Онлайн чтение книги Убийство в Угличе
«В Р Ё Т?!»

Кухов вернулся в участок, и тотчас же велел послать уряд­ника по дороге на Хутора. И по пути спрашивать о мужиках и те­леге (дорога так или иначе могла выйти на Рыбинск!), и след ис­кать надо в том направлении. В кабинет, постучав, вошел помощ­ник Кухова.

—    Так что депеша из Рыбинска пришла о потере.

Взяв в руки послание, Никита Иванович прочитал: «На ваш за­прос о предметах, найденных вами у Мохова Ивана, сообщаем, что действительно мещанкой г. Рыбинска Шачковой Верой Мак­симовной была утеряна корзина, а в ней шкатулка с означенны­ми предметами, засим просим вас вышеперечисленные предме­ты переслать с оказией в Рыбинск, полицейский участок 4-й ча­сти...»

—    Так вот откуда буквы В и Ш на салфетках... Ну, слава бо­гу, с этим разобрались.

—     Привести ко мне этого Мохова Ивана, то есть Ваньку Кри­вого...

Ивана привели.

—    Ну, счастье твое, не соврал, все так, как было.

—     Так отпустите меня, господин Кухов, домой-то, а? Мамане волнуется.

—     Маманя... видать, ты ей смерти желаешь что ли? Своими делами непотребными. Отпустить я тебя отпущу, держать здесь незачем, а ведь мещанке-то этой возмещать убыток тебе при­дется! Корзина, платок, шкатулка разбитая, да кольцо, да двад­цать рублей. Где брать думаешь али опять воровство, тогда точ­ко в остроге сгинешь и маманю свою не увидишь.

—    Умолю растеряху, по частям ей выплачу, работать пойду.

—     Ну, смотри, Иван, если так, то я за тебя похлопочу, иди с Богом домой, да как вызовут, сразу являться.

—    Премного благодарен, ваше благородие.

День клонился к вечеру, пора и домой собираться, сегод­ня уж, пожалуй, никого не будет. Помощник сообщил, что завт­ра похороны, надо бы пойти, а сейчас домой, страсть как есть хо­чется и чаю горячего, а то целый день все в бегах да в бегах, так и катар желудка заработать на старости лет можно, — подумал Кухов, хотя до старости ему было еще очень далеко.

Спал Никита Иванович крепко и снов не видал. Наутро пер­вым делом справился, когда похороны, в каком часу и, записав на бумажке время, занялся делами. Вызвал помощника, спросил: Нилов с Улеймы вернулся ли?

В кабинет вошел урядник Нилов.

—    Так, докладывайте, что прознали, на месте купец?

—    Никак нет, ваше благородие, нет его там и... не было.

—    Как же так, ведь выехал он девятнадцатого утром?

—     Я на обратном пути во всех деревнях справлялся о купце, не было, говорят его а купца крестьяне, особливо фабричные, ближние, хорошо знают. Не было... Не проезжал.

—     Так, — подумал Кухов, — еще одна загадка, номерной показывает: девятнадцатого в десять уехал, а мальчишка — что видел, как вечером на телегу садился.

Надо самому их допросить, уже дело серьезное. Да и ло­шадь с мужиком в малахае, мальчишка-то видел похожего вече­ром! А Егорова на другой день около пяти. Что-то тут есть!

Помощник заглянул в кабинет и сообщил, что купцов уби­тых повезли отпевать в церковь кладбища «Убогий дом», там и хоронить будут.

—    А старуху? — спросил Кухов.

—     И ее вместе отпевать будут, так как мученическую смерть вместе приняли.

—     Ну, ладно. Я на кладбище, может, не пойду, дел, вишь, невпроворот. Хотя нет, пойду oбязaтeльно. Пойду, есть у меня задумка одна!

Кухов подумал вот о чем, Ефим номерной должен был знать Заворыкина, раз работал на фабрике, и деньги он, без сомнения, видел у него! Но что-то врет! Почему говорит: уехал девятнад­цатого, а купец домой не прибыл, а мальчишка — вечером накану­не. Хм. непонятно. Пойду я на кладбище посмотрю, придет Ефим туда или нет, что-то он мне все больше подозрительным кажется.

Следователь оделся и, выйдя из управления, решил пойти по Московской улице. Он миновал дом купцов Шунаевых, но там ни­кого не было, значит, все уже на кладбище. И Кухов прибавил шаг. Подойдя к кладбищу, он увидел, что отпевание кончилось, и гро­бы понесли к могилам, у купцов имелось свое место, где были похоронена жена самого Николая Васильевича Шунаева; стару­ху хоронили неподалеку от них, но на особицу.

Вдруг в толпе он увидел бабку Егорову. Вот так встреча! И как раз кстати. Подойдя к ней, Кухов тихонько окликнул ее.

—    Здравствуй, касатик, и ты здесь?

—    Здесь, бабушка, надо проводить в последний путь.

—    Ты бы лучше душегубцев ловил, — сказала бабка.

—     Поймаем, — ответил Кухов, — а вот ты мне скажи, что за лошадь была у кладбища, какой масти?

—    Гнедая она была, гнедая.

—Ну, спасибо, бабушка, помогла. Кухов высматривал в тол­пе Ефима, но его нигде не было видно, не пришел, значит, ну что же, пойду я к нему. Бросив по горсти земли на гробы покойных, Кухов выбрался из людской толчеи и зашагал к номерам Хряпина.

Прийдя туда, он спросил, где Ефим, Оказалось, что на кух­не, поминает купцов.

—    Что, пьян?

—    Да нет, выпивши немного!

Пройдя на кухню, Кухов увидел Ефима сидящим за столом с дворником и младшим номерным, на столе стояла бутылка вод­ки и лежала кое-какая закуска.

—     А-а, господин хороший, — приветствовал его дворник, — присаживайтесь к нам, выпьем за упокой душ убиенных.

—     Ну что же, за это, пожалуй, выпью рюмку, — сказал Ни­кита Иванович. Присел к столу, ему налили большую рюмку вод­ки, и он сказал:

— Ну, за упокой души невинноубиенных, — и опрокинул рюмку в рот При этом, покосившись незаметно в сторону Ефима, заметил при этом, как гот при его словах слегка вздрогнул.

От второй рюмки Кухов отказался.

—     На службе я, не могу: дела у меня, дела. — И спросил у Ефима:

—      Не могу ли поговорить с вами, господин Костырев, так сказать, с глазу на глаз?

—    Отчего же, извольте, — ответил Ефим, — пройдемте в залу, там никого нет.

Прошли в залу, где стояли диван, круглый стол и большое зеркало. Дверные проемы были завешаны плюшевыми портье­рами, на окнах такие же портьеры с кисточками, отчего в зале было полутемно и уютно. Уют еще придавали большие фикусы, поставленные по углам на небольшие столики.

—    Так о чем спрашивать будете, господин следователь?

—     Вот о чем, господин Костырев. — Были ли вы знакомы с господином Заворыкиным? Когда он приехал? Когда уехал?

—     Да-с, знаком я с ним был, не отрицаю, в бытность мою на бумажной фабрике, он как оттуда ушел, я его больше не видал.

—    Но когда он приехал, он вас признал?

—     Признал, конечно, признал. И даже спросил, почему это я здесь служу.

—    Что же потом? — спросил Кухов.

—    А ничего, отвел я ему шестой номер и все.

—    Когда он приехал?

—     Семнадцатого утром, — ответил Ефим. — А уехал де­вятнадцатого часов в десять утpa.

—     Не общалась ли вы с ним в эти дни помимо службы вашей?

—    Никак нет, да его и в номерах почти не было эти дни.

—    Куда он уходил, вы не знаете?

—    Точно не скажу, но, вроде, к купцу Бердяеву.

—    А зачем?

—      Это мне не ведомо.

—     Так, значит, уехал девятнадцатого? Странно, мальчишка коридорный говорит, что видел его накануне вечером, садился на телегу и, вроде, куда-то ехать собирался.

—     Этого я не могу знать, может, он куда и ездил, а потом вернулся.

—    Так, а ворота да двери у вас во сколько закрываются?

—     В десять часов вечера.

—     А кто дежурит, если гость припозднится, чтобы дверь открыть?

—    Дворник.

Кухов выглянул в коридор.

—    Позовите дворника, — сказал он коридорному. Через не­которое время дворник пришел.

—    Скажи-ка мне, милок, часто ли гости по вечерам тебя бес­покоят с дверями.

—     Никак нет, ваше благородие, у нас заведение приличное и люди вечером завсегда в номерах, хотя, конечно, бывает, ма­ло ли.

—     А не припомнишь ли, купец Заворыкин вечером не сту­чал поздно, чтобы ему открыли?

—    Никак нет, не было этого, я купца хорошо помню.

—    Так, а утром ты его не видел, часов в десять?

—    Никак нет, по утрам мостовую убираю рано, а потом по разным делам хозяйским, так что не видал, врать не буду!

—    Хорошо, позови ко мне коридорного.

Дворник высунулся за портьеру и гаркнул: «Эй, Гаврюха, те­бя господин кличет!»

Вошел Гаврюха, мужик лет тридцати.

—     Скажи-ка мне, — обратился к нему Кухов — по утрам ты постояльцев провожаешь?

—    Когда я, а когда и Ефим, — ответил Гаврила.

—    Ну, а купца Заворыкина девятнадцатого ты отпускал?

—      Никак нет, не я, он вечером пришел часов в восемь и больше я его не видел.

—     Что же ты не поинтересовался, уехал он или нет?

—     На то, господин следователь, старший номерной есть, то дело не мое!

—    Значит, ты его утром не видел?

—    Истинный бог — не видел.

—     А мог его кто еще заприметить, кто по утрам в кори­дорах бывает?

—    Мальчишка, да он только утром рано полы метет, да са­поги разносит, если накануне постоялец поставил около двери.

—    А во сколько это утром?

—    Часов в семь, а потом ему тут делать нечего.

—    Ну а еще кто?

—    Да окромя кухарки в это время никого в номерах нет, а она на кухне, ей тут тоже делать нечего.

Номерной и дворник вышли.

—     Да-а, — неувязка получается, господин Костырев! Как же так, никто его утром не видел, а вы говорите, что он в девять уехал.

—    На это я ничего сказать не могу, а уехал он девятнадцато­го, часов в десять утра, больше мне сказать нечего.

—    Hy что же, спасибо, мне от вас пока ничего не нужно.

Кухов подчеркнул это «пока».

Видимо, Ефим намек понял и сразу сказал:

—    Ей богу, больше ничего не знаю.

—    Ну, хорошо, до свидания.

Следователь вышел вон, идя по дороге, думал: врет, каналья! Искать надо Заворыкина, искать. Кухов направился обратно в уча­сток, но не успел он отойти от гостиницы, как из ворот ближнего дома к нему подошел номерной Гаврила.

—    Я, ваше благородие, здесь стою, вас поджидаю.

—    Что случилось? — спросил следователь.

—     Не хотелось бы, чтоб меня видели с вами, ваше благо­родие, я об Ефиме хочу рассказать кой-чего.

—    Так, очень интересно, и что же ты расскажешь?

—     А то расскажу, врет Ефим, что ни рагу с ним за эти дни не видался да и не разговаривал.

—    Ну, ну, продолжай, голубчик, — поторопил Кухов.

Гаврила продолжал рассказ,

—      Я только что господам чемодан принес, что жили в вось­мом номере, и вышел. Гляжу Ефим в шестой номер пошел к куп­цу этому, значит! Ну, пошел и пошел, по делу, стало быть, а ку­пец накануне довольный такой ходил. Меня спрашивал, много ли хлеботорговцев приезжает весной в Углич, да как хлеб больше отправляют в Питер да Москву — зерном или мелют.

Я говорю: купцов-то много, да вот сами увидите, скоро на­едут, время весеннее, а он мне: недосуг здесь оставаться, завтрева по делу схожу, а там и домой. Ну, да не надолго, мол, дела там закончу да и к вам обратно. Примешь ли на жительство? — смеется Я, говорю ему: мы хорошим людям завсегда рады. А кто же, спрашиваю: дома-то дел весной мало что ли, ежели к нам собираетесь? А он мне: здесь теперь мой дом будет! Как так — спрашиваю — переселяетесь что ли? Переселяюсь! — от­вечает.

Ну, господин купец, а лавка-то ваша как же? А продал — говорит, лавку, здесь делом займусь. Ну, говорю, ваше дело ку­печеское, вам видней. С тем и расстались.

-— Значит ты с ним семнадцатого разговаривай?

—     Ну да, вечером это было, а на следующий день я и ви­дел, как Ефим к нему в номер вошел.

—    И что, долго он там пробыл?

—    Сколько—не знаю, но, думаю, с час, потому как это время его и::где не было

—    Так. а потом что?

—     А потом Ефим довольный ходил.

—    Что так, почему?

—     Не знаю, только потом его целый день не было, а вер­нулся к вечеру. Часов в восемь, наверное.

—    Купец был дома?

—    Был купец в номере, это точно.

—    Не видел, Ефим к нему не заходил?

—      Нет, этого не видел, Ефим на кухню пошел, сказал, чай пить будет. Я ему говорю, кухарка уж легла, угорела она. А он мне — да я и сам самовар поставлю.

Потом слышал я, вроде, черный ход открывался, а тут Ефим выходит с кухни и говорит: попей чаю, Гаврила! Самовар-то го­рячий Ну, я и пошел.

—    И долго ты на кухне был?

—    Да с час, наверное, сидел.

—    Значит, ты в коридор не выходил?

—    Нет, да тут кухарка позвала, говорит, снегу хоть прине­сите на голову. Вот я мальчишку-то и послал.

—     Так, значит, часов десять было, а мальчишка-то, придя с улицы, ничего не говорил? И ничего за это время не слыхали, мо­жет, ходил кто, дверь хлопала?

—    У нас кухня в конце дома, оттудова не слыхать ничего.

—     Однако же ты из коридора слышал, как черный ход от­крывали?!

—    Так я в это время в нужник ходил, а не в коридоре был, вот и слышал.

—    Ну, а потом что?

—    А ничего. Посмотрел: все тихо и пошел спать!

—     Ну, спасибо тебе за помощь, — благодарно сказал Ку­хов и, распрощавшись с Гаврилой, поспешил в участок.

В участке Кухова уже дожидался урядник, посланный по до­роге на Хутора.

—    Ну, что разузнали, милейший? — спросил Кухов.

—     Ничего, господин следователь. — Ближайшие деревни все объехал — и никаких известий. Похожие люди не проезжали! А дальше, смекнул я, ваше благородие, дорога-то не только на Ху­тора, она ведь за кладбище направо поворот дает. Обратно в город.

—    Так она заросла вся, по ней и не ездят давно!

—    Вот я и подумал, раз не ездят, то, может, следы остались какие. Ну и вернулся. Верно, смотрю — есть следы от колес. Как они там проехали — ума не приложу. Черт ногу сломит, но след вывел обратно к городу!

—    А дальше неведомо, куда могли поехать, там путей мно­го. Я сначала по дорогу, что из города ведет, до первой деревни доехал. Узнал, не проезжали ли тут такие. Нет! Значит, в город подались обратно.

—      Надо искать гнедую лошадь и мужика с черной боро­дой, других примет нет! — сказал Кухов.

Отпустив урядника, он вызвал помощника, «Что нового, ка­кие сообщения?».

—     Да, ваше благородие, старший приказчик приходил куп­цов Шунаевых.

—     Ну, ну, чего рассказывал?

—     Ничего особенного. Ездил, мол, в Ярославль. Выехал из Углича девятнадцатого утром спозаранок, отправлял его сын куп­ца Василий, с наказом, пойти в Ярославле к купцу Сметанину и переговорить с ним о постройке паровой мельницы в Угличе. На паях.

Дескать, они с батюшкой да купец Заворыкин, а капиталу у них для паев есть семьдесят тысяч рублей. Купец на это согла­сился и сказал, что пришлет опытного человека смету составить да договор с купцами оформить, с тем, дескать, и уехал оттуда Пробыл там два дня, и вот на тебе — прямо на похороны угодил!

-— Больше ничего не говорит приказчик, не болтал ли кому о деньгах?

-— Нет, говорит, сам только утром узнал и о деньгах и о поездке, так что никого не видел, потому как сразу уехал.

—    Позовите его.

Вошел человек невысокого роста, полный, лет пятидесяти.

—- Давно ли у купцов служишь?

Давно, ваше благородие, годов пятнадцать, я сам из кре­стьян Мышкинского уезда, села Флоровского. Николай Василь­евич, старик то есть, и сам оттуда, так он меня и нанял.

—    А в деревне чем занимался?

—      Служил приказчиком у деревенского купца Титова, ваше благородие,

—       Значит, крестьянской работой занимался?

—    Нет, все по торговой части.

—    Ну, ладно, что в Ярославле, у купца Сметанина?

—      Да я уже господину полицейскому все рассказал, добавить нечего.

—    А видел ли ты Заворыкина, когда он к вам с купцом Бердяевым приходил?

—    Видел, а как же!

—    Ну, а разговор какой слышал, что говорили?

—      Да сни приходили после обеда, старик Бердяев их поз­накомил, они за столом сидели. Я не присутствовал, потом Бер­дяев ушел, а Заворыкин еще оставался Потом и он ушел.

—     Во сколько он ушел? — задал важный вопрос Кухов.

—    Темнеть стало, часов, может, в семь, а, может, и позже.

—    Ну, а хозяин что, тебе сразу наказ дал?

—     Нет, наказ утром он мне давал, а вечор, как Заворыкин ушел, он меня спрашивает: знаю ли я Ефима Костырева. Знаю, говорю, номерным служит у Хряпина, а что?

—     Да то, говорит, что купец его к себе в помощники берет, и, вроде, рекомендует его по денежным делам поставить. Мол, у него опыт есть, как ты думаешь, что он за человек? Деньги, брат, первому встречному не доверишь ведь!

Ну, я говорю, раз купец в ком уверен, то, значит, человек надежный, а я про него ничего сказать не могу. Вот и весь раз­говор, господин следователь, а утром я уехал.

—       Ну, хорошо, понадобится, вызову.

—    Хм... Так вот отчего Ефим веселый-то был, на службу его купец брал. Тогда почему это сейчас скрывает, может, боится, что его подозревать будут? Так своей скрытностью он как раз по­дозрение и вызывает. Время уже позднее, целый день в хлопотах, а ничего пока не проясняется, одни загадки, а отгадок нет.

Кухов позвал дежурного: больше нет ко мне никого?

—    Как нет, с обеда вас сыщик дожидается!

Вошел давешний сыщик, в шинели гимназического надзира­теля.

—      Слушаю, какие вести у вас, ходили в лабаз в мучном ряду?

—    Так точно, господин следователь, с утра там был, как при­казывали. Купца Василия из лабаза парнишка увел.

—     Какой парнишка? Давай-ка поподробнее, пожалуйста!

—     Пришел я в лабаз, спрашиваю тамошнего приказчика: ку­пец девятнадцатого во сколько ушел? Говорит — часа в четыре. А обычно до какого времени бывает? А когда как, бывает и до полночи мы с ним тут, коль дел много. А так часов в шесть ухо­дит Почему в тот день ушел рано? Парнишка к нему приходил, вот и ушел. Какой парнишка? — спрашиваю. Из мясной лавки, что на Спасской улице. Говорил ли что купец, когда уходил? Сказал, мол, ждут его дома — дело срочное, ну и ушел_.

Кинулся я сразу в мясную лавку, там этот паренек, я к нему. К купцу Шунаеву ходил в такой-то день? — спрашиваю. Ходил! — отвечает. Зачем? Господин послал. Какой господин? Не знаю, подошел ко мне господин (я на улице сидел около лавки), сходи, говорит, к купцу Шунаеву в лабаз в Мучной ряд, знаешь где? Знаю, говорю. Вот и сходи. А то мне недосуг, а его дома ждут срочно, a я тебе двадцать копеек дам, сходишь что ли? — спра­шивает.

Я говорю, схожу, отчего не сходить! Ладно, говорит, дал мне двугривенный и пошел. Куда, спрашиваю, пошел? Да назад и по­шел, паренек отвечает. По какой улице? Да по нашей назад и по­шел, Спасская на Московскую выходит. А как выглядел этот гос­подин — спрашиваю. Да не старый, и одет чисто, господин и все, я его один раз у номеров видел, мальчишка-тож говорит.

У каких номеров? — быстро спрашиваю. А у Хряпиных! Ну, тут я сразу к вам и бегом, а вас все нет и нет, я уж прямо извел­ся весь, не иначе Ефим Костырев это!

— Точно он! Вот кто наводчик, значит! Быстро всех кто в участке да с оружием, коляску вели подавать, едем в номера да живее, живее, черт возьми!