Онлайн чтение книги Витязь с двумя мечами
XVIII. Песня многострадальной Венгрии

Кинижи разбил лагерь не на самом берегу Савы, а чуть-чуть южнее. Турецкое войско, совершавшее свои разбойничьи набеги на те края, было не слишком многочисленным. Армия Кинижи тоже была небольшая, зато гибкая и манёвренная. С этой армией он уже несколько раз успешно атаковал врага. И вот сегодня в лагере Кинижи снова праздновали победу: захватив у турок вино и провизию, воины пировали и веселились.

Пал Кинижи сидел на широком стволе свежесрубленного дерева. Вокруг него расположились младшие военачальники, друзья-командиры и солдаты, отличившиеся в последних боях. Кинижи велел рассказывать каждому в отдельности, какие подвиги он совершил, благодаря которым битва окончилась победой. Те, кто был послан большим обходом в неприятельский тыл, должны были рассказать, откуда и в каком направлении совершили вылазку. И воины, не скупясь на подробности, шаг за шагом пересказывали весь путь наступления: как внезапным броском опрокинули турок, как застали врасплох, каким искусным манёвром обратили в бегство мусульманскую армию, впятеро превосходившую отряд венгерских храбрецов. Кинижи, слушая эти рассказы, так хохотал, что на смех его раскатистым эхом отзывались горы, высившиеся над расположением турецких войск.

Но вот рассказчики исчерпали запасы своих историй, и тогда вышел вперёд певец с лютней. Он стал перед Палом Кинижи, тронул струны своего инструмента и запел славную песню:

Когда песня была пропета, все, кто слышал её, высоко подняли кубки с вином и выпили до дна за здоровье своего полководца. Потом поставили рядом с собой вместительные кубки и вытерли губы и усы — разумеется, у кого они были. После этого священнодействия, прежде чем в лагере снова зазвучала музыка, к Кинижи подошёл вооружённый до зубов часовой:

— Откуда-то издалека приплёлся крестьянин. Он просит, полководец, чтобы мы пропустили его к тебе.

— Пропустите, — живо отозвался Кинижи. — Мы очистили ему дорогу от турок, подстерегавших его за каждым кустом. Значит, открыли путь в наш лагерь.

И вот часовой подвёл к Кинижи седого крестьянина с бородой и тощей котомкой за плечами.

— Не признаёшь меня, мой добрый хозяин? — дрожащим голосом спросил пришелец.

Кинижи всмотрелся внимательнее.

— Как не признать! Да ты тот самый смельчак, что некогда отстегал кнутом хвастливого малого… Не снял с тебя за это шкуры властитель?

— Снять не снял, а прятаться надо было, — пожаловался старик. — Да только до той поры, пока не дошли до нас о тебе вести. Ну, а потом я уж никого не боялся. Нечего бояться тому, у кого заступник Пал Кинижи. Но я не о себе пришёл говорить. Принёс я тебе привет от всего нашего края. Принёс благодарность от освобождённого тобою народа. Ведь турок нашей земле угрожал, когда наголову разбил ты всех пашей окаянных. Вот за что шлёт тебе благодарность народ, твоя родная деревня и вся округа.

Много слов благодарности, много благословений выслушал Кинижи на своём веку, но слова, которые он слушал сейчас, были для него самыми приятными. Бесстрашный гигант слушал бедного старика, а на глаза его едва не навёртывались слёзы. Пировавшие воины примолкли, и кругом воцарилась тишина.

— А как мой отец? Как тётушка Оршик? Как живут мои милые старики?

— Старики твои в добром здоровье, в покое. Они тоже шлют благодарность тебе и всем твоим храбрым товарищам.

Пал коротко расспросил о домашних делах. Потом послал привет отцу и тётушке Оршик и передал для них кой-какие подарки из доставшихся ему турецких трофеев.

— Ты издалека пешком пришёл? — спросил он наконец старого крестьянина.

— Конь мой — две мои ноги, — отвечал старик.

— А в седле сидеть ещё умеешь?

— Умею ли? Умел бы, кабы было на чём.

— Вот что, — обратился Кинижи к воину, который привёл к нему столь желанного гостя, — накормите, напоите доброго старика и дайте одного из турецких коней. Кроткого, но выносливого, какой и должен везти старого человека…

Через некоторое время Кинижи доложили о прибытии нового гостя.

— Его святейшество папа римский прислал к нам в лагерь своего посла, — сообщил запыхавшийся часовой.

— Ведите его! — весело приказал полководец. — Жаль, что он не явился раньше. А то бы услышал, что пел певец о страданиях нашего государства.

Папский нунций был уже не в той чёрной простой одежде, в которой видел его Буйко из окна башмачника: сейчас он нарядился в расшитую золотом митру, украсил себя сверкающей цепью и крестом. Толстым он не был. Несмотря на молодость, лицо его казалось, скорее, худощавым. Он приветствовал полководца наклоном головы.

— Слава герою — победителю турок!

— Какую добрую весть принёс посол папы в этот полный опасностей край? — спросил Кинижи.

— Я принёс тебе запечатанное послание с благословением его святейшества. — Он протянул Палу Кинижи толстый свиток с висячими круглыми печатями. — Ещё передаю пожелание счастья, которое посылает тебе его святейшество, а также известие, что в собрании святых отцов ты назван избавителем христианства.

— Благодарю за благословение, — отвечал Кинижи. — Оно мне не помешает в этом проклятом мире. Благодарю и за добрые пожелания. Однако передай его святейшеству, чтоб скорей посылал солдат и флот против турок, а также деньги для ведения войны. Пушки ведь отливают не даром. Скажи ему ещё: пусть следит за тем, чтобы там, в Риме, не строили козней против нашего короля Матьяша и не оказывали поддержки нашему недругу императору. Так и скажи: если мы, венгры, грудью не станем против турка, Мохамед заодно с нами проглотит и императора Фридриха,[10]Фридрих III из династии Габсбургов, с 1442 по 1493 год немецко-римский император. а прочих государств ему и на один зуб не хватит.

Слушая Кинижи, папский нунций грустно поник головой.

— Сия весть повергнет в глубокую печаль душу его святейшества.

— Передай ему в утешение, — решительным, но весёлым тоном сказал Кинижи, — что мы, проливающие кровь свою в преддверии ада, в то время как он, его святейшество, возводит расписные дворцы, а западные владыки с увлечением спорят на богословских диспутах, — мы пьём за его здоровье. Витязи мои, давайте выпьем!

Все дружно осушили кубки до дна, а когда со стуком поставили их рядом с собой, Кинижи протянул свой кубок нунцию:

— Выпей и ты, святой отец, за здоровье короля Матьяша.

— Да здравствует король Матьяш! — грянул хором весь лагерь.

А Кинижи, оставшись без кубка, схватил двухаковый[11]Двухаковый — равный ста литрам. бочонок, поднял его вверх и выпил столько, сколько подобает пить за здоровье короля.

Нунций поднёс кубок к губам и от наслаждения даже закрыл глаза. Опорожнив его, он взглянул на могучего полководца.

— Святые небеса! — вскричал нунций в экстазе. — Этакая силища! Этакий кутёж! Но что будет, если турок пронюхает о вашем веселье и вдруг атакует?

— Тогда веселья будет ещё больше, — засмеялся богатырь. — Ни одно внезапное нападение не застигнет врасплох Пала Кинижи.