Онлайн чтение книги У Пяти ручьев
Часть третья

I. Весна

Долгой, нескончаемо долгой показалась эта зима ребятам. Морозы доходили временами до -48° по Реомюру. Даже охота не могла выманить Андрея в эту стужу из избушки. Крак тоже не раз ночевал в помещении вместе с ребятами. Резкие холодные ветры отбивали охоту даже к коротким прогулкам. Снегу на восточном склоне Урала падает меньше, чем на западном, но все-таки его навалило порядочно.

К счастью, времени для того, чтобы скучать, оставалось мало. Приходилось прежде всего запасать дров, провианту, воды, а все это занимало изрядное количество зимних часов. В хорошие дни путешественники много охотились и сделали порядочные запасы пушнины, которые хранили от зверей в чемье. Там к концу зимы имелось до десятка лисиц, шесть соболей, три рыси, куница, выдра, росомаха, медведь.

В свободное время учили грамоте и начаткам политграмоты Ивана, который оказался толковым и смышленым учеником. С Пимкой регулярно занимались каждый день по нескольку часов, подготовляя его к поступлению в школу.

И все-таки, несмотря на работу, все еще с нового года начали мечтать о том, скоро ли кончится стужа. Уж очень зимой было однообразно! Снег надоел нестерпимо. Не удивительно! Ведь он лежал с первой половины сентября.

Только в начале марта дни прибыли несколько заметней. Иногда на солнце даже пригревало, а утром стало морозить. На снегу образовалась корка, наст, или «чарым» по-охотничьи. Иван ходил теперь в лес и понемногу делал все работы. Хотя снег был неглубок, ребятам удалось загнать по насту пять оленей, и они опять надолго обеспечили себя провизией.

Теперь с теплом и солнцем дела пошли веселей. Как-то совсем незаметно подобрался, наконец, и апрель. Глухой и безжизненный лес заметно ожил. Задолбили дятлы, появились родственники и родственницы Крака – вороны, с которыми он пропадал целыми днями: улетал с утра, после завтрака, и возвращался только к ночи. Снег сделался заметно рыхлым и начал оседать. Днем на солнце было уже тепло. Кое-где появились капели, наконец, зажурчали и ручьи. Весна!

Весна на севере короткая, но бурная, решительная. Появились проталинки, или, как их зовут «прогалызинки», прежде всего на пригорках. Пролетели утки, гуси, гагары. Затоковали тетерева, глухари. Земля все больше освобождалась от снега.

Однажды Пимка принес радостное известие. Он увидел в лесу муравья.

– Когда мураш закипит – жди ведра, – сказал дед. – Охотничья примета.

Муравьи действительно начинают выползать из своих подземелий, когда в лесу почти совсем сойдет снег.

– Скоро, значит, и «хозяин» вылезет из берлоги, – сказал Иван. – Сначала выйдет бурундук, барсук, потом он. Как вода от таяния побежит к нему в берлогу – так и вылазит. Муравей – ему первая пища, пока ничего в лесу не выросло. А в начале мая вовсе выходит.

Наступил и май. Река вздулась и тронулась. Разлилась лесная речушка необыкновенно широко. Половодье получилось хоть куда. Дед приходил в отчаяние. Когда же просохнут дороги после такой воды?

– Эх, время-то, время-то теперь!.. Шурфы бить – самая пора, – вздыхал он.

Он считал дни и часы, когда они смогут тронуться в путь после зимнего сидения.

Наконец, начали одеваться листвой деревья.

Однажды Пимка, бродя по лесу с Иваном, встретил на мягкой земле около ручья человеческие следы. Кто-то прошел здесь голой ногой, ясно обозначились даже пальцы.

– Нет это не человек, – сказал пугливо вогул, глядя в темную чащу. – Это он прошел.

– Кто?

– Он, старик.

– Какой старик? – недоумевал Пимка.

– Да «хозяин». Значит из берлоги вылез. Пойдем отсюда. Он голодный теперь. Не ровен час бросится.

Трава поднималась на севере удивительно быстро, ее не задерживали даже наступавшие несколько раз холода и выпадавший снег, которые было привели в отчаяние ребят. Травы и цветы развертывались прямо на глазах в долгие солнечные дни, точно спешили воспользоваться коротким северным летом.

– Весна здесь всегда суровая, – объяснил Ян по поводу наступивших холодов. – В Богословском заводе пруд оттаивает только чуть ли не в июне, и были случаи, правда, по ту сторону хребта, что в июне месяце по дороге в Чердынь замерзли несколько крестьян.

Но в этом году весна, видимо, не собиралась морозить экспедицию. В конце мая установилось прочное тепло. И в начале июня, первого летнего месяца, ровно через год после отъезда из дома, экспедиция покинула наконец зимовье.

Вогул Иван еще зимой решительно отказался идти с экспедицией дальше. Он был суеверен и свой несчастный случай с самострелом приписывал гневу шайтана за то, что повел в священное место русских.

– Мне нельзя идти: я вогул. А вам ничего.

Его отказ был решителен. Упрямо сжатые губы и горевшие мрачным огнем глубоко запавшие глаза показывали, что спорить с ним бесполезно.

Но на этом и не настаивали. Не настаивали еще и потому, что он почти довел их до Страшного лота, находившегося совсем недалеко по этой же реке. Идя по реке, сбиться с дороги было невозможно.

Тесно сдружившийся со всеми, вогул тепло простился с экспедицией. За верную службу ему, кроме условленной платы, подарили еще всю чемью с пушниной, кроме отдельных экземпляров, взятых для коллекций. Это стоило сезона охоты. До юрт Иван отправлялся пешком со своей лайкой, а за пушниной хотел приехать по реке на лодке.

Отгремели на расставание выстрелы, и вогул и экспедиция разошлись в разных направлениях.

Через неделю пути экспедиция, действительно, прошла Страшный лог, это, так сказать, преддверие к заветному дедову месту. Верховья рек Лозьвы и Сосьвы, берущих начало на восточном склоне Урала приблизительно под 62° северной широты, давно были ими пройдены. Путешественники значительно углубились на север. Дальше они двигались по течению одного из притоков. Местность снова пошла гористая.

Ян с молотком и компасом опять неутомимо работал среди скал. Олени едва протаскивали нарты по каменистой почве. Часто здесь нарты ломались, стирались на камнях полозья, но Федька и Пимка, многому научившиеся у Ивана, быстро – в час-полтора – с помощью топора и ножа сооружали новые, и караваи двигался дальше.

Особенно трудно доставались оленям переходы через «россыпи», то есть вершины, засыпанные обломками скал.

Несмотря на наступившее северное лето, растительность около этих «россыпей» представляла печальную картину, невольно заставившую Федьку и Гришука вспоминать Денежкин Камень.

Суровые скалы одевал только лишайник, кое-где лишь попадались отдельные кустики голубики, морошки. Если и встречались лесные породы, то изуродованные, покорно стелющиеся по земле и ищущие спасения от господствующих здесь ветров в расселинах скал и между каменными глыбами. Здесь росли только в виде карликовых растений ель, кедр, пихта, береза, рябина. Они были так малы, что их, собственно, нельзя было назвать деревьями. Ель-карлица возвышалась над землей не более как на вершок. Эти суровые каменные поля были поистине царством смерти. Мертвое молчание стояло кругом. Ни жужжания мухи, ни гудения шмеля, ни мелькания бабочек. Не проползала ни одна букашка. Тихо все и мертво. Жизнь едва теплится в карликах-деревьях, робко прячущихся в трещины камней. И часто поражало ребят, как необыкновенный контраст, то, что рядом с этими полянами смерти встречались роскошные, почти альпийские луга. Среди сочной травы струился шумливый горный ручей, окруженный густыми зарослями ивняка. Голубоглазые незабудки, желтые купавы, синеющие цветы аконита, дельфиний, розовые головки сибирского лука, вероники, чемерица, желтоголовый зверобой, тесно перемешавшиеся в буйном росте, образовали яркий, красивый, пестрый ковер.

Эти луга имели многочисленнейшее население, летающее, жужжащее, ползающее, порхающее. Мотыльки, шмели, мухи, козявки, жучки... Удивительно, сколько было здесь всякой жизни!

– Чем объяснить такую разницу? – однажды спросил Федька Яна.

– Те растения живут на камнях. Там почвы нет, нет и питания, – ответил Ян. – Здесь почвенный слой накопился достаточный. Орошается он и снегом и дождями хорошо. Глина задерживает эту влагу. И вот мы видим цветущие горные луга.

Когда же дорога шла лесами, там растительность была очень однообразна. В дремучих еловых лесах подымались лишь папоротники и еще немногие лесные растения.

Федьке и Яну удалось сделать несколько очень ценных в научном отношении находок. Однажды Федька, подавая Яну растение, опросил, не попадалось ли оно ему?

Ян пришел в большое волнение и сказал, что находка эта имеет большое значение для ботаники. До сих пор здесь его не находили. Границу этого растения теперь придется значительно передвинуть на север.

Федька не без гордости отметил точно место и время нахождения этих растений, а самые экземпляры с величайшей осторожностью положил в гербарий.

Еще интересней оказалось наблюдение, что растения в своем распространении по Северному Уралу последовали за человеком. Флора бассейна реки Сосьвы, в большинстве состоящая из сибирских видов, не имела многих европейских видов, заходящих на западном склоне Урала далеко на север.

Федьке и Яну посчастливилось впервые здесь найти эти растения, причем попались они около пунктов заброшенного жилья человека. Предел распространения растений таким образом соответствовал границам освоения мест человеком. Это тоже было любопытное наблюдение.

Дед относился вообще очень скептически ко всем гербариям и сбору растений, но ворчал на то, что задерживают этим экспедицию, лишь в очень редких случаях. Сборы в музей экспедиции производились без особых остановок в пути.

Обыкновенно во время движения отряда время от времени где-нибудь неподалеку, в чаще, раздавался звук выстрела. Это значило, что Андрей сделал новое приобретение для коллекции птиц.

Свою добычу ребята всегда определяли вместе с Яном. Благодаря этому и Пимка порядочно познакомился с флорой и фауной Урала. Основы естествознания ему были сообщены за зиму. Впрочем, он не возгордился полученными знаниями и держался по-прежнему. К огорчению ребят, он все не бросал курить. Не бросил он и вырезывать свои ребусы на деревьях во время остановок.

Последнее у него вошло в привычку, сколько дед ни бранил его за баловство.

Впрочем, однажды вмешался Ян и сказал, что дед напрасно мешает мальчику, так как эти знаки могут сказаться полезными при возвращении, и дед махнул на Пимкино баловство рукой.

Ян продолжал по-прежнему свои беседы. Чего только не знал и не умел этот удивительный человек! Даже когда дело доходило до самых мелочей, до того, как снять и сохранить шкурку, донести в неповрежденном виде какое-нибудь нежное растение, – во всех трудных случаях почти всегда выручал он. И не только советом опытного человека!

В его чемодане были собраны все необходимые предметы, на первый взгляд, пустяковые: ножички, бумага разных сортов для гербария, банки с притертыми пробками, булавочки, веревочки, – словом, все было предусмотрено. В городе всему этому грош цена, а в глухих дремучих лесах, в диких горах они были дороже золота.

Этот чемодан Яна ребята шутя называли сундуком доброго волшебника. В нем находилось все, что только оказывалось нужным.

II. Исчезнувшая река

Чем дальше экспедиция подвигалась вглубь, тем больше дед чувствовал неуверенность, тем больше его охватывали суеверные опасения, что без нечистого и на этот раз дело не обойдется. В прошлые годы запрятал же он старика на остров...

Вот и теперь, шли как будто знакомые ему места, и в то же время...

Старик только тяжело вздыхал. В эту экспедицию он частенько чувствовал что-то неладное: уже было несколько примеров, что его обманывали верные приметы. Лес, скажем, мог выгореть. Скала могла свалиться в реку. Но неожиданные несчастья? Взяли проводника – и вдруг самострел на лосиной тропе. И вот зимовка, остановка, можно сказать, у порога намеченной цели.

Такое сцепление обстоятельств, по его мнению, никоим образом не могло быть только игрой случая. Конечно, раз нечистый так мешает, значит богатимое золото. Это с одной стороны. Но, возможно, что самые главные препятствия еще впереди. Какие они могут быть? Это страшно его тревожило, и он, по мере приближения к заветному месту, заметно стал нервничать. Опять заплутаться? Нет! Теперь и тысяча чертей его не проведут! Он не сделает ни одного шагу от реки, хотя бы это удлинило путь на сто верст.

На этот раз у него было надежное средство. Как тут ни старайся нечистый, река – не лес: не сгорит. Если даже пересохнет, так русло никуда не денется. Ошибиться в реке он не мог.

Вот они и скалы эти самые и вырубленный лес.

Спускаясь по течению, путешественники шли несколько дней. Однажды вечером, когда отаборились, все отправились собирать хворост на костер. Потащился и дед.

Не прошло, однако, и четверти часа, как из лесу, куда он скрылся, послышались его отчаянные крики.

Ян и Гришук с ружьями кинулись на помощь.

Но дед уже бежал оттуда. Вид его был ужасен, глаза дико блуждали, рот открыт. Он потерял ружье и хворост. Что с ним? Судя по тому, как энергично он ковылял, он не был ранен. Но что могло до такой степени испугать бывалого золотоискателя?

Ян смотрел на него с тревожно бьющимся сердцем, ребята тоже замерли, озадаченные и испуганные.

Дед бросился на траву.

– Что случилось? – допытывался испуганно Тошка. – Говори скорее? Змея?

– Кака змея? – прошептал старик. – Не змея... Сам, – шепотом произнес он.

– Кто сам?

Дед покрутил головой.

– Медведь?

– Хуже.

– Хуже? Тогда, значит, дьявол?

Ребята разразились хохотом.

– Ш-ш! – скорчился дед.

– Да что случилось?

Лицо деда изобразило несказанный ужас. Он приподнялся и, заикаясь, пробормотал:

– Была река? Ну?

– Еще бы! Вот она!

Дед сконфуженно покачал головой.

– Теперь нету.

– Как нету? – воскликнули все изумленно, невольно оглядываясь на довольно большую речку, протекавшую в нескольких саженях позади лагеря.

– Нету, – сказал дед с отчаянием в голосе. – Как сквозь землю. Спрятал...

Ребята с удивлением посмотрели друг на друга. У всех мелькнула жуткая мысль, что несчастный дед, постоянно думавший, как бы нечистый не помешал ему, вдруг свихнулся.

– Нету дальше реки, – с отчаянием, но твердо сказал дед. – Как сквозь землю...

Гул недоверчивого удивления вырвался у ребят.

– Да куда же вода-то девается? Ты подумай!

– Спрятал, – в ужасе прошептал дед.

– Да куда же можно спрятать столько воды? В карман, что ли?

– Веди, показывай, – сурово сказал Ян.

– Нече и показывать. Ох, грех тяжкий! Идите сами.

Однако не желая оставаться один, дед поднялся и, крестясь, заковылял за ребятами.

Они прошли с четверть версты, как вдруг громкий удивленный крик Федьки, шедшего впереди, показал, что действительно там что-то необыкновенное.

Ребята кинулись вперед. Сделав с полсотни шагов, они вдруг остановились, пораженные.

Действительно – река исчезла!

Довольно широкая и глубокая она все мелела, мелела и потом внезапно исчезла, точно сквозь землю провалилась.

Ребята, удивленные и растерянные, прошли еще несколько шагов. Дальше росли обычный кустарник и лес.

Дед не выдержал этого необыкновенного зрелища: со стоном ужаса он перекрестился и кинулся обратно.

II. В третий раз

Объяснения Яна, что река ушла в подземные пустоты известковой почвы и через несколько верст снова где-нибудь появится, что это – естественное явление, известное в географии, встречающееся во многих странах, дед принял с явным недоверием. Река в землю ушла? Где это видано?

Для него все было яснее ясного: подходят к золоту – ну дьявол глаза и отводит. Блазнит. К тому же и сам Ян – нехристь. Черт его знает, может, он давно продал черту душу и с ним теперь заодно. Тут тоже загвоздка, и немаленькая. Не удивительно, что он все знает. И где золото надо искать, и где какое дерево растет, и сколько дереву лет, и куда река девалась, точно он ее, реку-то, сквозь землю увидал. Вот и пошли всякие пропавшие реки да таинственные самострелы... И Крака взяли с собой, – тоже нехорошо. Ворон – птица колдовская, вещая. А вдруг вправду, может, и не ворон, а нечистый в образе птицы? Разве это птица – хитрей человека? Только-только вот не говорит: и собакой брешет, и курицей клохчет. А что будет, когда туда придут? Место у Пяти ручьев и так заклятое. Кликун-Камень себя там покажет. Лешие и русалки на него из воды выходят, игрища устраивают, невидимые звери по нему с рыком скачут. Ярь ихнюю, и шум, и вой у камня слыхать, а никого кругом нет...

Дед окончательно терял голову.

Река, между тем, как и предсказывал Ян, через несколько верст снова появилась и текла по поверхности, пройдя значительное расстояние под землей.

Как «беси реку украли» у Трефилия – теперь всем стало ясно. Над суеверным Трефилием подсмеивался даже Пимка.

Но Кликун-Камень ребята все-таки ждали с большим нетерпением. Уж очень диковинные вещи говорил про него старик.

Интересно было, как-то дед без конфуза выпутается из своих, несомненно, фантастических россказней.

И вот через несколько дней пути берегом реки, около полудня дед стал проявлять необыкновенное беспокойство. Потом попросил в необычное время отабориться. Осмотрел береговые скалы и заявил, что пришли.

Заключенная в каменистые высокие берега река в этом месте текла тихо. Не было ни порогов, ни ломов. После завтрака дед с Яном отправились на берег и скоро позвали ребят.

– Здесь! – окончательно решил он.

Здесь находились Вогульские пещеры и здесь же был волшебный Кликун-Камень.

Камень, стоявший на том берегу, представлял собой стенообразную громадную скалу в несколько десятков сажен высотой.

Но ребят постигло горькое разочарование. Сколько ни ходили вокруг, скала оказалась как скала: никаких кликов, ни рыку невидимых зверей. Вот тебе и Кликун! Вот тебе и диковинный Камень!

Дед был сконфужен. Ни леших, ни русалок... Выходит, соврал! Про себя он, конечно, знал, в чем дело. Нечистый! Скала та самая, а не кличет. А, может, чует ворона и нехристя?

После завтрака путешественники не стали даже отдыхать а, захватив одни нарты с необходимыми инструментами и запас провизии на два дня, отправились искать горку с пятью ручьями, которая должна была находиться где-то поблизости, а Гришука и Пимку оставили караулить лагерь и багаж.

В ожидании возвращения исследователей, оба домовника занялись приведением в порядок собранного материала, просушкой шкурок и разными другими делами. Работы было много.

Окончив обычную возню с коллекциями и шкурками, Гришук выходил на берег и любовался скалами.

Картина была полна дикой северной красоты.

Отвесные стенообразные камни, поросшие сверху дремучим еловым лесом, сдавили реку. Они походили на древние развалины замков, башен. Такие отвесно спускающиеся в реку скалы на Урале зовут «иконостасом».

Действительно, подобно иконостасу, они совершенно отвесно стоят над водой. В их расщелинах, трещинах, малейших ямках, где только на этих суровых каменных глыбах могут скопиться почва и влага, лепилась жизнь. Крохотные березки, травки, какие-то цветочки. В большинстве это была альпийская флора и специальные виды: разные мелкие папоротники, гвоздички, астры, камнеломки. Гришук подолгу любовался этой зеленью и цветами. Обычно созерцание заканчивалось тем, что само собой начинало складываться в голове стихотворение. Тогда Гришук садился на скале, вынимал блокнот и карандаш и искал слов, которыми можно было вылить звеневшую внутри мелодию... За экспедицию у него составилась целая тетрадка таких стихотворений.

Только через два дня вернулись разведчики. Гришук уже начал тревожиться. Их появление на третий день вечером совсем не соответствовало его ожиданиям.

Вместо веселых лиц, песен, смеха и шума он увидел молчаливо согнувшегося, точно под тяжестью горя, деда и усталые, хмурые лица ребят и Яна.

– И в третий раз не пофартило, – шепнул ему на ухо Тошка. – Не нашли. На десять верст все кругом обшарили. И лесок и болото тут, а лога и горки нету. И затесов нет. Сбился старик.

– А Кликун-Камень как же?

– Вот поди ж ты.

К деду Гришук и Пимка не решились подойти с расспросами, до того он был мрачен.

Впрочем, в тот же вечер ребята, отдохнув, пришли в прежнее хорошее настроение. Их раньше очень интересовала загадочность таинственного места. Когда все стало ясным, они махнули на него рукой.

Дед ходил туча тучей. Ему нелегко было расстаться со своей мечтой.

– Не фартит! В третий раз.

Зато Ян на другой день утром, найдя какие-то камни на берегу, проявил небывалый, исключительный интерес к реке и прибрежным скалам. Едва могли его дозваться к завтраку. Он принес с собой целую коллекцию пород, усталый, но очень довольный.

– Молодец ты, дедушка! Хорошее местечко! Очень хорошее! – хлопал он с воодушевлением деда по плечу.

«Хвали, хвали, – думал про себя убитый горем дед. – Еще бы тебе не хвалить. Самое что ни на есть нечистое место. Как раз по тебе».

После завтрака Ян не стал отдыхать, а, захватив молоток, компас, мешок и ружье, в сопровождении Пимки отправился вверх по течению, пообещав к ночи вернуться.

– Гляди, гляди, нехристь-то как забегал! – толкнул Тошку дед. – К своим в гости попал.

– Тебе не стыдно, дед? – возмутился Тошка, с сожалением глядя на рехнувшегося с горя старика.

– Отвел, проклятый... Поблазнило. Не фартит! Нет, не фартит! – бормотал дед.

Ребята остались устраивать лагерь. Они сначала думали разбить его на возвышенной опушке, как раз против злополучного Кликун-Камня, молчаливо стоявшего на противоположном берегу. Но дед встал прямо на дыбы. Он и слышать не мог о Кликуне и настоял, чтобы отаборились в лесу, в низине, рядом с долиной, лежавшей «против Кликун-Камня, но так, что Камня из лагеря было не видать. Ребятам было в сущности все равно. К Камню они потеряли интерес. И поставили палатку, где указывал рассвирепевший дед.

– Он себя еще окажет, – бормотал старик. – Он себя окажет.

IV. Тревога в лагере

Вечером всех обеспокоило долгое отсутствие Яна.

Настали сумерки, вечер. Потом ночь. Ребята поужинали. Ян все не показывался.

То один, то другой несколько раз поднимались на высокий берег и стреляли на случай, не потерял ли Ян дороги. Но на их выстрелы никто не отзывался. Да, по правде говоря, дорогу трудно было не найти: река была недалеко.

Устроили совещание. Идти искать ночью в этом глухом дремучем лесу и бесполезно и опасно. Может быть, Ян и Пимка отошли далеко, устали и заночевали где-нибудь на дереве. А выстрелов, возможно, и не слыхали, так как лес был необыкновенно густ, «овчина овчиной», как говорил дед, – вековая еловая чаща и пихтарник. На всякий случай решили на ночь удвоить караул.

Ночь прошла неспокойно. Ян и Пимка не вернулись.

Утром ребята не могли взяться ни за какое дело, тревожась за отсутствующих. Дед сидел хмурый и убитый. Ребятам было жаль старика, но все заглушала тревога за Яна и Пимку.

Наступил, наконец, полдень, Ян не показывался. Двумя группами ребята разошлись – на поиски. Дед поджидал и сторожил лагерь.

К ночи вернулись усталые Гришук с Федькой. Они шли берегом, видели сначала в траве свежие следы Яна и Пимки, потом на каменистой почве следы исчезли. Яна и Пимки не встретили, вероятно, они свернули в лес. Но в глубь леса как раз отправились Тошка с Андреем.

Было уже совсем темно, когда в лесу послышались приближающиеся шаги и голоса Тошки и Андрея.

Напряжение находившихся в лагере достигло крайней степени.

Увы! Они тоже вернулись одни, не найдя никаких признаков Яна и Пимки или хотя бы следов крови или борьбы в лесу.

Отчаяние охватило ребят. Возможно, что Ян и Пимка попали в лапы медведю, и он утащил их в чащу, они могли упасть в ущелье или их могла укусить змея. О сне в ту ночь никто не думал. Перед лагерем выставили караул. Но и оставшиеся в палатке не спали. Что теперь делать? Раз не вернулись – значит с осторожным Яном случилось что-то необычное.

Дед был удручен не менее ребят, охал и вздыхал. Но весь вид его так и показывал: «Я так и знал. Нечистое место, будь оно трижды проклято... Большая охрана приставлена. Оно себя окажет...»

Ночью в лагере действительно разыгрались необыкновенные события.

V. Кликун-Камень

Первые часы темноты прошли спокойно, близился уже рассвет.

На карауле стояли Федька и Гришук.

Федька беспокойно ходил с места на место. Почти напротив его через реку высился Кликун-Камень. Кругом стояла необыкновенная тишь. Ни звука. Лес молчал. Впереди темнела река, недвижная, как зеркало. Позади стояла зубчатая черная стена дремучего бора. Федька нервничал.

Ему было жутко. В таком глухом лесу есть что-то грозно затаенное. Словно он полон каких-то таинственных неведомых существ. Они собрались и смотрят со всех сторон. То здесь, то там раздастся тихий шорох или шепот. Вот, точно кто-то крадется сзади. Под неосторожной нотой хрустнула сухая ветка... Подкрался и осторожно подходит к тебе сбоку...

Жутко Федьке. Напряженно, чутко ловит он малейший шум. Потом, стараясь заглушить страхи, ходит.

Вот он поднялся на небольшую возвышенность и очутился совсем близко от Кликун-Камня. Повернулся, хотел идти обратно и вдруг... Среди ночной тишины до него донесся какой-то отдаленный глухой шум, шедший из Камня.

Федька как стоял, так и застыл. Вдруг из Камня явственно долетели человеческие голоса.

– Ко мне! – стоном вырвалось у караульного, скованного безотчетным суеверным ужасом.

Через мгновение встревоженный донельзя взбежал Гришук.

Ружье Федьки валялось на траве. Гришук схватил его за руку. Она была холодна, как лед.

– Где? Что? – испуганно спрашивал Гришук.

Безумный взгляд Федьки, устремленный на скалу, показал, что его испугало.

– Там голоса!

Гришук с недоумением недоверчиво взглянул на скалу. Посреди наступившей тишины скала вдруг застонала совсем по-человечески.

– Слыхал?

Федьку трясло как в лихорадке.

– Странно, – прошептал Гришук, не зная, верить ему своему слуху или нет.

Крутом ничего нет. Это Камень. Но они слышали, как в Камне кто-то стонал. Таинственное исчезновение Яна и Пимки, тревога, дикие глухие леса – «овчина овчиной», ночь, суеверный ужас и рассказы деда, опасности, угрожающие на каждом шагу, – все невольно взвинчивало фантазию и даже несуеверного человека наполнило бы тревогой.

Гришуку стало вдруг как-то не по себе. Уж очень дивно! Камень стонал человеческим голосом.

– Давай позовем ребят, – предложил он, и оба они бегом кинулись к палатке.

Оставшиеся в лагере не закрывали глаз. Тревога веяла над ними. Какое-то предчувствие говорило, что случилось недоброе с Яном и Пимкой.

Еще не подбежали близко караульные, как Андрей и Тошка, заслышав их необычные шаги, сами выбежали из палатки с ружьями в руках. Позади ковылял дед.

Встревоженные лица караула ясно говорили, что что-то случилось.

– Ничего страшного! – крикнул Гришук ребятам навстречу. – Идите сами послушайте.

Дед вывернулся вперед. Он был расстроен и бледен.

– Што? Кликун заговорил? – хрипло с тревогой спросил он.

– Да, – прошептал Федька.

– Угодники! – дрожащий стон вырвался у деда. – Я знал... Кликун себя окажет. – Крестясь, он шел за ребятами. – Страхи-то, страхи-то какие!.. Поминайте, сынки Янову и Пимкину душеньки... Недаром Кликун заговорил.

Удивленные и испуганные ребята бегом поднялись на место, где Федька и Гришук слышали стон, и притихли, вслушиваясь.

Тотчас среди ночной тишины явственно прозвучал из скалы протяжный человеческий стон. У деда вырвался какой-то нечленораздельный звук ужаса.

Снова стало тихо. Прошло несколько томительных минут. Стон повторился уже с новой силой, точно человек был где-то совсем вблизи. Потом в скале кто-то закашлял по-человечески и таким характерным кашлем, что ребята, похолодев от ужаса, – сразу узнали в нем кашель друга.

– Ян!

– Страхи-то, страхи-то какие! – шептал дед.

Если допустить, что это стонал Ян, и кашель его же, если он подполз к лагерю – так нет! Здесь, около лагеря в лесу, в кустарниках не слышно ни звука, а стонет именно кто-то в скале, и в ней кашляет Ян.

Сознание становилось в тупик. Делался понятен ужас деда, и холодок пробегал по телу. Ребята не заметили, сколько так прошло времени, но, должно быть, порядочно. Они все стояли и молчали, ожидая еще что-нибудь услышать, но Кликун-Камень смолк.

Начал брезжить рассвет. Стало прохладно и сыро. Хотели уходить, но в эту минуту скала опять ожила.

Природа еще не просыпалась. Кругом было изумительно тихо. Выпадают такие минуты перед самым началом утра. И в этой тиши с какой-то необыкновенной отчетливостью, поистине дьявольской, не оставлявшей места каким-либо сомнениям, из Камня вдруг заговорили человеческие голоса. Они были настолько отчетливы, что можно было различить отдельных людей.

Ребята окаменели и переглянулись.

– Это черт знает что! – вырвалось у молчаливого Андрея.

– Поет! – шепнул Федька.

Это было нечто изумительное! Кликун-Камень вдруг запел сиплым голосом.

– «По диким степям Забайкалья...», – прошептал Тошка. – Слушай!

– Да, да!

Камень продолжал петь каторжную песню, потом вдруг оборвал и разразился долгим хохотом.

– Кульпа! Это он, змей! – затрясся дед. – Страсти-го какие!

И вдруг как-то странно наклонился на бок и, как мешок, рухнул на землю.

Когда его подняли, он был без сознания.

VI. Поиски Яна и Пимки

Солнце светило уже высоко. Проснувшиеся ребята в удрученном настроении принялись за утренние дела, но все валилось из рук.

Все же, по-видимому, удивительные события минувшей ночи ни на кого не произвели такого сильного впечатления, как на Тошку.

Даже дед, придя в себя и немного поспав, успокоился. Для него все было ясно: «нечистый пугал». Но с парнем положительно творилось что-то неладное. Его мысли, видимо, были так сильно заняты чем-то, что он смотрел кругом и не видел. Он не умывался, забыл надеть сапоги, не слышал, когда к нему обращались. Глаза были устремлены куда-то в одну точку.

– Что с тобой? – встревожились ребята.

Он не ответил. Ему налили кружку чаю. Он пил совершенно механически. Ему дали сухарь. Так же механически он стал есть. Лицо его сделалось необычно сурово.

– Черт возьми! – крикнул вдруг он. – Я должен узнать!

– Что? – спросили ребята.

– Ничего. Я сам с собой...

И опять несколько минут сидел молча, перестав есть.

– Ешь! – сказали ему.

Он взял вместо сухаря деревянную ложку и стал ее размачивать. Потом, заметив общий смех, положил кружку, ложку и сухарь и так застыл, на чем-то сосредоточившись.

Вдруг хмурое лицо его неожиданно оживилось, точно луч света блеснул изнутри. Он улыбнулся. Какое-то торжество выступило на лице. Ребята, следившие за ним, диву дались.

– Дед, – совсем весело спросил вдруг Тошка, – отчего ты прозвал камень Кликуном?

– Так прозван он, сынок, спокон веков. Не мной назван, всегда был бесовским.

– Ага! – Тошке это, видимо, очень пришлось по вкусу, к нему вернулась сразу вся его прежняя энергия.

Он встал, быстро надел сапоги, захватил ружье и крикнув:

– Через полчаса ждите! – пошел из палатки, не ответив на расспросы. – Приду и пойдем Яна с Пимкой искать.

Ребята так и остались с открытыми ртами. Впрочем, размышлениями заниматься было некогда, начали снаряжаться для поисков.

Не прошло и часу, как вбежал Тошка, возбужденный и очень довольный. Ребята, вполне готовые, в полном вооружении уже ждали его.

– Ну, дед! – крикнул Тошка, присев на обрубок, заменявший в палатке стул. – Я поймал твоего нечистого, что сидел в Кликун-Камне! Вот он у меня, здесь! – Тошка шутливо хлопнул себя по карману.

Дед так и отпрянул. Ребята засмеялись. Тошка с хохотом выворотил карман, чтобы показать старику, что там нет даже маленького чертенка.

– Секрет говорящей скалы почти разгадан, – серьезно сказал он окружавшим его ребятам. – И, если я прав, мы должны быть благодарны Крикун-Камню. Может быть, эта случайность спасет Яна и Пимку и предотвратит грозящую нам страшную опасность.

– Какую? – тревожно спросили все враз.

– Во-первых, Ян, вероятно, ранен... Я надеюсь, что он жив и находится где-то не очень далеко от нас... С ним и Пимка. Во-вторых...

Он опасливо посмотрел на деда.

– Ну?

– Во-вторых, поблизости, очевидно, шайка бандитов. В этих дремучих лесах не раз укрывались шайки беглых. Они могли напасть на Яна. Может быть, в ней этот Кузьма, если дед не ошибся.

– Что ты говоришь?

Ребята были поражены. Эта новая реальная опасность заставила сразу отойти на второй план загадочные явления тревожной ночи. Трудно передать, что сделалось при этих словах с дедом. Он как-то осунулся, помертвел, глаза потухли.

– Да откуда ты все это взял? – спросил, наконец, растерянно Андрей.

– Видишь, Андрюха, все это пока мои предположения, но только ими я объясняю то, что было ночью... Когда мы ночью пошли от скалы, я все время думал над этим, кто в скале мог говорить? Думал все утро, до головной боли. Должны же мы объяснить! Не чудеса же! Я вспомнил, что на севере Урала на некоторых реках есть скалы с пещерами, которые очень хорошо отражают голоса.

– Но позволь, – перебил Федька. – Про это мы знаем. Но ведь мы же все отлично слышали, что поблизости не раздавалось ни звука! Никто ничего не говорил. Какое же это эхо?

– В этом все и дело! Об это и я тоже споткнулся сначала. Кругом, может, на версту – ни звука, а скала говорит и песни поет. А потом мне пришло в голову... Да ведь скала высокая и отдает отражения голосов, доносящихся к ней в ночной тиши по реке издалека.

– А-а! – разинул рот Федька.

– А почему мы не слыхали этих голосов?

– В этом и фокус! Кругом нас в долине тишина, а скала говорит и поет, передает то, что делается на две версты отсюда. Звуки летят выше нас, над нашими головами.

– Здорово! – воскликнул Федька. – Это просто!

– Это, по-моему, единственное, чем можно объяснить загадочное явление.

– Молодчага! – хлопнул Андрей Тошку. – Значит, мы слышали стоны настоящего Яна... – Он взглянул на деда.

– Да, – докончил Тошка. – И песню и хохот, если дед не ошибся, настоящего Кульпы, если только может быть такая случайность. Может быть, даже Ян и Пимка у них в плену.

– Ну-у?

У ребят по сердцу прошел холодок.

Дед, одурев, почти ничего не понял из того, что говорилось. Кульпа жив и здесь! Он слышал только это страшное имя, наполнявшее его ужасом.

– Я захотел еще проверить свои предположения, – добавил Тошка. – Если я был прав, то Кликун-Камень издавна должен был так работать. Дед подтвердил, что Кликун говорит с незапамятных времен. Слышится рев зверей, шум, а кругом все тихо. Невежественные люди, не зная, как объяснить это загадочное явление, считают его, как дед, бесовским. Когда на воде ветер и шум, конечно, Кликун ничего не говорит.

– Похоже, что ты прав!

– Значит надо как можно скорее идти искать Яна и Пимку. Но куда?

– Река заключена, как в коридор, в высокие каменистые берега. Я сегодня осматривал. По ним голоса и летят. Значит, Ян где-то здесь, верстах в двух.

– А жив ли Пимка? Что-то не слыхали его?..

– Парень ловкий. Смекалистый недаром. Да и Ян в обиду его не даст.

– Федька! Надо взять аптечку, бинты, носилки.

– И, кроме того, готовиться к вероятному нападению.

– Деда с собой возьмем?

– Конечно. Его больше всех надо беречь. А лагерь сложим.

Быстрое военное совещание кончилось в несколько минут. Через час экспедиция, вооруженная до зубов, выступила на поиски.

Крак летел по своему обыкновению впереди отряда, производя разведку. Он был наблюдателен и чуток, как добрая охотничья собака, с тем преимуществом, что видел, кроме того, сверху и на далекое расстояние.

VII. За золото!

То место, куда, выйдя из лагеря, направился Ян, был огромный овраг, образовавшийся в давние времена, вероятно, вымытый весенними водами. Он находился в нескольких верстах от лагеря. Яна заинтересовало то, что поблизости от оврага он нашел куски золотоносного кварца и оливиновые породы, дававшие возможность предполагать коренное месторождение платины, которое ему особенно хотелось разыскать. В этот овраг, напоминавший заброшенные каменоломни, он хотел спуститься еще утром, но тогда так устал, что отложил до послеобеденного времени. Теперь он с Пимкой сразу направился сюда.

Вскоре, почти без всякого труда и поисков, он увидел, что недаром спускался в овраг...

Но он нашел не то, что искал. Он искал платину, а наткнулся на золото, что часто случается на Урале. Среди полуразрушенных березитовых пород он ясно увидел мощную золотоносную жилу, размытую весенними водами.

– Пимка! – весело подозвал он. – Гляди-ка!

Подошел Пимка с мешком, думая, что Ян хочет положить новый кусок породы.

– Смотри! Это что?

– Золото? – взвизгнул восторженно Пимка. – Золото?

Ян, улыбаясь, утвердительно кивнул головой.

– Мы и без знаменитых Пяти ручьев деду золото нашли. И, кажется, хорошее!

Очень довольные, они осматривали жилу, ясно рисовавшуюся в стене оврага.

– Испробуем дальше, – сказал Ян. – Помоги-ка мне.

Они поднялись выше на край оврага и принялись за работу.

Осмотрев верх стены, Ян выбил вверху около наметившейся трещины вблизи жилы железным ломом глубокую ямку, заложил туда порох, забил, провел пороховую нить и зажег.

– Беги скорей! – крикнул он Пимке, кидаясь сам в сторону.

Скоро раздался глухой взрыв. Кверху поднялся огромный столб пыли.

Результат получился несколько не тот, какого Ян ждал. Хорошо, что они отбежали далеко. Треснул не только кварц золотоносной жилы, но и порода вся настолько оказалась разрушенной стихиями, что от взрыва рухнул на дно оврага огромный пласт по трещине, длиной и шириной несколько сажен.

Когда осела поднятая пыль, золотоискатели спустились в овраг к обнажившейся стене. Им представилась картина, заставившая усиленно забиться их сердца.

В образовавшемся разрезе была изумительная картина прохождения нескольких золотых жил в горных породах. В жилах мелкозернистой породы, называемой березитом, тянулась одна толстая и несколько мелких золотоносных жилок кварца. Они шли параллельно, то тесно сближаясь и свиваясь, то расходясь на несколько аршин. Золото в кварце иногда сверкало зернами, чешуйками или маленькими кусочками. Но, конечно, не все его можно было видеть среди других минералов. Длина жилы простиралась во всю ширину березитовой полосы. Дальше жила уходила вниз на неизвестную глубину.

Это были сотни тысяч рублей, а может быть, и миллионы! И это сказочное богатство, которое они раскроют людям, на минуту так захватило, что золотоискатели не заметили, как на вершине оврага, в кустах, появились четыре человеческие головы. Но это были не ребята! Их глаза тоже жадно загорелись при виде золота. Молча и крадучись, они наблюдали за золотоискателями.

– Ну, Пимка, – сказал Ян. – Беги, зови сюда деда и ребят.

Пимка, как стоял с мешком набранных пород, так и кинулся в воодушевлении по дну оврага. До лагеря было с полчаса бегу.

Ян остался один разглядывать найденное богатство.

Четверо спрятались и пропустили мимо себя не заметившего их Пимку.

Когда Пимка скрылся из виду, Ян осмотрел жилы и стал отбивать молотком куски кварца. Кварц поддавался слабо. Увлеченный работой, Ян положил ружье на обвалившуюся породу и стал искать глазами камень покрупней, чтоб им ударить. Но в эту минуту сзади чьи-то железные руки схватили его и повалили на землю.

В одно мгновение он был связан по рукам и ногам, а рот ему заткнули тряпкой.

Мешок с породами весил около пуда. Отбежав с полверсты, Смекалистый сообразил, что он совершенно зря тащит эту тяжесть. Ее унести они могли и потом, не торопясь. До лагеря оставалось еще версты две. Бросать коллекцию пород в лесу ему не хотелось, и он решил вернуться к Яну, оставить в овраге мешок, а потом уже двинуться к стоянке.

Подойдя к спуску в овраг, он разинул рот, чтобы закричать: «Ян!» – но слова застряли у него в горле. Он окаменел.

Он увидел, что четверо незнакомых вооруженных людей стояли на том месте, где он только что оставил Яна, и рассматривали найденные золотоносные жилы. Незнакомцы так увлеклись видом золота, что не заметили Пимку.

Испуганный и озадаченный, мальчик присел в кусты. Откуда явились эти люди? Кто они? И где Ян?

Ждать ему пришлось недолго. Четверо неизвестных, осмотрев золотоносный разрез, зашли куда-то в кусты и из них подняли связанного человека, в котором Пимка с ужасом узнал Яна. Они осторожно вынесли его на край дороги и положили снова в густой кустарник.

Потом все спустились в овраг и остались чего-то ждать на дне. Он видел, что они присели за кусты с винтовками. На кого-то готовилась засада. Прошло полчаса, час. Пимка ждал. Время тянулось бесконечно долго. Наступил вечер и сумерки.

Пимка видел, что ожидания их не сбылись. Уже стемнело. Потеряв надежду, они с бранью вышли из засады, поднялись из оврага и понесли Яна в глубь леса. Замирая от ужаса, Пимка, крадучись, пошел за ними. Его трясло, но он не выпустил из рук винтовки. С бьющимся сердцем он стал ждать.

«Вот тебе и золото! Ведь это, значит, бандиты, лесные бродяги, – пришло ему вдруг в голову. – В овраге они караулили ребят».

Его маленькое сердчишко разрывалось на части. Что делать? Чем помочь? Бежать ли в лагерь, предупредить ребят?.. Или лучше проследить, что сделают с Яном, нельзя ли ему помочь бежать? В крайнем случае узнать их местопребывание и ночью привести ребят.

Шайка, неся связанного Яна, поднялась в глубь леса на возвышенный берег реки. Пимка крался за ними в отдалении, в кустах.

Между тем наступила ночь.

Они остановились. Пленного привязали к лиственнице и освободили от кляпа. Он протяжно и сильно застонал.

Сердце Пимки сжалось.

Недалеко от пленника в лесу бандиты разложили костер. Оттуда неслись на берег хохот и песни. Видимо, они очень довольны были добычей сегодняшнего дня.

Осторожно Пимка начал подкрадываться к привязанному Яну. Приблизившись на расстояние нескольких десятков шагов, он забрался на ближний кедр и скрылся в непроницаемой для глаза чаще ветвей. Мальчику было видно все, его же не видел никто. Пока все шло удовлетворительно. Только сердце Пимки надрывалось, слыша, как мучительно Ян стонал и кашлял.

Голова Смекалистого отчаянно работала. Как освободить Яна? Ему приходили десятки планов, но он отвергал их один за другим.

Уже светало, а Смекалистый еще ничего не придумал. Главное он боялся, что Ян ранен и не может идти. И попытка бежать только ухудшила бы его положение. А козырем было только то, что разбойники, не подозревая присутствия мальчика, не караулили пленника. Возможно, что Ян стонал только оттого, что отекли связанные ноги. Если Ян может ходить, он перережет ему веревки, и оба они убегут в лагерь к ребятам. Хорошо, что бандиты остановились с пленным недалеко!

В это время до Пимки откуда-то донеслись глухие выстрелы. Один... другой... третий... четвертый... Еще и еще – с равными промежутками. Это в лагере ребята искали их. К ужасу Пимки, разбойники тоже услыхали выстрелы и о чем-то стали совещаться.

Потом двое направились к Яну, отвязали его, снова взяли на руки и понесли дальше в лес.

Пимкины планы рухнули.

Прячась в кустах, он двинулся за ними. Сердце его то замирало, то усиленно билось. Что они хотят сделать с Яном?

VIII. В дыму и огне

Ребята обшаривали каждый кустик, поэтому экспедиция двигалась очень медленно. К полудню они не прошли, вероятно, и двух верст.

– Что это с Краком? – спросил вдруг Андрей, несколько минут наблюдавший за вороном.

Ребята подняли головы.

Крак сидел, весь вздыбившись, на кусте гигантского вереска и смотрел куда-то, наклонив голову, точно прислушивался. Потом перелетел на другое дерево и снова начал слушать. Было ясно, что он встревожен, но в чем дело, ребята не могли понять.

В дремучем лесу, плотно охватывавшем людей, ничего особенного не было заметно и дальше ближайших деревьев ничего не видно. Ребята снова двинулись вперед.

Прошло еще часа два. Поиски ничего нового не дали. Крак не успокаивался. Напротив, он летел с ребятами к югу неохотно. То и дело садился и тревожно настораживался. Наконец, он поднял неистовый крик и совсем не летел, даже когда его подзывали.

Этого еще никогда не было. Он сидел весь взъерошенный. Если его пытались успокоить и гладить, щипался и гудел, и улетал обратно.

– Ребята, это не зря, – сказал, наконец, Гришук, – или он болен, или что-то неладное чует.

У всех и так настроение было очень тревожное, нервы натянуты, а тут еще загадочное поведение Крака. Это окончательно смутило ребят.

– А теперь и Мишка. Ты погляди на него! Не идет. Да что с ними? – воскликнул Тошка, обхватив за шею лосенка, который, стоя на одном месте, тревожно смотрел вперед и не двигался.

Ребята столпились в недоумении. Федька влез на дерево.

– Ничего не видать, – сказал он. – Впереди только дымок небольшой.

– Ага! – воскликнул Андрей. – Вот оно что! Лесной пожар.

Лесной пожар в такой дремучей чаще! Ребята попятились в испуге. Это грозило им настоящим бедствием. Лесной пожар застал в прошлом году их так же неожиданно, и они едва не погибли. Крак запомнил его, очевидно, с тех пор.

Лесной пожар, в особенности в дремучих лесах на Северном Урале – это губительная стихия. Пламя захватывает колоссальные площади, огненная река с шумом и оглушительным ревом течет то в одну сторону, то в другую – по воле ветра. Сухие участки вспыхивают, как порох. Огонь, уничтожая миллионы деревьев, губит в пылающем костре тысячи жизней. Все пережитые ужасы были еще свежи в памяти ребят.

Если только Ян и Пимка находятся на этой площади, куда направляется пожар, они все равно погибли! Да если ветер погонит огонь на ребят, их дело тоже плохо. Огонь идет с поразительной быстротой. Надо скорее бежать.

Дед, много лет проведший в лесных скитаниях, лучше всех понимал грозившую опасность. Он долго прислушивался, куда тянет ветер, ложился на землю, нюхал воздух, – и, наконец, невнятно сказал:

– На нас. Надо уходить.

Скоро, действительно, донесся запах дыма и гари.

– Странно, – сказал Федька, – когда я смотрел, дым стоял далеко.

– Ветер усилился.

– Надо уходить, – уныло сказал и Андрей. – Иначе пропадем. Скоро все затянет дымом.

Яна и Пимку приходилось предоставить собственной участи. Маленький караван, повесив головы, в отчаянии, повернул обратно. Что переживал каждый про себя, легко себе представить. Никто не проронил ни звука, только дед подозрительно сморкался.

Уже через час они достигли места стоянки около Кликун-Камня. Но дым становился все сильней и гуще. Теперь стало очевидно, что пожар гнался за ними. Надо было уходить, пока еще не поздно. Путешественники бросились берегом на север.

Лосенок сначала бежал неудержимо вперед. Рвался и Крак. Но скоро их энергия пропала. Они вновь начали жаться к ребятам. Это уже совсем было непонятно. Ну, вперед не хотели идти, потому что там пожар... А назад?

Федька влез на дерево.

– Там тоже горит! – крикнул он каким-то отчаянным голосом. – И сбоку... там тоже!

Это было совсем необычно для лесного пожара. Ребята очутились в середине костра. Но раздумывать, как все это могло выйти, было некогда. Надо было принять какое-нибудь решение.

Дед предложил бежать берегом реки, чтобы попасть в выгоревшую на севере полосу до прихода огня с юга.

Это было, может быть, единственное спасение, если оно вообще могло быть. И они бросились берегом на север. Мишка исчез туда еще до решения.

Олени с нартами на трудной лесной дороге изнемогали.

Но ребята все-таки захватили все коллекции.

К вечеру олени выбились из сил, высунули языки, как собаки, и храпели, но об отдыхе и привале нечего было и думать. Дым затянул все сплошной пеленой. Пахло огнем и гарью.

Точно чья-то злая рука преследовала экспедицию. Дед теперь уже не говорил про «охрану»: и так было ясно. Хотя у него иногда и мелькала мысль о поджоге. Это было в духе Кузьмы Не-найти-концов. Путешественники сгорят, а золото достанется ему. Горше всего поразила утрата Яна и Пимки. Дед не мог себе простить, что дурно думал про Яна. Правда, он думал не со зла, но все-таки...

– Ох, грех тяжкий! – угрюмо бормотал он, подбадривая оленя легким ударом, но бедное животное, видимо, выбилось из сил и не могло больше идти.

Скоро олени остановились и рвались в реку. Чтобы не бросить нарты и багаж, пришлось остановиться, дать оленям отдохнуть.

Было уже совсем темно. Неожиданно свежий ветер подул с реки, дым начало сносить куда-то в сторону.

– Может, ветер изменится, тогда мы спасены! – воскликнул Тошка.

Ветер, действительно, крепчал, и скоро на беглецов пахнуло совсем свежим, чистым, ночным воздухом. Послышался гром. Река вздулась волнами. Начиналась буря. Огненная река, наступавшая вслед за ребятами на север, неожиданно кинулась в обратном и боковом направлении, к западу.

Ребята вздохнули с облегчением. Они надеялись, что хлынет ливень и загасит огонь. Во всяком случае несколько часов им можно будет отдохнуть.

– Плохо придется только тем, кто вздумал укрыться к западу от огня, – сказал Андрей. – Смотрите, какая подымается буря. Огонь полетит, как молния. Они не ждут этого. И не успеют бежать.

Все с содроганием думали в эту минуту о судьбе Яна и Пимки, если они только еще были живы.

– Зато, – вскричал Тошка, – если этот пожар – дело чьих-нибудь злых рук... и они рассчитывали нас сжечь, то они сами попались в свою ловушку.

– Не хочется верить... Уже очень зверские планы, – возразил Гришук.

Дед ничего не сказал, но подумал, что Гришук не видал Кульпы, а то бы...

Буря усиливалась. В лесу стоял невообразимый рев, шум и вой. Ребята и олени мокли под проливным дождем.

– На мне ни единой ниточки нет сухой, – жаловался Федька. – Из огня да в воду.

– А где Крак? – воскликнул вдруг Гришук.

Все внезапно со страхом вспомнили, что они видели его последний раз очень давно. Они так привыкли, что Крак, как собака, следует за ними самостоятельно, что никому и в голову не пришло, что он может погибнуть или отбиться от них в сплошном дыму.

– Крак! Крак! – враз закричали все с тревогой, но за шумом леса ничего не было слышно.

– Его давно не видать! – сказал дед.

Неужели новая потеря? Острой тревожной жалостью сжались сердца у ребят. Бедный Крак! Он вовремя предупредил всех о пожаре и, может быть, спас им жизнь, а за ним недосмотрели.

Слабая надежда оставалась только на утро.

Ведь он летел за ними и, может быть, ночует где-нибудь поблизости в ветвях.

Тотчас же вспомнили и про Мишку... Бедного лосенка надо было считать потерянным навсегда. Он как безумный убежал вперед от дыма и если не попадет в горящий там лес, то все равно так далеко ускакал от ребят, что вряд ли встретится с ними.

Тяжелая выдалась ночь. Молча переживали путешественники свое горе.

Буря бушевала до рассвета, но рассвета ребята не заметили. Они в конце ночи уснули, как убитые. Спали они долго, потому что утром не разбудило их знакомое: «кар-р!»

Было около полудня. Вновь потянуло дымом. Ветер возобновился, и пожар принял прежнее направление. Ночь явилась только отсрочкой на время бури. Необходимо было бежать дальше.

К вечеру огонь начал снова нагонять их, но неподалеку должна была где-то находиться выгоревшая площадь, на которой караван мог спастись от огня. Беглецы напрягли все усилия. Одни нарты бросили. Сивка под дедом несся чуть ли не вскачь, перепрыгивая через /павшие деревья. Вдруг старик так осадил оленя, что тот сел на задние ноги.

Ребята с размаху набежали на него. В чем дело?

Но слов не потребовалось. Гигантская зеленая береза, стоявшая среди сырого мха, около дорожки, вдруг рухнула со страшным шумом. А из-под вырванной при падении земли вылетел кверху столб пламени.

Все попятились в ужасе. Если бы дед не осадил Сивку и не задержал этим всех, дерево упало бы прямо на них.

Новая опасность! Они оказались в горящем лесу. Огонь шел здесь низом, под землей, горели нижние слои, корни деревьев. Иногда, вырвавшись из-под мха, струйки пламени зажигали сухой лишайник, покрывавший старую ель. Лишайник вспыхивал, как пороховая нить, взбегая огненной искрой вверх до макушки. Но огонь был не в состоянии зажечь зеленую ель и погасал. Дерево стояло, пока пламя не уничтожало корни, и тогда оно неожиданно падало, сокрушая все на своем пути. Беглецам попалось несколько таких свалившихся зеленых гигантов.

Теперь смерть грозила отовсюду в этом обманчивом зеленом лесу. Гигантские деревья, в сотни пудов весом, стояли непрочно, как картонные декорации, готовые при малейшем ветре повалиться.

Положение становилось отчаянным. Дым, застилая все, мешал разглядеть опасность, если бы даже это было возможно. Идти здесь – означало верную гибель.

– В воду! – скомандовал дед.

Он решил переправиться на тот берег. Не лучше ли там, хотя и на том берегу бушевало пламя.

С чувством облегчения вступили они в воды широкой в этом месте реки. К их счастью, берега здесь были низменны, и течение небыстрое. Они шли на середину реки в густом дыму. Лес горел по обе стороны. Караван шел наугад. Но выбора не было. Он уходил от смерти и шел в неизвестность. Это немногим лучше смерти.

Вдруг под ногами почувствовалась мель. Олени неудержимо рванулись вперед.

Ребята доверились им.

Противоположного берега они, судя по времени, не могли еще достигнуть. Значит, это островок. Но не задохнутся ли они на нем среди дыма?

Олени с силой тащили их за собой, и они шли, ничего не видя кругом.

К их удивлению, дым понемногу как будто стал редеть. Или на противоположном берегу не было пожара, или огонь там уже прошел раньше.

Но как бы то ни было, здесь оказалось легче дышать. В изнеможении путники растянулись на влажной тропе.

От усталости сон бежал от них. Дым застилал все. Иногда сквозь него на оставленном берегу вырывались вверх зловещие столбы пламени.

IX. На острове

В конце концов они уснули.

Утром их ждала волшебная смена декораций! Чудесный жаркий июньский день. Солнце высоко сияло на безоблачном небе. Река была недвижна, вся голубая в золотых песках отмелей. Легкий ветерок гнал еще дым. Оба берега стояли опаленные, черные. Пламя, по-видимому, уничтожило здесь все живое.

Только их островок, около полуверсты в окружности, зеленел среди реки. На нем щебетали птицы, порхали бабочки, цвели пурпурные саранки. Это был оазис среди царства смерти. Экспедиция могла считать себя спасенной. Река вокруг была очень мелка и разделилась на множество небольших рукавов. Дальше она вновь входила в высокие скалистые негостеприимные берега, суживалась и делалась глубокой.

Надо было отдохнуть два-три дня и решить, как быть дальше. Этот катастрофический лесной пожар решительно изменил все планы экспедиции. Что делать? Искать Яна и Пимку? Но искать на месте пожарища, охватывавшего огромную площадь, было и бесцельно, и бесполезно. Подумать о том, чтобы выбираться самим? Неужели так печально закончится экспедиция? Но прежде чем думать обо всем этом, они пока радовались своему спасению и благополучному концу неожиданного бегства.

После завтрака ребята забрались на высокую скалу среди острова и занялись разглядыванием окрестностей. Бинокль переходил из рук в руки.

– Погоди, дай мне осмотреть как следует юг, – говорил Федька, разглядывая север, точно видел там что-то любопытное.

– Хочешь смотреть на юг, а глядишь на север! – фыркнул Гришук.

– Как это на север? – огрызнулся Федька. – Почему там север? – вызывающе махнул он рукой в противоположную сторону.

– А то где же?

– Ты совсем запутался, – заметил Федька.

– Давай на пари, – рассмеялся Гришук.

Ему забавной показалась рассеянность «аптекаря». Они все время шли на север вниз по течению. И именно река была наилучшим свидетелем. Но Федька, увлеченный разглядыванием чего-то, видимо, забыл про нее.

– Давай.

– Где север? – спросил ребят заранее торжествующий Федька.

– Да чего вы спорите? Ведь мы по реке шли, – сказал Андрей, – вниз по течению, к северу, – и показал в ту сторону, куда показывал и Гришук.

– Ах, я олух! – воскликнул Федька, хлопая себя по лбу. – В самом деле, а река-то?!

Он снова взялся за бинокль под общий смех.

– Странно, – сказал он, вдруг бледнея. – Вот странно! Ребята!

– Что?

– Мы пришли от Кликун-Камня?

– Да.

– И он на юге?

– Конечно.

– Нет, вот он, – сказал удивленно Федька, указывая биноклем по направлению, куда глядел.

– В-решь? – вскричал дед.

Ребята по очереди смотрели в бинокль на север, по течению реки, и убеждались, что Федька прав. Кликун-Камень стоял там.

– Что за черт! – смущенно бормотал Андрей. Дело выходило еще запутанней.

Тошка выхватил бинокль. Он долго вглядывался в него, потом с улыбкой посмотрел на всех.

– Ребята! Это другой Камень!

– Где? – спросил дед вдруг задрожавшим голосом.

Тошка отдал ему бинокль, запрыгавший в руках страшно взволновавшегося старика.

Ребята не понимали, почему дед так нервничает.

Вдруг старик с глухим нечленораздельным звуком опустил бинокль и дико посмотрел на ребят.

– Ну, что увидал? Что там?

– Ох, грех тяжкий! – со стоном только и мог выговорить он, опускаясь в изнеможении на землю.

– Что с тобой?

Старик не сразу ответил. Потом, собравшись с силами, простонал:

– Обознался даве я. Кликун-Камень-то... настоящий... тот. – Он указал на север.

Да, это, можно сказать, была ошибочка! Не обознайся дед, все, вероятно, сложилось бы по-другому. И досадно было и смешно над стариком, обманутым в третий раз, и положение слишком серьезно.

Устроили совещание. Вся местность была опустошена пожаром, верст на 20-30. Пожарище уходило и дальше по реке, куда хватал глаз. Единственное пощаженное место, видное в бинокль, находилось около нового Кликун-Камня. Если Ян, Пимка и Крак могли спастись, – если, конечно, только они догадались идти на север, – одно это и могло быть для них последним убежищем. Но, конечно, это только одна фантазия! Прежде всего никто не смог бы, кроме Крака и Мишки, успеть перемахнуть это расстояние в лесу, охваченном огнем. Они или бежали на юг или погибли.

Тем не менее на всякий случай ребята решили сделать безнадежную попытку осмотреть это единственно уцелевшее место.

Обстановка сама диктовала им план действий: посмотреть этот кусочек сохранившегося леса, взглянуть немного кругом на пожарище... Кстати, удовлетворить и деда, хотя после обрушившегося несчастья – потери Яна, Пимки, Крака и Мишки, – дед как-то совсем раскис и почти утратил интерес ко всему. Ребята даже надеялись, что если около нового Кликуна окажется то заветное место, может быть, это несколько старика подбодрит. А потом – в обратный путь. Лето пролетело незаметно, стоял уже июль. Прошло уже около двух недель, как утеряли Яна и Пимку, и искать их было негде.

С отчаянием в сердце приняли ребята это решение, продиктованное суровой необходимостью. Много тяжелых вопросов давило и пугало их. Неизвестно еще и то, как они доберутся до дому без проводника, с ослабевшим дедом и измученными оленями. Расстояние в несколько сот верст надо было успеть сделать до зимы.

Прежде чем выступить в поход всем к Кликун-Камню, ребята сделали на другой и на третий дни обход ближайшего района пожарища, и с ужасом убедились, что искать здесь можно было только кости. Но за эти два обхода они ничего не нашли. Не нашли они также и никаких следов шайки.

Наконец, все было готово, и на четвертые сутки караван оставил гостеприимный остров.

Идти тарниками, пробираясь между поваленными деревьями и едва стоявшими, ежеминутно готовыми рухнуть и задавить, было чрезвычайно трудно и опасно. Расстояние в 30 верст до Кликун-Камня караван шел два дня.

На третий, около полудня, когда они приблизились к уцелевшему лесу, неожиданно над головами вдруг раздалось знакомое:

– Кар-р-р!

И неизвестно откуда взявшееся, какое-то существо комком перьев налетело на Гришука, на деда, на Тошку.

Это был Крак. С опаленными крыльями, весь взъерошенный, точно с похмелья, с оплешивевшей, вылинявшей головой, но живой и точно взбесившийся, он кидался от одного к другому, клевался, щипался, дыбил перья.

Ребята кинулись угощать уцелевшего от пожара разбойника, кто чем мог. Он все жадно забирал в рот, но сейчас же складывал около себя, накрывая лапой, хохлился и начинал свое торжественно-радостное:

– Кар-р! Кар-р!

От радости он не мог даже есть.

Ребята ликовали.

– Добрая примета! – радовался дед. – Другие бы так же вернулись!

В этот вечер, впервые за последние дни, все уснули с сознанием какой-то большой неожиданной радости.

X. Тайна вогульских лесов

Проникнуть к Кликун-Камню с берега, на первый взгляд, было невозможно не только конному, но и пешему. Даже в этой дикой местности это была какая-то особо глухая, первобытная чаща. Пожар по непонятной причине обошел ее.

Сюда, казалось, никогда не ступала нога человеческая.

Стеной стояла перед ребятами дремучая и мрачная еловая заросль. Ветви старых деревьев плотно переплелись между собою, и не было возможности проникнуть за эту стену. Ни одной тропочки, какие делают дикие лесные звери, которая вела бы внутрь чащи...

Какие тайны скрыты за этой стеной? Что там? Что заставляет Крака с неистовым торжествующим криком носиться взад и вперед? Так бывало, когда он находил в лесу кости.

Пещера древних людей? Берлога медведя? Или трупы несчастных Яна и Пимки?.. Но фантазия в ужасе пятилась от такого предположения. Нет! Если они не спаслись, их кости сгорели бы в этом ужасном пожарище. И Крак вел бы себя иначе. Но, во всяком случае, прежде чем уходить, надо было заглянуть туда.

Кругом все было завалено древним буреломником. Ребятам пришлось стать на четвереньки. Они поползли по земле под навесом елей. Низкие еловые ветви, лохматые и поросшие мхом, загораживали им дорогу. За ними преградили путь огромные вывороты. Гигантские деревья, вывороченные бурей вместе с корнями, походили на лесных чудовищ, залегших в чаще сторожить вход в эти заповедные дебри.

Воображение невольно разыгрывалось. Казалось, это вход в какое-то древнее таинственное святилище, куда запрещен доступ человеку.

Что было там – неизвестно. Но вход сюда, правда, был запрещен.

Раздался отчаянный крик Федьки. Несчастный напоролся на тайный самострел. Он с маху, как полз, глубоко наколол плечо на стрелу. К счастью, древний самострел полусгнил и не действовал. Федька, собственно, сам ранил себя и больше вскрикнул от испуга, чем от боли.

Ребята перевязали его и осмотрели когда-то страшное орудие.

Это был старый лук с полусгнившей тетивой и с такими же стрелами. Когда-то эта спрятавшаяся смерть стояла на дорожке и грозила поразить всякого, кто шел здесь. Но теперь самая дорожка давно заросла, лук пришел в негодность. С возросшим интересом и удвоенной осторожностью, предварительно обшаривая каждую ветку и пядь земли, стали ребята подвигаться дальше.

Находка этого страшного сторожа, истлевшего на своем посту, как-то странно оживила деда, и он не отставал теперь от ребят.

Кругом в девственной чаще царила гробовая таинственная тишина. Изредка только раздавался легкий треск. Вероятно, трещало сухое дерево, перестоявшее на корню. Иногда долетал какой-то тихий шум. Это шатались вершины елей, пихт и кедров от набегавшего с реки ветра.

Наконец, крики Крака послышались где-то совсем близко. Разгадка приближалась.

Еще несколько сажен...

Ребята так и замерли от неожиданности...

К тыльной части Кликун-Камня примыкала скрытая со стороны реки небольшая гора с древней лиственницей и кедрами. Проход на нее вдруг сразу стал свободным до самой макушки, где виднелись какие-то странные предметы, точно из земли росли оленьи рога, и слышались крики Крака.

Крепко сжав ружья, ребята стали подниматься.

На горе перед лиственницей были разостланы, точно для сушки, ряды полуистлевших оленьих шкур, снятых с головами и ногами. Крак теребил их, садился на отростки рогов и кричал. Они были положены сюда давным-давно, многие совсем уже истлели и поросли травой.

Головы оленей были обращены на север. Кругом валялись еще груды костей оленьих, лошадиных и еще чьих-то, более мелких. Черепа были развешаны кругом на деревьях.

– Что за оленье побоище? – спросил Андрей, недоумевая.

Кругом по ветвям еще сохранились осевшие хлопья гнилой белой шерсти.

– Олени все белые! – воскликнул удивленно Тошка, глядя на деда.

– Да, – сказал дед. – А белых оленей теперь на Урале уж не водится.

Он посмотрел внимательно кругом. Потом, вместо ответа, молча показал пальцем на стоявшую в десяти шагах перед ними старую лиственницу.

Ребята взглянули. Из сумрака ветвей древней лиственницы на них с двухсаженной высоты глядела страшная рожа огромного идола, вделанного в ствол.

Крак вздыбил на идола перья, зашипел и перелетел на соседний кедр.

Дед плевался и не хотел глядеть на вогульского шайтана. Он стал к нему спиной, казалось, даже его боялся.

– Ребята, идола надо в музей, – предложил Тошка.

– Выковыряем его, – согласился Федька.

Дед рассвирепел и умолял не трогать шайтана и не подходить к нему. Но ребята не обратили на него внимания. Они окружили идола и начали рассматривать.

Грубо вырубленное лицо напоминало бабу, какую лепят мальчишки из снега. Это был старик с длинной бородой. На голове его еще уцелели остатки истлевшей шкурки драгоценной черно-бурой лисицы. Седалище идола было завернуто в потемневшие от времени лохмотья, нечто вроде красного сукна.

– Знаете, это, кажется, шайтан, покровитель охоты! – воскликнул Гришук. – Посмотрите-ка! Вокруг-то! Целый музей!

Действительно, большого шайтана окружало бесчисленное количество маленьких шайтанчиков, прикрепленных к ветвям дерева. Тут были и маленькие деревянные болванчики, закутанные в истлевшие тряпки, вроде детских кукол. И медные изображения лебедей, похожих на те, что привозил шаман. Некоторые истуканчики были отлиты из меди, олова. И один, очень маленький шайтанчик, был, по-видимому, золотой, настолько он был тяжел и блестел. Тряпье на них все поистлело и сваливалось при первом прикосновении. К тому же их потрепал уже Крак, побросавший много идольчиков на землю.

– Надо еще поискать, – сказал Федька.

Стали копать под священной лиственницей. В этом принял участие и дед. Они нашли там зарытыми жертвенные орудия: древнее копье, которым закалывали жертвенных животных, лук, стрелы и топор, кроме того, целую груду медных колец, серебряных и медных монет, очень старинных, еще екатеринбургских времен.

– Ну, музей наш сразу на ноги встанет, – довольно улыбался Гришук.

Пока ребята копали под лиственницей, рядом на священном кедре работал Крак. Он трудился, как хороший сыщик, и открыл целые вороха пожертвованных шайтану шкурок. Тут были и соболя и черно-бурые лисицы, но все это поистлело и никуда не годилось. На кедре висело также несколько чучел гагар, гусей, филинов, внизу лежали кучи костей жертвенных животных, трубки и еще множество подобных предметов.

Музей экспедиции порядочно обогатился в тот день. Но никаких следов Яна и Пимки в этом единственно уцелевшем от пожара месте не оказалось.

X. У Пяти ручьев

Тошка видел, что дед что-то задумчив.

– Ты что? Говори!

Науськанные Тошкой ребята прицепились к нему.

– Говори! Ничего, дед, говори!

– Мы Пять-то ручьев, сынки, не там искали.

– Ну!

– Кликун-Камень настоящий здесь, и они, стало быть, здеся.

Ребята сделали вид, что сомневаются. Кликунов-Камней на этой реке, может, десяток, и все они походят друг на друга. Добро бы еще в лесу дедовы затески сохранились, но пожар уничтожил все.

Выслушав все эти возражения, дед со всем согласился, но не сдался.

– Трефилий-то нам тогда и говорил: вы, де, не все видели, тут, де, такая мерзопакость есть. И плевался. Знамо дело, это он про шайтанову кумирню за Кликун-Камнем. Верно, и он натакался.

Ребята переглянулись, Стар, стар дед, а голова работает. Это предположение было вполне вероятно.

– А далеко твой лог от Крикун-Камня?

– Версты две, либо как, не боле.

– Да ведь ты опять... Опять тебе поблазнит.

– Глаза завяжи, дойду! – петушился дед. – Ах, угодники. Такое место, да что я в самом деле кто вам сдался?

Ребята решили уважить старика, пожертвовать одним днем.

Когда они переправились на противоположный берег, лес там еще дымился.

По обуглившейся земле местами горячо было ступать, кое-где внутри еще горело. Почернелые стволы, догорая, валялись на земле, завалив дорогу, иные стояли и дымились.

– Зато гнуса нет, – шутил дед.

Возбужденный, он начал ковылять так, что ребята едва поспевали.

– Тут сгоришь с тобой, черт! – ругался Андрей, вдыхая едкий дым. – И главное, зря.

Шли долго. Самое место у Пяти ручьев, так долго не находившееся, им казалось теперь чуть ли не плодом дедовой фантазии. Потеря Яна и Пимки таким камнем легла на сердце, что все прежние ожидания и интерес к таинственному месту казались навсегда похороненными. И если шли теперь, то только для того, чтобы потешить старика.

Вдруг совершенно неожиданно дед остановился и воскликнул диким голосом:

– Вот она, горка-то!

Ребята оторопели. Не веря своим глазам, глядели они на лежавшую перед ними небольшую обгоревшую горку и открывавшийся дальше лог. Исчезнувшие, казалось, их ожидания вдруг все проснулись. Так оно есть! На самом деле!..

– Ручьи! – вскричал Федька. – Сам вижу... Один! Другой!

– Вот третий!

– А там еще, – сказал дед. – И еще один.

– Пять!

Они стояли молча в каком-то оцепенении. Это было странное состояние. Точно они видели сон, зная, что не спят... Потом молча подошли ближе.

Старик остановился на взгорье, с которого бежало к югу пять ручьев, и смотрел кругом расширенными глазами.

– Вот оно, место-то!

Но на Андрея напал бес сомнения.

– А может, таких пригорков с пятью ручьями, как и Кликун-Камней, здесь не один?

Дед только укоризненно посмотрел на него, но ничего не сказал. Уж если теперь сомневаться...

Андрею стало даже неловко.

...Принялись за работу. Молча разбили палатку, развязали инструменты, кайлы...

Дед ходил точно пьяный. Смотрел сверкающими глазами и время от времени бормотал:

– Вот оно, место-то!

Начали бить шурфы. Уже первые удары показали, что здесь есть золото.

Наносные пласты пустой породы, покрывавшие золотоносный слой, были всего около двух аршин, а местами золотосодержащий песок лежал прямо сверху, как в том месте, где впервые, по рассказу деда, указал его Трефилий.

Настала, наконец, и торжественнейшая минута – промывка первой пробы... Дед не решился даже назвать цифры, но он сиял.

Казалось, долгоиспытываемое место у Пяти ручьев хотело вознаградить их за все лишения, за все долготерпение и поиски, за все неприятности, что пришлось пережить в это время.

Несомненно, огромное богатство лежало у них под ногами.

Эх, почему нет здесь Яна и Пимки? Теперь и радость не в радость!

Они набили шурфов в нескольких местах. Золотоносный пласт шел по логу шириной приблизительно около 60 метров и тянулся около двух километров, а может быть, и больше. Местами попадалось гнездовое золото.

За неделю разведки Федька и Гришук нашли по самородку, каждый весом около двух кило, а дед отыскал ранее закопанный им около тропы.

Содержание золота в среднем, в конце концов, определилось в шестьдесят золотников на сто пудов.

Дед совсем лишился сна. Все сидел и считал... золотники, пуды... прикидывал стоимость работ. Ребята боялись, что он спятит.

– Прямо руками золото гребем, – бормотал старик. – Ну, для вас, ребята, такое привалило.

Прииск назвали «Советским» – золою ведь для народа найдено.

Днем за работой все оживлялись, шутили. А вечерами охватывала тоска, невольно думали о Яне и Пимке. Вот порадовались, если бы были живы!

Федька, ассистент Яна по геологии, занимал теперь при решении геологических недоумений ребят место своего учителя. Конечно, разница в познаниях была огромная, так как он только начал работу по геологии, но все же до некоторой степени из него уже складывался специалист. В эти унылые минуты вечерами ребята старались заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Федьке приходилось отвечать на их расспросы, связанные с производимой разведкой золотой россыпи.

Он рассказывал им, что знал. Золотая россыпь, которую они нашли, как и все россыпи, являлась наносом, образовавшимся от разрушения жил и окружающих их пород, и представляла смесь разных количеств глины, песку и обломков горных пород. Между ними были рассеяны частицы самородного золота: то мелкими кусочками, чешуйками, зернами, то в виде мельчайшей пыли, то самородками, как те, что нашли. Золото обычно находится вместе с другими минералами.

– Вместе с бурым железняком?

– Да. Все эти минералы и образуют при промывке...

– Черный шлих? – догадался вперед дед.

– Да, – снова подтвердил Федька. – Эти пески составляли раньше окрестные горы. Вы можете легко в этом убедиться, если сравнить состав россыпи и гор.

– Нанесло их водой?

– Да, действием нагорных вод разрушенные породы и золото уносило по склонам гор. Ясно, что далеко от коренных месторождений их не могло унести. Сейчас в руслах многих рек находят золото.

– Это когда драгами добывают?

– Да.

– Значит, в этой горке может быть еще и жильное золото?

– Сколько угодно. Ну, слушай дальше... Золото и платина, как более тяжелые по удельному весу – их вес 17 и 19, – оседали раньше и ближе. Другие же породы уносило значительно дальше.

– Значит, россыпи должны быть не очень разбросанными, а в куче?

– Вот именно, по большей части так и бывает. Они лежат недалеко друг от друга. Всегда в горизонтальном положении.

– Велика ли нормальная толщина россыпи?

– Нормальную трудно установить. В нашей россыпи большая, более сажени. Верно, дед?

Дед с наслаждением слушал этот разговор и на вопрос с счастливой улыбкой утвердительно кивнул головой.

– Толщина бывает от одного вершка и до двух сажен, редко больше.

– А ширина?

– В зависимости от ширины лога. Иногда сажен 15-20, до 50. Длина тоже различна. Иногда несколько десятков сажен, иногда несколько верст. Важное значение для разработки имеет еще глубина шурфа. Иногда золото находится на большой глубине, до двадцати сажен. И снять эти пустые породы стоит тогда больших денег. А иногда россыпи лежат, как у нас, почти сверху. Как вот дед говорит: «Мох дери да золото бери».

XII. На родине

Да, пригодились Пимкины знаки! По ним, точно по верстовым столбам, от рисунка к рисунку теперь безошибочно возвращалась обратно экспедиция.

Каждый раз, когда спасительный знак указывал дорогу, собирались вокруг него все ребята и с грустью вспоминали Смекалистого.

Дед вздыхал.

– Да, кабы знатье было! Озолотить парнишку за это мало. А я все: «Пимка, не балуй! Будет тебе баловаться». А вот оно, баловство какое на поверку вышло. Ох, горе лыковое!

Понимали, о чем думал дед в эту минуту, и тоже вздыхали.

Вспоминался и найденный Пимкой лесной беспризорник Мишка, также пропавший без вести.

Один раз около таких знаков дед даже всплакнул. Чем дальше экспедиция шла по пройденным год тому назад местам, тем чаще и чаще ребят охватывала острая тревога.

...Вот придут они в город. – Здесь Ян и Пимка? – спросят. И на них посмотрят с удивлением: а разве они не с вами? – Не приходили...

Сердце захватывало от острой жалости. Воображение рисовало картины страшной гибели друзей в лесном пожаре. Даже жутко становилось.

Это лето выдалось не очень комариное, и олени шли бодро, точно чуяли отдых.

Однажды караван прошел становище вогулов, где смотрели медвежий праздник и взяли проводника, но юрта Савелия стояла теперь заколоченная. Манси куда-то откочевали.

Вообще на обратном пути они не встретили ни одного вогула. Вероятно, все были на рыбной ловле в низовьях рек, а оленеводы ушли к самому камню, оберегая стада от комаров.

По некоторым причинам ребята были очень рады этому обстоятельству.

Стоял чудесный августовский вечер. Совершенно безоблачный, тихий. Бывают иногда такие на Урале в августе и сентябре, когда ранняя осень придет в горы. Это здесь самая лучшая пора.

Гришук, опередивший караван, остановился на угоре и любовался.

Березы, окружившие опушку, все были осыпаны золотым листом. И вокруг них были разостланы золотые ковры. Небо отливало бледно-золотым отсветом, трава внизу стояла сплошь золотая. Черный обгорелый пенек среди этой осенней позолоты виднелся чуть не за полверсты. Вершины далеких камней уже белели снегом.

Остро тянуло густым ароматом осеннего палого листа. Беззвучно носились меж кустарников нежные паутинки «русалочьей пряжи». Солнце уже село, но небо еще купалось в прозрачных золотистых волнах, еще не сошла с него чья-то улыбка – светлая, светлая... Какая-то радостная нота еще дрожала в тихом вечернем воздухе. Да, осень пришла в горы. Любил Гришук эту пору. И печальное что-то в ней и вместе бодрящее, крепкое, зовущее к работе.

Пока он находился в раздумье, подошел караван.

– Знаешь, где мы идем? – окликнул его дед.

– Нет.

– А за этим леском сейчас будет кордон. Помнишь старуху, где Спирьку с Лаврушкой и багаж оставили?

– Ну-у! – удивились ребята. – Что-то больно скоро ты!

– Вот те и ну! – сказал дед, погоняя оленя.

Ребята, однако, тоже ускорили шаг. Сердца их забились сильней.

Скоро маленький караван выбрался на опушку леса. Дед оказался прав. Совсем невдалеке показались строения.

В эту минуту со двора кордона вдруг донесся чей-то голос.

Дед задрожал. Он так стегнул Лыску, что олень подпрыгнул, брыкнул и понесся вскачь.

...Это был страшно знакомый голос!

– Пимка! – не веря себе, закричал вдруг дед. – Пимка!

Мгновенная тишина. Потом, точно вихрь вылетел из-за забора. Отчаянно вскрикнув:

– Ян! Ян! – он покатился прямо к деду и ребятам.

Через минуту сухопарая фигура показалась в калитке. Делая огромные прыжки, она понеслась, как большая стрекоза, по поляне.

...Не было слов на человеческом языке, чтобы рассказать, что пережили Ян, Пимка и ребята в эти минуты. Крак садился то на Пимку, то на Яна. И даже Ян поцеловал умную, блестящую, шелковистую голову ворона, всегда полную каверзных замыслов. А тот не упустил случая и сейчас попробовать, будто бы мимоходом, крепко ли сидят у Яна очки.

Разлука продолжалась около двух месяцев, в течение которых они взаимно считали друг друга погибшими. И им было о чем поговорить в тот долгий августовский вечер: Ян рассказал, как Пимка освободил его от веревки и они бежали, как спаслись в реке от пожара и как возвращались по Пимкиным знакам на кордон.

Сюда они вышли дней десять назад.

Лесник сохранил все. Вогулы доставили вьюки и лошадей в исправности. Спирька и Лаврушка выглядели очень внушительно и узнали ребят не сразу. В избу и из избы медвежата ходили теперь, как люди, отворяя дверь за ручку. Лесник научил их и другим проделкам.

В тот же вечер они устроили борьбу с Пимкой. Они по-прежнему схватывались с задором, но были ласковы и осторожны. Встреча с Краком вышла самая дружественная.

Нам остается теперь досказать немногое.

В родной город ребята прибыли со всем своим багажом в конце августа. О возвращении их горожане узнали довольно своеобразно. Устроенный Краком на берегу грандиозный скандал с бельем оповестил всех о его благополучном прибытии. А раз вернулся Крак, значит, приехали и ребята. Не удивительно, что к вечеру у дома Хорьковых собрались десятки любопытных, желавших взглянуть на Спирьку и Лаврушку (оленей ребята оставили у лесника). На другой день повторилось то же. На третий... зрителей пришло еще больше.

Тогда отдохнувшие немного путешественники решили использовать этот интерес горожан, расширить его и углубить сколько можно, и попутно познакомить их с работами экспедиции.

В одной из школ была устроена выставка по краеведению, где были собраны все привезенные коллекции, шкурки птиц и зверей, самородки платины и золота. На этой выставке действительно перебывал почти весь город. Она имела огромный успех.

У Яна к осени прибавилось еще больше работы. Он энергично взялся за расширение музея. Сильно разросся в нем этнографический отдел, где общее внимание сейчас привлекает коллекция вогульских шайтанов, в числе которых самое эффектное место занимает огромный деревянный идол, покровитель охоты. Ребята вывезли-таки его из чащи, несмотря на проклятия и страхи деда. Юные краеведы опасались только всю дорогу встречи с шаманом.

В городе ничего не знали о шайке бандитов. И после лесного пожара ребята о них больше не слыхали: сгорели ли бандиты в лесу, попали ли в когти зверям, или просто скрылись, – так и осталось неизвестным.

Андрей через несколько дней по приезде в В. должен был уехать в Москву в вуз. Пимка вскоре поступил в школу второй ступени и предполагает вступить в комсомол. Ребята очень довольны им. Трудовая жизнь во время путешествия, борьба с опасностями развили в нем энергию, трудолюбие, привычку к самодеятельности и взаимопомощи. И умственно за это время Смекалистый сильно вырос. Учителя выделяют его среди всех ребят в классе.

Однажды зимой, когда приехавший на каникулы Андрей сидел у Тошки с ребятами, со двора прибежал взволнованный Пимка: пришел мужик, продающий лося.

Все выскочили на двор. По словам крестьянина, приехавшего из северной лесной деревушки, лось пристал к его стаду и легко дался поймать. И он привел его в город продавать на мясо. Но, узнав на базаре, что Хорьковы держат живых зверей, пришел им предложить купить лося.

Ребята тотчас отправились на базар. Увидя молодого лося, привязанного к саням, Тошка и Пимка не удержались, чтобы по привычке не произнести имя пропавшего друга Мишки.

Вдруг лось при звуках их голосов обернулся. Посмотрел и так рванул веревку, что чуть не опрокинул лошадь. Порвав привязь и сделав огромный скачок, свалив стоявших на пути двух торговцев, он понесся навстречу Тошке и Пимке.

– Мишка!

– Узнал! Узнал!

Чего только он не делал! Вытягивал голову, клал ребятам на плечи, терся о них, лизал шершавым языком их лица, как собака.

Это было настоящее свидание друзей. Мужик оторопело глядел на эту встречу. Ребята, не помня себя от радости, ласково трепали лося, обросшего на зиму мягкой и густой серой пушистой шерстью.

Наконец-то все были в сборе!

Смотреть на это диво сбежался весь базар. Мишка показал на радостях много фокусов. Бодался с быком, прыгал через ларьки, гонялся за собаками. Наконец, ребята заплатили крестьянину и отправились с найденным лосенком к себе, где его ждала встреча со старыми знакомыми: Краком, Спирькой и Лаврушкой.

Мишка очень скоро освоился с городом. Но, точно сознавая свою громадную силу, он держался чрезвычайно деликатно. Людей он нисколько не боялся. Во многих домах его охотно кормили хлебом и молоком. И он гак привык к этому, что с утра начинал путешествие по своим приятелям. В один дом он ежедневно поднимался по лестнице во второй этаж. Если долго не показывался знакомый, он легонько стучал рогами в дверь или окно.

Чтобы Мишку не принимали за дикого сохатого и не пугались, ему привязали на шею колокольчик, и каждый день утром, провожая Пимку в школу, он бежал за ним по улицам.

В городе к нему все привыкли и любили, так как он никого не обижал и только гонялся за собаками, стараясь ударить их передними ногами. Со всеми остальными животными, как и людьми, он жил в большой дружбе.

Теперь, с прибавлением медведей и лося, со зверинцем возни Тошке и деду стало гораздо больше.

Крак и Мишка привыкли, куда бы ни шли дед или Пимка, обязательно сопровождать их. Шел дед в гости, лось и Крак следовали за ним по улице. И пока дед сидел в комнатах, они ждали его на крыльце. И, конечно, проказничали. Надо сказать, что это триумфальное шествие по маленькому городу далеко не всегда было приятно деду, в особенности, когда он хотел потихоньку от домашних и уставщика посидеть за бутылочкой в пивной, а его спутники, как нарочно, возвещали всему городу, где дед имеет временную резиденцию. С другой стороны, удержать их на дворе было нельзя никакими силами. Крак летал, а Мишка перепрыгивал через любой забор. Поэтому, когда следующей осенью ребята, окончив курс, поехали в Москву, в вуз, они, предварительно сговорившись с зоологическим садом, захватили с собой всю честную компанию: двух барсуков, лисицу. Спирьку, Лаврушку и Мишку.

На попечении деда, матери Тошки и Пимки остался зверинец из мелких животных и птиц.

Ребята теперь мечтают по окончании курса устроить на Урале областной зоологический парк.

Но это, конечно, дело еще будущего. Пока же юные краеведы усердно учатся.

Каждое лето они проводят в горах и лесах с экскурсиями, то на Урале, то в Сибири. Последнее время они сильно заинтересовались Байкалом и поговаривают о путешествии на это таинственное сибирское «священное море», представляющее до сих пор немало загадок для науки и окруженное множеством легенд и преданий.