Онлайн чтение книги Трагедия господина Морна
Сцена II

Морн говорит, — хоть сам он не поэт, —

«Должно быть так: в мельканьи дел дневных,

нежданно, при случайном сочетаньи

луча и тени, чувствуешь в себе

божественное счастие зачатья:

схватило и прошло; но знает муза,

что в тихий час, в ночном уединеньи,

забьется стих и с языка слетит

огнем и лепетом…»

                         Мне не случалось

так чувствовать… Я сам творю иначе:

с упорством, с отвращеньем, мокрой тряпкой

обвязываю голову… Быть может,

поэтому и гений я…

                            Кто этот —

похожий на коня? {3}

                          Поэт Клиян.

Искусный?

               Тсс… Он слушает…

                                         А тот —

серебряный, со светлыми глазами, —

что говорит в дверях с хозяйкой дома?

Не знаете? Вы рядом с ним сидели

за ужином — беспечный Дандилио,

седой любитель старины.

                                      Так как же?

Ведь это — грех: Морн, Морн и только Морн.

И кровь поет…

                   Нет на земле греха.

Люби, гори — все нужно, все прекрасно…

Часы огня, часы любви из жизни

выхватывай, как под водою раб

хватает раковины — слепо, жадно:

нет времени расклеить створки, выбрать

больную, с опухолью драгоценной…

Блеснуло, подвернулось, так хватай

горстями, что попало, как попало, —

чтоб в самый миг, как лопается сердце,

пятою судорожно оттолкнуться

и вывалить, шатаясь и дыша,

сокровища на солнечную сушу

к ногам Творца — он разберет, он знает…

Пускай пусты разломанные створки,

зато гудёт все море в перламутре.

А кто искал лишь жемчуг, отстраняя

за раковиной раковину, тот

придет к Творцу, к Хозяину, с пустыми

руками — и окажется в раю

глухонемым…

                   Мне в детстве часто снился

ваш голос…

               Право, никогда не помню,

кому я снился. Но улыбку вашу

я помню. Все хотелось мне спросить вас,

учтивый путешественник: откуда

приехали?

              Приехал я из Века

Двадцатого, из северной страны,

зовущейся…

                Как? Я такой не знаю…

Да что ты! В детских сказках, ты не помнишь?

Виденья… бомбы… церкви… золотые

царевичи… Бунтовщики в плащах…

метели…

           Но я думала, она

не существует?

                      Может быть. Я в грезу

вошел, а вы уверены, что я

из грезы вышел… Так и быть, поверю

в столицу вашу. Завтра — сновиденьем

я назову ее…

                 Она прекрасна…

Я нахожу в ней призрачное сходство

с моим далеким городом родным, —

то сходство, что бывает между правдой

и вымыслом возвышенным…

                                        Она,

поверьте мне, прекрасней всех столиц.

Я поражен ее простором, чистым,

необычайным воздухом ее:

в нем музыка особенно звучит;

дома, мосты и каменные арки,

все очертанья зодческие — в нем

безмерны, легкие, как переход

счастливейшего вздоха в тишину

высокую… Еще я поражен

всегда веселой поступью прохожих;

отсутствием калек; певучим звуком

шагов, копыт; полетами полозьев

по белым площадям… И, говорят,

один король все это сделал…

                                          Да,

один король. Ушло и не вернется

былое лихолетье. Наш король —

гигант в бауте {4}, в огненном плаще —

престол взял приступом, — и в тот же год

последняя рассыпалась волна

мятежная. Был заговор раскрыт:

отброшены участники его —

и, между прочим, муж Мидии, только

не следует об этом говорить —

на прииски далекие, откуда

их никогда не вызовет закон;

участники, я говорю, но главный

мятежник, безымянный вождь, остался

ненайденным… С тех пор в стране покой.

Уродство, скука, кровь — все испарилось.

Ввысь тянутся прозрачные науки,

но, красоту и в прошлом признавая,

король сберег поэзию, волненье

былых веков — коней, и паруса,

и музыку старинную, живую, —

хоть вместе с тем по воздуху блуждают

сквозные, электрические птицы…

В былые дни летучие машины

иначе строились: взмахнет, бывало,

под гром блестящего винта, под взрывы

бензина, чайным запахом пахнёт

в пустое небо… Но позвольте, где же

наш собеседник?..

                         Я и не заметил,

как скрылся он…

Сейчас начнутся танцы…

А вот и Элла!..

                    Кто же этот черный?

Страшилище какое!

                            В сюртуке,

подумайте!..

                  Озарена… воздушна…

Как твой отец?

                     Все то же: лихорадка.

Вот — помнишь, говорила? — трагик наш..

Я упросила грим оставить… Это

Отелло…

            Очень хорошо!.. Клиян,

идите же… Скажите скрипачам,

чтоб начали…

                    Что ж Морн не едет?

Не понимаю… Дандилио!

                                        Надо

любить и ожиданье. Ожиданье —

полет в ночи. И сразу — свет, паденье

в счастливый свет, — но нет уже полета…

А, музыка! Позвольте же вам руку

калачиком подать.

                            Ты недоволен?

Кто спутник твой? Кто этот чернорожий

твой спутник?

                    Безопасный лицедей,

Клиян. Ревнуешь?

                          Нет. Нет. Нет. Я знаю,

ты мне верна, моя невеста… Боже!

Войти в тебя, войти бы, как в чехол

тугой и жгучий, заглянуть в твою

кровь, кости проломить, узнать, постичь,

ощупать, сжать между ладоней сущность

твою! {5}.. Послушай, приходи ко мне!

Ждать долго до весны, до нашей свадьбы!..

Клиян, не надо… ты мне обещал…

О, приходи! Дай мне в тебя прорваться!

Не я молю — голодный гений мой,

тобой томясь, коробится во прахе,

хрустит крылами, молит… О, пойми,

не я молю, не я молю! То — руки

ломает муза… ветер в олимпийских

садах… Зарей и кровью налились

глаза Пегаса… Элла, ты придешь?

Не спрашивай, не спрашивай. Мне страшно,

мне сладостно… Я, знаешь, белый мостик,

я — только легкий мостик над потоком…

Так завтра — ровно в десять — твой отец

ложится рано. В десять. Да?

                                          А кто же,

по-вашему, счастливей всех в столице?

Конечно — я… Я выработал счастье,

установил его — как положенье

научное…

             А я внесу поправку.

В столице нашей всякий так ответит:

«Конечно — я!»

                     Нет. Есть один несчастный:

тот темный, неизвестный нам, крамольник,

который не был пойман. Где-нибудь

теперь живет и знает, что виновен…

Вон этот бедный негр несчастен тоже.

Всех удивить хотел он видом страшным, —

да вот никто его не замечает.

Сидит в углу Отелло мешковатый,

угрюмо пьет…

                   …и смотрит исподлобья.

А что Мидия думает?

                              Позвольте,

опять пропал наш иностранец! Словно

меж нас пройдя, скользнул он за портьеру…

Я думаю, счастливей всех король…

А, Морн!

             Великолепные блаженны! {6}..

Морн! Морн!

                  Мидия! Здравствуйте, Мидия,

сияющая женщина! Дай руку,

Клиян, громоголосый сумасшедший,

багряная душа! А, Дандилио,

веселый одуванчик… Звуков, звуков,

мне нужно райских звуков!..

Морн приехал, Морн!

Великолепные блаженны! Снег

какой, Мидия… Снег какой! Холодный,

как поцелуи призрака, горячий,

как слезы на ресницах… Звуков, звуков!

А это кто? Посол с Востока, что ли?

Актер, приятель Эллы.

                                 Мы без вас

решить старались: кто всего счастливей

в столице нашей; думали — король;

но вы вошли: вам первенство, пожалуй…

Что счастие? Волненье крыльев звездных.

Что счастие? Снежинка на губе {7}…

Что счастие?..

                    Послушай, отчего

так поздно ты приехал? Скоро гости

разъедутся: выходит так, как будто

нарочно мой возлюбленный приехал

к разъезду…

                  Счастие мое, прости мне:

дела… Я очень занят…

                               Танцы, танцы!

Позвольте, Элла, пригласить вас…

                                                 Вижу,

Отелло заскучал по Дездемоне.

О, демон в этом имени {8}…

                                    Какой

горячий господин…

                           Что делать, Ганус.

Вы как сказали?

                       Говорю, давно ли

покинули Венецию? {9}

                            Оставьте

меня, прошу…

Здесь никого нет?..

                          Элла,

мне тяжело…

Что, милый?..

                   Я чего-то

не понимаю. Этот душный грим

мне словно сердце сводит…

                                        Бедный мавр…

Вы давеча мне говорили… Был я

так счастлив… Вы ведь говорили правду?

Ну, улыбнитесь… Слышите, из залы

смычки сверкают!

                          Скоро ли конец?

Тяжелый, пестрый сон…

                                  Да, скоро, скоро…

Как это странно… Сердце вдруг пропело:

всю жизнь отдать, чтоб этот человек

был счастлив… И какой-то легкий ветер

прошел, и вот я чувствую себя

способною на самый тихий подвиг.

Мой бедный мавр! И, глупая, зачем

я привела его с собою? Прежде

не замечала — только вот теперь,

ревнуя за него, я поняла,

что тайным звоном связаны Мидия

и быстрый Морн… Все это странно…

                                                 Ты

не видела? Тут этот иностранец

не проходил?

                    Не видела…

                                   Чудак!

Скользнул, как тень… Мы только что вели

беседу с ним…

                    Сегодня вам, Мидия,

не пляшется.

                   А вы, как и всегда,

таинственно безмолвны, — не хотите

мне рассказать, чем занят Морн весь день?

Не все ль равно? Делец ли он, ученый,

художник, воин, просто человек

восторженный — не все ли вам равно?

Да сами вы чем заняты? Оставьте —

охота пожимать плечами!.. Скучно

мне с вами говорить, Эдмин…

                                          Я знаю..

Скажите мне, когда здесь Морн, один

вы сторожите под окном, а после

уходите с ним вместе… Дружба дружбой,

но это ведь…

                 Так нравится мне…

                                           Разве

нет женщины — неведомой, — с которой

вы ночи коротали бы приятней,

чем с призраком чужого счастья, — в час,

когда здесь Морн?.. Вот глупый — побледнел…

Что счастие? Клиян пронесся мимо

и от меня, как ветер, Эллу взял…

Друг, прояснись! Сощурился тоскливо,

как будто собираешься чихнуть…

Поди, танцуй…

                    …О, как же ты похожа

на счастие, моя Мидия! Нет,

не двигайся, не нарушай сиянья…

Мне холодно от счастья. Мы — на гребне

прилива музыкального… Постой,

не говори. Вот этот миг — вершина

двух вечностей…

                       Всего-то прокатилось

два месяца с того живого дня,

когда ко мне таинственный Эдмин

тебя привел. В тот день сквозным ударом

глубоких глаз ты покорил меня.

В них желтым светом пристальная сила

вокруг зрачка лучится… Иногда

мне кажется, ты можешь, проходя

по улицам, внушать прохожим — ровным

дыханьем глаз — что хочешь: счастье, мудрость,

сердечный жар… Вот я скажу, — не смейся:

к твоим глазам душа моя прилипла,

как в детстве прилипаешь языком

к туманному металлу, если в шутку

лизнешь его, когда мороз пылает…

Теперь скажи, чем занят ты весь день?

А у тебя глаза, — нет, покажи, —

какие-то атласные, слегка

раскосые… О, милая… Мне можно

поцеловать лучи твоих ключиц?

Стой, осторожно, — этот черный трагик

за нами наблюдает… Скоро гости

уйдут… Ты потерпи…

                            Да мне нетрудно:

ты за ночь надоешь мне…

                                    Не шути,

я не люблю…

                 Куда вы исчезали?

Я просыпался. Ветер разбудил.

Оконницу шарахнуло. С трудом

заснул опять…

                   С трудом вам здесь поверят.

А, Дандилио… Не успел я с вами

поговорить… Что нового собрали?

Какие гайки ржавые, какие

жемчужные запястья?

                               Плохо дело:

на днях я огненного попугая —

громадного и сонного, с багряным

пером в хвосте — нашел в одной лавчонке,

где вспоминает он туннель дымящий

тропической реки… Купил бы, право,

да кошка у меня — не уживутся

загадочные эти божества…

Я каждый день хожу им любоваться:

он попугай святой, не говорящий.

Пора домой. Взгляни-ка на Мидию:

мне кажется, ее улыбка — скрытый

зевок.

         Нет, подожди, несут еще

вина. Попьем.

                     А стало скучновато…

Так! Вылетай, космическая пробка,

в лепные небеса! Взрывайся, пена,

как хаос бьющий, прущий… тпру… меж пальцев

Творца.

           За короля! За короля!

Вы что же, Морн? Не пьете?

                                        Нет, конечно.

Жизнь отдают за короля; а пить —

зачем же пить?

                      За этот край счастливый!

За Млечный Путь!

                          От этого вина

и в голове польются звезды…

                                          Залпом

за огненного попугая!

                               Элла,

за наше «завтра»!

                         За хозяйку дома!

Хочу спросить… Неясно мне… Что, выпить

за прежнего хозяина нельзя?

Так. Всё на платье.

                             Солью…

                                      Есть поверье:

слезами счастья! Всякое пятно

мгновенно сходит…

                           Слушай, твой актер

пьян, вероятно…

                       Я читал в одном

трактате редкостном — вот, Дандилио,

вы книгочий, — что, сотворяя мир,

Бог пошутил некстати…

                                В той же книге,

я помню, было сказано, что дому

приятен гость и нужен, как дыханье,

но ежели вошедший воздух снова

не выйдет — посинеешь и умрешь.

Поэтому, Мидия…

                        Как? так рано?

Пора, пора. Ждет кошка…

                                    Заходите…

И мне пора, прелестная Мидия.

Нехорошо! Остались бы…

                                    Прошу вас,

вы тоже уходите… Завтра утром

зайдете к ней… Она устала.

                                         Я…

не понимаю?

                 Где же радость встречи,

когда спать хочется?..

                               Нет, я останусь…

Я не забуду пребыванья в вашей

столице колдовской: чем сказка ближе

к действительности, тем она волшебней.

Но я боюсь чего-то… Здесь незримо

тревога зреет… В блеске, в зеркалах,

я чувствую…

                Да вы его, Мидия,

не слушайте! Он к вам попал случайно.

Хорош волшебник! Знаю достоверно —

он у купца на побегушках… возит

образчики изделий иноземных…

Не так ли? Ускользнул!

                                 Какой смешной..

Прощай, Мидия…

                       Отчего так сухо?

Нисколько… Я немножечко устала…

Пойду и я… Спокойной ночи.

                                          Глупый!..

Прощайте. Если правда, гость — дыханье,

то выхожу отсюда, как печальный,

но кроткий вздох…

                           До будущей недели.

А! Наконец-то!

                     Тсс… Мы не одни.

Я говорю, что вы добрее прочих

моих гостей; остались…

                                  Расскажите,

вы где играли? Этот грозный грим

прекрасен… Вы давно знакомы с Эллой?

Ребенок… ветер… блеск воды… В нее

влюблен Клиян, тот, с кадыком и с гривой, —

плохой поэт… Нет, это даже страшно —

совсем, совсем араб!.. Морн, перестаньте

свистеть сквозь зубы…

                               Тут у вас часы

хорошие…

             Да… старые… Играет

в их глубине хрустальный ручеек.

Хорошие… Немного отстают,

не правда ли?

                     Да, кажется…

                                       А вы…

вы далеко живете?

                           Близко. Рядом.

Какие звезды…

                     В нашем переулке,

должно быть, скользко… Снег с утра кружил..

Я на катке была сегодня… Морн,

как птица, реет по льду… Что же люстра

горит напрасно…

                       Погляди — он пьян…

Да… угостила Элла…

                            Очень поздно!

Пора и по домам. Пора, Отелло!

Вы слышите?

                   Ну, что ж… я вас не смею

удерживать… идите…

                              Морн… мне страшно…

Он говорит так глухо… словно душит!..

Довольно… голос оголю… довольно!

Ждать дольше мочи нет. Долой перчатку!

Вот эти пальцы вам знакомы?

                                           Ах!..

Морн, уходите.

                      Здравствуй! Ты не рада?

Ведь это я — твой муж! Воскрес из мертвых!

Воистину.

              Вы здесь еще?

                                   Не надо!

Обоих вас прошу!..

                           Проклятый фат!..

Горячий свист твоей перчатки черной

приятен мне. Отвечу тем же…

                                           А!..

Стол, стол смахнешь!.. Вот мельница!.. Не так

размашисто! Стол… ваза!.. Так и знал!..

Ха-ха! Не щекочи! Ха-ха!..

                                      Эдмин!

Эдмин! Эдмин!..

                      Ха-ха! Стекает краска!..

Так, рви ковер!.. Смелее! Не сопи,

не гакай!.. Чище, чище! Запятая

и точка!

            Олух… Развязал мне галстук.

Что было?

               Только два удара: первый

зовется «крюк» {10}, второй — «прямая шуйца».

А между прочим, этот господин —

Мидиин муж…

                   Убит?

                          Какое там…

Смотри, сейчас очнется. А, с приходом!

Мой секундант к услугам вашим…

                                                Боже!

О, бедная моя!.. Эдмин… постой…

Да позвони… О, бедная… Не надо,

не надо же… Ну, право… Мы играли…

Я… вызов… принимаю. Гадко… Дайте

платок мне… Что-нибудь. Как гадко…

                                                     Десять

шагов и первый выстрел — мой… по праву:

я — оскорбленный…

                           Слушайте… постойте…

Покажется вам странно… но я должен…

просить вас… отказаться от дуэли…

Не понимаю?..

                   Если вам угодно,

я — за него — под выстрел ваш… готов я…

Хотя б сейчас…

                     По-видимому, я

с ума схожу.

                  Так вот, нарушу слово!..

Открою вам… мне долг велит… Но вы

должны поклясться мне — своей любовью,

презреньем, ненавистью, чем хотите,

что никогда вы этой страшной тайны…

…Извольте, но к чему все это?

                                             Вот,

открою вам: он — этот человек —

он… не могу!..

                    Скорей!..

                                Э, будь что будет!

Он…

      Это ложь!

                    Нет, нет… Не может быть!

О, Господи… что делать?..

                                    Отказаться!

Нельзя иначе… Отказаться!..

                                         Радость,

не уходи…

             Постой… сейчас я…

                                         Нет!

Зачем же я нарушил…

                              Что, решили?

Решили, да. Я не гожусь в убийцы:

мы драться будем á la courte paille. {11}

Великолепно… Выход найден. Завтра

подробности решим. Спокойной ночи.

Еще могу добавить, что дуэли

не обсуждают с женщиной. Мидия

не выдержит. Молчите до конца.

Пойдем, Эдмин.

                       Я ухожу, Мидия.

Ты будь спокойна…

                           Подожди… мне страшно…

чем кончилось?

                       Ничем. Мы помирились.

Послушай, увези меня отсюда!..

Твои глаза — как ласточки под осень,

когда кричат они: «На юг!..» Пусти же…

Постой, постой… смеешься ты сквозь слезы!..

Сквозь радуги, Мидия! Я так счастлив,

что счастие, сияя, через край

переливается. Прощай, Эдмин,

пойдем. Прощай. Все хорошо…

Морн и Эдмин уходят.

Мидия, что же это? Ах… скажи

мне что-нибудь — жена моя, блаженство

мое, безумие мое, — я жду…

Не правда ли, все это — шутка, пестрый,

злой маскарад, как господин во фраке

бил крашеного мавра… Улыбнись!

Ведь я смеюсь… мне весело…

                                          Не знаю,

что мне сказать тебе…

                               Одно лишь слово;

всему поверю я… всему поверю…

Меня пустая ревность опьянила —

не правда ли? — как после долгой качки

вино в порту. О, что-нибудь…

                                         Послушай,

я объясню… Ушел ты — это помню.

Бог видел, как я тосковала. Вещи

твои со мною говорили, пахли

тобой… Болела я… Но постепенно

мое воспоминанье о тебе

теряло теплоту… Ты застывал

во мне — еще живой, уже бесплотный.

Потом ты стал прозрачным, стал каким-то

привычным призраком; и, наконец,

на цыпочках, просвечивая, тихо

ушел, ушел из сердца моего…

Я думала: навеки. Я смирилась.

И сердце обновилось и зажглось.

Мне так хотелось жить, дышать, кружиться.

Забвенье подарило мне свободу…

И вдруг, теперь, вернулся ты из смерти,

и вдруг, теперь, врываешься так грубо

в тебе чужую жизнь… Не знаю, что

сказать тебе… Как с призраком ожившим

мне говорить? Я ничего не знаю…

В последний раз я видел сквозь решетку

твое лицо. Ты подняла вуаль,

чтоб нос — комком платочка — так вот, так вот…

Кто виноват? Зачем ушел? Зачем

бороться было — против счастья, против

огня и правды, против короля?..

Ха-ха… Король!.. О, Господи… Король!..

Безумие… Безумие!..

                             Мне страшно, —

ты так не смейся…

                         Ничего… Прошло…

Три ночи я не спал… устал немного.

Всю осень я скитался. Понимаешь,

Мидия, я бежал: не вынес кары…

Я знал бессонный шум ночной погони.

Я голодал. Я тоже не могу

сказать тебе…

                  …И это для того,

чтоб выкрасить лицо себе, а после…

Но я хотел обрадовать тебя!

…а после быть избитым и валяться,

как пьяный шут, в углу, и все простить

обидчику, и, в шутку обратив

обиду, унижаться предо мною…

Ужасно! На, бери подушку эту,

души меня! Ведь я люблю другого!..

Души меня!.. Нет, только может плакать…

Довольно… Я устала… уходи…

Прости меня, Мидия… Я не знал…

Так вышло, будто я четыре года

подслушивал у двери — и вошел,

и — никого. Уйду. Позволь мне только

видать тебя. В неделю раз — не боле.

Я буду жить у Тременса. Ты только

не уезжай…

               Оставь мои колени!

Уйди… не мучь меня… Довольно… Я

с ума сойду!..

                   Прощай… Ты не сердись…

прости меня — ведь я не знал. Дай руку, —

нет, только так — пожать. Я, вероятно,

смешной — размазал грим… Ну вот…

Я ухожу… Ты ляг… Светает…

                                         Шут!..