Онлайн чтение книги Вавилонские книги. Книга 1. Восхождение Сенлина
Глава четвертая

Облако красной пыли нахлынуло так быстро, что они в нем утонули. Сенлин успел прикрыть лицо ладонью за долю секунды до того, как на него посыпались щепки и камешки. Шальной обломок пролетел сквозь растопыренные пальцы и оцарапал щеку. От внезапной боли Сенлин хлопнул себя по лицу. Повсюду со стуком ударялся и отскакивал мусор, кусая кожу и осыпая башню. Земля сотряслась от глухих ударов, как будто рядом падали метеоры.

Когда Сенлин осмелился приоткрыть глаза, он увидел клубящуюся красную пыль, в которой ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. Пыль на пальцах быстро превращалась в грязь. Миг спустя поток мусора сменил курс. Вместо того чтобы лететь сбоку, он сухим дождем посыпался на плечи и головы.

Адам, кашляя и уткнувшись лицом в сгиб локтя, вынырнул из темного облака рядом с Сенлином, сбитый с толку, но не раненый. Сенлин натянул лацкан вельветового пиджака на рот и нос и попытался вдохнуть воздух посреди простирающейся вокруг пыльной завесы. Первоначальные потрясенные крики, ненадолго приглушенные грохотом, зазвучали снова. Их тональность изменилась. Испуг и изумление исчезли, им на смену пришли возбуждение, нетерпение… восторг. Легкий ветерок унес красное облако прочь, открыв место крушения – всего-то на расстоянии брошенного камня от Сенлина и Адама.

Бо́льшую часть обломков прикрывали запутавшиеся в них куски шелка, которые вздымались, словно паутина на ветру. По мере того как воздух все больше прояснялся, Сенлин замечал конечности и тела среди руин: вялая кисть, свисающая со сломанного запястья, неестественно согнутое колено вывернутой ноги, похожий на сломанную книгу мужчина с затылком между пятками. Отдельные глухие удары, которые он слышал, были не падающими звездами, но кувыркающимися, обреченными воздухоплавателями.

Больше всего на свете Сенлин любил теплый очаг, согревающий ноги, и хорошую книгу, чтобы погрузиться в нее без остатка. Пока от вечернего шторма дрожали ставни и стакан портвейна грелся в руке, Сенлин читал до поздней ночи. Особенное наслаждение приносили старые истории, эпические сказания, в которых герои выполняли невозможные и благородные миссии, по пути сталкиваясь с опасностями и проявляя фаталистическую отвагу. Часто в дороге люди погибали, их убивали жестоким и противоестественным образом; их пронзали военными машинами, затаптывали лошадьми или расчленяли бессердечные враги. Смерти были пафосными и лиричными и всегда, всегда более романтичными, чем на самом деле. Смерть в книге выглядела не точкой. Она была многоточием.

В сцене, что развернулась перед ним, романтика отсутствовала напрочь. Как и многоточия. Трупы лежали на земле, подобные сломанным восклицательным знакам.

Это был воздушный корабль. Изломанные мертвецы – его команда. Кто или что привело к крушению, Сенлин не мог даже предполагать, но он знал совершенно точно: всего лишь несколько минут назад изящная летающая машина порхала в синеве небес.

Пока на него снисходило отвратительное озарение, обитатели Рынка хлынули к обломкам. Дородные торговцы и чопорные солдаты рылись в недрах треснувшего корпуса, переворачивая то, что осталось от ящиков и прочего груза. Хорошо одетые мужчины в вычищенных котелках и женщины в праздничных шляпках не сильно отстали, привлеченные на Окаёмку перспективой получить что-нибудь задарма. Крики, которые слышал Сенлин, были не криками о помощи или скорбными воплями, а заявлениями: «Мое! Я увидел первым! Я схватил раньше!» Они ободрали руины корабля, как крабы очищают кости рыбы, выброшенной на берег. Кто-то убегал, прижимая к груди шелка, нижнюю половину бочонка с зерном, бухту каната, железное ядро, гнутую латунную обезьянку, пару сапог с отворотами. Потом пришли люди с ломами и унесли планки, перила, крышки люков и даже одно чудесным образом сохранившееся витражное окно.

Сенлин не сумел отвернуться, хотя от зрелища мутило. Он был потрясен, увидев такое варварство у подножия Вавилонской башни. Какое безумие! Ему захотелось собрать всех мародеров, усадить рядами, встать перед ними и прочитать лекцию о благовоспитанности. Отчаянные времена никогда не становились лучше, если люди отказывались от идеалов!

Через несколько минут на месте катастрофы остался только кратер, россыпь мелкого мусора и полураздетые трупы команды.

А потом, словно кто-то задернул занавес, скрывая постыдную сцену, надвинулась тень башни.

От полумрака искусственной ночи Сенлин вздрогнул. Он прочистил горло и повернулся к Адаму, чей силуэт слабо виднелся на фоне быстро убегающей линии солнечного света.

– Кто их похоронит?

Сенлин осторожно потрогал забитую пылью царапину на щеке.

– Стервятники, – мрачно ответил Адам. – Нам пора. Чтобы попасть в Цоколь, требуется время.

Он вытащил кожаный ремень из парусиновых брюк и сделал петлю с пряжкой на конце. Затянул ее вокруг запястья и протянул другой конец Сенлину. Сенлин, хоть и слегка огорченный, взял поводок.

– Держитесь крепко, – сказал юноша. – В проходе немного тесновато.

Сенлин последовал за Адамосом, словно в полусне выгуливая собаку – или, наоборот, словно сонный пес, которого выгуливали. Бросив взгляд через плечо, он увидел, что женщина с кругами под глазами вытащила из кармана платья огарок свечи. Зажгла спичку, поднесла к фитилю и продолжила читать письма потерянных в желтушном свете свечи.

Три месяца назад Сенлин стоял у доски в классной комнате, сжимая ромбовидный кусочек мела, и рисовал последние штрихи в схеме Вавилонской башни.

Школа располагалась в доме без окон, с большими фронтонами, на бетонных сваях, который стоял в конце главной улицы Исо. Каждую весну школу красили в белый, как невесту, и каждый год сырость и ветер с океана медленно ее раздевали. Сенлин любил каждый завиток каждой доски дырявого, полного сквозняков строения.

Он носил длинный черный сюртук и узкие черные брюки, потому что так выглядела его форменная одежда и потому что ему это нравилось. Его голос возносился до высоких голых стропил. На центральной балке виднелись пучки соломы – там свила гнездо птица.

– Толщина стены Вавилонской башни у основания составляет четверть мили, – говорил Сенлин. – Это означает, что вход в башню – всего их восемь – ведет посетителей через каменный коридор длиной четверть мили. – Он повернулся на каблуках так, что квадратные фалды всколыхнулись у бедер, и посмотрел на четыре ряда древних кедровых столов. Его нынешние ученики представляли собой обычное сборище: сидящие с прямыми спинами сонные мальчики и девочки в возрасте от восьми до шестнадцати лет. Он постучал кусочком мела по виску. – Только представьте себе. Вы идете домой, открываете дверь, а потом вам надо пройти пятьсот шагов, чтобы оказаться в сенях. Это вам не через порог переступить! И даже тогда вы лишь прибудете в первый кольцевой удел башни.

Когда в ответ не последовало удивления, которого, как он думал, заслуживал предмет урока, Сенлин вызвал парнишку в заднем ряду, Колина Уикса. Мальчишка от грез наяву едва не окосел.

– Мистер Уикс, напомните классу, что такое кольцевой удел?

Пробужденный от мечтаний, мистер Уикс дернулся, ударился животом о край стола и тихонько крякнул.

– Уф, – сказал он.

Стулья заскрипели, одноклассники повернулись в его сторону. Деревенская ласточка на стропилах очень некстати издала трель.

– Мисс Стаббс, я полагаю, вы прочитали домашнее задание. Можете прийти на помощь мистеру Уиксу? – спросил Сенлин, поворачиваясь к девочке с остреньким носиком, которая сидела за первой партой с гордым видом корабельной носовой фигуры.

– Да, директор. Уровни башни называются кольцевыми уделами, потому что они похожи на маленькие круглые королевства, – сказала она пронзительным голосом, но с умным видом. – Они похожи на тридцать шесть провинций Ура, каждый уникален в своем роде, но вместо того, чтобы распространяться по карте, кольцевые уделы лежат друг на друге, как слои праздничного торта.

Класс захихикал над ее спонтанной аналогией, удивленный тем, что кто-то мог подумать о Вавилонской башне как о многослойном торте.

– Именно так. А есть ли в Вавилонской башне король? – Сенлин стряхнул мел с ладоней.

– Там есть много монархий, демократий и бюрократий, – сказала она. – Это будто пирог с начинкой. В ней полным-полно всяких экзотических ингредиентов. – Класс снова рассмеялся, и на этот раз Сенлин слегка улыбнулся, что заставило усердную мисс Стаббс покраснеть.

– Очень хорошо, хотя ваши аналогии заставляют меня задуматься, не проголодались ли вы. – Поджав губы, Сенлин проследовал вдоль доски, сплошь исписанной уравнениями и нескладными виршами с исправленными ошибками, к эскизу нижних уровней башни в разрезе: Цоколь, Салон и Купальни. – Конечно, мы не знаем, сколько кольцевых уделов существует в действительности, потому что они не были надежно задокументированы. Постоянные тучи вокруг верхней части делают наблюдения с земли невозможными.

– Почему бы не взлететь на корабле к вершине и не воткнуть туда флаг Исо? – спросил кто-то из среднего ряда.

– Хороший вопрос… – Сенлин вытянул шею, высматривая автора, – мистер Грегор. Но подумайте вот о чем… Я знаю, у вас есть маленькая лодка на веслах. Я видел, как вы курсировали в ней по бухте все выходные. А что случится, если вы подведете лодку к лучшему причалу в гавани? К тому самому, что в центральной части, чуть справа, – широкому, как школьный двор.

– Старый капитан Катберт уронит на нее якорь.

– Почему?

– Это его причал! – воскликнул мальчик, сердито всплеснув руками.

– Именно так. А если бы вы прошли через весь океан Ниро и попали в какой-нибудь экзотический порт, который охраняют форты с пушками и флот военных судов, хорошо бы вас там приняли? Им бы понравилось, что какой-то молодой бродяга вроде вас плавает рядом в своей лодчонке? – На это мистер Грегор улыбнулся, фыркнул и скрестил руки. – Полагаю, мистер Грегор, с башней все то же самое. Вы не можете рассчитывать, что любой порт встретит вас с распростертыми объятиями.

На этом занятия завершились. В прихожей ученики натянули ботинки, беззаботно болтая. Снаружи шел дождь, как это часто бывало весной. Вода бурлила под половицами школьного дома, наполняя класс запахом земли. Его подопечные знали, что не стоит хлопать дверью, уходя, но все равно удалялись шумно. Даже холодный ливень не мог приглушить их облегчение от мысли, что до конца дня они свободны.

Им было невдомек, что и он наслаждался мгновением свободы.

Водя тряпкой по доске, стирая схему, Сенлин воображал себя на палубе воздушного корабля, облетающего башню, с подзорной трубой у глаза…

Он ухмыльнулся. Нет, Осетру ни за что не превратиться в птицу.

Жесткая кожа ремня Адама натерла руку, но Сенлин все равно сжимал поводок так крепко, как только мог.

Проход действительно был длиной в четверть мили, но в остальном ничуть не напоминал фантазии Сенлина. Учитель ожидал гладких поверхностей и аккуратной дороги. Вместо этого перед ним лежал туннель, похожий на шахту. Ни обозначенных полос для продвижения, ни перил. Выходящие из башни толкались с входящими, как бараны на мосту.

Туристы, купцы, жулики и странники пихали его со всех сторон. Ему оттоптали пальцы, ссадили пятки, а локти потеряли чувствительность от тычков. Дым и сажа из редких масляных фонарей на стене обжигали глаза, как черный перец. Он не мог перевести дыхание. Дым тек вдоль железных стропил над ними, словно перевернутая река. Испуганные крики вьючных животных, упрямые вопли мужчины-погонщика и сбивчивые рыдания молодой женщины, которой стало плохо, усиливались в трубе стен туннеля, пока Сенлин не почувствовал, что вот-вот заорет и побежит.

Но бежать было некуда, и не хватало воздуха, чтобы закричать.

Картина была настолько ужасной и так расходилась с его представлениями о башне, что Сенлин, даже продвигаясь сквозь изнуряющий хаос, убедил себя, что это – аномалия, случайность. Может быть, он попал сюда в разгар ежегодного фестиваля или какое-то механическое устройство, вентилятор либо регулятор температуры, временно не работает из-за поломки. Он подумал, что это может быть вход для слуг.

После двух дней бессонной паники долгий переход и плохой воздух быстро истощили его. Когда давление тел резко ослабло и воздух немного очистился, Сенлин понял, что они наконец-то оказались внутри первого громадного кольцевого удела башни, хотя и не мог ничего разглядеть из-за тумана в глазах. Он вышел, шатаясь, полуслепой от слез в глазах, и рухнул на трясущееся колено на булыжную мостовую. И все-таки он продолжал держаться за поводок из пояса Адама, как альпинист, который, поднявшись на последний пик, не может поверить, что достиг вершины.

Впрочем, конечно, он ее не достиг. Он всего лишь нащупал дорогу к подножию башни. Здесь-то и начался его путь.