Онлайн чтение книги Неоконченный портрет Unfinished Portrait
Глава восьмая. Джим и Питер

1.

И Мириам, и ее дочь верили в силу молитвы. Сначала Селия молилась добросовестно, с осознанием греха, потом молитвы ее стали умозрительными и аскетичными. Но она так никогда и не рассталась с детской своей привычкой молиться по каждому поводу. Входя в бальный зал, Селия непременно скажет тихонько: «О Господи, сделай так, чтобы я не робела. Пожалуйста, Господи. И пусть шея у меня не покрывается пятнами». На званых ужинах взмолится: «Помоги мне придумать, Господи, о чем говорить, пожалуйста». Молилась она и о том, чтобы по-умному составить очередность партнеров и танцевать с теми, с кем ей хотелось. Молилась, чтобы не было дождя, когда они отправлялись на пикник.

Молитвы Мириам были более пылкими и смелыми. Она вообще была женщиной смелой. Для своей любимицы она не просила, а требовала у Бога! Она молилась с таким пылом, с такою страстью, что не могла поверить, чтобы Господь не откликнулся. Возможно, многие из нас, говоря, что их молитвы остались без ответа, на самом деле имели в виду, что ответом было «Нет».

Мириам не была уверена, было ли появление Джонни де Бэра ответом на ее молитву, но в том, что Джим Грант явился в ответ на ее мольбу, — не сомневалась.

Джиму очень хотелось заняться фермерством, и родители отослали его на ферму, что была неподалеку от дома Мириам. Сделали они это сознательно, они полагали, что она присмотрит за их мальчиком. И это поможет ему избежать беды.

В свои двадцать три года Джим выглядел почти так же, как и в тринадцать. То же добродушное, скуластое лицо, круглые яркие синие глаза, та же добродушная и энергичная манера говорить. Та же ослепительная улыбка и та же привычка смеяться, закинув назад голову.

Джиму исполнилось двадцать три, и сердце его было не занято. Стояла весна. Он был сильным здоровым юношей и часто бывал в доме у Мириам, а Селия была молода, белокура и красива, и так как от природы никуда не деться, он влюбился.

Для Селии это была еще одна дружба — вроде той, какую она водила с Питером Мейтландом, с той только разницей, что характер Джима был ей больше по душе. Она всегда считала Питера немного «размазней». У него не было честолюбия. А Джима честолюбие переполняло Он был молод и к жизни относился очень серьезно. Фраза «жизнь реальна, жизнь серьезна» могла быть сказана специально для Джима. Его желание заняться фермерством происходило вовсе не от любви к земле. Сельское хозяйство интересовало его с практическо-научной точки зрения. Сельское хозяйство Англии должно давать отдачу больше, чем сейчас. Нужна только наука и сила воли. А силы воли Джиму было не занимать. У него об этом были даже книги, которые он давал читать Селии. Он очень любил давать другим читать книги. Его интересовали также теософия, биметаллизм, экономика, наука о христианстве.

Ему нравилась Селия, потому что она так внимательно его слушала. Она читала все книги, которые он ей давал, и умно о них высказывалась.

Если ухаживание Джонни де Бэра за Селией было следствием плотского влечения, то ухаживание Джима Гранта шло почти целиком от ума. На этом этапе развития своей карьеры он был поистине нашпигован серьезными идеями — почти до занудства. Селии же он нравился больше всего не тогда, когда глубокомысленно рассуждал об этике или о миссис Эдди, а когда, запрокинув голову, хохотал.

Объяснение Джонни де Бэра в любви застало Селию врасплох, но то, что Джим будет просить ее руки, она поняла раньше, чем он это сделал.

Иногда у Селии возникало чувство, что жизнь — это словно узор на ткани: то ты челноком вплетаешься в нее, то выныриваешь, подчиняясь заданному образцу. И ей начинало казаться, что Джим — это образец для нее. Он был предначертан ей судьбой — с самого начала Какой счастливой выглядела теперь ее мать!

Джим был просто прелесть — он ей безмерно нравился. Скоро он попросит ее руки, и тогда она будет чувствовать себя так же, как когда это произошло с майором де Бэром (она всегда так называла его про себя, никогда — Джонни), — взволнованной и растревоженной — и сердце будет так быстро биться…

Джим сделал предложение воскресным полднем. Он спланировал это еще несколько недель тому назад. Ему нравилось разрабатывать планы и выполнять их. Он считал, что это — разумно.

День выдался дождливый, после чая они сидели в классной комнате. Селия играла на рояле и пела. Джиму нравилась музыка Гилберта и Салливана.

Когда Селия кончила, они сели на диван и заговорили о социализме и о доброте человеческой. Потом наступило молчание. Селия сказала что-то о миссис Безант, но Джим ответил невпопад.

Опять наступило молчание, и тогда Джим, густо покраснев, сказал:

— Ты, наверное, знаешь, что ты мне очень нравишься, Селия. Хочешь, чтобы мы обручились, или лучше подождешь немного? Мне кажется, мы будем очень счастливы вместе. У нас так много общего во вкусах.

Он вовсе не был так спокоен, как казалось. Будь Селия постарше, она бы это увидела. Она бы разгадала, почему у него слегка дрожат губы, а рука нервно пощипывала подушку дивана.

А так — не, что ей сказать?

Она не знала — и не сказала ничего.

— Мне кажется, я тебе нравлюсь, — сказал Джим.

— Нравишься, нравишься, — с жаром воскликнула Селия.

— Вот это — самое важное, — сказал Джим. — Чтобы люди действительно нравились друг другу. Это надолго. А страсть. — Он слегка зарумянился, когда произнес это слово, — нет. Я думаю, мы с тобой, Селия, будем идеально счастливы. Я хочу жениться молодым. — Он помолчал и добавил: — Послушай, по-моему, лучше всего будет, если мы обручимся с испытательным сроком, скажем, в полгода. Никому об этом не будем говорить — только твоей матушке и моей. А потом, через полгода, ты и решишь окончательно.

Селия с минуту размышляла.

— Ты думаешь, так лучше? Я хочу сказать, что я, может, даже и тогда не…

— Если не решишься, тогда, конечно, нам жениться не следует. Но ты решишься. Я знаю, все будет как надо.

Какая спокойная убежденность звучала в его голосе? Он так уверен. Он знает.

— Хорошо, — сказала Селия. И улыбнулась.

Она ждала, что он ее поцелует, но он не поцеловал. Ему очень хотелось, но он стеснялся. Они продолжили свой разговор о социализме и человеке, рассуждения их были, пожалуй, не столь логичны, как могли бы быть.

Потом Джим сказал, что ему пора, и встал.

Минуту они стояли в растерянности.

— Ну, — сказал Джим, — пока. В следующее воскресенье опять приеду, а может, и раньше. И напишу. — Он запнулся. Я буду… ты меня не поцелуешь, Селия?

Они поцеловались. Довольно неумело.

«Совсем так же, как если бы я целовала Сирилла», — подумала Селия. Только, вспомнила Селия, Сирилл никогда никого не хотел целовать…

Ну вот. Теперь она помолвлена с Джимом.

2.

Мириам просто сияла от счастья, а потому и Селия радовалась своей помолвке.

— Милая моя, я так за тебя рада. Он такой славный. Честный и мужественный, он позаботится о тебе. И с семьей их мы так долго дружим, они так любили твоего отца. Надо же было такому случиться — их сын и наша дочь. Селия, я так огорчалась, когда за тобой ухаживал майор де Бэр. У меня было чувство, что это как-то не так… не то, что тебе нужно . — Она помолчала и вдруг добавила: — И я очень за себя боялась.

— За себя?

— Да, я так хотела, чтобы ты была все время со мной… чтобы ты не выходила замуж. Это было эгоистично. Я говорила себе, что в жизни у тебя будет тогда меньше тревог — ни забот, ни детей, ни хлопот… Если бы не то, что я так мало смогу тебе оставить — так мало на жизнь, я бы чувствовала огромное искушение… Трудно, Селия, матерям не быть эгоистками.

— Чепуха, — сказала Селия, — ты чувствовала бы себя страшно оскорбленной — другие-то девушки ведь уже вышли замуж.

Она и раньше подмечала — и это забавляло ее, — как сильно переживает за нее мать. Если другая девушка была лучше одета, была остроумна в беседе, Мириам тут же выказывала великое раздражение, которое сама Селия не разделяла. Матери было невыносимо, что Элли Мейтланд вышла замуж. Как правило, Мириам вспоминала добрым словом только тех девушек, которые были настолько невзрачны и крикливо одеты, что уж никак не могли соперничать с Селией. Эта черта в характере матери порой раздражала Селию, но чаще вызывала сочувствие. Голубушка, какой же смешной нахохлившейся наседкой становилась она! До глупости не способной мыслить логично!.. И все равно — как это мило с ее стороны так относиться к дочери. Зависть у Мириам была такой же неуемной, как и все ее поступки и остальные чувства.

Сейчас Селия радовалась, что мать счастлива. Действительно, все произошло совершенно замечательно. Так хорошо выйти замуж за человека из семьи старых друзей. И Джим, конечно ей действительно нравился больше всех ее знакомых, несравненно больше. Он как раз был таким человеком, каким, в ее представлении, и надлежало быть мужу. Молодой, уверенный в себе, полный идей.

Девушки, только что обручившиеся, — они всегда впадают в уныние? Может, и впадают. Помолвка — это что-то такое окончательное, бесповоротное.

Зевая, Селия взялась за миссис Бесант. Теософия тоже вгоняла ее в уныние. Многое в ней казалось таким глупым.

Биметаллизм — получше.

А вообще все стало скучным — куда скучнее, чем еще два дня назад.

3.

Утром на тарелке у нее лежало письмо — почерк был Джима. Селия слегка покраснела. Письмо от Джима. Первое письмо с тех пор…

Впервые она почувствовала легкое волнение. Многого он ей не сказал, так может — в письме…

Она пошла в сад и там вскрыла письмо.

После писем Джонни де Бэра сему посланию не было суждено вызвать бурю восторгов у девушки!

Селия разозлилась на Джима.

Она знала, что с радостью бы его любила, если бы он был чуточку другим.

Она в мелкие кусочки изорвала письмо и выбросила их в канаву.

4.

Человеком, созданным для любви, Джим не был. Он был слишком занят собой. Кроме того, взгляды его и мнения были очень твердыми и определенными.

Да и Селия не была из тех, кто мог бы взбаламутить в нем то, что можно было взбаламутить. Женщина опытная, которую застенчивость Джима только бы подстегивала, могла бы заставить его потерять голову — что было бы лишь на пользу.

А так выходило, что в его отношениях с Селией что-то не клеилось. Дух товарищества, свойственный их дружбе, был утрачен, взамен же они ничего не приобрели.

Селия всё так же восторгалась характером Джима, скучала от его разговоров, приходила в бешенство от его писем, и вообще — жизнь на нее наводила тоску.

Единственное, что ее действительно радовало, это то, что мать была счастлива.

Пришло письмо от Питера Мейтланда, которому она написала, взяв с него слово секрета не выдавать.

Может и покажется странным, но так оно и было: помолвка радовала Селию главным образом из-за будущей свекрови.

Снова вернулось к ней восхищение, которое в детские годы испытывала она перед миссис Грант. Как и раньше, она думала, что миссис Грант — женщина очаровательная. Теперь совсем седая, она по-прежнему держалась с королевской грацией, голубые глаза ее были всё так же прекрасны и так же великолепна фигура; тот же хорошо запомнившийся, чистый и красивый голос, тот же властный характер.

Миссис Грант прекрасно понимала, в каком Селия от нее восторге, и ей это было приятно. Может быть, она не вполне была довольна помолвкой — может быть, не всё ее тут устраивало. Она вполне была согласна с решением, которое приняли молодые люди: через полгода устроить публичную помолвку, а годом позже обвенчаться.

Джим обожал свою мать и был доволен, что Селия тоже ее обожает.

Бабушка была очень рада, что Селия обручилась, но считала нужным делать намеки на трудности семейной жизни — на то, например, что у бедняжки Джона Годолфина в медовый месяц обнаружился рак горла, или что адмирал Коллингуэй наградил жену дурной болезнью, а потом занялся гувернанткой и дошло дело до того, что она, бедняжка, не могла даже горничную держать в доме. Он выскакивал на них из-за дверей — в чем мать родила Ясное дело, они не задерживались.

Селия считала, что Джим — человек здоровый и у него никак не может быть рака горла («Ах, моя дорогая, заболевают-то как раз люди здоровые», — ввернула бабушка), и даже при самой необузданной фантазии невозможно было представить себе тихоню Джима старым распутником, выскакивающим на горничных.

Бабушке Джим понравился, но — втайне — она чувствовала некоторое разочарование. Молодой человек, который не пьет, не курит и конфузится от шуток, — что это за молодой человек? Если начистоту, то бабушка отдавала предпочтение мужчинам более мужественным.

— Однако, — сказала она с надеждой, — я видела, как вчера вечером он в пригорошню собирал гравий с террасы — там, где ты ступала, — и мне это показалось очень милым.

Напрасно Селия пыталась объяснить, что его интерес бы чисто геологическим. Бабушка такие объяснения не приняла.

— Это тебе он так сказал, милая. Но я-то молодых людей знаю. Носил же молодой Плантертон семь лет у самого сердца мой платок, а встретились мы с ним всего один раз — на балу.

Из-за бабушкиной неосмотрительности новость дошла до миссис Люк.

— Ну, дитя мое, я слышала, что вы договорились с молодым человеком. Я рада, что ты отказала Джонни. Джордж не позволял мне говорить тебе ничего такого, что бы тебя от Джонни оттолкнуло, он ведь считается хорошей партией. Но я всегда думала, что он похож на воблу.

Так говорила миссис Люк.

И продолжала:

— Роджер Рейнс всегда о тебе справляется. Я его отговариваю. Он, конечно, человек состоятельный, потому серьезно и не занимается своим голосом, а ведь мог бы быть профессионалом. Но я полагаю, он тебе не очень понравился — этакий толстый коротышка. Съедает на завтрак бифштекс, когда бреется, обязательно себя порежет. Терпеть не могу мужчин, которые после бритья ходят порезанными.

5.

Как-то в июле Джим приехал в невероятно возбужденном состоянии. Очень богатый человек, друг его отца, отправляется в кругосветное путешествие — изучать сельское хозяйство. Он предложил Джиму поехать с ним.

Джим довольно долго взволнованно разглагольствовал. Он поблагодарил Селию за то, что она с интересом его выслушала и согласилась отпустить его. А он в какой-то мере чувствовал себя виноватым в том, что может доставить ей неприятность своим отъездом.

Недели через две он двинулся в путь, вне себя от радости; из Дувра Селии пришла прощальная телеграмма ГОРЯЧИЙ ПРИВЕТ БЕРЕГИ СЕБЯ — ДЖИМ.

Каким прекрасным может быть августовское утро.

Селия вышла на посыпанную гравием дорожку перед домом и огляделась. Раннее утро… на траве еще лежит роса… и отлогий зеленый склон, который Мириам не разрешила пустить на грядки. Вон — бук — разросшийся как никогда, густой, темно-зеленый. И небо совершенно голубое… голубое… голубое, как море.

«Никогда, — думала Селия, — я не была так счастлива». Давно знакомая боль охватила ее. Было так чудесно — так чудесно… чудесно до боли.

О, этот прекрасный, прекрасный мир.

Прозвучал гонг. Она пошла в дом, завтракать.

Мать взглянула на нее.

— У тебя очень счастливый вид, Селия.

— Я счастлива. День такой чудесный.

Мать тихо сказала:

— Дело не только в этом… Потому что уехал Джим, да?

До этого мгновения Селия едва ли понимала сама. Какое облегчение… несказанное радостное облегчение. Девять месяцев не надо будет читать теософию или книги по экономике. Девять восхитительных месяцев она сможет жить так, как ей угодно, — чувствовать, что ей угодно. Она свободна… свободна… свободна…

Она взглянула на мать, и Мириам взглянула на нее.

Мириам сказала мягко:

— Не надо тебе за него выходить. Не надо, если у тебя такое настроение… Я ведь не знала…

Слова посыпались из Селии как град.

— Я и сама не знала… Я думала, что люблю его… да, я не встречала человека лучше… и он такой замечательный во всём.

Мириам грустно кивала. Вот и рухнул ее вновь обретенный покой.

— Я с самого начала видела, что ты его не любишь, но я думала, что, может быть, полюбишь, когда вы обручитесь. А вышло наоборот… ты не должна выходить замуж за того, с кем скучно.

— Мне скучно?! — возмутилась Селия. — Но он такой умный — с ним не может быть скучно.

— А ведь было именно скучно, Селия. Она вздохнула и прибавила: — Он еще совсем молоденький.

Наверное, именно в ту минуту и пришла ей в голову мысль, что если бы Джим и Селия встретились, когда Джим станет постарше, всё было бы хорошо. Ее потом не покидало ощущение, что Джиму и Селии до любви не хватило самой малости… но не хватило…

И хотя она была разочарована, хотя и беспокоилась за будущее Селии, в тайниках души ее пел, ликуя, тоненький голосок: «Она еще не уходит от меня. Она еще от меня не уходит»…

6.

Как только Селия написала Джиму, что не пойдет за него замуж, она почувствовала, что у нее гора с плеч свалилась.

Когда в сентябре приехал Питер Мейтланд, он удивился ее приподнятому настроению и красоте.

— Ты, значит, порвала с тем малым, Селия?

— Да.

— Бедный малый. Осмелюсь сказать, тем не менее, что того, кто тебе больше будет по душе, ты найдешь скоро. Догадываюсь, к тебе часто обращаются с предложениями руки и сердца.

— Не так уж и часто.

— Сколько же просили?

Селия задумалась.

Забавный коротышка капитан Гейл — в Каире и глупый мальчишка на пароходе по дороге назад (если это, конечно, считается), да еще майор де Бэр, и Ральф, и его друг — чайный плантатор который, между прочим, к этому времени уже женился на другой), ну и Джим — и еще неделю назад произошла эта смехотворная история с Роджером Рэйнсом.

Не успела миссис Люк проведать, что помолвка Селии разорвана, как она прислала телеграмму с приглашением приехать погостить к ней. Там собирался быть Роджер, а Роджер всегда спрашивал у Джорджа, нельзя сделать так, чтобы он опять увидел Селию. Всё получалось как нельзя лучше. Часами они пели вместе в гостиной.

«Если бы он только мог пропеть свое предложение руки и сердца, она бы наверняка согласилась», — с надеждой думала миссис Люк.

— Почему она не пойдет за него? Рэйнс — славный малый, — сказал Джордж с укоризной.

Мужчинам объяснять нет никакого толку. Где им понять, что женщины «находят» или «не находят» в мужчине.

— Толстоват, конечно, — согласился Джордж. — Но внешность для мужчины значения не имеет.

— Эту поговорку мужчина выдумал, — обрезала миссис Люк.

— Ну, будет, Эми, вам, женщинам, нужна ведь не болванка для париков.

Он упорно доказывал, что «Роджер должен попытать счастья».

Лучшей для Роджера возможностью было бы пропеть свое предположение. У него был великолепный голос, который мог глубоко взволновать. Слушая его пение, Селия без труда могла бы решить, что любит его. Но кончалась музыка, и Роджер опять становился самим собой.

Сводничество миссис Люк немного беспокоило Селию. Она распознавала особое выражение в ее глазах, и всячески избегала оставаться наедине с Роджером. Замуж за него она не хотела. Так чему доводить дело до объяснений?

Но супруги Люк твердо решили дать Роджеру возможность попытать счастья, и Селия оглянуться не успела, как уже ехала в двуколке с Роджером на какой-то пикник.

Нельзя сказать, что поездка была удачной. Роджер разглагольствовал о прелестях домашнего уюта, а Селия утверждала, что куда веселее жить в гостинице. Роджер говорил, что всегда мечтал жить не дальше, чем в часе езды от Лондона, но на природе.

— Где бы вам меньше всего хотелось жить? — полюбопытствовала Селия.

— В Лондоне. Жить в Лондоне выше моих сил.

— Подумать только, — заметила Селия. — Это — единственное место, где я смогла бы жить.

Произнеся эту ложь, Селия спокойно посмотрела на него.

— Думаю, и я смогу, — со вздохом проговорил Роджер, — если найду свой идеал. Мне кажется, этот идеал я нашел. Я…

— Я обязательно должна рассказать вам о чем-то очень смешном, что случилось намедни, — в отчаянии перебила его Селия.

Рассказа ее Роджер не слушал. Не успела Селия умолкнуть, как он вновь принялся за свое:

— Знаете, Селия, с тех самых пор, как я вас впервые встретил…

— Видите ту птичку? По-моему, это щегол.

Но положение ее было безнадежным. Если мужчина твердо решил сделать предложение, а женщина твердо решила этого не допустить, верх всегда берет мужчина. Чем больше Селия пыталась отвлечь его внимание, тем решительнее он держался. Его потом ужасно оскорбил ее резкий — до грубости — отказ. А Селия была вне себя от того, что не смогла предотвратить объяснение, и раздосадована, увидев, как искренне удивился Роджер, когда она отказалась выйти за него. К дому подкатили в ледяном молчании. Роджер сказал Джорджу, что в конце-концов он, наверное, счастливо отделался — девица оказалась с норовом…

Всё это ей вспомнилось, пока она раздумывала над вопросом Питера.

— Семеро, по-моему, — сказала она не вполне уверенно, — но по-настоящему только двое.

Они сидели на поле для гольфа, в траве, у живой изгороди. Оттуда открывалась панорама прибрежных скал и моря.

У Питера погасла трубка. Он обрывал головки маргариток.

— Вот что, Селия, — произнес он голосом натянутым и странным, — можешь… можешь внести и меня в этот список, когда тебе захочется.

Она с изумлением взглянула на него.

— Тебя?

— Да, а ты что, не знала?

— Нет, даже и не подозревала. По тебе совсем не скажешь.

— У меня это давно уже — почти с самого начала… Мне кажется, я знал об этом уже на Эллиной свадьбе. Только, видишь, ли, Селия, я не очень подходящая для тебя пара. Тебе нужен напористый, башковитый — знаю, нужен, нужен. Я-то знаю, каков твой идеал мужчины. Не такой ленивый и не такой беззаботный как я. В жизни я не преуспею. Не так устроен. Отслужу без спешки и уйду в отставку. Без всяких всплесков и фейерверков. И с деньгами у меня туго. Пять шесть сотен в год — вот и всё, на что пришлось бы жить.

— Я не против.

— Знаю, что нет, только вот я, — против, ради тебя Потому что ты понятия не имеешь, что это такое, а я знаю. Ты лучшего заслуживаешь, Селия, самого лучшего. Ты красавица, ты можешь выйти замуж за любого. Я не хочу, чтобы ты потратила свою молодость на ничтожного солдатика. Без постоянной крыши над головой, вечные чемоданы и переезды. Нет, я ведь намеревался всю жизнь молчать и дать тебе выйти за того, кто и должен быть у такой красавицы. Просто я подумал, а вдруг не получится, не выйдешь ты, и тогда… и тогда у меня может вдруг появиться шанс…

Тонкая белая рука робко понятулась и легла на руку, смуглую от загара. Та стиснула ее. Как хорошо — чувствовать руку Питера…

— Не знаю, следовало ли говорить теперь. Но нас опять отправляют за границу. И я подумал, что прежде чем уехать, я должен всё-таки сказать тебе. Если суженый не явится, я здесь… всегда… жду…

Питер, дорогой, дорогой Питер… Каким-то образом Питер был частью того мира, где были детская, и сад, и Раунси, и бук. Покой… счастье… дом…

Какая была она счастливая — вот так сидеть и видеть вдали море и чувствовать свою руку в руке Питера. Ей будет всегда хорошо с Питером. Милым, беззаботным, добрым Питером.

Всё это время он так и не взглянул на нее. Его темное от загара лицо было мрачным, напряженным.

Селия сказала:

— Я очень тебя люблю, Питер. Мне хотелось бы стать твоей женой…

Он повернулся — это получилось медленно, как и всё, что он делал. Обнял ее… его темные добрые глаза смотрели прямо в ее глаза.

Он ее поцеловал — не так неловко, как Джим, не так страстно, как Джонни, но с глубокой, успокаивающей душу нежностью.

— Любовь моя, — шептал он, — милая моя любовь…

7.

Селия, не откладывая, хотела выйти замуж за Питера и уехать с ним в Индию. Но Питер отказался наотрез.

Он твердил упрямо, что она совсем еще девочка — ей всего девятнадцать — и надо еще подождать.

— Я чувствовал бы себя настоящей сволочью, ухватись я за тебя сейчас. Может, ты передумаешь — может, встретишь того, кто куда больше придется тебе по душе.

— Не передумаю — нет.

— Откуда тебе знать. Разве мало девушек, которые в девятнадцать лет увлекаются кем-то, а потом, к двадцати двум, удивляются, что они смогли в этом человеке найти. Подгонять тебя я не собираюсь. Тебе надо дать побольше времени — ты должна быть до конца уверена, что не совершаешь ошибки.

Побольше времени. Так Мейтленды и рассуждали: никогда не торопить события — впереди уйма времени. Поэтому Мейтленды опаздывали на поезда, на встречи, опаздывали к столу, а иной раз случалось им прозевать и что-нибудь поважнее.

С Мириам Питер говорил в таком же духе.

— Вы знаете, как я люблю Селию, — сказал он. — По-моему, вы это знали с самого начала Поэтому и доверяли её мне со спокойным сердцем. Я понимаю, что не за такого вам бы хотелось её выдать.

Мириам перебила:

— Я хочу, чтобы она была счастлива Думаю, с тобой оно будет.

— Я бы жизни не пожалел, чтобы сделать ее счастливой, — вы это знаете. Но подгонять её не хочу. Может, ей подвернется человек с деньгами и, если будет по душе…

— Не в одних деньгах счастье Я и в самом деле надеялась, что Селии ни в чем не придется испытывать нужду. Но если вы любите друг друга — на жить у вас достаточно, только будьте бережливы.

— Для женщины такая жизнь — собачья. Да и от вас её придётся увезти.

— Если она тебя любит…

— Вот именно «если». Вы это понимаете Надо, чтобы у Селии был выбор. Она ещё совсем девочка и не знает, чего хочет. Через два года я вернусь в отпуск. Если чувства её останутся прежними…

— Надеюсь, останутся.

— Знаете, она такая красивая. По-моему, она заслуживает большего. Партия я для неё никудышная.

— Незачем себя принижать, — решительно произнесла Мириам. — Женщины не любят этого.

— Наверное, вы правы.

Две недели, что Питер провёл дома, они с Селией были очень счастливы. Два года пролетят незаметно.

— И обещаю быть тебе верной, Питер. Вернёшься и увидишь, что я тебя жду.

— Вот этого, Селия, делать и не следует — не считай, что ты связана обещанием. Ты совершенно свободна.

— Я не хочу быть свободной.

— Всё равно, ты свободна.

— Она вдруг возмутилась:

— Если бы ты любил меня по-настоящему, то женился бы сейчас и увёз с собой.

— Любовь моя, разве ты не понимаешь, что я не делаю этого как раз потому, что очень тебя люблю?

Глядя на расстроенное его лицо, она понимала, что — да, он любит ее, но той любовью, когда боишься прикоснуться к желанному сокровищу.

Через три недели Питер уплыл в Индию.

А через год и три месяца Селия стала женой Дермота.