Глава III Орлик и Соколик

Онлайн чтение книги Улица младшего сына
Глава III Орлик и Соколик

После неудачи, постигшей Володю в военкомате, где его пристыдил военный комиссар города, скомандовавший: «Шагом марш — в школу!» — пришлось было на время оставить всякие мысли о том, чтобы попасть на фронт. Но потом прежняя беспокойная, неотвязная и жгучая тяга стала вновь постепенно овладевать Володей. Теперь же, когда школа была сожжена фашистскими бомбами, а перенесенные в другие помещения занятия прекратились как-то сами собой, он уже не мог найти себе оправдания для своего пребывания дома, где, как ему казалось, он был вынужден бездействовать. Надо было что-то предпринимать. Но пионерский вожатый Жора Полищук, с которым привык всегда советоваться в важных делах Володя Дубинин, ушел в истребительный батальон. И Володя лишился своего комсомольского наставника. Сестра Валентина с утра до ночи работала в порту или на вокзале: комсомольцы помогали эвакуации города. Да и не решался Володя делиться с Валентиной своими мыслями о фронте. Оставалось одно: съездить в Старый Карантин и посоветоваться с Ваней Гриценко. Испытанный друг, он бы понял Володю! Да и сам Ваня, должно быть, тихонько помышлял уже о том, как бы «двинуть из дому поближе к делу»…

Приехав в Старый Карантин на попутном грузовике, который долго вилял по шоссе, объезжая новые воронки от авиабомб, Володя не застал приятеля дома. Ваня был человеком хозяйственным и не сидел без дела. Мать сказала, что он поехал за кукурузой для тетки Марии Семеновны, родной сестры Володиного отца. Володя немножко удивился тому, что Ваня Гриценко, не очень-то долюбливавший прижимистую тетю Марусю, взялся возить ей кукурузу. Впрочем, время было военное, и многое изменилось в Старом Карантине.

Пришлось идти к тетке Марусе, которая жила тут же, в поселке. Но, едва Володя свернул в проулок, где жила Мария Семеновна, он услышал позади себя стук колес и голос Вани.

— Эге-гей! Посторонись! Дорогу давай… Протараню…

Володя отскочил к обочине, но, обернувшись, понял, что попал впросак: нечего было так поспешно отпрыгивать с дороги в сторону… Разболтанный полуфурок с вихлявшимися во все стороны колесами еле-еле влекся облезлой клячей. Ее ребристая спина с остро проступавшим хребтом напоминала прохудившееся днище опрокинутой старой лодки. И напрасно Ваня, сидя ухарски, боком, на краю повозки, чмокал губами, дергал за вожжи и даже дрыгал свесившимися через край полуфурка ногами, оглашая окрестности лихим ямщицким присвистом. Лошадь, в которой Володя сразу узнал хорошо знакомую ему теткину старую клячу, так медленно переступала худыми, узловатыми ногами, словно, прежде чем сделать шаг, долго соображала, какой именно конечностью следует сейчас двинуть.

И все это — и мирно тарахтевший полуфурок, груженный початками кукурузы, и сонный шаг лошади, и беспечный вид Вани, — все показалось Володе до обиды будничным, нарочито тыловым, возмутительно далеким от тех дел и мест, куда так рвалась его собственная душа.

Не дожидаясь приглашения товарища, Володя вскочил в повозку и сел рядом с Ваней:

— Что, Иван? Кукурузу возить заставили? Дело!

— Здоров! — мрачно, словно не слыша насмешки в голосе друга, откликнулся Ваня и покосился на приятеля. — Ты бы… слушай, Володька… слез лучше. А то и так нагрузка коню…

— Вот так конь-огонь! И на месте не удержишь: того и гляди, «оверкиль» вверх копытами, — сострил Володя и, спрыгнув с полуфурка, пошел рядом с ним, держась рукой за передок, обитый железной полоской.

— Какая ни есть, а лошадь! — степенно проворчал Ваня и, отвернувшись, добавил: — В боевой обстановке и такая пригодится.

Володя насмешливо присвистнул:

— Это где же, у тебя тут, в Старом Карантине, боевая обстановка? Початки с кукурузника возить?

— Много ты понимаешь!.. У тебя одна привычка — смешки строить. А у меня, возможно, свой план. Володя снизу внимательно посмотрел на друга:

— Это какой же план?

— А такой план, что я сидеть больше тут не собираюсь.

Володя мигом очутился снова в повозке рядом с Ваней, заглядывая ему в лицо:

— Ваня, ты пойми, слушай… И я ж за тем приехал. Не могу я больше тут отсиживаться! Школу разбомбили, занятий нет. Пионеры наши многие уже поуехали. А я все дома торчу. Уж и в военкомат ходил, и в горком комсомола, и везде… Ну не берут — и все тут!

— Вот то и главное, что не берут. А у меня план есть один. Такой план, Вовка, что уж непременно возьмут. Ты что думаешь? Я для чего это тете Марусе кукурузу возить взялся? — Ваня огляделся по сторонам и наклонил голову к Володе: — Чтобы конь меня признавал, чтобы он привык ко мне. Соображаешь теперь? Я уж его и подкармливаю для поправки… У тебя, кстати, Вова, не найдется книжки по уходу за конями… ну по животноводству, короче сказать?

— Погоди, Иван… Ты можешь мне толком, как человек, сказать? Ничего я у тебя не пойму.

И тогда Ваня, еще раз поглядев во все стороны, тихонько поведал Володе свои план. Лошадь тетки Маруси он уже приручил к себе. Только надо ее хорошенько подправить, а когда конь войдет в полную лошадиную силу, Ваня на нем доскачет до Старого Крыма, где в лесах собираются, говорят, партизаны. Пешего, возможно, они и не примут, но уж боец с конем — это такое пополнение, что никто не откажется.

— У меня на тот случай и сухари уже припасены в сарае, — заключил Ваня и вдруг спросил: — Ты небось думаешь: как коня звать?

— Что, я не знаю разве? Филькой его звать.

— До войны он Филька был. А теперь я его переназвал: он теперь у меня Соколик. А тетка про то и не знает даже… И знаешь, Вова, он уже привыкать стал. Отзывается. Гляди!.. Эй, Соколик! — крикнул Ваня. Но бывший Филька и ухом не повел. Тогда Ваня незаметно потянул вожжу, заворотив голову клячи. — Вот видишь? Оглядывается, как по-новому назовешь… Молодец, Соколик! Рысью марш!

Тут Соколик, совершенно сбитый с толку, неожиданно остановился.

— По-кавалерийски он команду еще не всю понимает, — объяснил Ваня. — Привык по-домашнему… Ну, пошел, черт! — крикнул Ваня, и Соколик, понятливо мотнув головой, двинулся с места.

Но Володя, ни слова не говоря, слез с полуфурка и, даже не обернувшись в сторону Вани, сердито зашагал прочь.

— Ты куда? Погоди, Володя!

— Нечего мне с тобой тут делать, — отозвался тот, не останавливаясь. — Об одном себе только думаешь, а до товарища тебе и дела нет.

— Да ты обожди! — крикнул смущенный Ваня, придержав Соколика. — Я ж тебя сколько времени не видал… Откуда я знал!

— Должен был меня достаточно знать! — бросил на ходу Володя через плечо, сердито вздергивая его и потирая подбородком.

Ваня, повернув лошадь, попытался нагнать обиженного друга. Он и сам уже почувствовал, что поступил не совсем хорошо. Но напрасно теперь он нахлестывал своего Соколика… Не догнать было широко шагавшего Володю.

— Да стой ты, в самом деле! — закричал Ваня.

Володю это не остановило, но зато Соколик мгновенно и охотно стал как вкопанный. Бросив вожжи, Ваня спрыгнул с повозки и, доверившись двум собственным ногам более, чем четырем копытам своего коня, бросился вдогонку за Володей:

— Обожди, Володя! Стой! Есть план…

— Слыхал я уже твой план.

— Да нет, стой… я насчет тебя соображаю. Можно еще одного коня достать. Только ты заранее решай — поедешь со мной до партизан или нет.

— Какой может быть вопрос!

Володя остановился разом, тяжело переводя дух и с надеждой глядя на Ваню.

— Ну так ты знай, Вовка, что я все-таки товарищ тебе! Есть и для тебя конь. Только он немножко покорябанный. Его после бомбежки с конного двора списали. А по-моему, так зря совсем. Вполне справный конь. Только одна нога осколком чуть перебита, а остальные три совсем даже целые…

— А где тот конь? — так и загорелся Володя.

— Да тут он, возле каменоломен бродит. Беспризорный… Только где ты его поставишь? Вот вопрос.

— Ну, тогда и у меня есть план, — сказал Володя. — Вези меня, Иван, туда, а я того коня к тетке Марусе отведу. Она жадная, скопидомка — от дарового коня не откажется, можешь быть спокоен. А я ей скажу, что мы с тобой сами и кормить и выхаживать станем. Поехали?

Старый шахтерский конь, известный на каменоломнях под кличкой Лыска, пострадал накануне при налете. Осколком авиабомбы ему повредило переднюю левую ногу. Будь мирное время, Лыску начали бы лечить, выхаживать. Но теперь всем было уже не до того. Старый Карантин и Камыш-Бурун частично начали эвакуацию, скот угоняли и переправляли через пролив на Тамань. Где ж тут возиться со старой, покалеченной лошадью! И Лыску списали со двора, как выразился Ваня Гриценко.

Держа на весу перебитую ногу, старый шахтерский конь одиноко пасся среди высохших зарослей татарника на одном из холмов близ каменоломен. Когда мальчики подъехали на своем полуфурке к району каменоломен, начинавшемуся тут же, за околицей поселка, Лыска как бы дремал, скорбно покачиваясь на трех ногах.

У Володи, всегда очень бережного в обращении с животными, все лицо повело так, словно и его самого проняли мозжащая боль и тупая тоска одиночества, проступившие в облике раневой, заброшенной лошади.

— Лыска! — негромко позвал Ваня, когда мальчики, спрыгнув с полуфурка, приблизились к коню.

Лошадь тяжело подняла голову с белым пятном на лбу и устало посмотрела на мальчиков.

Володя, наклонившись к распухшему, продолжавшему медленно кровоточить колену Лыски, осторожно сгонял осенних мух, жадно облепивших рану.

— Да не так сильно перебита… Ваня, ты дай ему початок поглодать пока, а я сейчас соображу перевязку.

Пока Лыска, благодарно тыча шершавыми губами в Ванину ладонь, деликатно выкусывала длинными желтыми зубами зерна из гнездышек кукурузного початка, Володя, присев на корточки, поплевал на свой носовой платок, потом задумался на минутку, что-то соображая; достал из кармана бушлатика мятую тетрадку, куда записывал тимуровские поручения, вырвал из нее десяток чистых листков, приложил их осторожно к ране и, плотно обмотав платком, натуго перевязал мелко дрожавшее колено Лыски.

— Мани на себя, чтоб пошла! — крикнул он Ване. Отойдя на шаг, Ваня протянул Лыске свежий початок. Лошадь, осторожно переступая, двинулась за угощением.

— Видал? — торжествовал Володя. — Из такого коня толк будет… Я ему еще лубок из дощечек сделаю, дадим ему усиленное питание — тогда и увидишь: почище твоего Соколика станет! Зачисляй меня с ним в твою кавалерию, Ванька!.. И объявляю тебе, Иван, что с этой минуты он тебе больше уже не Лыска. Забудь!

— А как же его записать велишь? Володя посмотрел на Ваню, потом на коня:

— Пиши — Орлик!



Тетка Мария Семеновна шумно и гневно выразила свое удивление, когда к ней во двор вслед за груженным кукурузой полуфурком, который тащила лошадь, по невежеству теткиному еще именуемая ею Филькой, заковыляла, тыча губами в груду початков на повозке, худоребрая, хромая коняга с перевязанной коленкой.

— Хлопцы, куда же вы глядите оба! Чужая худоба приблудилась, кукурузу мою поганит, а они глядят себе! Небось половину сожрала… Геть отсюда! Кыш, холера!

И она замахнулась на Лыску хворостиной. Но тут перед ней очутился Володя.

— Здравствуйте, тетечка Марусечка… — начал он, и Ваня подивился, откуда у Володи взялся этот неизъяснимо ласковый голосок. — Мама вам кланяется, от Вали тоже привет. Велели узнать, как вы живете и как здоровьичко ваше.

— Какое тут может быть здоровье! Перемогаюсь кое-как. Покоя минуты нет. Вот послала Ваньку за початками, сам напросился. А гляди… Да что же вы смотрите?! Гоните вы ее, за ради бога, со двора, пока не все сожрала! Геть отсюда!.. Ой, Ванька, кончусь я когда-нибудь совсем через тебя…

— Тетечка, тетечка, вы ее расстраивайтесь, — заговорил опять Володя, невозмутимо глядя прямо в малиновое, потное лицо бушевавшей тетки. — Вы погодите серчать. Вы лучше принимайте коня. Это же мы вам привели. Насовсем.

— Да на кой шут мне одер такой нужен?! Где вы его взяли? Приблудный, что ли?

Володя принялся терпеливо объяснять:

— Нет, тетя, вы послушайте… Там коней и всю скотину эвакуируют. Еще ничего такого нет пока, но на всякий случай. А которые остаются, тех населению раздают, чтоб не пропадали. И совсем задаром дают. А мы увидели и думаем: «Надо нашей тетечке хозяйство добавить. Женщина она добрая».

Ваня тут издал какой-то странный звук, словно собирался прочистить нос, но Володя показал ему за своей спиной кулак и продолжал:

— И ведь главное, тетечка, совсем задаром и даже без расписки. А вам в хозяйстве все же прибавление.

Тетка, недоверчиво прислушиваясь, подошла поближе к лошади и придирчиво оглядела ее:

— Что же вы такую захудалую-то выбрали? Не могли для родной тетки постараться? У нее вот и нога не годится. Подобрали падаль…

— Не нравится — ваше дело! — решительно отрезал Володя. — Слышал, Иван? «Падаль»!.. Давай, Ваня, коня со двора, пусть другие люди забирают, которые понимают… Мы, тетя, и так еле отбились, пока сюда коня вели. Пристают все: дай и дай им коня… Нет, главное, Иван, слышал? «Падаль»! Была бы падаль, так и не назвали бы так, как ее зовут… Идеи, Орлик! Пристрою тебя к добрым людям — коленку тебе подлечат, так уже не Орлик будешь, а полный Орел… Пошли, Иван!

И Володя потянул коня к воротам.

— А ну, геть, отойди от коня, не хватайся за чужое добро! — заторопилась тетка. Она была в замешательстве, и ей было уже жаль отказываться от дарового коня. — Раз привели во двор, так уж тут я сама буду дело решать — кому лошадь оставить: себе или соседям. Чем только я кормить-то его стану?

— Вы насчет этого, тетя, не беспокойтесь. Это уж мы с Ваней позаботимся для вас… Верно, Иван?

— Что ж, не поможем разве? — подтвердил Ваня. — О том не думайте, тетя Маруся. Вова даже книжки обещал достать по уходу за конями. У нас дело пойдет по последним данным науки.

— Знаю я вашу науку! — проворчала тетка, но уже по-хозяйски выдернула репей татарника из свалявшейся гривы коня и похлопала его по худой, костлявой спине. — Орлик? Ну, нехай будет Орлик…

Так сама тетя Маруся утвердила за Лыской новое имя. А приятели наши укрепились в своем решении вместе отправиться к партизанам в Старокрымские леса, как только окрепнут их боевые копи — Соколик и Орлик.

Но для осуществления этого превосходного плана нужно было еще немало потрудиться. Во-первых, коней надо было усиленно кормить. Во-вторых, следовало как можно скорее вылечить раненую ногу Лыски-Орлика. Кроме того, необходимо было запастись продуктами на дорогу и добыть хоть какую-нибудь сбрую — о седлах мечтать уж не приходилось.

Так как друзья решили с самого начала поставить дело на научную основу, то Володя прежде всего решил разыскать нужную для этого дела литературу по коневодству. Библиотеки в городе были закрыты, но после долгих поисков Володя раздобыл где-то старую, пропахшую подвальной затхлостью и мышами толстую книгу, изданную, как было указано на обложке, в 1892 году — лет почти за сорок до появления на свет Володи. Называлась эта книга внушительно и роскошно: «Заводовая книга чистокровных и скаковых лошадей в России». У мальчиков не было сомнения, что книга эта может быть чрезвычайно полезной при перевоспитании на новый боевой лад Фильки-Соколика и Лыски-Орлика.

Правда, ничего практически нужного для своих коней мальчики не почерпнули. Но зато теперь окружающие стали замечать, что в разговоре между Ваней и Володей, который почти ежедневно наведывался в Старый Карантин, стали густо звучать специально коневодческие словечки — рысистость, подуздок, шенкеля, аллюр — и названия вроде: першерон, жмудка, орловец, ахалтекинец, брабант… Точно определить по этой книге породу Орлика и Соколика не удалось, хотя Володя утверждал, что его Орлик, несомненно, потомок чистокровных орловцев с благородной примесью араба, а Соколик — тот, скорее всего, донец с уклоном в першерона. Приятели чуть было даже не повздорили из-за этого, так как по-Ваниному выходило, что Соколик его — чистопородный ахалтекинец.

Тем не менее оба приятеля усердно добывали фураж, собирая у пристани клочья сена, свозя на двор тетки Маруси кукурузные объедки, картофельные очистки. Они доставали и резали солому, сами обваривали ее кипятком, присыпали полову, отруби. Не подозревавшая об их хитрых планах тетка Маруся не могла нахвалиться мальчиками.

И действительно, лошади заметно подобрели, а раненая нога у Орлика перестала гноиться и начала подживать. И когда Володя поочередно с Ваней выводил Орлика из сарая на прогулку по двору, то конь уже осторожно ступал на больную ногу.

— Погоди, он у меня скоро заскачет! — говаривал Володя. — Недаром я его Орликом сразу назвал. Порода орловская во всем видна. Да с такими конями нас, Иван, в Старокрымском лесу примут знаешь как? Еще спасибо скажут. Будь спокоен.

В душе-то своей Володя был не очень спокоен. Тяжело было думать о том, что придется оставлять мать и Валентину в такие трудные, опасные дни. Да и неизвестно еще было, как обернется дело, когда они прискачут с Ваней на своих добрых конях в Старокрымские леса. Примут ли их партизаны? Не отправят ли домой с позором?

Володе частенько вспоминался один пренеприятный случай, который произошел с ним и Ваней Гриценко несколько лет назад. Они ловили тогда бычков в запретной зоне близ Старой крепости. И в Керчи, и в Камыш-Буруне, и в Старом Карантине все хорошо знали, что купаться и рыбачить в районе крепости запрещено. Но так заманчивы были рвы, башни и старые стены старой турецкой крепости, о которой среди черноморских мальчишек ходило столько легенд!.. И они с Ваней пошли ловить бычков туда, куда ходить не полагалось. А кончилось дело тем, что обоих забрал патруль. Мальчиков привели на пограничную береговую заставу, которая, как оказалось, и находилась в Старой крепости. И командир сказал, что обоих как штрафников пошлют на трое суток чистить картошку. Правда, в конце концов все обошлось хорошо. Моряки-пограничники посмеялись над «штрафниками», угостили их пирожками и отпустили домой. Но на прощание, когда Володя, уже осмелев, попросил показать ему пушки, командир строго сказал:

«Никаких тут пушек нет! Запомни. И вообще мой совет тебе: никому о сегодняшнем чрезвычайном происшествии не рассказывай. Ты пионер?.. Ну и отлично! Значит, должен уметь хранить военную тайну. А теперь — марш домой!.. «

Чего доброго, я в Старокрымских лесах его и Ваню встретят командой: «Марш домой!»

И, чистя самодельной скребницей Орлика, Володя заглядывал в добрые, таившие какую-то ласковую и усталую печаль глаза коня:

— Ух ты, Орлик мой, конь ты, лошадь!.. Эх, и поскачем мы с тобой! А потом — шашки к бою, в атаку — марш! Как Чапаев!.. И погоним вон фашистов из Крыма! Тпру, Орлик! Стой, стой, не толкайся… Потерпи, Орлик, уже скоро…

В потайном уголке сарая ничего не подозревавшего Ивана Захаровича Гриценко были припрятаны переметные сумы, ловко скроенные из старой мешковины умелыми руками Володи. Они были набиты сухарями, и в каждой имелось еще по небольшому кулечку с гречкой.

Все было готово для ухода в Старокрымские леса к партизанам. И надо было спешить: сводки с фронта с каждым днем становились тревожнее. Фашисты рвались в глубь Крыма. Они приближались к Симферополю. Опасно было откладывать отъезд хотя бы на один день. И Володя примчался в Старый Карантин, чтобы твердо договориться с Ваней об уходе к партизанам на другую же ночь.

Но Ваня встретил его на этот раз чем-то странно озабоченный. Трудно было представить себе, что это тот самый уравновешенный, неспешный и обычно легко уступавший приятелю Ваня, с которым вчера еще Володя договаривался о последних приготовлениях к побегу. Когда Володя сделал ему в комнате знак, чтобы вместе выйти во. двор и поговорить возле сарая, Ваня нехотя поднялся, как-то необычно пожал плечами и только потом двинулся за товарищем. Во дворе между друзьями произошел разговор, который совершенно ошеломил Володю.

— Ты слышал? — начал Володя, когда они подошли к сараю. — Уже у Симферополя бой…

— Ну, слыхал, — негромко откликнулся Ваня.

— Значит, ждать больше нечего. Завтра же ночью давай уходить: у нас ведь все с тобой готово. Кони выдержат. А я прощусь утром с мамой и Валентиной — конечно, ничего не скажу, только записку им оставлю на столе, чтобы после не беспокоились. Ночевать буду у тети Маруси. А ты в полночь подойдешь — я лошадей выведу. Ну, а дальше, как мы договаривались…

— Ничего из этого не выйдет, — тихо проговорил Ваня.

— Что? Как это не выйдет?

— Не выйдет.

— Добрый день, здравствуйте! Видели его? Ты что?

— Ничего у нас с тобой не получится, — повторил Ваня тихо и раздельно.

— Да ты что? Раздумал? Или больной? Как это по получится, когда все готово — в кони и продукты!

— Не поеду я, Вова, — совсем уже твердо, хотя по-прежнему тихо сказал Ваня. — Да и тебе не советую.

— Ты что же? От слова своего отступаешься? Договаривались, готовились, а ты?.. Это знаешь как называется? Главное, еще крутит! Брось, Иван! Я же вижу — перетрусил мальчик… Так прямо и говори.

Ваня взглянул на него:

— Я говорю то, что есть. Не поеду я. Не могу.

— Все время мог, а сейчас вдруг занемог! Эх ты, друг-товарищ! Где же ты раньше был? Зря я с тобой все это затеял. Только время потерял. Давно бы уже там был без тебя. « — Володя чуть не плакал от обиды и огорчения. — Ведь это как назвать стоит? Я прямо даже не знаю… Говори прямо: струсил, да?

— Если хочешь, можешь считать, что струсил, — сказал Ваня, и его спокойствие совсем сразило Володю.

— Нет, Ваня, ты все-таки подумай… Может, поедем все-таки, Ваня?

— Не могу я, Вова.

— Да что это за «не могу» такое у тебя вдруг выскочило?

— Выскочило.

— Так скажи толком.

— Не могу.

— Заладил! Чего не можешь?

— Сказать не могу.

— Тьфу тогда на тебя и на твое «не могу!» — закричал в отчаянии Володя и, сжав кулаки, подошел почти вплотную к Ване. — Трус ты — вот кто! Трус! Молчишь?

Ваня отвернулся и молчал.

— Ну и молчи! И запомни мое слово, последнее: я еще день обожду, а ты решай. Может, твое «не могу» из тебя выскочит. Тогда я видно будет, кто ты: Соколик сам или стал клячей, хуже старого Фильки.

Володе очень хотелось сказать своему товарищу что-нибудь еще более обидное и хлесткое. Он привык к тому, что Ваня обычно уступал, признавая его главарем. Но было сегодня в Ване нечто такое, что заставило вспыльчивого и обычно резкого на слово Володю замолчать. Он только посмотрел еще раз внимательно на Ваню Гриценко и внутренне подивился странной, почти таинственной перемене, которая произошла со вчерашнего дня в товарище.

Володя вдруг почувствовал, что Ваня стал за один день как будто намного старше его. И то новое, уверенное, суровое, еще непонятное Володе, но почему-то ставшее доступным Ване, сегодня уже не собьешь никакими настояниями, не сломишь самыми колкими обидами.

Между друзьями пролегла какая-то тайна, известная лишь Ване, но пока еще для Володи неведомая.

Володя должен был признаться себе, что на этот раз Ваня чем-то взял верх над ним. И он примирительно сказал:

— Ладно, Ваня. Я поехал домой, но ты все-таки подумай как следует.

Но в душе он понимал, что Ваня уже подумал и решения своего на этот раз не переменит. Однако что же заставляло Ваню, обычно уступчивого и охотно подчинявшегося Володе, обрести внезапно такую твердость?

Мучимый этой загадкой, Володя вернулся к вечеру в затемненную, притихшую, словно замершую под черным крылом Митридата Керчь.


Читать далее

Улица в Керчи 28.04.16
Часть первая «РАСТИ, МАЛЬЧУГАН!»
Глава I Надпись в подземелье 28.04.16
Глава II Владелец ртутной капли 28.04.16
Глава III Флаг отца 28.04.16
Глава IV Буква к букве 28.04.16
Глава V «Верное слово, точное время» 28.04.16
Глава VI Пионерская душа 28.04.16
Глава VII Научная экспедиция 28.04.16
Глава VIII Земля и небо 28.04.16
Глава IX Испытания 28.04.16
Глава X «С + С» 28.04.16
Глава XI Берег пионеров 28.04.16
Часть вторая «ПОДЗЕМНАЯ КРЕПОСТЬ»
Глава I Не взяли… 28.04.16
Глава II Сердце горит 28.04.16
Глава III Орлик и Соколик 28.04.16
Глава IV Тайна дяди Гриценко 28.04.16
Глава V Прощай, белый свет! 28.04.16
Глава VI Подземная крепость 28.04.16
Глава VII Внизу и наверху 28.04.16
Глава VIII Первая вылазка 28.04.16
Глава IX Камень на сердце 28.04.16
Глава X Насчет овса… 28.04.16
Глава XI Свидание со звездами 28.04.16
Глава XII Сражение под землей 28.04.16
Глава XIII В пылающих недрах 28.04.16
Глава XIV «Глаза и уши» 28.04.16
Глава XV Погребены в камне 28.04.16
Глава XVI Последняя разведка 28.04.16
Глава XVII С новым годом! 28.04.16
Володина улица. Эпилог 28.04.16
Спустя много лет. Послесловие 28.04.16
Глава III Орлик и Соколик

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть