Онлайн чтение книги Волна мозга Brain Wave
Глава 16

Корабль резко вышел из поля. Следующие несколько минут для них были ужасными.

– Где мы?

Из иллюминаторов на них смотрели незнакомые созвездия. Тишина была такой, что они слышали звук собственного дыхания.

– Не знаю, – простонал Льюис. – Мне это неинтересно. Я спать хочу.

Он пошатываясь пересек узкую кабину и плюхнулся на койку. Коринф проводил его взглядом и вновь уставился на звезды.

«Как это замечательно, – подумал он. – Мы снова свободны. Наш разум обрел прежнюю силу…»

Его тело содрогнулось от внезапно пронзившей его боли. Жизнь не приспособлена к подобным изменениям: внезапный возврат к прежнему полусознательному существованию и через несколько недель столь же неожиданное обретение сознательности, когда нервная система работает в совершенно ином режиме… Так можно и умереть.

«Все уже позади, но корабль наш продолжает лететь вперед. С каждым мгновением мы удаляемся все дальше и дальше от Земли. Нужно срочно менять курс!»

Он сидел, вцепившись в подлокотники кресла, пытаясь справиться с подступившей внезапно тошнотой.

«Покойно и неспешно, – приказал он себе. – Сердце бьется спокойно и ровно, мышцы расслаблены. Пусть жизнь обретет свой прежний мерный ход. Спокойно. Покойно и неспешно…»

Он вспомнил о Шейле и тут же обрел внутреннюю опору, позволившую ему противостоять хаосу мыслей и чувств. Он попытался выправить ритм дыхания, и через какое-то время это ему удалось. Сердце стало биться реже, тошнота прекратилась, дрожь исчезла, видение прояснилось. Питер Коринф вновь чувствовал себя самим собой.

Он поднялся из кресла и, почувствовав запах рвоты, включил устройство, очищающее кабину от грязи любого рода. Он подошел поближе к иллюминатору и стал изучать картину звездного неба. Пока они оставались в пределах поля, корабль мог не единожды изменить и скорость, и направление движения; они могли находиться в любой части рукава Галактики, но…

Да, он вдруг ясно различил призрачное свечение Магеллановых облаков; темная область, судя по всему, была Угольным Мешком, за нею он увидел огромную туманность Андромеды… Солнце находилось где-то там. Для того чтобы добраться до его окрестностей, им нужно никак не меньше трех недель, при этом корабль должен двигаться с максимальной скоростью. На поиски этого ничем не примечательного желтого карлика у них могла уйти не одна неделя. Таким образом, домой они могли вернуться не раньше чем через месяц!

Как бы ему ни хотелось оказаться там пораньше, сделать с этим что-либо было просто невозможно. Эмоции, как психофизиологические состояния, следовало взять под контроль разума. Коринф мысленно изгнал из себя нетерпение и печаль, всячески желая исполниться покоя и твердости… Настроив себя должным образом, он направился к приборной доске и с ходу решил сложную навигационную задачу – разумеется, в пределах имеющихся данных. Несколькими уверенными движениями руки он остановил корабль, заставил его развернуться и, направив его в нужном направлении, включил маршевую скорость.

Льюис все еще был в бессознательном состоянии. Коринф решил его не трогать. Пусть проспится – потом легче будет. К тому же физику хотелось хоть какое-то время побыть одному.

Ему вспомнились ужасные бесконечные недели, проведенные ими в поле. Там время, прожитое вне его, казалось сном и ему, и Льюису. Они уже не могли вспомнить ни того, о чем они думали, ни того, что они чувствовали, ибо, в известном смысле, они утратили подлинную свою самость. Мысленные построения, благодаря которым стало возможным преображение мира и строительство звездолета, были уже недоступны их интеллекту. Прошло совсем немного времени, и они погрузились в полнейшую апатию, вызванную, прежде всего, отчаянием. Им оставалось уповать только на случай.

«Да, – подумал Коринф, мозг которого при этом продолжал решать массу различных задач, – нам посчастливилось выбраться из этой дыры».

Он сидел, поражаясь величию окружающего его мира. Мысль о том, что он летит домой, что он находится в здравом уме и добром здравии, вызвала у него чувство довольства. Покой, пришедший по его велению, защищал его лучше любой брони. Он мог при желании выйти из этого состояния, и это было еще более замечательно.

Подобный феномен можно было предвидеть. Вне всяких сомнений, многие земляне уже успели сделать для себя то же самое открытие, но при существующей системе обмена информацией открытие это еще не стало предметом всеобщего достояния. Вся история человека, в некотором смысле, была нескончаемой борьбой инстинктов и интеллекта, физиологических ритмов организма и сознательно выработанных моделей поведения. Разум наконец-то восторжествовал.

Для него все произошло в мгновение ока – шок, вызванный возвратом к полноценной активности нервной системы, привел и к этому изменению. Оно ожидало и других, но там все должно происходить иначе – плавнее, постепеннее. Впрочем, это было уже не принципиально.

Человеческая природа и общество теперь должны измениться до неузнаваемости. У человека должны сохраниться какие-то мотивации своих действий, он должен сберечь какие-то стремления и желания, но теперь сможет выбирать их сознательно. Его личность – в определенных ее аспектах – должна автоматически реагировать на ту или иную ситуацию, подвергая ее интеллектуальному осмыслению. Нет, конечно же, он не станет роботом, но это будет уже совершенно другой человек. С развитием новых техник психосоматические заболевания должны исчезнуть, органические поражения станут чем-то куда менее значимым, исчезнет понятие боли как таковое, отпадет потребность в докторах и так далее.

Может быть, человеку могла покориться и смерть?

Нет, до этого было далеко. Он, как и прежде, был существом ограниченным и во времени, и в пространстве. В противном случае он не выдержал бы тяжести собственного опыта… И все же теперь человек мог рассчитывать на многовековую жизнь, в которой не будет места старости и дряхлости.

Человек изменчивый – человек многоликий – человек интеллектуальный!

Звезда эта походила на Солнце – чуть побольше, чуть краснее, но, в общем и целом, – все очень похоже. У нее была и своя система планет, одна из которых была похожа на Землю. Коринф вывел корабль на ее орбиту и вылетел на ночную сторону.

Детекторы стали изучать поверхность планеты. Радиация не превышала естественного уровня, что говорило о неумении жителей производить атомную энергию. Города были расцвечены огнями, по дорогам сплошным потоком двигались машины, работали радиостанции, вся планета была связана единой коммуникационной сетью. Магнитофоны записывали голоса дикторов, с тем чтобы специалисты впоследствии смогли заняться анализом местного языка.

Обитатели планеты оказались гуманоидами, двуногими млекопитающими, отличавшимися от человека тем, что они были шестипалы, покрыты зеленоватой шерстью и имели иное строение черепа. Толпы, гулявшие по улицам, почему-то заставляли вспомнить о старом Нью-Йорке. Форма жизни несколько отличалась от земной, но проявления ее были поразительно знакомыми.

Интеллект, новый тип разума, человек не одинок в просторах пространства – времени… Когда-нибудь все это станет приметой новой эпохи. Пока же они лишь подтверждали ряд ранее высказывавшихся гипотез. Коринфу понравились обитатели этой планеты, он искренне желал им добра, пусть для него они были лишь одним из местных видов фауны, или, говоря проще, животными.

– Они, пожалуй, поразумнее, чем мы. Я говорю о нашем прошлом, – сказал Льюис. – Нигде не видно ни войн, ни оружия. Возможно, они переросли этот недуг прежде, чем вступили в машинную стадию развития.

– Возможно, дело в ином. На этой планете осталось всего одно государство, – хмыкнул Коринф. – Один из населявших планету народов, разбив всех своих недругов, стал владыкой этого мира. Для того чтобы решить эту проблему, нам пришлось бы немного задержаться, чего лично я делать не хочу…

Льюис пожал плечами:

– Я тебя понимаю. Давай разок облетим дневную сторону и будем двигать дальше.

Несмотря на растущее с каждым часом самообладание, Коринфу не терпелось поскорее вернуться домой. Льюис же отстаивал идею, согласно которой на пути домой они должны были продолжать исследования. Задержка на две-три недели ничего не значила, полученная же в ходе исследований информация могла оказаться очень ценной.

Через несколько часов после спуска корабля в верхние слои атмосферы они вновь взяли курс к звездам. Планета стала стремительно уменьшаться, столь же быстро исчезло и ее солнце. Где-то далеко позади остался целый мир – жизнь, эволюция, века истории, борение, слава, рок, грезы и страхи, ненависть и любовь, надежда и страсть – мир, населенный миллиардами разумных существ. Все ухнуло в чудовищную бездну, все исчезло в непроглядном мраке.

Коринф почувствовал, как по спине его побежали мурашки. Космос был слишком огромным. Сколь бы быстро ни передвигались звездные корабли людей, сколь бы далеко они ни устремлялись, за сотни и тысячи веков они – в масштабах космоса – практически не смогли бы сдвинуться с места, застыв на веки вечные в великом безмолвии. Даже то, что для Галактики было бы крошечной пылинкой, уже не поддавалось осознанию, – о чем-то большем говорить было тем более бессмысленно. Пройди хоть миллион лет, знание об этой галактической крохе все равно не будет сколь-нибудь полным; тем же островам звезд, которые лежали за ее пределами, так и суждено было остаться чем-то неведомым людям, стремись те к ним хоть до самого скончания мира.

Это знание подействовало на него благотворно, надев узду здорового смирения на его ставший не в меру ретивым разум. Важно знать, что тебя всегда будет ожидать нечто новое, нечто неизведанное, огромностью своей превосходящее все и вся. Осознание этой убийственной беспредельности сплотит людей и, возможно, сделает их добрее… Льюис негромко пробурчал:

– Стало быть, из девятнадцати исследованных нами планет четырнадцать оказались не только обитаемыми, но еще и населенными разумными существами…

Коринф разом вспомнил все увиденное им за эти дни: горы, моря и леса разных планет, жизнь в пору ее блистательного расцвета и унылое выживание. Перед ним прошел фантастический хоровод существ и цивилизаций. Прыгающие хвостатые варвары, завывавшие среди болотных кочек; изящные сребролицые создания, выращивавшие для непонятных целей гигантские цветы; мир, слепивший вспышками ядерных разрывов, сметавших народ за народом; цивилизация кентавров, научившихся делать ракеты и мечтавших о межзвездных путешествиях; чудовищные твари, дышавшие водородом, что жили на огромной отравленной планете, размеры которой определили появление трех различных видов разумной жизни; цивилизация двуногих существ, чрезвычайно похожих на людей, со столь жесткой организацией и специализацией, что место мысли в ней занял навык, вследствие чего это сообщество превратилось в некое подобие муравейника; носатые твари, жившие среди странных растений, обеспечивавших их всем необходимым; цивилизация существ, презревших богатство и власть и отдавшихся занятиям искусством. Их было много, и все они были невообразимо странными, но Коринфу казалось, что у них есть что-то общее, хотя он и не мог ясно понять, что же именно.

Ему помог Льюис:

– Я уверен, иные из этих рас куда старше нашей. Но при этом, Пит, ни у одной из них интеллектуальный уровень не превосходит уровня землян до сдвига. Ты понимаешь, что это значит?

– Так… Девятнадцать планет… Звезд в Галактике несколько сот миллиардов, теоретически у большей их части должны иметься планетные системы… И что же дальше?

– Подумай хорошенько! Мы вправе предположить, что при обычных условиях эволюции интеллект, достигнув определенного уровня, прекращает свое развитие. Как ты знаешь, ни одна из этих звезд не находилась в ингибирующем поле… Здесь все сходится. Современный человек по сути мало чем отличается от давних своих предков. Это универсальное свойство разумных существ – не приспосабливаться к условиям среды обитания, но приспосабливать их к себе. Конечным результатом подобной модели поведения должно быть создание достаточно устойчивой среды, отвечающей поставленным требованиям. Примером этого могут быть и иглу эскимоса, и квартира обитателя Нью-Йорка, оснащенная кондиционерами. Машинная технология, к которой рано или поздно приходит практически любая цивилизация, позволяет обеспечить еще большую стабильность внешних условий. Медицина и сельское хозяйство обеспечивают при этом биологическую стабильность. Короче говоря, после того как нация достигает Ай-Кью порядка ста или ста пятидесяти, стимул к ее дальнейшему развитию исчезает. Коринф, соглашаясь, кивнул:

– Со временем возникает и искусственный мозг, ему передоверяют решение всех задач, с которыми не в состоянии справиться сами его создатели, – это компьютеры, вычислительные устройства и так далее… Кажется, я понимаю, куда ты клонишь.

– Этим все не исчерпывается, – покачал головой Льюис. – Как ты, наверное, знаешь, структура нервной системы имеет собственные ограничения. Мозг не может быть больше определенных размеров, ибо, в противном случае, нейронные связи стали бы слишком длинными и, следовательно, неэффективными. Как только мы вернемся домой, я займусь этой темой, если, конечно, за время моего отсутствия ею не занялся кто-то другой. Земля – это совершенно особый случай. Появление ингибирующего поля привело к существенным биохимическим изменениям всех форм земной жизни. Несомненно, нам тоже поставлены определенные пределы, но они куда шире обычных, ибо мы, в каком-то смысле, отличаемся от всех прочих разумных существ. Вполне вероятно, мы – самая разумная раса в Галактике.

– М-м-м… Может, и так… Но ты не должен забывать о том, что в этом поле успели побывать не только мы.

– Разумеется. Многие и поныне находятся в нем. Одни входят, другие выходят… Господи, как мне жаль обитателей этих планет! Они оказываются отброшенными на уровень неразумных скотов, что в ряде случаев не может не привести к их вымиранию. Земле в этом смысле повезло – она вошла в поле прежде, чем на ней появилась разумная жизнь.

– Но таких планет должно быть немало.

– Возможно, – согласился Льюис. – Мы можем предположить, что существуют расы, достигшие нашего уровня тысячи лет назад. Если это так, то мы рано или поздно встретимся с ними, хотя в силу гигантской протяженности Галактики это может произойти и очень нескоро. Мы должны прекрасно ужиться с ними. – Льюис усмехнулся. – Интеллект и логическое мышление, заняв ведущие позиции, делают физический аспект чем-то второстепенным, подчиненным. Встреться мы с представителями другой цивилизации, мы нашли бы их чрезвычайно похожими на нас самих, какими бы ни были при этом наши физические отличия. Ты вполне мог бы сработаться с каким-нибудь… гигантским пауком.

Коринф пожал плечами:

– У меня нет против этого особых возражений.

– Еще бы они у тебя были! Это ведь так здорово! Мы уже начинаем тяготиться своим одиночеством во Вселенной. – Льюис вздохнул. – И все же. Пит, давай будем смотреть на вещи реалистически. Количество разумных видов, которым могло повезти так же, как и нам, крайне невелико. Это десятки или, в лучшем случае, сотни, понимаешь? Разум, подобный нашему, – вещь чрезвычайно редкая.

Он перевел взгляд на звезды.

– И все же, возможно, это одиночество чем-то компенсируется. Мне кажется, я начинаю понимать, куда должен направить свои силы сверхразумный человек… Вряд ли происшедшее с нами было простой случайностью… Я бы предпочел говорить скорее об определенной причине или, если угодно, о Боге…

Коринф рассеянно кивнул. Он напряженно всматривался в носовой иллюминатор, надеясь найти на нем планету по имени Земля.