Онлайн чтение книги Водители фрегатов
Третье плавание. Северо-Западный проход

Кук опять отправляется в Тихий океан

После второго путешествия Кук решил отдохнуть. Ему шел уже сорок девятый год, он довольно поплавал по морям.

И вот, пожертвовав почти все свои деньги, полученные из Адмиралтейства, на постройку общежития для престарелых моряков, он поселился в маленьком городке Гринвиче и занялся астрономией.

Но он недолго оставался в бездействии.

Весной 1776 года его вызвал к себе граф Сэндвич, первый лорд Адмиралтейства.

– Кук, – сказал он, – вам придется еще раз совершить кругосветное путешествие. Адмиралтейство решило послать вас в новое плавание. Вы должны попробовать отыскать Северо-Западный проход со стороны Тихого океана.

О существовании Северо-Западного прохода европейские ученые тех времен спорили так же много, как о существовании Южного материка.

Защитники существования Северо-Западного прохода утверждали, что это пролив, который проходит через Северную Америку и соединяет Атлантический океан с Тихим.

Предполагаемый пролив называли Северо-Западным потому, что надеялись найти его на северо-западе от Европы.

Никто никогда этого пролива не видел, и тем не менее многие верили в его существование.

Европейским купцам XVIII века, для того чтобы попасть в Индию, в Китай, в Японию, приходилось обходить кругом либо всю Африку, либо всю Южную Америку. А это намного удлиняло путь и удорожало плавание. Открытие Северо-Западного прохода дало бы возможность кораблям проникать кратчайшим путем из Европы во все страны Дальнего Востока.

Много уже кораблей пыталось найти этот проход. Но все они искали его со стороны Атлантического океана. И не нашли.

– Надо попытать счастья со стороны Тихого океана, – сказал граф Сэндвич Куку. – Вам придется проплыть вдоль всего западного побережья Северной Америки. Это совсем неисследованная область. Там еще не был ни один путешественник. В Плимутской гавани вас уже ждут два корабля. Ну что ж, согласны?

– Согласен, – ответил Кук. – Но у меня к Адмиралтейству есть просьба.

– Какая? – спросил граф Сэндвич.

– Я прошу дать мне стадо овец.

Граф Сэндвич удивился.

– Стадо овец?

– Да. Голов пятнадцать – двадцать.

– Зачем вам овцы?

– Я хочу свезти их в подарок таитянам и новозеландцам. Этих бедных людей нужно обучить скотоводству. Если овцы размножатся на их островах, туземцы разбогатеют. Скотоводство – лучший способ борьбы с людоедством. У новозеландцев нет никаких домашних животных, кроме собак. Земля у них плодороднейшая, но они не умеют ни пахать, ни сеять. Постоянный голод висит над всей страной. Голод натравливает их друг на друга, голод учит их съедать убитых врагов. Если бы мы привезли им овец…

– Вы служите его величеству королю, капитан, а правительство его величества не желает делать подарки новозеландцам, которые съели матросов капитана Фюрно.

– В таком случае я куплю овец на свои собственные деньги, – сказал Кук.

– Пожалуйста, – холодно ответил граф Сэндвич. – Это ваше личное дело.

Овцы

12 июля 1776 года Кук вышел в море из Плимутского порта на своем милом старом «Решении».

Второй корабль, данный ему вместо выбывшей из строя «Отваги», назывался «Открытием». Им командовал капитан Кларк.

Но «Открытию» не удалось вовремя приготовиться в путь, и «Решение» ушло одно. Кук обещал капитану Кларку подождать его у мыса Доброй Надежды.

Граф Сэндвич стоял на берегу, окруженный чинами управления порта и своими адъютантами. Ветер сдувал пудру с завитых париков. Граф Сэндвич следил через подзорную трубу за уходящим судном. Там все было в порядке. Чисто вымытая палуба сверкала на солнце.

Но, едва берег скрылся из виду, на палубе «Решения» была воздвигнута деревянная загородка. Кук сам следил за ее постройкой. Получилось нечто вроде небольшого загона для скота. И матросы втащили в этот загон одиннадцать овец лучших английских пород и четырех круторогих баранов.

Дни проходили за днями, и «Решение» быстро двигалось к югу. Берега Португалии остались позади, и в ясную погоду с левого борта можно было видеть синюю полоску берегов Африки. Кук торопился к мысу Доброй Надежды.

В пути он сделал всего одну остановку – у острова Тенериф. Испанцы, жившие на острове и занимавшиеся виноделием, были поражены: они впервые видели судно, зашедшее к ним не за вином, а за сеном.

Покинув Тенериф,[4]Теперь – Тенерифе. Кук, пользуясь попутным ветром, на всех парусах помчался к мысу Доброй Надежды. Команда была весела и здорова, овцы толстели.

18 октября «Решение» бросило якорь в Столовой бухте, возле мыса Доброй Надежды, в гавани города Капштадта. Здесь мореплавателям предстоял долгий отдых. Они должны были дождаться «Открытия», которое только 1 августа вышло из Англии.

Мыс Доброй Надежды – самый южный мыс Африки – в те времена принадлежал Голландии. Все корабли, направлявшиеся из Европы в Индию, проходили мимо мыса Доброй Надежды, и Голландия держала этот важнейший морской путь в своих руках.

Южная Африка – степная страна. Степи начинались сразу за городом и тянулись на тысячи километров к северу. В этих степях бродили запуганные голландцами племена бушменов. Бушмены обкрадывали птичьи гнезда, поедали лягушек и вымазывали наконечники своих стрел ядом маленьких черных змеек. При виде европейцев они разбегались и прятались в глубоких земляных норах.

Когда якорь был брошен, Кук съехал на берег и отправился к голландскому губернатору.

Губернатор дал ему бумагу, украшенную разноцветными печатями, в которой говорилось, что английскому капитану Джемсу Куку разрешается пасти своих овец на пастбищах вокруг города Капштадта.

Кук был доволен. Он давно уже мечтал покормить свое стадо свежей травой.

А тем временем он прикупал съестные припасы, рассматривал старые карты и не торопясь готовился к дальнейшему плаванию. Матросы получили двухмесячное жалованье и разбрелись по городу. Офицерам к обеду выдавалась лишняя бутылка вина. Естествоиспытатель доктор Андерсон чистил свои инструменты для набивки чучел и ловил на палубе африканских бабочек.

Так прошел месяц.

И вдруг в каюту капитана вбежал лейтенант Кинг.

– Сэр, овцы исчезли! – крикнул он.

Кук, взволнованный, сейчас же съехал на берег и тут только узнал, что произошло.

Накануне вечером два солдата, сторожившие стадо, мирно сидели у костра и курили трубки. Яркие звезды, небывало высокие травы нисколько не интересовали их. Они привыкли и не к таким чудесам во время своих скитаний по белу свету вместе с капитаном Куком.

Нет, они говорили о далекой Англии, где остались их жены и дети, которых они видят так редко. Рядом, сбившись в кучу, спали овцы со связанными передними ногами.

К полуночи солдат стала одолевать дремота. Они уже собирались разлечься на траве, как вдруг услышали далекий стук копыт. Огромная зарница озарила полнеба, и на вершине соседнего холма они увидели четырех всадников, скачущих прямо к костру. Длинные ружья торчали у них из-за плеч.

«Разбойники!» – подумали солдаты.

Англичане, съезжая на берег, должны были, по распоряжению голландцев, оставлять свое оружие на корабле. А как они, безоружные, будут защищаться от четырех вооруженных всадников?

Топот копыт приближался.

– Стой! Кто идет? – крикнул один из солдат.

Длинная петля лассо обхватила обоих пастухов и сбила их с ног. Всадники спешились и молча связали англичан, положив одного на другого, как кусок сыра на ломоть хлеба. Затем распутали овцам ноги, сели на коней и умчались в степь, гоня перед собой все стадо.

Только на рассвете несчастным солдатам удалось освободиться. Они побрели в порт и донесли обо всем своему начальству.

Кук, встревоженный и возмущенный, снова поехал к губернатору. Губернатор встретил его официально и недружелюбно. Он не любил англичан; он знал, что они хотят завладеть голландскими колониями в Южной Африке.

– Это меня не касается, – сказал он. – Обратитесь к начальнику полиции.

Начальник полиции был вторым после губернатора лицом в колонии и собирался в будущем занять его должность. Выслушав английского капитана, он сухо обещал ему свое содействие. Но Кук понял, что ему нечего надеяться на помощь властей.

Он был в отчаянии.

А тут как раз прибыло «Открытие», истрепанное в Атлантическом океане бурей, и Куку пришлось на время отложить поиски украденного стада – он должен был распорядиться ремонтом.

Капитан Кларк, бывавший в этих местах (он служил лейтенантом на «Отваге» под командой капитана Фюрно), утверждал, что грабители пользуются покровительством самого губернатора.

– Вас ограбили здешние рабовладельцы, – говорил он. – Им не хватает своего скота, и вот они решили воспользоваться вашим. Такие набеги тут в порядке вещей. Вступать в борьбу с рабовладельцами невозможно. Все начальство на их стороне. Есть, пожалуй, одно неплохое средство…

– Какое? – спросил Кук.

– Найти воров, которые за умеренную плату согласились бы украсть у грабителей ваших овец.

Это действительно был единственный правильный путь. И Куку не пришлось даже разыскивать желающих взяться за такое дело – они нашлись сами.

Случилось это вот как. Вечером того же дня, перед заходом солнца, Кук нанял фиакр и поехал к одному голландскому купцу, доставившему ему полтонны морских сухарей. Кук расплатился с купцом, вышел на улицу и уже собирался вскочить в фиакр, как вдруг в воротах соседнего дома увидел старуху негритянку, которая делала ему какие-то таинственные знаки.

Кук пошел за ней.

Она ввела его во двор и протянула ему замусоленный клочок бумажки, на котором свинцовым карандашом были нацарапаны какие-то каракули.

После долгих стараний Куку удалось прочесть:

Кук поднял глаза, но старухи уже не было.

В назначенное время он пробирался в темноте по кривым окраинным уличкам города. Город спал, и только в кабаках, освещенных сальными свечами, шумели матросы.

Вот наконец и мрачное кирпичное здание казармы. Часовой спит, опершись на длинное ружье. Кук обошел казарму вокруг и вышел на пустырь. Сюда свозился мусор со всего города и сжигался здесь в специально вырытых ямах. Кук подошел к одному из костров и остановился.

Ждать ему пришлось недолго.

Из зарослей исполинского чертополоха, оглядываясь по сторонам, вылезли три мрачные фигуры. Кук понял, что это и есть его «доброжелатели».

Доброжелатели оказались довольно пестрой компанией: белый, негр и мулат. Белый носил рваные военные брюки английского покроя, заплатанный синий жилет и широкополую войлочную шляпу. Кук сразу понял, что это беглый английский солдат. Мулат был желт, как воск, и лихо закручивал свои франтоватые черные усы. На нем не было ничего, кроме грязных парусиновых штанов. Негр стоял в стороне, вращая белками. Шесть разноцветных босых ног бесстрашно попирали горячую пыль, усеянную колючками чертополоха.

– Мы слышали о вашем несчастье, сэр, – начал белый, обращаясь к Куку. – Мы вам сочувствуем от всей души. Мы даже готовы помочь вам – конечно, если вы… Скажу прямо, сэр, – а по-моему, настоящие джентльмены, вроде нас с вами, должны всегда говорить прямо, – мы беремся этой же ночью доставить вам ваших овец. Но вы должны вознаградить нас.

– Как же вы достанете моих овец? – спросил Кук.

– Не тревожьтесь, сэр. Нет такого замка, который мы не могли бы взломать. Нет такого забора, через который мы не могли бы перепрыгнуть. Нет такой сторожевой собаки, которую мы не могли бы отравить. Правду я говорю, ребята?

Мулат кивнул головой.

– Сколько вы хотите за доставку моих овец? – спросил Кук.

Вор расставил ноги, сдвинул шляпу на лоб и почесал затылок.

– По три гульдена на брата, – наконец вымолвил он. – Только для вас, с другого бы втрое взяли.

– Согласен, – сказал Кук.

– Дайте задаток.

– Задатка не дам, – возразил Кук. – Когда приведете овец, получите деньги.

– Ладно. Через три часа будем в порту с вашим стадом. По рукам!

И три разноцветные руки протянулись к нему.

Кук крепко пожал протянутые руки.

На следующий день, 30 ноября, «Решение» и «Открытие» на всех парусах неслись по Индийскому океану. По палубе «Решения», окруженные деревянной загородкой, мирно бродили овцы и бараны.

Тасмания

Омай – тот самый таитянин Омай, которого капитан Фюрно привез с собой в Англию, – теперь возвращался вместе с Куком к себе на родину. При английском дворе он имел шумный успех. Сам король подарил ему красный камзол.

– Ах, какой он забавный! – восклицали дамы, глядя, как он засовывает руку в общее блюдо и, набив полный рот, тщательно облизывает коричневые пальцы.

Омай скалил зубы, перескакивая через стулья, и то и дело наступал на шлейфы. Его восхищало решительно все: дилижансы, вина, мостовые, коровы, соборы и генеральские мундиры. Он был самым счастливым человеком в Великобритании.

Но он стал еще счастливее, когда снова очутился на корабле и понял, что едет домой, на Таити.

Но вот мыс Доброй Надежды остался позади. «Решение» и «Открытие» направились прямо к Тасмании.

Тасмания – большой остров, расположенный к югу от Австралии. Она была открыта еще в начале XVII века голландским путешественником Тасманом, но с тех пор ни одно европейское судно не посетило ее, кроме «Отваги», прошедшей возле ее берегов во время своего несчастного плавания от Новой Зеландии к мысу Доброй Надежды.

Корабли медленно плыли мимо покрытых густым лесом холмов этой неведомой страны. Кук заносил на карту каждый изгиб берега. Он искал бухты, чтобы остановиться, нарубить дров, накосить сена, запастись водой.

Вот наконец берег круто свернул к северу. Какая удобная гавань! Кук отметил ее на карте и приказал бросить якорь.

На берег отправилась целая экспедиция – дровосеки с топорами и пилами, косари с косами, фуражиры с бочками для пресной воды и рота вооруженных солдат. Кук тоже поехал с ними, захватив с собою Омая и доктора Андерсона.

Трава оказалась отличная, вода – вкусная, деревья – высокие, хоть мачты делай из них, и Кук не мог налюбоваться этой прекрасной страной. Скоро появились и ее обитатели. Это были черные люди, истощенные постоянными голодовками. Одежды они не знали никакой, не носили даже тряпочек вокруг бедер. У женщин на спинах болтались большие мешки из кенгуровой кожи, в которых сидели курчавые ребятишки.

Все эти люди столпились вокруг косарей и следили за работой, но в их глазах не было заметно ни удивления, ни любопытства.

Кук дал тасманийцам несколько ниточек бус, которые так восхищали таитян и новозеландцев, но они брали их безучастно, не знали, что с ними делать, и бросали на землю.

Скоро дровосеки наткнулись на жилье этих людей. Оказалось, они не умели строить даже шалашей, даже землянок не умели выкопать, а жили в больших дуплах, которые выжигали кострами в стволах гигантских эвкалиптов.

Омай был удручен нищетой этого народа, населяющего такую прекрасную страну.

– Бедные, бедные! – говорил он, качая головой. – У них нет ни луков, ни копий. Им, верно, приходится есть одних червей да улиток. Недаром они такие тощие.

– Нет, ты ошибаешься, – сказал Кук. – Гляди, вон у того лохматого – копье.

Действительно, один из тасманийцев держал в руке длинную палку с обточенным концом. Он весьма воинственно потрясал ею и, видимо, нагонял страх на своих сородичей. Кук подошел к этому тасманийцу и знаками объяснил ему, что хочет посмотреть, как он швыряет копье. Тот почти сразу понял, чего от него хотят, показал Куку растущий у воды куст и швырнул в него свою палку. Но палка три раза перевернулась в воздухе и упала на песок в десяти шагах от куста.

– О-хо-хо! – засмеялся Омай. – Да у нас двухлетние дети швыряют копья лучше, чем ты. Хочешь посмотреть, что такое настоящее оружие?

И, раньше чем Кук успел произнести хоть слово, хвастливый и пылкий Омай зарядил свое ружье и оглушительно выстрелил в небо. Трах-тах-тах-тах! – грянул выстрел. Трах-тах-тах-тах! – ответило лесное эхо.

Тасманийцы, все как один, грохнулись ничком на землю. Потом разом вскочили на ноги и пустились наутек.

Кагура

Покинув Тасманию, наши путешественники поплыли дальше на запад и 12 февраля 1777 года увидели берег Новой Зеландии. Два дня спустя корабли стали на якорь в проливе Кука. Четвертый раз Кук посещал эти места и хорошо знал каждую отмель, каждый камень и риф.

Берега были снова густо заселены. Всюду, куда ни кинешь взор, торчали островерхие шалаши новозеландцев. На прибрежном песке лежало множество пирог.

Увидев корабли, новозеландцы пришли в смятение. Они были уверены, что англичане станут мстить им за своих съеденных соотечественников. Особенно их напугал Омай, которого они видели на «Отваге» вместе с капитаном Фюрно. Уж он-то непременно будет уговаривать Кука истребить всех береговых жителей.

В этом они не ошиблись. Омай сразу узнал их и кричал, потрясая кулаками:

– Горе вам, горе, злодеи! Тряситесь от страха! Пришел ваш последний час! Мы не щадим никого!

Он советовал Куку сначала разрушить деревни пушечными ядрами, а потом поджечь окрестные леса. Большинство офицеров и даже сам капитан Кларк считали совет Омая весьма благоразумным и ожидали, что Кук по крайней мере прикажет туземцам выдать зачинщиков убийства.

Но у Кука были совсем другие планы. «Чего я достигну, – думал он, – застрелив несколько человек и доказав им преимущество огнестрельного оружия над луками и копьями? Я только разожгу в них ненависть к нам. Разве после такой расправы мне удастся приучить их к овцеводству? Нет, они так навсегда и останутся людоедами!»

Кук твердо решил раздать своих овец новозеландским вождям и поэтому сразу объявил всем своим подчиненным, что отказывается от всякой мести.

На берегу реки против кораблей он разложил самые заманчивые для новозеландцев товары: бусы, красные ткани, топоры и ножи и, стоя на высоком пне, знаками предлагал туземцам приступить к мене.

Первые два дня новозеландцы не решались подойти к этому месту ближе чем на полмили. Но мало-помалу, ободренные миролюбивым видом англичан, они стали вылезать из лесов, таща на головах корзины с рыбой. Не доходя двадцати шагов до склада товаров, они останавливались и что-то хором кричали, размахивая руками. Потом подходили и спокойно обменивали рыбу на ткани и топоры.

Кук с помощью Омая в конце концов понял, о чем кричат новозеландцы.

– Не мы убивали твоих братьев, – старались они убедить Кука. – Их убил Кагура, кровожадный Кагура, могучий Кагура! Убей Кагуру, и твои братья будут отомщены!

Кук попросил Омая узнать у новозеландцев, кто такой Кагура. На другой день Омай рассказал ему, что Кагура – могучий, бесстрашный, свирепый вождь, владеющий всей этой местностью. Его боятся и ненавидят.

Они даже тайком шептали Омаю, что Кук доставит им большую радость, если убьет Кагуру. Омай спросил, почему они сами не убьют своего ненавистного владыку, но те в страхе рассказывали ему, что вот уж пятнадцать лет Кагура правит всей страной и никому еще не удалось убить его.

– Убей Кагуру, – советовал Куку Омай. – Хочешь, я помогу тебе найти его?

– Найди его, Омай, непременно найди, – отвечал Кук. – Мне так нужен Кагура.

Но Кук хотел видеть Кагуру совсем не для того, чтобы убить его. Напротив, Кук хотел с ним подружиться.

«Если я отдам своих овец этим жалким рыболовам, – думал он, – их тотчас же украдут у них и убьют. А могущественный вождь, вроде Кагуры, получив овец, сумеет сохранить свою собственность».

Как-то утром Куку передали, что страшный Кагура стоит на берегу и хочет с ним повидаться. Кук сейчас же сел в шлюпку и поехал навстречу к своему нежданному гостю.

Кагура был высок, широкоплеч и мускулист. Все его тело было покрыто пестрой, как павлинье перо, татуировкой, – красные, лиловые и золотые узоры расползались по его спине, по лицу, по плечам, по животу, по бедрам. В руке он держал длинное древко копья, на которое был насажен стальной топор английского производства.

Увидев Кука, Кагура сделал несколько шагов ему навстречу.

– Здравствуй, великий вождь! – сказал Кук.

– Здравствуй, великий вождь! – сказал Кагура. – Посмотри, какой я тебе приготовил подарок.

Восемнадцать носильщиков поставили перед Куком девять корзин, доверху наполненных рыбой.

– Идем со мной, Кагура, – сказал Кук. – Я хочу угостить тебя в своем плавучем доме. Там я дам тебе столько всякого добра, что ты станешь самым богатым человеком во всей стране.

Кук был уверен, что Кагура откажется ехать с ним на корабль. Не мог же он не понимать, что англичане могут там сделать с ним все, что захотят! И когда, не говоря ни слова, Кагура сел в шлюпку, Кук был глубоко потрясен его необычайной смелостью.

– Кагура, тебя убьют! – крикнул вслед отчаливающей шлюпке один из приближенных вождя.

– Кагура ничего не боится, – последовал спокойный ответ.

В капитанской каюте стояли бутылки вина и блюдо с жареной солониной. Кагура ел, пил и вежливо всему удивлялся. Кук попросил Омая быть переводчиком и стал расспрашивать Кагуру о том, как произошло убийство матросов капитана Фюрно.

Кагура рассказывал охотно и просто. Видно было, что он ничего не скрывает.

Как оказалось, отряд, посланный за фруктами и овощами, остановился в заливе Растений на отдых. Матросы развели костер и принялись жарить рыбу. Увидев дым костра, Кагура вместе со своей свитой подошел к ним и поздоровался. Но матросы, не поняв его, ничего не ответили и продолжали есть, не обратив никакого внимания на новозеландцев. Один из воинов Кагуры был очень голоден и отнял у какого-то матроса недоеденный рыбий хвост. Матрос ударил вора, тот стал защищаться. Матросы вступились за своего, новозеландцы – за своего, началась потасовка. Матросы дали залп в воздух. Но новозеландцы не испугались выстрелов.

Матросы были изрублены в куски раньше, чем успели снова зарядить ружья.

Когда Кагура кончил свой рассказ, Омай протянул Куку свое ружье и сказал:

– Вот убийца! Убей его!

Но Кук отстранил ружье.

– Этот убийца, – сказал он, – единственный человек во всей стране, который может сохранить моих овец. Я дарю ему половину своего стада.

Омай пожал плечами и, возмущенный, вышел из каюты.

Мальчики из Новой Зеландии

Кук передал Кагуре овец и объяснил ему, как их надо кормить. Кагура прислал на корабль груду свежей рыбы.

Но Кука одолевали сомнения. Он не был уверен, что его овцы могут расплодиться в Новой Зеландии. Кагура, казалось, плохо понял выгоды скотоводства и радовался овцам скорее как заморскому чуду, чем как источнику богатства.

Гуляя по берегу, Кук наткнулся на поле, которое в прошлое свое посещение Новой Зеландии он засадил картошкой. Картошка сильно разрослась. Но было видно, что заботливая человеческая рука никогда не пыталась разрыхлить для нее землю или выполоть сорную траву. А между тем картошка новозеландцам нравилась, и они с удовольствием поедали ее и сырой и печеной.

Одно утешало его: впереди были мирные таитяне, которые умели возделывать бананы и кокосы, пасли свиней на своих зеленых лугах. Они-то уж, во всяком случае, поймут пользу овец и сумеют их выходить. И Кук стал готовиться к отплытию.

Когда уже начали подымать паруса, на «Решение» явился Омай с двумя пятнадцатилетними новозеландскими мальчиками и заявил, что он берет их с собой на Таити.

Кук испугался, не обманул ли Омай этих мальчиков, и объявил им, что они никогда уже не вернутся на родину, никогда не увидят друзей и близких. Но мальчики ни за что не хотели уходить с корабля.

Так два юных новозеландца пустились в плавание вместе с Куком.

Первое время они были веселы и довольны и даже ни разу не оглянулись на удаляющийся берег Новой Зеландии. Они бродили по пятам за Омаем, очевидно преклоняясь перед его умом и житейским опытом. Разлука с родиной нисколько их не огорчала.

Но их поведение совершенно изменилось, когда на второй день плавания началась качка и им пришлось помучиться морской болезнью. Тут они вспомнили родину, островерхие шатры, непроходимые леса, родителей, сестер и братьев. Они были уверены, что умирают, и горько плакали, проклиная тот час, когда согласились сесть на корабль и отправиться в чужие страны.

Впрочем, их отчаяние длилось недолго: к вечеру качка утихла, морская болезнь прошла, и они мало-помалу утешились.

Острова Кука

Был уже конец марта, в Северном полушарии начиналась весна, и Кук понял, что в этом году ему уже не удастся приступить к поискам Северо-Западного прохода. Он прибыл бы в Америку не раньше августа, а уже в сентябре холода заставили бы экспедицию вернуться на юг.

И он решил посвятить остаток 1777 года исследованию островов Южного полушария.

Уже в конце марта он открыл небольшую группу островов. Он назвал их островами Кука.

Острова Кука, так же как Таити и Новая Зеландия, были населены полинезийцами. Кук посетил остров, называвшийся Ватуа.[5]Теперь – остров Ватоа.

Здесь Омай помог Куку сделать чрезвычайно важное открытие. Он встретил на Ватуа трех своих земляков-таитян.

Кук сначала не поверил этому. Неужели таитяне в своих челнах могли пересечь колоссальное водное пространство, отделяющее Таити от Ватуа? Но Омай привел их на корабль, и они рассказали Куку свою историю.

Девятнадцать лет назад они трое да еще один их товарищ сели в лодку и отправились на расположенный рядом с Таити остров Улиетея. Это не трудное путешествие. Туземцы обычно совершают его в два-три часа. Но на полпути началась буря, она унесла их в открытый океан и три недели носила по бушующим волнам. Товарищ их умер от голода. Но лодка не потонула. И в конце концов их, полумертвых, вынесло на берег Ватуа.

Эти три таитянина своим рассказом разрешили важную научную задачу, давно занимавшую умы европейских ученых: каким образом люди могли расселиться по тихоокеанским островам, так далеко расположенным друг от друга. Ведь кораблей у островитян нет, а лодки, казалось бы, годны только для небольших прибрежных поездок. И вот Куку пришло в голову, что море может заносить на острова людей случайно, так же, как оно заносит туда семена трав и растений.

Кук предложил таитянам отвезти их обратно на родину, но они отказались. На Ватуа у них уже были и жены и дети. Им не хотелось их покидать.

Омай был очень рад этой встрече с земляками. Он водил их по кораблю и, между прочим, показал им овец. К удивлению моряков, те приняли овец за гигантских птиц и спрашивали, почему им отрезали крылья.

Потом они повезли Омая на берег. С ними поехал лейтенант Гор, который хотел осмотреть остров. Ватуйцы окружили их и следовали за ними огромной толпой, куда бы они ни шли. Омай увидел яму, в которой горел костер, обложенный со всех сторон раскаленными камнями, и испугался. Он решил, что попал к людоедам и его сейчас изжарят на этих камнях. Но оказалось, что намерения у ватуйцев были самые добрые. Они изжарили на камнях рыбу и накормили гостей.

Под вечер Гор и Омай решили вернуться на корабль, но ватуйцы не хотели их отпускать. Они говорили:

– Живите с нами. Вам будет хорошо.

Гор попробовал подойти к своей шлюпке, но его схватили сзади за камзол, и он не мог сделать ни шагу.

Тогда Омай показал ватуйцам пушки, торчавшие из бойниц кораблей, и сказал, что каждая такая пушка одним своим выстрелом может уничтожить весь их остров.

– Если мы сейчас не вернемся на корабль, великий вождь Кук начнет стрелять.

Ватуйцы громко захохотали. Они решили, что Омай врет, чтобы их запугать.

Тогда Омай достал два ружейных патрона, высыпал из них порох в ямку, засыпал песком, сделал из сухой травы фитиль и поджег его. Раздался взрыв. Ватуйцы побледнели от страха.

– Это я только пошутил, – заявил Омай. – Но если вы нас не отпустите…

Их сразу же отпустили.

Покинув Ватуа и открыв еще несколько маленьких островков, Кук повернул на запад и поплыл к островам Тонга, которые он в предыдущее свое плавание назвал островами Дружбы.

Праздник урожая

Жители островов Дружбы встретили их приветливо. Был конец осени (май в Южном полушарии соответствует нашему ноябрю). Островитяне только что сняли урожай и шумно праздновали это событие.

Над каждым островом стоял гул от песен и барабанного боя. Более удачного времени для торговли нельзя было придумать. Жители островов отдавали груды плодов за топор и кусок бумажной материи. Мореплавателей всюду приглашали принять участие в празднествах, и они, утомленные трудной и однообразной морской жизнью, охотно веселились вместе с островитянами.

Островитяне широким кругом расселись на траве. Забили в барабаны, сделанные из выдолбленных пней, и в середину вышел молодой воин с копьем в руке. Громко и дерзко он начал вызывать желающих вступить с ним в поединок. Охотник тотчас же нашелся, и закипел бой. Они налетали друг на друга, нанося и отражая удары. Толпа подбадривала их протяжным воем. Но англичане сразу заметили, что это только игра, только безобидное фехтование, что каждый старается не ранить нечаянно противника. Наконец один слегка коснулся острием копья груди другого и был признан победителем.

Снова забили барабаны, и начался кулачный бой. Одна пара бойцов сменяла другую, и наконец, к удивлению англичан, в круг вышли две толстые женщины, которые с необыкновенной ловкостью и яростью принялись наносить друг другу удары.

Когда все эти состязания кончились, островитяне стали просить Кука показать им искусство белых людей. Кук вывел на берег роту морской пехоты и устроил целый парад – с духовой музыкой, с маршировкой, с учебной стрельбой в цель.

Островитяне были в восторге. Особенно им понравился вид сияющих медных труб и оркестра. Впрочем, к самой музыке они остались равнодушны и восхищались только грохотом барабана.

После парада им сейчас же захотелось показать свое преимущество над белыми людьми. Сто пять раскрашенных воинов построились колонной и замаршировали, расходясь в разные стороны, то по двое, то по трое и снова сходясь вместе. Точностью, стройностью и однообразием движений они далеко превзошли хорошо обученных солдат. Их шаги все ускорялись, взмахи рук становились все шире, и наконец маршировка превратилась в бешеный пляс. Они отбивали такт ладонями по своим голым телам, и вся толпа, пришедшая в дикий восторг, подвывала им гортанным размеренным воем. Это странное представление продолжалось до тех пор, пока все пляшущие не упали в изнеможении на землю.

Кук решил воспользоваться наступившими сумерками и позабавить туземцев фейерверками. Посланный на судно человек привез с собой ракеты, и в вечернее небо с треском понеслись огромные разноцветные звезды, над вершинами деревьев медленно поплыли сверкающие шары, и на прибрежье завертелись шумные огненные колеса. Островитяне были потрясены, восхищены и напуганы этим необычайным зрелищем. Они безмолвно, затаив дыхание, следили за каждой ракетой и с тех пор стали считать англичан чародеями.

После обильного ужина, состоявшего из бананов и плодов хлебного дерева, праздник продолжался. Сначала плясали девушки с белыми цветами в черных волосах, потом почтенные матери семейств, потом юноши, взрослые воины и седоволосые вожди. Все они были ловки, проворны и неутомимы.

Ночь была звездная и теплая. Над головами моряков колыхались листья пальм. Спокойный океан шелестел прибрежным песком. Путешественники давно уже не проводили время так приятно.

Праздник продолжался до утренней зари, и было уже совсем светло, когда англичане, утомленные, вернулись на корабль.

Моряки переплывали от одного острова архипелага к другому, и везде их встречали радушно. Они могли ходить всюду, где им вздумается, делать все, что хотят. Островитяне особенно привязались к Омаю, они упрашивали его остаться навсегда на островах Дружбы и даже обещали повиноваться ему, как вождю. Но Омай стремился на родину.

Кук закупил множество съестных припасов, но, к сожалению, нигде не мог достать хорошую пресную воду – во всех речках островов Дружбы вода была горькая и мутная.

И он поспешил к чистым ручьям Таити.

Возвращение Омая

На Таити Омай был встречен с равнодушием. Никто не обращал на него внимания. О-Ту, прибыв на корабль, едва с ним поздоровался. Одна только сестра Омая, бедная женщина, обремененная множеством детей, прослезилась, увидев своего брата, объехавшего весь свет.

И Омай пал духом. Он ожидал совсем другого приема.

– Не огорчайся, – говорил ему Кук. – Мы заставим их тебя уважать. Они ведь еще не знают, как ты богат.

На другой день они вместе поехали к О-Ту. Омай положил перед королем дюжину топоров, несколько шляп с перьями, несколько красных камзолов и ящик гвоздей. О-Ту был потрясен таким щедрым подарком, полученным от своего подданного.

– Это для него пустяки, – сказал Кук. – Он теперь так богат, что мог бы купить всю вашу страну, и то не обеднел бы.

И отношение к Омаю переменилось. За ним ходили целыми толпами и подобострастно глядели ему в глаза. И что хуже всего, у него вдруг нашлось очень много приятелей, каких-то забулдыг, которые спаивали его кавой и выпрашивали у него топоры, ткани и разные заморские диковинки.

Омай действительно был очень богат. В Англии каждый дарил ему какую-нибудь безделицу. А Кук дал ему множество полезных в хозяйстве вещей, надеясь, что он научит таитян, как обращаться с ними.

Но Омай был легкомыслен и простодушен. Он верил льстецам и ничего не жалел для них. И сокровища его быстро таяли.

Кук решил спасти Омая от разорения. Он позвал его в каюту и долго с ним говорил. Но, чувствуя, что из этого ничего не выйдет, он предложил ему поселиться на маленьком островке Гюагейне, расположенном в нескольких милях от Таити.

«Там мало народу, – думал Кук, – и грабить его будет некому».

Омай согласился. Он считал Кука мудрейшим человеком в мире и привык уважать и слушаться его.

Незадолго до отъезда с Таити Кук гулял по берегу вместе с О-Ту и вдруг увидел дом.

Это был настоящий дом. Не бамбуковая таитянская хижина, а деревянный европейский дом с четырьмя застекленными окнами, с дверью на железных петлях, с черепичной крышей. Чистенький, новенький, с каменным крылечком, он казался таким обыкновенным, как будто стоял не на далеком острове, а где-нибудь на окраине большого европейского города.

Кук распахнул дверь и вошел.

Никого. Пусто. Деревянная кровать без матраца, на ней старая шляпа, медный чайник, а в углу большой крест.

Кук подошел к кресту. На горизонтальной перекладине было написано по-латыни:

«Christus vincit» – «Христос побеждает».

А на вертикальной сверху вниз:

«Carolus III imperat, 1774» – «Карл III повелевает, 1774».

Здесь несомненно побывали испанцы. Испания была старинной соперницей Англии, постоянно враждовавшая с ней из-за колоний. Испанцы всюду, где могли, покоряли жителей отдаленных стран, обращали их в рабство и увозили их в свои южноамериканские колонии.

Расспросив О-Ту, Кук выяснил, что у берегов Таити побывал испанский корабль. Командовал этим кораблем капитан Орада. Таитяне приняли испанцев ласково, так как Кук приучил их без опаски относиться к европейцам. Лес для постройки домика испанцы привезли с собой из-за моря. В домике поселился человек в черном одеянии до пят и с круглой лысиной на голове – католический патер. Он что-то говорил таитянам, размахивая крестом, но они ни слова не поняли из его речей. Впрочем, корабль скоро ушел, увезя с собой и человека в черном.

– Они, кажется, были добрые люди, – заметил О-Ту. – Мне они подарили большой кусок синей материи.

Кук не стал разуверять его. Но уступать Таити испанцам он не собирался. На обратной стороне креста он приказал вырезать:

«Капитан Кук, 1769, 73, 74 и 77».

На прощание Кук подарил О-Ту барана и трех овец. О-Ту очень обрадовался, велел выстроить для них специальную загородку, из собственных рук кормил их сеном и даже сам их доил. Кук чувствовал, что его овцы здесь не погибнут.

29 сентября 1777 года «Решение» и «Открытие» снялись с якорей и отправились к острову Гюагейне. Вождь этого островка был вассалом О-Ту и принял Кука дружелюбно. Омай преподнес ему ценный подарок, и тот так обрадовался, что даже расцеловал богача таитянина. Кук объяснил, что Омай хочет навсегда остаться на Гюагейне, и попросил отвести ему участок земли. Кук велел матросам выстроить для него дом в три комнаты. Рядом с домом был воздвигнут хлев, так как Кук решил подарить Омаю всех оставшихся овец, – он знал, что Омай от природы хороший хозяин и овцы у него расплодятся, если он только не раздарит их кому-нибудь. Для хранения заморских сокровищ он дал Омаю три дубовых сундука с замками. У Омая было уже ружье, но он так неотступно просил у Кука еще какого-нибудь оружия, что Кук подарил ему два пистолета и большую саблю.

С ним должны были остаться и оба новозеландских мальчика, к которым он относился с отеческой нежностью. Омай был очень доволен.

Но, когда настал наконец день разлуки, Омай расплакался. Его пришлось силой оторвать от капитана.

Гаваи

Прошло уже много месяцев с тех пор, как Кук покинул Англию, а его экспедиция еще даже не приступала к главной своей цели – поискам Северо-Западного прохода. Надо было спешить.

Корабли снялись с якорей и пошли прямо на север. 22 декабря 1777 года они перешли экватор.

Кук никогда еще не был в северной части Тихого океана. Он знал, что это совсем неисследованная область. Редко-редко туда заходил какой-нибудь разбойничий корабль, но возвращался ни с чем, не найдя там ничего, кроме безграничного моря.

Поэтому Кук был очень удивлен, увидев длинную цепь больших гористых островов, не обозначенных ни на одной карте.

Почти каждый остров был вдвое больше Таити. Горы тоже казались выше и скалистее. Но во всем остальном этот архипелаг чрезвычайно напоминал Таити. Такая же пестрота красок, такие же курчавые, тенистые рощи, такие же сыроватые долинки, заросшие сочной травой, такое же множество цветов, птиц, бабочек. А когда Кук приказал бросить якорь и съехать на берег, он увидел, что и люди здесь такие же.

Впрочем, люди были не совсем такие, как на Таити. Они тоже говорили на полинезийском языке, имели тот же кофейный цвет кожи, жили в таких же жилищах, так же одевались, но Кук сразу заметил, что они культурнее и богаче таитян.

Они гораздо лучше таитян разбирались в настоящей ценности вещей, которые покупали у Кука. Железо было им хорошо известно, они понимали его полезность и платили за него очень дорого. За топор можно было купить целую лодку бананов. Но стеклянные бусы они ни во что не ставили и не хотели их брать.

Свиней у них было больше, чем у таитян, и сами свиньи были крупнее и жирнее. Бананы и кокосы росли на хорошо обработанных полях и давали большие урожаи.

Государственное устройство, насколько мог заметить Кук, здесь тоже было сложнее, чем на Таити. Его сразу окружили высокопоставленные вожди, а народ толпился в отдалении, не смея подойти к своим владыкам.

Островитяне встретили Кука очень приветливо, и он мог свободно бродить где ему вздумается. Во время прогулок он наткнулся на прекрасное озеро, такое огромное, что противоположного его берега не было видно.

Одно только не нравилось капитану: жители этих островов нагло крали у англичан все, что плохо лежало. Но ему не хотелось на первых же порах ссориться с островитянами, и он смотрел сквозь пальцы на все их дерзкие выходки.

Путешественники понимали, что это одно из самых крупных и важных их открытий. Куку хотелось остаться здесь, внимательно исследовать эти острова. Но он спешил к берегам Америки, ему нужно было еще отыскать Северо-Западный проход. Лето коротко, и нельзя терять ни одного дня.

2 февраля 1778 года он вышел в море, решив еще вернуться сюда, если представится возможность.

Кук назвал этот архипелаг Сэндвичевыми островами – в честь графа Сэндвича, первого лорда Адмиралтейства.

Но имя чванного графа не удалось увековечить. Туземцы издавна прозывали свои острова Гаваями, и так это название навсегда за ними и осталось.

Северная Америка

Американский берег они увидели в начале марта, на 44° северной широты.

Здесь весна только еще началась, и в сосновых лесах, куда не проникали солнечные лучи, лежал снег. Моряки, избалованные долгим пребыванием в тропиках, теперь жестоко страдали от холода, дождя и сырого, пронизывающего ветра.

Кук хотел как можно скорее высадиться на берег, но нигде не находил удобного для стоянки места и в течение целой недели шел к северу, держась в двух милях от земли.

Однажды утром стоявший на вахте офицер закричал:

– Пролив! Пролив! Я первый увидел его!

Кук выбежал на палубу. Он волновался. Неужели им удалось найти долгожданный пролив, соединяющий Тихий океан с Атлантическим?

Действительно, берег раздваивался, и узкая полоска воды уходила в сушу.

Оба корабля один за другим вошли в этот канал и очутились в просторной бухте, со всех сторон окруженной землей.

Дальнейший путь был прегражден. Вместо пролива они нашли залив.

Но и это было кстати. Кук решил здесь остановиться, отдохнуть, запастись водой и дровами.

Берег был обитаем. Из леса вышли люди, одетые в лохматые шкуры.

По медно-красному цвету их кожи Кук сразу признал в них индейцев. На спинах у них висели длинные, узкие луки. С левого бока болтались колчаны, сшитые из пестрых беличьих и заячьих шкурок. Из колчанов торчали стрелы с кремневыми наконечниками. В руках они держали каменные топоры – томагавки, на деревянных рукоятках которых были вырезаны медвежьи морды с разинутой пастью.

Прибытие англичан не удивило индейцев. Они уже слышали от соседних племен о белых, об их могуществе и богатстве. Один индеец показал Куку железный топор и знаками объяснил, что хотел бы купить еще такие топоры или какие-нибудь другие железные вещи. Так как европейцы никогда еще не были у этих берегов, то оставалось предположить, что с железом жители этого берега познакомились через какие-нибудь другие племена, ведущие торговлю с Канадой или Мексикой. Кроме железа, они ничего покупать не желали, но зато за несколько гвоздей отдавали котиковые и лисьи шкуры, которые так дорого ценились в Англии. Гвозди и топоры на кораблях уже почти все вышли, и Кук стал продавать индейцам старые ведра и остатки ржавых цепей.

Залив, в котором стояли «Решение» и «Открытие», они называли «Нуткл», но англичане для простоты переименовали его в залив Нутка и так и отметили на своей карте.

Кук торопился дальше на север искать пролив. 1 мая корабли снялись с якорей и вышли из залива Нутка.

Опять вдоль правого борта потянулись однообразные лесистые берега. Днем и ночью следили моряки за землей, но нигде не видели даже намека на пролив. Кука тревожило, что берег, вместо того чтобы поворачивать к северо-востоку, тянулся к северо-западу. Все большее и большее пространство суши отделяло их от Атлантического океана, все менее вероятным становилось существование пролива.

Приближалось лето. Но они плыли к северу, уходя от тепла, и их всюду сопровождала холодная, дождливая погода ранней весны. Многие моряки простудились.

В первых числах июня, уже на 59° северной широты, в береговой линии был замечен новый разрыв. Опять раздались крики, что проход в Атлантический океан найден.

Теперь это казалось гораздо более вероятным. Проход был так широк, что, плывя по его середине, Кук едва различал берега. Целый день корабли шли к востоку, не встречая никакой преграды.

Кук хмурил брови, притворялся, что ничего хорошего не ждет, говорил, что радоваться еще рано, но сам с трудом сдерживал радость. Неужели это тот самый Северо-Западный проход, который ищут уже столько лет?

Однако утром следующего дня берега сблизились. Длинные тени прибрежных сосен доходили почти до самых кораблей. Моряки ясно различали бродивших в лесу индейцев, таких же, как у залива Нутка.

В полдень мыли палубу. Матрос опустил за борт ведро и зачерпнул воды. Пораженный ее прозрачностью, он отхлебнул глоток.

– Пресная! – крикнул он.

Кук кинулся к ведру, тоже хлебнул.

Он понял все.

Они находились в устье большой реки, впадающей в морской залив. По мере их удаления от океана залив незаметно превратился в реку.

Нет Северо-Западного прохода.

Кук приказал повернуть обратно.

К нему подошел лейтенант Гор и сказал:

– Офицеры решили назвать эту реку вашим именем. Мы так уже и написали на карте: «Кукова река».

Но Кук только махнул рукой и ушел к себе в каюту. Он был глубоко огорчен.

Назавтра они вышли в океан.

Дальше американский берег круто заворачивал к западу. Они продолжали свое плавание вдоль береговых линий и скал, уже не надеясь найти пролив.

Таинственное письмо

19 июня с «Открытия» дали сигнал, что капитан Кларк хочет поговорить с капитаном Куком. Кук обеспокоился и тотчас же послал на «Открытие» шлюпку. Через полчаса она вернулась вместе с Кларком.

– Что случилось? – спросил Кук.

– Мы получили письмо.

– Что?

– Письмо, написанное черными европейскими чернилами на тряпичной европейской бумаге.

Кук не поверил. Мыслимая ли это вещь – получить письмо в неведомых морях, расположенных между Америкой и Азией, среди диких островов, не нанесенных ни на одну европейскую карту?

– Вот оно, – сказал капитан Кларк, положив на стол толстый бумажный лист, исписанный крупным писарским почерком с хвостами и завитушками.

– Как вам его доставили?

– Час назад мы увидели идущую навстречу лодку. В ней сидело четыре человека, с ног до головы закутанные в звериные шкуры. Они нам кланялись, понимаете, кланялись, как кланяются, здороваясь, европейцы. Ведь вы знаете, индейцы и алеуты при встрече никогда не кланяются.

– Какого цвета была их кожа?

– Признаться, не разглядел. Лица их густо заросли бородами.

– Что же вы сделали?

– Я бросил им канат, они привязали к нему шкатулку, и в этой шкатулке оказалось письмо. Они снова поклонились и уехали.

– А вы знаете, что это за письмо?

– Нет. Оно написано на непонятном языке.

Кук склонился над письмом и стал пристально вглядываться в его ровные, отчетливые строки. Многие буквы казались знакомыми и понятными, но остальные были похожи на какие-то причудливые закорючки.

Куку удалось разобрать только две даты: 1776 в начале письма и 1778 в середине.

– Письмо написано по-русски, – сказал Кук. – В этом не может быть никакого сомнения.

– Вы хотите сказать… – начал было капитан Кларк.

– Да, я хочу сказать, что мы находимся недалеко от Сибири и что эти места посещают русские. Западное побережье Северной Америки, вместо того чтобы отклониться к востоку, в сторону Атлантического океана, как это предполагали географы, отклоняется в действительности к западу. Азия и Америка здесь почти сходятся. И русским это хорошо известно.

Это было ошеломляющее открытие.

Кук понял, что существование Северо-Западного прохода маловероятно. Адмиралтейство напрасно прислало его сюда. На севере Американский материк шире, чем где бы то ни было. Можно ли надеяться, что вся эта необъятная толща суши прорезана поперечным проливом?

Кроме того, разрешался и другой вопрос, имевший чисто научное значение: как заселилась Америка? Многие ученые того времени полагали, что американские индейцы были созданы природой отдельно от остального человечества и никогда не находились ни в каких сношениях с жителями Старого Света. «Можно ли предполагать, – рассуждали они, – чтобы предки индейцев могли перебраться в Америку на своих пирогах через Атлантический или Тихий океан?» Теперь эта теория рушилась. Куда проще было представить себе, что индейцы переселились в Америку из так близко расположенной Азии, чем вообразить, что человек самостоятельно зародился и в Восточном полушарии и в Западном.

Кук оставил ничего больше не обещающие берега Америки и повернул прямо на запад. Он решил точно измерить расстояние между обоими великими материками.

Густой холодный туман скрывал черные подводные камни и мелкие островки. Трудно было плыть по этому бурному северному морю. Всё новые и новые опасности ежеминутно подстерегали корабли. Приходилось лавировать, сворачивать с прямого пути то к северу, то к югу, а порой и возвращаться назад.

На кораблях свирепствовали болезни. Капитан Кларк кашлял кровью. Естествоиспытатель Андерсон слег, и положение его было признано безнадежным.

3 августа Андерсон скончался. Смерть его была большой потерей для экспедиции. Этот веселый собиратель бабочек и набивальщик чучел, смешивший матросов своим восторгом перед каждым листиком неведомой европейцам травки, был великим знатоком зоологии и ботаники.

Первый же открытый после его смерти остров Кук назвал островом доктора Андерсона.

Корабль плыл к Азии. Но американский берег еще круче завернул на запад, и наши путешественники все не могли с ним расстаться. Только 9 августа он остался позади, длинным мысом врезаясь в море.

А на другой день на западе была замечена новая земля.

– Ура! Азия! – закричали моряки.

Азия оказалась всего в тридцати милях от Америки. А английские ученые до сих пор утверждали, что расстояние между обоими материками не меньше тысячи миль!

На азиатском берегу они увидели несколько шалашей, сделанных из кольев и шкур. Возле воды стояли люди и яростно швыряли камни в сторону судов. Это были чукчи.

Эти отважные люди, вооруженные только камнями, чтобы отстоять свою родину, готовы были вызвать на бой сорокапушечные фрегаты. Кук решил не высаживаться на берег и повернул к северу. Ему хотелось как можно дальше проплыть по туманному, холодному морю, разделяющему два материка.

«А вдруг этим путем я доберусь до полюса?» – мечтал он и готовился к отважной борьбе с полярной стужей.

Но на 70° северной широты путь ему преградили сплошные ледяные поля.

Много раз он проплывал от Азии к Америке и обратно, ища хоть узкого прохода сквозь это нагромождение льдин. Все было напрасно. Сверкающие льды застилали весь северный горизонт. На них лежали исполинские моржи, грелись на солнце и приподымали усатые, клыкастые морды, чтобы поглядеть на проходящие мимо корабли.

Приближалась осень, и Кук повернул назад, на юг. Зиму нужно было провести в теплых странах.

Кук решил в будущем году снова вернуться сюда, чтобы постараться проникнуть как можно дальше на север.

Русские

Вскоре они наткнулись на большой остров с отличной гаванью.

Жители острова оказались алеутами. Они сказали, что остров называется Уналашка, и охотно продавали путешественникам свежую лососину.

8 октября на «Решение» явился пожилой алеут и вручил капитану Куку письмо, написанное на неведомом языке, и ржаной хлебец, внутри которого была запечена лососина.

При этом он, низко кланяясь, несколько раз повторил непонятное слово.

– Кто прислал тебя к нам? – спросил Кук.

– Русс, – ответил алеут, догадавшись, о чем его спрашивают.

Кук отправил на берег капрала Ледьярда, поручив ему разыскать русских.

Два дня спустя Ледьярд возвратился в сопровождении трех незнакомых мужчин. Это были русские.

Старшего из них звали Яковом Ивановичем Сапожниковым. Он был капитаном корабля, стоявшего у противоположного берега острова. Двое других были его подчиненные – офицер Герасим Григорьевич Измайлов и матрос Петров.

На вид они казались людьми простыми, не слишком искушенными в науках, но все же Кук был несказанно рад этой встрече. Это были первые европейцы, которых он увидел за два года своих странствий. За обедом они ели ножом и вилкой и чокались бокалами с английскими офицерами. В капитанской каюте они внимательно разглядывали различные морские приборы, и Кук увидел, что они хорошо знакомы с ними.

Он решил показать гостям свою только что составленную карту островов, расположенных между Азией и Америкой. Измайлов внимательно осмотрел карту, потом вдруг засунул руки себе за пазуху и вытащил тщательно сложенный лист бумаги. Это была карта тех же самых островов. Но какая карта! Все, что у Кука было только приблизительно намечено, на русской карте было зарисовано с точностью. Сколько здесь было не замеченных Куком островов и подводных камней! У каждого острова обозначены были все заливы, где могут останавливаться суда. В каждом проливе был отмечен фарватер.

– Откуда у вас эта карта? – закричал Кук. – Ведь ей цены нет!

Измайлов что-то ответил на своем языке, но Кук разобрал только одно слово: «Беринг».

Капитан Беринг! Так вот оно что! Это карта капитана Беринга!

До англичан доходили смутные слухи, будто лет сорок тому назад капитан русской службы Беринг переплыл из Сибири в Америку. Но все считали это маловероятным. Слишком уж далекой казалась Америка от Азии.

Кук схватил карандаш и линейку и стал исправлять свою карту, сверяя ее с картой русских. Сперва он перенес к себе все очертания берегов, потом зачеркнул все названия, которые он роздал разным островам, и стал спрашивать, как они назывались по-русски. И карта его покрылась непонятными, трудно произносимыми надписями: остров Туманный, Медвежий, Бесплодный. А северо-западный выступ Америки, находившийся так близко от Сибири, оказалось, называется полуостров Аляска.

И только одно наименование Кук самостоятельно занес на свою карту. По синему пространству, разделяющему оба материка, он написал: «Берингов пролив».

Судно, капитаном которого был Сапожников, пришло сюда из порта Петропавловск-на-Камчатке. Оно привезло с собой груз муки и табаку, которым русские снабжали алеутов в обмен на котиковые шкуры. Кук написал письмо в Лондон и попросил своих гостей сдать его в Петропавловске на почту. Те охотно согласились и, как потом выяснилось, исполнили его просьбу. Письмо шло через Иркутск, Тобольск, Москву и Петербург и пришло в Лондон через полтора года.

На прощание Кук подарил русским морякам несколько бутылок вина, которого они не пробовали уже много лет. Русские предлагали Куку перезимовать в Петропавловске, но он отказался.

Он считал, что гораздо полезнее будет провести зиму в жарком климате, на недавно открытых Гавайских островах и получше изучить их.

В конце октября, попрощавшись со своими новыми друзьями, мореплаватели покинули Уналашку и месяц спустя увидели высокие горы Гавайского архипелага.

Жрецы и вожди

В течение почти целого месяца Кук кружил возле Гавайского архипелага, переезжая от острова к острову, нигде не приставая; он искал удобного места для стоянки. Но все бухты были малы и мелководны.

Только 17 января 1779 года «Решение» и «Открытие» наконец вошли в прекрасную гавань Каракакуа на острове Мауи. Спустили стеньги, отвязали паруса. Путешественникам предстояла долгая стоянка. Надо было починить все повреждения, запастись провизией и отдохнуть, потому что о возвращении в Англию раньше чем через год нечего было и думать.

Нигде еще Кука не встречала такая многолюдная толпа. Берег был черен от людей. Бесчисленные лодки неслись навстречу кораблям. И Кук, сойдя в каюту, записал в корабельном журнале:

«Мы не нашли великого Северо-Западного прохода. Но открытие Сэндвичевых островов щедро вознаградило нас за эту неудачу. Никогда еще никто из европейцев, странствовавших по Тихому океану, не встречал такой богатой и такой населенной земли».

Это была последняя запись, занесенная в корабельный журнал рукой Кука. Он не думал, что самая богатая из всех открытых им земель будет местом его гибели.

Гавайцы без всякой боязни влезали на корабли. Каждый предмет удивлял их. Они вслед за своими пышно разодетыми вождями сновали по всем закоулкам.

Из вождей особенно обращал на себя внимание высокий молодой человек с красивым, умным лицом и величественной осанкой. Звали его Переа. Он пользовался уважением среди своих соплеменников. Кук заметил, что Переа гораздо внимательнее остальных прислушивался к речам англичан, объяснявшим гавайцам назначение парусов и мачт. Он сразу полюбил этого красивого юношу и щедро одарил его. Переа не остался в долгу и впоследствии не раз оказывал английским морякам важные услуги.

Несколько часов спустя на «Решение» прибыл грязный старик, покрытый гнойными струпьями. Под мышкой он нес крохотного, пронзительно визжавшего поросенка.

– Коа! Жрец Коа! – закричали гавайцы, боязливо расступаясь перед ним.

Коа торжественно подошел к Куку, накинул ему на плечи красный плащ и вручил поросенка. Потом оглушительно крикнул:

– Роно! Роно!

И упал на колени, простирая руки к удивленному капитану.

– Роно! Роно! – закричали гавайцы, тоже падая на колени.

Англичане были поражены этими странными почестями. Нигде еще перед ними не падали на колени.

Расспросы ни к чему не привели. Так Кук никогда и не узнал, за кого его приняли гавайцы.

И только шестьдесят лет спустя долго жившему на Гавайских островах американскому исследователю Эллису удалось найти разгадку.

Как выяснил Эллис, у гавайцев существовало предание, будто могущественный вождь Роно, живший в незапамятные времена, по ложному доносу одного недруга убил свою любимую жену. Узнав, что жена его была ни в чем не повинна, Роно помешался от горя и стал бродить по всему острову, убивая всех, кто попадался ему на пути. Утомившись убийствами, но не насытив своей жажды крови, он сел в ладью и отчалил от берега, обещая вернуться через много лет на крылатом плавучем острове, населенном людьми, собаками и свиньями.

Предание это сохранилось в народных песнях и священных сказаниях гавайцев.

Увидев английские корабли, жрецы сразу поняли, какую выгоду они могут извлечь из прибытия чужеземцев. Разве Кук не похож на Роно? Разве его корабли нельзя выдать за крылатые плавучие острова? Разве на них нет людей, собак и свиней, обещанных в священном предании? Появление перед народом живого Роно должно было чрезвычайно поднять уважение к религии и увеличить доход жрецов.

Коа был жрецом храма, посвященного Роно. Принеся в жертву вернувшемуся святому поросенка, он поехал на берег и объявил всему народу, что капитан Кук не кто иной, как сам Роно, возвратившийся на родину, а его корабли – плавучие острова.

И гавайцы стали считать Кука богом. Едва он съехал на берег, как вся толпа пала перед ним на колени, а жрецы обратились к нему с молитвами. Кук был чрезвычайно удивлен этими почестями.

Его повели в храм. Лейтенант Кинг, ни за что не хотевший оставить капитана, пошел вслед за ним.

Храм окружали колья, на которых были надеты человеческие черепа.

Немало человеческих жертв требовали кровожадные боги. У входа в храм стояло два деревянных идола, одетых в пурпурные мантии.

Внутри храма находился большой бамбуковый помост, служивший алтарем. На помосте лежали труп свиньи и груда фруктов. Вокруг помоста стояло двенадцать истуканов с безобразными и грозными лицами.

Десять младших жрецов внесли в храм живую свинью и кусок красной ткани. Коа с необычайной ловкостью, одним взмахом руки, окутал этой тканью Кука. Младшие жрецы затянули хором священный гимн. Коа взял Кука за руку и стал поочередно подводить его к каждому истукану.

Как это ни странно, но Коа чрезвычайно непочтительно обходился со своими богами. Он презрительно хохотал им в лицо и щелкал пальцем по их раскрашенным носам. И только перед одним из них, самым толстым и самым благодушным, он преклонил колени и предложил Куку сделать то же самое.

После многих обрядов капитану поднесли зажаренного поросенка и мешок кореньев, из которых изготовляется кава.

«Переа и Коа, – говорил в своих записках лейтенант Кинг, – распоряжались всей церемонией. Угостив нас кавой, они раскрошили мясо поросенка на мелкие кусочки и стали класть их нам в рот. Мне не было противно брать их из рук Переа, человека очень чистоплотного, но Кук, которого кормил сам Коа, чувствовал себя прескверно, тем более что вид лежавшей рядом полусгнившей свиньи доводил его чуть не до рвоты. Отвращение капитана достигло еще большей степени, когда почтенный жрец принялся в знак особой учтивости и уважения сам разжевывать куски мяса и только тогда совать их ему в рот».

После этой церемонии Кука проводили обратно в шлюпку. Перед ним шли четыре жреца, неся в руках жезлы, украшенные косматыми собачьими хвостами.

– Роно! Роно! – громко кричали они, и встречные гавайцы падали на колени.

Прибытие живого Роно чрезвычайно подняло и укрепило власть и могущество жрецов. При всяком неповиновении они угрожали народу грозным Роно, уверяя, что он покарает непокорных самыми жестокими карами. И перепуганные гавайцы тащили в храмы ткани, кокосы, плоды хлебного дерева, чтобы только умилостивить гневного бога.

Но такому быстрому возрастанию могущества жрецов стало завидовать другое правящее сословие – сословие военачальников и вождей, называемых по-гавайски «эари». Власть ускользала из их рук. Действительно, кто станет слушаться своего князька, если любой священнослужитель может вымолить у таинственного Роно, прибывшего на крылатых островах из неведомых стран, любое наказание для своих ослушников?

А тем временем капитан Кук, не ведая ни о том, что он всемогущий бог, ни о том, какие выгоды он доставил жрецам, спокойно закупал фрукты и солил свинину, приготовляясь к трудному путешествию на север. Он не знал, что вожди, ненавидя жрецов, подстрекают своих подчиненных к воровству, и удивлялся дерзости гавайцев, которые крали у него все, что только можно было украсть. Он не знал, что полупомешанный, пьяненький, дряхлый король Торреобой был вызван со всем своим двором и войском в бухту Каракакуа вовсе не для того, чтобы оказать честь чужеземцу, а, напротив, чтобы, если удастся, избавиться от него.

Правда, сам король не таил никаких злобных замыслов. Он совершенно искренне восхищался английским виски, которым угощал его у себя на корабле Кук. Но Торреобой уже давно был отстранен от государственных дел, и страной правили его приближенные, прикрываясь его именем. А им, как и всем эари, был ненавистен некстати вернувшийся Роно.

Нагрузка судов продолжалась до 4 февраля. Жрецы не переставали осаждать Кука, и их пение сопровождало его всюду, куда бы он ни шел. Вожди были внешне учтивы. Торреобой сделал англичанам богатые подношения, но при этом вежливо осведомился, скоро ли они собираются уехать.

С одним только Переа у Кука установились дружеские отношения. Переа внимательно слушал объяснения капитана, и его умные глаза блестели всякий раз, когда ему удавалось постигнуть какую-нибудь новую премудрость.

4 февраля «Решение» и «Открытие» вышли из бухты. Но в открытом море на них внезапно налетел шквал. «Решение» потеряло одну из своих мачт, и экспедиции через несколько дней пришлось вернуться назад в бухту Каракакуа для починки.

Едва корабли стали на якорь, как англичане заметили резкую перемену в поведении гавайцев.

Несчастье

13 февраля в каюту капитана вошел боцман.

Кук был не один. Рядом с ним стоял Переа. Кук старался объяснить ему назначение компаса. Он пробовал говорить на полинезийском языке, но слов не хватало.

– Звезды – путь, Переа. Солнце – путь. Звезд нет. Солнца нет. Где путь? Компас – путь! Компас лучше звезд, Переа.

Увидев Переа, боцман нахмурился. И чего это капитан возится с этими дикарями? Их надо бить. Капитан лишает своих моряков заработка. Несколько ружейных залпов – и сколько богатств можно было бы вывезти из этой страны!

Но он не посмел высказать свои мысли и вслух произнес:

– Капитан, у плотника украли клещи!

Кук рассердился. Нет, воровству надо положить конец. Железные вещи так драгоценны!

– Боцман, поезжайте за вором вдогонку. Привезите сюда и клещи и вора. С вами поедет Переа. Он вам поможет.

Боцман и Переа вышли.

– Но не стреляйте! – крикнул им вдогонку капитан. – Я запрещаю стрелять.

Шлюпка была спущена в одну минуту. Четверо гребцов с ружьями за плечами сели на весла. Боцман взялся за руль. Переа стоял на носу.

Курчавая голова вора мелькала в волнах. Он плыл легко и быстро, крепко сжимая в руке драгоценные клещи. Увидев погоню, он остановился, высунул из воды руку и замахал проходившей мимо пироге. Пирога подъехала, подобрала его и на всех веслах понеслась к берегу.

– Дьявол! – закричал боцман. – Он уйдет! Стреляйте!

Грянуло четыре выстрела. Переа обернулся и с удивлением посмотрел на боцмана. Да, боцман нарушил приказ капитана, но боцман не виноват, что у него такой странный капитан.

Однако пирога уже причалила к берегу.

На берегу боцмана поджидала толпа. Англичане вышли из шлюпки. Как здесь найти вора? Эти черномазые все так похожи друг на друга.

– Отдайте клещи! – громовым голосом рявкнул боцман.

Но гавайцы только удивленно переглянулись.

Переа прошел вперед и тихо сказал несколько слов. Толпа заволновалась и замахала руками. Несколько воинов стремглав убежали в лес.

Через минуту они вернулись. Один из них нес злополучные клещи. Переа взял их у него из рук и передал боцману.

Но такое скорое разрешение дела только разозлило раздраженного англичанина. Ему хотелось наказать вора, показать могущество белых. А наказать было некого.

– Где вор? – закричал он, обращаясь к гавайцам. – Приведите мне вора! Капитан Кук хочет проучить этого негодяя!

Но гавайцы молчали.

– А! Вы не хотите его привести! – орал боцман. – Вы его укрываете! Приведите его сию же минуту или я спихну вашу лодку в море!

Он направился к гавайской пироге. Но Переа преградил ему дорогу.

– Это моя лодка, – с вежливой улыбкой сказал он боцману. – Друг, не трогай моей лодки.

Но тот оттолкнул его и пошел дальше. Переа протянул руку и схватил англичанина за волосы. Боцман попробовал вырваться, но безуспешно. Он чувствовал, что попал в смешное положение, и бился, вертелся, ругался. Но волосы его были крепко зажаты в могучем кулаке гавайца.

Один из сопровождавших боцмана матросов выхватил из шлюпки весло и замахнулся им над головой Переа. Гаваец выпустил волосы боцмана, вырвал весло из рук матроса, спокойно уперся в него коленом и разломал пополам.

Град камней полетел в англичан. Воины, женщины, дети – вся толпа принялась загонять чужеземцев в воду. Напрасно ревел и ругался боцман, призывая матросов защищаться. Те уже бежали к шлюпке, прикрывая руками головы. Ему пришлось последовать за ними.

– Вы сами виноваты, – сказал боцману Кук, узнав о случившемся. – Мы приехали сюда не разбойничать. Боюсь, что теперь нам будет гораздо труднее ладить с ними.

В ночь на 14 февраля украден был большой бот с «Открытия». На «Открытии» другого бота не было. Капитан Кларк немедленно сообщил Куку о случившемся несчастье. Кук вспылил. Надо вернуть бот во что бы то ни стало и во что бы то ни стало избежать кровопролития. Он добьется этого.

План его был прост и решителен. Он привезет на корабль старого, впавшего в детство короля Торреобоя и не выпустит его, пока бот не будет возвращен.

Сейчас же с «Решения» спустили две шлюпки – одну под командой лейтенанта, другую под командой подпоручика. Кроме гребцов, в них сели сам Кук, семеро солдат морской пехоты, сержант и капрал.

Они пристали возле селения. Гавайцы окружили их шумной толпой и весело приветствовали Кука.

– Друзья! – сказал Кук. – Я хочу поговорить с вашим королем. Где он?

– Торреобой дома, – ответили ему.

Дом короля стоял в конце селения, в полуверсте от моря. Кук приказал лейтенанту и подпоручику отплыть на шлюпках, а сам вместе с отрядом морской пехоты пошел в глубь острова.

Гавайцы, как и в предыдущие его посещения, падали перед ним на колени и не вставали, пока он не проходил мимо. По дороге он встретил многих вождей, которые спрашивали его, не нужны ли ему свиньи или кокосы. Он благодарил их, отказывался и быстро шел вперед.

У порога королевского дома англичанам пришлось простоять довольно долго. Кук послал к королю нескольких гавайцев сказать ему, что хочет с ним повидаться. Посланные возвратились без всякого ответа. Они молча подошли к Куку и положили перед ним красные ткани.

Кук начал терять терпение. Он послал в дом сержанта, чтобы выяснить, в чем дело. Сержант вернулся и сообщил, что король спит, но что его сейчас разбудят.

Наконец Торреобой вышел на крыльцо.

Кук протянул ему руку, приветствовал его и пригласил к себе в гости на корабль. Король принял приглашение.

Кук взял Торреобоя под руку, и маленький отряд, окруженный толпой гавайцев, двинулся к берегу.

Все бы кончилось вполне благополучно, если бы вдруг в толпе не возник слух, будто на другом конце острова англичане только что убили двух гавайцев. Слух этот, как потом оказалось, был ложный, но тем не менее он сыграл роковую роль в судьбе всей экспедиции.

Гавайцы начали вооружаться, появились дротики, копья и камни. Воины надели сплетенные из толстых трав рубашки, заменявшие им кольчуги. Кук, чувствуя, что дело принимает дурной оборот, приказал солдатам прибавить шагу.

Гавайцы построились рядами по обеим сторонам дороги, но враждебных действий не начинали.

Возле отряда плелся плешивый жрец, распевая молитвы. Выживший из ума король покорно следовал за Куком в сопровождении двух своих сыновей. Пока все было благополучно.

Но едва они вышли на берег, как к Торреобою подбежала одна из его жен, обняла мужа и усадила на камень. Она умоляла своего мужа и повелителя не ездить на корабль белых.

– Это злые, хитрые люди! – причитала она, обливаясь слезами. – Они заколют тебя, как свинью, на своем корабле. Не покидай нас, король, если хочешь остаться в живых!

Внезапно поручик увидел гавайца, который подкрадывался к Куку сзади с широким ножом в руке. Поручик прицелился в него из ружья.

– Не стреляйте! – крикнул Кук. – Выстрел погубит все дело. Он и так не посмеет меня тронуть.

Гаваец, увидев направленное на него дуло, кинулся к поручику.

Поручик ударил его прикладом по голове. Гаваец выронил нож и скрылся в толпе.

Но мир уже был нарушен.

Один из воинов бросил в Кука камень. Кук в него выстрелил, но дробь, которой было заряжено ружье, застряла в толстой рубашке воина. Воин замахнулся на Кука копьем. Кук прикладом сшиб его с ног и зарядил ружье пулей.

И в ту же минуту увидел другого гавайца, замахнувшегося на него дротиком.

Кук выстрелил, но промахнулся.

Солдаты, не дожидаясь приказания, беспорядочно выстрелили и заставили гавайцев немного отступить.

Короля Торреобоя давно уже увела жена. Надо было возможно скорее вернуться на корабль. Обе шлюпки медленно плыли к берегу. Кук взмахнул рукой, чтобы заставить их двигаться быстрее. Но поручик, командовавший одной из шлюпок, неверно понял знак капитана и повернул обратно к кораблю.

Эта ошибка стоила Куку жизни.

Другая шлюпка, находившаяся под начальством лейтенанта, мужественно продвигалась вперед, несмотря на то что на нее с берега сыпался град камней. Впрочем, она все равно не могла бы вместить всех находившихся на берегу англичан.

Солдаты бросились в воду, давя и толкая друг друга, стараясь как можно скорее добраться до спасительной шлюпки. Офицеры кинулись за ними.

Кук шел последним. Он не торопился: все равно шлюпка всех не вместит, а капитан должен прежде всего заботиться о спасении вверенных ему людей.

Ружье он держал под левой рукой, а правой прикрывал голову от сыпавшихся со всех сторон камней. Гавайцы, видя смятение англичан, кинулись за ними вдогонку.

Копье вонзилось Куку в затылок.

Кук зашатался, упал в воду и выронил ружье.

Но сейчас же вскочил.

– Помогите! – крикнул он.

Копье опустилось снова и на этот раз пронзило Кука насквозь.

Корабли возвращаются в Англию

Так умер капитан Джемс Кук, один из величайших мореплавателей, чрезвычайно расширивших представления людей о том мире, в котором мы живем.

Капитан Кук дорог нам не только своими открытиями. Это был первый мореплаватель, обращавшийся с жителями далеких земель как с равными. Он никогда никого не грабил, не убивал, всюду появлялся как друг и не мстил даже людоедам.

К сожалению, среди английских мореплавателей тех времен он был исключением.

После гибели Кука начальство над экспедицией принял капитан Кларк.

Он немедленно созвал совет, на котором многие офицеры предлагали отомстить гавайцам за смерть великого мореплавателя. Кларк решил, что такая бесполезная жестокость была бы недостойна памяти Кука. И совет решил вступить в переговоры с гавайскими вождями о выдаче тела убитого.

Ведение этих переговоров было поручено лейтенанту Кингу.

Но всякий раз, когда шлюпка, в которой сидел Кинг, пыталась приблизиться к берегу, ее встречала разъяренная толпа, и копья дождем сыпались в воду.

Мирным путем не только нельзя было добиться выдачи тела Кука, но даже просто набрать пресной воды в ручейке.

Капитан Кларк наконец потерял терпение. Под защитой пушек высадил он на берег роту морской пехоты, открыл пальбу, загнал гавайцев в горы и сжег их селение дотла.

После этого гавайцы стали боязливы и послушны. Старый Торреобой, выслушав требование лейтенанта Кинга, прислал на корабль десять фунтов человеческого мяса и голову капитана Кука без нижней челюсти…

Весной экспедиция снова отправилась на север. Добравшись вдоль западного побережья Америки до 69° северной широты, путешественники окончательно убедились, что никакого пролива, соединяющего Тихий океан с Атлантическим, не существует, и направились в Англию.

По дороге, у берегов Китая, капитан Кларк умер.

Командование перешло к лейтенанту Гору.

4 октября 1780 года оба корабля после четырехлетнего плавания вернулись на родину.