Онлайн чтение книги Волны над нами
Глава 9

Мы заболели «каменной болезнью». Началось с того, что научный сотрудник биостанции некий Степан попросил у меня маску. Мне очень не хотелось давать ему свои подводные доспехи, особенно после того, как он проговорился, что собирается идти в бухту Ивана Разбойника. Дорога до бухты настолько трудна, что легко разбить или утопить маску и потерять дыхательную трубку. Да и вообще, зачем ему маска?

Он никогда не проявлял ни малейшего интереса к нашим наблюдениям и, поплавав однажды в течение пяти минут, добровольно вышел на берег и вернул мне маску, хотя у всех других приходилось отнимать ее почти насильно. Я придирчиво расспрашивала его до тех пор, пока он не сознался, что маска ему нужна для сбора камней под водой.

Разумеется, я слыхала еще раньше о знаменитых карадагских камнях — сердоликах, яшмах и агатах, часто сама находила на берегу и под водой красивые камешки. Но искать их специально, проводить все дни на берегу, роясь в тальке, и проникать в самые недоступные бухты в надежде найти там большой сердолик, было совсем не интересно.

Сгорбленные фигуры одержимых «каменной болезнью» целые дни маячили в Сердоликовой бухте или на пляже в Планерском (Коктебель). У нас их было тоже вполне достаточно. Уткнувшись носом в россыпи гальки, они не замечали ни моря, ни величественных утесов. Цветной камешек величиной с наперсток заслонял им весь мир.

Степан уже переболел первыми стадиями болезни и достиг высшей, хронической степени. По воскресным дням он с утра вооружался геологическим молотком с длинной, как у кирки, ручкой и отправлялся на целый день в дальние бухты. Там под палящим солнцем он работал, как каторжный, методически перекидывая с места на место тонны обкатанных морем камней. Из каждого похода после целого дня тяжелой работы он приносил один или два камня. О его коллекции ходили смутные слухи среди приезжавших на биостанцию. Показывал он ее не очень охотно, опасаясь, как утверждали злые языки, что у него будут выпрашивать красивые камешки. Теперь он решил искать камни под водой. Маску я ему дала, но потребовала, чтобы он показал свою коллекцию. Мне не следовало этого делать.

Степан поставил передо мной коробку из-под печенья и взялся за крышку.

— Здесь тридцать два камня, — сказал он, многозначительно глядя на меня.

Я не поняла намека и смотрела на него с недоумением.

— У меня все камни на счету, — сказал Степан. Я обиделась.

— Вы думаете, после моего визита их будет меньше? Степан пожал плечами и снял крышку с коробки.

На тонком слое ваты лежали камни дивной красоты. Там были прозрачные пламенные сердолики всех оттенков, от темно-красных, почти коричневых, до персиковых и розовых. Полосатые агаты и причудливых узоров яшмы, окаменелые букеты звездчатых кораллов на плоских овальных гальках. Некоторые были похожи на опалы—в голубоватом, молочном камне светился оранжевый огонек. Там были и слоистые камни, в которых матовые жилки причудливо обвивали прозрачную сердцевину, и такие камни, где призрачный узор образовывал неясные очертания растений и странных животных.

Увидев коллекцию, я простила бестактные намеки.

Боюсь, если бы не предупреждение Степана, я бы преступила известную заповедь «не укради».

Как нарочно, в тот же день я нашла отличный, крупный сердолик. Виталий сознался, что он давно потихоньку ищет на дне камни. Валя оказалась самой стойкой. Она тоже, конечно, искала и находила камни, но голову не теряла. К счастью, мое увлечение камнями протекало вспышками. После двух-трех удачных находок я успокаивалась и подбирала красивые камешки мимоходом, не тратя на их поиски драгоценного времени. Потом кто-нибудь находил особенно красивый сердолик или агат, и моя страсть вспыхивала с новой силой.

Наши экскурсии захватывали все более отдаленные районы. Стали привычными громадные подводные утесы Сердоликовой и Пуццолановой бухт, мрачные черные стеньг с гирляндами мидий и цистозиры под аркой Золотых Ворот, щели и гроты в отвесных стенах. В глубоких бухтах, где из кристально чистой воды поднимаются темные утесы и зеленый светящийся туман скрадывает очертания дальних скал, происходили особенно интересные для нас встречи. Надо было только внимательно смотреть вокруг, и тогда вдруг появлялись десятки живых существ, не замеченных с первого взгляда.

Однажды я плыла вдоль шероховатой стены с многочисленными выступами и глубокими расщелинами. Бахрома водорослей, колеблемая волнами, то открывала обросший моллюсками и губками темный камень, то непроницаемой завесой скрывала его выступы.

Мне показалось, что из щели торчит голова рыбы. Я нырнула за выступом и медленно стала подниматься вдоль стены. В трещине камня, как карандаши в стакане, стояли четыре рыбы. У верхней только хвост скрывался в трещине. Две другие стояли почти вертикально, на хвостах. От самой последней виднелась одна голова. Глубина была небольшая, и вода не скрадывала красоты забавных рыбок. Основной цвет их окраски был кирпично-крас-ный с голубыми и оранжевыми мраморными разводами. Прежде всего бросались в глаза большое ярко-синее пятно на боку, отчетливо видное на красноватом фоне, и поперечные красно-коричневые полосы. Это были каменные окуни, или, как их еще называют, морские окуни.

Они действительно близки к окуням и напоминают их и формой тела, и выражением хищной морды, да и размера подходящего, с окуня средней величины. Они попадались мне много раз, но все, даже самые крупные, были не более 20 сантиметров. Одни окрашены ярче, другие значительно скромнее, но красно-коричневые полосы и синее пятно на боку давали возможность сразу отличить их от других рыб.

Манера каменных окуней забиваться в расщелины и поглядывать оттуда на остальных обитателей моря объясняется, вероятно, известной склонностью некоторых хищников подстерегать свою добычу в засаде. Или же они сами прячутся там от более крупных хищников, этого я не знаю и могу только строить предположения. Но обычно их бывает в убежище по нескольку штук, и надо специально присматриваться к скалам, чтобы их обнаружить. Часто можно встретить каменных окуней плавающими вблизи скал, и если подплыть к ним слишком близко, они прячутся в водорослях и под карнизами.

Эти рыбы интересны еще в одном отношении. Все они гермафродиты, и в теле каждой из них развиваются и икра, и молоки. Созревание икры и молок происходит в разное время, и, таким образом, каменный окунь в разное время оказывается то самцом, то самкой.

Все детали окраски окуня я рассмотрела в аквариуме, где он прожил несколько дней. По кирпично-красной или коричневой спинке идут широкие темно-коричневые полосы. На боках и брюхе по золотисто-желтому фону расписаны голубые мраморные узоры, на голове и горле мрамор оранжевый с голубым. Такой же мрамор на всех плавниках, кроме грудных — те просто лимонно-желтые. Пестрые глаза и сияющее синее пятно на боку дополняют наряд этой рыбы.

Один из представителей того же семейства каменных окуней носит название лаврака, или морского волка. К величайшему, сожалению, нам ни разу не удалось его увидеть. Для сведения более счастливых подводных туристов могу сообщить об этой рыбе следующее: размер ее достигает метра длины, а вес—12 килограммов. Это сильная, стремительная рыба, которая охотится за мелкой рыбой вдоль берегов, особенно в тех местах, где бьет прибой. Подходит к устьям рек во время нереста, продолжающегося с мая до осени.

Я видела уже пойманного лаврака у любителей-рыболовов на кавказском побережье. Там они называют его белорыбицей, хотя к настоящей белорыбице лаврак не имеет ни малейшего отношения. По словам поймавшего его рыболова, лаврак бешено сопротивлялся, и вытащили его на берег только при помощи подоспевшего соседа с большим подсачником.

Лаврак был около 50 или 60 сантиметров длины с темной спиной и серебристым брюхом.

Для подводного охотника такая рыба должна представлять большой интерес своим темпераментом, величиной и превосходным качеством мяса.

К сожалению, я не знаю, как часто можно встретить лаврака у крымского побережья, но случаи его поимки были. У берегов Кавказа лаврак встречается регулярно.

Морским окунем иногда называют и смариду, распространенную у крымского побережья. Она окрашена в коричневатый цвет, с более темными поперечными полосами, из которых одна, за грудным плавником, образует квадратное черное пятно на боку. Вдоль тела тянутся ярко-голубые полосы, отливающие серебром. Особенно ярок брачный наряд самца.

Стайки этих рыбешек, среди которых пятнадцатисантиметровая считается уже очень крупной, по нескольку штук кормятся среди водорослей, иногда смешиваясь со стайками зеленушек. Они разыскивают червей и ракообразных, но если подвернется песчанка или хамсичка, тоже не зевают. Вытаскивая какого-нибудь червя из песка или подхватывая потревоженных рачков, смарида вытягивает рот в длинную трубку. Так и ждешь, что рыбка свистнет.

Если отплыть за каменистые гряды у пляжа биостанции, можно наблюдать, как резко меняется характер дна. Сразу за последним камнем начинается гладкое песчаное дно. Кстати, глубокие овраги между холмами, которые казались мне такими страшными в первый день плавания, оказались не глубже трех-четырех метров. Просто солнце еще было слишком низко в тот ранний утренний час, и меж холмов лежала тень. Даже на песке за последними камнями было только шесть-семь метров глубины; плывя у поверхности в ясный день и в «прозрачную погоду», можно было разглядеть на дне все ракушки и камешки.

В один из первых дней я заметила длинную цепочку следов на гладком золотистом дне. Небольшие ямки тянулись одна за другой почти на равном расстоянии друг от друга, напоминая следы собаки или лисицы. Потом следы оборвались. Вероятно, «собака» решила продолжать свой путь вплавь. Мы пошутили на эту тему, но я решила обязательно выяснить, кому принадлежат таинственные следы.

Вскоре мне это удалось. Плывя по такому же следу, я увидела прямо под собой небольшую рыбку. Сверху она выглядела довольно забавно. У нее была широкая головка с почти квадратной мордой и резко суживающееся к хвосту туловище. Под мордой рыбки шевелились два белых щупальца. Я не сразу сообразила, что это барабуля, султанка. Мне не приходилось еще смотреть на нее сверху.

Барабулька медленно ползла по дну, ощупывая усиками песок перед собой. Суетливые белые усики нащупали что-то в песке, червя или рачка. Барабулька наклонила корпус вперед и, помогая себе грудными плавниками, зарылась в песок по самые глаза. Над ней вились две или три рыбки поменьше. Это были смариды.

В воде поднялось небольшое облачко потревоженного барабулькой ила. Смариды кинулись к нему и стали жадно хватать каких-то мелких животных, а когда барабулька переплыла на новое место, они еще немного поживились, подбирая корм в поднятых ею слоях песка. На месте, где рылась барабулька, осталась небольшая ямка — след «таинственного зверя». Рыбка переплывала, рылась и опять выплывала. А за ней тянулась цепочка следов. Вслед за барабулей плыли смариды и подбирали остатки. Иногда, кроме смарид, за ней следуют маленькие зеленушки.

Эти наблюдения относятся только к одиночным барабулям. Большие стаи крупных барабулек, которые иногда встречаются на илистом грунте за скалами, кормятся там на глубине 10–15 метров. Сопровождают ли их рыбы других видов и какие именно, я не знаю.

Мелкие барабульки в пять-семь сантиметров длины часто встречаются небольшими стайками у самого берега. Они, как и взрослые барабули, ходят по дну между камнями, изредка забираясь на плоские камни, поросшие нитевидными водорослями. Ил, забивающий мягкую щетку водорослей, таит в себе червей и ракообразных. Стайка барабулей медленно движется по дну, впереди мордочек быстро мелькают белые щупальца. Вся стайка повернута головами в одну сторону и чем-то напоминает стадо пасущихся овец. Вообще в «лице» у этих рыб есть нечто овечье.

В момент опасности барабули скрываются в тени камней и а водорослях. Их нежное мясо привлекает многих хищников, и рыбки, удаляющиеся от убежища, подвергаются большой опасности. Я плыла как-то за такой легкомысленной стайкой, поднявшейся в верхние слои воды. Совершенно неожиданно около барабулек появились небольшие стремительно движущиеся рыбы с массивными челюстями. Их коренастые тела отливали розоватым серебром. Это были хищные луфари. Они, как волки, налетали на стайку беззащитных барабулек и, кидаясь вдвоем или втроем на одну барабульку, рвали их на части.

Уцелевшие рыбки рассыпались в разные стороны и попрятались в цистозиру и под камни. В пылу охоты хищники совершенно не обращали на меня внимания. Я смогла подплыть на расстояние полуметра и следовала за ними, следя за происходящим. Если одному из луфарей доставался большой кусок (голова или большая часть туловища барабули) и он не мог проглотить его сразу, то в свою очередь становился объектом преследования других луфарей. Они кидались к нему и вырывали изо рта лакомый кусочек.

Такая драка завязалась совсем рядом со мной. Драчуны выронили свою добычу. Я подставила руку, и ко мне на ладонь легла голова и передняя часть тела барабули с грудными плавниками. Она была, как ножом, отрезана острыми зубами луфарей. Голова еще жила. Жабры двигались, плавнички пытались поднять тело, усики судорожно шевелились. Я смотрела на нее с чувством острой жалости. Но как только эту живую голову смыло с моей ладони движением воды, ближайший луфарь подхватил ее и кинулся наутек. Другие хищники устремились за ним.

Владелец добычи метался из стороны в сторону, тщетно пытаясь проглотить слишком большой для него кусок, и очень ловко поворачивался хвостом к тем из приятелей, которые кидались к его морде в надежде вырвать добычу изо рта. Я старалась не отстать от погони. Чувствуя, что барабульку все равно отнимут, луфарик прибег к последнему средству и выпрыгнул из воды, на мгновение скрывшись с глаз своих преследователей. Он появился снова на полметра дальше и, разумеется, никого не обманул. Погоня продолжалась, пока все они не скрылись вдали.

Барабули достигают 33 сантиметров длины. Обычный же размер тех, которые встречались нам, был 10–12 сантиметров. Окраска этой рыбы в спокойном состоянии довольно скромная: темная коричневато-оливковая спинка, серебристые бока и брюшко. Вдоль боков идет красноватая или буро-зеленая полоска. Но в момент возбуждения барабуля вся покрывается ярчайшими алыми пятнами и становится очень красива.

Древние римляне, высоко ценившие вкусное мясо барабули, перед тем как приготовить из нее какое-нибудь блюдо, велели приносить их в специальных сосудах в столовую, где гости могли любоваться изменением ее окраски в момент агонии. Об этом упоминают Сенека, Цицерон и Плиний, сообщая совершенно фантастические суммы, уплаченные римскими богачами за особенно крупных рыб.

Если барабули встречаются у скалистых берегов только на песчаных и илистых участках между камнями и не типичны для каменистого грунта, то бычки, которых в Черном море 22 вида, густо заселяют и каменистые, и песчаные грунты и водоросли. У всех бычков есть один общий признак, по которому их легко отличить от остальных рыб, — это сросшиеся брюшные плавники, образующие на груди бычка круглую присасывательную воронку. Некоторые из бычков достигают порядочных размеров; особенно велик бывает бычок-мартовик, рыбаки называют его кнут, или жаба. Мартовик достигает 30–33 сантиметров. Но это его максимальная величина. Средние размеры бычков, встречавшихся нам у берегов, были обычно от 10 до 20 сантиметров.

Питаются бычки мелкими ракообразными, моллюсками, червями и мелкой рыбой. Крупные бычки-ширманы и бычки-мартовики самые заправские хищники, предпочтительно питающиеся рыбой.

Вообще надо сказать, что фразу «питается мелкой рыбой», надо понимать в довольно широком смысле. Много раз я видела бычков, заглотавших такую большую рыбу, что у них изо рта торчал хвост жертвы, а сами бычки могли только лежать и отдуваться. Многими повадками они напоминает скорпену. Такая же манера неподвижно лежать в засаде и такой же прыжок на добычу, способность заглатывать рыбу почти собственных размеров, любовь к укромным и темным уголкам под камнями и т. д. А манера лежать на камнях, опираясь на диск и грудные плавники, брюхатое тело и большая голова придают бычкам такое сходство с собачками, что, только поглядев на их морду с громадным толстогубым ртом и плоским профилем, отличаешь бычка от собачки.

Мелкие или молодые бычки, как и собачки, почти не боятся человека, но, разумеется, в руки себя брать не позволяют.

Я сидела на камне свесив в воду ноги. Вдруг почувствовала, что кто-то трогает меня за пальцы. Я посмотрела в воду и через тонкий слой воды увидела, как крохотный бычок осторожно пощипывает меня за палец. Это было смешно и щекотно, я засмеялась и двинула ногой. Бычок отскочил, потом опять подобрался к пальцам. Я чуть пошевелила ими, и тут бычок почему-то рассердился. Он растопырил все свои крошечные плавнички и начал налетать на пальцы, кусая их и стараясь уколоть спинным плавничком. Он дрался со мной совершенно всерьез.

Бычок в аквариуме, примерно такой же величины, хватал меня за руки, когда я выбирала пинцетом или пипеткой грязь со дна его жилища. При этом все плавники становились дыбом и, вероятно, он сам себе казался очень страшным. Из-за их драчливости надо стараться, чтобы в аквариум попадали бычки одинакового размера. Если же разница в их величине достаточно велика, то наутро можно найти в аквариуме вместо двух бычков одного, сильно пополневшего.

Среди бычков в начале лета часто попадаются совершенно черные, как уголь, с желтыми каемками на спинных плавниках и хвосте. Это самцы бычка-кругляка в своем брачном наряде. Они обычно вырывают ямку под камнем и завлекают туда одну за другой несколько самок, которые оклеивают потолок гнезда икрой. После этого самки считают, что они сделали все, что могли для своего потомства, и спокойно уплывают в голубую даль.

Самец, мужественно выполняя свой отцовский долг, охраняет икру от прожорливых соседей и освежает воду в гнезде движениями грудных плавников. Бедняга не отходит от икры ни на минуту, пока не выведутся личинки, ничего не ест и сильно худеет. У мальчишек, удящих бычков со скал и причалов, такой исхудавший черный бычок вызывает презрительные возгласы. Бедная жертва долга действительно незавидная добыча для рыболова.

При приближении человека к драгоценной икре бычок начинает волноваться. Он то всплывает, то снова забирается в гнездо, но в конце концов все же спасает свою шкуру, покидая икру на произвол судьбы. Надо отдать ему справедливость, когда отплывешь подальше, бычок возвращается к гнезду.

Глядя, как самозабвенно мы плаваем и ныряем, многие заинтересовались новым спортом и захотели сами увидеть все те интересные вещи, о которых мы рассказывали всем желающим нас слушать.

Мы охотно одалживали маски наиболее симпатичным из наших знакомых. В числе серьезно заинтересовавшихся подводными наблюдениями оказался и директор биостанции Анатолий Николаевич. Он отличный пловец, и для него, ихтиолога, возможность своими глазами видеть поведение рыб в естественных условиях было бы крайне важно. Он решил выписать для биостанции наборы масок, ластов и аквалангов.

Виталий проявил истинное рыцарство, невиданное в наше время, обучая нырянию хорошенькую дамочку, приехавшую отдыхать на Карадаг. Мы с Валей заметили, что Виталий начал исчезать в неизвестном направлении, но не придавали этому значения, пока однажды не подобрались незаметно к Кузьмичу в самый разгар урока.

Ученица сидела, жеманясь, на краю отвесно падающего в воду Кузьмичова камня и щурила на Виталия голубые и, надо сказать, довольно красивые глазки. Виталий таял и был готов на любые жертвы. Мы с Валей притаились за выступом скалы и с восхищением наблюдали за происходящим. Ученица не решалась спрыгнуть в воду. Еще больше она боялась погрузиться в нее с головой.

Виталий уговаривал ее терпеливо и настойчиво. Потом полез в воду и показал прием, при помощи которого мы научились исчезать в глубине без малейшего усилия и плеска. Он демонстрировал ей высокий класс подводного спорта, но его спутница только ежилась, сидя на безопасном расстоянии от воды. В конце концов она осторожно спустилась в воду и нерешительно окунулась с головой. Разумеется, ее немедленно выбросило на поверхность.

Никакие уговоры Виталия перевернуться вниз головой и выбросить ноги вверх (классический прием для начинающих) не могли заставить нервное создание последовать его совету. Она решительно боялась нырять и, выйдя из воды, уселась на край скалы, свесив ножки. Виталий не сдавался и, подумав, решительно полез по обвалам камней с Кузьмича на берег.

Глядя на то, как он взбирается обратно, неся в каждой руке по камню с хороший арбуз величиной, мы ждали каждую минуту, что он потеряет равновесие и свалится вниз.

Однако все обошлось благополучно, и Виталий принес к ногам прелестной дамы оба камня. Он заставил ее надеть его маску, дал ей под мышки по камню, а потом просто подтолкнул ее в воду. Музыкально взвизгнув, она исчезла под водой, а Виталий с самым серьезным видом склонился над обрывом, наблюдая за тем, что происходит в трехметровой пучине. Голова дамочки появилась над водой почти сейчас же. Виталий помог ей выбраться на крутой откос Кузьмича и снял с нее маску.

— Что вы так быстро поднялись? — спросил он.

— Вы понимаете, я от страха выронила камни, — ответила ученица. — Давайте еще раз, я постараюсь не пугаться.

Мы корчились от смеха в своей засаде. Виталий безропотно полез вниз за другими грузами.

Он принес еще два камня. Процедура повторилась во всех подробностях, но на этот раз ученица пробыла под водой несколько дольше — секунд 15.

— Ну, что увидели? Понравилось? — с нетерпением приставал к ней Виталий, едва она освободилась от вагнеровского берета его маски.

— Очень, очень интересно, только я ничего не видела, я побоялась открыть глаза, — лепетала она с кокетливой ужимкой.

Нам показалось, что Виталий заскрежетал зубами. Он молча повернулся и полез с Кузьмича, чтобы уже не возвращаться к бездарной ученице, как мы решили.

— Ей надо привязать камень на шею, — громко сказала Валя, глядя с презрением на изящную фигурку, печально сидящую на краю скалы.

Шум и сдержанное проклятие заставили нас обернуться. Доблестный рыцарь всползал по скале, нагруженный еще двумя камнями.

Мы вылезли из своего убежища. Виталий с интересом осведомился, откуда мы взялись, и, как нам показалось, был не очень доволен, когда мы сознались, что давно наблюдаем за его подвигами.

Мы с Валей приняли деятельное участие в обучении. Виталий с самого начала допустил ошибку, заставляя свою ученицу нырять с Кузьмича. Даже имеющий опыт ныряльщик должен погружаться в воду постепенно, а не падать в нее с высоты. В этом случае обычно инстинктивно закрываешь глаза и не сразу можешь ориентироваться под водой. Мы перетащили нашу жертву на галечный пляж и заставили ее сначала просто плыть глядя в воду, а потом уже стали учить нырять.

Вероятно, издали наш урок выглядел странно. Мы втроем барахтались вокруг ученицы, пытаясь поставить ее на голову, и засунуть под воду. Говоря попросту, мы старались ее немного утопить. Не зная благородной задачи, стоящей перед нами, нас могли обвинить в намеренном покушении на жизнь доверчивой жертвы. Свидетелей, к счастью, не было, и через некоторое время наши усилия привели к тому, что мы уже вчетвером ныряли между скалами.

Масок у нас было все-таки только две, и рыцарство Виталия не заходило так далеко, чтобы, он предложил свою маску в пользование новой энтузиастке подводного спорта.

Но самое главное было сделано. Мы показали ей, что находится под тончайшим слоем поверхностной пленки, и она уехала в Москву, клянясь, что к следующему лету и у нее будут маска и ласты.