Онлайн чтение книги Треволнения одного китайца в Китае
Глава VII

Что бы ни говорил достопочтенный Бидульф, его компании угрожала серьезная опасность!

Все было против Цзинь Фо. Письмо из Сан-Франциско извещало о прекращении Центральным калифорнийским банком всех финансовых операций, а состояние нашего героя почти полностью размещалось в акциях этого знаменитого, до недавних пор очень надежного финансового учреждения. Новость казалась невероятной, но вскоре ее подтвердили все газеты Шанхая. Так в одночасье Цзинь Фо стал нищим.

Кроме акций, у него почти ничего не было, а от продажи дома вряд ли стоило рассчитывать на большие деньги.

Восемь тысяч долларов, отданные за страховку, несколько акций судостроительной компании в Тяньцзине, некоторые суммы наличностью — вот и все, что осталось у жениха хорошенькой Лэ У.

Европеец, возможно, философски воспринял бы эту новость и попытался бы как-то поправить положение. Китаец же в такой ситуации ведет себя совершенно иначе. Всякий истый житель Поднебесной совершенно сознательно предпочитает в подобных случаях принять добровольную смерть.

Вообще люди этой страны обладают очень развитым чувством пассивного мужества. Их равнодушие к смерти просто поразительно. Больной может спокойно лежать в ожидании кончины. Приговоренный, находясь в руках палача, не выказывает ни малейшего страха. Частые публичные казни, жестокие наказания, предусмотренные уголовным кодексом, приучили сыновей Поднебесной равнодушно относиться к мысли о неизбежности смерти. Неудивительно, что эта тема естественным образом присутствует в семейных разговорах, в самых различных проявлениях обыденной жизни. Культ предков высоко почитается тут даже у самых бедных. Вы не найдете ни одного богача, в доме которого не было бы места для своеобразного алтаря, ни одной развалюхи, где не хранились бы вещи умерших родственников. Нет ничего странного в том, что в одном и том же магазине можно приобрести детскую коляску, свадебные подарки для невесты и самые различные погребальные принадлежности!

Покупка гроба — одна из первоочередных забот настоящего китайца. Обстановка в доме считается неполной, если там отсутствует сей предмет. Подарить гроб отцу — является здесь свидетельством сыновней привязанности и нежности. Гроб помещается в специальную комнату. Его украшают, с него вытирают пыль и когда вовнутрь кладут бренные останки, то чаще всего в течение многих лет оставляют рядом, продолжая проявлять трогательную заботу об умершем.[31]Последнее утверждение Ж. Верна не соответствует действительности. В общем, почитание усопших составляет основу китайской религии и способствует укреплению семейных уз.

Таким образом, Цзинь Фо в силу своего темперамента должен был спокойно отнестись к мысли о предстоящей кончине. Он обеспечил достойное будущее двум самым близким людям. О чем же еще сожалеть?

Ни о чем. Угрызения совести не мучили нашего героя. То, что считается преступлением на Западе, является, так сказать, вполне законным актом на Востоке.

Итак, сакраментальное решение принято, и даже философ Ван не смог бы помешать Цзинь Фо его осуществить. К тому же учитель был в полном неведении относительно намерений своего ученика. Сун также ничего не подозревал, отметив, правда, про себя, что после возвращения домой господин стал к нему снисходителен более обычного.

Незлобивый камердинер быстро забыл старые обиды. Хозяин по-прежнему оставался для него лучшим хозяином на свете, и короткая косичка Суна в полной безопасности бодро подпрыгивала на спине.

Китайская пословица гласит: «Чтобы познать счастье на земле, надо жить в Кантоне и умереть в Лючжоу». Действительно, в Кантоне вы сможете найти все радости жизни, а в Лючжоу мастерят лучшие гробы.

Цзинь Фо посчитал своим долгом вовремя заказать себе гроб в лучшей мастерской. Соблюдение мельчайших условностей в этом деле является обязательным для любого уважающего себя жителя Поднебесной. Таким образом, ученик философа Вана, будучи совершенно непритязательным в жизни, оказался совсем другим, когда речь зашла о смерти.

Оставалось составить программу собственных похорон. Не откладывая в долгий ящик, Цзинь Фо в тот же вечер сформулировал на так называемой рисовой бумаге (кстати, к ее производству рис не имеет никакого отношения) свою последнюю волю. Завещав юной вдове дом в Шанхае, а Вану портрет тайпинского императора,[32]Видимо, автор имеет в виду Хун Сюцюаня, провозгласившего Небесное государство великого спокойствия (Тайпин тяньго). на который давно посматривал философ, Цзинь Фо твердой рукой подробно расписал порядок осуществления церемонии похорон.

Из-за отсутствия умерших родителей кортеж возглавят наиболее близкие друзья, одетые в белое, — цвет траура в Китае. Вдоль улицы, вплоть до гробницы на окраине Шанхая, будет выстроена шеренга слуг в черных туниках[33]Туника — род длинной рубахи (до колен или лодыжек). с белым пояском, в черных фетровых шляпах с красным пером. За ближайшими друзьями пойдет человек в ярко-красном. Его задача — бить в литавры. Затем в богато украшенной коляске повезут портрет покойного. За коляской последует вторая группа друзей, каждому из которых через равные промежутки времени предстоит изображать потерю сознания от постигшего горя и падать на специально приготовленные подушки. Шествие продолжат молодые люди, идущие под голубым балдахином, отделанным золотом. Они будут разбрасывать мелкие кусочки белой бумаги с дырочкой посередине. По обычаю, таким образом разгоняются злые духи, пытающиеся присоединиться к шествию.

И только затем, в окружении бонз, пятьдесят слуг на плечах понесут огромный паланкин,[34]Паланкин — вид ложа или кресла, несомого людьми, средство передвижения знатных людей. Были различного вида: открытые и закрытые; для сидячего и полулежащего положения, на одно и два лица, простые и роскошно украшенные. обтянутый фиолетовым шелком. Монахи, одетые в серые, красные и желтые платья, будут громко читать молитвы, воздавая должное деяниям покойного на этом свете и желая ему спокойствия на том.

Процессию замкнут несколько погребальных повозок. Подобная церемония стоит немалых денег, но оставшихся средств Цзинь Фо должно было хватить, чтобы достойно завершить его пребывание в этом бренном мире.

Такие похороны не являются чем-то необычным в Китае. Описанное выше можно часто наблюдать на улицах Кантона, Шанхая, Пекина. Китаец видит в этом лишь дань уважения к умершему.

Вскоре в дом Цзинь Фо доставили большой короб из Лючжоу с великолепным гробом. Никто из присутствующих — ни Ван, ни Сун, ни слуги — не выказали по этому поводу удивления. Приходится повторить, что нет китайца, не желавшего заранее приобрести ложе, в котором позднее он будет предан вечному покою.

Гроб поместили в Комнату предков. В этот вечер Цзинь Фо решил окончательно и бесповоротно расстаться с жизнью.

Днем ранее он получил отчаянное письмо от Лэ У. Та писала, что любит его и богатство для нее ничего не значит. «Разве мы не сможем быть счастливы с более скромным достатком?» — вопрошала несчастная невеста.

Ничто, однако, уже не могло поколебать Цзинь Фо.

«Только моя смерть обеспечит ей приличное существование», — подумал он.

Но где и как сделать это ? С каким-то наслаждением Цзинь Фо прокручивал в голове различные варианты, надеясь, что какое-нибудь мимолетное чувство страха или волнения заставит его сердце биться быстрее.

В саду вокруг дома возвышались четыре великолепно украшенных павильона. Назывались они многозначительно: Счастье (Цзинь Фо сюда никогда не заходил), Богатство (на это сооружение он время от времени посматривал), Удовольствие (двери сего здания были всегда закрыты) и, наконец, Долгая жизнь. Именно отсюда наш герой вознамерился уйти в мир иной. Оставалось только решить, как умереть? Сделать харакири,[35]Харакири — вульгарное от «сэппуку»; японское ритуальное (обрядовое) самоубийство. повеситься на тонком шелковом шнурке, как это делают знатные мандарины, вскрыть вены в благоухающей ванне подобно древнеримским эпикурейцам? Нет! Во всем этом было что-то грубое, обидное и неприятное. Одного или двух зерен опиума, смешанных с небольшим количеством яда, будет достаточно для безболезненного и верного перехода в царство теней.

Солнце клонилось за горизонт. Цзинь Фо оставалось жить несколько часов. Ему захотелось в последний раз прогуляться по пригородам Шанхая, пройтись вдоль реки. Один, ни разу за весь день не повидав Вана, он вышел из дому и своим обычным неторопливым шагом пересек часть английской концессии, затем, перейдя мост, ступил на французскую территорию, прошелся вдоль набережной, обогнул крепостную стену и приблизился к католическому храму — самому высокому зданию в южном пригороде Шанхая, потом повернул направо и по дороге поднялся к пагоде Лун Хуа.[36]Пагода Лун Хуа (Цветы дракона) построена примерно в III веке. Имеет семь этажей; по буддийским поверьям нечетное число — счастливое.

Внизу, вплоть до горизонта, где виднелись горы, простиралась широкая и плоская болотистая равнина, превращенная каждодневным титаническим трудом многих поколений китайцев в огромное рисовое поле. Длинные, прямые линии каналов пересекали ее с разных сторон. Кое-где на приподнятых участках земли золотилась пшеница. Встревоженные случайным прохожим, остервенело лаяли собаки, испуганно блеяли маленькие белые ягнята, возмущенно крякали утки и раздраженно гоготали гуси.

В общем-то вполне естественная, привычная взору китайца картина. Однако непосвященного шокировала бы одна деталь: повсюду сотнями лежали гробы. Кучи, пирамиды продолговатых ящиков. Пригороды всех китайских городов представляют собой огромные кладбища. Земля стонет от избытка мертвецов, как, впрочем, и живых.

Говорят, что с давних пор существует запрет на захоронение гробов до тех пор, пока определенная династия занимает императорский трон! Но ведь это может длиться сотни лет! Как бы там ни было, трупы спокойно лежат в новеньких свежепокрашенных, старых полусгнивших, покрытых пылью гробах и годами ждут погребения.

Цзинь Фо продолжал не спеша, глядя прямо перед собой, двигаться вперед, не замечая двух иностранцев европейского вида, неотступно идущих за ним от самого дома. Несомненно они следили за нашим героем. Это были молодые люди среднего роста, хорошо сложенные, с мягкой кошачьей походкой.

Наконец Цзинь Фо повернул обратно, сыщики последовали за ним. По дороге китаец встретил двух или трех нищих и подал им милостыню. Чуть дальше тропинку пересекли несколько китаянок, приобщенных к вере Христовой французскими сестрами милосердия. Они несли за спиной короба, в которые собирали вещи для сиротских домов. Этих подвижниц так и называли — детские тряпичницы.

Цзинь Фо отдал сестрам все содержимое своего кошелька. Двое сзади сильно удивились столь щедрому подарку.

Незаметно стало вечереть. Были слышны человеческие голоса. Кто-то пел. Цзинь Фо прислушался. Может, это последняя песня, которую он слышит на земле.

По реке на маленькой лодке плыла молодая девушка и пела:

Цзинь Фо покачал головой. Девушка продолжала петь:

Цзинь Фо безмолвно слушал. Песня заканчивалась:

— Да, девочка, может, и права, — пробормотал Цзинь Фо. — Богатство еще не все! Но и без него жизнь бессмысленна!

Через полчаса наш герой вошел в ворота своего дома. Сыщики остались за оградой. Китаец спокойно отправился к павильону Долгая жизнь, открыл дверь и оказался в небольшом, мягко освещенном помещении. На столике из цельного куска нефрита стоял флакон с растворенным в яде опиумом.

Китаец взял с полки два зернышка дурмана и положил их в длинную трубку, которой обычно пользуются курильщики-наркоманы.

«Черт побери, — подумал Цзинь Фо, — через несколько минут я умру — и никаких эмоций!»

Он поколебался секунду. Потом, бросив трубку на пол, так что она вдребезги разбилась, воскликнул:

— Нет! Я хочу испытать волнение! Я должен! Я хочу! И так будет!

Выйдя из павильона, Цзинь Фо быстрым шагом направился к Вану.