Онлайн чтение книги Голоса летнего дня Voices of a Summer Day
1964 год

«И все же, — думал он, ударяя по клавишам пианино, — могла хотя бы оставить записку. Непростительная небрежность с ее стороны».

Он взял последний аккорд. Палец, который он поранил днем, ловя улетевший на трибуны мяч, снова начал кровоточить. На клавише из желтоватой слоновой кости осталось темно-красное пятнышко. Федров не стал его стирать. Поднялся и принялся расхаживать по комнате.

Да, Пегги тогда выкарабкалась. Хотя было тяжелое сотрясение мозга, и шрамы, и недели невыносимой боли. Но время от времени он все равно продолжал обижать ее. Правда, старался помнить о том случае и свел вспыльчивость и грубость к минимуму. Но он знал: если сейчас, сию минуту, Пегги войдет в эту комнату, он, раздраженный до крайности, набросится на нее. И решил, что лучше убраться из этого дома. На него просто давила зловещая пустота; в свете угасающего дня он чувствовал себя одиноким и уязвимым. Дом содрогался от ударов волн о берег. Чистое, пустое, неустойчивое обиталище для призраков, вот на что походил сейчас их дом. Самое подходящее место для внезапных сердечных приступов и дурных предчувствий. Он снял туфли и носки и уже собрался было выйти за дверь и побродить по пляжу, как вдруг зазвонил телефон. Федров вернулся в гостиную и снял трубку.

— Бен? — послышался голос брата. — Пытался дозвониться тебе весь день.

— Я шлялся по городу. Так ты приедешь сегодня?

— Нет, не получится. Эта сучка опять звонила, — ответил Луис. — Проспорил с ней несколько часов.

— Что на сей раз? — осведомился Федров. — Мне показалось, утром вы обо всем договорились.

— Договорились!.. — воскликнул Луис. Голос у него дрожал от ярости. Луис так редко сердился, что этот голос показался Федрову совершенно незнакомым. — Разве можно о чем-либо договориться с этой сучкой, хотя бы минут на пятнадцать? За это время она успеет позвонить своей чертовой мамаше, и та непременно скажет, что я, видите ли, не желаю считаться с ее интересами.

— Но чего она хочет на сей раз?

— Все! Моей крови, моих яиц, моего гребаного костного мозга! — Прежде Луис никогда не употреблял подобных выражений, и Федров почувствовал, что даже как-то шокирован непривычной для брата грубостью. — Пятьдесят тысяч наличными, весь этот чертов дом. Заметь, весь, со всеми его картинами, книгами и прочим. Потом еще домик в Фолмуте, двадцать пять тысяч в год или половину моего дохода, что получается даже больше. Плюс еще оплата всех адвокатских расходов. И я, видите ли, должен выплачивать ей алименты, даже если она снова выйдет замуж! А я точно знаю: эта тварь вот уже два года трахается с каким-то модельером и выскочит замуж за этого ублюдка, как только вернется из Рино.

— Господи!.. — вздохнул Федров.

— Вот именно, Господи!.. Ах да, совсем забыл. Еще она хочет, чтоб я платил за нее все налоги, представляешь?

— Но ты же не в состоянии дать ей все это, — заметил Федров.

— Знаю. Знаю, что не в состоянии. У меня просто столько нет, — сказал Луис. — И дело кончится тем, что она меня разорит и я буду торговать карандашами на улице.

— Что собираешься предпринять? — спросил брата Федров.

— Встречаюсь завтра с ней и ее чертовым адвокатом. Попытаемся прийти к какому-то компромиссу. А что еще, черт побери, я могу предпринять?

— Так разве ее адвокат работает по воскресеньям?

— Этот гребаный Розенталь готов работать хоть в Новый год, хоть в Йом-Кипур, хоть в Пасху и на Рождество, хоть во время второго пришествия, если есть возможность зашибить лишний бакс, — сказал Луис. — Знаешь, я впервые в жизни пожалел, что родился евреем. А потому не имею права назвать этого стряпчего по грязным делишкам жидом пархатым!..

Федров не выдержал и рассмеялся. И через секунду-другую Луис последовал его примеру.

— Ну, может, в Рождество он и не работает, — сказал он.

И Федров вновь узнал в собеседнике своего брата Луиса.

— Чем я могу помочь?

— Позвони Мэри. Скажи ей, что я застрял в городе по делам и что в этот уик-энд приехать не смогу.

— Почему бы тебе самому не позвонить ей? — спросил Федров.

Мэри была той дамой, на которой Луис собирался жениться сразу после развода. На этот уик-энд она приехала к друзьям, которые снимали домик у моря.

— Не хочу ей звонить, — ответил Луис. — Начнет задавать разные вопросы и только расстроится. Потому что вбила себе в голову, что, встретившись с этой сучкой, я могу передумать, не разведусь, и тогда мы никогда не поженимся. Ну, ты сам знаешь, какая она, Мэри…

— Господи… — пробормотал Федров. — Где ты только таких откапываешь?

Луис засмеялся. Похоже, осложнения в отношениях с женщинами его ничуть не огорчали. Даже напротив — забавляли, придавали энергии. Федров никогда не переставал удивляться этой странной черте характера во всех остальных отношениях спокойного и мягкого брата.

— Будь добрым братцем, — сказал Луис, — позвони дамочке. Скажи, что на меня внезапно свалилась работа, требующая срочной поездки в Сент-Луис, Вашингтон, не знаю куда еще…

— Но ведь она может позвонить и проверить. И найдет тебя в Нью-Йорке.

— А я на весь уик-энд отключу телефон, — сказал Луис.

— Ладно, так и быть, братишка, — нехотя выдавил Федров. — Позвоню.

— Вот умница! Вот настоящий друг и брат! — похвалил его Луис. — Смотри, постарайся не утонуть до понедельника. — И он повесил трубку.

Какое-то время Федров смотрел на телефон, потом вздохнул и набрал номер дома, где остановилась Мэри. Мэри ответила тотчас же, словно сидела рядом с телефоном и ждала этого звонка. Лгал Федров очень убедительно.

— О, я чувствую себя такой одинокой!.. — призналась Мэри. У нее был нортхэмптонский акцент, слегка смягченный долгим обитанием на Мэдисон-авеню. Работала она на телевидении и зарабатывала кучу денег. — А у нас были такие планы на этот уик-энд! Хотели повеселиться… Думаю, ты должен поговорить со своим братом, — продолжала она. — Он совсем заработался, до полного изнеможения. Ты не согласен?

— О нет, почему же, напротив, очень даже согласен, — сказал Федров. — Обязательно с ним поговорю. Непременно.

Он повесил трубку и долго смотрел на телефон. Потом подумал: «Скольких мужчин ты уже сумела выпотрошить, дорогая? Какой дом заберешь, какие алименты потребуешь, когда настанет время?»

И он поспешил выйти из дома прежде, чем снова раздастся звонок. Босой, брел он по пляжу у самой кромки воды. Море хоть и успокоилось немного, но все еще штормило и выглядело грозно, и о берег разбивались увенчанные пеной валы. На пляже не было видно ни души. Он шел медленно, обдаваемый мелкими брызгами прибоя. Песок, промытый водой, казался прохладным и твердым. Федров обернулся — за ним тянулась цепочка широких следов от босых ступней. «Оставляю свой след на песке времени», — с иронией подумал он.

Затем свернул к западу, но, пройдя несколько ярдов, вдруг вспомнил, что дом, где остановилась Мэри, находится всего в четверти мили и смотрит окнами на берег. Если она вдруг увидит его, не избежать сентиментальной болтовни, бесконечных расспросов. Все это может затянуться очень надолго, а ему вовсе не хотелось общаться с Мэри. «Всему есть предел, в том числе и братской взаимовыручке», — подумал он, развернулся и зашагал в обратном направлении, по своим следам.