Онлайн чтение книги Великорусские сказки Пермской губернии
СКАЗКИ-АНЕКДОТЫ

82(21). МИКУЛА-ШУТ

Рассказал А. Д. Ломтев

Микула-шут поехал на пашню. Пашет Микула-шут пашню; едет священник дорогой; увидал, что Микула-шут пашет. — «Бог помочь тебе!» — «Добро жаловать!» — «Как же ты, Микула-шут, сроду не пахал, а теперь выехал пахать?» — А Микула-шут на то сказал: «Добрые люди поехали сеять, и на меня добрый ум напахнул, и я поехал пахать; напашу, буду сеять». — «Так вот что, Микула-шут, загни-ка мне зипунчик, — говорит: — у меня зипуна нету: дождь пойдёт, а зипуна нет!»

Микула сказал, что «я бало (на котором полозья гнут) забыл дома; ты попаши наместо меня, а я съезжу на твоей лошадке; да я и пешком могу сходить: пущай лошадь твоя здеся походит!.. Вот что, батько, ты одежду-ту сними: я твою одежду надену, а ты мою, а то поедут мужики, скажут, что поп пашет; неловко!» — говорит. Священник лопоть худую надел, а с себя хорошую одежду отдал.

Приходит Микула-шут к матке и говорит: «Матка, давай тысячу рублей денег! Затем священник отдал мне свою одежду, что мы дом скупили хороший». —  Матка говорит, что «тысячи рублей у нас нету; 9 сот есть, а одной сотни нету». — «Он велел у дьякона занять сотню». — Матка живо побежала к дьякону, сотню рублей заняла и подала ему денег тысячу рублей. Он пал в лес и лежит, нейдёт к попу, а одежду поповскую оставил дома.

Поп, видно, пахал, пахал; «Что он, с…н сын, долго? Чтобы он там матку не обманул? Надо ехать мне домой!» — Приезжает священник домой и говорит: «Матка, ты Микулу-шута не видала?» — «Что ты, батько? — говорит, — я отдала ему тысячу рублей денег! Вы дом скупили», — говорит. — Он обратился на поле, священник, Микулу-шута искать.

Микула-шут надел на себя сарафан, подвязался по-девичьи и пашет. Подъезжает он (поп) к девице и здоровается: «Здравствуешь, Микулишна!» — «Здравствуешь, батько» —  говорит. — «Я, — говорит, — поехал твоёва брата искать!» — «А я, — говорит, — принесла ему хлеба, да лошадь даром стоит, а его нет!» — Поп и говорит: «Микулишна, ты лошадь брось тута! он придет, так вспашет, а ты иди ко мне: хоть деньги-те эти немножко заживи!»

Микулишна сказала: «Я, батько, рада месту: я с голоду пропала — с им живу!.. Так нужно, батько, лошадь выпрякчи: кто его знает, скоро не скоро он приедет? Пущай лошадь хоть ест, ходит!» — Привозит Микулишну домой, сказал попадье, что «не нашел Микулу самого, а вот привёз его сестру: пущай хоть поживёт, деньги у нас заживёт которые!»

Он (Микула) жил долго, сознакомился — у попа было три дочери, — потихоньку наладил им… То поп говорит матке: «Что-то у нас, матка, дочери сыты стали шибко! Не Микула ли сам живёт это у нас?» — Попадья говорит: «Как мы его узнаем?» — «Истопить нужно баню». — Посылал своих дочерей с нею в баню, с Микулишной. Дочери приходят. — «Не Микула ли есть?» — «Что вы думаете? Что мы девки, то и она девка!» — Поп ответил: «Ступай, матка, с ней сама! Лучше узнаешь». — Во второй раз он нейдет: «У меня, — говорит, — голова заболела, я и так угорела!» — «На будущий день истопим баню, — говорит, — пойдешь?» — «Пойду»…

Тогда купечество наслышались, что у попа девки этаки сыты, хороши, приехали сватать поповских дочерей. Всех трёх девиц подводили, а купцы сказали: «Не возьмём никотору». — А поп сказал: «Есть у меня девушка хорошая, чистенькая, Микулишна…» — «Веди Микулишну!» — Микулишна приходит… Согласились купцы взять ее. Батько тем же разом повенчал; купцы повезли ее домой.

Привезли ее домой, посадили; посидели, потом дружки повели ее на подклеть (в спальну). Лёг Микула-шут с женихом и говорит: «Ох, жених, у меня брюхо заболело». — Микула-шут ущупал у жениха в кармане бумажник: «Это, — говорит, — что у тебя?» — «Деньги». — Микулишна отвечает: «Дай-ка мне, — говорит, — сто рублей, не отвалит ли у меня от сердца?» — Жених вынимает деньги, сто рублей, отдает Микулишне. — «Милый мой женишок, от сердца отваливает! Нет ли ещё?.. От сердца меня отвалило хорошо, дак на… меня манить, а терпеть я не могу!» — …близко нету; а жених говорит, что «везде заперто». — Микулишна ответила: «Окно отворяется; ты меня на холсту спусти, я…, ты меня опять и затянешь!» — Только Микула спустился, — тут лежит козёл. Он привязал его за рога и говорит, что «я готова, тащи меня!» — Жених притащил козла. «Что такое? Обвернулась моя невеста козлухой! Вот беда! Куды же теперь я?» — А Микула был таков (ушел).

Жених на кровать, и козёл прыгнул также к нему на кровать. Жених начал бегать по избе, козёл спрыгнул с кровати, бегает также по избе, бегает и ревёт. То он закричал нещадно своих дружек. Дружки приходят: «Что тут сделалось?» — «Вот у меня невеста оввернуласъ козлухой». — Невесту лупили дружки нещадно; только с козлухи шерсть летит, как они понюжают: Оввернёшъся!» — До того стегали — козлуху убили. Купец приказал ее вывезти на назём, зарыть.

Поутру Микула-шут приходит к попу сам. (Срядился в мужицкую одежду.) Микула-шут с попом поздоровался, а поп и сделался рад, что Микула пришел к нему. — «Ну, как, Микула-шут? — тысячу рублей ты у матки взял, отдай мне деньги!» — Микула-шут на то сказал: «Я слыхал, будто ты сестру отдал за купеческого сына; съездим, жениха посмотрим, потом я тебе деньги отдам!» — Запрягли лошадь, приезжают к купцу. Попа встретили, посадили за стол, начали потчевать. — «Потчеванье мне, — сказал Микула, — не нужно! Покажите жениха и невесту!» — Купец объясняет брату Микуле, что «что-то молоды нездоровы». — «Я не хочу слушать; все-таки прийти не на долгое время можно!»

Священнику сказали они, что «невеста оввернулась козлухой, мы ее убили». — Наконец и ему сказали. — «Богатые купцы людей бьют!.. Тебе, поп, не отдам деньги, а на их просьбу напишу, что мою сестру убили!» — Купец сказал: «Микула-шут, возьми с меня двести рублей, только просьбу не пиши! Её уж не воротишь!» — (Вот он какой зипуном загибает!) Поп сказал: «И я с тебя не возьму тысячу рублей: не калякай нигде!» Микула-шут на это был соглашен; получил с купца еще двести рублей, потом отправился домой.

Приходит домой; пошел в поле, разыскал свою лошадь, убил и задрал её (кожу с неё слупил): нечего работать на ней. Потом он пошел, потащил свою кожу на ярманку продавать. Дело к ночи. Идёт башкирец на ярманку и говорит: «Микулка, возьми меня на ярманку: моя фатера нету!» — Заходят они в такой пустой дом: никого в дому нету. Башкирец лёг на печь, а Микула-шут лёг на полати, а кожу бросил середь полу. Купец приезжает и говорит: «Ах, что-то душечки долго нету!» — Вдруг к нему купчиха является. Купец сказал: у нас с тобой всяко, душечка, бывало:… Башкирец говорит: «Микулка, у тебя собака кожу кончает!» — Микула-шут громко скричал: Цыма! … отсюда!» — Купец испугался и купчиха; выбежали оба нагие, сели в карету и уехали; а одежду оставили тут.

Поутру (Микула) башкирца проводил на базар, а сам надел купеческую одежду и пошел на рынок, и кожу понёс. Идёт мимо купеческого дому; купец высылает лакея: «Поди, — говорит, — спроси, лакей, — одежда моя на нем, — где он взял?» — Лакею ответил Микула-шут: «Я взял эту одежду в трактире». — Купец дал ему сто рублей денег: «Пущай он эту одежду оставит, где взял, а сто рублей вот ему награды!» —  То он эту одежду сбросил, надел барышнину одежду. В барышниной одежде идёт. Барыня увидала, что в одежде в её идёт, высылала лакейку. Лакейка подходит и говорит: «Умница, где ты эту одежду взяла?» — «В трактире». — Барыня подаёт ей сто рублей денег: «Подай ей: где она взяла, пущай там и оставит, пущай ни с кем не толкует больше!»

Составилось у него денег 1600 рублей; потом он свою кожу продал за рупь. Приходит в свое селенье домой. Собрался сход, советуют об хороших делах. Он приходит на сходку. — «Об чём больше советуете? Также я с вами посоветую. Вот я заколол свою лошадь, продал кожу за 1600 рублей. Не верите, сосчитайте мои деньги! Знаете, что мне денег взять негде». —  То он выложил свои деньги; сосчитали, у него действительно 1600 рублей. То народ разошелся, пошли своих лошадей колоть, продавать кожи. Коней всех прикололи, по одной лошадёнке оставили (воза накололи которые богаты мужики); привозят много возов этих кож, а кожи ни по чём не берут. Кое-как рассовали эти кожи — кто по рублю, кто по два. — «Вот он что подлец и сделал! Поедемте, ребята, домой, поймаем его, убьем за это, что он нас обманул!»

То приехали домой. Он идёт по озеру. Они прибежали артелью, схватили его, завязали в рогожу. — «Ребята, пойдём, пообедаем, возьмём пешню, лопатку, сделаем прорубь, утопим его в озере!» —  То-покуль они завтракали, а по озеру купец ехал, арендатор, которой держал это озеро. Купец увидел, что куча такая лежит: «Кучер, айда приворачивай к этой куче ближе!» — Купец подъехал. — «Кто тут такой?» — А он скричал: «В окунино царство меня садят царить, а я царить не умею!» — А купец говорит: «Я царить умею!» — «Развяжи меня сейчас, тебя в цари посадят!» — Купец Микулу-шута развязал, а он купца завязал; сел в повозку и сказал: «Кучер, пошел!» —  То прибегают мужики, выдалбливают большую прорубь и спустили купца в окунино царство.

Мужики приходят домой, сходку собрали, советуют: где лошадей взять подешевле? — Микула-шут тут едет на тройке лошадей — лошади вороные — в повозке. Микулу-шута увидели и закричали народ его: «Остановись, Микула-шут! Посоветуй с нами!» Он подъехал к сходке. — «Мы думали, что ты, Микула-шут, потонул, а ты, видно, жить хочешь. Где ты таких лошадей взял?» — «Ох вы, чудаки эдакие! Там есть бурые и каурые и каких надо: табуны ходят целые! Я только скричал, подбежали ко мне тройка лошадей, я вот запрёг и езжу». — «Микула-шут, нельзя ли как нам?» —  «Айдате, проруби долбите всяк себе пошире, чтобы провести коней побольше!» —  То они надолбили проруби широкие. Скричал Микула-шут: «Кричите, кому каких надо, такие и подбегут — кому бурых, кому каурых!» — Сколько ли было в селенье мужиков, все враз пали. Тогда сказал кучеру: «Пошел!» Поехали вперёд. Проехали версты три; когда он сказал кучеру: «Кучер, стой! Теперь я пойду пешком! Коней мне не надо!». (Сам вон настряпал что!)

Жёны их сказали: «Что-то наших мужьёв долго нет!.. Да ведь еще подерутся там об конях-то: получше заглянется: зависные!» —  говорит. — У которого пузырь лопнет, тот и выплывет назад. Бабы подбегут: «Мой кончался!» — Так и не могли ни одного живого выплыть назад; и коней нет — все кончились.

То бабы ихи сказали: «Мы его, подлеца, поймаем, мы его вальками убьём!» — Увидали Микулу-шута, побежали его ловить; поймали его в лесу, привязали его к берёзе, а бить им нечем. Пошли они домой за вальками. Только ушли от него домой, а из другого селения идёт молодец мимо него. — «Что ты, дядюшка, привязан?» — «В этом селеньи невест много, а женихов нет; хочут меня женить, а мне не хочется жениться!» — Молодец был холостой, ему жениться надо. — «Ах бы мне жениться!» — «Давай, тебе сейчас невест много наведут, только выбирай! Давай отвязывай меня!» — Молодец его отвязал. Микула живо его привязал крепко, чтобы молодец не мог отвязаться. Сам отправился в путь от него. А бабы прибежали, притащили — кто валёк, кто стяжок, давай его жарить, а он кричит: «Вы меня жените!» — «Мы тебя, подлеца, женим!» — Молодца этого убили, натащили досок, гроб ему сколотили, а в землю не зарыли: «Будем…» — говорит.

Потом он молодца из гробу вытащил, сам лёг, пробил дыру и взял себе жигало…

…Тогда она испугалась, бежать от гробу.

Не стали к нему ходить уж: он их всех перепугал. Потом он идёт по селенью — они его скричали к себе добровольно; сказали ему: «Микула-шут, ходи к нам…»

83(65). ВОСКОВЫЕ СТАТУИ

Рассказал Я. М. Логинов

Один был мастер восковых статуев работать. Приезжал к нему Владыка и удивлялся этому: «Как ты их работаешь!» — «Я могу всяких сработать». — Владыка и говорит: «Сработай мне 12 человек: священника, дьякона, пасаломщика, оставших певчих». — Дал задатку пятьсот целковых.

Мастер сработал 9 человек. На оставшие денег не хватило, на три человека.

Жена его отправляется в церковь. Когда пошла из церкви, священник догоняет: «Что ты — какая госпожа или простонародие?» «Я такого-то мастерова жена». — «Нельзя ли с вами познакомиться?» — «Приходите в 12 часов ночи».

Дьякон догоняет, тож: «Какого отродия?.. Как ты живёшь с ним? — «Он распутного поведения у меня, пьяница», — «Нельзя ли с вами познакомиться?» — «Приходите после полночи».

Пасаломщик догнал в улице: «Нельзя ли к вам пожаловать в гости?» — «Приходите часа в три после полночи».

Приходит домой, заявляет мужу: «Вот я троих еще нашла статуев».

Муж уходит из дома. В полночь приходит священник под окошко, стучится. Мастерова жена спрашивает: «Кто такой? — «Священник». — «Пожалуйте в комнату». — Заходит. Выпили по рюмочке. Муж в окошко стучится. — «Кто такой это?» — «Муж мой!» — «Куды же я тепере?» — «Снимай с себя платье, вставай в серёдку статуем!»

Муж в комнату заходит и рассердился на жену: «Почему у тебя в комнате огонь?» — «Что-то я была больна, огня дула».

Муж уходит из дома. Является точно так же дьякон. — «Кто такой стучится?» — «Дьякон». — «Пожалуйте в комнату». — Выпили, угостились. Муж под окошко. Дьякон: «Кто там?» — «Муж пришел». — «Куды же я тепере?» — «Снимай с себя платье, ставай к статуям!»

Точно так же и пасаломщик приходит. Впущала она его в комнату. Муж под окошко; пасаломщик: «Куды же я тепере?» — «Снимай с себя платье, вставай в серёдку статуем!»

Муж входит с ножом. Обыскивает везде; рассердился на жену: «Почему у тебя опять огонь?» — «У меня зубы болят».

Муж рассердился на это; посылает жену ко Владыке: «Иди! Пущай Владыки приезжают, принимают у меня работу!»

Жена отправилась. Заявляла тамока она послушнику его: «Доложьте Владыке!» — Приезжают. Принял его мастер к себе в рабочую; сам ходит с ножом.

Владыка заходит и смотрит на этих статуев. Удивлялся этому: «Что такое наработано? Какая личность! Этот же священник служит в кафедральном соборе!» Смотрит на дьякона: «Точно дьякон: в таком-то соборе служит!.. Этот пасаломщик мой — служит в кафедральном соборе!»

Мастер поближе подходит к пасаломщику с ножом. — «Если, Ваше Преосвященство, что не угодно, то я могу сейчас зарезать и другого сделать!»

Точно с испугу, священник — в окошко, дьякон — в дверь, разбежалися. Мастер: «Держите! А то — оставшие разбегутся!»

Владыка убедился. — «Боже мой, что такое?» — В последнее время уплатил Владыка все деньги. — «Я не причинен, что они убежали!»

84(69). СКАЗКА О СТАРИКЕ И СТАРУХЕ (Муж да жена)

Записал Вас. Гуляев

Жил-был старик со старухой. Старуха у старика и прикинулась, будто захворала, и посылает старика в Задонское царство жене по лекарство.

Старик пошел, и на пути ему попадается служилый; спрашивает его: «Куда Бог понес тебя?» — Старик ему отвечает: «В Задонское царство жене по лекарство». На это служилый сказал: «Не ходи, дедушка! Над тобой баба насмешки строит».

Старичок послушался и воротился. Пошли вместе; служилый и говорит: «Где ваша деревня?» — Старик ответил: «Пойдем дале, найдем и нашу деревню».

Когда они подходили ближе, стали проситься ночевать; а у нее был пир, она не пускала. Они все просилися; наконец, пустили. Солдат и говорит старику: «Я тебя обвертю соломой и поставлю в угол под порожек, как наволочку». — Так и сделали.

На пиру были званы попы, дьяки, псаломщики. Один поп и говорит: «Не знаешь ли, служилый, какую песенку?» — «Знаю», — говорит. — «Ну-ка, скажи!» — Он начал говорить:

Им поглянулось. Они ему подали стакан вина, он им опять повторил; ему опять подали — он еще повторил.

Как солома-та развернулась, сбрила со спицы безмен и давай хлестать всех. И некоторых перебили.

85(30). МУЖИК И ЗЛАЯ БАБА

Рассказал Е. С. Савруллин

Был голодный год. Мужик с бабой были ленивы работать. Мужик бабе говорит: «Баба, надо ведь работать! Хлеба у нас не посеяно; чего же будем мы тогда есть зимой?» — Баба говорит: «Мужик, ты умрёшь, а я взамуж выйду!» (Она рассудила легко.)

Так они лето кое-как и протянули. И зима пришла; у них ни дров, ни хлеба. На работу идти мужику — одеяния нет. Баба мужику и говорит: «Мужик, да айда воровать!» — «Куды, баба, воровать?» — «Да в лавку, где торгуют мукой». — Мужик говорит: «Дура-баба, ведь знают люди, что мы едим аржаное: как мы будем есть крупчатку! Ведь люди увидят!» — «Ой, мужик, да я испеку хуже аржаного!»

Мужик так и сделал. Пошел к крупчатной лавке; в лавке народу много: кто берёт пуд, кто два, кто и полпуда; а мужик стоит у лавки с мешком с простым. Другой мужичок купил два пуда муки-крупчатки, поставил её за лавку, сам пошел рассчитываться. Этот мужик мешок на плечо, в толпе народа и ушел.

Приходит домой. — «Баба, говори: слава Богу! Украл муки! Только — крупчатки!» — Баба бегает бегом, ставит квашню скорее. Мужик бабе говорит: «Баба, крупчатка-то ведь выходная (с припеком), не как аржаная!»

Баба садит мяхки в печь. Мужик говорит: «Баба, сосчитай, сколько мяхких». — Она мужику говорит: «Мужик, семь!» «Ну, да, баба, поскорее: жрать охота!» — Баба открывает печь и говорит мужику: «Мужик!» — «Что, баба?» — «Я садила семь, а вытащила шесть!» — «Пошто шесть?» — «Не могу знать; а мяхкого нет!» Мужик заглянул сам в печь: «Правду ты, баба, сказала, что испеку хуже аржаного!  Вот ты, дура, не знаешь, это у тебя отчего случилось!» — «А отчего, мужик?» — «Задним-то стало жарко, они и давай перескакивать через этот мяхкой; да не могли перескочить, да приступали на него (он маленький этакой сделался)».

Мужик на это рассердился. Давай бабу волочить за волосы: «Не порти добро!» — А мужик с-из детства не любил — его ребятишки дразнили: «Вшивик». Он это бабу бил, бил, бил, она одно дразнит: «Вшивик!» — Он её добил, что уж она говорить не стала; запинал ее под лавку, чтобы там она лежала. Баба под лавкой лежит, а своё зло всё творит; мужик на бабу глядит: баба ничё не говорит, а ногтем давит на полу (всё-таки, дескать, вшивик!).

Мужик думает: «Что мне с ней теперь делать? Дай я её утоплю!» — У них на огороде, на задах, была речка; на речке был переход из трёх жердей. Мужик пошел — покамест эта баба хворает — подрубил слегка жерди снизу. Приходит домой: «Баба, будет хворать! Время работать!» — «Да чего работать-то?» — «Пойдём, хоть дров нарубим!» — Баба пошла, не супорствует.

Мужик бабе говорит: «Баба, не ходи вперёд!» — «На то зло пойду!» (Она поперешна была.) — Баба пошла по переходу, мужик ей говорит: «Баба, иди, да не трясись!» — «А на то зло потрясусь!» — Доходит до рубленого переходу; мужик говорит: «Баба, не трясись!» — «На то зло потрясусь!»

Переход изломался; баба упала в речку и утонула.

86(47). ЛОВКИЙ ВОР

Рассказал Н. Ф. Шешнев

Жил-был старик со старухой. У них ни сына, ни дочери. Старухе стало трудно одной жить: дескать, помоги нет ей. Старуха говорит: «Дед, идите наймите работника, хоть помогать мне: не могу я дров тащить, не могу ничего делать там».

Старик пошел на базар нанимать работника: «Не пойдёт ли, ребята, кто ко мне в работники?» — Тут один стоит старик и говорит, что «я пойду, дедушка, хоть из-за хлеба жить к тебе». — Нанял старик работника; звать его Иваном. — «Вот тебе, старуха, работник! Будет помогать».

С этим со стариком имел купец дружбу. И вот старик пошел в гости к купцу. Сидели они до 12-ти часов ночи и выдумали они со стариком побиться в том, что купец заявляет, что «тебе у меня лошадь не украсть», а старик говорит, что «я украду». — И побились они с ним об двести рублей.

Приходит старик домой, задумался и загорюнился. — «Дед, ты чего невесёлый?» — «Ну, старуха, мне беда!» — «Какая же тебе беда?..» А Иван слушает. — «Дедка, ложись спать! Утром всё готово будет!» — Иван говорит.

Приходит Иван к купцу. Ворота были отворены, а тут был караул сильный (у купца караулили вора-то). Поставили ему четверть вина. Они эту четверть выпили, опьянели и свалились. Иван поймал лошадь и повёл. Приводит к старику. Старик радёхонек, что Иван лошадь украл: 200 рублей заработали.

Купец утром встал, спрашивает: «Где лошадь?» — Лошади нету. Отказал своим всем карульным.

Старику поглянулась эта заработка. — «Дай я еще пойду к купцу!» — Приходит старик к купцу. — «Ну, дедка, мне бедно!» —  «Что же тебе бедно?.. Ну, купец, если тебе бедно, давай побьёмся еще!» — «А в чём станем биться?.. А вот в чём: если ты из-под моей бабы постелю утащишь, тогда двести рублей твои».

Старик приходит домой — задумался, загорюнился. Старуха старику: «Что ты, дедко, задумался?» — «Как же мне не думать?..» Иван говорит: «Дедушка, не думай! К утрему всё готово будет!»

Отправился Иван утром к купцу. Зашел он на двор, а потом в чуланчик забрался. А у этого купца тоже был работник Иван. Он в этом чуланчике нашел опару. Потом нашел постелю — где спит купец с барыней; Иван взял, эту опару вылил прямо им в серёдки. (Они спят.)

«Барыня, что с вами сделалось? — говорит купец, — надо скричать Ивана, чтобы он постелю утащил у нас!» (Ихнего работника.) «Иван!» — А этот тут и был, стариков-от работник (а тот спит, и рот разинул). — «Что?» — говорит. — Утащи постелю.

Купец утром встаёт, садится чай пить. Спрашивает свою барыню: «Что с вами сделалось сегодня ночью?» — «Я не знаю!» — «А постеля-та где?.. Иван! Где по-стеля?» — Иван говорит, что «я никакой постели не видал!» — «Как, — говорит, — не видал?» «Вы, — говорит, — унесли ее!». — Поискали, поискали, нет нигде. — «Наверно, стариков работник унес! Ванька!»

Купец пошел к старику. — «Постеля моя у вас?» — «У нас!» — «Что это за такой Ванька?!»

«Давай, — говорит, — еще побьёмся, дедка! Последний раз!» «А об чём станем мы биться с тобой, купец?» — «А если он у моей жены колечко украдёт с руки, то тебе 400 целковых! (Тогда будет 800 рублей у тебя!) — Старик задумался… Иван говорит: «Дедка, не думай! К утрему будет всё готово!»

«Дай мне, дед, три рубля денег!» — «На что?» — «Мне купить мертвяка!» — Подбегает Иван к церкви, стучится: «Дедка, отвори!» — Тот спрашивает: «Для чего? Зачем?» — «Продай мне покойника!» — Старик: «Что ты? Бог с тобой! С умом ли?» — «Возьми вот два рубли денег! Давай отроем!» — Старик согласился за три рубли покойника отрыть. А покойник (зимой дело-то было это) стылый.

Купец сидит у окошка в своем доме, караулит Ивана с леворвертом. А Иван подходит с этим с покойником и в окошко этим покойником кажет. — «Барыня! — говорит (купец): — Ванька в окошко лезет! Сейчас я его стрелять стану». — Выстрел дал, Иван покойника опустил. И говорит купец, что «я, — говорит, — барыня, Ивана застрелил!» — А Иван отбежал за угол и стоит. — «Я, — говорит, — теперь, барыня, пойду, понесу Ивана куда-нибудь в яму».

Понёс, а Иван в комнату. Пришел в комнату и лёг на постелю. (Она его за своего супруга признала.) — «Ну, — говорит, — барыня, снёс, схоронил! А где у вас теперя колечко-то? Давайте сюда его! Я его спрячу: кабы он там не отдохнул, сюда бы не пришел?» — Она отдала. — «Я теперь пойду на двор!» — говорит. — Ему убраться совсем охота.

По отходе Ивана приходит купец. — «Ну, барыня, уходил я его!» — А она думает: «Что он опять старое повторяет?»

Утром купец с барыней встаёт, садятся чай пить. — «Ну, — говорит, — барыня, уходили мы его, слава Богу!.. А колечко-то где?» — «Я вам, барин, отдала!» — «Что вы? Вы не помните сами себя! Я у вас не брал!» — «Да как же? Вы у меня взяли!» — «Никак нет! Не брал!.. Ужли, — говорит, — Ванька с вами лежал?.. Нет! — говорит, — погоди! Я схожу к старику!»

Пришел, говорит: «Дед, у вас моё кольцо?» — «У меня!» — Ах! Чёрт его возьми! Что у тебя за работник Ванька!.. Дед, отдай ты мне его в работники, а своему я откажу!» (Ему бедно, что он с его женой лежал; он его уходить хочет.) — «Возьми».

Взял Ивана старикова себе в работники, а своему отказал. — «Если он неладно запрягёт лошадей, то я его сейчас сразу убью!» — Ивана стряпка купцова любила; она ему рассказала, каких запрягать лошадей, какую надеть снасть. Иван понял всё. Барин приказал Ивану лошадей запрягать. Иван запрёг. Барин: «Ах, все правильно запрёг! — говорит. —  Пододраться ни к чему нельзя!»

Стряпка Ивану говорит: «Иван, возьми калачик на дорогу, а то есть захочешь!» — А барин поехал без хлеба. Проезжают они вёрст 20. Кони у них пристали. Иван говорит, что «надо лошадей покормить!» — «А где кормить станем?» — «А вот здесь, — говорит, — покос и зарод». —  «А нас никто здесь не поймает?» — «Нет».

Выпрягли лошадей; дал им сенца. А Иван взял, залез в мешок, рылом лёг к зароду, ест калач. Барин спрашивает: «Ты что, Иван, ешь?» — «А сенной калач завернул, да и ем!» — «И я есть хочу! Давай, — говорит, — мне заверни небольшой калачик из сенца!» — Подаёт ему. — «Как я есть стану его?» — «Я, говорит, ем!»

«Есть-то, — говорит, — туда-сюда! Дак я замёрз!» — «А я лежу в мешке, тепло мне!» — «Иван! Если там тепло, то посади меня в мешок!» — «Садись!.. А если еще завязать, еще теплее!» Завязал Иван мешок с барином, а сам с версту отбежал, бежит ругается: «Кто мое сено кормит?» — Подбежал к барину и давай его хлыстиком дубасить. Отдубасил и отбежал недалёко.

Барин кричит: «Ванька, Ванька! Положь меня скорее в повозку! Согрелся, до крови согрелся!.. А ты как?» — «Я насилу убежал!»

Бросил он его в повозку и погнали. — «Ты вези меня к теще!.. Я, — говорит, — буду говорить по-немецки (когда к теще приеду)», а Ивану велел говорить по-латынски.

Приехали к тёще. Барин велел работнику, чтобы доложил — самовар поставили. (А барин страшно есть хотел.) Вместо самовару они истопили баню. Барин осердился, с работником угнал домой.

87(38). КАЛУЖИНА И ЯМЩИКИ

Рассказал Е. С. Савруллин

Ямщики ехали с товаром. Шел их большой обоз Сибирским трактом. Это было в старинные ещё года, когда были дороги не исправлены ещё; дороги были с боку на бок, были сосновые корни, задевали осями за лесины.

И три мужика задумали у этих ямщиков украсть из возов; заметили, что они везут чай. А раньше чаи были зашиты в ширинах (в коровьих кожах с шерстью). Они пошли все трое на дорогу. Один из троих приготовил себе живых трёх чебаков и положил их в свежую воду в ведёрко, чтобы они могли, по крайней мере, терпеть живыми одни сутки. Взял с собой удочку и выбрал такое место на большой дороге: большая калужина на дороге; она, от большого дождя, эта калужина бывает глубока, без малого что заливается и в телегу; а объехать её никаким родом нельзя ямщикам.

Дорога была кривулястая. Двое мужики ушли вперёд, а у которого удочка и рыба, он сел в калужине удить. Сидит мужик у калужины, забросил свою удочку удить. — И подумать надо об этом, что какая же рыба может быть на дороге? Ежли б была бы тут речка, дак могло бы быть.

Мужик сидит и удит. Ямщики ближе подъезжают, идут толпой и говорят: «Смотрите-ка, ребята: какой-то дурак удит на дороге? Кто ему тут дал рыбу?» — Подъезжают они ближе. Мужик подвинулся к боку дороги (с удочкой), не мешая лошадям, чтобы переходили эту калужину с грузными возами. Лошади тихонько идут по кривулястой дороге, а ямщики остановились у мужика и глядят; и мужику говорят: «Что ты удишь? Какая тут тебе рыба? Кто тебе тут её надавал?» — «А вы разе не видите: у меня в ведёрке-то живая рыба?» — Ямщики взглянули: действительно, в ведёрке рыба. Ямщики все, ото всего обвозу, собралися и глядят; а рыболов как раз только дёрнул удочкой и говорит: «Ах, сорвалось!.. Ну, да может быть впереде-то удалось!»

А в это время два товарища его поддели два места чаю и пошли они в лес.

Обвоз уже весь проходит, а рыболов всё ещё сидит, с ума не сходит. Ямщики и говорят передовому: «Иди-ка брат, вперёд! Там правь лошадь!» — Ямщик добегает до передней, глядит: на одной телеге два места чаю нет. Передний ямщик закричал: «В кривулястой дороге», — кричит, что — «ограбили!» — Ямщики все сбежались, видят, действительно, что двух местов чаю нет, и сбегаются в одно место. — «Что, брат, будем делать теперь? Где будем искать?» — Один говорит: «Где искать? Доведётся платить!» — Закрыли воз рогожами и поехали вперёд.

Заезжают они в селенье, спрашивают старухи: «Кто, бабушка, пускает на квартеру?» — «А вот заезжайте-ка тут! Новый постоялый; вдова-та славная была». Дело уже к ночи. Заезжают они и на двор. Хозяйка спрашивает:

«Самовар готовить?» — «Поставь, голубушка!» — «А сколько вас?» — А их было 12 человек, а они ей сказали: 11; одного закрыли в телеге рогожей: что «не будет ли какой кражи опять?»

А у этой у постоялки в одном углу ограды стояли и телеги, и оглобли, и старые кривули. Под этими телегами находился там подвал, а там жили три разбойника: которые чай-то украли, они и жили у ней. Хозяйка напоила чаем ямщиков и накормила ужиной. После ужины кладёт в скатёрку кусков, да положила цельной рыбной пирог, вышла на двор и кричит: «Белка, белка, хлеба на!» — Отворяется у подвалу западня, выходит там разбойник и берёт у хозяйки узел с хлебом: и скрылся в западню и заперся.

А ямщик в телеге догадался: «А, вот куды наш чай попался!» — Приговорил к себе поближе топор. Ямщики уклались спать. А ему нужно было об этом узнать, что там за люди живут? Мужик лежит, не дремлет; закрылся сам рогожей. Вдруг отворяется западня, подходит он тут к возу, где лежит мужик в телеге; поглядел: тут какой-то товар — были штуки тут дорогого драпу. Разбойник тихонько и говорит (драпу штуку шевелит): «Вот эта штука хороша, и зипуны из неё нашьём!» — Только разбойник склонился под телегу — развязать внизу верёвку, — а ямщик топором хлоп разбойника ладом. Разбойник от удару повалился, а ямщик забегает в избу: «Товарищи, вставай! Пойдёмте-ка на двор! Убит лежит тут вор». — «А где еще другой?» — «А в подвале за дугой».

Они заглянули с огоньком: много там товару, и не уйдет в один амбар! — Они живо к атаману: «Вот кража у нас случилась. Господин ты атаман, а ты не делай нам обман? Вот у этой калужины украли чаю у нас два места». — Атаман им тут сказал: «Кладите, братцы, чай и поезжайте вы домой по дорожке столбовой!»

Ямщики тут выезжают, а хозяюшка ругает: «И такие варнаки! И не отдали за чай мне пятаки!»

88(32). ДЯДЯ С ПЛЕМЯННИКОМ

Рассказал Е. С. Савруллин

Жили-были два брата; один брат был богатый, а другой бедный. У бедного брата было три сына. Дядя богатый занимался воровством.

Дядя богатый звал у бедного большака-сына, с собой воровать. Племянник с дядей пошли. Идут лесом. Племянник увидал берёзу, из которой можно вырубить россоху, и говорит дяде: «Вот берёза на россоху годится!» — Дядя ему и говорит: «Какой ты вор?! Ты добро смышляешь! Не нужен ты мне! Пойди домой; я возьму племянника середнего».

С середним идут лесом. Племянник видит: на вершине берёзы вилы. — «Ах, дядя, вилы хороши!» — «Дурак, не надо мне и тебя!.. Возьму я племянника малого».

Малой племянник, как был молод, но был на эти штуки сметлив. У племянника был в кармане складешок. Дядя начинает ползком ползти по болоту; а у дяди сапоги были с подмётками, подметки были пришиты дратвой (не прибиты гвоздями). Дядя племяннику и говорит: «Смотри, племянник: я буду вытаскивать яйцы из-под утки!» — Дядя начинает вытаскивать из-под утки яйца, — и действительно, утка не слышит. А племянник у дяди — в то время, когда тот вытаскивал из-под утки яйца, он ему отрезал подмётки.

Встали оба и пошли. Дядя и говорит племяннику: «Племянник, у меня ведь ноги промокают». — «Отчего, дядя?» — «Не могу знать». — «А ты, дядя, погляди-ка: у тебя есть ли подметки под сапогами?» — Дядя поглядел, и действительно: нет. Дядя сказал, что «ты, племянник, молодец! Я вытащил из-под утки яйца — утка не слыхала, а ты отрезал у меня подмётки в то время — я не слыхал».

«Теперь, дядя, куды пойдем?» —  «Знамо, домой!» — «Нет, дядя, пойдем на большу дорогу!» — Как раз выходят на большу дорогу. День был жаркий. Мужик ведет по дороге козла; армяк (у него), на плече.

Племянник дяде и говорит: «Дядя, давай украдем этого козла!» — «Глупый! Да как его украсть?» — «Странно дело: как украсть, дядя! Снимай сапог с себя, дядя!» — Дядя снимает сапог с себя; племянник берёт сапог и бором обегает мужика (опередить чтобы его). Бросил сапог на дорогу, сам спрятался в лесок. Мужик с козлом доходит до этого сапога: «Ах, один сапог! Кабы два, я бы носить их стал!» — Мужик поворчал, сапог бросил на дорогу и пошел опять вперед.

Мужик по дороге подался несколько саженей. Лес был тёмный; племянник взял этот сапог и оббежал опять мужика, бросил на дорогу. Мужик с козлом доходит до этого сапога. — «Ба! Вот ведь друг-от сапог где! Постой! Я козла привяжу и азям положу; заворочусь за этим сапогом назад!»

Мужик козла привязал, воротился; сапога там нет. — «Как так? Разве я не дошел до него?» — А племянник в это время отвязал козла, взял азям и бежать в лес. Приходит к дяде в лес — «Вот тебе, дядя, козёл и армяк!» — «Молодец, племянник! Лучше моего умеешь воровать!»

«Теперь куда мы пойдём?» — «На балаган». — Приходят на балаган; начинают колоть козла. Закололи козла, вымыли мясо, склали в котел варить. — «Ну, племянник, теперь ты иди кожу мой!» — А племянник говорит дяде: «Я воровал козла, а тебе мыть кожу». — Дядя говорит: «Я тебя ведь постарше!» — «Дак что из этого? — …Ну, тогда, дядя, пойду я кожу мыть, — говорит племянник, — а тебе мяса не едать!»

Племянник пришел на речку. Уже было темно. Вымыл кожу, развешал ее на гибкую черёмуху, давай ударять по коже палкой! По лесу раздаётся гул. Племянник диким голосом заревел: «Ой, батюшки! Не я ведь один был!» — «А с кем?» — «С дядей!» — Дядя захватил полы и бежать домой.

Племянник приходит к котлу, начинает есть мясо, а дядя приходит домой тощой. Племянник мясо кладёт в мешок и кожу, тащит домой. А уже дядя пришел к брату, спрашивает: «Ну, сын пришел?» — «Нету». — «Ну, его, бедняка, и шибко избили!» — Племянник пых в то время с мясом и с кожей; а дядя тут сидит (с которым он воровал). — «Что племянник, шибко били?» — «Да как бы ни били, а мясо и кожа есть!»

89(31). СТРЕХУЛЕТ

Рассказал Е. С. Савруллин

В одно прекрасное время по городу бежит оборванный стрехулет. Раз его видит с балкону богатый дворянин. А у стрехулета в руке дудка. Богатый спрашивает его: «Куды бежишь, стрехулет?» — «Людей надувать». — «Ну-ка, меня надуй!» — «Я бы тебя надул, дак товарищ впереди». — «А разве одному нельзя?» — «Нельзя». — «Дак ты догони его!» — «Дак ведь я бы его догнал — я пеший!» — «Кучер, дай ему лошадь верховую!» — Кучер дал ему лошадь.

Стрехулет сел верхом; попинывает ногами лошадь, а она нейдёт. (А он сам руками её поддерживает, чтобы она не шла.) — «Ишь, барин, у вас лошади свычны парами!» — «Кучер, дай ему другую! Они скорее приедут: один на ту сядет, другой — на другу». — Кучер дал ему другую, он и уехал.

Ждал, ждал — нет стрехулета. — «Барыня, ведь он меня обманул!» — «Глупой, ведь он тебе говорил, что людей надувает; вот он тебя и надул!»

Барин рассердился, — «Запрягай тройку в повозку! Поедем догонять!» — Погнали догонять. Стрехулет в это время спрятал лошадей.

Как раньше крестьянам выдавали участки трактовой дороги починять и лес убрать. Барин едут на тройке, а стрехулет выворотил свой халат на леву сторону; нагнувшаяся толстая береза на трахт и чуть не падает: она так и выросла; стрехулет упёр плечом (эту) берёзу. Покраснело его лицо: сильно держит берёзу плечом.

Барин раз как подъезжает: «Кучер, стой!» — Кучер остановился. —  «Стрехулет!» —  «Что?» — «Не видал ли ты этта на паре лошадях верховых?» — «Видел, барин». — «Куда они уехали?» — «Они уедут по окольным дорожкам». — «А что, мы их найдём?» — «Нет, не найти!» — «А ты бы с нами сел». — «Я бы, барин, с вами и сел, дак у меня берёза падает; а участок-то (дороги) мой! А вот гляди-гляди исправник погонит: то-то он мне в ж… плетей и накатает за это!» — «А кучер удержит, а ты со мной!» — «Нет, не удержать, барин! Держите оба!»

Барин вылезает из повозки, подпирает правым плечом берёзу в толстую кору; она и действительно ему режет плечо (барину). — «Кучер, держи крепче!» — «Барин, я упёр изо всей силы!» Стрехулет на тройке марш.

Обогнал другой дорогой, подъезжает к барскому двору. Поставил лошадей к саду, а сам в сад. А у барина была свинья с поросятами; стрехулет ползает на коленках за свиньей. Барыня кричит своего лакея: «Лакей, пойди в сад! Что какой-то стрехулет ползает за свиньей на коленках?» — Лакей спрашивает стрехулета: «Что ты ползаешь за этой свиньей?» — «А вишь, брат, свинка пестра моему сыну хрёсна; я ее зову на свадьбу». — «Я доложу барыне; как позволит».

Доложил барыне. Барыня говорит: «Пущай повезёт с поросятками вместе; они на свадьбе погуляют!» — Ссадили поросят и свинью в повозку: стрехулет их увёз в Москву.

Барин ждал, держал берёзу, и дождаться он не мог. — «Опускай, кучер! Пущай падает! Чёрт её бей!» — Отпустили берёзу, а берёза и не падает. — «Должно быть, крепко остановилась. Толкай её на дорогу! Досадим же мы здесь народу!» — Кучер толкать — берёзы и топором не скоро срубишь.

«Пойдем, кучер, в деревню, наймём там лошадей!» — Наняли лошадей, поехали домой. Приезжают они домой; выбегает барыня навстречу. — «Почему вы на почтовых?» — И отдали тройку стрехулету.

«Шибко есть я захотел. Зажарь живо поросёнка!» — «Да ведь их нет». — «А где же они?» — «Какой-то приехал стрехулет и кланялся за свиньёй. Мы спросили: «Что такое?» — «Ваша свинка пестра моему сыну хрёсна, я её зову на свадьбу». — Я её и уволила со всеми с поросятами.

90(81). РЕДЬКА

Напечатано в Пермских губернских ведомостях

Жил-был старик да старуха. У них росла редька; росла да росла — до неба доросла. Старик стал лестницу ладить; ладил да ладил — три года проладил. Полез на эту лестницу-ту, срезал редечки и стал спущаться; спущался да спущался — три года проспущался.

Пошел к старухе да и сказал: «Поди, старуха, к верху-то полезь!» — Старуха-та и пошла; полезла с мешком, нарезала редьки полон мешок; спустилась взад-то до половины да и упала — у старухи все косточки разлетелись. Старик-от пошел, собрал косточки-те да и склал на хлеб.

Позвал соседей выдергивать эту редечку. На ту пору дождик задожжал — старик-от с лестницы-то и пал.

Вот, полезли соседи. Опять дождик задожжал — и соседи все пали. И все.

91(91). ЩУКА ДА ЕЛЕЦ

Напечатано в Пермских губернских ведомостях

Жил-был старик со старухой; у них под окном-то было озеро — Тамо щука да елец — Тут и сказке конец.

92(93). СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫКА

Напечатано в Пермских губернских ведомостях

— Сказать ли тебе сказку про белого быка?

— Скажи.

— Ты говоришь: скажи, да я говорю: скажи. Сказать ли тебе сказку про белого быка?

— Нет.

— Ты говоришь: нет… и т. д. до бесконечности.

93(92). ЖУРАВЛЬ ДА СИНИЧКА

Напечатано в Пермских губернских ведомостях