Онлайн чтение книги Вихрь
ГЛАВА XXIII

Слух о предстоящей свадьбе Ирэн и Жана моментально вызвал большой шум вокруг особы скрипача. Эбенштейн захлебывался от восторга.

– Пятьдесят процентов, – гремел он, – мой мальчик, ваша цена поднялась сразу на пятьдесят процентов!

Он поспешил устроить второй концерт Жана. Зал был набит битком. Несмотря на повышенные цены, все места были проданы. Жан горел, он был чрезвычайно доволен жизнью, самим собой, Ирэн и Эбенштейном. Он жил полной жизнью. С Ирэн он виделся ежедневно. Их свадьба была назначена на десятое июня, накануне главных скачек на большом ипподроме Пратера. Ирэн испытывала попеременно то лихорадочное счастье, то жестокое уныние. Ей недоставало привычного круга знакомых, в особенности Ванды. Дядю Габриэля она навещала очень часто, но больше всего времени у нее уходило на разные приготовления к свадьбе.

Однажды вечером она зашла к старому ученому и принесла букет ранних летних цветов. Комната не была освещена, и мягкий полумрак окутывал ее, делая неразличимыми все предметы. Она прошла через комнату, не заметив человека, сидевшего рядом с креслом дяди Габриэля.

Человек этот встал и взглянул на Ирэн. Это был Теодор. Прохладный и душистый дождь цветов пролился на дядю Габриэля.

– Как поживаете, Ирэн? – спросил Теодор. – Я узнал в Египте, что дядя Габриэль очень болен, и немедленно поспешил к нему.

– Правда? – сказала Ирэн.

Теодор стоял, положив руку на плечо старика.

– Дядя Габриэль и я считаем себя обязанными сказать вам одну вещь, – начал Теодор очень хриплым голосом. – Дядя Габриэль сообщил мне, что вы собираетесь выйти замуж за человека, которого я послал с рекомендацией к Ванде, чтобы она ему помогла, за Жана Виктуара.

Он помолчал минуту, потом продолжал:

– Вы его любите, и поэтому я ничего не могу сказать, во всяком случае меньше, чем кто-либо другой. Только одну вещь я должен буду сказать. Вы верите ему, так как вы его любите. Я бы ему не доверял. Он человек позы, как все люди его профессии. И его ничто не исправит!

– Я думала, что вы меньше, чем кто-либо другой, собираетесь вмешиваться в мои дела, – ответила Ирэн.

Теодор беспокойно мотнул головой. Он уже наполовину протянул свою руку, но взял ее обратно и вышел, не говоря ни слова, из комнаты. Ирэн наклонилась и подняла упавшие цветы.

– Они чудесно пахнут, – ласково заметил старик, – не уносите их так быстро отсюда.

– Почему вы не браните меня, не сердитесь на меня? – пылко спросила Ирэн. – Я обидела человека, которого вы любите больше всего на свете. Вы не одобряете мое замужество. Вы не говорите этого, но я чувствую. Дядя Габриэль, – она поймала его тонкую руку, – неужели никто из вас не хочет, чтобы я была счастлива?

– Я горячо желаю вам счастья, – сказал старик очень спокойно, – но я боюсь за вас. И я горько упрекаю себя. Вы не должны были выходить замуж за Карла-Фридриха. Я должен был помешать этому, но был в отъезде и слишком поздно вернулся. Теперь, когда я стал так стар и слаб, я вижу, что никто не имеет права вмешиваться в жизнь другого…

Наступило длительное молчание. Затем дядя Габриэль заговорил опять:

– А что будет с маленьким Карлом? Я слышал, Виктуар скоро едет в длинное турне?

– Карл останется в замке с няней. Но к Рождеству мы уже вернемся.

Старик утвердительно кивнул головой. Ирэн встала.

– Я должна идти, мой дорогой друг. Она поцеловала его на прощание.

– Может быть, зажечь свет? Когда я стану выходить, я пришлю к вам Амадео.

Жан встретился с Ирэн в кондитерской Демеля. Когда она вошла, он стоял под электрической лампой, великолепно освещавшей его волосы.

– На меня все здесь таращат глаза, – шепотом сказал он Ирэн со смехом. – Вы знаете, моя дорогая, вы выглядите очень усталой; или это шляпа делает вас такой? Она мне не очень нравится.

Ирэн и так уже была измучена впечатлениями, а тут еще это замечание! Оно взволновало ее. Она ждала, что Жан приласкает ее, утешит, а он вместо этого заговорил о шляпе.

– Ничего не поделаешь, если я плохо выгляжу, – попробовала она отшутиться. – Остается только вас пожалеть.

Жан сидел вполоборота на своем стуле, продолжая поглядывать на компанию актрис в углу. Он молча взял поданную кельнершей тарелочку и с щегольским видом направился к стойке, находившейся неподалеку от группы актеров, чтобы выбрать себе пирожное. Вернувшись к столу, он критически оглядел Ирэн.

– Мы попали сюда в плохой час. Еще мало публики, дорогая, – сказал он, энергично принимаясь за пирожное.

Он выглядел по-мальчишески беззаботным и таким довольным, что нельзя было даже обижаться на его равнодушие.

– Знаете, – сказал он, наклонившись вперед, – я получил сегодня от Эбенштейна невероятно крупный чек.

Он гордо вытащил его из своего бумажника и показал Ирэн.

– Поздравляю, мой друг!

– Я кое-что приготовил для вас! – Его глаза сверкнули. – Я покажу вам это в автомобиле.

– Мне кажется, что я не видел вас целый год, – сказал он, когда они сели в автомобиль. Он обнял Ирэн за талию. – Милая, снимите вашу шляпу!

Она сняла ее.

– На вас моя шляпа всегда будет производить такое неприятное впечатление?

Он наклонился и поцеловал ее, не ответив. Поцелуй снова превратил его в пламенного любовника.

– Еще осталось три недели и два дня!

Он прижал ее к себе.

– Как я вас люблю! И хотя вы обычно холодны, – сказал он с победным смехом, – все же, когда я держу вас в своих объятиях, в вас загорается пламя.

– Любовь моя! – прошептала Ирэн. Она с нежностью посмотрела на него. – Какой вы еще ребенок в мелочах! Покажите мне теперь ваш сюрприз!

– Да, сюрприз! – Он полез в карман и вытащил небольшой футляр для драгоценностей. – Подождите, я открою свет!

Он повернул выключатель, лампочка вспыхнула и осветила содержимое маленького футляра. Кольцо с синим, белым и красным камнем блестело и переливалось перед глазами Ирэн. «Страшно вульгарно!» – была первая ее мысль. Но когда она увидела восхищенный взгляд Жана, ее охватила волна нежности и унесла с собой ее недовольство.

– Тебе, которую я так обожаю, – сказал он по-французски. – Он поднял руку и надел ей кольцо на палец. – Следующее кольцо будет нашим обручальным кольцом: тогда, наконец, вы будете принадлежать мне.

– Разве сейчас нам плохо? – спросила она, вкладывая свою руку в его. Он вдруг крепко прижал ее руку к себе.

Чувствуя, как горячо он ее любит, Ирэн неожиданно решила рассказать ему о своем горе, о той отчужденности, какая возникла между ней и Вандой. Она рассказывала ему, прижав свое лицо к его щеке. Но он с легкостью принял это сообщение, и Ирэн охватило глубокое огорчение. По-видимому, ему даже не пришло в голову, что она приносит в жертву, и он явно не мог представить хоть бы на мгновение, что она страдает и обречена страдать ради его счастья.

– Все образуется! – сказал он, целуя ее волосы. – Ваша кузина и ее муж вернутся к вам, это случится наверняка. Подождите до тех пор, когда меня признают Париж и Лондон.

Он задвигался, доставая папиросу.

– Только вот что, – сказал он, закуривая. – Вы, конечно, сохраните ваш титул? Это будет им приятно.

– Сохраню мой титул? – повторила за Ним Ирэн.

– Да, да, это будет очень существенно, и…

– Жан, вы шутите!

Она невольно слегка отодвинулась от него, и он почувствовал, что совершил ошибку. Его живой ум быстро нашел выход из положения.

– Я думаю, вы должны сохранить его ради вашего блага.

– Ради моего блага! О, дорогой мой, как мало вы меня знаете! Я буду больше всего гордиться в тот день, когда вы дадите мне свое имя. Подумайте только, когда я вчера писала письма, я попробовала подписаться вашим именем, чтобы видеть, как это у меня выходит. Один раз я подписалась «Ирэн Виктуар», и подпись вышла, – она быстро поцеловала его, – превосходно!

Эбенштейн очень настойчиво говорил о сохранении титула. Жан считал, что следует предоставить этот вопрос течению событий. Он поцеловал руку Ирэн.

– Вы любите меня? – он ласково повторил без всякого труда этот старый, как мир, вопрос, в котором кроются надежда, страх, радость и исступление.

Ирэн притянула к себе его голову.

– Жан, любовь моя!