Онлайн чтение книги В дебрях Атласа
XVI. Из огня да в полымя

Через пять минут все сидели за кое-какой едой и кружкой свежей воды, принесенной неутомимым тосканцем из ключа. За едой они рассказывали обо всем случившемся с ними. Рибо сообщил о выздоровлении вахмистра и его намерении стать во главе спаги, чтобы преследовать беглецов даже в великой пустыне.

— Живуч, собака! — воскликнул тосканец. — Немало он нам наделает хлопот.

— Да, положение серьезное, — подтвердил мавр, молчавший до тех пор.

— Что нам делать? Как добраться до гор без махари?

— Как вы посоветуете поступить? — обратился граф к сержанту, с преувеличенной медлительностью набивавшему свою трубочку, как бы для того, чтобы скрыть свое беспокойство.

— Слышишь, товарищ? — обратился к нему Энрике. — Тебе предстоит решить, «снести голову быку», как говорят у нас.

— С удовольствием снес бы ее у вахмистра, — ответил Рибо. — Не подвергайся опасности мои нашивки, я бы дезертировал и присоединился к вам, чтобы помогать против спаги. Однако я думаю, что могу оказать вам больше услуг, находясь в бледе, чем при вас.

— Вы правы, Рибо, потому что таким образом вы можете извещать нас о движении спаги.

— Как вы догадались, граф, я пустился в погоню за вами с единственной целью быть полезным вам, думая, что за такое короткое время вы еще не успели доехать до кабилов в Атласских горах. Только среди этих неустрашимых воинов или среди сенусси вы можете считать себя, по крайней мере до некоторой степени, в безопасности.

— Добраться до Атласских гор пешком будет трудновато, — сказал Хасси, — особенно теперь, когда граф ранен, а повсюду рыщут спаги.

— Не советую вам пока покидать куббу, — ответил Рибо. — Могила святого для вас всегда будет более надежным убежищем, чем палатка. А кроме того, у меня еще есть план.

— Какой? — поспешно спросил тосканец.

— Заставить Бассо хорошенько погоняться и довести его до белого каления. Я постараюсь завлечь Бассо подальше, чтобы вы успели доехать до первых кабильских деревень, где вам можно будет запастись если не махари, то, по крайней мере, лошадьми-

— А пока? — спросил граф, заметно бледневший с каждой минутой и уже близкий к обмороку.

— Вы останетесь здесь, пока я не дам вам знать, что дорога свободна и вы можете продолжать свое путешествие. Что бы ни случилось, не покидайте этого убежища, где можете скрыться, если Бассо и спаги вторично направятся сюда. Понял, Хасси аль-Биак?

— Понял, франджи, — ответил мавр.

— Есть у вас запасы?

— Не бойся, хватит на несколько недель, чтобы не умереть с голоду.

— Ключ тоже близок, — заключил Рибо, — стало быть, можете спокойно дожидаться моего возвращения. А теперь прощайте: я уж и так потерял много времени, и нелегко мне будет отыскать Бассо с его спаги.

Он свистом подозвал коня, пожал руки всем, вскочил в седло и ускакал.

— Как твое здоровье, сын мой? — спросил Хасси графа, прислонившегося к стене, будто силы оставляли его.

— Я, вероятно, потерял много крови, — отвечал мадьяр, — оттого так и слаб.

— Мы устроим тебе постель из ковров, — сказал Хасси. — Пока нам не угрожает никакая опасность, мы останемся здесь — там, внизу, слишком душно. У тебя должно быть полотно, Мулей, чтоб натянуть навес от солнца.

— Есть две палатки, подаренные мне одним караваном; хоть они и плохи, а все же могут послужить.

Четверо мужчин спустились в подвал, собрали там сколько нашли ковров и натянули полотно на месте бывшего купола куббы.

Графа уложили на довольно мягкую постель; Афза стояла на коленях возле раненого и тихо плакала.

— Пока граф спит и никакой опасности не предвидится, мы бы тоже могли поспать: всем нужно отдохнуть, — сказал Хасси.

Так как ковров больше уже не было, то собрали сухой травы и из нее устроили сносные постели. Бросив затем взгляд на равнину, над которой уже всходило солнце, и убедившись, что кругом все пустынно, все улеглись и крепко уснула

Первым уже под вечер проснулся тосканец.

— Сто тысяч жареных камбал! — воскликнул он, вскакивая и выбегая из-под навеса. — Хорошо спится на алжирской равнине. Уже четыре часа!

Он остановился на пороге куббы и зорко оглядел окрестности.

Ни одного живого существа не виднелось среди травы и вереска на выжженной солнцем песчаной равнина Всюду царила полная тишина.

«Спаги, должно быть, еще очень далеко, — подумал Энрике, — и если Рибо заведет их куда следует, они не скоро найдут нас… Но это что? Что за вонь?.. Ах, да это от наших махари. Однако такое количество разлагающегося мяса может быть для нас опасно».

Он возвратился под навес и разбудил товарищей. Граф, по-видимому, чувствовал себя лучше после долгого отдыха, однако жар у него еще не прошел.

— Господа, — начал тосканец со своей обычной комической манерой, — мы спали как сурки и сэкономили обед. Надо надеяться, что Ару приготовит нам за это двойной ужин. Жаль только, что нет жаркого; кускуссу и финики начинают приедаться.

— Дичи здесь немного, — сказал Хасси. — Потерпи: когда попадем в горы, там не будешь жаловаться.

— Когда же мы попадем в этот земной рай, папаша мавр?

— Со временем, если спаги не изловят нас, — ответил Хасси.

— Со временем! Разбери его, — пробормотал тосканец. — Эти африканцы не имеют никакого представления о времени. Добраться до места завтра или через шесть месяцев — для них одно и то же. Вот народ!

Между тем Ару с помощью Афзы и отчасти Мулея, пускавшего в ход левую руку, приготовил ужин — все тот же кускуссу, который был съеден с аппетитом и запит бутылкой бордо, нашедшегося в запасах Хасси.

Едва ужин окончился, как тосканец сказал Ару.

— Слушай, черный папаша, принеси-ка сюда оружие и бочонок пороху. Через несколько часов солнце уйдет гулять в Америку, и мы можем ждать незваных гостей. Гниющие трупы махари привлекут зверей со всех окрестностей.

— Твоя правда, франджи, — сказал Хасси. — Ночь вряд ли принесет нам что-нибудь хорошее.

— Еды у них будет вдоволь, и они не станут заниматься нами, — сказал Ару.

— Гиены и шакалы — может быть, а другие?.. Разве ты думаешь, что в этой пустыне не найдется львов и леопардов? Франджи говорит верно: они зададут музыку сегодня ночью. И мы хорошо сделаем, если запасемся вереском, чтоб всю ночь жечь костры.

Солнце во время этого разговора уже скрылось за горной цепью.

В Алжире сумерек почти нет: лишь только солнце зайдет, почти моментально наступает полная темнота

— Сейчас начнется серенада, — сказал Энрике. — Приготовимся, друзья. Бедные махари, послужившие нам днем, чего доброго, насолят нам ночью. Идемте за вереском!

Четверо мужчин вышли из куббы и стали собирать вокруг нее вереск и сухую траву, складывая их в кучки, которые, зажженные, должны были образовать вокруг куббы непреодолимую преграду.

Едва были окончены эти приготовления, как ужасный концерт нарушил тишину, царившую до тех пор на равнине.

Слышались зловещие завывания и рычание вперемешку с взрывами хохота Обыкновенные и чепрачные шакалы шли вместе с гиенами на осаду трупов, привлекавших их своим запахом.

Энрике быстро вскочил, схватив свое длинноствольное марокканское ружье.

— Можно подумать, что шакалы и гиены всей пустыни собрались делить между собой махари, — сказал он. — А как ты думаешь, папаша Хасси, кто еще явится?

— Шакалы — предвестники львов и леопардов, — ответил Хасси, тоже, по-видимому, неспокойный. — Следовало бы нам зарыть махари.

— Где зароешь такую массу падали? А знаешь что, папаша Хасси? У меня появилась мысль.

— Какая? — спросил проснувшийся граф.

— Сделать огромную бомбу и бросить ее в середину этих хищников. Пороху у нас хватит.

— Мысль недурная, — одобрил Хасси, — есть и веревки, из которых можно приготовить фитили.

— Так скорее за дело, — воскликнул тосканец, — не станем ждать, пока аппетит у этих хищников разойдется и они после падали захотят свежего мясца.

Мулей, Хасси и Ару, понимавшие, какая опасность им угрожала, спустились в подвал за бочонком пороха, между тем как тосканец принялся изготовлять колоссальные гранаты.

Вой шакалов и хохот гиен тем временем все усиливались. Казалось, что тут собрались сотни хищников. Шакалы и гиены в небольшом количестве не страшны, но «в единении сила», и когда этих животных много, то они из трусливых превращаются в дерзких и иногда опасных.

— Ты видишь их? — спросил граф.

— Нет еще, но судя по голосам, они недалеко.

— А рыка до сих пор не слышно?

— Нет, граф. Но нет сомнения, что в окрестностях есть и львы, и леопарды. Увидишь, что и они скоро появятся. К счастью, у нас с десяток бочонков пороха.

— Что ты задумал?

— Бросить в зверей эти импровизированные гранаты… Эффект получится надлежащий. А вот и настоящая музыка начинается.

То, что тосканец назвал «настоящей музыкой», был громкий рык, услыхав который и шакалы, и гиены на минуту умолкли.

— Ты видишь его, папаша Хасси? — спросил Энрике мавра, вглядывавшегося в темноту, так как луна еще не показывалась.

— Нет, он еще, должно быть, далеко, голос его слышен за многие мили.

— А знаешь, что я выдумал?

— Говори, у тебя выдумки бывают удачные.

— Что, если один бочонок положить между махари и взорвать?

— И я хотел предложить это. Мы, может быть, таким образом удалим опасность.

— Фитили у меня готовы. Надо захватить с собой пару сабель из висящих по стенам. С шакалами они надежнее, чем ружья.

Мавр поспешно спустился в склеп и вернулся с широкой туарегской саблей, имевшей около полутора метров длины.

— Хочешь, я провожу тебя с парой ружей? — спросил он тосканца.

— Оружие может быть полезно, особенно против господина с громким голосом. Пойдем, папаша Хасси. Ревущая публика спешит на пир.

Он заткнул саблю за кушак, надел через плечо бочонок, содержавший не менее сорока килограммов пороху, и вместе с Хасси отправился к ключу.

Менее пяти минут потребовалось, чтобы пройти расстояние, отделявшее их от того места, где лежали семь махари, убитых Бассо.

Ужасный запах несся навстречу, и тучи стервятников летали над разлагающейся массой тел. Десять или двенадцать шакалов и несколько гиен уже готовились броситься на падаль, но увидев двух приближающихся людей и не чувствуя за собой еще отдаленных товарищей, эти трусливые животные ретировались

— Ой, папаша мавр, что они, холерные были, что ли, твои махари? — спросил Энрике, затыкая нос. — Никогда я еще не слыхал такой вони.

— Уже более трех дней они лежат на солнце, — ответил Хасси.

— Ну, мы их вылечим от холеры одной из моих бомб. Это будет полезно для нашего здоровья.

Он взял снаряд, положил его среди трупов и зажег фитиль.

— Спасайся, Хасси! — закричал он, убегая. — Не желательно взорваться с этой вонючей падалью.

Люди быстро удалились, а шакалы и гиены снова набросились на угощение.

Не успели Хасси и тосканец пробежать и двухсот метров, как раздался взрыв, заставивший их столкнуться друг с другом.

По направлению источника поднялся столб песчаной земли, перемешанной с кусками мяса, и облако дыма покрыло пальмы.

— Вот какие у меня бомбы! — воскликнул тосканец. — Таких сильных не изготовят даже и на казенных заводах Тулона. Наверняка ни один из махари не остался целым. Ты не ушибся, папаша Хасси?

— Кровь из носу идет, — ответил Хасси.

— Это заменит тебе кровопускание в будущем. Посмотрим, остался ли целым хоть какой-нибудь шакал.

Несколько дюжин шакалов валялись с опаленной шерстью.

— Вот хороший урок, — сказал вечный шутник.

— Но другие звери уже приближаются, — заметил Хасси.

В эту минуту послышался рык льва, а с разных сторон другие голоса.

— Клянусь жареной камбалой, — воскликнул тосканец, — здесь назначили собрание все звери Алжира! Милый папаша Хасси, ночь готовится ужасная. Боюсь, что все эти животные бросятся на нас.

— В крайнем случае, мы спрячемся в склеп, — ответил мавр, — и потом устроим огненное кольцо.

— Да, если хватит хворосту.

— Пойдем, наши друзья беспокоятся о нас. Встревоженные все приближавшимся рычанием, они быстро пошли по направлению к куббе.

Граф с беспокойством ожидал их. Взрыв, от которого завалилась часть стены, и крики царей пустыни и леса его испугали.

— Что, Энрике? — спросил он, увидев тосканца.

— Думаю, что хорошо было бы зажечь костры вокруг куббы.

— Они идут сюда?

— Когда сожрут последние остатки махари, придут и сюда.

— Шакалы меня не интересуют, то есть не пугают. Беспокоят меня только львы. Их много, не правда ли?

— Пять или шесть, по крайней мере, — сказал Хасси.

— Не будем терять времени, — сказал тосканец, — приготовим огненную ограду.

Пока Афза перевязывала рану графа, которая, может быть, из-за сильного жара вновь открылась, Энрике, Хасси, Ару и отчасти марабут уложили вокруг каменных стен куббы сухие сучья, наваливая их друг на друга.

Хасси, однако, оставил какое-то количество сучьев про запас.

Во время этой работы все сильнее раздавались рев, рычание, хохот диких зверей. Казалось, что, привлеченные разлагающимися трупами, все звери лесов собирались произвести ужасную расправу и с людьми.

— Граф, — сказал тосканец, увидев прыжки животных на равнине, — уйди в гробницу с женой: здесь тебе не место. Когда будешь здоров, застрелишь сколько хочешь львов, а теперь нельзя. Твоя рука слишком слаба, чтобы держать ружье.

— Да, дети мои, удалитесь и предоставьте нам защищать куббу, — сказал Хасси. — Зарядов у нас довольно, и мы будем стрелять, если звери вздумают напасть на нас. Ару, проводи графа и мою дочь.

Энрике в это время обошел костры, чтобы убедиться, что все в порядке, и составил вместе свои бочонки, превратившиеся в мощные и опасные бомбы, на которые он рассчитывал только в последней крайности.

— Готовы? — спросил он.

— Все, — отвечал Хасси.

— И граф в безопасности?

— Ару уже вернулся.

— Ответим и мы на их музыку. Концерт за концерт. Посмотрим, чей будет лучше.

Последовал выстрел нескольких ружей.

Хасси, видя льва в ста шагах от развалин куббы, дал первый выстрел.

Ужасная ночь, как сказал тосканец, начиналась.