Онлайн чтение книги Внуки наших внуков
НА КОРАЛЛОВОМ МОРЕ

Восточный берег Австралии отделен от теплого Кораллового моря длинной цепью коралловых рифов. Этот естественный барьер, созданный на протяжении веков мелкими живыми существами, принимает на себя первые грозные удары океанского прилива.

Днем здесь жарко, солнце печет немилосердно. Воздух влажный и душный; легкие порывы ветра не приносят облегчения. Зато вечером легкий бриз, дующий с берега, доносит до островов ароматы тропических цветов, горьковатый запах моря, а вместе с ним и живительную прохладу.

Над одним из таких коралловых островов, недалеко от животноводческой фермы, где работала Аня, был воздвигнут большой купол, обтянутый полупрозрачной прочной пленкой. На острове соорудили специальную воздуходувную станцию, которая должна была регулировать состав воздуха под куполом, обогащать его углекислым газом, а также автоматически поддерживать определенную температуру и влажность воздуха, уменьшая или увеличивая их по мере надобности.

Неподалеку на материке был построен трехэтажный дом для тех, кто должен был вести наблюдения за животными и растениями с Венеры.

Наконец-то мы сняли скафандры под открытым небом и жадно вдыхали свежий воздух Земли. То ли с непривычки, то ли от радости у нас слегка кружилась голова.

— Эх, до чего же хорошо здесь! — беспрерывно восклицал то один, то другой. — Смотрите, какое солнце! А воздух! Море! Небо!

Только одно обстоятельство омрачало нашу радость: у нас начался десятидневный карантин, и к нам, словно к зачумленным, не допускался ни один человек, не прошедший специальный курс прививок. Приходилось довольствоваться разговорами по телефону, телевизионными передачами, а мы так истосковались по людям, что этого нам было уже недостаточно.

Мы перевезли всех наших животных на атолл, в «уголок Венеры».

Общее внимание было приковано, конечно, к Астронавту. А тот освоился с незнакомой обстановкой довольно быстро. Очутившись под куполом, он принюхался, почуял знакомый запах углекислого газа, чихнул несколько раз, издал протяжное мычание и, повинуясь могучему инстинкту, бегом бросился к воде. Его никто не учил плавать, он никогда не видел, как это делали его родичи на Венере, но сразу же почувствовал себя в родной стихии и, взревев от восторга, окунулся несколько раз с головой в воду и заработал сильным хвостом.

У кромки лагуны мы посадили образцы привезенных нами семян различных растений.

После этого мы вновь разбились на группы, чтобы закончить отчеты о проделанной нами большой работе.

А тем временем под прозрачным колпаком на острове происходили чудеса. Мы не верили своим глазам: посаженные только вчера семена растений за один день проросли, вымахали больше чем на метр в вышину и теперь красовались на краю лагуны, плавно покачивая своими сочными широкими листьями.

— Поразительно! — воскликнул Гапек.

— Факты — упрямая вещь, — возразил ему Анри Ламель. — Наши папоротники показали рекордную скорость роста, в несколько раз большую, чем у бамбука.

Мы внимательно осмотрели молодые растения. Они во всем походили на взрослые, только внутри листьев у них еще не было спор да кислородные мешочки у основания листьев были еще пустыми: на создание кислородных запасов и на образование спор требовалось больше времени, чем на рост самого растения.

Когда на одиннадцатый день нам объявили о конце карантина, все как-то растерялись.

— Куда же идти? — спрашивал в недоумении Гапек.

— А зачем обязательно идти? — возразил Ламель. — Некуда идти — сиди дома.

— Ну, как же так! Карантин снят, а я буду сидеть.

— Поехали все вместе на соседнюю овцеводческую ферму к моей дочери, — вмешалась Елена Николаевна. — Она уже давно нас приглашает.

В сельском городке нас встретили неожиданно торжественно.

Большой зал столовой, где в честь нас был приготовлен праздничный обед, оказался полон. Видя вокруг множество дружески улыбающихся лиц, я вдруг очень ясно понял, чего именно нам не хватало на далекой Венере, почему там, в узком кругу друзей, занятые интереснейшей работой, мы все-таки чувствовали себя одинокими и тянулись сердцем к родной Земле. Я понял, что нам не хватало большого человеческого коллектива, общества тех, для кого мы трудились, не хватало их доброжелательной поддержки, их сочувствия, их радости, их оценки.

После обеда, когда все направились в клуб, чтобы посмотреть фильмы, снятые нами на Венере, ко мне подошла Елена Николаевна:

— Александр Александрович, здесь есть переговорный пункт, откуда можно связаться по радиотелефону с ракетопланом Джемса Конта.

— Вы сейчас идете?

— Сейчас. Я хочу узнать, как у них дела, как Ярослав, как Челита…

— Я с вами…

Группа Джемса Конта добилась несомненных успехов. Работа по испытанию модели плавающего зеркала была почти окончена. Джемс Конт показал нам его. Трудно было поверить, что это огромное пятидесятикилометровое сверкающее сооружение свободно парит в межпланетном пространстве и совершенно невесомо.

Своей вогнутой частью плавающее зеркало было обращено к Луне. Конт медленно поворачивал его. Вдруг на экране промелькнул участок поверхности Луны. В течение нескольких секунд были видны отпечатки человеческих ног в лунном пепле, потом появилась фигура человека, одетого в обычный скафандр и махавшего кому-то рукой. Увеличение было настолько сильным, а изображение настолько четким, что на скафандре незнакомца можно было рассмотреть каждый шов. Это видение исчезло так же быстро, как и возникло.

— Джемс! Джемс! — закричала Елена Николаевна. — Поверните еще раз ваше плавающее зеркало.

— Зачем?

— Оно в сочетании с объективом вашего телепередатчика является непревзойденным телескопом!

Ярослав Павлович и Джемс Конт рассмеялись.

— Правда, поразительно? Мы сами недавно открыли это.

Особенно был доволен произведенным эффектом Ярослав Павлович. Его, как астронома, это открытие интересовало больше всех. Ом уже подсчитал, что угловое увеличение этой оптической системы во много раз больше, чем у самых совершенных телескопов.

На следующий день участники обеих наших экспедиций разъехались. Всем необходимо было отдохнуть после трудного путешествия.

Елена Николаевна, Чжу Фанши и я поехали в Торитаун. Мы спешили прежде всего встретиться с теми, кто вместе с нами создавал первое микросолнце.

Вся наша лаборатория уже перешла во вновь созданный Институт микросолнца. Туда мы и передали материал о результатах испытания микросолнца и сделали специальный доклад. Одновременно мы познакомились с тем, как обстоит дело с подготовкой наступления на льды Антарктиды.

Покончив с делами, я и Елена Николаевна вернулись назад, решив провести свой отпуск у Кораллового моря.

Войдя к Ане, мы неожиданно для себя застали у нее Ламеля.

— Анри? — удивилась Елена Николаевна. — Каким образом вы снова оказались здесь?

— Соскучился по диплодоку, — ответил он и при этом с улыбкой посмотрел на Аню. Та смутилась и опустила глаза.

— Нет, в самом деле, почему вы так скоро вернулись?

Анри перестал улыбаться и уже совершенно серьезно ответил:

— Задумал я, Елена Николаевна, один опыт. Не знаю, получится ли что у меня, но попробовать стоит.

— Какой же опыт?

— Попробую вырастить быстрорастущие папоротники на Земле. Директор фермы говорит, что это прекрасный корм для скота.

— А от этого «прекрасного» корма животные не начнут дохнуть? — заметила недоверчиво Елена Николаевна.

— Нет, дохнуть не будут, это мы уже установили, а вот будут ли они есть папоротники, пока неизвестно. Вот Аня, — добавил он, снова загадочно улыбаясь, — поможет мне как специалист-овцевод.

— А удастся вырастить папоротники? — спросил я. — Почва, воздух, длительность суток — все это очень отлично от того, к чему они привыкли на Венере.

— Почву мы приготовим соответствующим образом. А к нашему воздуху будем приучать растения постепенно. Разумеется, мы допускаем и отрицательный исход нашего опыта, но попробовать все же надо.

— Конечно, конечно! — горячо поддержала его Елена Николаевна.

По соседству с куполом на острове Анри и Аня соорудили небольшой загон с двумя отделениями, в который поместили четырех еще совсем молодых ягнят. Двух ягнят — контрольных — продолжали кормить обычным кормом, а двум другим Аня положила в кормушки мелко нарезанные сочные папоротники.

— Смотрите, смотрите, — волнуясь, сказала она, — сейчас он начнет есть.

Но шустрый ягненок не оправдал Аниных надежд. Он тщательно обнюхал кормушку, заблеял и, помахивая коротким хвостиком, отбежал в сторону. То же самое сделал и второй ягненок. Они бродили по загону и пощипывали траву, не обращая внимания на сочную еду в кормушках.

Анри засмеялся.

— Ваше блюдо им не по вкусу.

— Ничего, привыкнут. Я не буду давать им больше ничего, кроме папоротников.

Через три дня на опытных ягнят жалко было смотреть. Они выщипали всю траву в загоне и теперь, жалобно блея, стояли у загородки, пытаясь просунуть между жердями голову и дотянуться до травы, которая росла совсем рядом, но была недосягаема. Но, несмотря на свои поистине танталовы муки, они даже не смотрели на кормушки, куда Аня и Анри каждый день подкладывали свежие папоротники.

— Еще день — и они подохнут, — сказал Анри. — Так дальше нельзя.

— Да, — печально согласилась Аня, — надо что-то немедленно придумать. А что, если… Ой, как это мне раньше не пришло в голову! Я смешаю молоко с соком папоротников и дам им.

— Умница! — воскликнул Анри. — Тащите молоко.

Уловка с молоком удалась. Голодные ягнята, почуяв знакомый запах, жадно прильнули к бутылкам со смесью.

Через два дня ягнята привыкли к вкусу новой пищи и с аппетитом уничтожали венерианские папоротники уже без молока. Теперь надо было проследить, как подействует на организм ягнят новая пища.

Одновременно с этим Аня и Анри расчистили небольшую делянку рядом с уголком Венеры, вспахали ее, внесли в почву удобрения, а затем натянули над нею купол из пленки и наполнили его воздухом, содержащим несколько больше кислорода, чем воздух на Венере.

Рано утром, едва взошло солнце, они высеяли споры папоротников в землю и стали с волнением ждать, взойдут или не взойдут?

Через несколько часов опытную делянку усеяли мелкие красноватые точки — первые всходы. Но росли они не так бурно, как под большим куполом. Когда в середине дня я пришел на опытную делянку, то увидел, что ростки поднялись всего лишь на 30 сантиметров. Но Аня и Анри сияли: семена все-таки не погибли, и красновато-лиловые слабенькие растения, покрывшие делянку, были их первой победой.

Однако торжествовать было еще рано. Когда мы вечером после ужина пришли взглянуть на молодые всходы, то увидели печальное зрелище. На Венере растения были веками приучены к тому, что с наступлением темноты одновременно резко снижается температура и начинается холодная зима, от которой надо защищаться. Поэтому, как только солнце стало клониться к горизонту, наши папоротники съежились в плотные зеленые клубочки и прижались вплотную к земле.

— Ой, Анри! Что же делать? — жалобно воскликнула Аня.

— Ничего, под большим куполом происходит то же самое каждый вечер. Но второе поколение растений реагирует на наступление ночи уже слабее. Думаю, что и наши папоротники перенесут легко быструю смену дня и ночи.

— Но ведь они гораздо слабее тех. Может быть, здесь устроить искусственное освещение на первое время?

— Нет, подождем. Посмотрим, что покажет следующее утро.

Назавтра с первыми же лучами солнца папоротники порозовели, поднялись за день еще на двадцать сантиметров, а к вечеру вновь сжались в клубок. Растения болели, попав в непривычные условия, но оказались достаточно стойкими, чтобы вынести все невзгоды.

Эти дни Елена Николаевна много работала над неоконченной книгой Виктора Платонова о термоэлектроне, которую она взялась дописать и отредактировать. Однажды Аня, Ламель и я зашли к ней в библиотеку. Она встретила нас радостным известием.

— Читайте! Вот, — указала она на крупный заголовок газеты, набранный красным шрифтом во всю ширину первой полосы: — «Борьба за Антарктиду началась!»

Под ним было напечатано короткое сообщение о том, что над Антарктидой на высоте свыше тысячи километров загорелось первое на Земле микросолнце, призванное остановить новое оледенение у Южного полюса.

— И еще одна приятная новость: испытания модели плавающего зеркала прошли удачно, и скоро Джемс Конт и вся его экспедиция вернутся на Землю.

Прошло еще недели полторы, и вот однажды, вернувшись после обеда домой, мы увидели, что из радиотелефона торчит бумажная лента, очень похожая на телеграфную.

— Кто-то звонил в наше отсутствие, — сказала Елена Николаевна, рассматривая ленту.

На ленте была напечатана лаконичная фраза: «Буду у вас через два часа. Ярослав. 12 час. 40 мин. Мельбурн».

Ярослав Павлович был точен. Ровно в два часа сорок минут он уже входил в квартиру. Аня с разбегу бросилась к отцу на шею.

— Ой, Аня, осторожно! — тяжело крякнул тот, сразу согнувшись. — Забыла про лунную болезнь?

— Забыла… — виновато ответила Аня, сразу отпуская его.

— А что это за лунная болезнь? — заинтересовался я.

Ярослав Павлович удивленно повел бровями.

— Разве вы не знаете?

— Нет.

— Когда с Земли прилетаешь на Луну, то становишься в шесть раз легче, а по привычке первое время двигаешься так же, как и на Земле. Сделаешь обычный шаг, а получается прыжок, поднимешь рывком камень, а он, точно мяч, взлетает вверх… Несколько дней проходит, пока привыкнешь соразмерять свои движения с весом лунных предметов. Это у нас называют земной болезнью. Вы испытали ее на себе. И, наоборот, когда долго пробудешь на Луне и вернешься назад на Землю, то наступает лунная болезнь. Все кажется в несколько раз тяжелее. Организм сразу не успевает перестроиться. Мускулы уже обленились, отвыкли работать в полную силу, руки вялые, как после сна, — не можешь даже кулак крепко сжать, голову трудно держать прямо, тело кажется налитым свинцом, но через два-три дня все это проходит бесследно.

Ярослав Павлович устало опустился в кресло, прикрыл веками глаза и не двигался. А Елена Николаевна и Аня засуетились вокруг него, одна — готовя ванну, другая — накрывая на стол.

Ванна немножко взбодрила Ярослава Павловича, он стал разговорчивее, но двигался по-прежнему медленно, как будто с трудом передвигая ноги. За столом он выпил только несколько глотков черного кофе и съел маленький бутерброд.

— Почему вы ничего не едите? — заметил я. — Так вы остатки сил растеряете.

— Ничего не поделаешь. Приходится есть очень часто, но понемногу. Ведь продукты тоже имеют вес. Я съел кусочек хлеба, а ощущение у меня такое, будто я проглотил камень.

Разговор перешел на «лунные» новости.

— Мы испытали с группой Джемса Конта макет плавающего зеркала, — рассказывал Ярослав Павлович. — Этакая махина! Пятьдесят километров в диаметре, а качество изображения такое, что наши земные оптики могут только позавидовать. Для сверхтелескопа уже сейчас подходит, а вот для обогрева планет, конечно, маловато. Это ведь только модель. Надо создавать зеркала в десять раз большие по размерам и располагать их очень близко к Солнцу. Зеркало перехватывает много солнечных лучей, но все-таки этого слишком мало для того, чтобы изменить климат на целой планете или хотя бы на значительной части ее.

— А как Челита? — спросила Елена Николаевна.

— Челита? Все так же — тоскует. Что и говорить, такая рана быстро не заживает.

— Ты не спрашивал, она сама приедет ко мне за дневниками Виктора или ей их переслать?

— Обещала сама. Да, чуть не забыл, — спохватился вдруг Ярослав Павлович, — знаете, кто прилетал к нам на Луну? Ваш Шаумян.

— Леон? Он же отдыхает.

— Нет. Заболел пилот, который должен был лететь в очередной рейс, и Шаумян вызвался заменить его. Симпатичный молодой человек. Он рассказывал нам о Венере, о Викторе.

— Когда Челита собиралась приехать сюда?

— Я думаю, ее надо ожидать завтра или, во всяком случае, послезавтра.

Ярослав Павлович посидел с нами еще немного, а затем Елена Николаевна отослала его отдыхать: лунная болезнь сказывалась очень сильно в первый день, и под конец беседы он еле ворочал языком и был похож на пьяного.

На другой день приехала Челита в сопровождении Леона Шаумяна. Мы с трудом узнали в ней прежнюю задорную, энергичную девушку. В ней как будто потух огонек, освещавший радостью ее лицо, светлыми точками игравший в ее блестящих глазах, теперь печальных, неулыбчивых. Она казалась старше лет на десять.

Елена Николаевна обняла ее, и Челита вдруг расплакалась, прижавшись к ней лицом. Елена Николаевна сразу увела ее к себе. Шаумян повернулся к Ламелю:

— Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть.

— Я тоже, — ответил тот и спросил: — А что, разве опять кто-нибудь заболел?

Леон нахмурился.

— Не мог же я бросить бедную женщину одну, да еще в таком горе. — И тут же перевел разговор на другое: — Ну, а как дела у тебя, в твоем «уголке Венеры»?

— Неплохо. Я тут провожу один интересный опыт.

— Опыт? Ты что же, так никуда и не поедешь отдыхать?

— Нет, мне и здесь хорошо. А ты?

— Я сначала хотел было отдохнуть на Кавказе, а потом передумал. На днях из Сиднея отправляется пассажирский пароход в кругосветное плавание. По-моему, это будет прекрасным отдыхом.

— Эх ты, вечный странник. А как же Ереван? Помнишь, на Венере ты все время мечтал о нем?

— Помню, но на этот раз я чувствую, что не усижу на одном месте даже в милом Ереване.

— Скажи, сколько ты здесь пробудешь?

— Не знаю. Как Челита.

— Куда она едет?

— К родителям, в Мексику.

Несмотря на наши уговоры погостить еще, Челита и Шаумян уехали вечером того же дня. Мы все вместе проводили их и вернулись домой. Всем вдруг сделалось грустно. Приезд Челиты живо напомнил нам о Викторе.

— Скоро и мы уедем с Кораллового моря, — проговорила Елена Николаевна задумчиво. — Кончается наш отпуск.