Онлайн чтение книги Возвращение на родину
Глава XXI

Расстаться после трех недель совместного путешествия, которое могло бы прекрасно окончиться, если бы нам немного повезло! Расстаться, когда через несколько миль мы все были бы спасены! Расстаться — со страхом никогда больше не увидеться!

А эти женщины, оставленные в крестьянском доме среди занятой неприятелем деревни, имевшие своим защитником лишь семидесятилетнего старца!

Поистине, не следовало ли мне остаться подле них?.. Однако, вспомнив о беглеце, бросившемся в этот страшный, неведомый ему Аргонский лес, мог ли я колебаться — догонять ли мне господина Жана, которому я был бы так полезен? Что касается господина де Лоране и его спутниц, то тут речь шла об угрозе только для их свободы — по крайней мере, я так надеялся. Тогда как для Жана Келлера речь шла о жизни или смерти.

Кстати сказать, вот что произошло и почему эта деревня была занята 16 сентября неприятелем.

Выше было сказано, что из пяти проходов Аргонского леса только один, Лакруа-о-Буа, остался незанятым французами.

Однако, чтобы оградить себя от возможного сюрприза, Дюмурье послал к входу в это ущелье, близ Лонгве, своего полковника с двумя эскадронами кавалерии и двумя батальонами пехоты. Место это было слишком далеко от Лакруа-о-Буа, чтобы Ганс Штенгер мог знать о таком обстоятельстве. Впрочем, убеждение, что войска приверженцев Империи не решатся воспользоваться этим проходом, было столь велико, что никаких мер для его защиты принято не было. Ни окопов, ни заграждений! Да и сам полковник, уверенный, что на этой высоте ничто Аргоне не угрожает, даже попросил отослать часть своих войск обратно в штаб-квартиру, на что получил согласие.

Тогда-то более осведомленные австрийцы послали сюда разведку. Отсюда и появление здесь, в Лакруа-о-Буа, кучки немецких лазутчиков, а затем и занятие ущелья. Вот каким образом, вследствие ошибочных расчетов Дюмурье, союзникам была открыта дорога на Францию.

Как только Брауншвейг узнал, что проход Лакруа-о-Буа свободен, он тотчас отдал приказ занять его. И это случилось в тот самый момент, когда он, не желая вступать на равнины Шампани, готовился подняться к Седану, имея в виду обойти Аргону с севера. С занятием Лакруа-о-Буа положение изменилось, и он мог, хотя, конечно, не без труда, пройти через это ущелье. Для этой цели им была отправлена колонна австрийцев — вместе с французскими эмигрантами под командованием принца де Линя.

Застигнутый врасплох французский полковник вынужден был отступить к Гран-Пре. Хозяином ущелья стал противник.

Вот что произошло к тому моменту, когда нам пришлось спасаться бегством. Потом Дюмурье попытался исправить эту серьезную ошибку, послав генерала Шазо с двумя бригадами, шестью эскадронами и четырьмя восьмидюймовыми орудиями[116]Восьмидюймовое орудие — пушка, имеющая калибр (диаметр канала ствола) около 20 см. выгнать австрийцев из ущелья, пока они еще не закрепились там.

К несчастью, ни 14, ни 15 сентября Шазо не смог приступить к действиям. Когда он вечером 16 сентября атаковал наконец неприятеля, было уже слишком поздно.

Правда, поначалу ему удалось отбросить австрийцев от прохода и даже убить принца де Линя, но затем он подвергся удару превосходящих сил противника. Несмотря на героические усилия, проход Лакруа-о-Буа был окончательно потерян.

Ошибка была плачевна для Франции и, добавлю, для нас тоже, так как, не будь этой прискорбной оплошности, мы уже с 15 сентября могли находиться среди французов.

Теперь это оказалось невозможно. Ибо Шазо, видя, что он отрезан от штаб-квартиры, отступил к Вузье, тогда как Дюбур, занимавший Шен-Попюле, боясь окружения со стороны противника, возвратился в Аттиньи.

Итак, французская граница была открыта войскам приверженцев Империи. Дюмурье рисковал быть окруженным и вынужденным сложить оружие.

Теперь никакого серьезного противодействия захватчикам на пути от Аргоны до Парижа не будет.

Что касается нас с Жаном Келлером то я вынужден признать, что нам не повезло.

Покинув дом Ганса Штенгера, я почти сразу догнал господина Жана, в самой густой чаще леса.

— Это вы?.. Наталис! — воскликнул он.

— Да!.. Это я!..

— А как же ваше обещание никогда не покинуть ни Марту, ни мою мать?

— Минутку, господин Жан! Выслушайте меня!

И я сказал ему все. Сказал, что хорошо знаю Аргонские леса, которые ему совершенно не знакомы, что госпожа Келлер и барышня Марта, так сказать, приказали мне идти за ним следом и что я пошел без колебаний…

— И если я поступил дурно, господин Жан, — добавил я, — то пусть меня накажет Бог!

— Что ж, идемте!

Теперь уже и речи не было о том, чтобы следовать по ущелью до границы Аргоны. Австрийцы могли оказаться за пределами и прохода Лакруа-о-Буа, и даже тропы, что идет в Брикне. Отсюда вытекала необходимость двигаться прямо на юго-запад, с тем чтобы перейти через русло реки Эна.

Мы шли, держась этого направления, пока совершенно не стемнело. Рисковать продолжать путь в полном мраке было немыслимо. Как ориентироваться в таких условиях? Мы сделали остановку для ночлега.

В течение первых нескольких часов на расстоянии, по крайней мере, полумили не переставая раздавалась стрельба. Это добровольцы из Лонгве пытались отнять у австрийцев проход обратно. Но, уступая в силе, они вынуждены были рассеяться. К несчастью, они не пошли лесом, где мы могли бы повстречаться с ними и узнать от них, что штаб-квартира Дюмурье находится в Гран-Пре. Мы пошли бы туда вместе с ними, а там, как я узнал впоследствии, я нашел бы свой бравый Королевский пикардийский полк, покинувший Шарлевиль, чтобы присоединиться к армии центра. Прибыв в Гран-Пре, мы с господином Жаном очутились бы среди друзей и придумали бы, что нам надо сделать для спасения наших близких, оставшихся в Лакруа-о-Буа.

Однако добровольцы ушли из Аргоны и поднялись вверх по течению Эны с целью добраться до штаб-квартиры.

Ночь была скверной. Моросил пронизывающий до костей дождь. Одежда наша вконец разодралась о колючки. Даже мой балахон не избежал этой участи, но особенно пострадала наша обувь, и мы рисковали остаться вообще босиком. Неужели нам придется ходить «на собственных подметках», как говорят у нас в деревне? В довершение всего мы промокли до нитки, так как дождь просачивался сквозь листву, и я тщетно искал места, где бы можно было от него укрыться. Прибавьте ко всему этому доносившиеся до нас сигналы тревоги и выстрелы, столь близкие, что раза два или три мне показалось, будто я вижу вспышки. А этот ужас — слышать каждую минуту прусское «ура»!.. Надо было, таким образом, чтобы не попасться, бежать дальше, в самую глубь леса. О Господи! Как долго тянется ночь!

Как только занялась заря, мы снова ринулись в путь. Я сказал именно «ринулись», потому что мы шли так быстро, как только это было возможно в лесу. Я старательно ориентировался по взошедшему солнцу.

Кроме того, в животе у нас было пусто, и голод сильно давал себя знать. Господин Жан, убегая из дома Штенгера, не успел захватить никакой еды. Да и я, помчавшись как сумасшедший из опасения, что меня могут перехватить австрийцы, тоже ничем не запасся. Так что мы оба были обречены кусать локти от голода. Среди деревьев стаями летали вороны, пустельги[117]Пустельга — род хищных птиц семейства соколиных, длина 31–38 см. Истребляют вредных насекомых., множество мелких пташек, особенно овсянок[118]Овсянка — род птиц семейства воробьиных, длина 12,5–20 см, поедают насекомых., но дичи было мало. Изредка кое-где попадалась заячья норка или несколько рябчиков, тотчас прятавшихся в чаще. Но как их поймать? К счастью, в Аргонских лесах нет недостатка ни в каштановых деревьях, ни в самих каштанах в это время года. Я пек их в золе, разводя костер из хвороста с помощью пороха. Это положительно не давало нам умереть с голода.

Настала ночь — холодная и темная ночь. Лесная чаща была так густа, что мы, идя с самого утра, не сумели проделать большого расстояния. Тем не менее конец Аргоны уже не мог быть далеко. Слышны были ружейные выстрелы разведчиков, прочесывавших возвышенности вдоль Эны. Все же нужны были еще почти сутки, чтобы мы смогли найти прибежище по ту сторону реки — в Вузье или в одной из деревень левобережья.

Не буду говорить о наших тяготах. Нам некогда было о них думать. Вечером, хотя меня одолевали во множестве тревожные мысли, мне так сильно захотелось спать, что я растянулся прям и под деревом. Помню, что, закрывая глаза, я подумал о полке полковника фон Граверта, оставившем несколько дней тому назад на поляне тридцать человек убитыми. Я послал к черту этот полк с его полковником и его офицерами, и они туда провалились, как только я заснул.

Утром я увидел, что господин Жан не сомкнул глаз. Должно быть, он всю ночь напролет думал, и отнюдь не о себе — я достаточно хорошо знал его, чтобы быть уверенным в этом. Душа его болела за мать, за барышню Марту. Лакруа-о-Буа захвачен австрийцами! Что, если наши близкие подвергаются оскорблениям, а быть может, и грубому обращению?

Короче говоря, в эту ночь бодрствовал господин Жан. Я же, вероятно, очень крепко спал, так как совсем не слышал стрельбы, все еще раздававшейся на довольно близком расстоянии. Я ни разу не проснулся, а господин Жан не хотел меня будить.

В тот самый момент, когда мы уже собирались отправиться дальше, господин Жан, остановив меня, сказал:

— Наталис, выслушайте меня!

Он произнес эти слова тоном человека, принявшего твердое решение. Я понял, куда он клонит, и, не дожидаясь продолжения, ответил:

— Нет, господин Жан, если вы собираетесь говорить о том, что мы должны расстаться, я не стану вас слушать.

— Наталис, — продолжил он, — вы последовали за мной из преданности ко мне.

— Да, это так!

— Пока вопрос касался только тягот пути, я молчал. Но теперь речь идет об опасности для жизни. Если меня схватят, если вместе со мною схватят и вас, вам пощады не будет. Вас ожидает смерть… а этого, Наталис, я не могу допустить. Так что уходите… Перейдите границу… Я постараюсь сделать то же самое… и если мы свидимся…

— Господин Жан, — ответил я, — нам пора отправляться в дорогу. Мы или спасемся, или умрем вместе.

— Наталис…

— Клянусь Богом, я не покину вас!

И мы двинулись в путь. Первые часы наступившего утра были шумными: грохотала артиллерия, трещали ружейные залпы. То была повторная атака с целью отбить ущелье Лакруа-о-Буа — атака, окончившаяся неудачей, так как противник был слишком многочисленным.

К восьми часам все стихло. Не слышно стало ни одного выстрела. Какая страшная неизвестность для нас! То, что в ущелье произошел бой, в этом не могло быть сомнения. Но каков его результат? Должны ли мы следовать лесом? Нет! Я инстинктивно чувствовал, что это чревато опасностью. Надо было по-прежнему продолжать путь в направлении Вузье.

В полдень мы снова закусили печеными каштанами, единственной нашей пищей. Чаща была так густа, что мы с трудом делали шагов пятьсот в час. А тут еще раздавались внезапные сигналы тревоги, выстрелы то справа, то слева и, наконец, вселяющий в душу ужас бой набата во всех деревнях Аргоны!

Наступил вечер. Мы находились на расстоянии не более одной мили от Эны. Если никакое препятствие нас не остановит, по ту сторону реки нас ждет наше спасение. Только нам надо спуститься вниз вдоль правого берега Эны, и тогда мы перейдем ее по мосту Сенюка или Гран-Гама, которыми еще не завладел ни Клерфайт, ни Брауншвейг.

Около восьми часов остановились на отдых. Мы постарались как можно лучше защитить себя от холода в густой чаще леса. Слышен был только шум дождя, стучавшего по листьям. В лесу все было тихо, но, сам не знаю почему, именно в этой тишине чудилось мне нечто тревожное.

Внезапно в каких-нибудь двадцати шагах от нас послышались голоса. Господин Жан схватил меня за руку.

— Да, — говорил кто-то, — мы идем по его следам от Лакруа-о-Буа!

— Он от нас не ускользнет!

— Но австрийцы ничего не получат из этой тысячи флоринов!

— Нет, друзья, конечно нет!..

Я почувствовал, как рука господина Жана сильно стиснула мою.

— Это голос Буха! — прошептал он мне на ухо.

— Негодяи! — ответил я. — Их здесь пятеро или шестеро!.. Не будем их дожидаться!.. Бежим…

И мы ползком по траве стали выбираться из чащи.

Хруст случайно сломанной ветки выдал нас. В ту же секунду подлесок осветила вспышка выстрела. Нас заметили.

— Бегите, господин Жан, бегите! — воскликнул я.

— Да, но не прежде, чем размозжу голову какому-нибудь из этих негодяев!

И он выстрелил в сторону кинувшихся к нам.

Мне показалось, что один из этих бродяг упал. Но мне было совсем не до того, чтобы получше удостовериться в его падении.

Мы мчались со всех ног. Я чувствовал, что Бух и его товарищи бегут за нами по пятам. Мы уже совсем выбивались из сил!

Четверть часа спустя банда настигла нас. Их было шесть вооруженных человек.

В мгновение ока они повалили нас на землю, связали нам за спиной руки и стали толкать вперед, не жалея ударов.

Через час мы были в руках австрийцев, обосновавшихся в Лонгве, нас заперли в одном из деревенских домов и приставили караул.