Глава XX

Онлайн чтение книги Возвращение на родину
Глава XX

Аргонский лес занимает пространство в 13–14 миль, раскинувшись от Седана на севере до маленькой деревушки Пассаван на юге, шириною в среднем две-три мили. Лес этот стоит здесь как передовое укрепление, прикрывая нашу восточную границу почти непроходимой чащей. Тут такой хаос деревьев и водных преград, возвышенностей и рвов, потоков и озер, что войску пройти невозможно.

Лес этот лежит между двумя реками. С левой стороны, от первых кустарников на юге и до деревни Семюи на севере, его на всем протяжении омывает река Эна. А с другой стороны, от Флери до его главного прохода, — река Эра. Потом эта река делает крутой поворот и возвращается к Эне, в которую она и впадает неподалеку от Сенюка.

Основными городами по реке Эра являются Клермон, Варенн, где Людовик XVI был настигнут и арестован во время бегства[112]В ночь на 21 июня 1791 года Людовик XVI с семьей бежал из Парижа в пограничную крепость Монмеди, что в Лотарингии, на северо-востоке страны, где находились верные ему войска, однако был опознан и арестован крестьянами в городке Варенн, возвращен в столицу, помещен под домашний арест во дворце сада Тюильри., Бюзанси, Лешен-Попюле; по реке Эна — Сент-Менегульд, Вильсюр-Турб, Монтуа, Вузье.

На карте этот лес по форме больше всего напоминает громадное насекомое, которое, сложив крылья, спит или лежит неподвижно между руслами обеих рек. Его «брюхо» составляет вся южная, самая большая, часть леса. «Щиток» и «голова» образованы северной частью, возвышающейся над ущельем Гран-Пре, по которому протекает уже упоминавшаяся Эра.

Хотя Аргонский лес на всем своем протяжении перерезан бурными потоками и зарос густым кустарником, его тем не менее можно пересечь по нескольким проходам, очень узким, конечно, но вполне доступным даже для полка на марше.

Мне, пожалуй, следует назвать эти проходы, чтобы дать читателю лучшее представление о том, как развивались события.

Аргонский лес пересекают в разных местах пять узких ущелий. В «брюшке» моего «насекомого», южнее, ущелье Дезилет идет почти прямо от Клермона до Сент-Менегульда; второе ущелье, Лашалад, представляет собой нечто вроде тропы, которая от Вьен-Лешато следует вдоль русла Эны.

В северной части леса насчитывается не менее трех проходов. Самый широкий, самый значительный (тот, что отделяет «щиток» от «брюшка») — ущелье Гран-Пре. Начиная от Сен-Жювена его на всем протяжении омывает Эра, протекающая затем между Термами и Сенюком и впадающая в Эну в полутора милях от Монтуа. Севернее Гран-Пре, почти на расстоянии двух миль, находится ущелье Лакруа-о-Буа (хорошенько запомните это название); оно пересекает Аргонский лес от Бут-о-Буа до Лонгве — это тропа дровосеков. Наконец, двумя милями севернее протянулось ущелье Лешен-Попюле, через которое проходит дорога из Ретеля в Седан; сделав два поворота, оно подходит к Эне напротив Вузье.

Войска приверженцев Империи только по Аргонскому лесу и могли подойти к Шалону-на-Марне. А оттуда им открывался путь на Париж.

Итак, что надо было прежде всего сделать, — так это помешать переходу Брауншвейга или Клерфайта через Аргонский лес, заперев все пять ущелий, по которым могли пройти их колонны.

Дюмурье, большой знаток военного дела, понял это в мгновение ока. Казалось, все очень просто. Тем более об этом надо было позаботиться, пока сами союзники не возымели идеи занять проходы.

План этот давал и другое преимущество — он избавлял от необходимости отступать к Марне, представлявшей нашу последнюю линию обороны перед Парижем. В то же время союзники были бы вынуждены стоять лагерем в скудной Шампань-Пульез, где бы им не хватило никаких припасов, вместо того чтобы рассредоточиться по богатым равнинам за Аргоной и провести зиму там, если случится зимовать.

Проект этот обсуждался во всех деталях. И 30 августа (дата явилась началом его выполнения) Дильон во главе восьмитысячного войска предпринял смелый маневр, которым, как я уже говорил, австрийцы были отброшены на правый берег Мааса; затем его колонна заняла самый южный проход, Дезилет, предварительно заградив проход Лашалад.

Маневр действительно явился довольно смелым. Вместо того чтобы оставаться под прикрытием густого леса, произвели бросок со стороны Мааса, подставив фланг неприятелю; но Дюмурье сделал это для того, чтобы лучше скрыть свои намерения от союзников.

Его план должен был удаться.

Четвертого сентября Дильон подошел к ущелью Дезилет. Дюмурье, выступивший вслед за ним с пятнадцатитысячным войском, занял Гран-Пре, закрыв, таким образом, главный проход через Аргонский лес.

Четыре дня спустя, 7 сентября, генерал Дюбур направился к Шен-Попюле, чтобы защитить северный участок леса от нашествия войск приверженцев Империи.

Поспешно возводились заграждения, делались окопы, баррикадировались тропинки, устанавливались батареи — все это, чтобы запереть проходы. Гран-Пре превратился в настоящий лагерь. Войска расположились на холмах, как в амфитеатре. При этом река Эра образовывала передовую оборонительную линию.

К тому времени из пяти проходов Аргоны четыре были заграждены, словно крепостные потерны с опущенными решетками и поднятыми мостами.

Однако пятое ущелье оставалось пока незапертым. Оно являлось настолько труднодоступным, что Дюмурье не стал спешить с его занятием. При сем добавлю, что злосчастная наша судьба влекла нас именно к этому проходу.

На деле оказалось, что ущелье Лакруа-о-Буа, находящееся на равном расстоянии (примерно в десять миль) от Шен-Попюле и Гран-Пре, вскоре позволит неприятельским колоннам пройти через Аргону.

Но возвратимся к тому, что касалось лично нас.

Тринадцатого сентября к вечеру мы достигли бокового склона Аргоны, обойдя стороной деревни Брикне и Бут-о-Буа, возможно занятые австрийцами.

Поскольку я хорошо знал аргонские ущелья, неоднократно проходя по ним, когда мы стояли гарнизоном на нашей восточной границе, то избрал как раз ущелье Лакруа-о-Буа, казавшееся мне самым безопасным.

Кроме того, для большей предосторожности я предполагал воспользоваться не самим ущельем, а проходившей вблизи него узкой тропинкой, ведущей из Брикне в Лонгве. Следуя этой дорогой, мы пересекли бы Аргону по наиболее густой части леса под прикрытием дубов, буков, грабов, рябин, ив и каштанов, растущих в менее подверженных зимним морозным ветрам местах. Отсюда — гарантия от встреч с мародерами и отставшими солдатами и возможность достичь наконец, подойдя со стороны Вузье, левого берега Эны, где нам уже нечего будет больше бояться.

Ночь с 13-го на 14-е мы провели, по обыкновению, под покровом деревьев.

Каждую минуту могла показаться мохнатая шапка кавалериста или гренадерский[113]Гренадеры — отборная часть пехоты во многих армиях. кивер[114]Кивер — старинный военный головной убор, высокий, с плоским верхом, часто украшенный пучком перьев. пруссака. А потому я торопился скорее зайти в глубину леса и облегченно вздохнул только тогда, когда мы на другой день стали подниматься по тропинке, ведущей в Лонгве, оставив справа от себя деревню Лакруа-о-Буа.

День выдался на редкость утомительным. Неровная местность, перерезанная оврагами и захламленная повалившимися деревьями, страшно затрудняла переход.

По этой дороге никто никогда не ходил, недаром она была такой трудной. Господин де Лоране шел довольно бодрым шагом, несмотря на непосильные для его возраста нагрузки. Барышня Марта и моя сестра при мысли о том, что мы совершаем последние переходы, приободрились и не унывали ни минуты. Зато госпожа Келлер совершенно обессилела. Ее приходилось все время поддерживать, иначе она бы падала на каждом шагу. И тем не менее мы не слышали от нее ни единой жалобы. Если тело ее изнемогало, то дух оставался бодрым. Но я сомневался, что она выдержит все тяготы нашего путешествия до конца.

Вечером мы, как всегда, устроили привал. В сумке оказалось вполне достаточно провизии, чтобы всем подкрепиться, поскольку голод у нас всегда уступал желанию отдохнуть и выспаться.

Оставшись наедине с господином Жаном, я заговорил с ним о состоянии его матери, становившемся все более тревожным.

— Она идет из последних сил, — сказал я, — и если мы не сможем дать ей несколько дней отдыха…

— Я и сам вижу это, Наталис! — ответил господин Жан. — Каждый шаг моей бедной матери надрывает мне сердце! Что же делать?

— Нужно дойти до ближайшей деревни, господин Жан. Мы с вами донесем туда вашу матушку. Никогда австрийцы или пруссаки не решатся сунуться в эту часть Аргоны, и там в каком-нибудь доме мы сможем обождать, пока в этих краях станет поспокойнее.

— Да, Наталис, это самое разумное решение. Но разве мы не можем дойти до Лонгве?

— Эта деревня слишком далеко отсюда, господин Жан. Ваша матушка не дойдет.

— Тогда куда же идти?

— Я бы предложил взять правее, прямо через лесную чащу, чтобы добраться до деревни Лакруа-о-Буа.

— Это далеко?

— Не более одной мили.

— Ну, так идем в Лакруа-о-Буа, — согласился господин Жан. — И завтра же, с рассветом!

Откровенно говоря, ничего лучшего для нас я не видел, будучи убежден, что неприятель не решится двинуться на север Аргоны.

Тем не менее ночью особенно часто слышалась ружейная перестрелка, а временами и тяжелый грохот орудий. Но так как звуки были еще далеки и раздавались позади нас, я имел основания предполагать, что это Клерфайт или Брауншвейг пытаются овладеть ущельем Гран-Пре: только оно одно было достаточно широким для прохода их колонн. Господин Жан и я не имели и часа отдыха. Следовало постоянно быть настороже, хотя мы притаились в самой густой чаще леса, в стороне от тропинки, ведущей в Брикне.

Рано утром снова тронулись в путь. Я срезал несколько веток, из которых мы соорудили нечто вроде носилок. Охапка сухой травы позволит госпоже Келлер удобно лежать на них, и таким вот образом, соблюдая осторожность, мы смогли бы, вероятно, облегчить ей тяготы пути.

Однако госпожа Келлер понимала, что это обернется дополнительной усталостью для нас.

— Нет, — сказала она, — нет, сын мой! У меня еще есть силы… Я пойду сама!

— Но ты не можешь идти, мама! — возразил господин Жан.

— В самом деле, вы не можете, госпожа Келлер, — добавил я. — Наша цель — достичь ближайшей деревни, и чем скорее, тем лучше. Там мы подождем, пока вы восстановите свои силы. Мы ведь, в конце концов, во Франции, где никто не закроет перед нами дверей своего дома!..

Госпожа Келлер не уступала. Поднявшись, она попробовала сделать несколько шагов, но упала бы, если бы сын и моя сестра не стояли рядом и не подхватили ее.

— Госпожа Келлер, — обратился я к ней, — мы думаем о нашем общем спасении. Ночью на опушке леса раздавалась стрельба.

Враг недалеко. Я питаю надежду, что он не сделает попытки пройти в этой стороне. В Лакруа-о-Буа нам нечего бояться быть застигнутыми, но мы должны отправиться туда сегодня же.

Барышня Марта и сестра присоединились к нашим настоятельным просьбам, господин де Лоране тоже. Госпожа Келлер наконец сдалась.

Спустя минуту она уже лежала на носилках, за которые господин Жан взялся с одной стороны, а я — с другой. Мы снова тронулись в путь, пересекая наискось тропинку в Брикне в северном направлении.

Не будем распространяться о трудностях этого перехода через густую лесную чащу, о необходимости отыскивать доступные проходы, о частых остановках, которые приходилось нам делать. 15 сентября, в полдень, мы, справившись со всем этим, прибыли в Лакруа-о-Буа, затратив пять часов на переход в полторы мили.

К моему большому удивлению и огорчению, деревня оказалась покинутой жителями. Все они бежали, кто в Вузье, кто в Шен-Попюле. Что же произошло?

Мы бродили по улицам. Все двери и окна заперты. Неужели помощь, на которую я рассчитывал, к нам не придет?

— Я вижу дымок, — сказала мне сестра, указывая на дальний конец деревни.

Я побежал к домику, над которым вился дым. Постучал в дверь.

На стук вышел мужчина с добрым лицом — лицом лотарингского крестьянина, моментально вызвавшим симпатию. Наверняка славного человека.

— Что вам нужно? — спросил он.

— Помощи моим спутникам и мне.

— Кто вы такие?

— Французы, изгнанные из Германии, которые не знают, где найти приют!

— Входите!

Крестьянина звали Ганс Штенгер. Он жил в этом доме со своими женой и тещей. Он не покинул Лакруа-о-Буа только потому, что теща его, несколько лет назад разбитая параличом, не могла подняться с кресла.

Тут Ганс Штенгер и объяснил нам, почему жители оставили деревню. Все проходы Аргонского леса были заняты французскими войсками. И только один из них (ущелье Лакруа-о-Буа) был не заперт. А потому ожидалось, что в него войдут и его захватят войска приверженцев Империи, что предвещало крестьянам большие невзгоды. Как видим, злая судьба привела нас именно туда, куда нам не следовало идти. Выйти из Лакруа-о-Буа и вновь углубиться в чащу Аргоны не позволяло состояние госпожи Келлер. Хорошо еще, что мы попали к таким честным французам, как семейство Штенгер!

Это были довольно зажиточные крестьяне. Они, казалось, обрадовались возможности оказать услугу соотечественникам, попавшим в трудное положение. Само собой разумеется, мы не сообщили им о национальности Жана Келлера, что осложнило бы ситуацию.

Тем временем день 15 сентября закончился благополучно. Следующий день, 16 сентября, тоже не оправдал опасений, высказанных Штенгером. Мы даже не слыхали ночью стрельбы со стороны Аргоны. Может быть, союзники не знали, что проход Лакруа-о-Буа свободен? Во всяком случае, поскольку его узость препятствует прохождению войсковой колонны с ее фургонами и экипажами, они, конечно, прежде попытаются овладеть проходами Гран-Пре или Дезилет. Так что мы снова обрели надежду. Кстати, отдых и хороший уход уже принесли ощутимую пользу госпоже Келлер. Отважная женщина! Ей могли изменить физические силы, но только не энергия духа!

Проклятая судьба! 16 сентября после полудня в деревне стали появляться какие-то подозрительные личности — из тех курощупов, которые всегда являются пошарить в курятниках. Что среди них есть и воры, было несомненно. Но никакого труда не составляло заметить, что принадлежат они к германскому племени и что большинство занимается шпионажем.

К нашему великому огорчению, господину Жану, из опасения быть узнанным, надлежало скрыться. Так как это могло показаться подозрительным семейству Штенгеров, я уже почти решился все рассказать им, когда, а это было в пять часов вечера, домой прибежал Ганс, крича: «Австрийцы! Австрийцы!»

Действительно, несколько тысяч человек в белых мундирах, в киверах с металлическими бляхами и двуглавыми орлами (так называемых «kaiserlicks»[115]Императорские (нем.). (Примеч. перев.) ) шли через ущелье Лакруа-о-Буа, следуя по нему от деревни Бу. Несомненно, это лазутчики сообщили им, что путь свободен. Кто знает, может, и само вторжение неприятеля произойдет в этом месте?

Услышав крики Ганса Штенгера, господин Жан вошел в комнату, где лежала его мать.

Я так и вижу его перед собой. Он стоял у очага. И ждал… Чего он ждал?.. Чтобы всякий путь к побегу был отрезан?.. Но если он станет пленником австрийцев, пруссаки вполне смогут потребовать его выдачи, а для него это означало бы смерть!..

Госпожа Келлер приподнялась на постели.

— Жан, — промолвила она, — беги… беги сию же минуту!

— Без тебя, мама?

— Да, я так хочу!

— Бегите, Жан, — сказала барышня Марта. — Ваша мать — это и моя тоже!.. Мы не покинем ее!

— Марта!

— Да, я тоже так хочу!

Ему оставалось только подчиниться воле обеих женщин. А шум на улице усиливался. Голова колонны уже рассыпалась по деревне. Скоро австрийцы займут и дом Ганса Штенгера.

Господин Жан обнял мать, в последний раз поцеловал невесту и исчез.

И тут я услышал, что госпожа Келлер шепчет:

— Мой сын! Мой сын!.. Один… в краю, которого совсем не знает… Наталис…

— Наталис!.. — просяще повторила и барышня Марта, показывая мне глазами на дверь.

Я понял, чего ждут от меня эти несчастные женщины.

— Прощайте! — воскликнул я. И через минуту я уже был за деревней.


Читать далее

Глава XX

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть