее цитированной статьи Клода Франка, взято из этой статьи, «являясь только перефразировкой « префектов борьбы » парижского корреспондента «Отечественных записок» (М. Е. Салтыков ( Щедрин ). Сочинения, т. II, M. 1926, стр. 498–499).

…он — Баяр из истории Смарагдова…  — Баяр, или Баярд ( франц. Bayard), — французский рыцарь, живший в конце XV — начале XVI века, прозванный за легендарную храбрость и высоту поведения рыцарем «без страха и упрека». Писатель, историк и географ С. Н. Смарагдов в 40-50-х годах был преподавателем в Александровском лицее. Салтыков слушал у него курс всемирной истории и штудировал изданные им «Руководства» по древней, средней и новой истории.

Шассе-круазе — танцевальное па (в мазурке).

…vous êtes pas trop La Vallière!.. я желал бы, чтобы вы взяли себе за образец madame de Maintenon!  — Смысл пожелания Феденьки, обращенного к его «помпадурше», уясняется в свете следующих справок о знаменитых фаворитках Людовика XIV — Лавальер и Ментенон: первая не отличалась ни красотой, ни умом, ни политическими интересами, она обворожила короля приветливостью и скромностью своего нрава; вторая, Ментенон, обладала не только внешней привлекательностью, но и сильным умом, волей и незаурядными знаниями и оказала значительное влияние на короля и его политику.

…roi-soleil…  — Так придворные льстецы именовали Людовика XIV, чье правление явилось апогеем в развитии французского абсолютизма и временем развития науки, искусства и литературы, которые он стремился подчинить своему влиянию. Называя «королем-солнцем» Кротикова, окружившего себя скотиниными и простаковыми, Салтыков иронически указывает на враждебный просвещению характер «помпадура».

…подает… крылошанке — или, правильнее, клирошанке, монастырской послушнице, поющей на клиросе или прислуживающей в церкви.

Читали статьи В. П. Безобразова и удивлялись, что такая плодотворная вещь, как кредит, не только не оплодотворяет Навозного, но даже служит как бы…  — Известный экономист и публицист 50-80-х годов В. П. Безобразов был младшим лицейским товарищем Салтыкова. Их дружеское общение в конце 50-х годов оказалось недолгим и в дальнейшем сменилось враждебно-ироническим отношением сатирика к «буржуазным» трудам своего бывшего товарища. Это отношение определяет и отзыв Салтыкова о работах Безобразова по вопросам кредита и банковского дела, пользовавшихся большим вниманием и авторитетом у современников.

…нет задачи более достойной истинного либерала, как с доверием ожидать дальнейших разъяснений.  — В дореволюционной демократической публицистике, в том числе и социал-демократической, эти слова превратились в своего рода политическую пословицу. Они использовались как формула разоблачения российского либерализма, его робости и послушливости царизму.

…на сцену опять выступила внутренняя политика, сопровождаемая сибирскою язвою и греческим языком.  — И то и другое определение «внутренней политики» царского правительства 70-х годов иносказательно обозначают ее как курс крайней реакции и несчастий, для народа равнозначных «сибирской язве». Упоминание «греческого языка» имеет в виду одно из течений в этом реакционном курсе — борьбу за классическое образование (дворянски-привилегированное) против реального (разночинно-демократического), борьбу, возглавлявшуюся в 60-х и 70-х годах M. H. Катковым.

…des pétroleuses!.. D’un seul coup elles vous demandent cent milles têtes à couper! Excusez du peu!  — Петролейщицы или, в переводе с французского, керосинщицы — клеветническое прозвище, данное «версальцами» женщинам Парижской коммуны, будто бы в фантастическом изуверстве своем обливавших в Париже дома керосином и поджигавших их в последние дни Коммуны. Такой же клеветой версальцев было и приписывавшееся коммунарам требование гильотинировать «сто тысяч голов» буржуазии. Ср. сатирические отклики на аналогичные слухи применительно к русскому революционному движению в рассказе «Зиждитель» (наст. том, стр. 208) и в «Дневнике провинциала в Петербурге» (т. 10 наст. изд.).

…gare à vous, messieurs les communalistes de la zemskaïa ouprava!  — Своеобразной документальной иллюстрацией к этой фразе Кротикова, произнесенной им в состоянии крайнего консервативного экстаза, является следующее свидетельство кн. Мещерского: «<…> старый, николаевского времени, вельможа, князь Долгорукий, ужасно сердился на затеи Валуева: создавать какое-то земство. Он восклицал с негодованием: qu’est ce qu’ils ont avec leur semska — не желая даже знать, как это революционерное слово произносится!» (кн. В. П. Мещерский . Мои воспоминания, ч. I, СПб. 1897, стр. 291).

Затем остался Рудин, который, подобрав небольшую шайку « верных » , на скорую руку устроил комитет общественного спасения и в полном его составе отправился агитировать страну в тот край, где помпадурствовал Петька Толстолобов.  — В данном случае, как и в ряде других салтыковских произведений, имя Рудина дано с намеком на М. А. Бакунина, поскольку современникам было известно, что в формировании образа тургеневского героя определенную роль сыграли впечатления писателя от фигуры знаменитого революционера-анархиста. Упоминание Комитета общественного спасения — руководящего грозного органа якобинской диктатуры (1793–1795) — знак решительности и беспощадности революционаризма М. А. Бакунина; упоминание поездки с целью « агитировать страну » — возможно, намек на участие Бакунина с « верными » единомышленниками (в том числе с сыном Герцена) в неудачной морской экспедиции Лапинского на пароходе «Ward Jackson», предпринятой для помощи польскому восстанию 1863 года и агитации крестьян в Северо-Западном крае России.

…уже успевшему погубить родственницу Райского.  — Речь идет о Вере, героине романа Гончарова «Обрыв».

В Навозном… спасался Пустынник… Любил он в меру поесть и в меру же выпить, а еще более любил других угостить.  — Хотя, как сказано выше, город Навозный связан в самом своем названии с впечатлениями Салтыкова от Пензы, образ Пустынника непосредственно восходит к Твери, а именно к епархиальному архиерею Филофею, епископу тверскому и кашинскому, с которым Салтыков был близко знаком в бытность тверским вице-губернатором (1860–1862). Рясофорный крепостник в политике, «преосвященный Филофей» был хлебосольным хозяином и вместе с тем светским бонвиваном и даже распутником в быту. О радушии, веселости, гастрономической тонкости приемов в Трехсвятском монастыре, загородной архиерейской резиденции, так же как и об артистическом монастырском пении, говорила «вся» Тверь. Салтыков не раз бывал на этих приемах. Впечатления сатирика от своеобразной личности тверского иерарха отразились, кроме комментируемого текста, в образе Пустынника же из очерка 1862 года «Наш губернский день» (см. т. 3 наст. изд.) и в не предназначавшейся для печати «детской сказке» 1880 года «Архиерейский насморк».

До зде — доселе, доныне (церковнослав.).

Свобода-с! несменяемость-с!  — лозунги буржуазного демократизма (несменяемость судей и другого судебного персонала).

…песни пою — цензурное инословие: подразумеваются церковные песнопения.

…дух праздности, уныния и любоначалия…  — слова из православной великопостной молитвы: «Господи и владыко живота моего!..»

«…из Пронска пишут: вчера наш помпадур, будучи на охоте, устроенной в честь его одним из подгородных землевладельцев, переломил пастуху ребро » …  — Салтыков говорит здесь о преступлении, совершенном в августе 1873 года рязанским губернатором Болдаревым. Об этом факте рассказывает H. H. Кузнецов (« Салтыков-Щедрин в воспоминаниях… », стр. 521).

Зиждитель

Впервые — ОЗ, 1874, № 4, стр. 429–451 (вып. в свет 17 апреля).

Рукописи и корректуры не сохранились.

В отдельном издании цикла 1879 года в текст рассказа был внесен ряд незначительных стилистических изменений и опущено имевшееся в первопечатной публикации рассуждение Быстрицына о нигилистах (см. стр. 208 после слов: «Это сословие нигилистов» до «— Итак, ты совершенно отвергаешь…»). Изъятие этого острого политического места из книги, издававшейся в крайне тяжелом, в цензурном отношении, 1879 году («страшном году», по определению Салтыкова) было, несомненно, предпринято не по творческим соображениям, а в качестве меры предосторожности против возможного преследования книги после ее выхода карательной цензурой. В настоящем издании рассуждение о нигилизме восстанавливается в основном тексте по первопечатной публикации «Отечественных записок».

«Зиждитель» написан вскоре после выхода в свет первого отдельного издания цикла, вероятно, в феврале — марте 1874 года. Салтыков высмеивает в рассказе «зиждительскую» деятельность губернских администраторов, осуществляемую чисто бюрократическим путем. Он показывает, что даже искренние намерения отдельных представителей власти улучшить народное благосостояние и поднять народную нравственность, если эти намерения проводятся методом административного своеволия, — по существу противонародны и означают на деле лишь произвол и насилие власти. Такая «зиждительская» деятельность — одна из форм правового беззакония, духом и делами которого проникнут весь режим самодержавной власти.

К сатире «Зиждитель» вдохновила Салтыкова фигура и деятельность пензенского губернатора А. А. Татищева, о котором писали в начале 70-х годов почти все газеты и журналы, в том числе и «Отеч. записки». В февральской книжке этого журнала за 1874 год «зиждительным» подвигам Татищева посвятил несколько страниц Н. К. Михайловский в своих «Литературных и журнальных заметках», а в апрельской, в той самой, в которой напечатан рассказ Салтыкова, к этой же теме еще раз обратился Н. Демерт в отделе «Наша общественная жизнь». Михайловский писал:

«В то время как Щедрин и кн. Мещерский[236]Имеется в виду его книга «Один из наших Бисмарков». штудируют, каждый с своей точки зрения, деятельность помпадуров и градоначальников, нарождаются новые типы губернских администраторов, приводящие в восторг известную часть нашей печати. Такому восторгу предаются «Московские ведомости» в № 30-м, по поводу деятельности бывшего крестецкого предводителя дворянства, а ныне пензенского губернатора А. А. Татищева. Под самым непосредственным влиянием этого деятельного администратора, в Пензенской губернии составилось 1002 приговора о мерах против пьянства в кабаках, 94 — о совершенном уничтожении кабаков <…> Далее, под тем же непосредственным влиянием г. Татищева, 1992 селения общества, состоящие из 448 144 душ, еще в 1872 году разделили свои земли между домохозяевами на продолжительные сроки, так что в настоящее время остается лишь 33 277 душ, не поделивших общинных земель <…> Наконец, по мирским же приговорам и по увещанию того же губернатора, разными сельскими обществами приобретено для улучшения породы крестьянских лошадей около 500 жеребцов».

Все эти решения «мира» — и о приобретении жеребцов, и о разделе общинных земель — возникли, что особенно восторгало «Московские ведомости», с которыми полемизировал Михайловский, не вследствие распоряжений каких-то исправников, а потому, что губернатор «самолично объезжал около двух лет губернию, посещал волости, собирал сходки… Везде он беседовал с крестьянами, увещевал их составлять вышеупомянутые приговоры». «…Невольно возникает вопрос, — резюмировал свое отношение к «зиждительным» подвигам Татищева Михайловский, — что как каждый губернатор будет вводить свои principes во вверенной ему губернии этим способом? Один, не упуская, разумеется, из виду взыскания недоимок, побудит крестьян к коннозаводству, другой — к садоводству или разведению фруктовых деревьев. Один отдалит сроки переделов, а другой похерит общину совсем». «Во всяком случае, — заключал Михайловский, — радоваться такому своеобразному расширению губернаторской власти, кажется, нечего» ( ОЗ, 1874, № 2, «Современное обозрение», стр. 343–345).

Статья Михайловского и приведенные в ней материалы послужили фактической и публицистической основой для художественно-сатирической разработки Салтыковым темы об «административном творчестве» высших царских чиновников, о том их «зиждительстве», которое «разом коверкает целый жизненный строй»[237]На связь «Зиждителя» с «Литературными и журнальными заметками» Михайловского впервые указал Р. В. Иванов-Разумник в своем комментарии к «Помпадурам и помпадуршам» в кн.: М. Е. Салтыков-Щедрин . Сочинения, т. II, М. — Л. 1926, стр. 494–496.. Следует заметить при этом, что ни Михайловский, ни Салтыков не касались существа своих взглядов на общину, которые не совпадали[238]См. об этом: Р. Левита . Общественно-экономические взгляды М. Е. Салтыкова-Щедрина, Калуга, 1961, стр. 156–195., что и оговорено в «Зиждителе» словами Глумова: «Хороша ли сельская община, или дурна, препятствует ли она развитию производительности, или не препятствует — это вопрос спорный…» Но оба они были солидарны в деле очередного протеста с демократических позиций против административно-бюрократических методов «благодетельствования» масс.

За публикацию «Зиждителя» «Отеч. записки» получили цензурное предупреждение. Сохранился следующий отзыв Главного управления по делам печати:

«Очерк Н. Щедрина, под заглавием «Зиждитель», — памфлет, направленный на пензенского губернатора, д<ействитсльного> с<татского> с<оветника> Татищева. Правда, в очерке губерния не названа, самый уезд Крестецкий, в котором г. Татищев был предводителем дворянства, переименован в Чухломский, но только эти две ширмы и находятся в рассказе; во всем остальном рисуется не тип, а всем известное живое лицо, представленное лишь в умышленно карикатурном и пошлом виде; так, разведение им коров и телят заменено разведением свиней и поросят; далее, все меры его, одобренные правительством, как-то: старание поднять сельское благосостояние, ограничение пьянства и т. п., представлены в смешном и извращенном виде. Такая сатира не должна бы была являться на страницах журнала, уже давно отмеченного по его тенденциозному и предосудительному направлению» (цит. по кн.: В. Е. Евгеньев-Максимов . В тисках реакции, М. — Л. 1926, стр. 44).

Появление «Зиждителя» вызвало ряд отзывов в критике. «Новый очерк г. Щедрина «Зиждитель», — писал В. П. Буренин, — прибавляет нового «Помпадура» к галерее прежних. Это помпадур-хозяин, один из представителей административных организаторов самой последней формации. Любопытный и интересный тип этого организатора очерчен сатириком очень хорошо и, конечно, наряду с «Помпадуром борьбы», является наиболее живым и современным типом. <…> Этот очерк <…> выдается из ряда и принадлежит к числу наиболее удачных. <…> остается только удивляться, — заключал Буренин свой обзор очерка, — гибкости и мастерству, с. какими сатирик умеет владеть своими средствами, и ловкости, с какою он прилагает их к очень щекотливым сюжетам» (Z. Журналистика. — «СПб. ведомости», 1874, № 121 от 4 (16) мая).

«В «Зиждителе», — указывал, со своей стороны, А. П. Чебышев-Дмитриев, — Щедрин затрагивает одну из важных наших болезней — неуважение законности и непонимание той простой истины, что твердая почва даже и плохого закона все-таки основательнее и прочнее, чем благоусмотрение хотя бы и хорошего произвола» (Экс. Письма о текущей литературе. Письмо третье. — «Биржевые ведомости», 1874, № 118 от 4 (16) мая).

Афиш нет.  — В старой России на все время семинедельного «великого поста», перед праздником пасхи, запрещались почти все театральные или эстрадные представления.

Сходил бы, наконец, в дом бывшего откупщика, а ныне железнодорожного деятеля… к Моисею Соломонычу — ни-ни! Говеет.  — Намек на крупного железнодорожного промышленника, в прошлом откупщика, Самуила Соломоновича Полякова.

…одну половину…вымарывал, а в остальную… вставлял: «О ты, пространством бесконечный! » — то есть вставлял, хотя и вовсе ненужный для развития мысли, но совершенно безопасный в цензурном отношении текст, в данном случае — начальную строку оды Г. Р. Державина «Бог» (1784).

При содействии цензуры, литература была вынуждаема отсутствие своих собственных политических и общественных интересов вымещать на Луи-Филиппе, на Гизо, на французской буржуазии и т. д.  — Подробно о значении для русской передовой мысли и своего собственного идейного развития событий французской революции 1848 года и предшествовавших ей событий, вроде упоминаемых февральских банкетов, Салтыков говорил в знаменитой четвертой главе «За рубежом» (см. т. 14 наст. изд.).

…спохватился было г. Головачов, издал книгу « Десять лет реформы » …  — Книга А. А. Головачева, печатавшаяся отдельными статьями в «Вестнике Европы» с февраля 1871 по май 1872 года, вышла отдельным изданием в 1872 году. Иронический характер отклика на книгу Головачева, с которым Салтыков был близко знаком начиная с Твери, объясняется «постепеновской» либеральной идеологией автора в итоговых оценках реформ. См. подробнее т. 7 наст. изд., «Итоги».

Менандр — обобщенный «портрет» публициста-либерала в салтыковской сатире, натурой для создания которого послужили некоторые черты личности и деятельности В. Ф. Корша, редактора «С.-Петербургских ведомостей». Наиболее полная разработка «портрета» дана в «Дневнике провинциала в Петербурге» (см. т. 10 наст. изд.)

Прежде хоть « рабьи речи » слышались…  — И здесь (см. выше) речь идет о конце 40-х годов, о периоде стремительного роста русской демократической мысли, о времени Белинского, Герцена, Грановского. Рабьи речи — одно из салтыковских названий слова внутренне свободного, но внешне подчиненного требованиям цензуры. Выражение идет от имени свободолюбивого раба Эзопа, вынужденного говорить иносказательно.

…петербургский период русской истории — то есть начиная с Петра I.

…новый флот на место черноморского строит.  — Черноморский флот России был уничтожен в Крымскую войну (1853–1856).

…чаша сия не минет его — фразеологизм, восходящий к выражению из Евангелия, к словам Иисуса — «Да минует меня чаша сия», произнесенным им во время молитвы в ожидании распятия на кресте (Матф., XXVI, 39; Лука, XXII, 42; Марк, XIV, 36).

…«un peu farouche » , как говорит Федра об Ипполите…  — Слова Федры в трагедии Ж. Расина «Федра» («Phedre», acte deuxième, scène V).

…без малейшего посредничества Камиль де Лион, Лотар или Бланш Вилэн…  — Названы «звезды» французского каскадного репертуара в Петербурге 60-70-х годов.

…в течение семи лет помпадурства два новых шрифта для губернской типографии приобрел!  — Ирония на автобиографической почве. За четыре года своего вице-губернагорства Салтыков содействовал приобретению нового шрифта для губернских типографий Рязани и Твери.

…tout se lie, tout s’enchaîne dans ce monde!  — См. выше, прим. к стр. 120.

«Ввиду постоянно развивающегося пьянства… » — Об отношении Салтыкова к теме народного пьянства и трактовке этой темы в либерально-консервативной публицистике см. в «Письмах о провинции» (т. 7 наст. изд., прим. на стр. 610, 621).

Мечтали… о золотом веке, о « курице в супе » Генриха IV, и… по секрету шепнули друг другу фразу: à chacun selon ses besoins.  — Золотой век — легендарное время, когда, по словам древнегреческого поэта Гесиода в поэме «Труды и дни», «люди жили подобно богам, без забот, труда и страданий». Курица в супе — См. прим. к стр. 68. A chacun selon ses besoins — вторая половина формулы развитого коммунистического общества: A chacun selon ses forces, à chacun selon ses besoins (От каждого по его возможностям, каждому по его потребностям).

«La Belle Hélène » — См. стр. 557 в т. 7 наст. изд.

Глумов — персонаж, встречающийся в ряде произведений Салтыкова 70-80-х годов и, как правило, являющийся не только и не столько объективным художественным образом, сколько определенным приемом доведения до читателя идейно-политического содержания сатиры. См. об этом подробнее: А. С. Бушмин . Сатира Салтыкова-Щедрина, изд. АН СССР, М. — Л. 1959, стр. 440–453, и В. Мысляков . Искусство сатирического повествования. Саратов, 1966.

Коробочка — персонаж из «Мертвых душ» Гоголя.

…«тьма от чела, с посвиста пыль » — неточная цитата из стихотворения Г. Р. Державина «На взятие Варшавы» (1794). У Державина: «Тень от чела…».

Времена апостольские — первые века христианства, когда странствующие проповедники, апостолы , содержавшиеся за счет религиозных общин, жили без забот о собственности и средствах существования.

…он покроет мир фаланстерами.  — Идеально-гармонические общежития, «фаланги» («фаланстеры»), в системе социалиста-утописта Шарля Фурье, сопоставляются в сатирических целях с уравнительно-казарменными идеями Петеньки Толстолобова.

…были же картофельные войны… были импровизированные декорационные селения, дороги, города…  — О картофельных войнах см. в наст. томе прим. на стр. 571. Декорационные селения, дороги, города — сооружения, воздвигнутые кн. Г. А. Потемкиным на пути следования Екатерины II из Петербурга в только что присоединенный к России Крым, так называемые потемкинские деревни , — выражение, употребляемое для обозначения разного рода форм административного обмана и очковтирательства.

Единственный

Утопия

Впервые — ОЗ, 1871, № 1, стр. 273–292 (вып. в свет 17 января) с подзаголовком «Утопия».

Рукописи и корректуры не сохранились.

При подготовке отдельного издания цикла ( Помпадуры, 1873 )журнальный текст рассказа подвергся незначительным стилистическим изменениям и сокращениям. Приводятся главнейшие из них:

После абзаца: «— Квартальный, — говорил он…» —

После абзаца: «Прежде всего внимание его…» —

Абзац: «— Оттого, что у благородного…» заканчивался словами:

После абзаца: «Дни проходили за днями…»:

«Единственным» открылся третий этап в работе Салтыкова над «Помпадурами и помпадуршами», этап 1871 года, считая первым этапом рассказы, появившиеся в 1863–1864 годах в «Современнике», а вторым — опубликованные в 1868 году в «Отеч. записках». Последний по времени перерыв в работе над «помпадурским» циклом был вызван, в основном, тем, что 1869 и большую часть 1870 года Салтыков был занят завершением «Писем о провинции» и, главное, «Историей одного города». «Единственный» был написан, по-видимому, в конце 1870 года, то есть вскоре после того, как в сентябрьской книге «Отеч. записок» за этот год появились последние главы «летописи» города Глупова. В порядке следования «помпадурских» рассказов в журнальной публикации «Единственный» появился седьмым номером, после «Старой помпадурши». Но во втором отдельном издании, устанавливая окончательную композицию цикла, Салтыков поставил «Единственного» одиннадцатым номером, то есть в самый конец галереи «помпадурских» портретов, перед «Мнениями знатных иностранцев о помпадурах». Смысл такого изменения места рассказа в цикле понятен. Необыкновенный помпадур, названный «Единственным» с поясняющим это название словом « утопия », не мог находиться в одном ряду со всеми другими помпадурами — воспроизводящими, несмотря на гротескно-сатирическую форму изображения, не утопические, а вполне реальные типы государственной администрации царизма.

Сатирическая ирония и яд рассказа заключаются в действительно утопическом для русской действительности эпохи самодержавия образе «доброго помпадура», чуждого административного рвения и начальстволюбия, который вел так дела управления, что при нем « каждый жил, ибо знал, что начальством ему воистину жить дозволено ».

«Единственный» — одно из наиболее язвительных выступлений Салтыкова на важную для всей его сатиры тему — о попечительном начальстве . Созданный в рассказе образ антипомпадура направлен на обличение и отрицание противонародной природы самодержавной власти и механизма ее административного надзора за «обывателем». «Необыкновенный помпадур» убежден, что «самая лучшая администрация заключается в отсутствии таковой». Ироническая сентенция о вреде всякой администрации — сатирическое заострение мысли Салтыкова об освобождении жизни от излишних «опекательств»[239]См. «Заметку о взаимных отношениях помещиков и крестьян» в т. 5 наст. изд. — мысли, которую он неоднократно излагал и которая была направлена против бюрократически-полицейской регламентации жизни народа в условиях авторитарного и предельно централизованного режима самодержавной власти.

Появление рассказа было отмечено двумя схожими анонимными рецензиями, в основном пересказами содержания, в журналах «Заря» (1871, № 3) и «Русская летопись» (1871, № 6).

Но умные муниципии…  — Салтыков часто иронически употребляет это слово для скрытого противопоставления государственных учреждений царизма западноевропейским, особенно муниципальным, несравненно более свободным от административного произвола, чем органы самодержавной власти.

…снегири затеяли бунт.  — Намек на студенческие волнения 60-70-х годов, раздувавшиеся полицейским усердием и правительственной печатью до размеров опасного революционного движения.

…ибо это содействует слиянию сословий.  — Иронически используется один из программных лозунгов дворянского либерализма начала 60-х годов. О лозунге этом см. комментарий в т. 4 («Глупов и глуповцы», «Глуповское распутство») и т. 9 («Слияние сословий, или дворянство, другие состояния и земство») наст. изд.

— Восца у вас…  — Восца — болезненная, свербящая накожная язвочка. Восца у вас — бранно говорят суетливым людям, вмешивающимся в дела, куда их не просят.

…город был забыт…  — У современников забытый процветающий город Единственного мог вызывать в памяти одну из газетных полемик о гласности, когда на страницах «Дня» в ноябре 1863 года была «открыта» Б. Н. Чичериным Тамбовская губерния, в существовании которой усомнился было И. С. Аксаков. О беспредметности этой полемики и призрачности тамбовского счастья, о котором возвестил Чичерин, Салтыков писал в хронике «Наша общественная жизнь», намечая в ходе своих рассуждений сюжет будущего рассказа (см. т. 6 наст. изд., стр. 212–219).

Мнения знатных иностранцев о помпадурах

Впервые — ОЗ, 1873, № 11, стр. 147–170 (вып. в свет 14 ноября).

Сохранилась рукопись рассказа (от начала текста до слов: «У помпадура нет никакого специального» включительно — ГБЛ; от слов: «дела (лучше сказать, никакого дела)» до конца текста — ИРЛИ ). Помимо разночтений стилистического характера в рукописи содержится не вошедшее в печатный текст еще одно «Мнение» — «Два кратких вопроса г. Самарину Одного из Курляндских баронов…» — публикуемое в наст. томе в разделе Из других редакций , стр. 447.

«Мнения знатных иностранцев…» — одна из наиболее ярких и глубоких сатир в цикле. Салтыков выбрал для нее форму пародий, которые, имея конкретные адреса, как бы ограничивали общее значение и направление наносимого сатирического удара, что было важно в цензурном отношении. Читатель уже по названию мог связывать рассказ Салтыкова со статьей А. С. Хомякова «Мнение иностранцев о России» («Москвитянин», 1845, № 4), которую сатирик пародирует во вступлении. «Путевые и художественные впечатления» князя де ля Кассонада и «Воспоминания» французского сыщика времен Второй империи Шенапапа вызывали в памяти современника нашумевшую в 40-е годы книгу маркиза А. де Кюстина «Россия в 1839 году», по поводу которой была написана упомянутая статья A. С. Хомякова. В числе иностранцев под псевдонимом «Беспристрастный наблюдатель» Салтыков вывел московского историка и публициста М. П. Погодина, подчеркнув тем самым, что позиции этого ревностного защитника реакционной «теории официальной народности» и панславизма чужды истинным интересам России. В отрывке из сочинения Беспристрастного наблюдателя Салтыков пародировал, с одной стороны, путевой дневник Погодина «Год в чужих краях», изданный еще в 1843–1844 годах и вызвавший при своем появлении много сатирических откликов, в том числе нашумевший фельетон Герцена «Путевые заметки г. Вёдрина», а с другой стороны, вышедшую в 1873 году книгу Погодина «Простая речь о мудреных вещах»[240]Р. В. Иванов-Разумник . «Помпадуры и помпадурши». 1. Комментарии и примечания. — В кн.: М. Е. Салтыков (Щедрин). Сочинения, т. II, М. — Л. 1926, стр. 498.. В собеседнике Беспристрастного наблюдателя читатель-современник не мог не узнать откупщика-миллионера и публициста B. А. Кокорева, приятеля Погодина. Однако пародия на суждения о России иностранцев и сближенных с ними по степени непонимания страны представителей «официальной» или «казенной народности» (Чернышевский) не была ни единственной, ни главной целью сатиры Салтыкова. Пародийная форма давала возможность сосредоточить сатиру на самых существенных сторонах помпадурской деятельности, заострение которых как бы мотивировалось восприятием этих явлений глазами невежественных чужестранцев. Обобщения, идущие от их впечатлений, выливались в яркие, почти афористические суждения, пронизанные авторской иронией к самим рассказчикам. В завершающем «Мнения…» рассказе татарина Хабибуллы — оказавшегося воспитателем иомудского принца — эти суждения приобрели характер своеобразных сатирических формул. Сама форма этого рассказа, не сообразовавшаяся с нормами русского языка, вуалировала и вместе с тем обнажала его смысл. Салтыков пародировал здесь не литературный источник, а живую речь татарской прислуги петербургских дорогих отелей и ресторанов.

К сатирическому рассказу Хабибуллы вдохновило Салтыкова путешествие в 1873 году по России и Европе персидского шаха Наср Эддина, предполагавшего начать реформаторскую деятельность в своих владениях и искавшего для нее образцов.

Заключительные слова рассказа об иомудском принце, о том, как он провел в своих владениях реформы по русскому образцу — « Hapод гонял, помпадур сажал, риформа кончал » — приобрели в дореволюционной демократической печати значение политической пословицы. В этих словах было кратчайше резюмировано существо реформ царизма, дана оценка всей эпохи «великих реформ».

Датируя два предшествующих рассказу Хабибуллы «мнения» дореформенными годами (Шенапана — 1853 и Беспристрастного наблюдателя — 1857 ), Салтыков как бы предлагал читателю сравнить до- и пореформенные порядки, причем, подчеркивая неизменность жизни в прошлом и настоящем, выбирал события, которые встали со всей остротой на повестку дня в 70-е годы (например, «Восточный вопрос»). По этому поводу писатель М. В. Авдеев заметил: «Это не черты из нашего прошлого, обо всем этом читали мы в провинциальных известиях еще вчера, читаем сегодня и будем читать завтра. Это — черты не выдуманные, а взятые автором живьем, списанные с благополучно помпадурствующих натурщиков» («Биржевые ведомости», 1873, № 314 от 23 ноября).

Кратко и выразительно оценил этот рассказ Тургенев. «Щедринские «Помпадуры» прекрасны», — отозвался он в письме П. В. Анненкову после прочтения «Мнений знатных иностранцев» ( Тургенев . Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. X, М. — Л. 1965, стр. 185).

«Путеводитель по русским съезжим домам » , соч. австрийского серба Глупчича-Ядрилича, приезжавшего вместе с прочими братьями-славянами, в 1870 году, в Россию…  — В 1868 году в Москве состоялся второй всеславянский съезд, организованный московским славянским комитетом с И. С. Аксаковым, В. И. Ламанским и другими русскими славянофилами во главе. Съезд этот, связанный с этнографической выставкой, послужил как бы эрой возрождения славянского движения, и со времени его славянские гости из-за рубежа сделались частыми в русских столицах. Царское правительство относилось к этим посещениям двойственно, с одной стороны, находя славянские симпатии в русском обществе выгодною для себя политическою силой, а с другой — не решаясь из боязни осложнений с Австро-Венгрией и Германией дозволять открытые и «вызывающие» проявления этих симпатий. На почве такой двусмысленности выходило немало административно-полицейских недоразумений со славянскими гостями. Демократическая интеллигенция, в том числе и Салтыков, смотрели на эти съезды и визиты с подозрением, усматривая в них господство реакционно-панславистских и монархических тенденций. Отсюда презрительная кличка, которою Салтыков наградил приезжего серба.

…князь де ля Кассонад.  — По-русски эту фамилию можно перевести князь Сахарный ( франц. cassonade — сахарный песок).

«Zwon popéta razdawaiss ». — См. выше прим. к словам на стр. 157: «Гром победы раздавайся!».

Не прощающее России… глубокой тишины…  — Ирония и эзопов язык: имеется в виду глубокая реакция .

…répressions de la tranquillité. — Так правительство Тьера и вся французская реакция называли кровавое подавление Парижской коммуны в дни «майской недели» 1871 года.

Дюссо, Борель, Минерашки — см. прим. к стр. 7, 59. Театр Берга — «Буфф» — первый театр оперетты в России.

…анекдот о персидском царе, который, ограждая свои права, высек море…  — Так распорядился царь Ксеркс, задержанный в своем походе на Грецию бурею на Геллеспонте (Дарданеллы), разметавшей его флот.

«Impressions de voyage et d’art… » — Здесь начинаются элементы пародий на книгу маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году» (см. об этом выше).

…смешивали… Сулука I с королевою Помаре, а сию последнюю с известной парижской лореткой…  — В 50-60-х годах популярность в Европе бывшего императора Гаити, негра Сулука (Фаустина I) и бывшей королевы Таити, полинезийки Аиматы (Помаре IV) была очень велика. Их имена не сходили со страниц газет и журналов. Одна из модных лореток в Париже прославилась под именем Помаре за смуглый цвет лица и курчавые свои волосы. Судьбе этой женщины, вскоре умершей в нищете и одиночестве, посвятил стихотворение Г. Гейне.

…чрезвычайно вышитый помпадур — то есть сановник высшего ранга, в «чрезвычайно вышитом» мундире.

…помпадур… назвал мне и имена главных бунтовщиков: председателей окружного суда и местной земской управы.  — Намек на враждебное и подозрительное отношение старых кадров губернской администрации к введенным реформам 1864 года, новому, гласному суду и земским учреждениям, сказавшееся в широкой мере, как скоро правительство Александра II круто повернуло в 1866 году (после выстрела Каракозова) руль внутренней политики от официального либерализма к реакции.

…аттическая соль этих вечеров.  — Ирония, так как жители древней Аттики отличались именно большим остроумием, откуда изящные и тонкие шутки и получили ходячую аттестацию «аттической соли».

Соч. Онисим Шенапан, бывший политический сыщик, служивший под начальством монсеньера Мопа…  — Шенапан по-французски (chenapan) — презрительно-ругательная кличка, вроде русского «прохвоста» и «негодяя». Шарлемань Эмиль де Мопа — префект полиции в Париже, в последние дни перед переворотом Луи-Наполеона 2 декабря 1851 года. Один из главных участников и пособников этого узурпаторского переворота, потом министр полиции, организатор системы шпионажа, которой была отмечена Вторая империя, заклятый враг свободного слова и печати — Мопа принадлежал к числу наиболее сильных и вместе с тем реакционных и авантюристических фигур, окружавших трон Наполеона III.

В 1852 году, вскоре после известного декабрьского переворота…  — Контаминация двух дат: 2 декабря 1851 года — дата государственного переворота, совершенного президентом Французской республики Луи-Наполеоном Бонапартом; 2 декабря 1852 года — дата провозглашения Франции империей, а бывшего президента — императором под именем Наполеон III.

…случай свел меня с князем де ля Клюква ( le prince de la Klioukwa ) …  — Салтыков издевается над фантастическими мниморусскими именами и фамилиями, которыми щеголяли в своих рассказах о путешествиях по России «знатные иностранцы», например, писатель Александр Дюма (отец). В его романе из русской жизни, а именно из жизни декабриста Ивана Анненкова «Mémoires d’un maître d’armes, ou dix huits mois à Saint-Pétersbourg» (1840) и в его путевых очерках «De Paris à Astrahan» (t. 1–5. 1858), которые, по-видимому, также затрагиваются Салтыковым в комментируемой сатире, наряду с множеством других ошибок и несообразностей имеется немало нелепостей, относящихся и к русской ономастике. Так, например, одну из русских женщин Дюма называет «именем» Телятина (Teljatine), а другую Телега (Telegue). Что касается «Клюквы», то устная традиция, возможно восходящая непосредственно ко времени путешествия Дюма по России, то есть к 1858 году, упорно считает его автором известного выражения «развесистая клюква», хотя в сочинениях романиста оно не найдено и возникновение его относится некоторыми истолкователями к концу XIX — началу XX века (см. Н. Г. Ашукин и М. Г. Ашукина . Крылатые слова, М. 1960).

…множество иностранцев, изучавших Париж с точки зрения милой безделицы…  — то есть с точки зрения фривольных развлечений.

…прошу вас не употреблять в наших разговорах ненавистного мне слова « конституция » …никогда!  — Слово «конституция» дважды изгонялось из публичного употребления в России — при Павле I и Николае I.

…приобщать… родственников оскорбляемого в восходящей степени — то есть прибегать к матерной брани.

…муниципальных советников никогда в России не бывало.  — См. прим. к стр. 219 об «умных муниципиях».

…морганатическая его подруга…  — Ирония, поднимающая «помпадура» до уровня высшей монархической власти. Морганатическим называется брак лица, принадлежащего к царскому или королевскому дому, с женщиной не царского, не королевского рода, например, брак Александра II с княгиней Долгоруковой (Юрьевской).

…правда ли, что Наполеон… торговал в Лондоне гусями, или правда ли, что он вместе с Морни содержал в Нью-Йорке дом терпимости?..  — Такие и подобные им рассказы держались очень прочно в 50-70-е годы. Они питались, с одной стороны, слухами об авантюристическом образе жизни, который вел, находясь до 1848 года в изгнании — Швейцарии, Америке, Англии, будущий Наполеон III, а с другой — ненавистью демократических кругов Европы и России к режиму Второй империи и к самой личности возглавлявшего ее «Маленького Наполеона» (название памфлета В. Гюго). Герцог де Морни — сводный брат и лучший друг Наполеона III, один из главных организаторов переворота 2 декабря 1851 года; в годы эмиграции Луи-Наполеон не раз приходил ему на помощь материальными средствами.

…уже стоял на очереди грозный восточный вопрос…  — Речь идет о прелиминариях Крымской войны 1853–1856 годов.

«La question d’Orient…  — Здесь начинается пародия на путевой дневник М. П. Погодина «Год в чужих краях» (1843–1844) и книгу «Простая речь о мудреных вещах» (1873). (См. об этом выше.) В «дневнике» отразилось первое из заграничных путешествий Погодина (1835), когда он установил в Праге близкие отношения с видными представителями культуры чешского национального возрождения, в частности с Вацлавом Ганкой и Франтишеком Палацким, чьи имена упоминаются в комментируемом тексте. Пародия на содержание и на «рубленый стиль» ( Герцен ) сочинений Погодина сочетается с памфлетной характеристикой его личности и характера. Салтыков беспощадно высмеивает хвастовство Погодина близостью к великим авторитетам («рассказал я ему и о том, как я у Ганки обедал, и о том, как едва не отобедал у Гоголя…» и т. д.). Ядовито высмеивается и хорошо известная осведомленным современникам мелочность, скупость, скаредность Погодина (рассказ об обеде с К*** — то есть с В. А. Кокоревым).

…по дороге и « больного человека » задели.  — Под «больным человеком» в публицистическом языке XIX века подразумевалась султанская Турция. Раздел ее владений, в первую очередь европейских, в связи с наметившимся распадом Османской империи, ожидался из десятилетия в десятилетие, как неизбежный и близкий факт.