Онлайн чтение книги Услада душ, или Бахтияр-наме
Глава первая

О рождении Бахтияра, о его воспитании айярами в горах. О беде, которая случилась из-за вина и опьянения, о превратностях, ниспосланных ему коловращением времен

Рассказывают, что в давние времена, в прошедшие века жил в стране Аджам некий царь, обладатель венца и трона, по имени Азадбахт, победоносный падишах в краю Нимруз. Он расстилал ковер справедливости и правосудия и завоевал земли от границ Систана До берегов Бахрейна и Оммана. У царя было десять везиров, весьма мудрых и справедливых. Каждый из них был светочем знания и знатоком высоких помыслов, изучил науки древних и поздних народов и овладел тайнами явного и сокровенного. Основы смуты в стране были разрушены, а враги царя уничтожены.

У падишаха был военачальник, муж войны и воитель выдающийся, несравненный по храбрости, незаменимый по доблести, яростный лев на поле брани, могучий поток на ристалище Щедрости. Пред молнией его меча луна укрывалась за тучами, искры из-под подков его коня озаряли землю пламенем; его копье достигало созвездия Копьеносца, а аркан давил шею созвездию Льва. На поле сражения он вызывал слезы врагов на пиру – улыбку на устах царя. Его приказания и запрету исполнялись беспрекословно, к его советам и наставлениям прислушивались все.

Итак, этот военачальник был прозорливым мужем и опасным воином, он познал все тонкости управления страной, непрестанно трудясь над упорядочением дел государства. Однако был и у него порок, свойственный многим храбрым мужам: если зародится в его груди ненависть к кому-то, если западет в душу злоба, то пламя ярости уж не погасить. Он не ведал, что пыль гнева застилает око доброты, что злоба омрачает чистоту нрава. Сказал пророк – да будет мир ему! – «Гнев – огонь, а шайтан происходит от огня. Блажен тот, кто погасил пламя гнева, убегая от огня шайтана».

У военачальника была дочь, такая красивая, что лицу ее могло позавидовать солнце, а ее черные локоны могли соперничать с мускусом. Зохра проиграла бы ей партию в нарды любви, и само небо не могло бы одолеть ее на поле любовных сражений.

Отец восхищался красотой дочери, его приводили в восторг ее прелести, не ведал он только об известном изречении: «Дочь схоронить – хорошо поступить» [1]Намек на распространенный среди доисламских бедуинов обычай закапывать новорожденных дочерей..

И вот однажды, когда военачальник отправился по делам на дальние границы государства, чтобы там разобраться в жалобах подданных и пресечь злоупотребления (ведь сказал же Посланник, да будет мир ему: «Вы все пастыри, и все вы ответственны за паству») и чтобы воочию увидеть, какова жизнь обиженных и угнетенных бедняков, каково положение тех, кого притесняют и кто подвергается насилию, он непрестанно повторял про себя:

Ведь говорят же: «Насилие – это мрак в Судный день».

Пребывание военачальника в тех краях затянулось, и он отправил доверенного человека с наказом привезти к нему из столицы дочь, чтобы она утешила отца своим обществом.

И случилось так, что в тот день, когда паланкин с дочерью военачальника вывозили из государевой столицы, в окрестностях города охотился сам падишах. Он выпустил ловчих птиц, и вот соколы и кречеты вились над лесом, охотничьи псы рыскали вокруг, а обученные гепарды гнали дичь.

Тут падишах бросил взгляд на дорогу и узрел паланкин, украшенный разноцветными занавесями и богатыми инкрустациями. Его бунчук достигал небесного свода, а шелковые покрывала касались трав на лугу. Слуги-эфиопы гарцевали вокруг паланкина и пели стихи перед розой, перед тюльпаном:

Падишах, увидев паланкин, отправил своих гулямов, повелев разузнать, кто его хозяин: ведь в паланкине разъезжают только царские особы, а бунчук с полумесяцем – знак обитателей шахского дворца.

Чернокожие слуги, завидев гулямов падишаха, поскакали навстречу и сказали:

– Это дочь военачальника, мы везем ее к отцу по его приказу: он соскучился по ней.

Гулямы доложили падишаху, и тот поскакал к паланкину, намереваясь просить девушку передать отцу привет и добрые пожелания, чтобы проявить тем самым свою царскую благосклонность и добрыми словами снискать расположение сердец. Когда падишах подъехал ближе, слуги спешились, облобызали прах у ног его и почтительно замерли. Падишах в самых изысканных и приятных словах попросил передать привет своему полководцу. Но тут по воле случая подул ветерок, откинул уголок занавеса паланкина, и падишах узрел лик девушки. Ему открылась совершенная красота, словно платан породнился со слоновой костью, словно розы и тюльпаны смешались на серебряном подносе.

Когда падишах увидел красоту девушки, его сердце стало добычей ее взгляда. Охотник сам превратился в дичь, свободный, царь свободных, оказался в оковах рабства. Ведь любовь – это птица, которая родится от страстного взгляда и свивает гнездо в сердце, а поселившись в этом гнезде, выкидывает прочь терпение, как говорится в пословице: «Часто любовь загорается с первого взгляда, на горе рождается от одного слова».

Сердце падишаха попало в капкан любви. Совесть запрещала и подсказывала: «Пройди мимо и не смотри, ибо Посланник божий сказал: «Не бросай взгляды один за другим, ибо первый взгляд за тебя, а второй – против тебя». Но жадная любовь нашептывала ему пословицу: «Иссякло терпение и стеснилась грудь». Ведь терпеть можно сердцем, а сердце на этот раз было ограблено толпой красоты, душа же была пленена ватагой горестей.

Говорят же: «Для сердца хуже нет, чем влюбиться с первого взгляда и познать мольбу и нужду».

Как ни старался падишах исторгнуть из сердца любовь, отказаться от игры страстей, всепобеждающее чувство и любопытная тоска вырвали у него из рук поводья твердости духа и самообладания.

Одним словом, когда падишах стал пленником собственного сердца, он взял у слуги повод верблюда паланкина и сказал ему, стремясь к свиданию с возлюбленной:

Любовь – это птица, которая посещает просторы сердец благородных мужей; это хозяин, который радушен только с благородными. Небесный судия, сообщающий потусторонние тайны, сквозь занавес совершенства пророка, разъясняя свойства благородства, возвестил: «Тот, кто влюбился, проявил добродетель, скрыл любовь и умер – умер шахидом». Жизнь влюбленного – основа счастья, а смерть его – венец мученической смерти за веру [3] Мученической смертью за веру у мусульман считается гибель на поле сражения в религиозной войне за ислам. Однако роженица, умершая от родов, также включается в число погибших мученической смертью за веру. Здесь – поэтическая гипербола..

Одному древнегреческому философу сказали: «Твой сын влюбился». – «Теперь он достиг совершенства в человеческом достоинстве», – ответил философ.

Покуда натура не станет здравой, а душа – добродетельной, любовь недопустима и влюбленность невообразима. Доказательством человеческого совершенства и духовной силы служит любовь, которая нисходит на сердца мужей, а не детей, которая сочетается с духом возвышенным, а не с душами подлецов, ибо ищущий любви должен обладать гармоничной душой и совершенной личностью. Воистину, покуда дух человека не станет совершенным, он не вкусит радостей любви, ибо: «Тот, кто не вкусил, не ведает».

Спросили мудреца: «Откуда люди взяли любовь?» – «Слово «ишк» [4] Ишк и ашака – арабские однокоренные слова, вошедшие в персидский язык., то есть «любовь», – ответил он, – происходит от слова «ашака», а оно означает «плющ», который вьется вокруг дерева и не отстает от него, пока тот не высохнет».

Спросили другого: «Что такое любовь?» – «Начинается она, – ответил тот, – с сомнения, а кончается нищетой».

Много людей на свете говорили о любви и звенели колокольцами страсти, но подлинную цену ей знают только люди, свободные от всего иного, а право на любовь дано лишь зрелым мужам. Беспечной пташке, которая парит высоко в небе на крыльях наслаждения, вдыхая аромат базилика и напевая сладостные мелодии, неведомы сердечные муки соловья, что жалобным голосом стенает на заре, чья истерзанная душа навеки заточена в клетку.

Повести о достославных сражениях бедуинов следует рассказывать арабским мужам, а не малым детям из школы. И раз дело зашло так далеко, то друзья-советчики не спешили со своими наставлениями. А обитатели гнезд птицы Анка, то есть счастливцы в любви, возглашали с вершины искреннего расположения, что любви надо домогаться на пути великодушия, а не на страницах, исписанных пером. Чтобы выиграть в этом игорном доме бедствий, нужно быть Маджнуном из племени Бану Амир, чтобы пить вино в этом погребке, надо быть Кусаййиром бедуином.

Итак, падишах от сильной любви и сердечного волнения схватил рукою страсти верблюда паланкина. Когда взор его проник внутрь разукрашенных носилок, сердце его возжаждало свидания, душа возжелала красоты, и он сорвал прочь покрывало. Он увидел перед собой красавицу, неприступную в своей гордыне, возлюбленную, какую желало его сердце. Он увидел нарумяненное лицо и завитой локон, увидел ланиты, подобные небесным светилам, яркие, как тюльпаны, и гладкие, как щелк.

Почувствовав, что сердце его опьянено любовью, а душа вовсе лишилась благоразумия, падишах сказал слуге:

– О сострадательный слуга и опытный друг! По отношению к влюбленным следует проявлять великодушие, ведь они – самые тонкие из людей. Красота этой девушки поразила мое сердце и опутала душу. Я вижу лишь один выход: тебе следует отправиться к военачальнику и посватать для меня его дочь. Скажи ему от моего имени: «Это сватовство принесет тебе честь и хвалу, а результатом этого союза будет упорядочение дел державы и торжество веры. Ты знаешь, что я достоин быть твоим зятем и заслуживаю этой радости, ибо, как говорит пословица, «каждый человек знает цену своей земли».

Слуга выслушал эти речи, поцеловал землю и сказал:

– Любое намерение падишаха разумно и приносит счастье. Отец этой девушки запрыгает от радости, даже если увидит подобное во сне. Однако к любому делу должен быть свой подход, и домогаясь чего-либо, надо найти верное средство. И у радости есть свои сезоны, а у пиршества – свои правила. Если падишах передаст эту девушку евнухам гарема, то люди подумают, что он взял ее силой. Тогда друзья падишаха будут пожинать лишь укоры и сплетни, зато враги обретут крылья для взлета. Самое разумное – это приказать мне сопроводить девушку к отцу и рассказать ему обо всем. Военачальник сочтет предложение падишаха великим благом для себя, заглавным листом своего счастья, даже подумает: «Счастье – это благоприятные случайности». Он даст дочери приданое, какое сможет, а потом уж отошлет ее служить шаху.

Ведь говорят: «Поспешность – от шайтана».

Но падишаху эти слова слуги не понравились, ибо «Терпение – горше сабура», и он закричал на него в гневе:

– Как ты смеешь давать мне советы и наставления?!

Он хотел было наказать слугу, но раздумал, ибо боялся огорчить этим нежное сердце возлюбленной и причинить неприятность тонкой натуре красавицы. Говорят ведь: «В прощении проступков слуг – совершенство великодушия». И всевышний сказал о «сдерживающих гнев». Вспомнив об этом, падишах отстранил слугу, взял сам повод верблюда, несшего паланкин, и направился в город.

В тот час, когда последние солнечные лучи скрылись за горизонтом, когда и запад и восток покрылись черными чепраками, когда неподвижные звезды засверкали на небосводе и по ступенькам небес взошли планеты, они въехали в город. К шаху вызвали приближенных, сановников и судей. Падишах велел им получить у девушки согласие на брак, дабы устранить всякие кривотолки о прелюбодеянии, заключить брачный союз на основе шариата и написать на прекрасном листе договор, ибо: «Воистину лучший союз – на основе веры».

Заключили брачный договор, собрали все необходимое и сообщили сановникам и вельможам державы, чтобы они составили поздравления, а потом начали приготовления к свадьбе и пиршеству.

Итак, падишах исполнил все правила и установления шариата, а слуга, о котором говорилось выше, отправился к военачальнику и рассказал ему подробно о случившемся. И тогда сердце отца от чрезмерной любви к дочери облилось кровью. Он читал поздравительные письма, но из глаз его текли слезы, и он произносил про себя бейт древнего арабского поэта:

Он прочитал письма. Как говорится: «В сердце селится вражда, а в пепле таятся угольки». Благоразумие подсказало ему отправить шаху благодарственное письмо с выражением радости и изъявлением почтительных чувств. Он писал: «Что за счастье выпало мне! Что за милость мне досталась? На каком языке можно возблагодарить за такую честь? Чья рука может написать повесть об этом? Теперь, когда на голову слуге возложили венец, когда нижайшему рабу открыли врата счастья, я препоясался на служение шаху, готов выполнять его приказания, горю желанием как можно скорее прибыть для службы и поцеловать почтительно землю.

Рука его писала такие слова, а в душе он месил тесто вражды; внешне казался он целительным бальзамом, а втайне был губительнее яда.

Уста произносили клятвы верности друзьям, Но были клятвы ложью и притворством.

Втайне военачальник глотал тоску, а внешне высказывал покорность и почтительность, он вил гнездо коварства, скрывая свои страдания.

Падишах проводил время с новобрачной, их взаимные наслаждения все увеличивались, а лучи счастья озаряли их жизнь. Шах дарил возлюбленной сокровища и клады, приносил ей всякие драгоценные диковинки.

Пока падишах наслаждался любовью, военачальник дни и ночи измышлял коварные планы. Прошло несколько месяцев, и он без ведома падишаха созвал других полководцев и повел такие речи:

– Знайте, что мне надобно поведать вам одну тайну, вам же следует ее сохранить. Тайна – это залог, который можно вручить только благородным мужам. Хранителем откровений может быть только тот ларец, печать которого можно сломать только перед сборищем великодушных людей.

– Вы ни за что не должны разглашать эту тайну, – продолжал верховный военачальник. – Поклянитесь в этом моей жизнью и вашими жизнями! Не искушайте мою добрую волю, сей результат чистоты моих помыслов, не мешайте моей предусмотрительности, ибо она плод искренности моих намерений. «Воистину назидание – во имя веры».

Все воинские начальники поклонились верховному полководцу и заявили:

– Ты всегда был нашим предводителем, мы гордились твоим руководством и стремились быть под твоим началом. Из твоего цветника веет ветерок нашего счастья, твоему мудрому разуму обязаны мы благоденствием. Мы всегда слушались твоих советов, почитали тебя и покорялись тебе.

– Да будет вам известно, – сказал верховный военачальник, – что страна существует благодаря вам, однако плоды процветания ее пожинает шах. Вам достаются одни тяготы, а ему – царские сокровища. Вы скачете на конях доблести, а он исполняет свои желания. Вы играете в нарды сражений, а кости наслаждения бросает он. Вам известно, как я усердствовал в укреплении основ государства и предотвращении его гибели. Благодаря мне жемчужина державы вплетена в прочную нить, а смуты искоренены благоразумием. Но вопреки всем моим похвальным деяниям шах пренебрег моими заслугами – и вашими будет пренебрегать! А ведь уважительное отношение к слугам диктуется благородством и необходимо для укрепления собственного положения. Тот, кто унижает мужей державы и бесчестит военачальников, платит за оказанные услуги неблагодарностью, а за верность – насилием. Вы сами видели, что он увез мою дочь прямо с дороги, запятнав полу мужества грязью низости.

Пока военачальник говорил эти слова, от волнения из глаз его лились слезы. Нет! Не слезы, а кровь сердца через глазницы бежала по лицу… Когда он кончил речь, все полководцы и вельможи заявили в один голос:

– Уже давно мы страдаем, но не решались вымолвить слова. Настала пора раскрыть наши тайны, свергнуть тирана.

Тут военачальник стал раздавать сокровища, рассыпать подарки. К нему собралась большая рать, так что замысел его получил прочную основу. Они внезапно напали на шаха, окружили его со всех сторон. Как говорит пословица: «Часто минутная страсть влечет за собой долгую скорбь».

Падишах, не видя выхода из затруднительного положения, не зная, как выпутаться из беды, сказал дочери верховного военачальника:

– Все это из-за моей любви к тебе. Как нам спастись? Судьба не благоволит к нам, ее посулы – коварство и обман. Теперь, когда войско изменило мне, ночь не получит вести о приходе утра, а в этой войне нет надежды на мир.

Жена ответила:

– Единственный выход – покинуть страну и бежать в дальние края под покровительство какого-либо властелина.

– Это разумно, ибо: «Бегство от того, с чем не можешь справиться, – это путь посланников божьих», – сказал падишах. – Ведь пророк сообщает о Мусе, который сказал Фараону: «Я убежал от вас, ибо боялся».

Во дворце у падишаха была потайная дверь в подземный ход, выводивший в степь. Он велел оседлать коней и открыть ту потайную дверь. На одного коня шах посадил жену, на другого сел сам, взял оружие и поскакал прямо по пустыне без тропы и дороги. Кругом вздымались песчаные дюны, словно вершины гор, а овраги были глубоки, как полноводные реки.

Надо сказать, что жена падишаха была в тягости и уже приближалось время ей разрешиться от тяжести, время свивальников и пеленок. Истек срок, назначенный чреву, и девятый месяц уже начертал гороскоп.

Они скакали три дня и наконец прибыли к какому-то колодцу. Вода, в нем была солонее злой судьбины, а окрестные места отвратительны, как горький ад. И вот у того колодца у жены падишаха начались родовые схватки.

Падишах и шахиня потеряли всякую надежду на спасение, ибо позади них были мечи врагов, впереди же простиралась безжизненная песчаная пустыня. Тогда шахиня сказала мужу:

– Мне придется остаться здесь, но ты волен ехать дальше. Гибель ста тысяч подобных мне не стоит одного волоска с твоей головы.

– Ты для меня дороже жизни! – ответил падишах. – Я пожертвовал царством ради тебя, как же мне тебя бросить? От царства и богатства можно отказаться, но невозможно покинуть прекрасную возлюбленную.

Недаром говорит пословица: «Судьбы не миновать, а печаль – удел благородных», – продолжил падишах. – Я примирился со своей судьбой и сложил свою голову у порога великого творца в ожидании его воли.

И в тот же миг родился на свет мальчик совершенной красоты, крепкий и здоровый. Казалось, что Юсуф вернулся в этот мир, что луна взошла на небо.

Мать завернула мальчика в свою рубашку, и тут шах сказал:

– О любимая! Нельзя привязываться сердцем к дитяти. Давай оставим его у колодца на попечение творца, а сами двинемся в путь через пустыню. Бесконечная милость создателя не даст этому младенцу погибнуть, ибо для каждой мошки есть доля со стола его благодеяний, для каждого муравья на скатерти его милости есть свой удел. «И нет ни одного животного на свете, пропитание которого не было бы от Аллаха».

Мать, услышав такие речи, вздохнула со скорбным сердцем, накормила сына и положила его на краю колодца. Шах же привязал к ручке ребенка драгоценный камень и сел на коня, с сердцем, обуглившимся от горя, со слезами на глазах.

Бедная мать горевала, проливала слезы и скорбно вздыхала. Стоило прозвучать крику, как она думала, что это ее ребенок; откуда бы ни слышался стон, она думала, что это ее дитя.

Итак, падишах и его жена были опрокинуты навзничь десницей судьбы, вместо радости у них был лишь мираж, вместо воды им достались в удел кровавые слезы.

Военачальник меж тем овладел царством, стал раздаривать царскую казну, расточать государственные сокровища.

Наконец после долгих скитаний и страданий падишах и его жена прибыли в Кирман. А государь этой страны был одним из самых великодушных мужей на свете. Когда он прослышал о прибытии нашего падишаха, то велел челяди как следует встретить гостя, разрешил своим вельможам оказать ему должный прием и приказал приготовить для него подобающие царскому сану покои.

Когда шах Систана отдохнул после скитаний по дорогам пустыни, когда в покоях радости, в жилище счастья прошла его усталость, он велел созвать сладкоголосых певцов, радующих сердца, приготовить все, что нужно для веселия и наслаждения. А правитель Кирмана прислал к нему с наказом сына, велев передать:

«Мир существует для наслаждения и радости, наши дни – это перечень веселий и удовольствий. Дорога под твоими ногами благоуханна, ибо ты шагаешь по ней; наши края и страна наша озарены лучами властителя всего мира. Если ты соблаговолишь оказать нам честь своим посещением, если ты час-другой проведешь с нами за чашей вина, то горести дней будут преданы забвению в обществе великодушных мужей. Это будет для нас великим счастьем и большим почетом.

Шах Систана немедля прибыл на пир правителя Кирмана и в саду, равном райским садам, узрел райское пиршество. Раздавались звуки органона, лилось вино цвета аргавана, там парил хумай счастья, чаши наслаждения ходили по кругу. Когда чаша дошла до шаха Систана, его глаза заволоклись слезами, и он сказал:

– Да будет вечность уделом падишаха! Вино может пить тот, кто не тоскует в разлуке с родиной и не скорбит из-за покинутой родной страны. Но как может вино радовать того, чье царство и владения захвачены врагами и чернью, чьи сокровища и казна преданы разграблению и похищены?

Падишах Кирмана, видя гостя в таком состоянии, попросил:

– Расскажи, какая беда постигла тебя, поведай, чем судьба тебя наказала. Хотя у почетного гостя и не спрашивают о причине прибытия, хотя «не спрашивают царей о том, что с ними произошло, и не проникают в их тайны», но тем не менее невзгоды, случившиеся с царями, – дело иное, и, если события относятся к властелинам, они приобретают особый оттенок.

Шах Систана рассказал обо всем подробно, и падишах Кирмана стал утешать его:

– Не горюй, ибо падишахи обязаны помогать друг другу! Мы благодарны тебе за то, что ты обратился к нам за помощью, ведь, помогая тебе, мы обретаем вечное счастье. Сказано в Писании: «И помогайте одни другим в благочестии и боязненности».

Прошло несколько месяцев, и падишах Кирмана как бы по наитию приказал огромной рати двинуться под водительством шаха Систана через пустыню и окружить неожиданно столицу и рубежи Систана, уничтожая беспощадным мечом врага.

Когда враги падишаха были посрамлены и знамена мятежников смяты, когда тела недругов были повержены, а их души отправлены в ад, шах Систана послал правителю Кирмана дары. Расцвели розовые кусты счастья, соловьи благоденствия пришли в восторг, полился дождь из туч благодеяний, засверкало солнце благоденствии.

Падишах воссел на царский трон, а плоды справедливости стали его урожаем. Он вновь дал взлететь своему благородству и стал благоустраивать царство, ибо: «Правление – это благоустройство». Подданные радовались ему, жители страны благодаря его правосудию становились все более свободными. «Чем больше потеря, тем больше радость находки».

У падишаха была только одна забота: он говорил о сыне, которого оставил на краю колодца, с которым расстался волею судьбы:

А случилось так. Когда падишах и его жена оставили мальчика на краю колодца, туда вскоре нагрянула шайка айяров, промышлявших разбоем в пустыне. Они увидели у колодца мальчика, в сто тысяч раз прекраснее любой картины; свет его чела озарял пустыню, а она, отражая его краску, становилась цветником.

Главарь айяров, узрев совершенство и красоту мальчика, заключил:

– Это, наверное, шахский сын. На челе дитяти блистают признаки царственности и приметы падишаха. Такой ребенок не родится от смерда, такая жемчужина не отделится от безродного, говорят же: «Черный порождает только черное». Этот мальчик станет львом на лужайке и воинственным мужем.

Он поднял мальчика и тут увидел на руке у него драгоценный камень – и его догадка подтвердилась. Главарь тут лее понес его к себе домой, вручил кормилице.

– Этот мальчик дан нам богом, – сказал он и потому нарек его Ходадад [5]Ходадад дословно означает «данный богом». Главарь выбирает это имя, чтобы подчеркнуть обстоятельства находки ребенка..

А падишах меж тем думал, что сына задрали дикие звери, и не ведал, что божественная милость спасла дитя.

Прошло какое-то время, шах-заде вырос, стал мужественным воином и храбрым мудрецом. Главарь айяров выучил его всем правилам и наукам. В красноречии, адабе и арабском языке он достиг совершенства. Шах-заде проводил время с айярами в пустыне или же охотился на диких зверей. Когда в храбрости он поднялся до наибольших высот, когда он научился всему, что нужно, главарь айяров стал посылать его на разбойные дела. При этом он говорил:

– Сын мой! Наше занятие – грабить на дорогах, наше ремесло – быть айяром.

Нападая на караван, шах-заде проявлял врожденное великодушие и внутреннее благородство и прощал слабых. Если, например, он находил у купца огромное состояние и несметные сокровища, то отбирал лишь меньшую часть, а большую оставлял. Как говорят: «Тебе следует быть справедливым, а не то погибнешь». Воистину всегда благородство украшает человека.

И вот однажды айяры напали на караван. Караванщики были мужественные и храбрые мужи, испытавшие удары сражений, жар и холод битв. Как только показались разбойники, они схватились за оружие, бросились на них, и закипел жестокий бой. Ярость караванщиков сокрушила сердца разбойников, и их разгромили. Ходадад получил много ран и попал в плен к охране каравана. Начальник каравана велел привязать его к мулу, а потом сказал своим:

– Взгляните, этот юноша похож на лесного льва, на прославленного храбреца.

– Конечно, я лесной лев, – отвечал Ходадад, – да попал в стаю лисиц. Храбрость льва для меня обернулась трусостью лисицы, я променял пищу сокола на крохи паука… Того, кто пренебрегает верой и заповедями религии, постигает такая участь.

Начальник каравана, выслушав его речи, сказал:

– О мудрый юноша! Ну и скверное же ты выбрал ремесло! «Тот, кто не проявляет милосердия, не заслуживает милосердия». Разве достойно мужа грабить нА большой дороге? Разве благородные люди станут грабить и разбойничать?

– Если бы я следовал обретенным мною знаниям и своему разуму, – отвечал Ходадад, – то не оказался бы в унижении и не попал бы в беду. «Когда настигает судьба, то глаз слеп». Небесный рок невозможно отвратить, божественным мудростям нет предела.

Тот, кто ведает сокровенное, знает, что я не по своей воле ступил на этот путь, что вкусил это ремесло не без отвращения.

Начальник каравана выслушал достойные речи и красноречивые слова Ходадада, и в его сердце пробудились сострадание и сочувствие.

– О любезный юноша! – сказал он. – У тебя благородный характер, и ты говоришь прекрасные слова. Слова твои – от бога, а деяния – от шайтана. Если ты раскаешься, то достигнешь предела совершенства и достоинства мужей. Клянусь твоей душой, я готов подать тебе руку и усыновить тебя.

– Если ты искренне протягиваешь мне руку, – отвечал Ходадад, – то я твой верный раб и преданный слуга.

Как говорят: «Когда овладеешь, можно быть мягким». И еще добавляют: «Надлежит быть выдержанным, когда ты в трудном положении, и прощать, когда ты в силе».

Одним словом, купец велел снять с его ног оковы. Они двинулись в путь и прибыли в Систан. Там купец сказал о Ходададе шаху Систана, и тот приказал разбойников повесить, а Ходадада освободить.

Купец относился к Ходададу, как к сыну, и юноша проводил время безмятежно, следуя заповедям добродетели.

И вот однажды купец решил послать в дар падишаху тюк парчи. Ходадад взял тюк и отправился во дворец. Падишах взглянул на Ходадада, увидел высокий рост и совершенные формы, стан, словно сосна, и щеки, словно красные розы. Свет благородства исходил от лица юноши. Падишах вздохнул и подумал: «Горе мне! Если бы мой сын был жив, то был бы похож на него станом и лицом».

Ну и чудеса! Отец смотрел на сына, не ведая, что эта роза выросла на лужайке его рода, что этот тюльпан – со склона его происхождения, что это птенец из его гнездышка, путник из собственного дома. Падишах смотрел на Ходадада, вручив поводья размышления во власть удивления. Но сколько бы он ни смотрел, следовало бы еще больше!

Падишах спросил купца:

– Это твой сын?

– Нет, – отвечал купец, – он из тех разбойников. Но он раскаялся в своих поступках, и в нем возобладали благоразумие и благочестие. Как говорят: «Раскаявшийся в грехе подобен тому, кто не грешил».

– Не можешь ли ты подарить мне его? – спросил падишах. – Хотя он тебе вроде сына, не уступишь ли ты мне его?

Купец поцеловал прах перед падишахом и отвечал:

– Если бы даже у меня было сто родных сыновей, то они только гордились бы честью быть твоими слугами и рабами.

Купец подарил Ходадада и вышел от падишаха. Ведь сказано: «Воистину у Аллаха есть рассказы слаще пирожного». И говорят еще: «Проживи раджаб и увидишь диво».

Падишах одарил Ходадада почетным платьем, возложил, на его голову кулах, а затем спросил:

– Как звать тебя?

– Отец нарек меня Ходададом, – отвечал тот. – Теперь не я раб твой. И какое имя ты ни дашь мне – твоя воля.

– Я называю тебя Бахтияром [6]Бахтияр дословно означает «счастливый», «тот, к кому благоволит счастье»., – сказал шах, – чтобы счастье и благоденствие сопутствовали тебе. Ты прибыл в дом счастья, воздай же хвалу! И дни и ночи Бахтияр служил падишаху, и тот по своему внутреннему разумению и природному доброжелательству одаривал Бахтияра дарами и возвышал его положение. Как говорят: «Это старая песенка».

Падишах вздумал испытать честность Бахтияра в делах в вопросах доходов и расходов и назначил его старшим конюшенным. Бахтияр проявил на этой должности осведомленность и добросовестность, так что не пропал ни единый ман ячменя. Он непрестанно держал под своим наблюдением конюшни и вникал в дела, так что лошади шаха и придворных каждым днем становились все краше и упитаннее.

И вот как-то падишах навестил конюшни и убедился в хорошем состоянии животных: тощие стали упитанными, худосочные – крепкими. Он понял, что это благодаря умению Бахтияра, тут же возложил на него халат со своих плеч и назначил начальником над всеми шахскими конюшнями.

Счастье все больше сопутствовало Бахтияру, дела его шли в гору. Падишах убедился в добросовестности, удостоверился в его верности. Как говорится: «Аромат благовония не скроешь». И вот однажды падишах рассудил:

– Тот, в ком сочетаются в такой мере твердость характера, умеренность и добронравие, заслуживает быть казначеем, а не старшим конюшенным, дабы благодаря его стараниям процветала казна, столь необходимая государству, дабы сокровища преумножались благодаря совершенству его деяний.

И падишах сказал, чтобы перед Бахтияром склонили головы сановники и великие мужи державы. Ему вручили ключи от казны и печать от шахской сокровищницы.

Бахтияр исправно вел доходы и расходы государства, производил строгий учет всех трат и поступлений. Без шахского соизволения он не выдавал никому ни единого дирхема. Пока не принесут ему шахского перстня с печатью, он не снимет ни одной печати! И в скором времени казна пришла в порядок, а сокровища умножились.

Эимра падишаха и приближенные двора, видя расположение шаха к Бахтияру, стали завидовать ему. А у Бахтияра с каждым днем дел становилось все больше, а счастье все светлее. Он начал покупать себе рабов, стал заботиться о своем оружии и сбруе своего коня.

Однажды Бахтияр в уединении пил вино и дарил своим слугам золото и одеяния. Стояла весенняя пора, время, когда расцветают деревья. Тучи рассыпали жемчуг, а утренний ветерок мешал амбру и мускус. В саду стройный кипарис начал свои пляски, а утки стали нырять на дно водоемов. Земля облачилась в зеленое одеяние, погода избрала умеренность. Из каждой щелочки в земле пробивались чудесные и удивительные творения.

Бахтияру вздумалось отправиться погулять, чтобы насладиться улыбками роз и песнопениями соловья. Из царского казнахранилища одна дверь вела в покои шаха, а другая – в дворцовый сад. Бахтияр в пылу опьянения перепутал двери и увидел комнату, нарядно убранную и украшенную изображениями небесных светил. В том покое стояло ложе, на котором по ночам возлежал падишах. Бахтияр, сильно опьяненный, упал на это ложе и заснул. А служанка приняла его за шаха и поставила перед ним, как было принято, кувшин с водой.

Когда войско Рима удалилось на запад [7] «Когда войско Рума удалилось на запад» – т. е. на закате солнца, поскольку слова «румиец», «румийский» в персидской поэзии символизируют нечто белое, светлое, в том числе и солнце. и на небо вторгся первый полк занзибарцев тьмы [8] «…полк занзибарцев тьмы» – занзибарцами в персидской поэзии часто именуют представителей черной расы. Здесь метафора для изображения ночи., слуги закрыли двери шахских покоев, а шахские стражники выстроились в проходе между рядами дверей. Падишах вошел в свою комнату и увидел на ложе Бахтияра, который спал, возложив голову на царские подушки. Падишах закричал на Бахтияра:

– Эй, проклятый! Эй, дерзкий! Как ты смел оказаться здесь? Зачем ты сюда явился?

Падишах велел заковать Бахтияра и отправить в темницу. Как говорится: «Легче сесть верхом на горячие уголья, чем совладать с опьянением». Или: «Начало опьянения – зло, а исход – гибель». Сколь много мужей пали из-за опьянения, которое не приводит к успеху; лучше не пить вина, из-за которого можно лишиться чести.

Когда Бахтияра отвели в темницу, падишах с гневом в сердце и смятением в душе вошел в гарем и закричал на старшую жену:

– Говори правду! Что за этим кроется? Кто в этом виноват? Бахтияр не мог прийти сюда просто так! Он не вошел бы сюда, если бы не бывал здесь раньше!

Шахиня поцеловала прах перед падишахом и сказала:

– О падишах! Кто может выслушать такие упреки и дать на них ответ?… Потерпи, пусть прояснится причина этого дерзкого поступка, пусть обнажится основа этой беды. А потом уж наказывай, как тебе вздумается, соскобли ржавчину позора с зеркала чести. И если падишах строго накажет этого беднягу, на то шахская воля!

Падишах велел надеть цепи на всех обитательниц гарема, а старшую жену собственноручно заковал в кандалы, потом же со скорбным сердцем, горюя о бесчестии, возложил голову на подушку.

На другой день, когда эмиры и везиры пришли на прием и выстроились в отведенном для них месте, они узрели на челе падишаха приметы гнева, но никто не дерзнул спросить его о причине сего. Наконец падишах позвал главного везира, мудрейшего из мудрецов, и поведал ему о том, что произошло ночью.

Везир ненавидел доброго Бахтияра и завидовал ему вместе с придворными и приближенными. И он подумал: «Настал час! Я погублю его и вылью на него дождь мучений». Как говорят: «Судьба – удобные случаи, в остальном же – сплошное горе».

– О падишах! – воскликнул везир. – Разве достоин быть приближенным к шаху и служить твоему трону отпрыск разбойников, выросший в пустыне? Если побег милостей посадить на скудной почве, то, вне сомнения, вырастут лишь заботы для сердца.

Падишах велел везиру:

– Ступай, расследуй и разузнай все об этом, установи, кто прав, кто виноват, чтобы меч наш, наказывая, стал бы еще более могущественным.

Везир пришел к шахине и сказал:

– Что за скверная история приключилась с тобой при твоем высоком положении? Сердце и печень мои разрываются, а разум мутится. Расскажи мне правду, быть может, мы сумеем исправить положение, и за мраком ночи настанет свет утра.

– Да будет тебе известно, – отвечала шахиня, – я не знаю ни начала, ни конца этой истории. Моя душа непричастна к этому бесчестию, мое тело безгрешно перед этим срамом.

– Тебе лучше говорить так, как я научу тебя, – стал внушать везир, – солгать во имя собственного спасения, чтобы смыть с себя скверну, чтобы вырвать с лужайки твоей беспорочности сей терновник.

– Ты – словно отец, а я словно дочь, – отвечала шахиня. – Как прикажешь, так я и сделаю. Ведь ты желаешь только очистить мой двор и исцелить мои раны. Каждая капля, которая падает из тучи, твоего разума, – это драгоценная жемчужина; каждая мысль, выраженная в твоих достойных речах, – это крепкая вервь.

– Наилучший выход, – стал уверять везир, – это чтобы я сказал от твоего имени падишаху, что этот низкородный малец неоднократно покушался на твою честь, не уважал тебя, бросал камешки с крыши и угрожал: «Если ты не уступишь мне, то однажды ночью я ворвусь в покои и отрублю головы тебе и падишаху».

– Как бы нас не постигло возмездие на этом свете и наказание на том, – отвечала шахиня, – за напраслину на невинного человека, за то, что мы отдадим его мечу гнева.

Везир разгневался и закричал не нее:

– По шариату дозволено пролить кровь, и закон разрешает убиение разбойника, который в течение многих лет грабил караваны и отбирал насильно имущество мусульман! И преславный Коран по этому случаю предписал: «Воистину наказание Для тех, кто сражается против Аллаха и его Посланника». Следовательно, убить вора – праведное дело и венец добрых Деяний.

– Повинуюсь, – сказала шахиня, – ибо люди видят в тебе муфтия и считают Мессией всего мира.

Тогда везир пришел к падишаху, стал поносить Бахтияра клеветническими речами, наговорил всяких слов, насочинил разных небылиц. Гнев падишаха разгорелся, и он велел воздвигнуть виселицу в назидание другим.

И вот Бахтияра вызвали для дознания. Шах взглянул на него во гневе и закричал:

– О ничтожный неудачник! Я доверил тебе все царские сокровища, вручил государственную казну, включил тебя в число приближенных сановников. Не стыдно тебе платить коварством за доверие? Ты обрек себя на виселицу, сделал себя дурным примером для всех людей мира.

Бахтияр поднял голову и сказал:

– Да будет вечен падишах всего мира и счастливый государь! И хотя в том положении, в котором очутился я, впору прощаться с жизнью и расставаться с миром, но мужи шариата сказали, имея в виду такие случаи: «Воистину у правой стороны есть рука и язык». Я невиновен в этой возводимой на меня напраслине и безгрешен в приписываемых преступлениях. Значит, если я не докажу свою правоту, то буду виноват в том, что сам сгубил свою жизнь. Ведь сказал всевышний: «Не встречайте гибель собственноручно». Слава всевышнему Аллаху, что наш падишах – пастырь своих подданных и покровитель чужестранцев; его разум украшает сады государства, его вера и счастье наряжают лужайки царства и религиозной общины. При поддержке его десницы можно подниматься на небо, а мирские желания благоволят к нему. Он расположил в строгом порядке слуг и вельмож, озарил все трудности светом твердого ума. Как сказал всевышний, да будет славен и всемогущ он: «По милосердию от Аллаха ты смягчился к ним».

– О падишах, – продолжал Бахтияр, – вели заточить меня в темницу, не торопись казнить меня. Быть может, твои высокие помыслы убедятся в моей невиновности и безгрешности, ибо положение мое такое же, как у купца, от которого отвернулось счастье, дела которого пришли в расстройство, дни благоденствия стали пасмурными, а небо удачи затянулось дымом.

– Что это за история? – спросил падишах.

Тут Бахтияр раскрыл уста красноречия и дал возлететь Анке ясного изложения и приступил к рассказу о купце.