Онлайн чтение книги В поисках убийцы
XXIX. ЖЕНИХ И НЕВЕСТА

Доктор обнадеживал Семечкина. Коровина уже узнавала последнего и охотно беседовала с ним. Она полнела, румянец вернулся на ее щеки, в глазах было осмысленное выражение, и только иногда, временами, она забывалась и называла себя Подберезиной. Порою она вдруг вспоминала Кругликова и тогда бледнела, откидывалась к спинке кресла и погружалась в какое-то оцепенение. Семечкин испуганно бежал тогда к доктору, тот приходил, погружал ее в транс и грозно кричал на Коровину:

— Вы меня слышите?

— Слышу, — слабо отвечала она.

— Вы должны забыть этого Кругликова. Его уже нет, его не было. Поняли?

— Поняла.

— Что вы должны?

— Забыть Кругликова; его нет, его не было.

— Проснитесь!

Коровина просыпалась; растерянно смотрела на Семечкина и говорила:

— О чем это вы рассказывали?

Егор Егорович, как будто ничего не случилось, продолжал свой рассказ.

Иногда с разрешения доктора он возил Коровину по окрестностям Петербурга. Они побывали и в Петергофе, и в Царском Селе, и Настасья Петровна радовалась, смотря на окружающую красоту и вдыхая теплый весенний воздух.

— Ах, Егор Егорович! — говорила она. — Не пойму, что со мной было, но сейчас я словно начинаю жить новою жизнью.

— Настасья Петровна! — взволнованно восклицал Семечкин. — Мы и начнем новую жизнь, ежели вы посмотрите на меня своими добрыми глазами и поверите в мою любовь.

— Любовь? Я люблю вас, Егор Егорович, но все мне как-то странно; кажется мне, что я словно прожила какую-то долгую-долгую жизнь и стала старой-старой.

— Эх, бросьте! Какая же вы старая? Красавица вы, Настасья Петровна.

— Да? — спрашивала Коровина и веселела.

— А то как же? Теперь вы еще на двадцать пять лет помолодеете. Вот доктор сказывает, что надо вам за границу ехать. Поженимся и сейчас поедем, хоть к черным арапам, куда прикажете. Будем мы с вами счастливы, потому люблю я вас, — Семечкин ударял себя в грудь кулаком. — Только поверьте мне!

— Верю, верю, Егор Егорович, — и молодая женщина крепко опиралась на его руку.

Доктор все веселее смотрел на свою пациентку и наконец сказал Семечкину:

— Берите теперь Настасью Петровну, и дай Бог вам совет да любовь, как говорят обычно.

— Благодетель вы! — пробормотал Егор Егорович, пожимая его руки.

В тот же день Коровина переехала в роскошный номер «Европейской» гостиницы, и Семечкин каждый день с утра до позднего вечера проводил у нее.

Радостный, сияющий он приехал к Патмосову и стал обнимать его.

— Борис Романович! Такое мое счастье, что и рассказать вам не могу! Я просил вас найти этого мерзавца, убийцу, хотел его в кандалы заковать, а вы ее нашли, счастье мое вернули. Как мне и благодарить вас, уж я и не придумаю.

— Как? — усмехнулся Патмосов. — Уговор у нас был: три тысячи.

— Что значит три тысячи!.. Три тысячи, были назначены, чтобы убийцу подлого найти, а вы мне мою Настеньку вернули. Борис Романович, я вам пять дам. Уж вы меня извините, я бы и больше. Скажете — дам больше.

— Зачем мне больше? Спасибо и на этом.

Семечкин вынул чековую книжку, радостно подписал чек и, подавая его талантливому сыщику, сказал:

— А еще милости прошу. Мы теперь с Настасьей Петровной уедем, но в августе непременно вернемся; так не откажите на нашей свадьбе попировать.

Патмосов рассмеялся.

— Прохоров звал на свадьбу — раз; вы меня зовете — два. Нужно еще третью.

— А Семен Сергеевич, — воскликнул Семечкин, — с вашей Екатериной Борисовной! Вот и три!

— И то! Значит, все свадьбы и справим. То-то кутеж будет!..

Семечкин горячо обнял Бориса Романовича.

На другой день он снова приехал к Патмосовым вместе с Настасьей Петровной и привез Кате футляр с драгоценным ожерельем.

— Это вам, Екатерина Борисовна, от моей Настасьи Петровны на памятку.

— Спасибо, — вспыхнула Катя.

Настасья Петровна посмотрела на нее с ласковой улыбкой и затем спросила:

— Вы, значит, одна у батюшки?

— Одна как перст, — сказал Патмосов. — А теперь ее у меня мой злодей отнимает.

— Так что же, — сказала Катя, — все равно ты с нами будешь. Мы с тобой ни на минуту не расстанемся.

— Знаем, знаем, — ответил Патмосов. — А все-таки была ты у меня в покорности, а теперь под чужую руку переходишь. Вроде как бы изменяешь подданство, — пошутил он.

— На то и женщина! Вот и Настасья Петровна в подданство ко мне переходит, — и Семечкин, взяв руку Настасьи Петровны, горячо поцеловал ее.

— И хорошо, — сказал Патмосов, — а чтобы он не очень утеснял вас, вы ему приданое в тридцать тысяч.

Коровина густо покраснела.

— Было оно! — тихо сказала она.

Семечкин с укором взглянул на Патмосова. А тот смеялся:

— Оно и есть! Не угодно ли? — он вышел в свой кабинетик и. вернулся с пачкой денег. — Извольте сосчитать. Все тридцать тысяч!

Семечкин разинул рот, Коровина отшатнулась.

— Откуда это?

— Отобрал у Кругликова, по-нашему — Чемизова.

— Ну и кудесник! — воскликнул Семечкин, приходя в себя. — Настя, бери!.. Твои деньги. Борис Романович вроде доброго духа.

— Как благодарить вас? — сказала Коровина.

— На ее свадьбе плясать, — ответил Патмосов, кивая головой в сторону дочери.

— Нет! — сказал Семечкин. — Должна ты дать ему десять процентов. Считай три тысячи.

Коровина передала Патмосову деньги.

Семечкин уложил остальные пачки по карманам.

— Ну, теперь — все! — сказал он. — Надо и в дорогу собираться. Может быть, приедете нас проводить вечером на Николаевский вокзал? Хотим в Саратов поехать, а оттуда либо в Крым, либо на Кавказ.

— Непременно приедем втроем: я, Катя и Семен, — пообещал Патмосов.