Онлайн чтение книги Война ротмистра Тоота
Глава 4

– Легионер может находиться в двух положениях, – говаривал, бывало, бригадир Дрым, – войны и подготовки к войне. Бывает ещё третье положение – это положение в гроб. О нём вы узнаете как-нибудь после занятий. Сейчас вас ожидают первые два.

Ротмистр Тоот гладил спину лежащего перед ним упыря, вспоминая давние занятия в школе субалтернофицеров.

– Ранение – это тоже подготовка к войне, – продолжал тогда бригадир Дрым. – И если вы, хлюпики, умывшись кровью, встанете и снова броситесь в бой – из вас выйдут настоящие легионеры; нет – ваше место в хозяйственном обозе: «Сейф! Равняйсь! Смирно!»

Верзила Дрым, в своей жизни гордившийся, казалось, лишь своим мужским естеством и службой в Легионе, вышагивал тогда перед строем новобранцев, держа стек зажатым в кожаной перчатке протеза запястья левой руки. Если что и заботило его – невозможность продолжать службу в боевых частях. Через месяц после выпуска Тоота он всё же добился отправки на фронт и, как рассказывали, геройски погиб где-то на побережье в бою с хонтийцами. Мог ли такой, как Дрым, погибнуть не геройски?

Слова первого наставника Тоот запомнил на всю жизнь. Сейчас он ещё чувствовал жуткую слабость, но знал, что способен превозмочь её, потому что нет на свете ничего, что могло бы остановить настоящего легионера. Нет ничего, чего не смог бы добиться легионер.

– Ловко это у тебя получилось, – продолжая беседовать с единственным другом, сказал ротмистр. – Спасибо, что ослушался меня тогда! Подоспей ты на мгновение раньше, я б себя, может, сейчас не чувствовал как мешок с дерьмом, а не подоспей вовсе – нам бы с тобой уже не беседовать. Спасибо тебе, Дрым!

Упырь скосил на говорившего большие внимательные глаза и облизнулся, словно намекая, что спасение спасением, а питонья голова послужила неплохим довеском к бобовой похлёбке.

– Тут видишь, какое дело, – продолжал Тоот. – Меня в столицу отправляют, потом в отпуск. Так что не будет меня. Долго не будет. Ты пойми верно, я тебя не бросаю. С собой бы взял, да только как? С базы тебя не вывезти. Вот если б ты меня по дороге за постами встретил… Да как объяснить тебе? Умел бы ты говорить, – ротмистр махнул рукой, – а то вот на всей базе мало у кого мозгов больше, чем у тебя, а что толку. Ладно, рожа мохнатая, я сюда прикажу сухой паёк положить, дверь запру, так что через ход ты сюда всегда попадёшь. Ты уж подожди меня, а я постараюсь вернуться побыстрее.

Упырь сел, и треугольные уши его поднялись столбиком.

– Идёт кто-то? – насторожился Тоот. Дрым недовольно заурчал и полез под кровать. Тоот поднялся, застегнул верхнюю пуговицу кителя и, опираясь на трость, вышел в кабинет.

– Энц ротмистр! – На пороге образовался дежуривший в канцелярии писарь Варибобу. – К вам старшина сто четырнадцатого отряда Зэф с воспитуемым. Говорит, вы их вызывали.

– Пусть войдут, – усаживаясь за стол, скомандовал Тоот. Коренастый рыжебородый воспитуемый Зэф, старшина их 114-го отряда, в прежние дни числился одним из известнейших столичных психиатров, да вот беда, оказался выродком. Втайне даже от самого себя к этому умнику Тоот испытывал почти дружеское расположение, хотя, уж конечно, какая может быть дружба между выродком и офицером Легиона.

За старшиной в кабинет бесшумно – старый легионерский навык – вошел Нил Кросс.

– Энц ротмистр, – начал Зэф, – воспитуемый Кросс доставлен в ваше распоряжение!

– Вижу, что доставлен, – напуская на лицо деланную суровость, проговорил Тоот. – Воспитуемый Кросс назначен ко мне механиком-водителем. Вот приказ о переводе. Выдать ему паёк на неделю и экипировать как рядового вспомогательного корпуса.

– С белой полосой? – на всякий случай уточнил Зэф.

– Конечно, с белой полосой, он же воспитуемый, – нахмурился ротмистр.

– Прошу извинить, не подумал.

– А следовало, – отрезал командир гарнизона. – Воспитуемый Кросс, выйдите!

Бывший вахмистр не замедлил с выполнением команды.

– Садитесь, Зэф! – то ли приказал, то ли попросил ротмистр. – Я хотел у вас спросить. Так, между прочим.

– Это касается психиатрии?

– Предположим, что нет. Предположим, что я хочу услышать ваше мнение как разумного человека.

– Благодарю за высокое мнение о моих способностях, господин ротмистр!

– Помнишь того горца, которого ты недавно обнаружил в зоне расчистки?

– Так точно!

– Недавно я видел передачу с его ментаграммой. Как по мне – больное воображение. Чудовища похлеще тех, что здесь, у Голубой Змеи, водятся. Но вот какое дело: у всех существ и предметов в его фантазиях двойная тень. Хотелось бы понять, как такое могло случиться?

Зэф поднял глаза в потолок.

– Конечно… – чуть помедлив, начал он, – можно представить себе такое странное раздвоение личности с едва ли не полным наложением ментальной картины. Человек как бы ощущает себя двумя людьми, идущими неподалёку друг от друга. Поэтому он и видит одно и то же, но под другим углом. Возможно, при этом первая картинка подавляет другую. В таком случае одна из теней должна быть слабее.

– Спасибо, Зэф. Вы мне очень помогли! – радуясь, что нашёл объяснение, улыбнулся Тоот.

– Но, честно говоря, – продолжал бывший психиатр, – если бы мне в прежние времена пришлось слышать о ком-либо с таким диагнозом, я бы решил, что он лжец.

– Почему?

– Крайне нетипичный случай. Но это, энц ротмистр, уже вопросы медицинской практики, которых я не имею права касаться.

– Верно. – Тоот начал складывать бумаги на столе в стопку, чтобы не смотреть на старшину. – Но ведь этот горец тоже весьма нетипичный случай.

– Ага, и вам так показалось? – радуясь возможности начать беседу, оживился Зэф. – Об этих горцах, конечно, мало что известно. Но, согласитесь, рисунки, которые он тут демонстрировал, свидетельствуют о высоком развитии того, что называется мелкая моторика.

Тоот поднял на собеседника суровый взгляд.

– Простите, энц ротмистр. Всё понял. Когда-то, ещё в прежние времена, я бывал в музее изобразительного искусства. Там сейчас Галерея Преданности. Так вот, я как раз попал на выставку горских мастеров. Картины очень яркие, но, как бы так сказать, простые. Это вообще свойство малоразвитых народов – игнорирование деталей и любовь к ярким цветовым пятнам. Рисунок же этого Мака Сима как раз, наоборот, очень точен в деталях, и ещё… – Зэф взволнованно поднялся со стула, – этот, с позволения сказать, горец умеет готовить и, по всему видно, хорошо готовит земляные клубни.

– К чему вы ведёте?

– Энц ротмистр, – почти с превосходством в голосе ответил бывший психиатр, – никто по обе стороны Голубой Змеи не станет есть земляные клубни! А уж в горах они и подавно не растут.

– Занятное наблюдение. И кто же, по-вашему, этот, – Тоот ухмыльнулся, – найдёныш?

– Признаться, не могу даже предположить. – Старшина запустил пятерню в огненно-рыжую бороду. – Он не относится ни к одному известному мне народу, что, как бы я посчитал в прежние времена, невозможно. И ещё, у него очень устойчивая психика, хотя в то же время парень явно неадекватен.

– Вы говорите загадками, воспитуемый Зэф.

– Увы, для меня самого эти загадки без ответа.

– Ладно, оставим разговоры. Честное слово, Зэф, мне жаль, что вы, – Тоот замялся, – выродок. Лучше бы вам заниматься вашей странной находкой, а не фугасами на Территории укрепрайона.

– Полностью с вами согласен. – Бывший психиатр развёл руками и вновь вцепился в бороду.

– Ладно, старшина. – Ротмистр, опираясь на трость, поднялся с места. – Разговор окончен, через полчаса рядовой Кросс должен быть у крыльца блокгауза.

Командирский бронеход, лёгкая приёмистая «Куница», мчал по дороге, легко преодолевая колдобины, глубокие лужи и разбитые танковыми гусеницами участки трассы. Спаренный с камерой прожектор внешнего обзора быстро вращался на крыше штатного транспортного средства ротмистра Тоота, ежесекундно передавая на экран довольно чёткое изображение округи. Встроенный каталог давал возможность обнаружить попавшие в сферу обзора бомбомёт, орудие или вражеский танк.

Эта часть укрепрайона не зря считалась надёжно очищенной.

– Выезжаем за пределы Территории, – сообщил вахмистр Грас, указывая на экран. – Слева двести – блокпост.

Погруженный в свои мысли, Тоот кивнул и приказал сбавить ход. Выскочившие на дорогу легионеры, увидев командира гарнизона, замерли по стойке «смирно», поднеся ладонь к лихо сдвинутым набекрень беретам. Служба здесь считалась знаком особого благоволения, даже противопылевые маски тут носили в лучшем случае пять-шесть раз в месяц, когда ветер дул от Голубой Змеи. И потому чаще всего в наряде оказывались видавшие виды, прошедшие через огонь ветераны – цвет и гордость Легиона.

С улыбкой отсалютовав в ответ, Тоот для проформы отдал на проверку свои бумаги, и дежурный фельдфебель с сознанием выполнения торжественного ритуала тщательно изучил документ и перезвонил в комендатуру для сверки данных и сообщения времени, когда бронеход энца ротмистра покинул территорию базы. Покончив с этим, он пожелал командиру счастливого пути и хорошего отдыха в столице.

«Вот же славный парень, – подумал Тоот, чувствуя, как у него начинает звенеть в ушах. – С такими – в огонь и в воду! Такие – хребет нации, стержень народа! Пока они есть – нас не сломить!»

– Вам нехорошо, энц ротмистр? – участливо спросил Грас. – Вы побледнели.

– Всё нормально, это проклятый яд.

– Да, не повезло вам! – Вахмистр сбросил газ. – Я медленнее поеду, чтоб вас не растрясло.

Тоот нахмурился. Не хватало ещё какому-то воспитуемому жалеть меня, боевого офицера легиона, кавалера Пламенеющего Креста!

Атр собрался уже возмутиться, но усилием воли сдержал вспышку гнева и коротко выдавил:

– Рассказывайте!

– О чём, энц ротмистр?

– Дурацкий вопрос! – возмутился Тоот. – О брате, о вашем задании! Не о кулинарных же пристрастиях вашей бабки?!

– Тут ведь, энц ротмистр, вот какое дело, – на миг повернувшись к командиру, начал Вал Грас. – Я и сам мало что помню.

– Это ещё что за новости?! Темнить вздумал?!

– Никак нет! Я уже сказал, что провалил задание. Так оно и было, только не по своей воле провалил. Контузило меня. Вот теперь где-то помню, где-то нет, где-то – вижу и вспоминаю. Да вам это проверить – раз плюнуть.

– Говори, – хмуро глядя на подчинённого, процедил Тоот.

– Ваш брат послал меня с заданием организовать транспортную контору в Белле.

– Транспортную контору? Зачем?

– Не могу знать, энц ротмистр. Не помню, да и вряд ли ваш брат говорил мне об этом.

Тоот заскрипел зубами.

– Хорошо, что было дальше?

– Я натурализовался, устроился в одну компанию, которая возила рыбу из Беллы в Харрак, а обратно – всякие консервы. Во время одного из первых же рейсов такая вот незадача: огибаем мы горку, спускаемся к береговому шоссе – и тут на тебе! Всплывает прямо перед нами белая субмарина и ка-ак жахнет по нам! Снаряд почти у колеса взорвался, грузовик – в кювет, меня в окно выбросило, а товарища моего – в клочья. Когда нас обнаружили – ни субмарины, ни консервов, что мы везли.

– Похоже на засаду, – нахмурился Тоот. – Наверняка кто-то сообщил, что и когда вы повезёте.

– По всему видать, засада. Да только мне-то уже что, – он постучал по лбу, – контузия, и вот ещё следок на память. – Он коснулся пальцем ожога.

– Ладно, проверю. Что ещё ты помнишь?

– Обрывки всякие, почти ничего. Бункер. В нем какие-то люди и ваш брат, он отдаёт мне команду.

– Какой бункер? Какая команда?

– Не помню, господин ротмистр. Одно только скажу: ещё до войны под старой крепостью Торнаты делали новую, подземную цитадель. Аж до самого Харрака. Такие бункеры там строили – никакой бомбой не развалишь.

– Я был в Торнате после взрыва. Там не осталось ничего.

– От верхней крепости. От неё ничего остаться не должно было.

– Это я помню. Когда в крепость уже ворвались хонтийцы и начали поливать из огнемётов последний очаг нашей обороны, полковник Тоот распорядился взорвать фугасы. Батальона три вражеских полегло, не меньше.

Ротмистр закрыл глаза. Дурнота всё не уходила, но теперь к ней примешивалось воспоминание – картинка, выдернутая услужливой памятью: груды железа, ошмётки человеческих тел, какое-то брошенное исковерканное оружие.

– Этот вход намертво законопатили, – продолжал вахмистр. – Но были и другие.

– Где? Вспоминай! Где?

– Мне-то почём знать? Наверх всегда ночью выходили, а оттуда сразу на машины грузились. И обратно так же, ещё до рассвета. Поди, разбери, где находишься.

– Что делали?

– Не помню.

– Проклятье! Что ещё ты помнишь?

– Да почитай, ничего пока не вспомнил. Одно только сказать могу: возможно, где-то у Харрака выход имеется, не зря же вашего брата интересовал маршрут от Беллы…

– Домой, – себе под нос сказал Тоот.

Он хотел ещё что-то добавить, но не успел. Бронеход тряхнуло, заблокированные экстренным тормозом колодки надсадно взвизгнули, и возле экрана обзора загорелись кнопки «задний ход», «реверс», «постановка дымовой завесы», «пулемётный огонь».

– Энц ротмистр, – Вал Грас, выпучив глаза, указывал на экран. – Вы только гляньте, какая зверюга на обочине притаилась!

– Это Дрым, – улыбнулся ротмистр, – он поедет с нами.

– На упыря похож, – неуверенно сказал Грас. – Говорят, у них такие вот головы большие. И клыки, как черенок от ложки.

– Упырь и есть, – заверил Тоот. – Мой личный.

– Ого!

Бронеход медленно тронулся вперёд и остановился возле сидящего у обочины зверя.

– Он поедет с нами, – распорядился Тоот.

– В столицу?

– Да хоть в Островную Империю! И ты о нём будешь молчать, иначе – сам понимаешь.

– Как не понять? – Вахмистр с опасением поглядел на мощную тушу упыря. – Не укусит?

– Без команды – нет. Но пробовать не стоит. Открой десантное отделение.

– Сию минуту! – Грас соскочил на землю. – А если его кто в столице увидит?

– Если он не захочет, чтобы его увидели, его и не увидят. Уж можешь поверить. В шаге от тебя лежать будет – мимо пройдёшь, не заметишь.

– Давай, влезай! – скомандовал ротмистр.

Упырь нехотя подошёл к бронированной коробке, чихнул, изобразил на морде глубочайшее презрение и неспешно полез в довольно тесное пространство между шестью сиденьями для бойцов разведывательного звена. Тоот почувствовал, что появление друга резко подняло ему настроение. Он потрепал упыря по спине и улыбнулся, осознавая, что дурнота ушла сама собой.

– Энц ротмистр, позвольте вопрос.

– Задавай.

– А Дрым не в честь ли бригадира Дрыма?

– Именно в честь него, – рассмеялся легионер. – Вы что же, его знали?

– Доводилось, – кивнул Грас. – Вот только ничего о нём больше вспомнить не могу.

Форт столичной бригады, так называемой Стальной когорты боевого Легиона, располагался на окраине города, контролируя излучину реки. Тоот помнил её чистой, голубой, с прогулочными аллеями вдоль берега. Теперь на месте прозрачной некогда воды плескалась мутная зеленовато-бурая жижа, а плиты набережной, расколотые, кое-где стоящие почти ребром, давным-давно пробил и спрятал под собой шипастый кустарник, увешанный бурыми ядовитыми ягодами.

«Так ещё лучше, – подумал Тоот. – Если что, вражеской пехоте будет сложнее добраться до стен форта». Но потом вдруг отчётливо вспомнил, как гулял ещё с живым тогда отцом по тенистой набережной, и воздух был пропитан ароматом огромных белых соцветий, роскошно свисающих с веток. И от этого воспоминания ротмистру стало невыносимо грустно. Он сшиб тростью пучок бурых ягод с куста, и, как ему показалось, шипы тут же развернулись в его сторону. Тоот немного постоял, отгоняя мысли о былом, и зашагал в форт.

– Атр! – услышал он, едва переступив затоптанный порог офицерской столовой. – Ротмистр Тоот, извольте остановиться! – Навстречу ему, раскрыв объятия, спешил кряжистый офицер с лицом, точно сшитым из кусков обугленной кожи. – Что, не узнал? – хлопая по плечам Тоота, кричал офицер с такими же, как у него самого, нашивками. – Это же я, Чачу! Бат Чачу! Помнишь школу субалтернов?

– Чачу? – Тоот невольно мотнул головой, словно желая отогнать призрак. Не то чтобы он приятельствовал с этим горлопаном в годы совместной учёбы, но и не враждовал. В его памяти Чачу сохранился довольно миловидным деревенским парнем, кажется, сыном хозяина бойни.

– Вижу, моя новая рожа тебе не по вкусу? – каркающее засмеялся старый знакомец. – Прямо сказать, мне на неё тоже смотреть тошно. Но так лучше, чем совсем без головы. Легко отделался. Как считаешь? А я, представляешь, с утра заступаю дежурным офицером, – не давая вставить бывшему сослуживцу ни слова, ротмистр Чачу ткнул в золотую повязку на рукаве, – и мне сообщают: с Голубой Змеи, из укрепрайона, приезжает некий Тоот. Я сразу и подумал – не ты ли? Комнату в общежитии я тебе приготовил, хоть сейчас заселяйся.

– Я снял дом. На окраине.

– Ах! Ну ты же всегда был аристократом. Извините, граф, дворец к вашему приезду возвести не успели. – Чачу рассмеялся собственной шутке и продолжил без всякого перехода: – Говорят, ты на Территориях гривастого питона голыми руками укокошил?

– Говорят, – скривился Тоот.

– Да ты не тушуйся, послушай, как звучит: Аттайр Питон Тоот. Массаракш! Аж душу выворачивает.

Герой схватки припомнил зеленовато-бурую, всю в мелких оскаленных пастях живую кишку и брезгливо поморщился.

– Я к вам парня посылал, – начал он, чтобы перевести разговор. – Гая Гаала. Как он тебе?

– Отличный боец! Просто отличный. Стальной парень! Сразу видно, чья школа, – Чачу ткнул кулаком Тоота под ребра. – Да вон, глянь в окно, они как раз сейчас на плацу маршируют.

Из-за поднятых бронезаслонок в офицерскую столовую врывались будоражащие сердце звуки марша легионеров. Тоот и Чачу облокотились о подоконник.

– Вон, в третьей шеренге.

Взгляд ротмистра Тоота выхватил из строя своего подчинённого и… Атр тряхнул головой, думая, что обознался.

– Чачу, это у тебя кто? Рядом с Гаалом.

– Гигант-то? О!! Это особая история. Горец один. Мак Сим. Его твой подопечный в легион рекомендовал. Тоже, если блажь выбить, может отличный боец получиться.