Онлайн чтение книги Утраченный свет (Солнце полуночи)
Глава третья

Ей было двенадцать лет, а выглядела она значительно старше. Она сбежала из замка «Черный октябрь» под Старобельском пятнадцать дней назад, но теперь сомневалась, что поступила правильно. За последнюю неделю она лишилась речи, девственности, надежды и, отчасти, рассудка. То есть на простейшие вещи ума хватало, а вот на то, чтобы попытаться удрать от Жвырблиса, – уже нет.

В замке ее звали Любкой. Она прислуживала самому Ильичу. Ильич был импотентом с двадцатилетним стажем и вообще очень занятым дедушкой, так что с этой стороны ей ничего не грозило, кроме обычных телесных наказаний, однако на нее положил глаз личный водитель Ильича и по совместительству местный жрец вуду – здоровенный негр Нельсон.

Нельсон был лысым, жирным, ущербным, его кожа имела пепельно-серый цвет, а рожа напоминала темную сторону луны. Страшнее чудовища Любка никогда не видела и не могла себе вообразить. Он олицетворял все ее детские страхи.

Однажды он приснился ей. Во сне он не делал с нею ничего ОСОБЕННОГО.

Он просто нес ее к длинному черному бронированному лимузину с непроницаемо темными стеклами. По пути он рассказывал ей зловещие сказки своего каннибальского племени… Потом он опустил девочку в черный аквариум, населенный вздувающимися жабами ее фантазий, в котором она начала тонуть… Проснувшись, она обнаружила, что обмочилась. В дальнейшем это повторилось с нею еще трижды.

Наступил день, когда Ильич улетел на вертолете, и приближалась ночь, в течение которой должно было произойти что-то страшное. Любка даже не понимала, что означает в точности выражение «кровь девственницы», но она не раз видела окровавленные куски свиного мяса на бойне и кур, метавшихся по двору с отрубленными головами…

Она убежала тем же вечером, даже не переодевшись, и спряталась в фургоне, перевозившем поросят. Каким бывает наказание за побег, она знала с пяти лет. Поэтому ей пришлось лежать очень тихо, пока фургон не миновал последний шлагбаум во владениях Ильича, а в это время за хилой дощатой перегородкой суетились поросята. Они наверняка были голодными и знали о ее присутствии. А она, в свою очередь, знала, что будет, если перегородка не выдержит.

Где-то совсем рядом с нею раздавались стуки копытец, хрипы, шорохи, повизгивание… И еще скрипели рассохшиеся доски… Любке казалось, что страшная поездка длится вечно, но терпеть эту пытку было предпочтительнее, чем висеть на «сучьем кресте»… Любка закрывала ладонями уши, нос и губы, чтобы поросята не добрались до них. Когда-то кто-то сказал ей, что поросятам особенно нравятся хрящи…

Ладони были слишком маленькими. И она все время слышала жизнерадостный хруст по ту сторону перегородки. Этот тихий хруст, раздававшийся в абсолютной темноте фургона, Любка запомнила на всю оставшуюся жизнь. А еще, несмотря на испуг, она чувствовала, что тает. Физически. В полном смысле слова. Ее вес действительно уменьшался с каждой каплей холодного пота, стекавшей по лицу и телу…

С того кошмарного часа серый человек Нельсон был только номером вторым в ее личном списке ужасов. Первенство неизменно принадлежало симпатичным розовым поросятам.

* * *

Оказавшись на темном дворе, Любка ощутила привкус крови во рту. Кровь сочилась из прикушенного языка. Любка открыла рот и стала жадно глотать холодный воздух – как ни странно, это создавало иллюзию сытости.

Порывистый ветер задувал под платье, но замерзнуть сильнее уже было невозможно. Ниже пояса она вообще ничего не чувствовала, поэтому не очень хорошо понимала, зачем одинокий владелец маленького придорожного замка недавно так шумно дышал у нее за спиной.

У Жвырблиса закончилась трава, и Любка испытывала нарастающий дискомфорт – будто небо опускалось и придавливало ее своей свинцовой тяжестью. Снаружи тоже было неплохо, только слишком уж сыро и темно. И так трудно двигаться. От усталости слипались глаза…

Но свежий воздух проникал в ее трахею бодрящими порциями. Она преодолевала сопротивление спящих корней. Откуда-то доносилось журчание воды в пластах осадочных пород…

Внезапно она вспомнила, зачем ее послали. Она боялась, что мужчина с железными зубами снова рассердится – как тогда, неделю назад, когда она чересчур много разговаривала… Водитель грузовика выглядел совсем иначе, чем серый негр Нельсон, грезящий о «крови девственницы», и все же они были в чем-то удивительно похожи друг на друга. Этим глубинным сходством не стоило пренебрегать.

Проходя мимо одной из секций забора, Любка услышала жадное чавканье и глухое рычание. Она не испугалась. Это ее не касалось. Поросята издавали совсем другие звуки…

Под ее ногами был растрескавшийся асфальт, и осколки впивались в босые ступни. Ветер хлестал ее, как мокрая тряпка. Впереди тускло поблескивала какая-то металлическая конструкция, установленная над скважиной. Из круглой тумбы, отполированной дождями, торчал отросток, размерами и формой весьма напоминавший пенис Жвырблиса.

Любка подставила под него ведро и стала соображать, как пустить воду. Ничего не придумав, она начала ощупывать тумбу – ее руки «думали» лучше. Вцепившись в рычаг, она дернула за него. Вода ударила мощной струей, и Любку обдало ледяными брызгами. Она снова застучала зубами, но держала рычаг мертвой хваткой. Она не могла позволить себе огорчить Жвырблиса.

Как только прервался шум водяной струи, она услышала тихий благородный рокот двигателя и вкрадчивый шелест шин. О, вот это были знакомые звуки! Память о них въелась в плоть и кровь. Кожа покрывалась мурашками, а кровь застывала в жилах… Мысли Любки были предельно простыми. Они состояли из трех повторяющихся слов: лимузин серого Нельсона, лимузин серого Нельсона, лимузин серого Нельсона…

Она должна была увидеть его. Точнее, свой приближающийся конец. В глубине души она знала, что так и будет: когда-нибудь серый Нельсон приедет за «кровью девственницы». То, что он, возможно, опоздал, не приходило ей в голову. Он был не из тех, кто упускает что-либо из своих рук и о чем-либо забывает…

Любка встала на цыпочки, но забор был слишком высок. Она оглянулась в поисках возвышенности или предмета, на который можно было бы взобраться. В углу двора громоздилась темная пирамида из ящиков. Любка взлетела на нее, как курица, спасающаяся от ножа. Вода расплескалась; в ведре осталось не больше трех четвертей, но она не выпускала его из руки. Ящики скрипели и раскачивались под ее тяжестью. На самом верху она замерла и затаила дыхание.

Он как раз медленно и торжественно вплывал на стоянку и сейчас больше, чем когда-либо, казался ей ЖИВЫМ существом. Длинный, припавший к земле черный зверь, безжалостный и безучастный; потрясающе красивый заколоченный гроб на колесах (гроб для шестерых, а четверо могли разместиться в нем с большим комфортом); аквариум, доверху наполненный болотной водой и бездыханным кошмаром трясины… Заостренные крылышки антенны, рассекавшие воздух, напоминали бумеранг, готовый в любой момент оторваться и отправиться в самостоятельный полет. Панель для номера была пуста и выглядела странно, как… единственный глаз без зрачка. Это бельмо под радиаторной решеткой почему-то особенно сильно беспокоило Любку.

Черный лимузин, по кузову которого скользили отблески тусклого света, падавшего из щелей коттеджа, плавно развернулся. Слепящие лучи фар царапнули Любку, переместились на автопоезд Жвырблиса, озарили дальний частокол деревьев, пустой вольер для собак и наконец уперлись в ангар, где когда-то находилась мойка.

Черный лимузин замер. В его зеркальных боковых стеклах траекратно отразилась закрытая дверь коттеджа. Более того, в них отражались СВЕТЯЩИЕСЯ неоновые лампы вывески над дверью. Голубые нереальные буквы складывались в перевернутую надпись, которую Любка никак не могла прочесть. Для этого у нее не хватало воображения. Ритмичные вспышки холодного огня могли довести до исступления… А ведь все было так просто: сложи слова из букв – и злое наваждение рассеется без следа…

Любка ожидала, что на пороге вот-вот появится мужчина с железными зубами, чтобы отстрелить Нельсону яйца (она не знала зачем, но мужчина часто грозился отстрелить яйца тому, кто ее обидит, – видимо, не переносил конкуренции), или хотя бы тот маленький говнюк с липкими руками – чтобы не дать Нельсону утащить ее в черный гроб на колесах, набитый привидениями, восковыми фигурками, моджо и устланный цыплячьими перьями.

Но никто не вышел из коттеджа, хотя она была уверена в том, что приближение лимузина нельзя не заметить. Это убивало ее. Спасения не было. Бежать казалось ей таким же нелепым, как пытаться спрятаться от собственного страха…

Щелкнул замок. Открылась дверь со стороны водителя. Любка увидела восход луны – серый череп над черной плоскостью крыши, гладкой и блестящей, словно опасная бритва. Нельсон сделал два шага в темноту. Он был одет в белый костюм, который при свете дня выглядел бы ослепительно. Сейчас же он казался белесым силуэтом без ступней, кистей, головы и слабо фосфоресцировал. Над воротником плавали сияющие, но дырявые шарики для пинг-понга. Когда до Любки дошло, что это глаза Нельсона, она перестала дышать и превратилась в мраморную статую.

Она не сомневалась: негр смотрел прямо на нее, хотя не мог никого видеть в глубокой тени дома. Он ЗНАЛ о ее присутствии, и потому его губы раздвигались в улыбке. Между ними появились серые железные зубы, принадлежавшие Жвырблису…

Кто-то скомандовал Любке: отомри! Она беззвучно захихикала. Вот в чем, оказывается, заключалось спасение – в том, чтобы вовсе лишиться рассудка! Кошмар будет продолжаться, но уже совершенно безболезненно для нее.

Существо с рожей Жвырблиса медленно приближалось. В его правой руке обнаружился косяк. Оно рывками затягивалось и с наслаждением выпускало дым из ноздрей… «Жвырблис» пролез через дыру в заборе, о которой Любка даже не подозревала, и оказался в десяти метрах от нее. Здесь, на дворе, было слишком темно, и она не сразу поняла, что происходит. Белый силуэт сломался, скорчился, перелился в новую форму…

Любка кое-как слезла с ящиков и направилась к задней двери. Она шла спиной вперед, чтобы ничего не пропустить.

Она ничего и не пропустила.

«Жвырблис» опустился на четвереньки и полз за нею. Потом белый силуэт распался на несколько копий поменьше. В пяти шагах от двери Любка услыхала то, перед чем меркли и гнев дальнобойщика с его большим членом и узловатыми кулаками, и колдовство Нельсона с его гнусными штучками, и «сучий крест» Ильича.

Она услыхала глухой дробный стук поросячьих копытец.

* * *

– Что за херня?! – завопил Бортник, подскочив на месте, когда услышал душераздирающий вопль. Его испуг был наигранным. Он ожидал чего-то подобного с того момента, как за Любкой захлопнулась дверь.

Жвырблис не произнес ни слова. Он остался спокоен, только щелкнул предохранителем. Равиль немедленно погасил свет. На девку ему было плевать, но позаботиться о собственной безопасности – дело святое. Оба направились к задней двери, держа стволы наготове.

Бортник толкнул дверь сапогом и выставил дробовик наружу. Стрелять было не по кому. Он не увидел ни собак, ни растерзанного трупа. Это уже попахивало чертовщиной. Нехорошо попахивало – сортиром.

Он вышел под навес и осмотрелся. На стоянке тихо дремал ублюдочный монстр Жвырблиса. Через заправочную протрусил собачий силуэт. Равиль узнал Гурбана по характерному прогибу спины. В щель между землей и небом на востоке уже просачивалась утренняя заря…

– Куда подевалась эта шлюха? – спросил Бортник у самого себя.

Ответ последовал незамедлительно. Любка выступила откуда-то сбоку, из глубокой холодной тени, оправляя одной рукой платье. В другой руке она держала полное ведро воды. Она улыбалась так же глупо и чуть испуганно, как и прежде.

Жвырблис заржал:

– Тупая сука! Даже в сортир сходить не может. Все еще боится твоих шавок!

Равиль опустил дробовик. Он был разочарован в девке. Она явно предпочитала издевательства Жвырблиса и последующее рабство развлечениям в мотеле. Сплошные огорчения. Плохая ночь.

– Продай ее мне, – сказал он, решив совместить приятное с полезным.

– Не могу, старичок, – криво ухмыльнулся Жвырблис. – Не обижайся, но ты просто в кассу не попадаешь. У меня в городе есть клиент на малолетку. Человек солидный, при бабках. Так что грузи свою бурду, и я сваливаю.

В три часа восемь минут утра он выполнил свое обещание.

* * *

В три двадцать раздался стук в заднюю дверь. Равиль Бортник, тщетно пытавшийся заснуть под звуки эоловой арфы, испугался меньше, чем можно было ожидать. Он только вздрогнул и схватился за дробовик. Потом неслышными шагами приблизился к двери. Постоял, прислушиваясь. Снаружи было тихо. Он посмотрел в глазок.

Равиль опустил дробовик и расплылся в глуповатой улыбке. Его рука сама собой потянулась к массивной задвижке. Он опять не задавал себе неразрешимых вопросов. Например: откуда взялась девка? Ведь она уехала с Жвырблисом. И ТА ли это девка?..

Любка вошла в коттедж, опустилась на пол и уставилась на мерцающий прямоугольник, посылавший ей недвусмысленные сообщения. Она больше не дрожала и не лязгала зубами. Старый черно-белый телевизор превратился в алтарь. Она молчала. Зато вновь обретенное божество ГОВОРИЛО с нею.

Бортник не обратил внимания на ее чрезвычайно суженные зрачки. Увидев Любку, он обрадовался и решил дать ей поесть. Девка слишком уж отощала, а он любил, чтобы баба была в теле. Он занялся приготовлением супа, предвкушая «семейную» жизнь. Желания сбывались. Теперь ему точно не придется смотреть тупые фильмы. У него найдется занятие поинтереснее.

* * *

В кабине грузовика глюк оказался частично изолированным от окружающей среды металлическим экраном, зато теперь не нужно было затрачивать ни малейших усилий на передвижение. Он даже подпитывался энергией от двигателя и наслаждался очередным «сновидением».

Ангел висел к югу от точки зенита, раздвинув складывающиеся «крылья» и подставив их еще невидимому с поверхности планеты солнцу. Глюк вкушал от Его электронной плоти. Они вместе пили из животворного потока заряженных частиц, пронизывавшего мертвую мумию мира. Это было прекрасно. Это был экстаз слияния. Глюк испытывал чистейшее блаженство… Потом Темный Ангел снова «включил» его и вверг в тщету трансформаций. Охота еще только начиналась.

Пора было приниматься за работу.

* * *

Жвырблис знал эту трассу лучше, чем рельеф собственой ладони, и гнал, невзирая на ночь и мокрый асфальт. Он различал своими чудо-глазами малейшие неровности дороги, правда, сейчас его клонило в сон. Жижа из термоса, в которой было меньше кофеина, чем в собачьей моче, нисколько не возбуждала, а даже наоборот – от этого теплого варева Жвырблис еще больше размякал. Бортник, должно быть, ворочался на своем топчане от его проклятий.

Оказавшись в зоне приема городских станций УКВ-диапазона, он врубил музыку поэнергичнее. В кабине грузовика была установлена приличная стереосистема. При первых же громоподобных ударах драм-машины сон как рукой сняло, а по спине забегали мурашки. Мощные низы отдавались вибрацией в желудке и наполняли Жвырблиса щенячьим восторгом. Даже девка проснулась и выпрямилась, будто кто-то всадил ей в задницу лыжную палку.

Впереди был сложный поворот. Жвырблис сбросил газ и положил вторую руку на рулевое колесо. До городской черты оставалось около пятидесяти километров.

Он проходил вираж с небольшим, хорошо рассчитанным и вполне допустимым для водителя его класса заносом. Он крепко держал баранку, препятствуя ее обратному вращению. Все было чудесно – до той секунды, когда девка начала ни с того ни с сего подвигаться к нему, скользя голыми ягодицами по сиденью. Он не понимал, какого черта ей надо, – до сих пор она старалась держаться от него как можно дальше. Наверное, свихнулась, сучка. Он слышал, что подобные вещи иногда случаются. В любом случае она выбрала неподходящий момент для игр…

Прицеп неожиданно бросило влево, и Жвырблису понадобилось немалое усилие, чтобы вернуть автопоезду устойчивость. Колдобина. «Колдоебина» – так звучит даже лучше… «Где были твои глаза, придурок?» – подумал Жвырблис и, покосившись, увидел девку совсем близко от себя. Та уселась прямо на рычаг переключения скоростей.

В другое время Жвырблис нашел бы это очень смешным, но сейчас ему было не до смеха и сексуальных фантазий. Поворот еще не закончился. Впереди был участок дороги с насыпью, все больше оседавшей каждую весну. Жвырблису предстояло провести грузовик впритирку с покосившимися столбиками.

Это был высший пилотаж, и он наслаждался своей работой. Все оказалось бы не так круто, если бы его зверюга была оборудована фарами с синхронным поворотом. Но он был дальнобойщиком старой школы и презирал эти новомодные штучки для кретинов-молокососов. Поэтому на вираже он не видел большей части дорожного покрытия. Зато прекрасно видел полосатые столбики на обочине встречной полосы, мелькавшие, будто гнилые зубы…

Девка не мигая смотрела на него в упор. Он грязно выругался, послав ее подальше. Он решил, что потом займется ее воспитанием… Хотя нет, не займется. Клиенту это может не понравиться. Товар и без того был изрядно подпорчен.

Внезапно лобовое стекло начало запотевать. Что за черт? Он ехал с вырубленной печкой. Жвырблис потянулся к панели управления, чтобы включить щетки стеклоочистителя. Сочлененное тело автопоезда содрогнулось. Контейнеры угрожающе накренились… Водителю пришлось снова вцепиться в руль. Последнее, что он видел перед «переселением», – это лицо шлюхи, которая рванулась к нему, словно черная птица из плохого сна, летящая навстречу над шоссе, выставив обломанные когти, и сливающаяся с внутренней тьмой в момент пробуждения.

* * *

Глюк проник в голову водителя, не повредив ее на физическом уровне.

Он не перехватывал управления, чтобы получше изучить таинственное вещество.

Регулируя собственное восприятие, он обнаружил полуразрушенную нейронную сеть. Почти такую же совершенную, как эманации Темного Ангела, но безнадежно связанную с биологическим материалом.

* * *

…Оставалось не более двух секунд до катастрофы. Вполне достаточно, чтобы закончить исследование и скопировать матрицу.

Грузовик должен был неминуемо отправиться под откос. Но что-то удержало его на краю насыпи, когда левые колеса уже вращались в пустоте. Та же загадочная сила буквально вытолкнула десятитонный прицеп на проезжую часть и обеспечила сцепление шин с грунтом.

Рессоры прогнулись в результате трехкратной перегрузки. Задымилась раскалившаяся резина. Двигатель натужно взревел. Передачу заклинило. Контейнеры едва не сорвали стопорные болты из легированной стали. Но авария была предотвращена.

После этого охотник снова изменил форму.

Выбив из челюсти обочины четыре кривых зуба, автопоезд вырвался на прямой участок.

* * *

Вначале все шло как по маслу. В лобовом стекле грузовика появилась дыра размером с кулак. Лицо смеющегося водителя непоправимо изменилось. Вернее, у него теперь не было лица. Одна пуля со смещенным центром тяжести снесла ему нижнюю челюсть, а вторая разворотила остатки носа, превратив его в окровавленное и рваное свиное рыло. Часть черепной коробки, застрявшая в перегородке спального отделения, напоминала грязное кофейное блюдце. Дьякону не требовался оракул, чтобы увидеть смерть в разводах серой гущи.

Тем не менее грузовик продолжал двигаться, не снижая скорости. На всякий случай дьякон отступил с обочины и обнаружил, что его ладонь слегка увлажнилась – впервые в жизни… Через секунду ревущая тень пронеслась мимо, обдав Могилу грязевой взвесью и потоками смрада.

Его душа оцепенела, как замерзающий куриный эмбрион внутри яичной скорлупы, забытый в сломавшемся инкубаторе, но тело продолжало действовать безупречно. Он развернулся, направив ствол «абакана» в сторону удаляющегося автопоезда, и поставил переводчик стрельбы на автоматический огонь.

И вот тогда взвыли тормозные колодки. То был заунывный, слишком долгий, почти невыносимый для нервов звук. Внутри контейнеров что-то тяжело загремело. Из-под покрышек вырвались клубы дыма. Прицеп занесло и неумолимо разворачивало поперек дороги. Задние колеса сползли в кювет и загребали грунт, разбрасывая земляные фонтаны. Жесткая сцепка переломилась, как спичка.

Дьякон соображал апатично, но быстро. Безумный ублюдок, которому он вдобавок вышиб мозги несколько секунд назад, не только вертел баранку, но и давил на тормоза. Это было сверхъестественно и отвратительно. Правда, существовало и другое объяснение: кроме водителя, в кабине находился еще кто-то.

Однако возникал гораздо более неприятный вопрос, а именно: что последует за этим? В том, что последствия будут, дьякон уже не сомневался. Он перешагнул через рухнувшее дерево и двинулся к своему мотоциклу, не сводя глаз с ползущего по шоссе грузовика.

Самсон отступал, но не бежал. Он заметил, как внезапно изменилось направление ветра. Этот ветер был абсолютно сухим и закручивался вокруг него холодной спиралью, поднимая в воздух лесной мусор…

Прицеп перевернулся; теперь контейнер со скрежетом вспахивал асфальт, рассыпая искры. Расстояние между ним и Могилой составляло около ста метров. Осветительная ракета догорела; для дьякона наступила гораздо более мрачная ночь, чем была в действительности. Он сорвал с переносицы бесполезные стекляшки и раздавил их каблуком. Ситуация окончательно вышла из-под его контроля.

На всякий случай он перекрестился.

* * *

Могила беспрепятственно добрался до своего девяностопятисильного <кавасаки-малышева», оборудованного радиостанцией и круиз-контролем, и снял тяжелый байк с подножки. Он бросил взгляд на портативную дисковую пилу с электрическим приводом, торчавшую из багажного ящика. С помощью этой нехитрой игрушки он вскрывал контейнеры и автомобильные сейфы, как консервные банки. Иногда под диск попадала чья-нибудь глотка – в этом случае дьякон не отказывал усопшему в заупокойной молитве (в конце концов, он просто выполнял свой долг).

Это была так называемая пила трения. Сверхтонкий диск из жаропрочного сплава не столько резал, сколько плавил материал. Дьякон сам немного побаивался своего инструмента. Тонкий, еле слышный свист диска вызывал ощущение озноба. Холодная волна пробегала вдоль позвоночника, и на какое-то мгновение позвонки смерзались. Это было что-то вроде предвкушения оргазма, только с огромным знаком «минус». По правде говоря, Самсон не мог представить себе ничего более неприятного, чем мысль о СЛУЧАЙНОЙ ОШИБКЕ…

Итак, полюбовавшись пилой, дьякон отказался от своего намерения вскрыть контейнер. Надо было убираться отсюда поскорее, не размениваясь на мелочи. Он и без того уже наделал немало глупостей. Могила слишком хорошо знал, что означали желтые треугольники, которыми был маркирован груз. Кроме всего прочего, они означали, что он нарушил договор с Ассоциацией. А вот каким будет наказание, он не знал. Прецедентов не имелось. Это была чрезвычайно неприятная неопределенность. Но его догадки были еще хуже…

Он завел двигатель, врубил фару на дальний свет и вырулил с проселочной дороги на шоссе. Его подошвы опирались на ребристую поверхность «горшков», а автомат лежал на бедрах. Дьякон был готов ко всему. Ему предстояло проехать мимо остановленного им автопоезда. Любой другой путь был бы неоправданно долгим. К тому же Могила вовсе не был трусом.

За его спиной бледным разбавленным молоком растекалось утро. Дырявая сеть древесных крон безуспешно пыталась удержать рассвет. В низинах скапливались клочья тумана, обещавшего наконец ясный день. Одно густое туманное пятно обволакивало горячий капот и кабину грузовика…

Дьякон осторожно объехал лежавший на боку прицеп. Ему приходилось видеть пораженных лучевой болезнью. Поэтому его интересовало, цел ли контейнер, а главное, целы ли свинцовые игрушки внутри контейнера, – и это было не праздное любопытство очевидца аварии. Собственно говоря, сложилась предельно простая ситуация. Одно из двух: либо он находился в безопасности, либо уже получил свою дозу. На все воля Божья…

Он услышал очень тихий звук, но не со стороны реки. Где-то совсем близко подтекала жидкость. Дьякон открутил ручку газа на себя до упора. Мотоцикл рванулся вперед с таким ускорением, что у Самсона на миг потемнело в глазах. Набегающий поток воздуха сдул капюшон и испортил Могиле прическу.

«КрАЗ» перегораживал дорогу. Между бампером грузовика с выдвинутой вперед лебедкой и обочиной оставалось не более метра – короткий узкий коридор, который на хорошей скорости можно было преодолеть за сотые доли секунды. Байк набрал хорошую скорость.

Дьякон никогда не жаловался на свою реакцию, но на этот раз он не успел даже дернуться. Он мог бы поклясться, что никого не видел ни слева, ни справа от себя. Дверь кабины оставалась закрытой. Вообще ничто не шелохнулось, кроме кроличьих лапок, подрагивавших над зеркалом заднего вида вопреки силе тяжести.

В самом зеркале отражалась какая-то тошнотворная масса. У дьякона не было времени понять, на что это похоже, хотя масса весьма напоминала человеческий мозг.

Кто-то невидимый нанес ему сбоку сильнейший удар в голову, от которого не спас бы и шлем. На голове дьякона не было даже вязаной шапочки.

Он слетел с мотоцикла и рухнул на обочину, потеряв сознание. Огромный кровоподтек появился на правой стороне его лица и почти мгновенно охватил скулу, щеку и висок. Один глаз сразу же заплыл. Кожа на руках оказалась содранной до мяса. Но в течение некоторого времени это не имело для Самсона ни малейшего значения.

Его мотоцикл промчался еще метров девяносто, врезался в придорожные деревья и заглох. Снова наступила тишина, в которой рождались и умирали лишь природные звуки. Весенний лес медленно пробуждался.

* * *

Глюк скопировал информацию – всю, вплоть до ничтожнейших деталей. Поэтому в кармане у него оказалась Библия с неполным текстом в Синодальном издании двухтысячного года. Он не знал, для чего нужна столь архаичная вещь, и решил выяснить это на досуге. Его досуг начинался тогда, когда он прерывал охоту.

Зато в руке у него появился предмет, назначение которого не вызывало сомнений. Это была портативная дисковая пила с лейблом фирмы «Солид элой энд даймонд инструментс» – квинтэссенция эманаций очередной жертвы. Гнездо для подключения пилы к автомобильному генератору было пустым. Тем не менее, как только глюк нажал на пусковую кнопку, диск начал разгоняться с нежным свистящим звуком…

Извлеченная из полудохлого животного информация впервые оказалась полезной и существенно облегчала поиски.