Онлайн чтение книги Трагический исход
Глава 7. КЛИЕНТЫ РАТОДРОМА

– Это снова ты, бездельник, убирайся отсюда! Я уже убрала лестницы и не хочу, чтобы такие никчемные люди, как ты, приходили пачкать здесь!

Так угрожающе говорила консьержка, женщина с виду добрая, с простодушным и улыбающимся лицом. Дело осложнялось тем, что в руках она держала швабру и, принимая грозный вид, она, казалось, в любой момент могла превратить ее в орудие защиты и нападения.

Слова эти относились к подростку с оживленным выражением лица, насмешливыми глазами, стремившемуся проскользнуть к ней или хотя бы в дом, который она охраняла и должна была содержать в полном порядке.

Многоэтажный дом, с виду довольно скромный, находился в Бельвиле в начале улицы Солитэр.

Разговаривающий с консьержкой мальчуган и не собирался ей подчиняться. Он расположился рядом на тротуаре и спорил с ней, обращая ее доводы против нее самой.

– Матушка Ландри, что плохого сделал вам болтун, имя, фамилию и социальное происхождение которого я бы мог вам сообщить. Изидор к вашим услугам, – сказал Зизи. – Сын своих родителей… которых вы хорошо знаете, как мне думается. К тому же знайте, что мне дела нет до вашей лестницы, но я все же имею право подняться наверх… Я ведь не бродячий пес, не какой-нибудь там угольщик, чтобы мне запрещали войти в дом после десяти часов утра…

– Возможно, – брюзжала женщина, которая, казалось, была в нерешительности. – Но с таким парнем, как ты, никогда не знаешь, что случится. Вот недавно ты пришел… и что же ты сделал с моими голубями?

– Матушка Ландри, – прервал ее уличный гаврош, – это пустяки… старая история, а вот сейчас мне бы очень хотелось пойти навестить своих родителей. Неужели их нет под родимой крышей?

Матушка Ландри пожала плечами:

– Твои родители, милый, вышли из дома уже давно.

– Да, конечно, – произнес подросток. – Ничего другого я бы и не мог себе представить. А что же с ними случилось, матушка Ландри?

– Твой отец работает. Он взял сегодня свой кнут и ушел.

– Хорошо, – одобрил парнишка. – Можно подумать, что ему вернули обратно его колымагу в префектуре… а нарушение закона отменили? А мать?

– Ее тоже нет дома. Вчера ее увезли в больницу. Не беспокойся, ничего серьезного нет.

– Я понял, – сказал мальчуган. – Эта Валерия опять наела себе фигуру. Бедная храбрая женщина… Это ее единственное удовольствие! Да простит меня Бог!

– Однако, – продолжал Зизи, который теперь фамильярно сидел рядом с консьержкой, занимавшейся шитьем на скамейке у входа в дом. – Им не посчастливилось, моим родителям. Каждый раз, когда один из них на свободе, другой садится за решетку по той или иной причине. Если не папаша Коллардон, который ночует в тюрьме Санте за сбор протоколов о нарушении закона в общественном месте, то мамаша Валери, попадающая вдруг то в больницу, то в Сен-Лазар за свои делишки…

– Зизи, – упрекнула его консьержка, – когда ты перестанешь бранить своих родителей?..

– Но я их не браню, – начал неисправимый проказник. – Как раз наоборот. Только вот… мне жаль, что с ними всегда что-то случается. Они такие разные по характеру, что не должны были бы никогда встретиться друг с другом. Уверен, мне недолго придется ждать: скоро они подкинут мне маленького братишку или сестричку.

– Довольно, – прервала его матушка Ландри, – а чего ты хотел?

Он, как юла, не мог усидеть на одном месте и уже встал, чтобы убежать.

– Ничего особенного. Я вот слоняюсь от нечего делать и хотел их навестить, – сказал он. – Хотел узнать, не случилось ли чего. Теперь я убегаю… У меня дела. Передайте: у меня все хорошо, если вы случайно увидите их.

– Зизи, ты по-прежнему на том же месте, в ресторане? – спросила она.

Уличный гаврош пожал плечами:

– Вы бы хотели, мадам, чтобы я там остался навечно. Нет, мадам, меня повысили в чине. Я второй слуга в богатой семье… Служу у баронов.

И поскольку матушка Ландри широко раскрыла от удивления глаза, Зизи удалился, напевая про себя:

– Я у баронов служу! Прекрасно! Кто бы мог подумать, что еще несколько лет тому назад я… барахтался здесь в этой грязи со своими друзьями.

Зизи сам разрешил себе взять отпуск во второй половине дня, не спросив разрешения у своих новых господ: он воспользовался выходом лавочника, покидавшего буфетную особняка на улице Спонтини, чтобы пойти за ним по пятам и вдохнуть хоть немного «воздуха свободы».

Мальчуган не колебался, где провести время: он решил поехать в Бельвиль! Однако во время поездки в метро он часто смотрел на часы, как человек, который боится опоздать на свидание. Два или три раза он повторял про себя:

– Сегодня среда, а «она» мне назначила встречу в четыре часа, у меня еще есть время, но не стоит бездельничать, старуха не любит, когда ее надувают.

Зизи после своего визита на улицу Солитэр, вышел на улицу Муцайя, по которой он прогуливался несколько минут, переходя с одного тротуара на другой, обращая внимание на афиши, направляясь к шоссе, чтобы увидеть проходящий автобус; толкая людей, мешая всем, кто попадался на его пути.

В какой-то момент он пристроился позади одной молоденькой служанки, которая несла, повесив на руку, тяжелую корзину.

– Сейчас мы повеселимся, – решил Зизи и начал мало-помалу налегать рукой на край корзины, делая ее все более и более тяжелой. Неожиданно он навалился на нее всей своей тяжестью, так что служанке пришлось выпустить корзину из рук.

– Вот так да! – воскликнул Зизи. – Вот это подружка, у которой все валится из рук.

Он собрался уже удирать, не желая выслушивать упреки молодой девушки, но когда та повернулась к нему лицом, Зизи узнал ее и разразился хохотом:

– Черт возьми, как глупо получилось! Это ты, Адель!

– Дурак, – ругалась служанка, покраснев от гнева. – И что за манеры останавливать таким образом порядочных людей!

Зизи извинился на свой лад:

– Я и не знал, что это ты. Если бы знал, то придумал бы другую шутку.

– Какую же? – полюбопытствовала она.

– Ну так вот, я бы опрокинул тебя на землю вместе с твоей корзиной, чтобы выставить напоказ твои ножки.

– Зизи, – упрекнула его молодая женщина, – ты становишься все более и более несносным!

Затем совершенно беззлобно она спросила:

– Что-то я давно тебя не видела в нашем квартале, что-нибудь случилось?

Молодая девушка вдруг обратила внимание на фуражку грума с вензелями из золотых букв, увенчанных короной.

– Вот так штука, ты затесался в шикарное общество?

– Да, – сказал Зизи и продолжал с важным видом: – У меня на голове теперь украшение… вышитая корона… настоящая, как у маленького Иисуса или как у жеманниц короля Англии.

Он старался рассмешить миловидную девушку:

– И пусть моя прачка вышьет корону везде, даже на моих носках и на фланелевых жилетах.

Адель разразилась хохотом. Подхватив корзину, она сказала ему:

– Проводи меня. Здесь недалеко, посмеемся вместе…

Но Зизи отрицательно покачал головой:

– Если только недалеко. Знаешь, я не иду в ту сторону.

– Твое дело. – Молодая девушка не настаивала.

Между тем Зизи спохватился, шагая рядом с Адель:

– Ты не скажешь мне, Адель, что ты поделываешь сегодня?

И он посмотрел на нее внимательно, оценивая взглядом знатока тонкую талию молодой девушки, восхищаясь цветом ее лица, растрепанными волосами.

– А ты ничего, – заметил он. – И крутишь по-прежнему любовь с человеком по прозвищу Горелка и с тем, кого называют Иллюминатор? Ты поддерживаешь с ними отношения?

Молодая девушка пожала плечами:

– Знаешь, они не пристают более ко мне, и я не нуждаюсь в них… но может случиться… Подождем лучших времен!

– А этот отпетый Горелка, – продолжал Зизи, – по-прежнему такой же бездельник и ни гроша в кармане?

– Да, по-прежнему, – ответила Адель, – хотя теперь он немного занят… он работает. Он сказал мне, что работает на ратодроме на проспекте Сен-Уэн.

– Ах вот как! – воскликнул Зизи. – Нужно будет его навестить. Я как раз туда собираюсь. А что поделывает Иллюминатор?

– Иллюминатор? Он не подорвет свое здоровье на работе! Он ведь только и делает, что сопровождает Горелку.

– Вполне согласен, – сказал Зизи, негромко посмеиваясь.

Грум действительно мог оценить достаточно хорошо работоспособность Иллюминатора и Горелки. Ведь он вырос в Бельвиле, скитаясь всю свою юность по многолюдным улицам квартала, он хорошо знал, что из себя представляют в действительности эти два хулигана – «лейтенанты Фантомаса», так их называли иногда в их окружении, где их больше боялись, чем любили.

Иллюминатор и Горелка пользовались в Бельвиле, как и в других местах, сомнительной репутацией… и Зизи, быть может, относился к ним с пренебрежением – ведь он был в душе честным человеком, и к общей любовнице этих двух бандитов, прекрасной Адель, он не испытывал горячей симпатии.

– А ты, Адель, где ты вкалываешь? – спросил Зизи.

Адель гордо выпрямилась:

– Я-то? В бистро за углом… Я работаю служанкой, мне не платят, но мои мужчины пожирают меня глазами! Ты понял?

– Да, я понял! – сказал Зизи. – Ты, ты выбиваешься из сил, а они только жиреют… Несомненно, все женщины просто дуры!

Покинув служанку на этот раз окончательно, Зизи беспечно отправился в направлении к железнодорожному вокзалу окружной дорогой, чтобы потом пройти на улицу Сен-Уэн.

В пути Зизи подтвердил свою репутацию шаловливого проказника и вечного гавроша: он связал одной веревкой двух бродячих псов и стащил с полки продавца фруктов несколько дозревающих на солнце груш.

Спустя полчаса Зизи перешел через железнодорожный путь и, оказавшись за городской чертой и пробежав еще несколько сотен метров по проспекту Сен-Уэн, остановился перед маленькой приоткрытой дверцей посредине проволочного ограждения. Человек большого роста, стоявший возле двери, схватил его за рукав.

– Ах ты грязная тварь, – бранился он, – плати два гроша, чтобы пройти сюда.

Зизи порылся в своем кармане и заплатил, не рассуждая.

Новый грум барона де Леско оказался в огромном огороженном пространстве, большом участке земли между крепостными стенами и первыми домами Сен-Уэн.

Несколько чахлых деревьев плохо укрывали его от непогоды. За столами, с расставленными на них бутылками и стаканами, сидели мужчины, похожие на сутенеров, и женщины сомнительного вида.

Это было нечто вроде сельского кабаре с «садом и рощей» и различного рода играми. Внутри огороженного пространства можно было увидеть качели и участок хорошо утрамбованной земли для игры в мяч.

С левой стороны на возвышении находилась площадка, окруженная проволочной решеткой с очень плотными ячейками.

Многоголосая толпа окружала загон, по форме напоминающий круг, а внутри клетки иногда можно было увидеть собак, которые, яростно лая, прыгали во всех направлениях.

Иногда оттуда слышались аплодисменты, иногда смех, часто понукания, свистки.

Это был ратодром, о котором сообщила Зизи служанка Адель. Теперь Зизи собирался встретить здесь ее любовника Горелку.

Ему повезло. Горелку он увидел сразу же, как вошел.

Горелка, забравшись высоко на эстраду и захватив с собой целую серию маленьких ящичков, предусмотрительно затянутых с одной стороны сеткой, хриплым голосом жителей предместья обратился с краткой речью к толпе:

– Идите все сюда… Поверьте мне: то, что вы видели до сегодняшнего дня, – это все равно, что вы ничего не видели. Только подонок может укокошить крысу… Но если у вас есть лишние пять минут и вы захотите провести их с нами, то вам предстоит за ту же цену увидеть один из лучших спектаклей… Дамы и господа, вы увидите, как работают артисты, которых мы нанимаем только по праздничным дням, воскресеньям и понедельникам, а также 14 июля – в день празднования республики.

В толпе улыбались, аплодировали, льстивые возгласы одобряли речь зазывалы.

Иллюминатор стоял на эстраде без пиджака, засучив по локоть рукава сорочки и обнажив мускулистые предплечья и огромные ручищи, испещренные рубцами от укусов крыс, за которыми он присматривал. Он передавал крыс собакам, приводимым на ратодром для участия в яростных боях.

Позади себя Зизи вдруг услышал, как женский голос прошептал кому-то:

– Он совсем не такой силач, этот тип, как себе воображает!

Грум повернул голову и увидел маленькую рыжеволосую женщину с глубоко посаженными глазами.

«Я ее узнал, – подумал Зизи. – Она подружка хозяина. От нее всегда публика в восторге!»

Между тем, объявленное Горелкой представление началось, и зазывала с повадками хулигана уже держал в вытянутой руке большой упитанный шар серого цвета, который яростно сопротивлялся.

– Вот вам товар, – начал Горелка, – посмотрите, какой жирненький и плотненький, с зубами, которые могли бы разгрызать сталь скорее механической пилы. Да, эта кобылица стоит 98 беговых лошадей! Дамы и господа могут сами убедиться в этом, я держу ее в руках… Подходите!

Но вокруг образовалась пустота, раздались испуганные возгласы, никто из присутствующих не пожелал убедиться в отменных качествах животного.

Действительно, это была огромная крыса, живущая в сточных канавах, превосходящая своими размерами ласку. И толпа отступила, опасаясь, как бы Горелка по недосмотру или по злобе не выпустил ее.

Вдруг послышались ругательства, отвлекшие внимание толпы, и сердитый голос произнес:

– Ну и народищу здесь понабилось, как селедки в бочке! Потеснитесь! Я и моя половина тоже пришли на представление!

Зизи заметил:

– Бедо и Тулуш пожаловали. Ничего себе «избранное общество»!

Соблюдая осторожность, он вертелся вокруг клетки, стараясь скрыться от вновь прибывших.

Зизи хорошо знал как Иллюминатора и Горелку, так и Бедо и Тулуш.

Ужасный хулиган Бедо наводил страх на весь Бельвиль, а теперешняя его подружка, неоднократно принимающая участие в его делах, промышляла спекуляцией.

– Мамаша Тулуш, – бормотал сквозь зубы Зизи, внимательно рассматривая старуху, – тертый калач, скупщица краденого… у меня хорошая память.

Больше он не занимался вновь прибывшими, увлекшись спектаклем.

Зизи протиснулся в первые ряды ратодрома. Горелка бросил крысу в клетку, и обезумевшее от страха животное бегало по кругу, ударяясь о сетку, стараясь найти лазейку, чтобы убежать.

Но все было напрасно, и чем безумнее становилось животное, тем громче кричала толпа.

И если животному удавалось на один миг вцепиться в сетку, удары палки сразу же обрушивались на его когти, заставляя отказаться от подобной затеи. Его лапы были окровавлены… Вдруг наступила полнейшая тишина: все увидели, как кучер с апоплексическим лицом вывел на поводке сильного бульдога с квадратной пастью, плотной грудью и с чрезвычайно кривыми ногами.

– Вот наш чемпион, – объявил Горелка, повысив голос. Потом он перечислил все рекорды, установленные бульдогом, и продолжил: – На прошлой неделе он загрыз шесть крыс в течение двенадцати секунд.

Он подождал, когда стихнут аплодисменты.

– Сегодня в первый раз ему придется бороться с крысами сточных канав… Мы увидим вскоре, кто победит, но я уверен, что крысиный король. Могут произойти кой-какие неприятные события…

Быстрым движением Горелка открыл маленькую дверцу в решетчатой клетке, и пес, возбужденный предстоящей борьбой, выскочил на середину предоставленной ему арены. Одним прыжком он бросился на крысу.

Но пес вдруг жалобно завыл: крыса укусила его в губу. Машинально он тер лапой свою пасть, проводил по кровоточащей ране розовым языком. Но затем с глазами, сверкающими от бешенства, с обнаженными клыками он совершил второй бросок и смело вцепился в жирный затылок крысы, сжав челюсти.

С этого момента почти побежденное животное извивалось в неслыханных мучениях, и напрасно его когти проникали в грудь пса, последний не шевельнулся.

Потом крыса издала пронзительный визг и упала, став вялой и неподвижной. Кровь хлынула из ее ноздрей.

Бульдог, выпустив крысу, разглядывал ее с любопытством своими большими круглыми глазами, казалось, плохо понимая, почему этот противник, сопротивляющийся столь яростно несколько мгновений назад, теперь не двигается, не нападает на него.

Раздались аплодисменты, и среди тех, кто хлопал особенно горячо в честь победы бульдога, находился человек, внешний вид которого и фигура привлекли внимание Зизи и вызвали восхищение.

«Здорово, – подумал грум. – Ничего не скажешь! Похоже, он кого-то разыскивает…»

Мужчина был одет изысканно, утонченно, если не в высшей степени элегантно в коричневый с красной полоской костюм. Тяжелая цепочка золотых часов красовалась на его жилете, тоном светлее пиджака. Его желтые ботинки блестели. На голове он носил шляпу-котелок, лихо надвинутую на уши.

Своей манерой держаться он выделялся в этом обществе сомнительной репутации, состоящем из бродяг и проституток. И между тем, он чувствовал себя совершенно непринужденно среди этих людей. У него были красивые черные глаза, тщательно выбритое лицо, густые усы, навощенные на концах.

«Вероятно, букмекер», – подумал Зизи.

Не желая признаться самому себе, он завидовал выправке этого человека, его крепким плечам, высокому росту. Но внезапно Зизи прервал свои размышления и закричал:

– Кто это толкает меня в спину?

Но, повернув голову, удивился:

– Гаду?

Перед ним стояла старая женщина, сгорбленная, опирающаяся на палку. Она была закутана в шаль, когда-то многоцветную, но под воздействием дождя и солнца давно уже выцветшую и получившую теперь зеленовато-коричневый оттенок.

Женщина была безобразной, какой-то неопрятной. Она надела на свои волосы грязно-серую шляпу с пером, лишенным свежести, причем, шляпа сидела косо на ее голове. Из-под кружевной изношенной юбки виднелись ее большие ноги, обутые в стоптанные башмаки.

Вид у нее был суровый, нелюдимый.

– Да, это я, Гаду, – ответила она. – Вот уже более получаса я жду тебя, бездельник!

Зизи извинился, подчиняясь превосходству, благодаря которому эта зловещая женщина, казалось, влияет на него.

Он принял, однако, непринужденный вид и сказал:

– Вот уже более двух часов, как я понапрасну вас дожидаюсь.

Старуха сухо прервала его:

– Ты пришел едва ли десять минут назад и остался глазеть на представление вместо того, чтобы найти меня… Да, я видела… Тебе хорошо известно, что я знаю все!

– Разве? – спросил загадочно Зизи, подумав о том, как она удивится, когда узнает о его новой работе.

Но, к его большому удивлению, подлая старуха отвела Зизи в сторону и сказала ему:

– У тебя новые хозяева… Вспомни-ка, что я тебе предсказала восемь дней тому назад.

– Черт возьми! – удивился Зизи. – Это действительно так. И как ты могла все отгадать, матушка Гаду?..

Но вдруг он разразился хохотом.

– Бог мой, – продолжал он, – не надо быть особенно мудрым, чтобы догадаться об этом. Ведь я не ношу более ливреи посыльного из ресторана, и на моей фуражке написано, что я работаю у аристократов.

– Разве на ней написано, что ты работаешь у барона де Леско на улице Спонтини? Ну? Кто же прав, бездельник?..

Зизи опустил голову.

Гаду, раздвинув толпу, отошла в сторону и тихим голосом сказала Зизи:

– Ты должен выбалтывать мне все, что узнаешь о своих новых хозяевах.

– Черт возьми, хватит делать из меня доносчика! У тебя на уме какие-то особые делишки, если ты устраиваешь мне допросы…

– Что?.. Что ты сказал? – угрожающе спросила старуха. – Берегись, мой мальчик! Не устраивай скандалов! Иначе это тебе дорого обойдется!

Стараясь миролюбиво прийти к соглашению, Гаду опустила в руку Зизи монету в двадцать су, что должно было смягчить сомнения грума, затем мегера повела наставительную беседу самым нежным голосом:

– Поговаривают, что у этой душеньки баронессы, у которой ты служишь теперь, кроме законного мужа есть еще один тип… Ты должен следить за ней и сообщать все мне.

Зизи собирался спросить у старухи, что же ему придется делать, но ее взгляд предупредил его.

«А вообще-то, чем я рискую?» – подумал он.

И Зизи рассказал:

– Уверен, что у нее должен быть кто-то, а, в общем, они не мешают друг другу… Так, в первый вечер моей службы какой-то тип прибежал неожиданно и влез в окно, чтобы сразу попасть в курятник. Его зовут…

Старуха Гаду прервала его:

– Плевать я хотела на его имя… Я знаю, это был доктор… Итак, что же произошло?

– Я слышал, как они ругались… хотя, казалось, они были увлечены друг другом… Потом этот тип смотался также через окно. Он драпал по саду…

– Хорошо, – сказала она. – Что же ты заметил на другой день?

– На другой день, – продолжал колеблясь Зизи, – ну, конечно же, хозяин вышел рано утром до второго завтрака и вернулся только поздно ночью.

– А хозяйка?

– Хозяйка вышла в два часа как раз, когда я смог освободиться, я шел за ней… Мне не терпелось узнать, где же свил гнездышко ее любовник…

– И ты узнал? – прервала старуха Гаду.

– Да, на улице Жирардон на Монмартре. Я волновался, что влип, слишком досаждая ей… Она была очень раздосадована, как будто у нее какие-то неприятности… В таком же состоянии она покидала улицу Жирардон. Потом она наняла такси и вскоре вернулась на улицу Спонтини.

– Улица Жирардон? – переспросила удивленно старуха, как бы захваченная врасплох. – Что заставило тебя подумать, что именно там живет ее любовник?

– Просто так предположил.

– Хорошо… И это все, что ты знаешь?

– Да, все.

Старуха снова спросила:

– Что сегодня поделывает баронесса?

– Я не знаю, матушка Гаду, так как сегодня, воспользовавшись тем, что дворецкий Дезире навострил лыжи, я сразу же прошмыгнул через дверь, чтобы прийти к тебе на свидание.

Старуха вынула из-за корсажа серебряные часики.

– Без четверти шесть, – сказала она. – Убирайся и живо! Мне нужно, чтобы ты еще остался на этом месте, постарайся там продержаться как можно дольше и извинись за свои шалости. Сматывайся быстро!

Однако Зизи не двигался. Его взгляд вновь остановился на элегантном мужчине, уже привлекшем его внимание несколько минут назад.

– Кто этот человек? – спросил он у Гаду, убежденный, что старуха должна все знать.

Она действительно все знала и ответила:

– Это бразилец Альфонсо. Самый красивый и дорогостоящий мужчина… Чтоб мне провалиться на этом месте!

– Чем он занимается и что продает? – спросил Зизи.

Старуха, как бы сомневаясь, посмотрела на грума, затем, немного поколебавшись и пожав плечами, ответила:

– Ничего особенного… путешествует, занимается торговлей… продает то, что запрещено полицией. Например, опиум… Все это приносит доход, так как запрещено… Кроме того, он занимается еще и другими делами.

Зизи улыбнулся, это означало, что он понял последний намек старухи.

В этот момент Альфонсо поддерживал степенный разговор с маленькой рыжеволосой женщиной, дочкой хозяина ратодрома. И Зизи, убегая, крикнул на ходу матушке Гаду:

– Я понял, что это значит – заниматься другими делами… И блондинками тоже.

Час спустя ратодром опустел. Клиенты мало-помалу уходили, растекаясь по соседним маленьким кафе, низкоразрядным кабакам, расположенным вдоль проспекта Сен-Уэн.

Горелка, оставшийся в здании после ухода публики, составлял один за другим ящички с крысами в помещение типа ангара, который он запер на ключ. Затем он пошел побеседовать с хозяином, человеком огромного роста, стоявшим у входа в загон и взимавшим плату с посетителей. В течение десяти минут они упорно обсуждали вопрос о зарплате Горелки и пришли наконец к обоюдному согласию.

Волоча ноги, переваливаясь с боку на бок, Горелка шел по проспекту Сен-Уэн в направлении к Парижу. Он брел в вечерних сумерках с опущенной головой, поглощенной своими мыслями. Ну, прямо задумчивый мечтатель!

И вдруг внезапно вздрогнул: кто-то дотронулся до его руки. Горелка, совесть которого не была особенно спокойной, не любил сюрпризы подобного рода.

Он сразу остановился, затем обрадованно вздохнул. К нему подходила старуха Гаду.

– Я хотела бы тебе составить компанию. Я также возвращаюсь в Пантрюш.

Они шагали молча, на некотором расстоянии друг от друга, затем старуха Гаду осторожно спросила его:

– Нельзя сказать, что у тебя довольный вид, Горелка. Ну, как идут дела?

Он гордо выпрямился:

– Дела идут… но, между прочим, могли бы идти лучше.

– Сколько ты получаешь на ратодроме?

– Примерно пятьдесят су.

– Нежирно, – заметила старуха. – А слесарное ремесло ты забросил?

– Вот те на! – произнес Горелка. – Это ремесло для виду, все равно как вывеска на лавке, а лавка-то пустая, товара в ней нет. Знаешь ли, я корплю на этой работе с утра до вечера! Вот в чем беда…

– Понятно, – поддакнула Гаду. – А тебе не подошло бы хорошенькое дельце? Чтобы ты смог заработать…

– Чтобы я смог заработать? – переспросил машинально Горелка, который, опасаясь себя скомпрометировать, посмотрел на старуху украдкой, делая вид, что не понимает.

Она же семенила рядом с ним, опустив голову, устремив свой взгляд на дорогу, продолжая говорить и, казалось, не замечая, как он внимательно за ней наблюдает.

– Добиться удачи можно только одним ударом, одним, но мощным. И если бы я была уверена, что ты не струсишь, то можно было бы состряпать дельце сообща.

– Что бы я, да струсил? Этого со мной не бывало, – сказал ворчливо Горелка.

Гаду стояла перед ним неподвижно.

– Послушай! – Она устремила на него свой взгляд. – У меня есть одно дело, и мне не хватает такого молодца-силача, как ты, но который не стал бы доверять скандальным людям.

Горелка слегка побледнел и сказал, запинаясь:

– Все эти штуки, когда можно влипнуть, доставляют одни лишь неприятности. Все это вздор. Я не привык решать дела с ходу.

– Ну и шутник же ты! – засмеялась Гаду. – С тобой не соскучишься! Даже если вдруг влипнем, если будет все плохо, здесь риска не больше, чем при путешествии в новые земли, откуда возвращаются при деньгах. Президент всегда помилует…

– Почем знать? – усомнился Горелка.

Но подлая старуха говорила наставительно:

– Хорошо известно, что… судьи робеют, относятся попустительски к тем, кто смело водит их за нос, а что касается президента республики… можно быть в нем уверенным. Этот человек, в сущности, добрый дядя, который охотно подписывает помилование. И нечего бояться, я тебе говорю, даже в самом худшем случае.

Оглянувшись вокруг и убедившись, что никто их не подслушивает, Горелка спросил:

– Да что же нужно сделать-то, скажите, матушка Гаду.

Зловещие глаза старухи сверкнули от радости. Она поняла, что отныне этот хулиган завоеван ею. И нужно только проявить достаточную ловкость, чтобы добиться его безграничной преданности.

Гаду взяла за руку Горелку, притянула его к себе и сказала игриво:

– Знаешь, к любому делу не приступают сразу же, и потом, наконец, хорошо бы, чтобы это прошло незаметно, чтобы не влипнуть…

– О чем же идет речь? – прервал ее Горелка, который любил точность во всех делах.

– Об одной бабенке, – объявила Гаду, прищурив глаза, – с которой надо бы уладить дело. Помни, если я к тебе обращаюсь, Горелка, значит, считаю, что ты работаешь по-серьезному и не будешь отлынивать от дела…

Разговаривая таким образом, Гаду снова искусно сверкнула глазами, и нельзя сказать, чтобы это немного не взволновало Горелку!

Намек на его прошлое, сделанный Гаду, имел существенное значение для него.

«Вот те на! – подумал Горелка, – уж не сам ли Фантомас подослал ко мне эту старуху? Может быть, действительно, Фантомас?»

По правде говоря, неуловимый маэстро ужасов передавал новости о себе через воров. Никто не забыл, однако, что и за Горелкой числился должок, когда он работал под начальством короля ужасов.

– Это можно было бы уладить, – начал Горелка.

Гаду усмехнулась:

– Черт возьми, я правильно подумала. Мы к этому еще вернемся, мой мальчик…

Покинув Гаду, Зизи возвратился на улицу Спонтини к шести часам вечера, проскользнув через черный ход для прислуги почти бесшумно, как кошка, которая стремится улизнуть со своей украденной добычей.

– Даю голову на отсечение, – говорил себе Зизи, – что я собирал о них сведения только в качестве развлечения! Если я понадоблюсь хозяевам и меня не найдут на месте, это плохо кончится! Ах, черт возьми!

Зизи действительно плохо начал на своем месте. Еще прошло очень мало времени с тех пор, как он служил у барона де Леско, но он не отличался ни особенным усердием, ни пристрастием к работе. Он уходил после полудня, слонялся по улицам, не стремясь даже получить разрешение на отсутствие.

– Вот что, – решил грум, когда проскользнул в людскую, – дай Бог, чтобы все обошлось! В конце концов, если меня спросят, чем я занимался, то скажу, что начищал до блеска крышу!

Но это объяснение было малоправдоподобным, причем, в такой степени, что он стал искать другое.

– Между тем, – рассуждал он, – я мог бы навестить мою больную бабушку!

Но потом ему показалось, что это опасно!

– Что за глупости! – заключил он. – Не следует говорить о больной бабушке. Вдруг им вздумается заняться моей семейкой. Но она столь малопривлекательна, что я бы предпочел, чтобы они о ней ничего не знали.

В то время как он рассуждал таким образом, в людскую вошел дворецкий барона – Дезире.

– Ты наконец вернулся, проклятый бездельник!

– Разумеется, – ответил Зизи. – Вы, наверное, приняли меня за моего брата, мсье Дезире?

– За твоего брата? – переспросил Дезире. – Почему же?

– Но не меня же вы назвали бездельником.

К несчастью, Дезире был не в духе, чтобы шутить.

– Помалкивай! – грубо приказал он груму. – И прекрати паясничать! Откуда ты вернулся?

– Оттуда, – ответил Зизи, предпочитая не давать определенных ответов.

– Ты был в погребе, не правда ли?

– Да, – ответил грум, на этот раз не колеблясь, поскольку Дезире еще утром приказал ему убрать туда бутылки.

Но Зизи не везло. Едва он сказал неправду о том, что «вернулся» из погреба, как дворецкий резко схватил его за руку и встряхнул:

– Ну что же, если это так, тебя ждет хорошенькая взбучка от господина барона!.. Хозяин в ярости!..

– Почему же? – спросил Зизи.

– Ты разбил семь бутылок.

Зизи не ответил…

В этот момент его живой ум старался отгадать, правду ли говорит дворецкий, обвиняя его таким образом.

Зизи твердо знал, что он не разбил ни одной бутылки в погребе по той причине, что он там не был. Зизи пытался понять, не насмехается ли над ним Дезире? Не стремится ли дворецкий свалить на его голову оплошность, которую только он один мог допустить.

Зизи не колебался.

– Бутылки, – сказал он. – Да, бутылки большой ценности не представляют! А вот вино, содержащееся в них, стоит дорого. Но я же не разбивал вино, значит…

Зизи еще не успел закончить фразу, как Дезире наградил его тумаком и двумя подзатыльниками, что указывало на то, что дворецкий не обладал чувством юмора.

– Вот так случай, – продолжал рассуждать Зизи. – До сих пор существовала связь между бутылкой и мной! И я знаю, какая! Нужно, чтобы оно было слегка замороженным… так как это не шампанское, а другое вино. Предъявите счет! Не разбивайте больше!

И довольный тем, что за ним осталось последнее слово, оставив обезумевшего от ярости дворецкого, Зизи вышел из людской, чтобы побродить где-нибудь, побыть в более спокойной обстановке…

Было около восьми часов вечера. Гости, приглашенные на ужин, должны были вот-вот начать съезжаться. Как много времени впустую потратил дворецкий Дезире на этого бесшабашного мальчишку!

В этот же самый момент в своей комнате Валентина заканчивала вечерний туалет. Накануне молодая женщина вернулась с Монмартра очень взволнованной. Она много думала о своем романтическом приключении, но не могла разобраться ни в его значимости, ни в возможных последствиях.

Кто же любил ее? Любил ли в действительности? Не попала ли она в западню, расставленную проходимцем?

Эти вопросы задавала себе Валентина, но ей не удалось найти на них ответа.

Как трудно было перестать сомневаться!

Ей показалось, что ее великолепный кулон был похищен именно в доме на улице Жирардон… Тогда похитителя было бы нетрудно найти! И все-таки она сомневалась!

К тому же Валентине показалось, что когда она покидала Монмартр, кто-то шел за ней следом. Может быть, это был воришка?..

Она была так далека от мысли, что это шел ее собственный грум!

Когда она была уже одета и оставалось только выбрать драгоценности, Валентина вновь взяла себя в руки.

– Хватит, – сказала она решительно. – Я должна перестать думать о том, что произошло со мной вчера. В этот вечер я надену другие драгоценности, и никто не заметит исчезновения моих бриллиантов…

Она уже была готова к выходу и приказала своей горничной принести цветы для ее корсажа.

– Мадам, не хотите ли вы взять эти прекрасные розы? – спросила любопытная горничная.

– Нет, – сухо ответила Валентина.

Когда горничная вышла, баронесса долго смотрела на стоящий на круглом столике в углу комнаты букет необычных, неповторимых, чудесных, устрашающих черных роз.

Час назад рассыльный принес эти розы на улицу Спонтини на имя баронессы. Визитная карточка отсутствовала, и рассыльный не назвал имени приславшего их мужчины.

Нервным движением руки Валентина схватила цветы, смяла их и бросила в мусорную корзину.

– Если эти цветы принес мне Юбер, – прошептала молодая женщина, – он мне ответит сию же минуту. Мне не нравятся такие шутки дурного тона… И эти розы внушают мне страх.

Она задумалась немного, затем произнесла с сомнением в голосе:

– Но разве Юбер мог прислать мне черные розы?

Как раз в этот момент вошла горничная и сообщила молодой женщине:

– Господин Асторг уже прибыл, и господин барон предупредил, что он сейчас спускается в салон.