Глава IX

Онлайн чтение книги Возвращение на родину
Глава IX

На другой день, как и во все последующие дни, мы с господином Жаном жили в ожидании новостей. Все должно было разрешиться через неделю или чуть больше. 21, 22 и 23 июня через Бельцинген все еще проходили войска, и с ними даже один генерал со своим штабом, про которого мне сказали, что это граф Кауниц. Вся эта масса солдат направлялась в сторону Кобленца, где их ждали эмигранты. Пруссия, подавшая руку помощи Австрии, больше не скрывала, что она выступает против Франции.

Итак, было очевидно, что мое положение в Бельцингене с каждым днем становится все тревожнее. Положение семейства де Лоране, равно как и моей сестры, в случае войны было бы, конечно, не лучше. Проживание в Германии в подобных условиях создавало им не только неудобства, но реальную опасность, и нужно было готовиться к любым неприятностям.

Я часто говорил с сестрой об этом. Доброе создание тщетно старалось скрыть свое беспокойство. Страх разлучиться с госпожой Келлер не давал ей покоя. Покинуть эту семью?! Ей никогда не приходило на ум, что будущее может сулить такое несчастье! Расстаться со своими любимыми людьми, подле которых, как ей казалось, должна пройти вся ее жизнь, представить себе, что она, возможно, никогда больше не сможет увидеть их, если обстоятельства сложатся плохо, — эта мысль огорчала ее до глубины души.

— Я этого не переживу, — повторяла она, — нет, Наталис, я не переживу этого!

— Я понимаю тебя, Ирма, — отвечал я, — положение очень трудное, но нужно сделать все, чтобы выйти из него. Посмотрим, нельзя ли уговорить госпожу Келлер покинуть Бельцинген, ведь теперь у нее нет причин держаться за эту страну? Я даже считаю благоразумным принять такое решение, пока ситуация окончательно не ухудшилась.

— Это было бы благоразумно, Наталис, но госпожа Келлер ни за что не согласится уехать без сына.

— А почему бы господину Жану не отправиться с нею? Что удерживает его в Пруссии? Дела, которые надо устроить?.. Он устроит их потом! Этот бесконечный процесс?.. Да ведь при нынешних обстоятельствах исхода его придется ждать еще месяцы и месяцы!

— Вероятно, так, Наталис.

— Впрочем, меня беспокоит главным образом то, что брак господина Жана и барышни Марты еще не заключен! Кто знает, какие препятствия, какие проволочки могут возникнуть? Как только французов начнут изгонять из Германии (что весьма вероятно), господину де Лоране с внучкой придется выехать в двадцать четыре часа! И тогда какой тяжелой станет для этих молодых людей разлука! Если же брак будет заключен, то господин Жан либо увезет жену во Францию, либо, если он будет принужден остаться в Бельцингене, она, по крайней мере, останется здесь с ним вместе!

— Ты прав, Наталис.

— На твоем месте, Ирма, я обратился бы с этим к госпоже Келлер, она поговорит с сыном, со свадьбой поторопятся, и тогда можно будет спокойно ожидать дальнейшего развития событий.

— Да, — отвечала Ирма, — надо, чтобы этот брак был заключен без промедления. Впрочем, возражений со стороны барышни Марты не предвидится!

— Разумеется нет! Она замечательная девушка! И потом, иметь такого мужа, как господин Жан, — это для нее надежная опора! Ты только представь себе, Ирма, что ей придется оставить Бельцинген и проехать через кишащую войсками Германию одной со своим уже старым дедушкой! Что с ними обоими станется?.. Нет, что ни говори, а надо скорее кончить дело, не дожидаясь, пока это станет невозможным!

— А этот офицер, — спросила меня сестра, — ты его встречаешь где-нибудь?

— Почти каждый день, Ирма. Это просто несчастье, что его полк все еще стоит в Бельцингене! Я бы хотел, чтобы о свадьбе барышни Марты узнали только после их отъезда!

— В самом деле, так было бы лучше.

— Я боюсь, что, узнав о свадьбе, этот Франц выкинет какую-нибудь штуку! Господин Жан — такой человек, который не преминет поставить его на место, и тогда… Одним словом, я беспокоюсь!

— И я тоже, Наталис! Надо как можно скорее обвенчать их. Придется еще выполнить кое-какие формальности, а я все время боюсь, как бы не пришли плохие вести.

— Так поговори с госпожой Келлер.

— Сегодня же!

— Да, важно поспешить, возможно, что уже и так слишком поздно!

Действительно, в эти самые дни произошло событие, которое, несомненно, могло заставить Пруссию и Австрию ускорить вторжение. Речь идет о покушении, совершенном 20 июня в Париже, слух о котором намеренно широко распространялся агентами обеих союзных держав.

Двадцатого июня был захвачен дворец Тюильри. Чернь под предводительством Сантерра, продефилировав перед Законодательным собранием, ринулась во дворец Людовика XVI. Разрубленные топором двери, выломанные железные решетки, пушки, втащенные на второй этаж, — все говорило о том, до какого насилия могут дойти мятежники. Спокойствие короля, его хладнокровие и смелость спасли его самого, жену, сестру и двоих детей. Но какой ценой? Королю пришлось надеть на голову красный колпак[78]Красный колпак — иначе: фригийская шапка. Фригия — древняя провинция Малой Азии у пролива Дарданеллы. Фригийцы носили головной убор из ткани — высокий колпак с ниспадающим верхом, во время революции служивший символом свободы и единства. В 1789 году красная острая шапка марсельских (город Марсель) каторжников стала эмблемой революционной партии якобинцев..

Разумеется, среди сторонников монархии, как и среди сторонников конституции, это нападение на дворец рассматривалось как преступление. Однако король все же оставался королем. Ему еще оказывались кое-какие почести. Но то были все равно что мертвому припарки. И долго ли это продлится? Самые легкомысленные люди не дали бы ему и двух месяцев правления — после всех этих угроз и оскорблений. И, как известно, они бы не ошиблись, так как шесть недель спустя, 10 августа, Людовик XVI был изгнан из Тюильри, низложен с престола и заключен в замок Тампль, откуда ему суждено было выйти, лишь чтобы сложить голову на площади Революции!

Если впечатление от этого посягательства на власть как в Париже, так и во всей Франции было велико, то трудно себе представить, как огромно оно было за границей. В Кобленце раздались вопли отчаяния, ненависти и мести, и немудрено, что отзвук их дошел даже до того уголка Пруссии, в котором томились мы. И стоило эмигрантам подняться в поход, а сторонникам Империи (как их тогда назвали) выступить в их поддержку, как разразилась бы кровопролитная война.

В Париже думали об этом. А потому были приняты энергичные меры, чтобы приготовиться к любым событиям. В короткий срок образовалась организация федералистов. Так как патриоты считали короля и королеву ответственными за угрожавшее Франции нашествие, комиссия Собрания приняла решение, что вся нация вооружится и будет действовать самостоятельно, без вмешательства властей.

А что нужно, чтобы возник такой всеобщий подъем? Воодушевляющий клич, обращение Законодательного собрания: «Отечество в опасности!»[79]Лозунг, выдвинутый 11 июля 1792 года Законодательным собранием. Король был вынужден надеть красный колпак. В Париже впервые прозвучала песня марсельского батальона «Марсельеза», ставшая революционным гимном народа; автор музыки и текста — военный инженер капитан Руже де Лиль Клод Жозеф (1760–1836). С 1795 года «Марсельеза» — официальный гимн Франции.

Это мы с необычайным волнением узнали через несколько дней после возвращения господина Жана.

Новости распространились по городу утром 23 июня. Теперь в любое время можно было ожидать сообщения, что Пруссия ответила Франции объявлением войны. По всей стране происходило чрезвычайное движение. Во весь опор мчались нарочные, курьеры. Шел постоянный обмен депешами между войсковыми корпусами, шедшими маршем на запад Германии, и теми, что шли с востока. Поговаривали также, что к войскам сторонников Империи должны присоединиться сардинцы[80]Сардинцы — жители Сардинского королевства; образовалось в 1720 году из Савойского герцогства (ныне юго-восток Франции) и острова Сардиния; в 1860 году прекратило существование, став ядром вновь созданного Итальянского королевства. В войне против Франции Сардинское королевство участвовало весьма для себя неудачно, почти с ходу потерпев поражение., что они уже выступили и угрожают границе. Вот несчастье! Это было слишком похоже на правду!

Происходившее повергало семейства Келлер и де Лоране в глубочайшую тревогу. Лично мое положение становилось все более сложным. Все это чувствовали, и если я не распространялся об этом, то исключительно потому, что не хотел усугублять тревоги, и без того мучившей оба семейства.

Короче говоря, времени терять не стоило. Поскольку со свадьбой все решили, надо было сыграть ее без промедления.

В тот день все обговорили, причем спешно. По общему согласию остановились на дате 29 июня. Этого срока было вполне достаточно, чтобы выполнить формальности, в ту пору весьма простые. Обряд должен был совершиться в церкви, в обязательном присутствии свидетелей из числа лиц, связанных тесными отношениями с семействами Келлер и де Лоране. Мне надлежало быть одним из таких свидетелей. Какая большая честь для сержанта!

Договорились действовать как можно более скрытно. О том, что должно произойти, не будет сказано никому, кроме свидетелей, присутствие которых необходимо. В эти смутные времена надо было стараться не привлекать к себе внимания. Калькрейт сразу бы сунул нос в это дело. Кроме того, существовал лейтенант Франц, способный от злости выкинуть любой номер. Так что могли возникнуть осложнения, а их следовало во что бы то ни стало избегать.

Что касается приготовлений к свадьбе, то они заняли бы немного времени. Все будет очень просто, без всяких торжеств, которые в другое, менее тревожное, время, конечно, устроили бы с большим удовольствием. Теперь же состоится только обряд венчания, свадебного угощения не будет.

И поспешать, не теряя ни часа! Не то было время, чтобы применять нашу старую пикардийскую поговорку «тише едешь — дальше будешь». Угроза нависла такая, что, если ехать тише, проезд вообще мог оказаться закрытым!

Тем временем, несмотря на принятые меры предосторожности, наша тайна выплыла наружу. Конечно же соседи (ох уж эти провинциальные соседи!) весьма интересовались происходившим в обоих домах. Разумеется, больше обычного было туда и сюда визитов. Это возбудило любопытство.

Кроме того, Калькрейт также не упускал нас из поля зрения. Его агенты, несомненно, получили приказ зорко следить за нами. Теперь, возможно, все не так-то легко устроится.

Но огорчительнее всего было то, что слух о свадьбе дошел до лейтенанта фон Граверта.

Ирма случайно узнала это от служанки госпожи Келлер. Офицеры лейб-полка толковали о свадьбе на главной площади.

Когда лейтенант услыхал новость, он страшно разъярился и заявил своим товарищам, что свадьба не состоится; для него все средства будут хороши, чтобы помешать этому!

Я надеялся, что господин Жан ничего не узнает. К несчастью, слова офицера были ему переданы. Говоря со мною об этом, он не мог сдержать гнева. Мне стоило большого труда успокоить его. Он намерился пойти к лейтенанту Францу, потребовать от него объяснений, хотя было сомнительно, чтобы армейский офицер дал их какому-то штатскому!

Наконец мне удалось успокоить его, дав ему понять, что такой поступок может все испортить.

Господин Жан сдался. Он обещал мне больше не обращать внимания на речи лейтенанта, каковы бы они ни были, и занялся исключительно приготовлениями к свадьбе.

День 25 июня прошел спокойно. Оставалось ждать всего четыре дня. Я считал часы и минуты. Заключив этот союз, можно было бы приняться за решение другого важного вопроса — об окончательном отъезде из Бельцингена.

Но над нашими головами уже собиралась гроза, и гром грянул вечером того же дня. Около девяти часов пришло ужасное известие.


Читать далее

Глава IX

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть