Онлайн чтение книги Неопознанная Unmarked
Глава 2. Черное небо

Я стою перед горящим зданием. Усыпанные пеплом простыни свисают из разбитых окон, из комнат, где до сих пор заперты в ловушках люди. Крики доносятся сквозь рев пламени, и по моей коже бегут мурашки.

Хочется прорваться сквозь стену черного дыма и спасти их, но я не в силах шевельнуться. Взгляд скользит к моим рукам, они дрожат, а я понимаю почему.

Именно в моих руках – спички.

Я резко села в постели, сердце бешено колотилось.

Очередной кошмар.

Кошмары начались в ночь, когда вокруг меня обрушились стены тюрьмы, и с тех пор снились постоянно. Я прижала ладони к ушам, заглушая крики.

Это всего лишь сон.

Но то, что я сделала в реальности, куда хуже, чем поджечь дом, полный ни в чем не повинных людей.

Я освободила демона.

Андраса, Владыку Разлада. Демона, который сидел в плену более столетия.

Сидел, пока я не выпустила его два месяца назад. Именно он убил мою мать и других членов Легиона ее поколения. Судя по газетным статьям, которые я собирала с одержимостью, он, скорее всего, убил еще многих людей. Конечно, случались дни, когда я думала о нем немного меньше.

Но сегодня не такой день.

Этот день я провела в библиотеке, читала статьи и копировала погодные диаграммы и карты.

К обеду я выдохлась.

Пока я тащилась через грязный четырехугольный двор, дождь насквозь промочил черные кожаные ботинки, которые мама подарила мне в вечер своей смерти. Благодаря дождям и зимним холодам Пенсильвании пневмония становилась вполне реальной перспективой. Но дело того стоило. Я предпочитала рискнуть и носить ее подарок.

Другие девушки, в форменных юбках и резиновых сапожках, обегали лужи, словно противопехотные мины, и только я топала прямиком по ним. Дождь шел без передышки с того вечера, когда я собрала Орудие – паранормальный ключ, который отпер клетку Андраса, – и с тех пор небеса выглядели такими же сломленными, какой чувствовала себя я.

Как я могла так ошибиться: принять Орудие за нечто способное уничтожить Андраса?

Подробности той ночи впечатались в память, я не могла избавиться от них, как и от кошмаров.

Я сижу на тюремном полу, в руке – цилиндр Орудия, на моих коленях – диски. Джаред, Лукас, Алара и Прист – по другую сторону двери камеры, они торопят меня собрать все вместе. Я цепенею от страха, когда устанавливаю на место последний диск.

Это было всего девятнадцать дней назад.

Девятнадцать дней с той поры, когда я видела друзей или слышала голос Джареда.

Девятнадцать дней с того мгновения, когда я упала рядом с тюрьмой, потому что колючая проволока впилась в мои ноги.

Девятнадцать дней с того дня, когда я сидела в приемном покое больницы, доктор зашивал раны, а полиция допрашивала меня.

Доктор, закончив работу, виновато произнес:

– Все заживет, но у тебя останется несколько шрамов.

Я засмеялась. Шрамы от острых как бритвы колючек проволоки ничего не значили в сравнении с душевными шрамами, которые оставила после себя та ночь.

Спустя несколько часов, когда я наблюдала за бушующей грозой из окна больничной палаты, я услышала за дверью голоса. Я уловила лишь часть разговора, но и этого было достаточно.

– …из социальной службы. Вы сами-то знаете, почему ваша дочь сбежала, миссис Уотерс?

Бегство – вот что я сказала полицейским.

– Я Диана Чарльз, а не Уотерс. Мать Кеннеди умерла. Я ее тетя.

– Ваша племянница почти ни на что не реагирует, мисс Чарльз. Мы должны провести психологическую экспертизу, чтобы разобраться с ее душевным состоянием, прежде чем отдадим ее на ваше попечение.

– Мое попечение? – Голос тети Дианы повысился. – Когда я согласилась стать ее официальным опекуном, Кеннеди была обычной студенткой, никогда не попадала ни в какие истории. Я понятия не имею, во что она умудрилась ввязаться, но не желаю впускать это в свой дом. А что, если она снова сбежит?

– Я понимаю ваши опасения, но вы ее единственная родственница…

– Которую вы сумели отыскать, – огрызнулась тетя Диана. – А вы хотя бы пытались найти ее отца?

Если тетя желала отдать меня человеку, которого я не видела двенадцать лет, значит ей я совершенно не нужна.

Тетя Диана понизила голос:

– Мы с матерью Кеннеди никогда не были близки. Моя сестра отличалась странностями и передала их дочери, а меня от этого ужас охватывает. И я не готова управляться с проблемным подростком.

В любой другой день я бы вылетела в коридор и словесно уничтожила бы тетку за то, что оскорбляет мою маму. Но насчет меня она была права, хотя и не знала настоящей причины. Жизнь с ней стала бы равносильной смертному приговору.

– Но вам не придется справляться со всем в одиночку, – заговорила работница социальной службы. – Существуют специальные программы, предназначенные для таких подростков. Интернаты, закрытые учебные заведения…

На следующее утро тетя Диана рассыпалась передо мной в жалких извинениях.

– Я хочу лучшего для тебя, Кеннеди. Академия «Зимнее небо» – чудесное место, и очень дорогое. – Она немного помолчала, ожидая ответа. – Доктор сказал, ты можешь отправиться в школу, как только заживут ноги. Я уже все организовала.

Я уставилась в телевизор на стене за ее спиной. Новостной канал гнал репортаж о золотистых ретриверах и лабрадорах, рвущих друг друга на части на собачьей площадке. Бегущая строка внизу экрана сообщала: «ДВОЕ ДЕТЕЙ ПОГИБЛИ В РЕЗУЛЬТАТЕ ВСПЫШКИ БЕШЕНСТВА В МЕСТНОМ ПРИГОРОДЕ». Новость до боли напомнила о том, что я понятия не имела о возможностях Андраса, или о том, как далеко распространяется его влияние.

Когда вечером тетя наконец отправилась к себе в Бостон, я принялась раскладывать события по полочкам.

Грозовые бури и проливные дожди обрушились на Западную Виргинию и не прекращались с того самого дня, когда Андрас вырвался на свободу. Молнии прорезали темноту за окном, а медсестры метались по коридорам, ругая погасшее электричество.

На второй день дождь стал не единственным, что сыпалось с неба. Новостные каналы по всей Западной Виргинии и Пенсильвании в прямом эфире показывали массы ворон, падавших с неба черным градом.

На третий день, когда ученые еще исследовали мертвых птиц на предмет заболеваний, страну охватила волна насилия. Убийства начались в городке Маундсвилль, на западе Виргинии, в нескольких милях от больницы, и в исправительной тюрьме штата, где я собрала в единое целое Орудие. В церкви обнаружили тела пастора и его жены, повешенных на стропилах, а стены были сплошь оклеены страницами Книги Еноха. Отставного тюремного надзирателя убили током, его электрическая бритва плавала в ванной рядом с телом. Университетского профессора теологии зарезали в своем кабинете, а десятки книг из запертого книжного шкафа пропали. И ни одного убийцы найти не удалось.

И с тех пор волна насилия только разрасталась.

На следующий день на западе штата, рядом с Моргантауном, командир отряда бойскаутов утопил весь свой отряд, а потом утопился сам. В Питсбурге некий отставной пожарный сжег половину домов в своем квартале, затем нырнул в огненный ад. Три наиболее охраняемые тюрьмы перешли на режим строгой изоляции после бунтов, во время которых убили надзирателей, а их тела повесили на сторожевых вышках.

На пятый день начали исчезать девочки.

За последние две недели каждый день исчезало по одной: Алекса Зирс, Лорен Ричман, Келли Эмерсон, Ребекка Тернер, Кэмерон Андерс, Мэри Уильямс, Сара Эдельман, Джулия Смит, Шенон О’Мэлли, Кристина Реддинг, Карен Орис, Мари Деннингс, Рейчел Имс, Роксана Норт. Их имена горели в моем мозгу, и моя эйдетическая память тут ни при чем.

На шестой день врачи выписали меня из госпиталя, а на седьмой директриса «Зимнего неба» протянула мне ту самую форму, которая была на мне теперь.

Форма чертовски кусалась.

Я протолкалась сквозь кучку девиц, что собрались под укрытием массивного арочного прохода, именуемого Коммонс. Стоял первый день после Рождества, и новички с заплаканными глазами все еще сбивались в стайку, страдая из-за того, что родители не взяли их домой на каникулы.

Несколько девушек с размазавшейся тушью вокруг глаз устроились на невысокой стенке между двумя колоннами, наполовину под крышей, а наполовину под дождем, и передавали друг другу контрабандную сигаретку. Напротив, у двери в туалетную комнату, сплетничали хулиганского вида особы с блеском на губах; от них несло завистью и дешевыми духами.

Я проскочила сквозь волну навязчивого запаха и толчком открыла дверь туалета. Впереди меня ожидали две недели тоскливых зимних каникул, необходимо найти новый маршрут в библиотеку, чтобы избежать неприятностей.

Вода с моей формы капала на плитки пола, пока я стояла перед зеркалом, выжимая каштановые волосы. Никогда не носила с собой зонтик. Дождь напоминал мне о той ночи в тюрьме, об убитых семьях, сожженных домах, утонувших бойскаутах и пропавших девушках.

Обо всем том, что я не заслужила забыть.

Наконец я собрала длинные волосы в жалкий хвостик и по-настоящему взглянула на свое отражение. И едва узнала девушку, что смотрела на меня. Глаз почти не видно за синевато-черными тенями, оливковая кожа кажется бледнее белой блузки на пуговицах.

Последние недели дались мне тяжело. Мне везло, если я вспоминала, что нужно поесть, поспать удавалось не больше нескольких часов.

И постоянно в памяти всплывал призрак… Девочка в белой ночной рубашке, первый призрак, с которым мне пришлось столкнуться, тот самый, который убил бы меня, если бы не Джаред и Лукас.

Флуоресцентная лампа над головой мигнула.

Только не здесь…

Я застыла, рука инстинктивно взлетела к серебряному медальону на моем ожерелье. Рука Эшу, защитный символ, который дала мне Алара.

Раздался хлопок – и меня осыпало дождем искр. Я пригнулась и закрыла руками голову, одновременно всматриваясь в ментальные картины комнаты. Что здесь можно использовать как оружие?

Сначала выясни, чему тебе придется противостоять.

Я посмотрела на потолок. Черный дым наполнил лампу.

Перегоревшая лампа. Вовсе не паранормальная атака.

Я ожидала нападения с той самой ночи, когда освободила Андраса, но ничего не произошло. Пока что.

Что бы подумал Джаред, если бы узнал, что из-за простой лампы у меня душа ушла в пятки? Я постоянно о нем вспоминала.

Где он сейчас? В безопасности ли?

Вдруг с ним что-нибудь случилось?

Знакомый ком набух в горле.

С ним все в порядке. Должно быть в порядке. Они все должны быть в порядке .

Джаред, Лукас, Алара и Прист знали, как позаботиться о себе и друг о друге. Ночь, когда я видела их в последний раз, в тюрьме, снова и снова всплывала в памяти.

Если думать о них, тоска станет еще острее.

Я плеснула в лицо холодной водой и нащупала бумажное полотенце, смаргивая воду с глаз и воспоминания.

За спиной в зеркале мелькнуло размытое отражение, и я резко дернулась.

– Извини. – Меня смутила собственная реакция.

Я оглянулась, чтобы посмотреть на вошедшую.

Но в туалетной никого не было.

Сражения с мстительными духами вместе с Джаредом, Лукасом, Аларой и Пристом научили меня, что паранормальные сущности могут оказаться где угодно. А уж возможность натолкнуться на гневного духа в столетнем кампусе вроде «Зимнего неба» была воистину велика. Однако ночные кошмары и весь опыт последних месяцев подсказывали, что тут кроется нечто большее.

То, что я заметила в зеркале, могло вернуться. Необходимо быть настороже, а поедание пирожков «Поп-тарт» с черникой трижды в день едва ли можно назвать диетой чемпионов. Пришло время отказаться от моего личного запрета на посещение столовой.

Десять минут спустя я уже стояла в очереди у раздаточной стойки, загружая на тарелку неестественно оранжевые макароны и сыр. Я схватила еще и пачку булочек с корицей, чтобы подсластить существование, затем оглядела зал в поисках свободного места. Столовая была рассадником всего того, что я ненавидела в интернате: сплетен, кучкования «избранных», жалости к себе.

Мне мигнули Черные Ресницы, приглашая сесть рядом. Но я заняла место на противоположном конце стола. Девицы и не подозревали, что я оказываю им услугу. Сидеть рядом со мной опасно, и я могла бы без труда это доказать.

Я положила блокнот у тарелки с комом макарон и пролистала рисунки. Они напоминали застывшие кадры ночных кошмаров: рука Приста, высунувшаяся из колодца, Алара, пристегнутая к электрическому стулу, призраки десятков отравленных детей, выстроившиеся у железных кроватей. Страница за страницей, и каждый образ тревожнее, чем предыдущий.

Я остановилась на рисунке, который начала несколько дней назад. На нем надо мной, спящей в кровати, склонилась некая фигура. Как в кошмарных снах. Я согнулась над листом, заполняя пробелы в картинке. Через несколько минут проявились черты: жестокие глаза и вытянутая челюсть зверя, выступающая из очертаний человеческого черепа.

Андрас.

Пальцы стиснули карандаш. В рисунке не хватало только одной детали – той, которую я не могла нарисовать. В ночных кошмарах Андрас говорил со мной.

Я иду за тобой.

И это звучало скорее как обещание, чем как угроза.

– Еще одна новенькая! – возвестили Черные Ресницы с другого конца стола.

В дверях столовой стояла девушка с прямыми светлыми волосами; ее взгляд метался по залу, как у испуганного олененка. Она чуть-чуть наклонилась, ее лицо было оплывшим и красным от слез, и она прижимала к груди буклет «Зимнего неба», который вручали вновь прибывшим. Мне знаком этот взгляд. Похоже, родители привезли девушку только сегодня утром.

«Зимнее небо» – последняя остановка для проблемных девушек из состоятельных семей Восточного побережья. От беглянок до любительниц мучить животных, от желавших глотать таблетки до слишком увлеченных ночными забавами. «Зимнее небо» принимало всех, включая меня.

И теперь за нас отвечала школа, но это ни о чем не говорило. Никого из учителей не заботило, чем мы занимаемся за закрытыми дверями, лишь бы не убивали друг друга. Склонные к распутству девицы и здесь находили возможность распутничать, а те, кому нравилось издеваться над животными, всегда могли поймать кошку. Только беглянки оставались не у дел, потому что школа пряталась так глубоко в лесах Пенсильвании, что удирать было некуда.

По столовой прошелестел шепоток:

– Она слишком юна, чтобы загреметь сюда за вождение в пьяном виде.

– И не выглядит достаточно храброй, чтобы постоянно убегать из дома.

– Ставлю на таблетки. Определенно.

– Еще предположения?

Я отключилась от голосов и вернулась к рисунку. Обрывки кошмара вспыхнули в памяти: фигура смотрит на меня во тьме, черты проявляются из тени, страх парализует.

Это уж слишком.

Моя рука дрожала, когда я боролась с желанием выдрать из блокнота лист и разорвать его в клочья. Мне до смерти надоело бояться. Хотелось спокойно заснуть, без мучений. А больше всего на свете я мечтала все забыть. Но не могла себе это позволить.

– Здесь никто не сидит? – Новенькая стояла напротив меня, поднос в ее руках подрагивал. – Ничего, если я здесь сяду?

Она выглядела даже моложе Приста – лет на четырнадцать, пожалуй.

Черные Ресницы язвительно засмеялись. Я уже отказывалась от приглашения сесть с ними в те немногие разы, когда ела в столовой. Видимо, они решили, что странности новенькой недостаточно им интересны, а это вполне убедительная причина, чтобы позволить девочке сидеть со мной.

Я махнула рукой на пустой стул напротив меня:

– Садись, конечно, пока стервятники не налетели.

Плечи девочки расслабились.

– Спасибо. Я Мэгги.

– Кеннеди.

Я вернулась к рисованию, надеясь, что новенькая поймет намек.

– Крутое имя.

– Вовсе нет. – Я даже не подняла головы.

Мэгги несколько минут молчала, гоняя по тарелке оранжевые макароны. Я чувствовала, что она рассматривает меня, но не отрывала глаз от листа. Зрительный контакт поощряет к разговору, а именно этого я и хотела избежать любой ценой.

– А ты почему здесь? Ох, извини… – Мэгги прикусила губу. – Это не мое дело. Мой папа говорит, что я вечно задаю слишком много вопросов.

Похоже, ее папа – бесчувственный подонок.

Как и мой.

– Я сбежала. – По крайней мере, именно это я сказала полиции и тете Диане. И прежде чем новенькая успела спросить почему, я сменила тему: – А как насчет тебя?

Она ткнула вилкой в макароны.

– Папа просто оставил меня здесь.

– Но чем ты настолько его разозлила?

По щеке Мэгги сползла слеза.

– Тем, что существую.

Карандаш замер в воздухе. Гнев в голосе Мэгги смешивался с болью, и это напомнило мне о дне, когда я в последний раз видела собственного отца. В то утро он уехал, а пятилетняя дочь провожала его взглядом, глядя в окно.

Мэгги отерла лицо рукавом и заглянула в мой блокнот.

– Ох, круто… и немножко пугает. Ты настоящий талант. Могу поспорить, твои картины однажды будут висеть в галерее.

Знакомая боль стиснула грудь. Мама твердила то же самое.

– Что это? – Мэгги всматривалась в рисунок.

– Так… Приснилось.

Глаза Мэгги вспыхнули.

– Самый простой способ избавиться от кошмара – рассказать о нем кому-нибудь. Тогда твое сознание перестанет бороться с дурным сном, и тот исчезнет.

Нет, мои кошмары не собирались исчезать.

– В реальной жизни такое едва ли возможно. – Я закрыла блокнот и встала, ножки стула скрипнули по деревянному полу. – Случаются и такие битвы, которых тебе не выиграть.

Я пошла прочь, не дожидаясь ответа. Последнее, что мне было нужно, – выслушивать советы ребенка, который плачет из-за того, что папа отправил его в причудливую школу в глуши. Моя мать мертва, а отца я не видела много лет.

Мои дни наполнены страхом и чувством вины, мертвыми птицами и пропавшими девушками.

И все обещало стать еще хуже.

Но чувство вины не проходило, и наконец я отпихнула поднос и направилась к комнате новенькой. Нашлась она легко. Единственная дверь, на пробковой дощечке которой не приколото никаких записок. От этого мне стало совсем плохо, будто я пнула ногой щенка.

Я постучала, мысленно повторяя извинения, сочиненные по дороге.

– Это Кеннеди.

Через пару мгновений постучала еще раз, прислушалась. Ничего. То ли ее не было, то ли она не желала со мной разговаривать.

Я перелистала первые страницы блокнота, заполненные сразу после того, как Лукас подарил мне его. Там вместо тревожных образов ночных кошмаров были схвачены радостные мгновения. Вот наполовину законченный портрет Приста, который обматывает ружье для пейнтбола серебряной липкой лентой. Вот Алара, укладывающая бутылку со святой водой в оружейный пояс, Лукас, играющий в «Тетрис», редкая улыбка Джареда… Их специализации – области умений, в которых они тренировались, – такие же разные, как и сами эти четверо. Однако каждое умение дополняло другие: Лукас шарил по базам данных всей страны, использовал добытую информацию для выслеживания паранормальных всплесков, Прист изобретал оружие для охоты на духов, с которым легко управлялся Джаред, а когда оружие не помогало, Алара пускала в ход искусство вуду, чтобы защитить всех.

Вместе они составляли Легион, и какое-то время я считала себя одной из них.

Один рисунок отличался от остальных – мой автопортрет. Я вырвала его из альбома и приколола к доске на двери, а рядом с ним – записку.

Девушка на рисунке, одетая в военные брюки карго и черные ботинки, выглядела храброй и решительной, как человек, готовый к сражению. Я уже проиграла свою битву, но Мэгги еще могла выиграть свою.

Через несколько минут я стояла перед дверью своей комнаты и пыталась вспомнить, каково это – чувствовать себя той девушкой с рисунка. Но не смогла.

Вместе с Легионом я лицом к лицу встречалась с мстительными духами и разрушала паранормальные сущности. А теперь я одна, и у меня не хватало храбрости даже на то, чтобы встретиться с тем, что ожидало меня по другую сторону собственной двери.