Онлайн чтение книги Виктор из светской бригады Victor, de la Brigade mondaine
Глава 5. Триумф Люпена

1

Виктор из светской бригады! Пресловутый Виктор, который мало-помалу, благодаря своей исключительной проницательности, распутал клубок дела. Виктор, который за сутки разоблачил трех первых похитителей желтого пакета. Тот, кто открыл господина Ласко, кто выследил барона д'Отрея и оказался невольным побудителем его самоубийства! Тот, кто разгадал коварные замыслы Феликса Дюваля! Это он, оказывается, подвизался в облике Маркоса Ависто…

Де Бриссак перенес этот удар, не дрогнув. Он дал Виктору положить телефонную трубку, помедлил несколько мгновений и, в свою очередь, вынул револьвер.

Александра, догадавшаяся о его намерении, тут же бросилась к нему.

— Нет… Нет… только не это!

Он прошептал, в первый раз обращаясь к ней на «ты»:

— Ты права. Впрочем, результат будет тот же.

Виктор усмехнулся:

— Какой же результат, де Бриссак?

— Результат нашей борьбы.

— Он предрешен, — заявил Виктор, взглянув на часы, — сейчас половина третьего… Я полагаю, что через сорок минут мой шеф господин Готье положит руку на плечо Люпена.

— Да, но до этого времени…

Де Бриссак встал, расставив ноги и скрестив руки на груди, более высокий и намного более крепкий и энергичный, чем его противник, пожилой инспектор с морщинистым лицом и сутулыми плечами.

— До этого времени, — повторил Виктор, переходя на покровительственный тон, — ты станешь более покладистым, мой добрый Люпен. Да-да! Это вызывает у тебя смех. Подумать только — дуэль между Виктором и Люпеном! Ты чувствуешь, что дело оборачивается в твою пользу. Один щелчок и все будет кончено. Глупец! Сейчас дело не в бицепсах, а в сером веществе мозга. И вот, по правде говоря, в этом отношении ты, Люпен, показал себя слабаком за последние три недели. Какое разочарование! Как, это тот самый Люпен? Неуловимый Люпен! Люпен — гигант!.. Арсен Люпен, я спрашиваю тебя, не в том ли все дело, что ты ни разу не сталкивался с достойным противником, тоже не лишенным апломба, с противником таким, как я?

Виктор ударил себя в грудь, повторяя эти два слова:

— Как я! Как я!

Антуан де Бриссак покачал головой.

— Действительно, ты хорошо обделал дело, господин полицейский. Вся эта комедия с Александрой… Первоклассно! Похищение аграфа… Кража у скупщика краденного… Все было разыграно великолепно. А суматоха в «Кембридже», сам способ, которым ты нас спас! Ай-ай-ай! Как я клюнул на приманку этого комедианта!

Де Бриссак беспрестанно поглядывал на часы.

Виктор рассмеялся.

— Какой же ты трус, Люпен! Это то, чего я добивался! Показать тебе, что у тебя бабий умишко! И показать это перед Александрой, которая — ты чувствуешь? — сейчас над тобой в душе смеется. Что? Случай с лестницей выбил тебя из колеи? Немного же надо, чтобы вывести тебя из равновесия… Твоя лестница там, куда я оттолкнул ее ногой, вспрыгивая с нее на подоконник. Она прислонилась к балкону. Ах, как ты перепугался, когда узнал, что лестницы не видно! А что ты перепугался до полусмерти, не вызывает сомнения. Ты даже не помешал мне позвонить по телефону, и хотел даже удрать без миллионов!

Виктор воскликнул:

— Да приди в себя! Смотри, твоя любовница глядит на тебя! Ты что, болен? Ну-ка, хоть слово, хоть жест, будь мужчиной!

Де Бриссак не шелохнулся. Сарказм Виктора был ему безразличен. Казалось, что он его не слышит. Устремив взор на Александру, он заметил, что та не сводит с инспектора глаз.

Он снова взглянул на часы.

— Еще двадцать пять минут, — процедил он сквозь зубы, — это много больше, чем мне надо…

— Верно, — подтвердил Виктор. — Считай: одна минута потребуется, чтобы спуститься со второго этажа, и другая, чтобы выйти из дома с твоими сообщниками.

— Мне нужна будет еще одна минута, — проронил де Бриссак.

— Для чего?

— Чтобы проучить тебя на глазах моей любовницы, как ты выразился. Когда полиция прибудет, она найдет тебя избитым и крепко связанным…

— И с твоей визитной карточкой?

— Именно так, старина! С карточкой Арсена Люпена! Надо уважать и ценить традиции. Александра, будьте добры, откройте дверь.

Александра не шелохнулась.

Де Бриссак ринулся к двери, и оттуда послышались проклятия.

— Черт возьми! Она закрыта!

— Как? — иронически осведомился Виктор, — ты и не заметил, что я ее закрыл? Надо быть внимательнее в твоем деле, мой милый…

— Дай мне ключ!

— Их у меня два: от этой и от другой двери, той, что в конце коридора.

— Дай мне оба.

— Чтобы ты спустился по парадной лестнице и вышел из дома как солидный буржуа, который выходит из собственного вестибюля к собственному автомобилю?.. Ну уж нет! Заруби себе на носу: ты или я! Люпен или Виктор! Молодой Люпен с тремя громилами и с револьвером и старый безоружный Виктор. А как свидетель баталии, как секундант дуэли, прекрасная Александра.

Де Бриссак выступил вперед.

Виктор насмешливо рассмеялся.

— Иди же! Не жалей моей седины! Иди смелее!

И вдруг де Бриссак бросился на соперника. Они, яростно сцепившись, покатились по полу, и дуэль сразу приняла характер самой жестокой схватки. Виктор пытался освободиться из железных объятий де Бриссака. Но их, казалось, невозможно было разжать.

Что будет? Александра безмолвно следила за этой дикой сценой. С ужасом, без движения, как будто не хотела влиять на исход борьбы. Но безразлично ли ей было, кто выйдет победителем? Нет. Она с болезненным любопытством ждала результата.

Однако, несмотря на физическое превосходство де Бриссака, Виктор все-таки взял верх. Поднявшись, он даже не перевел дыхания. Он улыбался с самым безмятежным видом и даже поклонился, как делает заправский цирковой борец, который «положил» своего соперника.

А этот соперник был повержен! Он недвижимо, без сил, распростерся на полу.

2

Лицо молодой женщины выдавало безмерное удивление. Казалось, она не верила своим глазам. Было ясно, что она ни на минуту не допускала поражения де Бриссака и воспринимала случившееся как чудо.

— Это удар моего собственного изобретения, — проговорил Виктор, проверяя карманы де Бриссака и вытаскивая оттуда оружие — револьвер и кинжал. — Кулак бьет точно в определенное место… И никаких осложнений после не будет. Не беспокойтесь. Жертва выводится из строя примерно на час, не больше… Бедный Люпен…

Но она и не беспокоилась. Она уже приняла сторону Виктора в этом поединке и думала сейчас об этом субъекте, который удивлял ее все больше и больше.

— Что вы с ним сделаете?

— Сдам полиции. Через четверть часа он будет в наручниках.

— Отпустите его!

— Нет!

— Я вас умоляю!

— Вы меня просите за этого молодчика? А за себя?

— Делайте со мной, что хотите.

Она сказала это со спокойствием, странным для женщины, которая только что дрожала от страха перед мнимой опасностью. Теперь она стояла лицом к лицу с реальной угрозой и не трусила. Больше того, в ее глазах можно было прочесть вызов и высокомерное презрение к опасности, которая ее подстерегала.

Виктор подошел к ней и отчетливо произнес:

— Я хочу, чтобы вы — слышите? — немедленно ушли отсюда.

— Нет.

— Поймите, как только мое начальство явится сюда, я уже больше не отвечаю за вас. Уходите же! Уходите, пока не поздно!

— Нет. Я не уйду. Все ваше поведение доказывает, что вы действуете всегда так, как вам нравится, не считаясь с полицией, и даже против нее, когда это вас устраивает. Поэтому я прошу вас, спасите Антуана де Бриссака. Если нет, я остаюсь.

— Вы что, его любите?

— Дело не в этом. Спасите его.

— Нет и нет!

— Тогда я остаюсь.

— Уходите!

— Я остаюсь.

— Тем хуже для вас! — рассердился Виктор. — Но знайте, что нет в мире силы, которая заставила бы меня спасти его. Вы слышите? Целый месяц я работал только ради достижения этой цели. Арестовать его! Разоблачить! Из ненависти к нему? Возможно… Но, скорее, из крайнего презрения.

— Почему же презрения?

— Хорошо. Я открою вам правду.

В этот момент де Бриссак, с трудом дыша, приподнялся, но тут же снова упал. Конечно, сейчас он и не помышлял о бегстве, которое физически было для него невозможным. Ему оставалось только признать свое непоправимое поражение.

Виктор схватил обеими руками голову молодой женщины и, в упор глядя ей в глаза, с горячностью проговорил:

— Не смотрите на меня! Не спрашивайте меня вашими жадными глазами. Смотрите на него… На этого человека, которого вы любили… Или, вернее легенду о нем, о его неукротимой отваге, всегда новых и неожиданных ресурсах и приемах борьбы. Но смотрите же, вместо того чтобы отворачиваться от него. Смотрите на него и признайтесь, что он вас разочаровал. Вы ожидали лучшего, не правда ли? У Люпена должна быть совсем другая повадка.

Он зло засмеялся, указывая пальцем на побежденного.

— Арсен Люпен! Как же он мог позволить играть с собой как с мальчишкой? Не будем говорить о просчетах в самом начале дела, но здесь, этой ночью, что он сделал? Битых два часа валял дурака, в то время как я маневрировал и нагонял на него страх. И это Арсен Люпен! Ни одной светлой мысли!.. Посмотрите теперь на вашего Люпена. Ну как, хорош? И все-то потому, что получил тумака. Безобидный, кроткий, как ягненок. Что это — поражение? Но никогда Люпен, настоящий Люпен, не допустит поражения!

Виктор выпрямился. Он как будто стал выше ростом.

Приблизившись к нему и трепеща от волнения, Александра прошептала:

— Что вы хотите этим сказать? Я не понимаю.

— Понимаете! Правда начинает до вас доходить… Разве его вы любили? Перед ним преклонялись? Сознайтесь! Да и разве может Арсен Люпен походить на этого вульгарного авантюриста? Как вы могли быть настолько слепой, чтобы не заметить этого?

— А кто же тогда этот человек?

— Вор! — заявил резко Виктор. — Вор и никто больше. Если ты посредственность, без воображения, и не блещешь умом, то ничего нет проще, чем присвоить себе чужую славу и пустить публике пыль в глаза. Нетрудно и женщине внушить, что ты Люпен, особенно если эта женщина ищет что-либо из ряда вон выходящее, щекочущее нервы, а то и просто невозможное. И разыгрывать перед ней роль Люпена до тех пор, пока события не разоблачат актера и не бросят на землю, как манекен.

Краска стыда залила ее лицо. Реальность ей стала ясна.

— Уходите же, — снова сказал он. — Люди де Бриссака знают вас и вас выпустят. — Если нет — лестница в вашем распоряжении…

— Я предпочитаю подождать.

— Подождать? Кого? Полицию?

— Мне все равно, — сказала она подавленно. — Однако… Одна просьба. Схватка внизу… Жертвы… не надо этого.

Виктор взглянул на де Бриссака, который был по-прежнему беспомощен и не способен на усилия. Тогда Виктор открыл дверь, добежал до конца коридора и свистнул. Появился один из сообщников де Бриссака.

— Скорее убирайтесь. Сейчас нагрянет полиция. И главное, уходя, оставьте открытой калитку.

Потом он вернулся в кабинет.

Де Бриссак не шелохнулся.

Александра не подошла к нему. Они даже не обменялись взглядами: двое чужих…

Протекли еще две или три минуты. Виктор прислушался. С улицы раздался рокот мотора.

Перед домом остановился автомобиль. Потом второй.

Александра вжалась в кресло и машинально царапала ногтями обшивку. Она была мертвенно-бледна, однако владела собой. Внизу послышались голоса, потом снова воцарилась тишина.

— Господин Готье и его агенты вошли в комнаты. Вероятно, они развязывают грека и его телохранителей.

В этот момент Антуан де Бриссак нашел в себе силы встать и подойти к Виктору. Его лицо было искажено страданием, пожалуй, больше, чем страхом. Он прошептал, кивая на Александру:

— Что с ней станет?

— Об этом не беспокойся. Думай о себе. Де Бриссак — ведь это твоя настоящая фамилия?

— Нет.

— А настоящую есть возможность установить?

— Невозможно.

— Преступления за тобой были? С кровью?

— Нет. Кроме удара ножом, нанесенного Бемишу. А больше я ничем не запачкан.

— Грабежи?

— Никаких веских доказательств не наберут.

— Короче, тебе грозит несколько лет тюрьмы?

— Не больше.

— Ты их заслуживаешь. А потом? Как будешь жить?

— Бонами Обороны.

— А тайник, куда ты их запрятал, надежный?

Де Бриссак улыбнулся.

— Лучше, чем тайник на колесах, устроенный д'Отреем в такси. Мой тайник ни за что не разыщут.

Виктор похлопал де Бриссака по плечу.

— Ну, пошли, надеюсь, ты все уладишь. Я не из злых. Ты мне отвратителен потому, что присвоил себе красивое имя Арсена Люпена, и тем самым принизил до своего уровня человека такой величины. Этого я не прощаю, и потому упрячу тебя за решетку. Но твою проделку в такси, если ты не проболтаешься на следствии, я тебе в вину вменять не буду.

Голоса послышались теперь у самой лестницы.

— Это они, — сказал Виктор. — Уже обыскали вестибюль и сейчас поднимутся сюда.

На него внезапно нахлынула волна радости, и он неожиданно принялся танцевать. Он проделывал па с удивительной легкостью. И было так комично, когда пожилой господин с седыми волосами выделывал удивительные антраша, приговаривая при этом:

— Вот, мой дорогой Антуан! Вот что называется «па Люпена». Они ничего общего не имеют с твоими недавними подскоками.

Переводя дух, он продолжал:

— А! Нужно обладать священным огнем, экзальтацией подлинного Люпена, который слышит шаги приближающейся полиции, один, окруженный врагами, и который мог бы кричать перед агентами: «Это он-то Люпен, скорчившийся тип? Нет, Виктор из светской бригады — вот кто настоящий Люпен. Если хотите схватить Люпена, арестуйте Виктора!»

Он внезапно застыл перед де Бриссаком и проговорил:

— Я тебя прощаю. Ни за что, просто за доставленную мне эту минуту… Я сокращаю твое наказание до двух лет, из них лишь год в тюрьме. А через год ты сбежишь. Согласен?

Ошеломленный де Бриссак пролепетал:

— Но кто же вы, сударь?

— Ты слышал это!

— Как? Вы больше не Виктор?

— Действительно, был Виктор Отэн, колониальный чиновник, кандидат на пост инспектора Сюрте. Но он умер, оставив все свои документы, в тот самый момент, когда мне пришла в голову мысль играть время от времени роль полицейского. Только ни слова об этом. Продолжай выдавать себя за Люпена, так будет лучше. И потом, не болтай о своем особняке в Нейи. И ни слова против Александры. Понял?

Голоса приближались.

Виктор, который пошел навстречу господину Готье, бросил на ходу Александре:

— Закройте лицо платком и, главное, ничего не бойтесь.

— Я ничего не боюсь.

Господин Готье появился в сопровождении Лармона и одного из агентов. Он остановился на пороге и с удовольствием оглядел представшее перед ним зрелище.

— Ну, Виктор, все в порядке?! — радостно воскликнул он.

— Все в порядке, шеф.

— А это Люпен?

— Собственной персоной под именем Антуана де Бриссака.

Господин Готье внимательно посмотрел на пленника, довольно улыбнулся и приказал агенту надеть на него наручники.

— Черт возьми! Это действительно щекочет самолюбие и доставляет удовольствие. Арест Люпена. Вездесущий, неуловимый Люпен, джентльмен-грабитель, наконец-то в ловушке. Полиции есть от чего торжествовать… Арсен Люпен арестован Виктором из светской бригады. Да, сегодня знаменательный день! Виктор, скажите, он хорошо себя вел, этот господин?

— Как ягненок, шеф.

— Но у него немного помятый вид.

— Ему слегка попало, но это ничего.

Господин Готье повернулся к Александре, которая сидела в кресле, прижимая к глазам платок.

— А кто эта женщина, Виктор?

— Любовница и сообщница Люпена.

— Дама из кинотеатра? Женщина из Бикока? И с улицы Вожирар?

— Да, шеф.

— Примите мои комплименты, Виктор! Какой удар! Вы это расскажете мне во всех деталях. Что касается бон Обороны, то они, разумеется, исчезли? Надежно упрятаны Люпеном?

— Они у меня, — ответил Виктор, вынимая из кармана пакет и из него девять бон.

Взволнованный де Бриссак подскочил на месте как ужаленный и резко бросил Виктору:

— Подонок!

— Вот, наконец, когда у тебя пробудилась чувствительность к окружающему. Надежный тайник, ты уверял? Старая канализация в твоей вилле! И ты называешь это местом, которое невозможно найти? Ты ребенок. В первую же ночь, оказавшись у тебя в гостях, я раскрыл его, — с иронией проговорил Виктор.

Он приблизился вплотную к Антуану де Бриссаку и чуть слышно проронил:

— Молчи… Все это я тебе возмещу… Семь или восемь месяцев тюрьмы, не больше. А по выходе хорошая пенсия, равная пенсии ветеранов войны, и сверх того — табачная лавочка. Идет?

Тем временем прибыли другие агенты. Они освободили грека и его людей, и он, поддерживаемый двумя телохранителями, жестикулировал и что-то возбужденно говорил.

Как только грек заметил де Бриссака, он сразу же воскликнул:

— Я его узнаю! Это он меня ударил и связал!

Вдруг он замер на месте с выражением ужаса на лице. А потом, протянув руку к этажерке с сувенирами, простонал:

— Они украли у меня десять миллионов! Альбом с почтовыми марками! Бесценную коллекцию! Я мог продать ее за десять миллионов. И это он, он!.. Пусть его обыщут… Презренный! Десять миллионов!

3

Де Бриссака обыскали. Он не оказал никакого сопротивления.

Виктор все это время чувствовал на себе два пристальных взгляда: Александры и де Бриссака, который с изумлением на него уставился. Десять миллионов исчезли… Но в таком случае… Де Бриссак что-то пробормотал, как будто собираясь обвинить Виктора и вместе с тем защитить себя и Александру.

Но Виктор бросил на него такой повелительный взгляд, что тот мгновенно ощутил всю силу влияния этого человека и затаил дыхание. К тому же, прежде чем обвинять, надо было хорошенько поразмыслить, чтобы понять, каким образом исчезла эта коллекция, ведь искал он один, а Виктор сидел в кресле и не двигался с места.

Виктор, покачав головой, заявил:

— Утверждение господина Серифоса меня удивляет. Я не отлучался от де Бриссака и не переставал наблюдать за ним, пока он занимался поисками. Он ничего не нашел…

— Тем не менее…

— Тем не менее у де Бриссака были три сообщника, которые сбежали. Вероятно, это они унесли тот альбом, о котором говорит господин Серифос.

Де Бриссак пожал плечами. Он-то хорошо знал, что его сообщники не входили сюда. Но он ничего не сказал. Делать было нечего. С одной стороны правосудие и вся его мощь. А с другой — Виктор… И он выбрал Виктора.

Таким образом, в половине четвертого утра все было закончено. Господин Готье решил доставить де Бриссака и его любовницу в полицию, чтобы там их и допросить.

Он позвонил в комиссариат Нейи. Комната, где был арестован Люпен, была опечатана, два агента остались в доме грека.

Господин Готье и два инспектора усадили де Бриссака в один из автомобилей префектуры. Виктор, сопровождаемый Лармона и другим агентом, взяли на себя заботу о молодой женщине.

На горизонте уже появились первые проблески зари, когда они уезжали с бульвара Майо. Было прохладно.

Оставив позади Булонский лес, они выехали на набережную. Первый автомобиль направился другой дорогой. Александра съежилась в углу кабины, по-прежнему пряча лицо в платок. Сидя у открытого окна, она дрожала от холода. Виктор поднял стекло, а позже, когда они были уже недалеко от префектуры, приказал шоферу остановиться и обратился к Лармона:

— Хорошо было бы согреться… Что ты об этом думаешь?

— Мне думается, да.

— Иди, принеси нам из кафе два стаканчика… Я не двинусь с места…

Лармона живо выскочил из машины и, едва он скрылся в дверях заведения, Виктор сразу же послал ему вслед другого инспектора.

— Скажите Лармона, чтобы захватил и перекусить… И чтобы поворачивался побыстрее.

Он опустил стекло, отделявшее его от шофера, и, когда тот оглянулся, нанес ему сильный удар в челюсть. Затем он вытащил из машины потерявшего сознание водителя, положил его на мостовую и занял место за рулем.

Набережная была безлюдна. Никто не видел этой сцены.

Автомобиль быстро выскочил на улицу Риволи, к Елисейским полям и снова взял направление на Нейи. Скоро они остановились у особняка де Бриссака.

— У вас есть ключ?

— Да, — ответила Александра, казавшаяся совершенно спокойной.

— Два дня вы можете жить здесь без всякой опаски. А затем ищите убежище у какой-нибудь подруги. Позже вы переберетесь за границу. Прощайте.

Он уехал в том же автомобиле префектуры.

Между тем начальник сыскной полиции был поставлен в известность о невероятном поведении Виктора и его бегстве вместе с арестованной.

Явились на его квартиру. Там никого. Выяснилось, что сегодня утром хозяин вместе со своим слугой уехал куда-то в автомобиле префектуры. — Этот автомобиль затем нашли брошенным в Венсенском лесу.

Что все это могло значить?

Вечерние газеты, разумеется, расписали это приключение, но ни одной правдоподобной гипотезы не было высказано.

Только на следующий день загадка была разгадана в пресловутом послании Арсена Люпена, которое произвело настоящую сенсацию.

Вот его точное содержание:

«Я должен известить публику о том, что роль так называемого „инспектора Виктора“ из светской бригады сыграна уже до конца.

В последнее время в связи с делом о бонах Национальной Обороны эта роль заключалась в преследовании Арсена Люпена или, скорее, так как публика и правосудие не должны больше оставаться в неведении, в разоблачении Антуана де Бриссака, который присвоил себе имя блистательного Арсена Люпена.

Виктор из светской бригады занялся этим делом с пылом и рвением. И сегодня, благодаря ему, мнимый Люпен водворен за решетку, а Виктор, успешно выполнив свою миссию, исчез навсегда.

Но он не допускает, чтобы его безупречная честность как полицейского была замарана хотя бы малейшим пятном, и, проявляя обычную скрупулезность, Виктор не захотел сохранить для себя девять бон Национальной Обороны и передал их господину Готье.

Что касается обнаруженных десяти миллионов, то об этом его достижении следует информировать подробнее, ознакомив публику со всеми деталями, которые, естественно, все хотят знать. Действительно, очень велики должны быть возможности и изобретательность человека, если, сидя в кресле и не потрудившись сделать ни одного движения, он решил удивительно трудную задачу.

Одно досье господина Серифоса носило пометку, по существу и руководившую поисками де Бриссака: «Досье АЛБ», что де Бриссак расшифровал как «Досье Албания». И вот, когда де Бриссак проводил инвентаризацию предметов, находившихся в кабинете господина Серифоса, он перечислил среди других заботливо сохраняемых сувениров: «Альбом открыток» и «Альбом почтовых марок»…

И несколько этих слов было вполне достаточно, чтобы все стало ясно внимательному и наблюдательному Виктору из светской бригады.

Да, Виктор сразу же догадался, что де Бриссак неправильно понял сокращение «АЛБ», что эти буквы означали первые три буквы слова «Альбом».[1]Во французской транскрипции первые три буквы слов «Албания» и «Альбом» совпадают.

Десять миллионов, которые составляли половину состояния господина Серифоса, были заключены не в досье «Албания», которое напрасно искал де Бриссак, а в миниатюрном альбоме, содержащем уникальную коллекцию редчайших почтовых марок, имеющих стоимость в десять миллионов.

Не правда ли, неслыханная интуиция! Достаточно было беглого взгляда Виктора, чтобы проникнуть в глубину тайны. Затем в суматохе после борьбы он незаметно положил этот альбом в свой карман.

Но имел ли Виктор из светской бригады неоспоримое право на эти десять миллионов? По-моему, да. По мнению Виктора, нет. Еще бы! Виктор — человек, правила поведения которого — это деликатность и сентиментальная утонченность. Он поручил мне не только передать боны Национальной Обороны префектуре, но и альбом с почтовыми марками, сохранив таким образом свои руки чистыми от всякого профессионального бесчестия.

Я посылаю с нарочным — это мой священный долг — боны Национальной Обороны господину Готье, начальнику полиции, передавая ему вместе с тем и всю признательность инспектора Виктора.

Что касается десяти миллионов, то, учитывая, что господин Серифос страшно богат и что он хранил их ненадлежащим образом в виде бесполезной коллекции почтовых марок, я полагаю, что должен сам пустить их в обращение до последнего сантима. Это обязанность, которую я на себя принимаю при условии соблюдения строгой законности. До последнего сантима…

Кроме того, мне известно, что успеху этой битвы, так замечательно проведенной Виктором, немало способствовали и рыцарские побуждения по отношению к даме, которой он был восхищен с первой же встречи с ней в кинотеатре и которая была жертвой самозванца, представившегося ей как Арсен Люпен.

Мне также кажется правильным и справедливым дать этой особе возможность вести жизнь светской дамы и безупречно честной женщины.

Вот почему я ее освободил.

И в своем убежище пусть она примет заверения в глубочайшем уважении от инспектора Виктора из светской бригады, от перуанца Маркоса Ависто и от Арсена Люпена».

Такова была эта необычная публикация. Все точки над «i» были поставлены.

На другой день после того как это послание было опубликовано, шеф полиции получил ценное письмо, в которое были вложены девять бон Национальной Обороны. Приложенный дополнительный листок давал полиции краткие объяснения о смерти Элиз Массон, убитой д'Отреем.

С тех пор ничего не было слышно о десяти миллионах Арсена Люпена, которые он собирался сам «пустить в обращение».

В следующий вторник к двум часам дня княжна Александра вышла из квартиры своей подруги, гостеприимством которой она пользовалась последние дни, и направилась по улице Риволи.

Она была скромно одета, однако ее странная и чудесная красота, как всегда, привлекла все взгляды. Но чего было ей опасаться? Никто из тех, кто мог бы ее узнать, не мог ей встретиться.

В три часа она пришла в маленький сквер Сен-Жан.

На одной из скамеек в тени старой башни сидел мужчина.

Сначала она заколебалась. Он ли это? Так мало был похож этот мужчина на перуанца Маркоса Ависто и на Виктора из светской бригады. Насколько моложе и элегантнее был он, чем Маркос Ависто! Насколько изящней по сравнению с полицейским Виктором… Эта моложавость, этот подкупающе любезный вид затронули ее больше всего.

И она подошла. Их взгляды встретились. Нет, она не ошиблась. Конечно, это был он. Не говоря ни слова, она села рядом с ним на скамейку.

Некоторое время они сидели рядом, не разговаривая. Бесконечное чувство объединяло и разъединяло их. Они боялись нарушить очарование этих тонких и непрочных уз.

Наконец он прервал молчание.

— Да, первое впечатление, которое вы произвели на меня тогда, в кинотеатре, определило все мое дальнейшее поведение. Если я занялся этим делом, то главным образом затем, чтобы стремиться к дорогому для меня образу, тому мимолетному видению, которое оказалось в «Балтазаре», а потом мелькнуло в Бикоке. Но как я страдал от этой двойственной роли, которую должен был играть, чтобы сблизиться с вами! А потом этот человек, так меня раздражавший… Я глубоко презирал его и в то же время сознавал, что во мне растет чувство любопытства и нежности к женщине, которую он обманом прельстил, воспользовавшись моим именем… Это было чувство, в котором смешивались раздражение против вас и любовь к вам, любовь сильная и страстная, которую я не имел права тогда вам открыть, но сегодня я о ней говорю откровенно…

Что меня больше всего тронуло в вас и что раскрыло мне вашу душу? Это ваше инстинктивное доверие ко мне. Вы мне оказали его по вашей доброй воле, по тайным причинам, в которых вы, вероятно, и сами не отдавали себе отчета. По существу, по одной причине, главным образом… Вы нуждались в покровительстве более сильной натуры. Это желание испытать чувство опасности, которое иногда у вас появлялось, было связано в то же время со стремлением опереться на сильную руку. Рядом со мной вы с первой же минуты успокоились во время тревоги в доме Серифоса. Пережив самый сильный страх, вы затем овладели собой, и пожалуй, страдали только от того, что инспектор Виктор навязывал вам свою волю… А с того момента, как вы догадались, кем в действительности был этот инспектор, вы убедились, что избежите тюрьмы, с перспективой которой вы уже примирились как с неизбежностью. Вы уже без страха ожидали прихода полиции. Вы сели в автомобиль префектуры чуть ли не с улыбкой. На сердце у вас была радость, а не страх. И ваша радость проистекала от того же чувства, что и у меня… Это верно? Я не ошибаюсь?.. В этом правда вашего сердца?

Она ничего не возразила… Но она и не призналась… Однако какое спокойствие отразилось на ее прекрасном лице!

До вечера они не разлучались. Она по-прежнему была молчалива. А когда наступила ночь, она позволила ему проводить себя. Но куда? Этого она и сама не знала.

Они были счастливы.

Если Александра восстановила свое душевное спокойствие, то не потому ли, что и жизнь ее стала уравновешенной? И, в свою очередь, она не пыталась влиять на своего компаньона в лучшую сторону, чтобы ввести в рамки его беспорядочную жизнь. Однако этот компаньон был так скрупулезно верен своим обязательствам перед друзьями…

Впрочем, это относилось не только к друзьям.

Например, он хотел во что бы то ни стало выполнить свое обещание, данное той ночью Антуану де Бриссаку, что тот «сбежит» через восемь месяцев пребывания в тюрьме. И это ему удалось.

Равным образом он помог освободить и Бемиша, что было обещано Александре.

Однажды он появился в Гарте. Появление было не случайно, а приурочено к событию. Двое новобрачных, нежно обнявшись, выходили из мэрии. Это были Гюстав Жером, освободившийся путем развода от своей неверной супруги, и баронесса Габриель д'Отрей, превратившаяся из неутешной вдовы во влюбленную невесту, нежно опиравшуюся на сильную руку своего дорогого Гюстава…

Когда они уже собирались сесть в автомобиль, очень элегантный господин подошел к ним, вежливо поклонился новобрачной и передал ей чудесный букет белых цветов.

— Вы не узнаете меня, дорогая мадам? Я — Виктор, Виктор из светской бригады, иначе говоря Арсен Люпен. И, может быть, это нескромно, но… кузнец вашего счастья! Догадавшись в свое время об очаровательном впечатлении, которое произвел на вас господин Жером, я теперь в этот торжественный момент хотел принести вам мои почтительные поздравления и самые искренние пожелания безмятежного счастья…

В тот же вечер этот элегантный господин говорил княжне Александре:

— Ты знаешь, дорогая, я доволен собой… Я еще раз убедился, что надо делать добро всякий раз, когда это возможно, хотя бы для того, чтобы возместить зло, которое иногда приходится, даже непроизвольно, кому-нибудь причинять.

Он ласково посмотрел на свою подругу.

— Я уверен, Александра, что нежная и набожная Габриель, а такой, видно, она останется до могилы, не забудет в своих молитвах бравого Виктора, полицейского инспектора, благодаря которому ее отвратительный муж преждевременно отправился в лучший из миров, освободив супружеское место жизнерадостному, неотразимому красавцу господину Гюставу Жерому, муниципальному советнику и домовладельцу. И ты не можешь себе представить, как это чужое счастье меня радует…