Онлайн чтение книги Трест Д.Е. История гибели Европы
«Сто «афро», и поскорей…»

Двадцать второго мая 1937 года заборы Перпиньяна украсились прекрасными трехцветными афишами:

С утра до вечера у афиш толпились дорогие сограждане Мэрдо.

— Ровно через двести семьдесят дней в Перпипьяпе родится не менее десяти тысяч детей, — куражился молодой и прекрасный нотариус Балье. — Я не иду записываться только потому, что не привык стоять в очереди, — там, наверное, сегодня давка.

Но мосье Балье ошибался. Секретарь мэрии весь день безнадежно глядел в окно. На площади происходила собачья свадьба. Собаки весело тявкали. Секретарь зевал. Ни один кандидат не явился.

Мы предостерегаем, однако, читателей от неверного вывода, будто Перпиньян являлся исключительно порочным и за свой грехи наказанным городом. Нет, во всей Франции можно было наблюдать однородные явления:

1) абсолютную безработицу среди акушерок.

2) тишину на улицах, вследствие полного отсутствия граждан нежного возраста.

3) превращение всех начальных школ в танцклассы для взрослых.

4) систематические самоубийства фабрикантов игрушек, и прочее.

Историк — не стыдливая отроковица. Он обязан с беспощадной настойчивостью приоткрывать завесу, отделяющую нас от жизни общества былых времен, и не его вина, если эта жизнь мало согласуется с великими заповедями добра и приличия. Наш долг — выяснить причины, которые довели Францию до столь ненормального положения.

Первенствующую роль среди них играет, разумеется, война. В течение двадцати пяти лет, почти без перерывов, Франция воевала. Она содержала под ружьем миллионы граждан. Мальчики пятнадцати лет, мобилизованные в спешном порядке, немедленно развращались. На интендантство было возложено снабжение четырех тысяч восьмисот базовых и семнадцати тысяч шестисот летучих публичных домов для солдат. Легко себе представить, как это отражалось на санитарном состоянии населения. Уже к 1935 году статистика показывала уменьшение рождаемости на сорок восемь процентов.

Тогда появилось на сцену спасительное лекарство. Владелец большой фабрики химических изделий «Д. Е.» выпустил в продажу золоченые пилюли «Афродитин». Это лекарство представляло из себя остроумную смесь эфирных веществ и семенных вытяжек. Оно одновременно служило для трех целей: преодолевало застенчивость, препятствовало увеличению населения, то есть отягощению бюджета, и, как всякий наркотик, веселило человека. Фабрика «Д. Е.» не успевала выполнять заказы. Вскоре ее владельцы сделались самыми богатыми людьми Франции. Что касается публики, то она нежно полюбила «Афродитин» и даже, для удобства, звала его запросто «Афро».

Пилюли, как мы уже сказали, были позолочены безвредным бронзовым порошком и продавались в изящной упаковке. Невесты преподносили своим женихам коробочки с пилюлями. Заботливые тещи, отправляясь утром на базар за провизией, не забывали прихватить коробочку «Афро». В кафе предупредительные официанты, завидев парочку, кричали буфетчице:

— Два пикона–кюрасо — два! Один «Афро» — один!

Солдаты, эти исконные носители городской цивилизации, познакомили с чарами «Афро» и сельских жителей. В любой крохотной лавчонке, обслуживавшей рыбаков Бретани или пастухов Савойи, можно было теперь найти заветные пилюли.

Правительство господина Феликса Брандево, занятое уничтожением различных государств, а также истреблением последних коммунистов, не вмешивалось в интимную жизнь граждан. Как читатели видят, это было воистину либеральное правительство.

«Афро» стал подлинным героем. О нем писали большие научные трактаты. О нем слагали непристойные куплеты. В течение 1936 года было продано четырнадцать миллионов изящных коробочек.

На годичном собрании акционеров химической фабрики «Д. Е.» раздавалось одно только слово:

— Триумф!..

Акционеры принесли сердечную благодарность новому директору фабрики господину Енсу Бооту. который приобрел патент на дивный «Афро». Господин директор был весьма растроган.

К этому времени с достаточной ясностью сказались новые, дотоле неизвестные свойства волшебного лекарства. После трех–четырех коробок «Афро» превращал молодого крепкого мужчину в самого исправного евнуха. Сначала афроманы испытывали слабость и сильные головные боли. Им приходилось увеличивать дозу лекарства. Многие доходили до восьми и даже до десяти пилюль. Наконец наркоз переставал вовсе действовать, и надеявшемуся на его благотворное влияние приходилось постыдно покидать поле сражения.

После того как все министры, сыновья министров, племянники министров и даже некоторые внуки министров испытали на себе разрушительное действие «Афро», правительство наконец заинтересовалось опасным фабрикантом. В Лилль, где находилась фабрика «Д. Е.», прибыл главный прокурор республики. Он узнал, что директор фабрики, господин Енс Боот, накануне отбыл неизвестно куда.

Фабрикация «Афро» была запрещена под страхом смертной казни. К сожалению, эта мера несколько запоздала. Вряд ли во всей Франции набралось бы двадцать тысяч мужчин, которые не познали бы надежд и разочарований «Афро». Огромное большинство французов примирилось со своей участью.

Этого нельзя было сказать о француженках. Среди них распространились нервные заболевания. Родильные дома были обращены в больницы для душевнобольных. Наиболее храбрые женщины убегали из дому и, добравшись до границ республики, за которыми начиналась пустыня, выжидали темноты. Сторожевым постам было приказано стрелять во всех, пытавшихся перейти границу. Ночью отважные путешественницы переползали через глубокие рвы. Многие погибали. Достигшие цели раздевались догола и ложились на землю, ожидая дикарей. Дело в том, что по всей Франции ходила легенда о великолепных варварах, которые якобы похищают женщин. Действительно, бродившие по пустыне люди — баски, лигурийцы или швабы — порой вознаграждали француженок за их подлинный героизм. Но большинство гибло от холода или от хищных зверей, которые, обнаглев, зачастую подходили к самым границам Франции.

Таково было положение к началу 1937 года. «Афро» вполне оправдал надежды, возлагавшиеся на него трудолюбивым директором фабрики «Д. Е.».

В палату депутатов был внесен срочный законопроект об импорте во Францию двухсот тысяч негров из колоний. Предполагалось после использования производительной энергии послушных дикарей сконцентрировать их на одной из окраин республики и уничтожить, чтобы они не вызывали излишних приступов ревности у законных белых мужей. Законопроект встретил, однако, сильное сопротивление со стороны Академии. «Бессмертные» утверждали, что новое поколение будет не чисто белого цвета, и в этом видели отступление от исконных традиций латинской расы. Напротив, прогрессивные круги приветствовали перемену окраски. В кабаре пели песенку, посвященную республике:

Марианна! Марианна!

Ты будешь — кофе с молоком…

Законопроект был отклонен тремястами шестнадцатью голосами против ста семидесяти четырех (триста шестнадцать «традиционных» депутатов были женаты, сто семьдесят четыре являлись свободомыслящими холостяками).

Тогда вновь созданное министерство народного размножения обратилось к префектам и мэрам отдельных городов с предложением организовать соответствующие конкурсы.

Прочитав циркуляр министра, мэр города Перпиньяна Мэрдо сочинил вдохновенную афишу, текст которой был нами воспроизведен в начале настоящей главы.

Это был первый конкурс, и вся Франция затаив дыхание следила за его результатами. В Перпиньян прибыли специальные корреспонденты всех крупных парижских газет, 356.

Представитель газеты «Пти журналь» мосье Гропэт, желая опередить своих коллег, на вокзале сочинил первую телеграмму:

«Прилив кандидатов так велик, что возле городского совета военный отряд и команда пожарных охраняют порядок. Число кандидатов перевалило за двадцать тысяч. Великолепная погода благоприятствует событиям» .

После этого мосье Гропэт побрился, позавтракал и направился в здание муниципалитета. Секретарь сидел у окошка и зевал. Большой лист, приготовленный для записи кандидатов, сиял девственной чистотой.

Мосье Гропэт составил вторую телеграмму:

«Положение несколько осложнилось благодаря иностранным интригам. Арестованы читинские шпионы. Погода по–прежнему благоприятствует. Франция победит!»

Мосье Мэрдо приказал всем своим чиновникам бросить занятия и предаться розыскам хотя бы одного мужчины, никогда не принимавшего «Афро». Чиновники бегали, потели, вздыхали. Гропэт телеграфировал:

«Чтобы победить, нужны крепкие нервы».

Подходящего человека не было.

Наконец 29 мая старый сторож мэрии Леон привел приятного застенчивого юношу, который жил скромно со своей престарелой бабушкой, сажал картофель и бобы, верил в бога и никогда не видал золоченых пилюль. Это было воистину нечаянной радостью. Мосье Мэрдо прижал юношу к своему животу, обвязанному трехцветным шарфом, и облил его ливнем патриотических слез.

— Ты Шарлемань, ты Жанна д'Арк, ты Дантон, ты господин Феликс Брандево, — шептал в умилении мосье Мэрдо скромному юноше, которого до этого времени звали Полем Пти.

Дальнейшее описание событий мы представляем поэтическому перу мосье Гропэта.

Четвертая телеграмма:

«Поль Пти прекрасен и смел. Его невеста, дочь мосье Мэрдо, самая красивая и нравственная девушка города.

Примеру Перпиньяна должны последовать другие города. Мы победим весь мир. Наблюдается приток американских туристов. Гостиницы переполнены».

Пятая телеграмма:

«Мэрия убрана флагами и электрическими вензелями. На площади радостная толпа. Устроены народные развлечения: карусели и стрельба в цель. В павильоне военный оркестр. Невеста уже в зале. Поль Пти подкрепляется ужином под наблюдением врачей».

Шестая телеграмма:

«Поль Пти скушал два яйца всмятку, шпинат и котлет де–воляй, выпил стакан минеральной воды. Оркестр исполняет туш».

Седьмая телеграмма:

«Поля Пти ведут. По вполне понятной стыдливости, он упирается».

Восьмая телеграмма:

«Поль Пти присел на ступеньку и попросил разрешения выкурить сигарету. Оркестр исполняет «Тореадор».

Девятая телеграмма:

«Поль Пти все еще сидит. Погода благоприятствует. В Перпиньяне прекрасные карусели. Задержан читинский шпион».

Десятая телеграмма:

«Восторг! Эллада! Галльский петух! Поль Пти вошел в зал. Двери опечатаны. Толпа хранит богомольное молчание. Эвоэ!»

В редакции «Пти журналь» тщетно ждали наиболее важной одиннадцатой телеграммы. Ее не последовало. Перо изменило мосье Гропэту. Он не сумел описать финал торжественной ночи.

Ровно в 12 часов, когда оркестр исполнял «Марсельезу», в окне показалась жалкая физиономия Поля Пти. Юноша, напрасно пытавшийся взломать не только запечатанные, но и крепко запертые двери, решил прибегнуть к окну. Он горько плакал, а сквозь рыдания раздавались слова:

— Сто «Афро», и поскорей!

Но уже никакой «Афро» не мог помочь последнему герою Великой Франции.