Онлайн чтение книги "В алмазную пыль…"
19. НЕВЕЗУХА

Немного очухавшись, и содрав с рук высохшую корку грязи, майор вспомнил о главном.

— Все-таки опять эти суки опять ушли. И автомат я там, в этом зыбуне оставил.

Шалимов в это время как раз взялся набивать магазин своего Калашникова патронами. Семён смотрел на него как пятилетний пацан, летним днём смотрит на жующего мороженое соседа. Когда Михаил закончил своё нехитрое дело, Бабич заискивающим голосом попросил: — Миш, давай махнём не глядя. Ты мне автомат, я тебе новенький Макаров подарю.

Журналист спесиво ухмыльнулся. Видок у серого от подсыхающей грязи Семёна был довольно комический.

— Нашёл дурака, — он ласково погладил автомат. — Свой надо иметь, замарашка! Пистолет и у меня есть, вон, в кармане лежит.

— Ну, Миш, не хами! Я же всё равно лучше тебя стреляю.

— С этим я могу ещё и поспорить. Ты уж два рожка по этим козлам выпустил, и ни какого эффекта. А я твоему Лешему хоть в пятку, но попал.

— Тоже мне! Кто там из этих, троянцев, попал в пятку Ахиллесу?

— Парис.

— Ах, да! Ты же у нас точно Парис. Вон как Ирку окрутил, в день.

— А тебе завидно?

— А то! Дай автомат, жулик!

— За жулика ничего не получишь.

Поломавшись, Шалимов все же отдал автомат своему довольному однокашнику. В громадной лапище майора даже АКМС с уродливым, коротким стволом казался чем-то вроде игрушки.

Спускаться к реке, чтобы вымыть лицо и руки Бабич не решился, в нём ещё жил недавно испытанный страх. Роль умывальника он отвёл большой луже.

— Может, ты весь помоешься? — предложил Шалимов. Но Семён только махнул рукой.

— Потом. Грязь до тела всё равно не достала. Высохнет — сама отвалится. Где нам теперь Лалька искать, вот проблема? За это время он не то, что до Китая, поди, до Индии уже добежал.

Они пошли вдоль берега, внимательно присматриваясь к береговой линии. Цепочка следов на каменистых отмелях, хотя уже и замытая, просматривалась вполне отчётливо. Километра через полтора они нашли место, где Лалёк и его спутник поднялись на откос. Там же и одноклассникам снова пришлось нырнуть в дебри тайги.

— Куда они теперь идут? — спросил Шалимов, двигаясь по пятам своего «следопыта».

Бабич, похоже, недоумевал сам.

— Да лях его знает! Сейчас они идут строго на север, прямо в противоположную от Китая сторону.

Очевидно, вскоре это поняли и Лалёк с Матвеем. После следов короткого привала: двух банок из-под тушенки и пары забычкованых окурков, следы их повернули в другую сторону. Временами и Шалимов и сам начал различать явные метки прошедших людей — сорванный с упавших деревьев мох, сломанные ветки кустарников, беспощадно примятую под тяжёлыми сапогами траву. Но, конечно, без намётанного глаза майора он не смог бы проследить эту цепочку так долго.

Уже стемнело, когда они вышли к очередной реке. Она оказалась поменьше, чем предыдущая, но такая же быстрая и норовистая. Судя по следам, Лальку удалось переправиться на другую сторону. Соваться в холодную воду, на ночь глядя, не хотелось, и после короткого совещания друзья решили остановиться на ночёвку.

Уже у костра Бабич долго разглядывал трофейную карту, потом ткнул пальцев в одну из многочисленных голубых прожилок.

— Мы сейчас вот здесь. Та река повернула на восток, и теперь больших преград перед нами не осталось. Тут вот только опять какие-то горы.

— И что, неужели на их пути нет ни какого жилья?

— Нет. Тут заповедная глушь, недаром они пошли этим маршрутом.

Ночью снова упал холод, Шалимов спал чутко, ворочаясь около надьи — уже трёх положенных друг на друга горящих брёвен. Ему, почему-то казалось, что в эту ночь Лалёк и его широкоплечий дружок непременно придут, чтобы перерезать им горло. Он понимал, что это глупо, лезть в ледяную воду ночью никто не станет, но страх этот жил в нём как-то отдельно от разума. Поэтому крепко заснул он только под утро, за полчаса до подъёма, объявленного майором.

Взглянув на лицо журналиста, Бабич присвистнул.

— Ты что это сегодня такой?

— Какой? — буркнул Шалимов, растирая помятую физиономию.

— Да краше в гроб кладут. Личико как после недельного запоя в женском общежитии.

От этого сравнения Шалимов рассмеялся, но о своих ночных страхах рассказывать не стал, побоялся насмешек Семёна.

— Не выспался. Холодно, не могу к этому привыкнуть.

— А к холоду даже теоретически невозможно привыкнуть. Организм хочет жить, а холод — это неумолимое приближение смерти. Пошли.

Водные процедуры в виде форсирования реки вброд сразу взбодрили его, а часовой марш бросок с полной выкладкой, предпринятый майором для согрева, окончательно заставили забыть о ночных кошмарах. К удивлению журналиста у него перестала болеть нога. Похоже, было, что организм свыкся с необычными нагрузками и окрепшие мышцы плотно держали искусственную кость.

Своих визави они догнали уже к одиннадцати часам утра. Тайга хоть и состояла наполовину из кедрача и ельника, но берёзы и осины уже почти сбросили свой осенний наряд и две человеческих фигурки на склоне очередной сопки были заметны издалека.

Четвёртые сутки непрерывной гонки вымотали всех. Ни Лалёк со своим подельником не мог оторваться от погони, ни они не могли приблизиться. Шалимов еле волочил ноги, Семён об усталости не говорил, но стал более молчаливым и осунулся с лица. Слава Богу, рюкзак уже не отягощал его спину. Последнюю медвежатину они доели на завтрак. Из пищи осталась большая пачка чая, весь остальной груз состоял из спасительной верёвки и штук тридцати патронов к автомату.

То, что Лальку с Матвеем так же приходится нелегко, они поняли, увидев во втором часу дня чуть в стороне от тропы большой холщовый мешок. Осторожно осмотрев его и не обнаружив ничего похожего на взрывоопасную ловушку, Бабич развязал его и вытряхнул на траву пёструю, зазвеневшую массу. Это были ордена, медали, старинные серебряные монеты. Разбирая находку, Шалимов обнаружил там два ордена Ленина, множество медалей СССР всех видов, несколько офицерских серебряных крестов Георгиевского кавалера, громадные, старинные ордена причудливых форм.

— Ну вот, ещё одно дело можно считать закрытым, — процедил сквозь зубы майор. — С месяц назад в областном центре был убит один старый коллекционер, Симоненко. Всю жизнь он собирал ордена и медали. Областные сыщики думали, что его заказал кто-то из столицы, у нас тут больше таких ненормальных не было. А оказывается — на них Лалёк польстился. И с этим он шёл к границе! Дурак!

Тащить такой тяжёлый груз ни Семёну, ни Михаилу не хотелось. Они пронесли мешок еще метров на триста и оставили его на вершине очередной сопки, затесав для ориентира ствол могучего кедра.

— А теперь бегом! — скомандовал майор, освободившись от ненужного груза.

"Всё-таки хорошие у нас врачи", — думал журналист, еле поспевая за Бабичем, — "Сустав как родной, даже и не чувствую разницы".

В третьем часу дня им всё же удалось застать своих Ангарских землячков врасплох. Взобравшись на вершину очередной сопки, Шалимов и Бабич неожиданно для себя увидели снизу, в распадке, на берегу ручья две фигуры в зелёном камуфляже. До них было рукой подать, метров сто, может чуть больше. Михаил рассмотрел даже как на круглом лице его «крестника», Матвея, появилось выражение изумления. Он что-то сказал сидевшему к ним спиной Лальку, тот обернулся и Шалимов невольно отметил, как похудел бывший муж Ирины, на лице проросла густая щетина, кудрявые волосы свалялись от пота и грязи. А рядом майор уже рвал с плеча автомат.

Бабич и Матвей выстрелили одновременно. На хлопок пистолетного выстрела Семён ответил густой очередью. Пули майора прошли чуть выше чем надо, но и вторая очередь не нашла свою цель. Паводковая вода прорыла в почве что-то вроде небольшого оврага метровой глубины. Спрыгнув вниз оба бандита оказались под прикрытием этого природного окопа. Переждав обстрел, Лалёк появился в поле их зрения и дважды выстрелил в сторону бегущего к ним майора. В это время Матвей рванул на себя один из двух оставшихся наверху рюкзаков и опять исчез из виду, за долю секунды до очереди Семёна.

Шалимов бежал метрах в десяти позади от майора, с пистолетом в руках. Выстрелить ему никак не удавалось, мешал заслонявший обзор Бабич. До ручья оставалось метров тридцать, когда из него вылетело что-то округлое. Михаил понял всё сразу, Бабич же в горячке продолжал бежать вперёд, стреляя на ходу короткими очередями.

— Ложись! — крикнул Шалимов падая. В последнюю долю секунды милиционер так же прыгнул на землю, но чуточку запоздал. Упругий, резкий удар взрыва болезненно ударил по ушам журналиста, тело же майора откинуло в сторону, перекувырнув в воздухе. Приподнявшись с земли, Михаил тряхнул головой, словно стремясь изгнать из ушей остаточный звон, бросил взгляд вперёд.

Бабич без движений лежал на земле, а над обрывом ручья уже показалась чья-то голова. Не раздумывая, Михаил вскинул пистолет и трижды выстрелил в неё. Голова исчезла, Шалимов подбежал к Семёну и, оглядываясь на ручей, перевернул тело майора. Тот не подавал признаков жизни, лицо было залито кровью. Скрипнув зубами, журналист подхватил автомат и побежал к ручью. Внизу не оказалось ни кого, Михаил перевёл взгляд вдоль ручья и увидел метрах в тридцати ниже по течению широкую спину бегущего Матвея. Припав на колено, Шалимов дал вдоль ручья короткую, прицельную очередь. Он видел, как пули пробили зелёную ткань рюкзака, но Матвей продолжал бежать, и уже через мгновение скрылся за изгибом ручья. С досадой сплюнув Михаил вернулся к телу майора. Журналист был готов к самому худшему, но ещё до его прихода Бабич застонал, и, повернувшись на бок, подтянул вверх колени.

— Семён, жив!? — спросил Шалимов, опускаясь на землю рядом с другом. Тот, не отвечая, попробовал приподняться с земли. С помощью Михаила он сел и неуверенным жестом обхватил голову руками. Журналиста же волновала кровь, обильно залившая лицо милиционера.

— Куда тебя ранило? — спросил он Семёна, но тот с видимым недоумением глянул на него и, наморщив лоб, слабо пошевелил губами.

"Ни черта не слышит!" — понял Шалимов.

— Куда тебя ранило! — уже во всю глотку проорал он.

На этот раз до майора дошла суть вопроса. Семён неуверенно ткнул себя в левую часть головы. Внимательно осмотрев череп товарища, Шалимов понял, что осколком гранаты Бабичу срезало мочку уха. Каких либо других видимых ранений он не увидел.

Надрезав ножом подкладку полушубка, Шалимов оторвал большую кусок не очень чистой тряпки и приложив её к уху майора. Бабич болезненно вскрикнул, весь скривился от боли. Чуть переждав, он ткнул пальцем в сторону ручья и вопросительно глянул на Михаила.

— Ушли! — крикнул Шалимов, и для наглядности махнул рукой вниз по распадку. — По ручью ушли!

Моргнув глазами, дескать, всё понял, Бабич развёл руки и показал некий шар вокруг головы.

— Что, так болит!? — снова прокричал Михаил. Майор неосторожно кивнул головой и снова, застонав, скривился от боли. Затем он попробовал встать, это удалось ему только с помощью журналиста. Сделав два шага вперёд, Семён остановился, и его жесточайше вырвало.

"Эк, его угораздило!" — подумал Михаил, поддерживая одноклассника — "Тяжелейшая контузия. Мне ещё по сравнению с ним повезло. Как его теперь по тайге вести?"

Но, не смотря ни на что, майор всё-таки упрямо подошёл к ручью и уставился на имущество, оставшееся им в наследство от бандитов. Это был большой рюкзак, привязанный к нему котелок и топор. Сев на землю Бабич слабым жестом указал на рюкзак. Шалимов его понял. Майор питал надежду, что в нём окажутся ворованные алмазы. Увы, в рюкзаке оказались шесть банок всё той же "Великой стены", две пачки чая и два байковых одеяла. Семён с раздражением поморщился и жестом велел Шалимову отложить одеяла в сторону.

— Ты что на азбуку глухонемых перешёл?! — прокричал ему журналист. — Вслух говори!

Бабич слабо улыбнулся, потом тихо сказал: — К чёрту одеяла, лишний груз. А жратву возьми. И топор.

К удивлению Шалимова уже через пятнадцать минут они тронулись в путь. Запас жизненных сил у майора Бабича был просто огромен.