Онлайн чтение книги Твердая Рука
Глава XIII. ЛАГЕРЬ РУДОКОПОВ

По своим запасам драгоценных металлов Сонора – одна из самых богатых областей мира. Как нам удалось убедиться по официальному отчету, за один только 1839 год в пробирную серебра и шестьдесят слитков золота общей стоимостью более чем в миллион пиастров. Эту огромную цифру надо удвоить за счет так называемого контрабандного металла, который умышленно не представляют в палату, чтобы избежать уплаты налога.

Эти места богаты также медной рудой. Однако население, всецело поглощенное золотоискательством, пренебрегает ее разработкой.

Ни одна страна в целом свете не обладает такими богатыми и многочисленными залежами золота.

Золото здесь встречается в наносном речном иле, в размытых дождями оврагах, а чаще всего прямо на поверхности земли или же на глубине в несколько футов.

В северной части провинции Ариспы находятся россыпи Квитовак и Соноитак, о которых нам придется еще немало говорить ниже. Открытые в 1836 году, они в течение трех лет давали ежедневно по двести унций чистого золота. Золотоискатели ковыряют здесь землю простой заостренной палкой и подбирают только заметные крупинки золота. Но если бы здесь предприняли промышленную промывку золота, были бы достигнуты несравненно более высокие результаты. В Сопоре нередко находили самородки весом в несколько фунтов. Нам довелось встретить в Ариспе одного рудокопа, откопавшего слиток стоимостью в девять тысяч пиастров. Музей испанского короля в Мадриде может похвастаться множеством превосходных образчиков таких самородков. В дальнейшем мы еще сообщим читателю, по каким причинам были заброшены эти прииски.

Основная масса населения пуэблос[38]Пуэблос – поселки. Соноры состоит из бродячих рабочих и мелких торговцев, оседающих вокруг большого рудника, лишь только приступают к его эксплуатации. Такая стоянка рабочих называется здесь Real de minas[39]Лагерь рудокопов (исп.).. Если рудник обещает приносить доходы долгие годы, население окончательно обосновывается здесь. Так были основаны многие большие города Мексики.

Огромное потребление европейских товаров в этих краях объясняется легким и быстрым обогащением золотоискателей. Какой-нибудь простой рудокоп расходует тут часто в несколько дней шесть-семь фунтов золота, что составляет его недельную добычу. К несчастью, пагубная страсть к игре, эта истинная проказа Мексики, позорящая и развращающая ее обитателей, парализует накопление капиталов и замедляет развитие золотопромышленности.

А теперь, прежде чем продолжать наш рассказ, нам необходимо еще дать читателю кое-какие сведения об индейских народах, населяющих территорию Соноры.

Здесь существуют пять самостоятельных индейских племен: яки, опатосы, майи, хиленосы и апачи.

Яки и майи занимают земли, расположенные к югу от Гайомаса вплоть до Рио дель Фуерте. Индейцы этих племен нанимаются к креолам в качестве хлебопашцев, каменщиков, слуг и горнорабочих. Численность их составляет примерно до сорока тысяч душ.

Опатосы заселяют берега рек: Рио де Сан-МигоельдеХоркаситас, Рио д'Ариспа, Рио де-лос-Юрес и Рио д'Опосура. Это умелые работники и превосходные воины. Они всегда сохраняли верность сначала испанскому, а затем пришедшему ему на смену мексиканскому правительству. Численность опатосов не превышает двадцати тысяч человек. Хипеносы, разместившиеся на берегах Рио Хила и Рио Колорадо, а также акуасы и апачи, выходцы из долин горного хребта Сьерра Мадре, являются племенами одного и того же народа папагосов.

Эти непокоренные кочевые племена промышляют охотой. Некогда они кочевали на северных окраинах Чиуауа[40]Чиуауа – одна из северных областей Мексики, граничит с Техасом. и Соноры; но, теснимые с юга и запада все растущим проникновением в эти края американцев и техасцев, индейцы ворвались на территорию Мексики, жителям которой они наносят огромный ущерб своими воинственными набегами. Папагосы в изобилии снабжены огнестрельным оружием, которое они приобретают в обмен на меха в американских факториях, раскинувшихся вдоль берегов Рио Браво-дель-Норте, в Арканзасе и Миссури.

Для полноты этого краткого перечня индейских племен провинции Соноры мы упомянем еще о пятистах индейцах племени серис, водворившихся в одном поселке у самых ворот Эрмосильо. Около тысячи человек этого же племени, некогда одного из самых могущественных в этих краях, живут на океанском побережье, на севере от Гдаймаса и на острове Тибурон[41]Тибурон – акула. Примеч. авт..

Нам придется оставить еще на некоторое время Твердую Руку и дона Хосе Паредеса на вершине холма, для того чтобы перенести читателя в городок Квитовак, где будут разыгрываться важные события.

Время было вечернее, улицы и площади лагеря золотоискателей кишели разношерстным людом. Индейцы племени яки, охотники, рудокопы, гамбусинос[42]Гамбусинос – старатели., монахи и просто искатели приключений, составляющие пестрое население Квитовака, сновали взад и вперед – кто верхом, кто пешком, окликая и приветствуя друг друга, смеясь и переругиваясь. Одни возвращались с приисков после рабочего дня, другие шли из дому подышать свежим воздухом; большинство же направлялись в кабачки, откуда через открытые двери неслись пьяные голоса и нестройные звуки гитар.

Один из таких кабачков, с виду более комфортабельный, точнее – менее грязный, чем остальные, пользовался некоторым предпочтением и привлекал к себе особенно много посетителей.

Переступив порог очень низкой двери, посетитель спускался здесь по двум неравной вышины ступенькам в омерзительную берлогу – не то подвал, не то сарай. Люди, впервые попадавшие в этот вертеп, на каждом шагу спотыкались о земляной пол, разбитый и шероховатый от грязи, непрерывно наносимой сюда сапогами бесчисленных посетителей. Навстречу им, словно из преддверия ада, неслись теплые испарения, удушливые и пропитанные спиртным угаром и зловонием, разъедавшими горло глаза. Мало-помалу глаза привыкали к полумраку этой берлоги, и посетитель начинал ориентироваться в сизо-сером тумане, клубившемся над головами гостей при малейшем их резком движении. При свете нескольких коптящих светильников, расставленных там и сям, можно было разглядеть довольно большой и высокий зал; его некогда выбеленные стены совершенно почернели в нижней своей части от постоянного прикосновения к ним голов, плеч и спин.

В глубине, напротив дверей, на уровне одного фута от пола высилась эстрада. Вытянувшаяся во всю ширину зала, она разделялась на две половины. Правая ее часть была занята прилавком, за которым стоял кабатчик – здоровенный детина с угрюмым лицом и хитрецой в глазах. Над головой этого «почтенного» субъекта, носящего звучное имя Коспето, была выдолблена маленькая ниша, в которой помещалась статуя Девы Марии с младенцем Иисусом на руках; перед статуей выстроился ряд маленьких железных подсвечников, в которых горели свечи вышиной в два-три дюйма. На левой половине эстрады помещались музыканты. Середина зала, не заставленная никакой мебелью, предназначалась для танцев: здесь было где развернуться танцорам.

По обеим сторонам зала тянулись ряды столиков, кривых и грязных, небрежно отесанных и кое-как сколоченных. Вокруг них теснились толпы посетителей; одни сидели на лавках, другие стояли. Люди смеялись, беседовали, спорили, стараясь перекричать друг друга, пили мескаль, рефиньо[43]Рефиньо – мексиканская водка., пульке[44]Пульке – национальный напиток мексиканцев из сока листьев агавы., тамариновую настойку или играли в монте[45]Монте – карточная игра., ставя на карту золото, зачастую добычу целого рабочего дня. Игроки лезли за ним заскорузлыми руками в карманы отрепьев, носивших громкое название одежды.

В этой толпе замешались несколько женщин, с лицами опухшими от пьянства и бессонных ночей. Все без исключения – женщины и мужчины – курили: кто сигару, а кто маисовые пахитоски.

Ничто не может сравниться по омерзительности с этим сборищем отребья рода человеческого, в котором, кажется, были представлены все разновидности чудовищных пороков. В тот момент, когда мы с вами, читатель, проникли сюда, веселье было в полном разгаре. Зал был переполнен пьяницами и танцорами; толпа смеялась, горланила, бесновалась; стоял гомон, способный оглушить самого дьявола.

Столик, расположенный в стороне от других, у самого входа, занимал человек, закутанный в широкополый плащ, немного приподнятый край которого совершенно скрывал его лицо. Прислонившись спиной к стене, он скользил по танцующим равнодушным и скучающим взглядом. Стоило, однако, новому посетителю войти в кабачок, как на нем останавливался внимательный взгляд незнакомца в плаще. Но, убедившись, что вошедший не тот человек, которого он ждал уже добрых два часа, незнакомец с досадой отворачивался. Никто, по-видимому, не обращал на него ни малейшего внимания. Каждый был слишком занят своими делами, чтобы думать о госте, упрямо державшемся особняком среди этой шумной сумятицы. А вскоре и сам этот молчаливый и угрюмый посетитель, наскучившись тщетным ожиданием, перестал оглядываться на дверь. Он устало опустил голову, закрыл глаза и задремал; а может быть, и притворился спящим – то ли для того, чтобы не привлекать к себе внимания, то ли для того, чтобы ничем не отвлекаться от своих мыслей. Внезапно в зале поднялся невообразимый гам. Сильным ударом кулака был опрокинут какой-то столик; посыпалась площадная брань; сверкнули ножи, вытащенные из-за голенищ; смолкли музыканты, круто остановились танцоры; и все обступили двух поссорившихся игроков. А те, нахмурив брови, мерили друг друга глазами, сверкавшими от хмеля и буйного гнева. Обернув левую руку плащом, который должен был служить щитом, и взяв в правую наваху[46]Наваха – испанский складной нож., каждый из них готов был вступить в нешуточный бой.

В эту минуту кабатчик, занятый до сих пор только наблюдением за слугами и обслуживанием посетителей и потому безучастно и невозмутимо относившийся ко всему происходящему, вдруг с ловкостью ягуара перепрыгнул через прилавок. Кинувшись затем к двери, он закрыл ее, подперев своим могучим плечом из опасения, как бы кому-нибудь из его почтенных посетителей не взбрела в голову мысль улизнуть под шумок, не уплатив по счету. Выполнив таким образом свой долг хозяина, кабатчик с видимым интересом приготовился следить за этим своеобразным турниром.

Каждый из противников, чуть согнув ноги в коленях, вытаув вперед левую руку, наклонившись и зажав в правой нож, не спускал глаз с врага, готовый к нападению и защите. Но в дело неожиданно вмешался таинственный посетитель, дремавший в своем углу. Разбуженный голосом одного из противников, он смерил взглядом драчунов и, вскочив, кинулся к ним.

– В чем дело? – встав между ними, произнес он голосом, властность которого невольно смутила обоих буянов.

– Этот человек, – отвечал один из них, – проиграл мне три унции в монте.

– Ну и что же? – сказал незнакомец.

– Он отказывается платить их, утверждая, что карты были крапленые. Ложь!.. Я кабальеро, это всем известно! Легкая, никем не замеченная усмешка пробежала по губам незнакомца в ответ на это несколько смешное заявление. Однако он сумел сохранить всю свою серьезность.

– Это верно, вы кабальеро, – сказал он, – и я даже готов, в случае надобности, поручиться за вас. Но самый честный человек может ошибиться. Я убежден, что это именно и случилось с вами. Вместо того чтобы затевать драку с этим сеньором, честность и порядочность которого также вне подозрения, покажите пример великодушия, отказавшись от требования трех унций. А он в свою очередь извинится перед вами за обидные выражения, и все кончится миром, ко всеобщему удовольствию.

– Понятно, я уверен в честности этого кабальеро; я готов заявить об этом где угодно и душевно сожалею о возникшем между нами недоразумении, – сказал молчавший до сих пор второй противник.

Однако он продолжал оставаться при этом настороже, что плохо вязалось с его добродушным тоном.

Таинственный незнакомец снова обратился к игроку, которого он, очевидно, знал, и, незаметно кивнув ему, произнес с чуть заметной иронией:

– Ну, что вы теперь скажете?.. На мой взгляд, вы получили полное и вполне достойное удовлетворение. С минуту игрок колебался; по-видимому, в душе его происходила какая-то борьба. Он обвел суровым взглядом всех столпившихся, и, заметь он на лице хотя бы одного из них пусть даже мимолетную тень презрения, он, несомненно, затеял бы новую ссору. Но все стояли с холодными и бесстрастными лицами, на которых можно было прочесть одно только нескрываемое любопытство. Наконец, игрок размотал свой плащ и, засунув нож за голенище, протянул руку противнику.

– Простите мою невольную ошибку, я очень сожалею о ней, кабальеро, – сказал он, вежливо поклонившись, но с трудом подавляя при этом невольный вздох сожаления. Второй игрок ответил на его поклон, а затем повернулся и скрылся в толпе, недоумевавшей по поводу столь мирной развязки ссоры двух картежников, буйные нравы которых были хорошо известны.

– Надеюсь, вы кончили здесь свои дела, маэстро Кидд? – сказал незнакомец, дотронувшись рукой до плеча бродяги. – Теперь, если вы не возражаете, мы можем удалиться отсюда.

– Как вам будет угодно, – беспечно ответил Кидд, тот самый бандит, с которым мы уже встретились на первых страницах этой книги.

Толпа между тем разбрелась, все вернулись на свои места, музыканты и танцоры возобновили прерванные занятия, и незнакомец с Киддом воспользовались этим, чтобы незаметно удалиться.

Очутившись на улице, незнакомец несколько раз подряд с жадностью втянул в себя свежий воздух, словно желая очистить свои легкие от смрада, которым он вынужден был так долго дышать.

– Клянусь телом Христовым, маэстро Кидд, – в сердцах обратился он к молчаливо шагавшему рядом с ним разбойнику, – вы странный человек! Мало того, что вы заставили меня, коменданта этого пуэбло, разыскивать вас в грязной берлоге, я по вашей милости вынужден был еще провести битых три часа среди этой невиданной по своей полноте коллекции бандитов! Вы сами просили меня явиться сюда для свидания с вами. Я соглашаюсь, а вы и не подумали стеречь мое появление!

– От излишнего усердия, капитан. Право, вы напрасно сердитесь на меня, сеньор, – не без лукавства произнес бандит. – Все произошло именно потому, что я боялся опоздать на свидание с вами; я еще четыре часа назад явился к почтенному сеньору Коспето. Ну и уселся за карты – надо же было какнибудь убить время! А вы ведь знаете, что такое монте! Как только карты в руках и золото на столе, обо всем забываешь.

– Да уж ладно, – сказал незнакомец. – А теперь слушайте: если вы меня обманете, если сведения, которые собираетесь продать мне, окажутся ложными… клянусь честью, это будет вам дорого стоить! Вы ведь хорошо знаете меня, не так ли, маэстро Кидд?

– Конечно, капитан дон Маркос де Ниса, я хорошо вас знаю, но ведь и вы знаете меня, так я полагаю. К чему, однако, эти праздные споры между нами? Покончим лучше скорей с нашим делом, а там поступайте как знаете.

Капитан окинул недоверчивым взглядом своего спутника.

– Ладно, – сказал он, остановившись и постучав в двери одного дома. – Войдите; я предпочитаю разговаривать с вами у себя дома, а не в вашем кабаке.

– Как вам будет угодно, – отозвался Кидд. Оба они вошли в дом, двери которого захлопнулись за ними.