Онлайн чтение книги Возвращение на родину
Глава XI

С этого момента обе семьи почувствовали некоторое облегчение. У проглоченного куска, как говорится, уже нет вкуса. Господин Жан и барышня Марта находились в положении супругов, вынужденных временно расстаться. Самую опасную часть путешествия, то есть переезд через Германию, кишащую войсками на марше, они совершат вместе. Потом расстанутся до самого окончания войны. Тогда никто еще не предвидел, что война эта была началом долгой борьбы со всей Европой, борьбы, которую потом в течение нескольких лет со славой продолжала Французская империя и которой суждено было окончиться победой соединившихся в коалицию против Франции держав!

Что касается меня, то я наконец получил возможность вскоре присоединиться к своему полку и надеялся поспеть вовремя, чтобы сержант Наталис Дельпьер оказался на посту, когда придется сражаться с солдатами Пруссии и Австрии.

Приготовления к отъезду должны были также, насколько возможно, производиться в секрете. Очень важно было не привлекать к себе внимания, особенно полицейских агентов. Лучше было покинуть Бельцинген так, чтобы никто не узнал об этом — береженого Бог бережет, как говорится.

Я полагал, что уже никакие препятствия не могут нас задержать, но не принял во внимание нашего гостя. Я сказал «нашего гостя», однако сам-то я ни за что не дал бы ему приют, даже за два флорина за ночь, ибо речь идет о лейтенанте Франце.

Как я уже сказал выше, несмотря на все предосторожности, слухи о свадьбе господина Келлера и барышни Марты распространились по городу; но то, что свадьба прямо накануне отложена на неопределенное время, никому еще не было известно.

А потому лейтенант продолжал думать, что свадьба скоро состоится, и нам следовало опасаться, как бы он не привел своих угроз в исполнение.

В сущности, у Франца фон Граверта был только один способ помешать браку — это спровоцировать господина Жана, вызвать на дуэль и либо ранить, либо убить его.

Но была ли его ненависть настолько сильна, чтобы побудить прусского офицера, забыв свое положение и знатность происхождения, унизиться до дуэли с господином Жаном Келлером?

Однако пусть читатель не беспокоится: если дело дойдет до этого, господин Жан сумеет ответить как подобает. Только вот в тех обстоятельствах, в которых мы находились, готовясь покинуть прусскую территорию, следовало опасаться последствий такой дуэли. Я не переставал беспокоиться по этому поводу. Мне передавали, что лейтенант все еще никак не может успокоиться. А потому я боялся, как бы он чего-нибудь не выкинул.

Какое несчастье, что лейб-полк до сих пор не получил приказа покинуть Бельцинген! Тогда полковник с сыном были бы уже далеко, где-нибудь под Кобленцем или Магдебургом. Я бы тогда вздохнул свободнее, моя сестра — тоже, ибо она разделяла мои опасения. Десять раз на дню проходил я мимо казармы, чтобы увидеть, нет ли каких-нибудь приготовлений к предстоящему маршу. Мне в глаза бросился бы даже мельчайший признак. Однако до сих пор ничто не говорило о скорой отправке…

Все оставалось без изменений и 29 и 30 июня. Я с облегчением думал о том, что нам остается пробыть здесь, по эту сторону границы, только сутки.

Как я уже сказал, мы должны были совершить переезд все вместе. Однако чтобы не возбуждать подозрений, мы договорились, что госпожа Келлер с сыном не станут выезжать из Бельцингена одновременно с нами. Они присоединятся к нам в нескольких милях от города. Оказавшись за пределами прусских провинций, мы сможем уже не так сильно опасаться происков Калькрейта и его ищеек.

В течение того дня лейтенант несколько раз проходил мимо дома госпожи Келлер. Раз он даже остановился, словно хотел войти… Незаметно для него я наблюдал за ним из-за опущенной шторы. Губы его были стиснуты, пальцы постоянно сжимались в кулаки, короче, — по всему было видно, что он пребывает в крайнем возбуждении. Право, если бы он отворил дверь и спросил господина Жана Келлера, я бы нисколько не удивился.

Но то, чего не сделал в тот день лейтенант, сделали за него другие.

Около четырех часов явился солдат лейб-полка и спросил господина Жана Келлера.

И тот, а мы с ним были дома одни, взял в руки письмо, поданное солдатом.

Каково же было негодование господина Жана, когда он прочел его до конца!

Письмо было написано в крайне вызывающем тоне не только по отношению к господину Жану, но содержало брань и в адрес господина де Лоране. Да! Офицер фон Граверт опустился до того, что не погнушался оскорбить человека преклонных лет! В то же время в письме подвергалась сомнению смелость Жана Келлера, «полуфранцуза, а потому и храбреца лишь наполовину»! Если его соперник не трус, добавлялось далее, он докажет это тем, что примет двух его товарищей, когда те явятся к нему вечером с визитом.

Для меня было несомненно, что лейтенанту Францу стало известно о намерении господина де Лоране покинуть Бельцинген и о том, что Жан Келлер последует за ним, и он, принеся самолюбие в жертву своей прихоти, стремился помешать его отъезду.

Я полагал, что теперь, по причине оскорбления, нанесенного не только лично ему, но и семейству де Лоране, мне не удастся сдержать господина Жана и он даст волю своему гневу.

— Наталис, — сказал он мне изменившимся от негодования голосом, — я должен наказать этого наглеца! Я не уеду с таким пятном на репутации! Это гнусно — оскорбить то, что у меня есть самого дорогого! Я покажу ему, этому офицеру, что полуфранцуз, как он меня называет, ни в чем не уступает немцу!

Я хотел урезонить господина Жана. Какие могут быть последствия его стычки с лейтенантом? Если господин Жан его ранит, — можно ожидать репрессивных мер, которые создадут нам массу препятствий; а если лейтенант ранит господина Жана, то как же нам тогда осуществить свой отъезд?

Однако господин Жан ничего не желал слушать. В глубине души я понимал его. В своем письме лейтенант переходил всякие границы. Нет, подобные вещи писать непозволительно никому! Ах, если бы я мог взять это дело на себя, какое бы я получил Удовлетворение! Встретиться с этим негодяем, вызвать его, драть-с я с ним любым оружием, какое его только устроит, драться до тех пор, пока один из нас не рухнет замертво! И если падет он, то, право же, я не полезу в карман за аршинным платком, чтобы его оплакивать!

Что ж, раз о визите товарищей лейтенанта было объявлено, то следовало ожидать их.

Оба они явились около восьми часов вечера. К счастью, госпожа Келлер находилась в это время в гостях у господина де Лоране. Уж лучше ей не знать о том, что должно произойти.

Моя сестра Ирма, в свою очередь, ушла из дому расплатиться с лавочниками по последним счетам, так что все должно было остаться между господином Жаном и мною.

Два офицера, лейтенанты по званию, представились со свойственной им развязностью, что меня ничуть не удивило. Они всячески стремились подчеркнуть, что драться с простым коммерсантом соглашается дворянин и офицер… Но господин Жан сразу осадил их, коротко объявив, что он к услугам господина Франца фон Граверта и потому совершенно излишне прибавлять новые оскорбления к тем, которые уже содержались в письме с вызовом на дуэль. Атака была отбита, и отбита блестяще.

Так что офицерам пришлось несколько поубавить спеси.

Тогда один из них заметил, что необходимо не мешкая обговорить условия дуэли, так как время не ждет. Господин Жан ответил, что заранее принимает все условия. Он только просит, чтобы в это дело не вмешивали посторонних, и выразил пожелание, чтобы все произошло без лишней огласки.

Против этого офицеры не возражали. Да им и нечего было возражать, так как, в конце концов, господин Жан предоставил им полную свободу действий в отношении условий дуэли.

Было 30 июня. Поединок назначили на следующий день, в 9 часов утра. Он должен состояться в лесочке, что по левой стороне дороги, идущей из Бельцингена в Магдебург. В этом не возникло никаких разногласий.

Противники должны сражаться на саблях и прекратить дуэль только тогда, когда один из них окажется не в состоянии драться.

Это также было принято. На все предложения господин Жан отвечал лишь кивком головы.

Тут один из офицеров — наглость все же взяла свое — сказал, что господин Жан Келлер, по-видимому, будет на месте в условленное время, ровно в 9 часов…

На это господин Жан Келлер ответил, что если господин Франц фон Граверт не заставит себя долго ждать, то все может быть окончено уже в девять с четвертью.

После такого ответа офицеры встали, довольно развязно поклонились и вышли из дома.

— Вы умеете владеть саблей? — тотчас спросил я господина Жана.

— Да, Наталис. Теперь займемся моими секундантами. Вы согласны быть одним из них?

— Горжусь оказанной мне честью. Что касается второго секунданта, то ведь у вас в Бельцингене найдется какой-нибудь товарищ, который не откажется оказать вам такую услугу?

— Я предпочитаю обратиться к господину де Лоране; он, я уверен, мне не откажет.

— Конечно же нет!

— Но только совершенно необходимо, чтобы моя мать, Марта и ваша сестра, Наталис, об этом не узнали. К чему лишние тревоги — их и без того достаточно.

— Ваша мать и Ирма сейчас вернутся, господин Жан, и так как они до утра уже не выйдут из дома, то ничего и не смогут узнать…

— Я на это и рассчитываю, Наталис, и, поскольку нам никак нельзя терять времени, идемте к господину де Лоране.

— Идемте, господин Жан. Ваша честь не могла быть вручена более достойному человеку.

Как раз тогда, когда мы собирались выходить, вернулись домой г-жа Келлер и Ирма в обществе барышни Марты. Господин Жан сказал матери, что нам надо отлучиться примерно на час в город по делам, мол, предстоит окончательно договориться насчет лошадей для нашего путешествия, и что, если мы задержимся с возвращением, он просит ее проводить барышню Марту домой.

Ни госпожа Келлер, ни Ирма ничего не заподозрили, но Марта взглянула на господина Жана с беспокойством.

Десять минут спустя мы уже входили к господину де Лоране. Он был дома один, беседа могла вестись совершенно свободно. Господин Жан ввел его в курс дела. Он показал ему письмо лейтенанта фон Граверта. Читая его, господин де Лоране дрожал от негодования. Нет! Жан не должен уехать, не отплатив за подобное оскорбление! И он вполне может рассчитывать на него.

Потом господин де Лоране изъявил желание отправиться к госпоже Келлер и проводить домой свою внучку.

Мы вышли втроем. Когда мы шли вниз по улице, нам повстречался агент Калькрейта. Он бросил на меня взгляд, показавшийся мне странным. А так как шел он от дома Келлеров, то у меня возникло предчувствие, что этот мерзавец выкинул какую-нибудь скверную штуку.

Госпожа Келлер и барышня Марта с моей сестрой находились внизу, в маленькой гостиной. Они, казалось, были взволнованны. Неужели им что-то стало известно?

— Жан, — сказала госпожа Келлер, — агент Калькрейта принес тебе письмо!

На конверте стояла печать военного ведомства. В письме было сказано следующее: «Все молодые люди прусского происхождения в возрасте до двадцати пяти лет призываются на действительную службу. Нижепоименованный Жан Келлер зачислен в лейб-полк, стоящий гарнизоном в Бельцингене. Ему надлежит явиться в полк завтра, 1 июня, к одиннадцати часам утра».